Астрид проснулась посреди ночи в холодном поту, чувствуя себя бумажной куклой. Тело болело и ломило, словно кто-то изрезал его на тысячу мелких кровоточащих кусочков, а после прокрутил через мясорубку.
Она машинально потянулась к телефону. Но рука так и застыла в воздухе, не успев докоснуться до железного корпуса.
В такие моменты она всегда писала Сэму.
Только сейчас Астрид поняла, как же сильно скучала по нему. Она скучала по нему каждый гребанный день.
Девушка повернула голову и увидела книгу, одиноко лежащую на прикроватной тумбочке. Легкий роман, который Хофферсон читала перед сном. Закладка со свисающим помпоном покоилась между страниц на моменте, где молодая пара обсуждала свои бытовые дела. В памяти тут же замелькали их разговоры с Сэмом, те, которые были, и те, которые не успели состояться.
Ох уж это невыносимое желание порекомендовать ему эту книгу...
Незарастающая рана в районе сердца запульсировала с новой силой.
В комнате не было света, в батареях не было тепла и... его. Снова не было его.
Девушка притянула колени к груди, крепко обхватив их руками, и тут же сдавленно зашипела. Запястья, испещренные мелкими порезами, жгло от каждого прикосновения.
Жалящее чувство беззащитности незаметно подкрадывались к Хофферсон со всех сторон, загоняя её, словно в капкан, в розовую до тошноты комнату, где она просиживала целые дни напролёт.
Последнюю неделю она будто пребывала в бреду, до конца не веря в реальность происходящего.
«Он обязательно должен вернуться, он всегда возвращается!» — успокаивала себя та.
Йоргенсон был услужлив. Удобен. И единственный знал все самые тёмные стороны характера Хофферсон. Его не страшили даже самые жуткие из её демонов.
Астрид просто не представляла свою жизнь без Сэма.
Но что страшнее — девушка ощутила, что без него её существование стало абсолютно бессмысленным. Его смех и глупые шутки, завтраки в школьной столовой, сопровождающиеся перемалыванием костей однокурсников, поездки на машине в дождливую погоду, долгие ночные разговоры, крики и слезы, а потом страстный секс, разговоры обо всём и ни о чём… Астрид и Сэм. Против целого мира. А что же теперь?
Мысли копошились где-то рядом, на границе сна и яви, а потом перебрались в горло жалящими насекомыми.
Порой, она ненавидела быть собой.
«Боги, ну вот кто тебя тянул за язык? И к чему привела твоя честность?»
Честность... Быть честным и поступать по совести было уделом Хэддока.
Хэддок.
Астрид обреченно застонала.
Девушка вспоминала их последний разговор с дрожью возмущения. Хофферсон хотела ненавидеть его за сказанные слова, она хотел демонизировать его образ... Но чувствовала себя такой виноватой перед этим парнем! За несвоевременную грубость и хамство. За неумение держать язык за зубами. За вечные безосновательные издевки.
Она выплескивала на Хэддока скопившуюся желчь и злость за несправедливость мира, в которой он даже не был виноват! И несмотря на унижения, парень продолжал хорошо к ней относиться. Хотя она совершенно этого не заслуживала.
В помутненном сознании то и дело всплывали обрывки его фраз:
«Мне надоело ненавидеть тебя!»
«Я верю, что ты тоже считаешь иначе!»
Сквозь поволоку терпкого сигаретного дыма проступил размытый образ нависающего над ней силуэта. В нос ударил запах дождевой сырости и мяты, словно его обладатель находился рядом. Абрис веснушчатого лица, казалось, уже был выгравирован на обратной стороне её век — слишком часто она думала о нём в последние дни. Прежде раздражавший её сочувственный взгляд не казался больше таким наигранным. Кривая полуулыбка перестала вызывать отторжение...
«По-моему в этой комнате ты — единственная, чья наивная вера рушится».
Астрид перевернулась на живот и глухо зарычала в подушку. Как же много противоречивых чувств она испытывала к этому приторному святоше!
Ещё недавно Астрид совершенно точно могла сказать, что ненавидела его. Но как только этому нестерпимому выскочке стоило испариться из её жизни всего-то на неделю, она начала изнывать по его присутствию. По их высокомерным переглядкам и колким насмешкам, которые доставляли ей странное пронзительное удовольствие...
Хофферсон не верила в людей. Судьба систематически давала ей понять, что ценности Хэддока не стоят ни цента в их мире притворства и лжи, и всё-таки, почему тогда она так безнадежно
завидовала ему?
Он ведь просто излучал свет, и этот свет — самая заразная штука в мире! Но тому, кто хочет оставаться во тьме, свет причиняет боль.
Но, как ни крути, становиться праведником в мире лгунов и притворцев — идиотская затея. И Хофферсон ведь искренне пыталась, но в итоге её наивность привела к сильнейшему разочарованию.
Как и предсказывал отец.
— И в конечном счете отец оказывался прав! — прошептала та плюшевому кролику, лежавшему в изголовье кровати. Белый, с красным ярким бантом... подарок Сэма на её десятый день рождения.
От накатившей грусти она закусила щеку изнутри и прижала к себе мягкую игрушку так крепко, словно она могла залечить её раны. В глазах начало жечь и одинокая слеза сорвалась с густых ресниц, стекая по переносице на подушку.
Ещё какое-то время Астрид пребывала в тревожном состоянии полудремы, однако красные огоньки, что блуждали под веками, никак не давали ей уснуть.
Наконец, девушка приподнялась на локтях и взяла в руки телефон. Когда глаза немного попривыкли к чрезмерно яркому свету, она смогла разглядеть время на экране блокировки.
«3:33» — слишком рано, чтобы вставать, и слишком поздно, чтобы пытаться уснуть.
Поразмыслив немного, она последовала зову ноющего сердца и решила принять что-нибудь для облегчения боли, а после вернуться в постель.
Мозг тут же материализовал вязкий аромат шоколада — её неизменного «лекарства» от всех ночных кошмаров.
Девушка вылезла из-под одеяла и поежилась от контраста теплой постели и стылого воздуха комнаты. Тонкая ткань шелковой сорочки стала вдруг ужасно холодной. Босые ноги коснулись теплого паркета с подогревом, который совершенно не спасал положение, потому Хофферсон пришлось вытащить из шкафа махровый халат.
Проходя мимо трюмо, она ненароком бросила взгляд на свое отражение. Астрид с досадой вздохнула — она никогда не видела себя в таком раздрае. В блеклом лунном свете отчетливо выделялись иссиня-черные круги под глазами. Торчащие в разные стороны космы волос, обрамляющие впалые скулы, анорексично тонкие голени и кисти рук, выбивающиеся из-под объемного халата, придавали её образу какой-то клоунской несуразности. Не мудрено, ведь на фоне стресса её воротило практически от всей еды.
Она смывала в унитаз все обеды и ужины, которые приносил дворецкий к дверям её комнаты в те редкие дни, когда отец задерживался на работе. А вот во время совместных приемов пищи Астрид приходилось через силу проглатывать еду, чтобы через пару-тройку минут засовывать себе в глотку два пальца и опорожнять содержимое желудка.
«Когда ты стала такой рохлей, Хофферсон?» — недовольно пробурчала себе под нос та.
Осторожно открыв дверь, девушка прислушалась. В доме было очень тихо, и туман прижимался к стеклам подобно изгнанному призраку. Рассудив, что на горизонте чисто, Астрид проскользнула к винтовой лестнице прислуги, ведущей прямиком на кухню.
— Бессонница? — Астрид вскрикнула от неожиданности. Последнее, что она ожидала услышать — это голос отца у неё за спиной в 3 ночи на кухне... Девушка медленно повернулась к источнику звука, чтобы застать Астера за барной стойкой. — Что, призрака увидела? — ухмыльнулся тот, но Хофферсон было не до шуток. Глаза, покрытые ледяной коркой, недобро поблескивали в голубом свечении ноутбука. — Ладно, готовь свой горячий шоколад, мешать не буду, — он спокойно повернулся к экрану и продолжил что-то печатать.
«Неужели он помнит?»
— Откуда ты... — в оцепенении она смотрела на отца, но из-за слабого освещения не могла уловить его точное выражение лица.
— В детстве ты не могла уснуть без него, — пожал плечами тот, не отрываясь от клавиатуры. — Помнится, даже говорила, что хочешь жить в доме из шоколада.
— Ну это уж совершенно непрактично! — усмехнулась Хофферсон, после чего тянущее чувство ностальгии наполнило её сердце. Когда-то она могла искренне смеяться в присутствии отца.
— Кстати, Астрид, — окликнул её тот и все внутренности девушки разом сжались. — Если ты не хочешь есть, не обязательно скармливать свои ужины канализационным крысам, они вряд ли оценят шедевры высокой кухни, — последовал долгий многозначительный взгляд. — Ничего мне не хочешь рассказать? — девушка сглотнула. — Я, конечно, могу уволить нашего шеф-повара, если он так отвратительно...
— Нет-нет, прости, я... — Хофферсон отерла вспотевшие ладони о халат. — Тяжелый период.
Астер продолжал внимательно всматриваться в бледное лицо дочери и гадал — что же ему делать с этой несносной девчонкой?
— На столько тяжелый, что ты с завидной регулярностью решила пропускать пары? — всё таким же спокойным, практически обыденным тоном произнес отец.
«Вот оно». Страх холодным склизким щупальцем оплёл её ребра. — Всё ещё ничего не хочешь рассказать?
Астрид выжимала из него все соки. Опробовав на дочери абсолютно все жесткие методы воспитания, он пришел к выводу, что этот ребенок просто неуправляем. Она делала, что хотела, невзирая на последствия!
Но больше всего Хофферсона пугала неизвестность. Мысли и душа его собственной дочери были покрыты мраком, он просто не знал, что от неё ожидать, и это его ужасно раздражало.
— Я... Тебя подвела... — выдавила из себя то, что, как ей казалось, отец ожидал услышать.
— Нет, — тихо ответил мужчина и захлопнул ноутбук. Хофферсон опасливо покосилась на отца, абрис тёмной фигуры которого совершенно ясно выделялся при слабом лунном свете. — Во-первых, не говори то, во что сама не веришь. Во-вторых, ты подводишь не меня, а себя, — размеренный тон Астера был строг, движения вкрадчивые и выверенные. Он был похож на акулу, неотвратимо приближающуюся к своей добыче. —
Обманывают тех, кому правду говорить опасно, Астрид, но я тебе не враг, — когда он подошел к дочери практически вплотную, Астрид инстинктивно зажмурилась, ожидая очередную пощечину или оскорбление в свой адрес.
Она напоминала Астеру трепетную лань. Хрупкую и беззащитную, с бездонными глазами-блюдцами, укоризненный взгляд которых каждый раз резал его сердце поискуснее острого клинка. И ему было больно, физически больно видеть её такой сломленной.
— Ты сыпишься, Астрид, — стальным тоном произнес тот. Голова девушки клонилась всё ниже и ниже к земле. — Всю жизнь я готовил тебя к этому моменту. Не дай моим урокам пройти напрасно. Ты — Хофферсон, Тор подери! А это не пустой звук.
Звенящая тишина давила на уши.
Астрид было горько и вдруг неимоверно захотелось вернуться в то далекое, унесенное временем детство, чтобы Астер защитил её от всех бед и напастей, ласково шепнул на ухо: «Не бойся, дочка, я с тобой».
Повинуясь какому-то внутреннему импульсу, она протянула руки и неловко прижалась к отцу, невзирая на саднящие раны рук. Девушка была уверена, что он оттолкнет её, попытается препятствовать любому проявлению слабости но... Астер стоял неподвижно.
Несколько секунд он в ступоре оглядывал это маленькое создание в несуразно большом халате.
Она обнимала его так крепко и отчаянно, словно вновь стала маленькой девочкой, прячущейся в объятиях отца от каждого особо сильного раската грома.
Астер тяжело вздохнул. Порой казалось, что его дочь так и осталась в том нежном возрасте. Как бы сильно он не хотел сделать из Астрид холоднокровное подобие себя... мужчина просто не мог.
«Закаленные сталью» — гласил девиз четы Хофферсонов. Безжалостные методы воспитания, передающиеся из поколения в поколение, создавали исключительных людей. Подобно растениям в самой свирепой из пустынь, выживал лишь тот, кто крепок духом и телом. Астрид же явно была вымощена из другого материала.
И это пугало его. Ужасно пугало. Потому что Астрид оказалась его единственной слабостью и, как следствие, уязвимостью. Кто угодно мог добраться до него через дочь, чего глава концерна Хоффтек допустить не мог.
Мужчина медленно опустил руки на её плечи. Все тело девушки тут же пробило мелкой дрожью.
«Прости, что подвёл тебя» — беззвучно прошептал тот и, поддавшись внезапному порыву нежности, крепко обнял её за плечи, прижал к себе.
Терпкая текила, особый сорт табака и нотка чего-то кедрового — запах её утраченного детства ворвался в пульсирующее от боли сознание. Астрид застыла на месте, боясь пошевельнуться, чтобы ничем не спугнуть этот момент. Она уже и забыла, когда последний раз ощущала отцовское тепло.
Излишнее проявление чувств испокон веков считалось плохим тоном в их семье. Но с появлением этой несносной, взбалмошной девчонки жизнь Астера круто изменилась.
Никогда и ни к кому он ещё не привязывался так сильно.
— Я скучала, пап, — лицо его разгладилось и на долю секунды мимолетная улыбка коснулась тонких губ. — Так значит ты не злишься на меня? — Астрид осторожно отстранилась и подняла глаза, в которых плескалось изумление пополам с благодарностью.
Она была переменчива, капризна, угловата, и всё же она была его дочерью. Его единственной дочерью. Его наследием. Никудышным, но наследием.
— Злюсь, — взгляд мужчины тут же стал непроницаемо серьезным. Вот таким он больше напоминал себя. —
Но не на тебя, — девушка вновь приготовилась к очередному выговору, но отец лишь потрепал ту по платиновой макушке. Наступали грандиозные перемены. В воздухе уже чувствовался запах дыма от приближающегося пожара. «Она либо сгорит в нём, либо восстанет из пепла другим человеком» — по правде говоря, Астер сильно сомневался во втором. — Не забывай про наш уговор, Астрид.
Треклятое наследство.
Астрид внутренне усмехнулась. Неужели он думал, что она готова сражаться ради какого-то наследства?
— Я... я больше тебя не подведу, обещаю! — её блестящие от подступающих слез глаза пробуривали дыру в его душе.
«Столько боли в одном хрупком создании» — он вновь тяжело вздохнул.
Хофферсон рьяно пытался закалять её характер, рубить любые изъяны на корню... но чем сильнее он старался, тем быстрее она ускользала от него.
— Знаю, кексик, — вдруг ласково прошептал тот. И вот, ворох похороненных во времени воспоминаний ворвался в приоткрытую дверь, возрождая почти забытые сцены из прошлого. «Кексик» — Астрид улыбнулась дрожащими губами. — Но, увы, кабриолет мне придется конфисковать, таковы наши правила.
В тусклом свечении Луны девушка разглядела его сухую полуулыбку, которая выглядела ужасно непривычно на обычно эмоционально скупом лице.
— Знаю, папочка, — смиренно прошептала та и в последний раз крепко обняла отца.
Тот лишь с легким сожалением принял её очередной приступ сентиментальности, гадая — справится ли она с предстоящими трудностями?
Синеватый диск фонаря за окном приветливо светил им сквозь чёрное переплетение ветвей, ложась мягкими бликами на лицо девушки. Серо-голубой омут её глаз пылал решимостью.
Нет. Пора перестать прятаться от своих страхов! Пусть Хэддок занял её место, пусть Йоргенсон бросил её, она найдет в себе силы вернуться в школу и показать миру, что с Хофферсон шутки плохи.
Ради отца...
***
В безликом потоке шумных школьных коридоров никогда ещё она не чувствовала себя так одиноко. Обнимая стопку учебников, Астрид протискивалась сквозь толпу синих пиджаков, некогда расступающихся перед ней, словно воды Чермного моря пред Моисеем.
Какой-то высокий парень задел её за плечо, отчего Хофферосон чуть не потеряла равновесие на высоких каблуках. Конечно, она прокричала вслед пару-тройку проклятий, но он даже не повернул голову! Откуда-то слева послышалась череда сдавленных смешков, а после тихий, но отчетливый возглас: «Лузер!»
Но Астрид продолжала шествовать с гордо поднятой головой. Ну уж нет, они не дождутся дешевых сцен, они даже её взгляда не стоят!
И всё же ядовитый росток сомнений пустил свои корни.
Быть может, ей никогда не вернуть свое законное место лидера этой школы? Быть может, она и правда «лузер»? В какой-то степени она уже давно проиграла Хэддоку...
Хэддок. Чувство вины перед этим парнем переливалось через края её души.
С каждой минутой их предстоящая встреча становилась все неотвратимее. Астрид невыносимо хотелось убежать, но она поклялась, что не отступит. Переступит через гордость, но попросит прощение. И, быть может, они наконец начнут всё с чистого листа.
В конце концов, невозможно же игнорировать его вечность?
Девушка неловко заправила за ухо выбившуюся прядь волос и продолжила путь в самое пепелище, место, где вершилась судьба всех студентов — столовую. От того где и с кем сядет новичок напрямую зависел его авторитет, статус и положение в обществе. И, похоже, на последнем году обучения, Астрид вновь стала неоперившимся первокурсником, которому ещё предстояло отвоевать свое место под солнцем.
В нерешительности, Хофферсон остановилась у парадных дверей, оценивая обстановку. В запасе было всего пару секунд, прежде чем об её присутствии станет известно. Астрид нужна была четкая траектория, выверенный план действий. Куда же сесть?
В судорожном сканировании одинаковых обеденных столиков её взгляд зацепился за знакомую черноволосую макушку.
И тут… у девушки перехватило дыхание от возмущения.
Сэм.
Её Сэм.
Её константа и бессменная опора в борьбе с чумой в обличье Хэддока сидел с ним за одним, мать его, столом!
Да еще и премиленько общался с Вереск!
— Посмотрите-ка кто к нам пожаловал, — сердце Иккинга забилось быстрее. Ему даже не нужно было оборачиваться, чтобы понять про кого говорила Хезер таким едким тоном.
Астрид. Это явно была Астрид. — Боги, более жалкого зрелища в жизни не видела, — не в силах бороться с зудящим желанием увидеть её, Хэддок резко обернулся.
Привычная дрожь прошла по телу, когда его взгляд встретился прямо с её сверкающими, глубокими, яростными глазами.
Хофферсон колошматило от злости. Раскаяние, терзавшие девушку на протяжении последних недель, как рукой сняло. Ей хотелось подойти и влепить хорошую пощечину... Йоргенсону? Хэддоку? Или Вереск? Или просто достать отцовский арбалет и избавить себя от всех проблем разом?
Сэм прятал стыдливый взгляд в тарелке с недоеденным завтраком. Отвращение к себе, смешанное со страхом перед «сумасшедшей бывшей», тяжело усваивались в его душе.
Что за диковинная штука — жизнь! Ещё каких-то пару недель назад Йоргенсон охотно поливал грязью Хэддока и Вереск, но стоило парню расстаться и он нашел прибежище среди тех, кого так ненавидел. А ведь он обещал ей. Обещал, что несмотря ни на что не предаст...
«Лицемер и лжец» — хмыкнула та.
— Эй, Сэм, по-моему самое время поприветствовать твою ненаглядную, — хохотнула Вереск и весело вскинула руку в приветственном жесте. — Эй, милая, с возвращением! — нарочно крикнула та через всю столовую, чтобы привлечь как можно больше зрителей. Бледное лицо Сэма, казалось, приобрело серый оттенок.
— Хватит, Хэз, это как-то неправильно! — шепнул Иккинг подруге, сжимаясь под пристальными взглядами сидящих по соседству студентов, заинтересовавшихся предстоящей заварушкой.
— Куй железо, пока горячее, родной, — злорадно прошептала та ему в ответ. «Карма и впрямь опасная штука» — ликовала Хезер. «Пусть ей будет также плохо, как когда-то было мне!» — раны многолетней давности до сих пор чесались и саднили. Хезер не забыла. Она ничего не забывала. — Когда ещё представится возможность поиздеваться над Хофферсон? — Иккинг лишь сдавленно ухмыльнулся. Подвернись ему такая возможность еще год назад, он бы сполна насладился своим триумфом. Но сейчас...
Внутренне обмирая, внутренне изнывая, он вновь осторожно покосился на Хофферсон через плечо.
Её измученный вид вынимал душу. Парню почему-то стало вдруг очень некомфортно, и сердце заныло какой-то особенной болью.
Ему резко захотелось укрыть её от этих линчевателей, избавить от злых языков... Но как это сделать? Иккинг нервно закусил губу. Восхищение до сих пор хлестало из сердца, как фонтан.
Астрид впилась безумным взглядом в ровный профиль Хэддока. Как вообще она могла допустить, что у него были добрые намерения?
Как вообще она могла захотеть начать все с чистого листа?
Вновь злость разливалась по телу Хофферсон, как раскалённая сталь. Медленно и мучительно, обжигая каждый сантиметр.
— Простите меня, но это правда как-то неправильно, — Сэм наконец вышел из оцепенения. — Я не знал, что сегодня она... нужно было... — он тяжело вздохнул и пожал Иккингу руку в знак прощания. Какой смысл объясняться, если они всё равно не поймут? — Приятно было пообщаться.
— Ну куда же ты! Мы только начали! — запротестовала Хезер, но Йоргенсон уже встал из-за стола и на ватных ногах направился в сторону выхода.
У неё дыра в сердце, у него дрожь в коленях. И с каждым новым шагом пропасть между бывшими любовниками неумолимо увеличивалась.
— Прощаешься с Хэддоком за руку? — парень поравнялся с Хофферсон, но все еще не мог заставить себя посмотреть ей в глаза. Косяки дверного проема, арочные своды коридоров, трещины в каменных стенах — все что угодно, лишь бы не встречаться с её осуждающим взглядом. — Признаюсь честно, я впечатлена. Один-один, — парень весь сжался, когда рука Астрид коснулась его плеча.
— Я не... — Йоргенсон осторожно посмотрел на девушку. Ясный омут голубых глаз глядел на него по-матерински снисходительно, легкая улыбка очерчивала силуэт её пунцовых губ. Губ, вкус которых он до сих пор помнил. — Я правда не хотел...
— Да брось, вышло красиво! — её голос слегка дребезжал. Слёзы, стекающие по щекам — это было легче. Сейчас же внутри зияла пустота. — Не ожидала от тебя такой прыти, но, видимо, ты быстро учишься.
«Кроме семьи у тебя не будет настоящих друзей»
«Они все уходят. Рано или поздно, тебя предадут даже самые близкие друзья» — сперва Хезер, теперь Сэм... в конце концов, пророчества отца неминуемо сбывались.
Но, Боги, почему было так невыносимо больно?
Сила помогает держаться, когда в тебя никто не верит. Однако, по правде говоря, Астрид устала быть сильной. Она устала от того, что ей причиняли боль каждый раз, когда она надеялась на кого-то.
И её тошнило от того, что самые худшие сценарии, приходящие в её голову, всегда сбывались.
Крепко сжав челюсти, не видя толком ничего в серой пелене злости, она оставила Йоргенсона позади. Ужасно ощущать, как люди, которых она когда-то любила, снова становились незнакомцами.
Машинально передвигая ноги по знакомому маршруту, Астрид оказалась у своего прежнего столика. Согнать первокурсников, ненароком занявших её место, оказалось довольно просто — одного её грозного вида хватило, чтобы испуганные парни мигом расчистили территорию. Сложнее было сохранять невозмутимость, пока вокруг нарастал гул язвительных шепотков, обращенных в её сторону.
«Гиены» — вздохнула та, после чего достала из сумки яблоко и бутылку воды — её привычный обед.
«Локи, соберись, это всего лишь Хофферсон» — твердил себе Иккинг, но что-то в левой части груди нестерпимо ныло при каждом взгляде в её сторону.
Что-то явно изменилось в Астрид за последние пару недель. Она была похожа на собственную тень — с мертвенно бледным лицом, провалившимися щеками и какими-то обреченно потускневшими глазами.
— Боги, она и правда плохо выглядит, — словно прочитав мысли Иккинга, задумчиво произнес Зак.
— С ней что-то явно происходит, — поддержала брата Зоя, после чего шепотом добавила. — На пары не ходит, в ночных заездах не участвует…
— Может, не хочет угодить за решетку? — отозвался Хэддок, ненароком подслушав их разговор. — Вы вообще в курсе, что из-за вас ночной патруль ужесточили? — то была и его больная тема. Излюбленные ночные поездки на байке (его единственная отдушина, некогда помогавшая не сойти с ума в водовороте проблем) пришлось прекратить именно из-за этих кретинов.
— Да брось, святоша, думаешь её отец не договорится с приставами? — большие раскосые глаза девушки хитро сощурились. — Ты слишком плохо её знаешь. Для Хофферсон закон не писан, а адреналин подобен самому сильному наркотику. Должна быть действительно веская причина...
— Боги, раз вы такие знатоки Хофферсон, что ж не сидите с ней за столом? — не выдержала Хезер.
— А, знаешь, ты права! — Зоя встала со своего места. Ясные голубые глаза девушки сверкнули огоньком презрения. — Уж лучше сидеть с ней, чем с тобой, — кинула та напоследок, после чего демонстративно направилась в сторону Астрид.
Вереск осеклась. Буря негатива, которая разрывала её на части в присутствии Хофферсон, не находила себе места.
Она чувствовала, что кричала в пустоту. Почему никто из присутствующих не разделял её неприязни к этому прогнившему белобрысому существу? Хофферсон отравляла жизнь каждому, кто осмеливался подойти к ней чуть ближе, чем на километр... Но злодеем считали её, Хезер? За то, что она была единственной, кто открыто указывал на отвратительную натуру Астрид?
Это было нечестно!
— Мне, видимо, тоже пора, — попрощавшись с Иккингом, Торстон последовал за сестрой.
Какое-то странное клокочущее раздражение вздымалось в груди Хэддока от вида того, как искренне Астрид улыбалась в присутствии близнецов. На самую малую долю секунды он даже представил себя на их месте...
— Какие все стали нежные, — цокнула Вереск. — Почему все считают...
Но Хэддок её уже не слушал.
***
Нога Иккинга нервно подрагивала, отстукивая в такт тиканью настенных часов. Он отмерял мгновения до их заветной встречи с Хофферсон на паре по начертательной геометрии.
Они не виделись больше двух недель и его календарь уже начал путаться. С момента ссоры в кабинете школьного совета Астрид настойчиво избегала его компании — будь то совместные лекции или заседания в их каморке на четвертом этаже... а после вовсе перестала посещать школу.
За этот промежуток у него было предостаточно времени обдумать слова Хофферсон. Хэддок пытался воззвать к голосу разума, он хотел возненавидеть её за сказанное... но он не мог. Презрение, мазутной лужей растекшееся по закоулкам его души, со временем переросло в сочувствие.
Он увидел в ней себя. Разбитого, маленького ребенка, изо всех сил пытающегося заполучить одобрение отца. Разве она была в этом виновата?
Боги, как же сильно Иккинг жалел, что покинул её в тот день.
Как он хотел повернуть время вспять, чтобы проиграть тот момент заново. Время полировало воспоминания, как вода камни, разбивая острые углы и сглаживая все шероховатости.
В постоянной смене света и мрака, улыбки и хмурости, сомнения и сожаления, запретное желание опять нависнуть над ней начало ещё сильнее, чем прежде, терзать его. Её горячее, пропитанное сигаретным дымом дыхание и оплавляющий внутренности взгляд. Да помилует Один его грешную душу. Иккинг давно забыл про все грубости, сыпящиеся из её уст, он помнил лишь гипнотическое тепло её губ у его щеки...
«Пусть она скоро вернется. Пусть она появится» — молился тот про себя, обращаясь к всем известным ему богам.
Иккинг сидел вполоборота к открытой двери и вдруг почувствовал прилив крови к голове, услышав характерный цокот её каблуков. Она явилась, привнося шепот и косые взгляды, словно ураган, переворачивающий любую экосистему с ног на голову.
Сердце ускорило ритм, тело завибрировало от напряжения, словно сжатая пружина.
Мираж Астрид Хофферсон стоял в дверях.
Только в этот раз расслабленный и полный выдержки образ, который она так усиленно поддерживала в столовой, дал сбой. Девушка была похожа на сконцентрированный сгусток злости. Губы плотно сжаты, костяшки пальцев, вцепившиеся в ручки винтажной Биркин, казалось, побелели от напряжения.
Несколько секунд она смотрела (нет-нет, ему не показалось) прямо на него, после чего голубые глаза окончательно наполнились свинцовым оттенком ненависти, заставив Иккинга непроизвольно сжаться.
— Эй, Хэддок! — шепотом окликнул парня Торстон, сидящий за соседней партой. Иккинг не реагировал. — Ты сел на её место...
Астрид стоило проглотить и это унижение, вот только кусок никак не лез в горло. Иккинг, мать его, Хэддок, сидел прямо на
её месте, за её партой! Казалось бы, ну что за мелочь? А для Астрид это была последняя капля, переполнившая чашу терпения.
Звонок разрезал пополам её раздумья. Нет.
Она не вынесет этого.
Девушка выпорхнула из кабинета также стремительно, как и появилась. Пару секунд Иккинг смотрел в пустоту, гадая, была это фата-моргана или Астрид действительно стояла на этом месте?
Смысл слов Зака начал медленно доходить до парня.
«Локи!» — Хэддок тут же сорвался с места и погнался за ускользающим миражом девушки.
Плевать ему было на запрет убегать с пар, плевать ему было на начертательную геометрию!
Уж в этот раз они обязательно должны были договорить.
В этот раз она не уйдет.
