Возьми мою душу

Серёжа удивлённо замирает с ложкой в руке, когда Олег внезапно разрывает тишину неожиданной новостью: - Мы уезжаем отсюда послезавтра, и я бы хотел обсудить с тобой пару моментов до нашего отъезда. - Ты и я? Куда? - Сначала на машине доедем до Ливана – тут недалеко – а оттуда полетим в Европу: до Кёльна с пересадкой в Берлине. Ты – немецкий волонтёр, охеревший от ужасов войны и решивший уехать отсюда раньше своей группы, а я – сопровождающий тебя до дома наёмник. Все нужные документы я оформил, от тебя ничего не требуется, лишь сидеть молча, я сам буду разговаривать с пограничниками. Есть вопросы? - А если меня спросят о чём-то? Что говорить? Я же совершенно не знаю немецкого. – Серёжа осыпает Олега вопросами, нервно заламывая пальцы. – И почему именно Германия? - Насчёт вопросов не переживай – я уже кучу перепуганных дипломатов и волонтёров в своё время сопровождал – обычно никто ни о чём их не спрашивает, да и вопросы задают стандартно на английском или арабском, а английский ты знаешь. – Хмыкает Олег. – А переходя к следующему твоему вопросу, мы переходим и к следующему пункту разговора: ты же понимаешь, что всё ещё не здоров и тебе надо лечиться? Простая истина, и так известная Серёже, но впервые озвученная Олегом вслух, оседает неприятной горечью в горле. Конечно, Олег знает, что он псих. Конечно, глупо было надеяться, что это забудется как-то само со временем. Но всё равно это немного ранит – в последнее время их отношения явно налаживались: Олег стал позволять Серёже подходить к себе ближе, чем на пару метров, они стали разговаривать друг с другом ежедневно: в основном на отвлечённые и бытовые темы, иначе велики шансы для Серёжи сорваться в очередную истерику. А вечерами Серёжа садится на диван в гостиной, а Олег в кресло напротив и читает ему вслух арабские сказки – переводит на русский на ходу. Такие читальные вечера предложил сам Олег – ему надо разрабатывать свои связки, а Серёжа сразу же согласился быть его слушателем: это самое меньшее, что он может для него сделать. Поначалу Серёжу чувство вины грызло непрерывно, стоило лишь услышать хрипящий теперь голос Олега – но с каждым днём становится чуть легче, чуть привычнее его слушать – сделанного уже не откатишь назад, а здесь и сейчас он нужен Олегу, а Олег нужен ему. Вот даже сейчас они сидят и ужинают в метре друг от друга – совсем как в старые добрые времена. Это чудо, что Олег его до сих пор терпит – непонятно зачем и ради чего. Поэтому Сергей пихает своё чувство обиды куда подальше, и лишь кивает кротко: - Конечно, понимаю. Олег, довольный ответом, улыбается ласково и накрывает Серёжину ладонь своей сверху – и у Серёжи сердце удар пропускает. Он взгляда не может отвести от Олеговой ладони, кажется, лишь на отвернётся – и всё волшебство рассеется. Однако тепло и тяжесть Олеговой руки ощущаются вполне реально, и Серёжу кидает в жар от такой их близости – с тех пор, как Олег вылечился, он избегал соприкосновений с ним. Прикосновения во время болезни не считаются – Олег был не в себе, Серёжа просто помогал ему поправиться, а тут Олег сам захотел и дотронулся до него – и от этого в груди расцветает надежда. Надежда, что однажды он простит. Что однажды перестанет носить при себе оружие и шугаться от него в одной комнате. Что однажды снова позволит себя касаться. Олег не убирает руку и продолжает говорить: - У меня сохранились записи твоего врача со списком необходимых лекарств, но они делаются и продаются только в России. Туда нам лучше не соваться пока по понятным причинам. В итоге мне удалось найти человека, который сможет купить их там и в ближайшие дни привезти в Кёльн, поэтому и такой выбор следующей локации. Пообещай мне, что не принесёшь мне проблем во время переезда и будешь пить таблетки, как положено. Я не хочу тебя принуждать. – Олег поглаживает большим пальцем по Серёжиным костяшкам, отчего у того дыхание перехватывает от такой ничем неприкрытой нежности. – Я очень хочу, чтобы ты сам принял решение лечиться. Чтобы сам захотел, чтобы тебе стало лучше. - Обещаю, я буду пить всё, что ты скажешь. – Пересохшим голосом абсолютно искренне клянётся Серёжа. – Я очень хочу вылечиться. Хочу, чтобы ты меня не боялся. Я не знаю, насколько это реально, но сделаю для этого всё, что в моих силах. – Дрожащим голосом добавляет он. Он в самом деле сделает всё, лишь бы вернуть доверие Олега. Олег снова пронзает его насквозь своим взглядом – таким тёплым, что и Серёже согревает душу верой, что он взаправду сейчас стал на шаг ближе к прощению. *** Серый и правда не доставляет Олегу никаких хлопот во время переезда; разве что излишне нервничает сначала при прохождении границы в Ливане, а затем во время паспортного контроля в аэропорту. Правда, никто кроме Олега не мог и заметить его волнение – лишь Олег знает, что тот всегда закусывает нижнюю губу и едва заметно перебирает пальцами в неприятных ситуациях. По приезде в Кёльн, после длительного и выматывающего пути, интуиция в последний момент бьёт тревогу и подсказывает Олегу не заселяться в заранее забронированный им отель. Вместо этого он натыкается взглядом на висящее на фонарном столбе объявление о двух сдающихся комнатах на окраине города. То, что нужно. По адресу из объявления их встречает одинокий старик – он у Олега тревогу не вызывает, хоть прищуренным взглядом он и задерживается на Сером подозрительно долго. Уже потом, во время небольших разговоров с ним, Олег понимает, что он и правда их узнал – однако, судя по его довольно радикальным взглядам, старик полностью согласен с методами борьбы Разумовского и сдавать их не собирается, наоборот, помогает, чем может – с уборкой и готовкой, а также проверяет состояние здоровья и одного, и второго – до выхода на пенсию он работал фельдшером. Его прогнозы весьма позитивные – Серый вообще физически почти здоров, осталось лишь поднабрать массу; а у Олега тоже показатели значительно улучшились в сравнении с теми, которые были во время реабилитации в больнице – хуже всего восстановлению поддаётся пострадавшее плечо, а всё остальное выглядит уже не так плохо. Их комнатки скромные, но уютные, а самое главное – что вход в одну из комнат проходит через другую – таким образом, Серый находится под присмотром Олега и не сможет незаметно сбежать. Впрочем, судя по всему, у него и мыслей о возможном побеге нет: новая страна и новый дом ему явно по вкусу. Олег после удачной дороги не боится покидать дом с ним вместе – и не может не радоваться, видя, как ему постепенно становится лучше с каждой совместной прогулкой. В районе Браунсфельда, где они и живут, поблизости так кстати расположен парк Линденталер с контактными домашними животными, свободно гуляющими по всему парку – и у Серёжи при виде животных глаза загораются, когда они в первый раз выбираются туда; ещё ярче они светятся, когда он узнаёт, что можно спокойно купить корм и покормить зверей. Смотрит на Олега робко, стесняется попросить денег на еду; Олег всё читает по его глазам, улыбается, выдаёт ему несколько монеток и они вместе опустошают автомат с кормом, взяв по пакетику и заполнив их едой для животных по-максимуму. Кормят всех подряд: и косуль, и оленей, и овечек, и даже уток-мандаринок в пруду – когда Серый озвучивает название последних, Олег усмехается: - Да какие это утки, с такой раскраской они больше на попугаев каких-нибудь похожи. - Какие попугаи, Олег! – Серый закатывает глаза, хихикнув, и поучительным тоном разъясняет, как маленькому. – Ты где водоплавающих попугаев видел вообще? И у попугаев клюв совсем другой, изогнутый, а у них другой совсем, как у уток обычных, только красный! - Понял, понял, в этих Европах даже утки какие-то гейские. – Хмыкает Олег и уворачивается от летящей в него горстки комбикорма, запущенной возмущённым Серёжей. - Нам под стать, между прочим. – Улыбаясь, отвечает тот, но по встревоженному взгляду видно, что паникует: расслабился и задурачился, и теперь боится, что своим глупым поступком нарушил пространство и спокойствие Олега. – Прости меня, пожалуйста, Олег, я… Олег всей душой не хочет, чтобы Серёжа загонялся, критически оценивал каждый свой шаг и извинялся за любую фигню. Только не сейчас, когда им так уютно и весело вместе. - А я разве спорю. – Как можно невозмутимее отвечает Олег и запускает в него кормом в ответ. Серый замирает на несколько секунд в ступоре, после чего улыбается Олегу в ответ и запускает в него новой горстью. Олег виртуозно уворачивается от его броска, кидается в Серого едой снова и отбегает на безопасное расстояние. Серый бросается его догонять, и они дурачатся и забрасывают друг друга едой, пока содержимое их пакетиков не опустошается. Олег заходится в кашле от интенсивной физической нагрузки и, тяжело дыша, присаживается на скамейку отдышаться и прийти в себя, и Серый садится рядом – у него тоже дыхание сбилось совсем, щёки красные, рот приоткрыт. Тихо шепчет: «Спасибо», а затем поднимает с асфальта и крутит в руках золотистые кленовые листья. Олег скользит изучающим взглядом за движением его рук. Никто из них не решается нарушить тишину, которая впервые за долгое время ощущается уютной, а не тягостной. Впервые за долгое время Олег искренне верит, что у них и правда может получиться собрать по осколкам друг друга и их прежнюю близость во что-то цельное. *** Прогулки в парке становятся их ежедневной традицией, а спустя несколько дней Олег решает отвести Серёжу в центр, глянуть на главную достопримечательность города – Кёльнский собор. Серый много смотрит по сторонам с раскрытым ртом, часами залипает на витражи, святыни и мощи, резной алтарь и величественные своды, скульптуры и прочее внутреннее убранство собора. Но, самое главное, – он говорит. Говорит много, объясняя особенности готической архитектуры, пускаясь в исторические справки, дополняя их описанием священного писания и религиозных обрядов. Говорит сбивчиво, временами расстраиваясь, что не может вытащить из закоулков своей памяти более детальных подробностей. И так приятно снова слышать неконтролируемый, нефильтрованный поток его сознания – без бесконечных извинений и сожалений, без тщательного подбора формулировок. Олега не так волнует убранство собора – да, красиво, да, прикольно, но не более того. Как и пятнадцать лет назад на школьной экскурсии в Эрмитаже, его взгляд направлен лишь на увлечённую рыжую макушку рядом. Как и тогда, он не сдерживает своих эмоций и треплет по волосам рукой, вырывая Разумовского из его мыслей, заставляя взглянуть на себя и улыбнуться. «Спасибо» – новое любимое Серёжино слово, второе после «Прости». Вот и сейчас он тихо произносит его, глядя Олегу в глаза, и в нём – все оттенки благодарности. За то, что доверяет теперь чуть больше и выводит его на прогулки; за то, что не бросил и вытащил из всего дерьма несмотря на всю ту боль, которую Серёжа ему причинил. На выходе из собора Серёжа мнётся и совсем нерешительно, лишь кончиками пальцев дотрагивается до тыльной стороны Олеговой ладони. Волков колеблется, но в итоге так же неуверенно дотрагивается до него в ответ, сплетаясь пальцами, не отрывая взгляда от неловко улыбающегося и смущённо краснеющего Серого. Они не расцепляют ладони ни на миг весь час по пути до дома. *** За пару недель, проведённых в Кёльне, Тряпка так ни разу и не появляется. Серёжа послушно пьёт таблетки, и Олег списывает прогресс в улучшении Серёжиного самочувствия именно на них. Пока однажды не замечает, что прогресс начинает резко сменяться спадом. Серый с каждым днём становится всё серее лицом, всё молчаливее и замкнутее; каждую ночь Олег вновь слышит доносимые из соседней комнаты громкие вскрики от кошмаров, сменяющиеся тихими всхлипами. От так полюбившихся им обоим прогулок Серый грустно отказывается, жалуясь на отсутствие сил; целями днями он лишь лежит в кровати, блуждая рассеянным взглядом по светлым стенам. Но если с этими побочками от лекарств Олег ещё мог смириться, то в день, когда Серый смотрит на него прямо, и спрашивает испуганно, не наигранно: «Кто вы?», у Олега сердце пропускает удар. Это из-за таблеток состояние Серого так ухудшилось? Или это очередная, ещё не знакомая с ним субличность? Он выдавливает из себя лишь хриплое: - Серый? Ты что, правда меня не узнаёшь? - Вам нужны деньги? Я дам Вам всё, что угодно, только отпустите меня. – Лепечет Серый, растерянно рассматривая его – но во взгляде нет и намёка на узнавание. Он хватает скетчбук с прикроватной тумбочки, быстро черкает там что-то, вырывает листок и протягивает его Волкову: - Позвоните по этому номеру Олегу, Олегу Волкову, он обязательно приедет и заберёт меня. Я Вам заплачу, только отпустите меня, пожалуйста. Олег берёт его лицо в ладони, заставляя смотреть на себя, и тихо хрипит, сглотнув ком в горле: - Серый, ну ты чего. Это я, Олег. - Вы не он! – Истерично выкрикивает Серёжа, вырываясь из его рук и отползая как можно дальше по кровати. – У вас лицо страшное, и глаза красные, как у демона! Где я? Как я здесь оказался? Почему я ничего не помню? – У Серого по лицу начинают струиться слёзы отчаяния, а Олег абсолютно потерян и не имеет понятия, что ему делать. Он застывает посередине комнаты, растерянно вскинув руки вверх. Галлюцинаций у Серого не было ни разу после исчезновения Птицы, по его словам, – и вот они снова здесь. - Олег не придёт. – Дрожащим голосом прерывает мысли Олега Серёжа. Взгляд его рассеян и направлен куда-то в стену – Я вспомнил. Это я убил его. Я убил его! – Он начинает реветь с новой силой, раскачиваясь в трансе. Наконец он смотрит на Олега и умоляет: - Я не хочу продолжать так жить. Я не могу без него. Убейте меня, пожалуйста. У Олега кровь холодеет в жилах, насколько искренне звучат Серёжины слова, сколько в его голосе боли и отчаяния. Он не выдерживает и подрывается к нему, сжимает в объятиях, чувствует, как того всего колотит, и горячо и быстро шепчет: - Тише, Серый, тише. Я живой, слышишь? Я живой и я с тобой, рядом. А пока мы оба живы, мы можем всё исправить. Всё будет хорошо, я буду рядом, обещаю. Серёжа сначала пытается вырваться из объятий, но, обессиленный длительной истерикой и постоянными ночными кошмарами, довольно быстро расслабляется и отрубается. Олег сразу же, как только Серый засыпает, лезет в ноутбук читать о таблетках подробнее, чтобы скорректировать их дозу. Первое, что он узнаёт и что ему совсем не нравится – что большая их часть экспериментальная, не выпущенная в широкую продажу. Второе, от чего он настораживается ещё больше – всплывшая вместе с названием лекарств фамилия Серёжиного врача. В посвящённой ей статье независимого журналиста много собранных мелких подробностей и улик, оказавшихся недостаточными для возбуждения уголовного дела в полиции, но которых хватает, чтобы сложить пазл в голове у Волкова. Наркозависимые медсёстры и санитары в больнице, нарушения с документацией, загадочные пропажи и смерти среди пациентов, большинство из которых не имели никаких родственников и которых было некому искать. На форумах Олег нашёл комментарии родных пациентов, которых пичкали экспериментальными таблетками без их согласия – теми же самыми, что и Серого, а при попытке привлечь врачей к ответственности те лишь заявляли, что пациенты клевещут на них – а доказать правдивость слов человека с диагнозом почти нереально. То, что другим его пациентам от лекарств становилось только хуже, как Серёже прямо сейчас, не может быть простым совпадением. Как не может быть совпадением и то, что диссоциативное расстройство идентичности, оказывается, нигде в мире не лечится таблетками – оно вообще ничем не лечится, кроме длительной терапии с хорошим врачом, которых в этой сфере тоже можно по пальцам руки пересчитать. Ошарашенный новыми знаниями, Олег хватает Серёжины таблетки и спускает их одну за другой в унитаз. Похоже, настало время побеседовать с Серёжиным врачом лично. Олег решает рискнуть и оставить Серого в обострении на пару-тройку дней отсутствия на старика-фельдшера – тот не возражает, клянётся заботиться о нём изо всех сил и даже Олегу дарит собственноручно связанный красный шарф, не принимая скромных возражений – погода как раз сменилась на дождливую и ветреную. Кёльн провожает Олега депрессивным осенним пейзажем, посеревшим и будто погрязневшим Рейном, в который падают такие же серые капли дождя с такого же серого унылого неба. Олег закутывается в шарф посильнее, прячась от ветра, и мечтает побыстрее закончить с Рубинштейном и вернуться сюда. *** В Питере удача снова благоволит Олегу – несколько дней он следит за доктором и изучает его образ жизни, а как только он собирается вырубить после рабочего дня в какой-нибудь подворотне, как в психиатрической клинике на его глазах начинается пожар – и в общей суматохе вколоть выбежавшему из полыхающего здания Рубинштейну транквилизатор из ружья, а затем отвезти его в заранее примеченный заброшенный особняк за городом не составляет труда. Когда Рубинштейн приходит в себя, он кажется напуганным и готовым выложить всё как есть; отрицает свою вину в сумасшествии Серёжи, и, если бы он не упомянул Серёжину якобы резистентность к лекарствам, Олег бы мог даже купиться на его слова – но он своими глазами видел, насколько хуже ему стало с момента их приёма. - Доктор, ты тоже меня за дурака не держи. – Олег начинает терять терпение, выслушивая жалкие оправдания Рубинштейна, приправленные хитроумными научными терминами. – После твоих таблеток он свихнулся! А ты говоришь, что ни при чём? - У него всё началось до медикаментозного вмешательства, это во всех документах есть! Моё воздействие было минимально! И, насколько я могу судить, виноваты были именно вы, что оставили его одного – его единственный друг и любовник! - А ты не прихуел ли разбрасываться обвинениями, док? Ты не в том положении. – Едва не рычит на него Олег, а Рубинштейн весь оживает, видя, что задел его за живое: - В конце концов, именно его тёмный двойник спас его от самоубийства. Именно в Вашем образе, так как знал, что Вас он всегда послушает и вцепится в любую возможность быть рядом с Вами. Поразительный пример преданности, должен сказать. - Какое самоубийство? – Спрашивает Олег, не понимая, водит его сейчас доктор за нос или говорит правду: Тряпка ему о таком не рассказывал, как и Серёжа; он знал лишь о том, что Птица и правда прикидывался перед Серым Олегом, из-за чего тот и не смог уберечь его в Венеции, думая, что погряз в своих иллюзиях. - Импульсивное решение, принятое сразу же после пришедшей ему похоронки. Судя по тому, что Вы здесь, оказавшейся ложной. – Чуть усмехается Рубинштейн. – Его тёмная личность, именуемая Птицей, рассказывала мне как-то об этом случае. Его выбесило, что даже прыгнуть он планировал не с первой попавшейся крыши, а какой-то знаковой для Вас как пары. Он Вас искренне ненавидел, Вы знали? Ведь дружба, потом переросшая в любовь с Вами, Олег, удерживало его психику на плаву все эти годы. Двойник винил в своём вегетативном состоянии именно Вас, и ненависть эту он не мог скрывать, поэтому даже со мной не стеснялся говорить на эту тему. У Олега перегрузка мозга идёт от полученной информации. Серый хотел помереть. Из-за него. Неужели это правда? «Убейте меня, пожалуйста», – фраза, отчаянно брошенная Серым всего пару дней назад, бьёт в голове набатом, подсказывая, что психиатр не врёт. А выбор места для самоубийства? Крыша, где они впервые признались и поцеловались, – у Олега в этом нет сомнений. А врач вряд ли мог об этом знать. - Вы врёте. – Он пытается звучать как можно увереннее и спокойнее. – Я говорил с Тряпкой, и он мне не рассказывал об этом. - Ах, эта субличность. – Врач закатывает глаза. – Конечно, он не мог Вам об этом рассказывать, поскольку его тогда ещё не существовало, он отделился позднее, уже после ареста. Всё, что он знает о периоде до, – лишь со слов и воспоминаний Птицы и Сергея. У самого Сергея эти воспоминания вытеснились сразу и могут вообще не вернуться. Поймите, я нужен Сергею. Только я могу его вылечить. – Вкрадчивым голосом добавляет Рубинштейн. – И Вам в Ваших отношениях с ним я тоже могу помочь. Вы оба так и не смогли пережить сепарацию, что приводит к- Олег отвлекается от речи доктора на посторонний шум в здании. Кто-то явно пробрался внутрь. Он вовремя замечает брошенную на пол дымовую шашку и сразу прикрывает рукавом дыхательные пути – второй раз он на такой трюк не купится. В здание забрались несколько человек наёмников – он по очереди вылавливает их в коридорах и сворачивает шеи, с первого же снимает защитную маску и надевает на себя; видит, что они целенаправленно пришли за психиатром – а значит, нельзя никого упустить; Олег кидает в комнату с людьми гранату и поскорее выбирается из взорванного здания, выругиваясь про себя: даже разговор с обычным, казалось, врачом, и тот не мог пройти спокойно, без инцидентов. Сразу же, не теряя времени, Олег отправляется в аэропорт и вылетает ближайшим рейсом обратно в Кёльн. Дома он обнаруживает Серёжу в постели, всё ещё слабым и болезненным; однако он хотя бы узнаёт Олега, еле заметно улыбается ему: - Олеж, это ты? Я скучал. Олег тут же садится на стул возле кровати, берёт его за руку, гладит по волосам нежно, невесомо: - Тшш, всё хорошо, я здесь. Я тебя больше не оставлю. - Олег, прости, я, кажется, не пил таблетки какое-то время. – Признаётся Серёжа. – Я помню только, как мы с тобой ходили в собор, а потом провал в памяти. И тебя нет, рядом только этот дедуля, говорит, что ты сказал не давать мне никаких таблеток. А я даже не понимаю, это он на самом деле сказал или я это выдумал, да и речь его я с трудом понимаю, он немецкую речь с русскими и английскими словами мешает... Олег, прости меня, пожалуйста, я правда хочу пить таблетки, я сделаю всё, что скажешь, я- Олег прерывает его сбивчивую речь внезапным поцелуем в лоб, после чего заглядывает ему прямо в глаза и держит лицо в ладонях. - Прощаю, Серый. За всё тебя прощаю, слышишь меня? – Голос Олега срывается и слёзы наворачиваются на глаза, мешая видеть Серого – видеть, как и его глаза краснеют от навернувшейся влаги. – И ты меня прости. Прости, что меня не было с тобой рядом так долго. - Волче... – Выдыхает Серёжа, смотря с таким неверием и в то же время надеждой во взгляде, что у Олега дыхание сводит. – Ты передо мной ни в чём не виноват. И прощать ты меня тоже не должен. Такое не прощают, ты знаешь? – Невесело улыбается Серый. - А я простил. Правда. – Олег прижимает Серого к себе, вдыхает аромат макушки, и не может понять: это его сейчас трясёт от эмоций, или Серого. – Больше мы друг друга не потеряем. – Обещает твёрдо Олег – и себе, и Серёже. Чувствуя, как несмело руки Серого сцепляются у него за спиной, как он дышит мокро ему в шею, Олегу становится легче дышать. У осознания, что Серый всегда любил только его, любил так сильно, что сошёл с ума и чуть не убил и себя и его, горько-сладкий привкус; но этот привкус Олег не променяет ни на что на свете. Если и шагать в дальнейшую жизнь, то только вместе. Слепящее из окна солнце, спонтанно выглянувшее посреди серого осеннего неба, согревает Олеговы мечты о дальнейшем совместном будущем.