Возьми мою душу

Олег стоит в книжном магазинчике в аэропорту Стамбула и пытается выбрать себе книжку в полёт, пока рядом вьётся Вадик, травя свои байки. Отвечать ему он не удосуживается — и так настроение скверное, и анекдоты категории «Б» не делают его лучше. Волков уже жалеет, что так поспешно принял решение уехать на задание: может, Серый бы оттаял спустя время, может, он даже хотел, чтобы Олег за ним побегал, добивался его… По крайней мере, Олегу хочется так думать; слабая надежда теплится в груди, усиливая тревожность от ощущения неправильности всего происходящего. — Поварёшкин, чё ты такой унылый сегодня? С парнем расстался, что ли? — Скалится Вадик, перекатывая зубочистку между зубов. Олег бросает на него хмурый взгляд исподлобья и огрызается в ответ, а у самого в сердце неприятно ёкает от излишнего напоминания о расставании. От Вадика уязвимость во взгляде Олега не остаётся незамеченной; он похлопывает Волкова по спине в попытке приободрить и бодро вещает: — Волчок, прости, не знал. Не хотел тебя задеть. Хочешь, я из тебя всю тоску вытрахаю? — Шутит он и подмигивает Олегу. — Заткнись. — Волков беззлобно прерывает его, и тут случайно цепляется взглядом за полку с глянцевыми журналами, откуда на него смотрит он, одетый в дорогой брендовый костюм, расправив плечи и слегка улыбаясь — так похож на себя обычного и одновременно не похож. Олег зачарованно тянется к журналу и проводит рукой по обложке — какой же он чудесный, просто неземной. В реальность его возвращает смешок Вадика: — Ух ты, какая рыжуля! В твоём вкусе, что ли? — Просто пытаюсь скрасить часы в самолёте в твоём присутствии. — Усмехается Олег, и осторожно, чтобы не помять обложку, кладёт журнал в корзинку к остальным выбранным книгам. С собой он возит только Серёжину фотку ещё с армейских времён, где тот сам на себя не похож — в женской одежде и накрашенный, да и фотография изрядно потрепалась и выцвела за все эти годы. Всё равно Олег всегда к нему возвращался, сжимал его в своих объятиях, осыпал лицо поцелуями — вот и не думал обновить фото, а вот Серый постоянно заставлял квартиру их совместными фотками — и с Москвы, и с Питера, и со времён детского дома, даже фотка спящего Олега, сделанная Серым втихую, гордо стояла у него в спальне. Олег докидывает ещё парочку газет и журналов, чтобы не вызывать у Вадика каких-либо подозрений о его повышенном интересе к герою журнала, и идёт оплачивать покупки на кассу. Уже в кабинете самолёта, дождавшись, пока Вадик наконец отстанет от него с разговорами и заснёт, Олег достаёт журнал с Разумовским и любуется фотографией. Олег немного злится на самого себя — не успел уехать из Питера, а уже безумно тоскует по Серому. Сожалеет: правильно ли поступил, что уехал? Может, стоило остаться и попытаться вернуть его? Олег обрывает свои мысли на этом: не хватает ещё караулить его при выходе с работы или поджидать в пустой квартире, подобно чокнутому фанату-сталкеру. Серый уже не маленький мальчик, а взрослый, успешный мужчина. И раз он принял решение, что в его жизни нет места Олегу, значит, так тому и быть. Настроение окончательно портится от заголовка журнала, на который Олег сначала не обратил внимания: «У каких девушек есть шанс покорить сердце гениального программиста и миллиардера из России». Статья на английском, его Олег знает неплохо, и удержаться от соблазна решительно невозможно — он открывает разворот с интервью и читает всё полностью: несмотря на громкий заголовок и попытки журналистки свернуть всё к обсуждению его личной жизни, Серёжа каждый раз выруливает разговор к обсуждению своей соцсети и управлению ей. Олег улыбается: и тут себе не изменяет. Вадик возится на соседнем сидении, и Олег спешит убрать журнал обратно в сумку: у него ещё будет время зачитать статью и засмотреть фотки до дыр. На задании получается отвлечься от постоянных воспоминаний о Сером — адреналин и спасение жизней — своей и чужих — выбивает лишние мысли из головы, оставляя перед глазами лишь цели и методы их достижения. Лишь после удачного завершения миссии, оказавшись на базе, Олег напивается вдрызг и погружается в пучину самобичевания. Неужели это действительно конец? Был ли у Олега шанс всё исправить? Пока он находится на базе, где ловит интернет, Олег быстро проверяет приложение «Вместе» — не удержался, в аэропорту ещё написал ему целое полотно текста про то, как любит, как сожалеет о том, что сделал ему больно; что сделает всё что угодно, лишь бы увидеть его снова. Сообщение отмечено прочитанным, а вот возможности писать сообщения у Олега теперь нет, судя по надписи внизу диалога — и снова у Олега болит в груди, крутит в животе до тошноты от тоски и сожаления. В голове снова набатом бьют Серёжины слова, брошенные им холодно в последнюю встречу: «Между нами всё кончено, Олег». — Волчонок, ты чего печалишься? Всё ещё от расставания со своим мужиком не отошёл? — Вадик плюхается на сиденье рядом с Олегом и приобнимает его. — Не раскисай, будут у тебя ещё горы молодых симпатичных парней — просто закачаешься! Долго хоть вместе были? — Всю жизнь вместе, считай. И мне никто кроме него не нужен. — Кисло улыбается Олег в ответ, впервые задумавшись об этом — и правда: никогда не хотелось отношений ни с кем другим ещё до того, как они с Серым сошлись, и сейчас не хочется. Хочется забыться в алкоголе, но точно не в чужих объятиях. Лишь одни губы хочется зацеловывать, лишь одну тонкую талию сжимать в своих руках. — Вот это заявление! А ты у нас королева драмы, оказывается, Поварёшкин. — Присвистывает Вадик. — Я, конечно, знал, что ты у нас бешеный фанат волков, но не ожидал, что байки про их верность друг другу настолько сильно тебя впечатлили. — Да пошёл ты. — Отмахивается Олег. — А ты, Вад, кого-нибудь любил в своей жизни? Скажи, возможно ли вообще пережить это паршивое чувство, будто у тебя пол-души оторвали от тела и дальше жить заставили? — Алкоголь развязывает Волкову язык; он никогда не был мастером слов, предпочитая показывать свою любовь и верность делом. Может, надо было раньше учиться лить из себя потоки сладостных речей? Может, Серому этого не хватало? Как на языке Олега горчит от внушительного объёма выпитого арака, так на душе горчит от этих мыслей. — Любил и люблю я разве что деньги. К сожалению, это тоже не всегда было взаимно. Но я всегда боролся и буду бороться за свою любовь. — Пожимает плечами Вадик и наклоняется ближе к Олегу. — Однако вот что я тебе скажу, Волчонок: если он тебя действительно любил в ответ также сильно, как и ты его, то одним твоим косяком такая любовь не перекроется, каким бы гигантским не был твой проёб. Значит, ты либо косячил постоянно — но это вряд ли про тебя, ты же у нас само совершенство — и задания выполняешь лучше всех, и к пыткам и грабежам при этом не прибегаешь, прямо само благородство; либо, скорее всего, он хотел, чтобы ты за ним побегал, как собачка, поунижался — ну или, как это принято называть в обществе, завоевал его сердце. Так что как вернёшься в город, руки в ноги и вперёд — влезать к нему в окно с букетом, петь свой любимый русский рок под окнами — и ничего, растает, как миленький. Я бы точно растаял под твоим щенячьим взглядом. — Заливисто смеётся он. — Хотел бы я, чтобы ты оказался прав. — Грустно отзывается Олег. — Ради него я готов сколько угодно унижаться, лишь бы он не прогонял. — Он продолжает откровенничать, не в силах скрывать свою боль и тоску. — Жаль только, что я на эмоциях влез в кучу обязательств, в Питер смогу вернуться не раньше, чем через год. — Невесело улыбается он; Вадик зеркалит улыбку и похлопывает его по плечу: — Кстати, Поварёшкин, раз ты такой однолюб, я одолжу у тебя переднюю страничку отсюда? — Вадик достаёт из-за пазухи журнал с Серым — и когда только успел его спереть? — Хочу на этого Разумовского передёрнуть, больно уж хорош собой. — Только попробуй. — Чуть ли не рычит сквозь зубы Волков, вырывая журнал у него из рук. — Ещё раз будешь копаться у меня в вещах — втащу. — Ладно, ладно. — Тот вскидывает руки в сдающемся жесте и довольно ухмыляется. — Просто хотел проверить кое-что. И ещё один совет, лови, пока бесплатно: не стоит топить печаль в алкоголе, потом уже не сможешь жить без него. Спокойных снов, Волчонок. — Он встаёт и удаляется в свою палатку, весело насвистывая что-то себе под нос и оставляя Олега в смятенных чувствах. *** За год непрерывного нахождения в Сирии Олег много раз оказывался в угрожающих жизни ситуациях: взрывы в опасной близости от него, нападение на лагерь буквально через мгновения после того, как Олег без видимой причины заставлял всю группу его покинуть. Своей выживаемостью Волков обязан своей интуиции: теперь он даже не сомневается в её существовании. К сожалению, иногда и она подводит: если самому Олегу ничего не угрожает на миссии, то он не может предчувствовать гибель кого-то из своих подопечных заранее. Вот и предательство на одном из заданий он не смог прочувствовать наперёд – да и не подумал бы, что его предаст именно Вадик, которого он считал своим другом. Он не обманул – и правда не любит никого и ничего, кроме денег. Всё равно паршиво – именно он помог Олегу пережить расставание с Серым, не позволив ему спиться, когда чертовски хотелось забыться, раствориться в алкогольной поволоке. На память о той дурацкой миссии остаётся лишь телефон благодарной за спасение итальянской дипломатки, который она настойчиво впихнула ему на всякий случай – можно подумать, ему и вправду когда-нибудь понадобится помощь в Италии, ухмыляется он. Впрочем, после разрыва с Серым потеря ещё одного друга не ощущается трагедией: лишь ожесточает Олега ещё больше, не оставляя места в сердце для построения ещё каких-то межличностных отношений. Он полностью сосредотачивается на выполнении боевых задач, обеспечении безопасности своей группы и спасаемых им гражданских. В свободные дни, как сейчас, он не расслабляется с коллегами за выпивкой и травкой, а сидит в местной кафешке, попивая чай с восточными сладостями – надо будет взять рецепт, Серому понравится – проносится у него в голове, и он тяжко вздыхает: так и не научился не возвращаться каждый раз мыслями к нему. Впрочем, его контракт и так истёк – а значит, он в ближайшее время вернётся в родной город и попробует поговорить с ним ещё раз – а там будь что будет. Неожиданно для Олега на экране пузатого старенького телевизора мелькает лицо Разумовского – он, не дыша, прибавляет звук. Говорят абсолютно дикие вещи – что в ближайшие дни будет рассмотрено в суде дело Сергея Разумовского, оказавшегося серийным убийцей, называющим себя Чумным доктором. Говорят, что он убил несколько зажравшихся богачей и чиновников, причастных к криминальным делам в Петербурге, а также устроил теракт в полицейском участке, а сейчас уже несколько месяцев как содержится в психиатрической больнице. Олег не может поверить своим глазам и ушам: неужели его Серёжа и правда убил всех этих людей? Он же пацифист, и мухи не обидит, всегда ратовал за мирное решение конфликтов. До чего же его довели? Олег злится на себя ещё больше – ему надо было быть с ним рядом. Впрочем, нет времени на самобичевание: надо срочно выбираться отсюда и ехать в Питер, спасать его из лап врачей и судей. Олег звонит Игроку и быстро договаривается о своём поспешном возвращении. Приходится рассказать и о своём плане по похищению Разумовского из лечебницы: Игрок тяжко вздыхает, но обещает помочь, и вместе они уже набрасывают план в общих деталях. Если всё пройдёт гладко, уже через неделю он вызволит Серого из заключения. Когда Олегу приходит очередное оповещение на телефон, он заранее предчувствует, от кого оно. Видит незнакомый номер и подтверждающий его догадки текст сообщения: «Привет. Новости видел? Мне нужна помощь.» Олег выдыхает облегчённо, откидывая все сомнения. Серый ждёт его. *** Сергей послушно, но без малейшего энтузиазма заполняет выданные ему тесты и отвечает на вопросы доктора Рубинштейна. Где-то говорит честно, как есть – на базовые вопросы, ответы на которые можно узнать из «Википедии», на другие же вопросы отмалчивается – например, когда врач спрашивает о самом первом воспоминании о второй личности. Копаться в неприятных детских воспоминаниях Серёже не хочется. Ему, по правде, ничего уже не хочется: в своё выздоровление и счастливое будущее за стенами лечебницы он ни капельки не верит. Правда, своему психиатру Серёжа вполне искренне симпатизирует: он подарил ему карандаши и бумагу, что значительно скрасило его времяпрепровождение между обколами лекарствами и переключением между личностями, а также он единственный здесь разговаривает с ним на равных, как со взрослым и здоровым человеком, в отличие от санитаров и медсестёр, которые в открытую высмеивают, обкалывают транквилизаторами и даже не стесняются поколачивать пациентов время от времени. Он же и объяснил ему многое про диссоциативное расстройство идентичности и соседей, с которыми он делит своё тело – и если с Птицей он знаком с детства, то второй – слабый, плаксивый, которого Птица презрительно именует Тряпкой – появился лишь после ареста, чтобы забрать на себя часть негативных Серёжиных эмоций, которые он не мог самостоятельно вывезти от всего навалившегося на него: смерть Олега, убийства Птицы, потеря всех денег, бизнеса и влияния. Сожительство с ним не вызывает практически никакого дискомфорта – максимум, ему передаётся раздражение Птицы, когда тот хнычет и плачет по поводу и без. Он напоминает Серёже маленького себя; Олег бы точно нашёл с ним общий язык – с горечью отмечает он про себя. Птица же продолжает изводить Серёжу: даже в те редкие часы, когда он управляет своим телом самостоятельно, Птица кружит рядом, обороняя на него свои смольные перья, смеясь, рассказывает, сколько работы им ещё предстоит – обязательно выбраться отсюда, отомстить Грому, закончить дела Чумного доктора и вернуть «Вместе». От его планов убийств, рассказываемых во всех подробностях, у Серёжи мурашки по телу бегут. Затыкать уши, закрывать глаза, пытаться уйти в себя не помогает – Птица контролирует его тело, эмоции и мысли намного лучше него самого. Хуже всего, когда тот принимает облик Олега: «Тебе же так больше нравится, лисёнок?» – почти ласково интересуется он, после чего карие глаза загораются жёлтым, Птица впивается когтями в его плечи и продолжает нашёптывать свои идеи – с каждым разом всё безумнее, всё кровопролитнее. В последнее время он уже смирился со своей судьбой – практически не реагирует на его слова, иногда даже поддакивает в тему, лишь бы вырвать себе часок-другой наедине с самим собой. К счастью, оборачиваться Олегом Птица перестал в последнее время – видимо, наскучило наконец. Серёже так намного проще и легче – меньше болит в груди от мелькания перед глазами любимого образа, который больше не суждено увидеть. Рассказывать врачу что-то про Олега Разумовский не собирается. Однако тот сам в один из сеансов внезапно интересуется: - Сергей, расскажите мне про Олега Волкова. Насколько значимой личностью он был для Вас? Сейчас вы помните о его смерти или снова стёрли это воспоминание? Серёжа в ответ лишь смотрит исподлобья неодобрительно и по-максимуму втягивает голову в плечи и прижимает руки к телу в жалкой попытке спрятаться. За месяцы, проведённые в психушке, после периода отрицания и чувства нереальности всего происходящего с ним, осознание смерти Олега наконец пришло – и накрыло лавиной горя и отчаяния, которое невозможно было здесь утопить ни в алкоголе, ни в работе. Сергей целыми днями смотрел в одну точку своей палаты, игнорировал и Птицу, и врачей, и старался сдерживать рыдания и вой – но каждый раз проигрывал сам себе, и каждый раз санитары грубо хватали его за конечности и вкалывали ему лекарства – и снова провал на несколько дней, и снова террор Птицы и хныканье Тряпки фоном. С тех пор Серёжа запретил себе думать об Олеге; его жизнь и так теперь – нескончаемый кошмар, и воспоминания о том, что было по-другому, и этого уже не вернуть, делают её совсем невыносимой. - Мой друг. Мы вместе росли. Я помню о его смерти, но не буду это обсуждать. – На последней фразе голос его дрожит: Серёжа впервые признаёт смерть Олега громко, вслух, но облегчения это не даёт, наоборот – сдерживаемая им горечь утраты снова грозится вырваться наружу. Серёжа пытается сдерживать рвущиеся наружу эмоции, лишь бы его не обкололи лекарствами снова, лишь бы не переключиться на одну из личностей. - Только ли друг? Мне кажется, вы были намного ближе друг другу. - Если Вы пытаетесь судить о моих взаимоотношениях по желтушным статьям, это не характеризует Вас как хорошего профессионала, доктор. – Разумовский не удерживается от колкого замечания. - Я сужу по тому, что Вы любили его настолько сильно, что Ваш двойник смог творить что угодно, потому что Вы были не готовы его отпустить. Вы были готовы потерять себя, лишь бы видеть его. Серёжа отводит глаза от Рубинштейна, уязвлённый его проницательностью. Хочется исчезнуть отсюда, лишь бы не слышать его холодный голос, раскусивший его, видящий насквозь его чувства – ему хватало Птицы, играющей на этом; ещё одного человека в свою голову он пускать не хочет. - Послушайте, Сергей. Олега теперь нет. Я понимаю, для Вас это больно, но вы должны научиться жить дальше. Я искренне хочу помочь Вам вернуть свою прежнюю жизнь настолько, насколько это возможно. Вы сможете выйти отсюда и вернуться к управлению своей компанией. И если Вы думаете, что Ваша ориентация как-то влияет на моё отношение к Вам, то Вы ошибаетесь. – Мягко добавляет Рубинштейн, легонько касаясь ладони Сергея. – Вы – искренний, умный и отзывчивый человек с идеалистическими взглядами на окружающий мир. Проблема состоит в том, что внутри Вас сидит ещё один человек, и вот он – совершенно другой. Именно он и совершил все эти ужасные вещи. – Врач протягивает Сергею фотографии с трупами его жертв – и Серёжа не хочет на них смотреть – но вместе с тем смотрит зачарованно, не отрывая взгляд. «Боже мой! Неужели всё это сделал я?» – Крутится у него в голове. Рубинштейн спрашивает что-то ещё, но Сергей не может сосредоточиться на его речи из-за ругани между Птицей и Тряпкой, происходящей где-то в глубине его сознания – ни слова не разобрать; а также из-за какого-то шума за дверью. Серёжа чувствует, как его сознание плавно утекает, а взгляд замутняется и расфокусируется, окончательно погружая его в темноту. *** Олег не находит Серёжу в его палате и направляется к кабинету лечащего врача; у них с командой не так много времени, чтобы найти его и свалить до того момента, как начнётся всеобщий переполох. Прежде чем зайти внутрь, он прислоняется к двери и слышит родной – ни с кем другим не спутать – голос. Он будто спорит сам с собой – или говорит по ролям: - Не будь тряпкой! Всё идёт чётко по плану! - Никто не придёт! Это провал! Всё кончено! - Заткнись, слюнтяй! Иначе я- Дальше слушать и вникать в происходящее времени совсем нет, и Олег распахивает дверь, сталкиваясь взглядом с Разумовским. Тот смотрит на него в ответ с минуту расширенными удивлёнными глазами, но потом лицо его приобретает высокомерно-безразличное выражение, совсем как в их последнюю встречу, и он бросает небрежно: - Ну наконец-то! Почему так долго?! – Он быстро меняет больничную робу на притащенную Олегом одежду – хоть у него и почти не было времени ходить по магазинам, он потратил время, чтобы достать ему именно фиолетовую футболку – хотелось порадовать его, угодить хотя бы в такой мелочи. - Я тоже рад тебя видеть. – Олег улыбается как идиот, несмотря на не самый тёплый приём. Боги, как он по нему соскучился. По его спутанным длинным волосам, по хмурой морщинке между бровей и ворчливому голосу. По такому, какой он есть, со всеми достоинствами и недостатками. Прямо перед погрузкой в вертолёт Олега скручивает в нехорошем предчувствии, подгибаются ноги и сводит желудок – интуиция снова хочет его от чего-то предостеречь. Олег лишь отмахивается от своих ощущений, как от надоедливой мухи. Сейчас главное – вывезти Серого отсюда. Вселенная дала ему второй шанс начать всё сначала – пусть и совсем не так, как ему о том мечталось, но в этот раз он свой шанс не упустит. Он сделает всё, чтобы вернуть их прежние отношения – или хотя бы дружбу для начала. Он сделает всё, чтобы завоевать любовь Серого снова.