Frail Visier Runta

Рунтар всегда знал, что родители нежно любят его, но понимал, что это — безусловная любовь: Киаран и Изольда питают нежность к своему дитятке вне зависимости от того, какой он, просто потому, что он — их сын. А хотелось бы, чтобы еще и кто-то из соотечественников любил его так же искренне, как и мать с отцом, невзирая на недостатки. Виола же не просто смирилась с тем, что ее возлюбленный будет ей чуть выше талии и не сумеет поднять что-нибудь весом больше половины пуда. Она, считавшаяся ущербной согласно одиферским стандартам красоты, хотела себе спутника жизни, который бы тоже не отличался внушительными габаритами. Поэтому каждый раз ранее, замечая проходящего мимо коротышку, девушка мгновенно забывала, куда и зачем она шла, и влюбленными глазами смотрела издали на объект своего обожания, не решаясь подойти хотя бы на шаг ближе, не говоря уже о том, чтобы заговорить. Он виделся ей совершенством. Виола казалась Рунтару не просто приезжей в варварское королевство из другой страны, а вообще неземным существом, какой-то нимфой: легкая и хрупкая, казалось, ей ничего не стоит взмыть в небеса, так еще и пахло от нее не ячьим сыром, как от всех остальных, а цветами. После первой встречи с ней жизнь парня разделилась на «до» и «после», и он был счастлив тому, что эта кардинальная перемена случилась в его жизни, однако и огорчен тем, что этого не произошло раньше. Сегодня эта красавица позвала юношу поужинать вместе с ней, и хоть согласно одиферским традициям приглашенный на такое мероприятие должен был принести хозяевам букет сазанов, Рунтар решил наплевать на сложившиеся устои и нарвал на лугу охапку диких лилий и фиалок. Уже точно не прогадает — у его дамы сердца на жилете вышиты именно эти цветы. Как только Виола открыла Рунтару дверь, тот удивился, когда понял, что тот элегантный прикид, в котором была его любимая в день их первой встречи — это ее рабочий костюм. Сейчас же на ней был надет потрясающий сарафан цвета сирени, расшитый бисером и украшенный пышными оборками и рюшами фиолетового цвета, а на голове был ободок с лилиями и фиалками, искусно сплетенными из бисера. — А ты совершенно не похож на прочих варваров. — промолвила хозяйка дома, ставя букет в симпатичную самодельную вазу, и, судя по выражению ее лица и интонации голоса, это был комплимент. — Я так рада, что ты у меня есть. Знаешь, я столько разных писем отправляла посредством своих почтовых голубей, но сама ни разу такие не получала, пока ты мне не ответил. До того я и не знала, что получать весточки голубиной почтой так романтично! — Ты тоже очень выделяешься из всех, и я тоже счастлив оттого, что мы встречаемся, и бережно храню твое послание. — ответил ей Рунтар. — Ты на фею похожа, ты поистине необыкновенная. Никто из прочих девиц не стал бы на своей рабочей одежде цветы вышивать, а ты молодец — делаешь свою жизнь захватывающей и занимательной книгой. Ты окружила себя самыми разными цветами: и живыми — в саду на клумбе, и вышитыми — на одежде, и сделанными из бисера — заплетенными в волосы. Но должен признаться: ты сама — самый дивный из этих цветов. Сама ты похожа на белую лилию, волосы — на желтую, глаза — на фиалки, а губы — на лепестки красных роз. Если бы я мог подарить тебе что-нибудь поистине необыкновенное, то я бы подарил тебе возможность увидеть себя саму моими глазами. Тогда бы ты сразу поняла, насколько ты необыкновенная для меня. Кто-то считает меня угрюмым занудой, который думает, будто он лучше всех, и я действительно очень замкнутый и необщительный, но это все оттого, что почти целый мир груб и небрежен со мной. И если я решил тебе открыться, то знай: ты для меня очень много значишь. — Боже, ты даже не представляешь, насколько мне сейчас приятно, что ты счел меня красивой и необыкновенной, а не чокнутой. Твоими устами да мед пить, слушала бы и слушала. Никогда бы не подумала, что в Одифере, варварской стране, далекой от всяческой патетики, есть такие романтики — тебя ведь никто не учил так красиво говорить! — Ну, ты же сама говорила, что я не похож на прочих варваров, и кстати, почему же я должен был думать, будто ты чокнутая? — задался вопросом Рунтар. — Меня весь Одифер считает сумасшедшей за то, что я со своими голубями разговариваю. А еще я выгляжу для тебя воплощением красоты, хотя для всех остальных я — костлявая уродина. — Ну, знаешь, я тоже временами беседую с Зебу, своим ручным карликовым яком, которого я привез из путешествия. То, что мы ведем разговоры со своими питомцами, говорит о том, что мы очень одиноки и нам не с кем пообщаться. Сейчас, конечно, мы есть друг у друга, но так было не всегда, верно? — Верно. — согласилась с Рунтаром его собеседница. — Так вот — разговоры с питомцами — это признак одиночества, а не сумасшествия. Признаком сумасшествия будет, когда они начнут с нами разговаривать. И к тому же, неужели ты будешь строить представление о собственной внешности и вообще о своей персоне, основываясь на мнении каких-то придурков? Ты — самое прекрасное создание, какое только видел свет, и раз они не находят тебя таковой, то значит, просто не разбираются в красоте. Виола звонко рассмеялась: — Мне кажется, судя по тому, как мне было ужасно жить в одиночестве, если бы я тебя не встретила, то я бы начала сходить с ума и тогда действительно мои голуби стали бы разговаривать со мной. И теперь я буду ориентироваться только на мнение истинного ценителя прекрасного — тебя! — Знаешь, Виола, у меня никогда в жизни не было друга, да еще и такого замечательного, как ты! — счастливо вздохнув, изрек Рунтар. — Ты для меня и лучший друг, и возлюбленная в одном лице! Девушка лучезарно улыбнулась, услышав об этом, а после поинтересовалась: — А как же тот здоровяк, с которым я видела тебя вместе столько лет? Я думала, что вы хорошо дружите... — Ой, да не придумывай. Какая же это дружба, если Анкутма меня постоянно оскорбляет? — Как? — Как-как, постоянно называет меня «чахлый друг Рунтар». Я и без этого придурка прекрасно знаю, какой я, и очевидное отрицать не намерен, но для чего ему каждый раз мне тыкать этим в нос? Это оскорбительно! Все варвары — примитивные и ограниченные люди, и этот балбес — не исключение, однако он знает несколько дюжин синонимов слова «слабый», и каждый раз демонстрирует мне свою эрудицию, когда хочет поддеть. — А, да? Понимаю... — А «друг» — это, знаешь ли, еще более оскорбительно! — воскликнул в сердцах Рунтар. — Говорят же, скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты! Конечно, со стороны могло показаться, что каждый из этой парочки грузит другого своими проблемами, однако для них это было совершенно не так. Другие бы точно сочли их неприятности глупыми и пустяковыми, но каждый понимал другого и старался поддержать, а также ценил степень доверия к нему — люди делятся своими проблемами только с теми, кому доверяют. **** — Тебе могу признаться по секрету, — начал Рунтар после непродолжительной паузы, — я очень хочу убить этого неотесанного княжича, и даже предпринимал бессчетное количество попыток сделать это, но все они провалились одна за другой, а самая последняя из них... Это было нечто... — Расскажешь? — С удовольствием. Матушка учила меня химии, поэтому я, недосыпая несколько ночей подряд, изготовил такой яд, если выпить хотя бы каплю которого, то сразу коньки отбросишь. Так вот, дело в том, что нужно было влить этот состав в рот этому олуху ночью, дабы никто ничего не заподозрил — ну, все всполошились бы, если бы Анкутма, скажем, за обедом отправился на тот свет, и сразу были бы дознания с теми, кто готовил еду и питье или рядом в этот момент ошивался. А как мне было пробраться в его опочивальню? — Ну, не знаю. — пожала плечами Виола. — И что же ты сделал? — Я раздобыл детский костюм яка, пришил внутри побольше ваты, якобы это мягкая игрушка — этот увалень до сих пор к ним неравнодушен и потому был очень доволен подарком. Как только он отлучился, я спрятался внутри этого яка и принялся ждать, когда Анкутма спать пойдет и потащит игрушку с собой. — Здорово ты придумал! И что же пошло не так? — Конечно, вскоре так все и произошло, однако мало того, что он положил эту обманку застежкой к себе, что отрезало мне возможность вытащить руку и сделать то, зачем я все это затеял, так еще этот толстяк стиснул меня так сильно, что я мало того, что не смог уснуть, так еще и дышать нормально тоже. А после он захрапел так, что по сравнению с его храпом рев целого стада яков показался мне колыбельной. Хорошо хоть, что кругом была вата и мне было чем заткнуть уши, чтобы не оглохнуть. — Бедняжка! — Когда Анкутма наконец проснулся и пошел умываться, я, разбитый и совершенно не выспавшийся, поскорее побежал к себе и решил поспать хотя бы пару часиков. Вскоре меня принялись поднимать родители, которые были, ясное дело, не в курсе моих похождений, и мама вздохнула: «Опять допоздна свои книжки читал. Будить бесполезно», а папа ей ответил: «Конечно, он допоздна книжки читал, когда Рунтару еще успевать читать книжки, кроме как ночью, если Анкутма целый день не дает покоя?». — Ну, хотя бы твои родители тебя понимали, и уже то, что они у тебя есть, дорогого стоит — я ведь сирота. — заметила Виола. — Извини, продолжай. — Тебе не стоит извиняться, мне приятно, что ты не молчишь, а проявляешь интерес к тому, о чем я тебе сейчас поведал. Когда я немного поспал, поел и собрался заниматься своими делами, ко мне подошел этот здоровяк и поблагодарил за игрушечного яка, мол, тискать его очень здорово. Я ответил, мол, рад тому, что ему понравился мой презент, а Анкутма схватил меня за шкирку и снова сжал со словами: «Конечно, мне очень нравится тискать мягкие игрушки, но все-таки гораздо больше мне нравится тискать тебя, чахлый друг Рунтар». Может быть, кому-нибудь все произошедшее тогда со мной показалось бы смешным и забавным, но только не мне. Виола не знала, что на это можно ответить, поэтому просто обняла своего любимого. — Знаешь, а я ведь даже и не знал, что когда меня обнимают, у меня могут не выскакивать глаза из орбит и не быть такого ощущения, будто из меня сейчас выпустят душу. — сказал Рунтар, тоже заключив девушку в объятиях, и спустя где-то минуту безмятежной тишины промолвил: — А, кстати, знаешь, с чем я бы мог сравнить наши с тобой отношения? — Нет, и с чем же? — Пару лет назад я сломал себе палец, и мама примотала его к другому пальцу, здоровому, чтобы тот поддерживал своего сломанного собрата до тех пор, пока тот не заживет. Вот на это — каждый из нас всегда поддержит другого, если тот сломан морально.