****
Чем старше становился Рунтар, тем сильнее он избегал общества ровесников, предпочитая находиться поблизости от родителей — единственных людей, рядом с которыми он чувствовал спокойствие и защищенность, а если выходил гулять, то делал это на лугах и в лесу, подальше от всех. В одиночестве ему было совсем не скучно — будучи слабым и болезненным ребенком, он на протяжении очередной болячки всякий раз находился в строжайшей изоляции ото всех, общаясь только с родителями, которые лечили его и ухаживали за ним, и всегда зная, чем можно себя развлечь. Любой другой ребенок, оказавшись оторванным от целого мира, быстро сошел бы с ума, но только не Рунтар. Больше всего на свете Рунтар любил читать, но когда от слабости глаза болели и слезились, а буквы перед глазами расплывались, то он играл. Например, организовывал свое тайное общество, расставляя на одеяле полукругом все свои деревянные игрушки: яков, людей, собак, кошек, лосей, зайцев, лисиц, волков, белок, кабанов, оленей, лосей и многих, многих других. Часть этих фигурок была вырезана из дерева и раскрашена его отцом, а часть — самим Рунтаром во время болезни или от скуки житейской. Его изделия на фоне отцовских пусть и выглядели кривыми и кустарными, зато каждая последующая фигурка выходила все лучше и лучше. — Приветствую всех постоянных членов нашего тайного общества! Тридцать первое ежедневное заседание нашего «Клуба Ненавистников Анкутмы», или К. Н. А., объявляю открытым! А теперь наш девиз! Приподняв согнутую в локте руку с расправленной пятерней и слегка зажав нос пальцами, чтобы его голос звучал иначе, Рунтар затем произнес: — Мы не желаем Анкутме никакого вреда, мы просто его не выносим! К счастью для Рунтара, Анкутма на протяжении долгих лет в упор не замечал очевидных признаков того, что его «чахлый друг» на дух его не переносит, и даже не догадывался об истинных чувствах Рунтара к нему. В непогоду Рунтара было ничем не выманить из его комнаты, где он ел, играл сам с собой, читал, фантазировал. Правда, был в этом и очень, очень жирный минус — если при хорошей погоде Анкутма бесился на свежем воздухе вместе с другими ребятами, а потом, уставший за целый день, ел и заваливался на боковую, то в непогоду он, скучая, жаждал общества своего «чахлого друга», который был этому совершенно не рад. Утром одного из дней, когда на улице дождь лил как из ведра, восьмилетний Рунтар, схватив в одну руку книжку, а в другую — узелок с вкусностями, поспешил подняться на чердак, чтобы побыть там наедине с самим собой и своими мыслями, пока Анкутма еще видит сладкие сны. Поначалу ничего не предвещало беды — Рунтар сидел, прижавшись боком к стене рядом с чердачным окном, хрустел яблоком и читал, наслаждаясь шумом дождя, барабанившего прямо по крыше, сразу под которой он находился, и краем глаза наблюдая за тем, как крупные дождевые капли стекают по слюде, вставленной в оконную раму.****
Но идиллия продолжалась совсем недолго и быстро закончилась, едва начавшись. Внезапно услышав по ту сторону двери неистовый и безудержный хохот Гауды, который затем подхватила его верная компания, Рунтар перепугался не на шутку. А когда он вслед за этим еще и услышал непонятный глухой шум и затем осознал, что дверь снаружи загромодили чем-то тяжелым, чтобы он не смог выйти, от ужаса у него на лбу выступил холодный пот, а из глаз брызнули слезы. Да, посидеть под самой крышей под звуки дождя и почитать пару часов вдалеке от всего мира — это одно, а вот остаться тут навечно, будучи не в силах выбраться, и в конце концов помереть от голода, жажды и недостатка кислорода — это совершенно другое. Что ему теперь делать? Через чердачное окно он не сможет вылезти и спуститься — сноровка не та... Но недолго он ломал голову — обнаружив неподалеку валяющийся без дела железный черпак, Рунтар прошелся вдоль огромного количества труб, идущих от бессчетных печей в помещениях через чердак и выходящих на крышу. Затем, определив, какая из этих труб выходит из комнаты его отца, Рунтар принялся что есть силы лупить этим черпаком по ней. Киаран был крайне вспыльчивым, своенравным и взбалмошным человеком, поэтому, услышав раздражающий и непрекращающийся стук, доносящийся откуда-то сверху, моментально потерял самообладание и, выбежав из своей комнаты, понесся вверх по лестнице, ведущей на чердак, перепрыгивая через несколько ступеней. — Я ЩАС КОМУ-ТО РУКИ ПООТРЫВАЮ И В ОДНО МЕСТО ВСТАВЛЮ! — сотряс стены дворца громоподобный и гулкий бас Киарана, который спустя несколько секунд после того, как мужчина в одно мгновение убрал в сторону увесистый ящик, загромождающий дверь, открыл ее и прошел на чердак, сменился на нежный и ласковый. — Бедный мой птенчик, как же ты сюда попал? — поинтересовался Киаран у Рунтара, осторожно взяв его на руки и погладив, чтобы успокоить. От всхлипываний беспомощно прижавшегося к нему отпрыска у Киарана сердце сжалось в комок, а на глазах едва не выступили слезы. «Наверное, если бы я сразу утопил сына, как только он родился, я бы не доставил ему столько незаслуженных мучений. Рунтар живет в обществе, которое не принимает его, а вместо этого терроризирует. Одно из двух — или это самое общество в конце концов его морально загнобит и доведет до ручки, или Рунтар решит уехать куда-нибудь в поисках лучшей жизни» — пронеслось у него в голове. — Га-а-ауда-а-а... — прохныкало в ответ его зареванное чадо, размазывая слезы и сопли по лицу и шмыгая носом. Этого было более чем достаточно. На сей раз Киаран, когда с валящим из ушей и ноздрей паром вбежал в комнату Гауды, уже не стал в сотый раз объяснять этому юному имбецилу очевидные вещи — что подло обижать тех, кто слабее тебя и не в состоянии дать сдачи. — Если ты не понимаешь человеческого языка, то я буду разговаривать с тобой на понятном тебе языке. Раз уж твой отец не воспитывает тебя должным образом, то не переживай, я выбью из тебя дурь и отобью всякое желание впредь обижать моего Рунтара. С этими словами мужчина отвесил хулигану несколько звонких оплеух и подзатыльников. Разобравшись с Гаудой и восстановив справедливость, Киаран отправился в комнату к своему отпрыску, чтобы ободрить его и успокоить.****
Но Рунтара там не оказалось — он сидел на высоком деревянном табурете в комнате своей матери, представляющей собой больницу и аптеку в одном; и все не прекращал горько плакать. Изольда, которая в это время занималась изготовлением необходимого лекарства, узнала от пришедшего к ней Рунтара обо всем, что произошло с ним немногим ранее, но не знала, что ей в такой ситуации следует сказать сыну, чтобы успокоить его. Поэтому Изольда бросила свое занятие, взяла свое чадо на руки и принялась нежно гладить его по головке и по спинке, ожидая, когда к ней на помощь придет ее гораздо более красноречивый муж. Когда Киаран быстро догадался, где сейчас находится его отпрыск, и направился в обитель своей супруги, то, оказавшись там, он подступил к Рунтару с другой стороны и осторожно обхватил его своими огромными руками. — Пап, оскорблять человека за те вещи, которые он выбирает — это уже несусветная дикость, ведь каждый волен жить так, как ему хочется, а уж за те вещи, которые он при всем желании выбрать не в состоянии, например, внешность — это дикость во сто крат большая! — прерывающимся голосом проговорил Рунтар сквозь слезы, не переставая хныкать. — И потом, если бы я мог выбрать то обличье, которое у меня будет, то с вероятностью в тысячу процентов я бы выбрал не ту наружность, которая у меня есть, а точно такую же, как у тебя, папа — все-таки я должен был родиться таким, как и ты... Услышав настолько мудрую речь от находящегося в крайне расстроенных чувствах восьмилетнего ребенка, Киаран ненадолго растерялся, не зная, что ему следует на это ответить. Его сын познал эту жизнь и практически с самого рождения уразумел, какое положение он занимает в одиферском обществе. Вдобавок ко всему, Рунтар в свои довольно юные годы давно пришел к выводу, что всеобщее к нему отношение, обоснованное его ростом и комплекцией, которые были очень отличны от оных для его сверстников, совершенно несправедливо. — Мам, пап, я хочу покинуть Одифер, когда вырасту. — вдруг сказал Рунтар. — Поеду куда-нибудь в другую страну, может быть, там мне удастся найти свое место под солнцем. Киарану, конечно же, совершенно не хотелось, чтобы его любимый сын со временем покинул его, но ему ничего не оставалось, кроме как согласиться и дать добро на это. Что поделать, если его сын прав? Для Рунтара это действительно будет самой лучшей тактикой, и они оба прекрасно это понимали. — Ты удивительно силен духом, Рунтар. — наконец произнес Киаран. — Ты молодец. У тебя есть очень сильное стремление к лучшей жизни, и это похвально. Самое главное, чтобы ты со временем не опустил руки и не утратил это стремление к пятнадцати — шестнадцати годам.