****
А когда солнце начало медленно и красочно опускаться за горизонт и вслед за этим начали сгущаться сумерки, они выпили немного браги, застелили лежанку красной материей, осыпали ее лепестками всевозможных цветов и повалили друг дружку на постель. После Виола, прошагав пальчиками по туловищу мужа по направлению к его подбородку, схватила его за темя и затылок, слегка приподняв ему голову, а затем впилась в его губы страстным поцелуем. Рунтар с заметным и явным удовольствием поддержал ее инициативу, и в процессе этого супруги стянули друг с друга нарядные одежды, чтобы было сподручнее перейти к любовным утехам. Коротышка в этот момент невольно вспоминал свою первую брачную ночь со своей Фиалочкой, которая состоялась в это же самое число июля пятнадцать лет назад. Тогда при виде обнаженной невесты он испытывал трепет, боясь лишний раз коснуться чистого, невинного создания и тем самым его осквернить. Ему казалось, будто от любого его неосторожного движения и прикосновения возлюбленная с шипением растворится, как если бы на нее вылили едкую кислоту. Рунтару хотелось беречь ее, лелеять и по возможности как можно меньше целовать, ведь почти физически ощущал, что милую загрязнят его поцелуи. Свои губы и ладони казались ему наждачкой, дерзнувшей коснуться нежнейшего шелка. А во время самого первого акта любви в своей жизни, когда при виде женского тела, внезапно открывшегося перед ним во всей своей красе, его любопытное пресмыкающееся своевольно поднялось, живот Рунтара облило жаром, и он от непонятного стыда залился краской. Он чувствовал себя в этот момент вовсе не венцом творения природы — человеком, а омерзительной похотливой скотиной, не способной противостоять примитивным низменным инстинктам. Но Рунтар осознавал, что не согласен лишиться собственной невинности с кем-то другим. «Ты был бы похотливой скотиной, если бы взял ее в самые первые дни ваших отношений или сделал бы это без ее на то согласия. Твои чувства к ней целых сем лет были платоническими, ты любил ее, как сестру, и с уважением к ней относился. Она желает потерять невинность именно с тобой. Ты ей по душе» — сказал ему внутренний голос, понимающий, что для такого, как этот мужичонка, только природного инстинкта продолжения рода недостаточно. Как только коротышка приступил к делу, Виола практически сразу вскрикнула, отчего его сердце в этот момент облилось кровью — он боялся причинить боль своей лапушке. — Фиалочка, ты это... — робко начал Рунтар. — Давай не будем лучше, раз я сделал тебе больно. Я ж не изверг какой... — Рунти, мне не больно, мне хорошо! — последовал ответ. Мужичонка принялся нежно гладить спину и талию молодой жены, не позволяя себе прикоснуться к более заманчивым местам с куда более нежной кожей, и хоть собственные ладони продолжали казаться ему нахальной бессовестной наждачкой, они вдруг стали еще и тактильным датчиком, позволяющим распознавать по реакции кожи робость, смущение и удовольствие. На сей раз, как и во все прочие разы за исключением разве что тех двух, спустя девять месяцев после которых в их жизни появились Силаббиастина и Вайлет Крокус, они предохранялись, поскольку еще детей заводить не собирались, ведь просто не сумеют уже вырастить их до нужного возраста. Виолины родители, например, обзавелись дочуркой в довольно позднем возрасте, что, вероятно, могло объяснить ее болезненную худобу и бледность, и потому оставили ее сиротой в двенадцать лет, хотя, говоря по правде, в четвертом веке люди в принципе не могли похвастаться слишком длительной продолжительностью жизни, что уж говорить о живущих в малоразвитой варварской стране. Заходящее солнце тускловатым светом освещало тонкое женское тело с белоснежной кожей, нависшее на четвереньках над Рунтаром таким образом, чтобы длинные согнутые ноги располагались по бокам от его туловища, а слегка согнутые руки ладонями касались его щек и шеи. Туловище же было слегка выгнуто дугой ради более удобного соития с человеком, который намного ниже тебя ростом. В процессе этого самого соития мужичонка поглаживал обнаженную жену, обращая при этом внимание на все ее прелести. Круглые груди, удивительно упругие для женщины под сорок, выкормившей двоих детей. Нежная бархатистая кожа, на любой части которой еще нельзя было отыскать даже маленькую морщинку, по крайней мере ощупью. Густые волосы метровой длины, ароматным бурным потоком струящиеся по ее плечам, ее лопаткам, покрывалу и по нему самому. Длинные пышные ресницы, нежно, будто крылышки бабочки, методично касающиеся мочки то одного, то другого уха, отчего становилось очень щекотно. Нельзя было сказать, будто за столько лет, прожитых вместе, Виола никак не изменилась, но возрастные изменения еще были не столь существенными и бросающимися в глаза — в густых светлых волосах не было так заметно единичных седых волос, а выразительные сияющие глаза как-то переключали все внимание на себя, отвлекая от мелких морщинок. Вдобавок ко всему, женщина старалась ухаживать за собой как могла, используя для того, чтобы всегда быть привлекательной для мужа, все доступные ей средства, регулярно моя лицо и волосы отварами целебных трав по примеру покойной Изольды. Что немаловажно, лучшим средством для женской красоты во все времена считалось счастье в ее глазах, и с этим у птичницы проблем не было вовсе — она жила в счастливом браке с человеком, который ее всячески берег, лелеял и считал прекраснейшей на всей планете, а также практически не знала тяжкого труда. Дело в том, что в ее детстве этим занимались ее родители, по понятным причинам не поручая слабой дочурке заготовку дров, черпание воды из речки и ремонт. После сиротке время от времени помогал Рунтар, при всяком удобном случае прибегая к ней с целью приятно провести с ней время, а заодно чем-нибудь помочь. Как только они наконец вступили в брак, эти физически тяжелые для любого из них дела делили с ними еще и Киаран с Изольдой, а затем их взяла на себя сверхъестественно сильная Абби, для которой принести из реки сразу целый бак воды или выдрать с корнями мощный дуб и расколотить несколькими ударами руки на поленья и щепки было минутным и ерундовым делом. Обнаженные, растрепанные, тяжело дышащие, сплошь покрытые цветочными лепестками, прилипшими к потной коже, валялись они на смятом покрывале, оплетая друг друга конечностями. «Конечно, я — последний неудачник, и это глупо отрицать, но если меня окружают такие замечательные люди, как моя любимая Фиалочка и наши чада: Абби, моя гордость, и Вайлет, моя душа... то, возможно, я — самый счастливый неудачник на всем белом свете» — отметил в мыслях Рунтар, слегка повернув голову, чтобы зарыться лицом в волосы жены, благоухающие цветами так, что, казалось, и состояли из их лепестков; и так и уснуть. После такой потрясающей ночи вставать, перестилать постель и одеваться было последним, чего им обоим хотелось.****
А тем временем во дворце Ольга с куклой в руках шла по коридору, как вдруг издалека до нее донеслись тяжелые шаги генерала Гауды, с каждой секундой становившиеся все ближе и громче. Слышала она также ругательства и протесты дочери воеводы. Понимая, что будет дальше, княжна слегка приоткрыла железную дверь, ведущую в комнату ее подруги, шмыгнула внутрь и притаилась. По крайней мере, когда ту вновь запрут, им обеим будет не так скучно. Через полминуты двери с шумом распахнулись, и на пороге показалась сама Инга, с выпученными глазами и раскрасневшимся лицом. Она силилась сохранять видимость достоинства, но отец бесцеремонно препроводил ее внутрь, толкнув в недра комнаты и захлопнув двери позади. Ольга, выходя из своего укрытия, старательно прятала улыбку: — Как далеко тебе удалось убежать на этот раз? Подруга бросила на нее досадливый взгляд. — Я думала, что на сей раз нашла такое место, где папаша меня ни за что не найдет! — процедила дочь кухарки сквозь зубы, сердито нахмурившись при этом, да так, что унаследованные от Регины родинки на ее щеках кардинально изменили свое расположение. Девчонка принялась махать и потрясать руками, желая выплеснуть свое возмущение не только в словах, но и в движении: — Наверное, в следующий раз надо будет придумать что-то, чтобы ищейка меня не учуяла! Ты не представляешь, насколько меня достал папаша! Он меня ни во что не ставит и совершенно не воспринимает всерьез, поскольку я родилась девочкой и, видите ли, не смогу в будущем занять его должность, но раз уж я не стану генералом, так будь добр, оставь меня в покое и позволь делать то, что я хочу! — Инга, я вон никогда не стану княгиней, и уж тем более князем — им станет мой старший брат. Почему же тебе так хочется стать генералом? — Хотя бы потому, что это гораздо лучше, чем стать кухаркой! Моя бабка Исла угорела возле печки и померла! И как ты можешь так говорить? Неужели ты не понимаешь, что мы с тобой находимся в неравных условиях? — Почему? — вздернула светлые бровки княжна. — Обе сидим дома, в тепле, сытости и комфорте, разве плохо? — Тебя отдадут замуж и ты или останешься княжной Одифера, если выйдешь за кого-то из наших, или вместе с мужем станешь править чужой страной, если твой муж будет чужестранцем. А что я? Я до конца своих дней обречена топить печь и стряпать еду, а это уж как-то не слишком подходит под определение комфортной жизни! Повариха — это не настолько важный и незаменимый человек, их у нас как собак нерезаных! Одной больше, одной меньше, подумаешь! — Что простые солдаты, что генералы погибают в битвах. Я не хочу потерять лучшую подругу. — Ты так говоришь про битвы и смерти, словно мне когда-нибудь доведется иметь к этому хоть какое-то отношение. Но я прекрасно знаю, что того, когда я стану генералом, никогда не случится, и именно поэтому я и хочу удрать из дома! Я не хочу быть кухаркой, я хочу приключений, неужели ты не понимаешь? Тебе кажется, будто будет лучше, если я до скончания своих дней буду стоять у печки, смотря, как моя жизнь проходит мимо? И почему я вообще с тобой дружу?! Инга пошла в отца характером и потому, как и он, обладала взрывным и буйным нравом. Она не собиралась мириться с тем, что казалось ей несправедливостью, и не считала нужным сдерживать себя, когда захлестывали эмоции, поэтому сейчас даже со всей силы зарядила кулаком в стену от избытка чувств, сделав в стене трещину и отбив несколько кусочков камня. Вместе с тем ее взрывы обыкновенно были довольно кратковременными. Вслед за этим несколько раз глубоко вдохнув ртом, помассировав пальцами виски, девчушка спустя минуту продолжила гораздо спокойнее: — Ольга, слушай — я сегодня с таким мальчиком познакомилась! Он — брат той самой Абби, к которой твой брат так неровно дышит! Этого мальчика зовут Вайлет Крокус! Он такой милашка! — И чем же он так тебе понравился? — Тем, что он совершенно не похож на прочих наших мальчишек! Я никогда прежде не видела такого мальчика! Он худощав, бледен и долговяз, но при всем при этом не производит впечатление чужака и выглядит как один из нас, как одиферский мальчик. А еще у него очень звонкий и приятный голос, Вайлет так мило робел передо мной... Ох, Ольга, ты даже не представляешь, насколько он мне понравился. Он очарователен... Инга тараторила без умолку, и дальнейшие речи своей сверстницы Ольга пропустила мимо ушей, так как вскоре у нее закружилась голова из-за мучительно сложного процесса по переработке огромного количества информации, поступавшей непрерывно с огромной скоростью, и пол начал уходить из-под ног. Но рассказчица была так поглощена тем, о чем она хотела поведать, что даже не заметила, что ее слышали, но не слушали.