Frail Visier Runta

Шли времена года, последовательно сменяя друг друга, и вот продолжалась уже седьмая по счету весна, которую Рунтар провел, скрываясь у Виолы от всего мира. За это время многое изменилось: Силаббиастина подрастала, радуя родителей и бабушку с дедушкой, и незаметно превратилась из очаровательной малышки в не менее очаровательную девчушку шести лет. А в середине мая, ровно в свой тридцатилетний юбилей, Виола произвела на свет сына, получившего имя Вайлет Крокус. Такой выбор был сделан неспроста — младенец выглядел в точности как мать и вдобавок ко всему родился в день ее именин, разве что оказался мальчиком, а не девочкой; и именно поэтому его родителям показалось наиболее подходящим наречь чадо мужской вариацией имени Виолы и дать ему второе, «цветочное», имя, как и у его родительницы. Что же касается Абби, то в ее внешности нашли отражение черты всех: малышка была кареглазой брюнеткой, как ее отец и все родичи по его линии, а тонкие черты лица — его овальная форма, прямой узенький носик с чуть вздернутым кончиком, хорошо заметные контуры скул, тонкие брови и крупные глаза — она, без сомнения, унаследовала от мамы, своим дородным телосложением она явно пошла в бабушку с дедушкой, однако волосы у младшей из Фэзэрбиквингов были вовсе не длинными и шелковистыми, как у Изольды, а как у папы — короткие, сухие, жесткие и торчащие клочьями во все стороны. Девчушка была всеобщей любимицей, каждый видел в этом ребенке черты того, кого любил больше всего на свете и которые казались ему милыми. Эта крошка была активной, резвой и неугомонной, но при этом послушной: не проказничала, не доставляла неприятностей старшим, отличалась отменным аппетитом, усердно помогала всем с домашними делами — чудо, а не чадо. Хоть Абби любому показалась бы самой обычной девочкой шести лет, коих в Одифере было предостаточно, Рунтар считал свою дочь особенной с самого ее рождения и спустя пару-тройку лет наконец узнал, в чем же нашла выражение ее необыкновенность. В еще довольно трогательном возрасте выяснилось, что малышка обладает сверхъестественной даже для взрослого коренного одиферца силой. А дело было так: в один из осенних дней Абби, увидев, как ее отец поздним вечером собрался в лес за дровами вместе со своими родителями и питомцем, предложила ему свою помощь. — Пап, давай я помогу! — выкрикнула девочка и, подскочив к дубу, который взялся рубить Рунтар, преспокойно вырвала с корнями из земли этого исполина, а затем несколькими ударами руки разрубила мощный ствол на поленья. Все это время ее отец, стоявший поблизости и ошарашенно взиравший на это, пришел к следующему умозаключению: «Вот в чем заключается дар Абби! — воскликнул тогда в мыслях коротышка. — Она в полной мере унаследовала силу своих бабушки с дедушкой, причем, как мне кажется, в свои три она уже гораздо сильнее любого из них — у нее сила по меньшей мере двух варваров». **** Абби в тот день, как и обычно, вскочила раньше всех, позавтракала, с пустым баком в руках сбегала на речку за водой и, полный до краев, принесла назад, после отправилась по дрова, вырвала с корнями дуб и, промчавшись домой со стволом наперевес, наломала щепок. Эта помощь с ее стороны была очень кстати, ведь Киаран и Изольда были уже немолодыми и потому с течением времени им становилось все тяжелее помогать сыну и невестке с физически тяжелой работой по хозяйству, а последние же, в свою очередь, не отличались излишней физической силой и выносливостью. Управившись со своими обязанностями меньше чем за час, довольная собой девочка надумала сама, не прибегая к помощи взрослых, налить себе компота, однако когда она взяла в руки глиняную чашку, стоящую на столе, та неизвестным образом выскользнула из ее ручонок, упала на пол и с шумом разбилась вдребезги, на тысячу маленьких кусочков. От неожиданности и испуга Абби вскрикнула. — Абби, это ты разбила чашку? — спросила зашедшая в помещение Виола. — Нет, не я. — робко ответила ей дочурка. — А кто же тогда? На кухне была только ты! — Она сама разбилась! — Абби, врать нехорошо. Чашки не живые, ног у них нет, и на пол они прыгать не умеют. И за то, что ты мне соврала, полчаса постоишь в углу и подумаешь над своим поведением. Девчушка нехотя встала в угол носом, однако обиженно поинтересовалась: — Мам, а почему ты сама тогда всем врешь насчет папы и меня учишь это делать, а когда я соврала, чтобы меня не наказывали, то я сразу плохая? — Давай по порядку. Ты не плохая, ты поступила плохо. Ты понимаешь, я ведь наказала тебя не за то, что ты разбила пресловутую чашку, тем более, нечаянно, а за то, что ты мне соврала. Если бы ты мне сразу сказала правду, то я бы просто попросила тебя быть осторожнее в будущем. Даже если бы мы наказали тебя за твой какой-нибудь гораздо более серьезный проступок — наказание было бы гораздо мягче в случае, если бы ты сама во всем созналась. Тайное когда-нибудь становится явным. — Хорошо, мамочка, я все поняла. Я больше никогда не буду обманывать тебя и остальных родственников. — К тому же, есть просто ложь, а есть ложь по нужде, во спасение. Я обманываю всех потому, что твой папа — беглый преступник. Если бы я сказала правду князю или генералу, разыскивающим его, то никого из нас бы за это по головке не погладили — твоего папу бы тут же казнили, меня — посадили в темницу, а тебя — отправили в сиротский дом. Тебе это надо? — Нет… Я все поняла. — подытожила Силаббиастина. — Кстати, мам, раз тайное когда-нибудь становится явным, то давай тогда мы с тобой приложим все силы и сделаем так, чтобы это «когда-нибудь» не произошло и папа всегда жил с нами. Я не хочу, чтобы это тайное стало явным, а оно рано или поздно станет. — Обязательно, моя милая. Мы все сможем вместе. Хоть малышке предстояло все-таки отбыть в углу свое наказание, она осознала все и потому не чувствовала обиды на родительницу, а кроме того еще и вынесла для себя поистине важный жизненный урок, поэтому, смиренно отстояв полчаса, она отправилась во двор играть. А ее матушка тем временем не переставала думать о своем разговоре с ребенком — ей овладело беспокойство за горячо обожаемого супруга и его нелегальное положение. Никак же не выйдет объясниться в случае, если его все-таки отыщут — не скажешь же «Это все любовь», когда тебя прижмут сразу же после к стенке и потребуют объяснений. «Абби права — нам придется скрывать и прятать от всего мира Рунти еще очень долго, и не факт, что в один «прекрасный» день его не обнаружат и не покарают меня и моего сладенького пирожочка. Вечно ему быть в бегах вряд ли удастся. Если бы только мы могли эмигрировать отсюда куда-нибудь в другую страну… Да никого ведь из знакомых у меня нет в окрестных королевствах, поэтому всем нам бы пришлось жить неизвестно как и где, а здесь у меня хоть хутор свой есть, заработок имеется от голубей, пропитание есть: мясо там, яйца, молоко…» — текли мысли у Виолы в голове. **** — Пляши, Виола! — прервала ее думы подошедшая к ней Изольда. — Что случилось? — сразу оживилась та. — Пойдем к мужчинам, тогда расскажу все сразу всем. Собравшись вчетвером, двое мужчин и женщина приготовились слушать лекаршу. — Спустя шесть лет упорной работы мне наконец удалось получить нужный экстракт! — радостно начала та. — Если опоить им всех одиферцев, то все забудут о происшествии с Рунтаром и мы сможем жить по-старому! Представь только, ты будешь отныне считаться женой премьер-министра! Это невероятно почетно, уж мне ли не знать! — Это, конечно, замечательно, но как мы дадим Ваше зелье всем? — озадачилась Виола. — Нет ничего проще — завтра же будет ежемесячный праздник сыра! Мы просто распылим этот состав над главным складом с выдержанным сыром, и этого будет достаточно! — Это потрясающе, мама, вот только ни в какой дворец я возвращаться не намерен. — скрестил руки на груди ее отпрыск. — Вы как хотите, а я согласен на то, чтобы опоить всех твоим снадобьем — мне тогда будет абсолютно безопасно при острой необходимости выходить за пределы Виолиной усадьбы — но не на то, чтобы снова жить рядом с этим балбесом Анкутмой. Как только я перебрался жить к своей любимой, то сразу же как будто бы попал в рай на земле. Я — человек угрюмый и нелюдимый, и мне некомфортно было жить в чуждом для меня обществе. Все согласились с коротышкой и собрались было уже приступить к реализации своего незамысловатого замысла, однако сразу же после того, как была внесена ясность насчет того, что и как нужно делать, встал вопрос о том, кому все-таки предстоит это осуществить. — Я не имею ни малейшего представления о том, где на территории замка хранят сыр, и Абби тем более. — заявила Виола. — Придется кому-то из вас, и скорее всего тебе, Рунти — ведь если тебя и застукают, то ты можешь сойти за ребенка. — Ага, конечно, если мне сбрить бороду, то я в тридцать лет с ужасными мешками под глазами и уймой мелких мимических морщин сойду за шестилетнего ребенка! — недовольно подметил Рунтар. — Габаритов ты подходящих, сарафанчик нашей дочурки тебе будет в самый раз, а лицо тебе можно будет забинтовать по самые глаза, будто бы ты его где-то расквасил. Как только солнце начало клониться к закату, женщина надела на благоверного дочкины одежки, замотала ему бинтами почти все лицо и завязала два хвостика, а затем, не в силах сдерживаться, рассмеялась при виде этого. — Фто фмефнофо? — спросила «девочка», чем вызвала у своей подельницы еще более неистовый взрыв смеха. Коротышка, посмотрев в зеркало на свой нелепый вид, взял из рук матери флакон, и шумно вдохнул, настраиваясь. Его сердце в этот момент бешено заколотилось — с тех самых пор, когда он удрал из темницы и начал скрываться у Виолы, он впервые отправится ночью куда-то еще, кроме леса почти на самых окраинах Одифера, где он теперь жил. «Девочка» была в курсе того, что склад с главнейшей ценностью этого королевства — самое охраняемое здание в нем, поэтому она, крепко сжав в руках спасительный пузырек, попросила родителей транспортировать ее в нужную сторону, а после, покрепче зажмурив глаза и изо всех сил стараясь не орать от страха, приземлилась сверху на крышу, проделала в кровле небольшое отверстие, распылила через него флюиды, после заделала дырку и поспешила возвратиться домой, пока не стало светать. Похваставшись всем домашним тем, что дело сделано, мужичонка был очень доволен. По крайней мере, уже завтра утром всем им можно будет спокойно передвигаться по всей территории Одифера, не страшась того, что их отправят на гильотину и отсекут головы за измену и поддержку преступника.