Любимый пес

      Баки подскакивает от звука будильника. Голова раскалывается, и он тянется за телефоном, чтобы дать себе еще хотя бы пять минут сна. Но, видимо, он себе уже давал – раз десять по пять минут. Теперь ровно пять минут остается до выхода на работу, если он планирует прийти вовремя. А иных вариантов нет, потому что он все еще за старшего. Будь Пегги здесь, Баки бы, может, и проспал. А так приходится вскочить с кровати навстречу новому дню.       Брок вообще не реагирует – ни на его шумное пробуждение, ни на будильник. Лежит, распластавшись на животе, и не подает признаков жизни. Одеяло съехало ему в ноги, и Баки невольно зависает на мгновение, любуясь красивой линией его спины и открывающихся взору ягодиц. Даже не верится, что предстоит разрушить это великолепие собственными руками – но ничего не поделаешь. Баки огибает кровать и ласково проводит пальцами по его спине, вдоль самого крупного шрама.       – Эй. Вставай.       Брок ворчит нечто невнятное и отворачивается. Попытки растолкать его ни к чему не приводят – он сонно бормочет «еще пять минут» и накрывается одеялом с головой. Отказать ему Баки не в силах, поэтому уходит в душ, думая, что Брок, возможно, проснется за это время сам.       В гостиной – полный треш. Кучи пепла, окурков, бутылок и жестяных банок, стол чем-то залит, какие-то пятна на диване, да еще куревом разит просто пиздец. Времени собирать все это нет, а вечером приедет Стив и будет недоволен охуительно. Особенно тем фактом, что Баки курил в квартире. Но если начать все это убирать сейчас, то опоздание неминуемо. Поэтому остается верить в то, что Стив как лучший друг поймет и простит.       Баки молниеносно принимает душ, наскоро бреется, скручивает волосы в наикривейший пучок, влетает в комнату и, хлопая дверцами шкафа в поисках не требующей глажки одежды, наконец слышит за своей спиной некое шевеление и тяжкий стон.       – Сделаешь мне кофе?       Да, блять, конечно.       – Брок, я не могу. Я опаздываю пиздец. Давай вставай.       Тот лениво потягивается, даже не открывая глаз.       – Ладно. Оставь мне ключи. Я тебе занесу на работу. Через час. Или через два…       – Нет, не надо на работу, – тут же напрягается Баки, потому что сегодня там будет Сэм, и вдруг у него память лучше, чем у Уокера, да и вообще. – Давай я просто не буду запирать дверь. Только прикрой ее поплотнее, когда уйдешь.       Вот на этом Брок глаза открывает.       – Нет, я так не буду делать. Оставь ключи – я занесу, а то мало ли что.       – Да ничего не случится, Брок. Я постоянно так делаю.       И Стив так делает. Когда кто-то выскакивает в магазин, да или просто лень искать ключи. Тут спокойный район, Баки знает всех соседей, но Брока почему-то это странно напрягает:       – Ты постоянно так делаешь?       – Ну да. А что тут брать? Самое ценное – это айпад Стива, который тот все равно везде таскает с собой.       – Дело не в том, что брать…       Время поджимает уже просто критически, и Баки искренне не видит смысла в этом споре. Ну, разве что пялиться на сонного голого Брока, но это можно делать бесконечно, а бесконечности у него сейчас в запасе, к сожалению, нет. Поэтому Баки лишь коротко целует его на прощанье и говорит:       – Давай, Брок, мне нужно бежать. Просто закроешь дверь и все. Ничего не случится.       Но тот аж из кровати выползает (причем с явным трудом), нагоняя Баки в коридоре. Все никак не отстает с этой проклятой дверью:       – Оставь мне ключи. Я принесу. Могу вечером после твоей смены. Встретимся на соседней улице – рядом с кафе или рядом с твоим домом. Спишемся, в конце концов.       – Ладно.       Времени препираться нет, поэтому Баки вкладывает ключи ему в ладонь и убегает в кафе.       Обычно он ходит до работы пешком, но тут приходится взять велик. Приезжает секунда в секунду.       День выдается на редкость загруженным, еще и голова трещит нещадно после вчерашнего. Сообщение Брока с вопросом, когда и куда подвезти ключи, Баки замечает только спустя пару часов – настолько упахивается за смену. Они договариваются на после работы, Баки прощается с Сэмом и Лемаром, делает для Брока кофе и идет к их обычному месту встречи на соседней улице.       Брок его уже ждет. И тачку свою забрал, ничего с ней не случилось – а то переживал он.       Баки протягивает ему кофе с ремаркой:       – Как ты и просил.       Ну, просил же он. Утром.       – Ага, очень вовремя, – ворчит тот, но кофе, конечно, берет. Пристраивается задницей к капоту и продолжает стенать: – Блять, я чуть не сдох…       Выглядит он, и правда, помято. Весь такой непривычно сонный и взъерошенный. Домой он не заезжал – значит, все в той же залитой пивом футболке – поэтому и куртка по горло застегнута.       – Ты реально вообще не пьешь? – усмехается Баки, пристраиваясь рядом.       – Да. Я веду здоровый образ жизни, не заметно?       Вместо ответа Баки выразительно смотрит на сигарету, тлеющую в его руке. Прослеживая его взгляд, Брок только плечами пожимает:       – Ну, я не могу быть хорош во всем.       – Ты во сколько встал-то?       – Часов в пять. Или в шесть.       Баки прыскает от смеха, хотя в общем-то ему не должно быть смешно. Они были в шаге от провала.       – Еще чуть-чуть и ты бы встретился со Стивом.       – Ты же сказал, что он в Канзасе, – напрягается Брок, явно не обрадованный такой перспективой.       – Да, но сегодня возвращается. Уже должен был вернуться.       – А предупредить слабо было?       – Я же не знал, что ты дрыхнуть до вечера собираешься, – весело хохочет Баки. Но тут же его настроение омрачается: – Блять, Стив мне сейчас выест весь мозг за тот бардак, что мы оставили…       От одной мысли об этом уже хочется застрелиться: Стив умеет иметь мозги.       И вдруг Баки слышит:       – Расслабься. Я все убрал.       Поворачивается к Броку, не веря собственным ушам. Он, кажется, не любил его никогда больше, чем в этот момент.        – Серьезно? Брок! Ты просто лучший!       – Да, это так, – соглашается тот, подставляясь под благодарственный поцелуй. Выкидывает потухшую сигарету и достает его ключи – Баки уже и забыл про них. Но стоит потянуться за связкой, как Брок тут же сжимает его ладонь и не отпускает.       – Дай мне обещание.       – Какое?       Это похоже на игру, и Баки думает, что обещание будет шуточным из серии «никому не рассказывай, что видел меня пьяным» или что-то в этом роде. Но неожиданно тот просит:       – Не оставляй дверь в квартиру открытой.       Баки удивленно фыркает:       – Не надо навязывать мне свое ОКР.       Но Брок не отпускает его ладонь, требуя то ли в шутку, то ли всерьез:       – Пообещай.       – Хорошо. Я обещаю.       И с этим обещанием Баки получает ключи обратно.       – Подвезти тебя? Высажу, где скажешь, – предлагает Брок. Уже даже открывает для него дверцу машины, но Баки качает головой. Он был бы счастлив провести с ним еще несколько минут, но не хочет оставлять велик у кафе на ночь.       – Я на велике. Мне надо его забрать.       – Ладно. Тогда спокойной ночи.       Они прощаются, Баки идет обратно к кафе за великом и едет домой. Но у дома вдруг замечает машину Брока, медленно следующую за ним. Убедившись, что Баки зашел в подъезд, тот машет ему рукой и жмет на газ. Баки не слишком ясен этот маневр, и он тут же набирает ему в «вотсапе»: «Следишь за мной?» с кучей смеющихся смайлов. В ответ получает голосовое: «Да просто поздно уже. Не злись».       Баки и не думал злиться. Хотя вообще-то да – он не ребенок и не девчонка и прекрасно может за себя постоять. Но в душе просто растекается от того, что Брок так сделал. Беспокоится, значит. Не так уж ему и все равно. «Без обязательств» – ну-ну. Сам же себе противоречит.       Довольный донельзя, Баки накидывает ему в «вотсапе» сердечек и заходит в квартиру, чуть не спотыкаясь о чемодан Стива. Вот Стив тоже, кстати, дверь не закрыл – для них обоих это нормально. Но Баки же обещал – так что честно поворачивает ключ в замке.       Стив оккупировал душ, а настроение у Баки настолько приподнятое, что он даже готовит им ужин. Это помогает немного снизить градус недовольства Стива по поводу того, что Баки «опять курил в квартире», хотя он же «просил». Баки строит виноватое лицо и клятвенно обещает, что «больше никогда», сваливая все на стресс на работе и необходимость быть за старшего вместо Пегги.       – Как твое свидание, кстати? – спрашивает Стив, накручивая спагетти на вилку. – И что это за парень у тебя появился?       Баки кривит лицо, стараясь звучать как можно более равнодушно:        – Да все, забей. Че-то не пошло с ним. А еще, оказалось, он боится темноты.       Как говорится – хочешь убедительно соврать: просто искажай правду. Они со Стивом дружно ржут, но, отсмеявшись, тот спрашивает уже серьезно:       – Ты вообще уверен, что ты по парням, Бак? Или все не можешь забыть того мужика, поэтому…       – Нет, я все. Забыл, – врет Баки, кусая губы. Почему-то так и не получается сказать Стиву правду. Он скажет. Обязательно. Но позже. Сейчас вечер, да и как-то настроя нет на этот разговор. Это надо будет спорить, доказывать, объяснять, а еще это «без обязательств» – Баки не хочет признаваться Стиву, что он на это согласился. Хотя он и не соглашался. Да и вообще «без обязательств» на словах не таким уж «без обязательств» выходит на деле. Или как? Баки пока и сам не разобрался. Сам не понимает ничего. Вот разберется – тогда со Стивом и поговорит. А пока рано. Пусть все устаканится с Броком сначала.       Дальше наступает время удивительных историй про Канзас. И Баки вновь ловит себя на мысли, что отчаянно и тоскливо Стиву завидует. Он рад за них с Пегги, конечно, но ему тоже так хочется всей этой милоты и близости настоящих отношений. Баки невольно зависает, мечтая о том, как бы они с Броком путешествовали по Америке или вообще по миру, вместе бы колесили на машине, вместе готовили, все бы делали вместе. Рисует идиллические картинки знакомства с друзьями и родителями – хотя ясно, что в реальности это будет вообще не так, но Баки не хочет думать про реальность.       Погруженный в мечты, он вновь включается в разговор, только когда Стив сообщает, что собирается свозить Пегги в Бруклин на Рождество – познакомить с матерью и Барнсами. Стив описывает, как это будет, как они соберутся все вместе за рождественским столом – и Баки, конечно, тоже во всем этом присутствует, как же иначе. Баки слушает, поддакивает и прогоняет невозможную мысль о том, как бы он хотел провести это Рождество с Броком. Понятно, что не в Бруклине – это вообще за гранью, но у него дома, например. Нарядить елку, выпить винишка, приготовить что-нибудь, поваляться с Солдатом на ковре. Но – трезво оценивая свои шансы – Баки понимает: это нереально. Даже заикаться не стоит, если он не хочет услышать очередное «забудь» или «не увлекайся». «Лодочки» «лодочками», а Рождество – это все-таки другой уровень. Сильно другой.       Они со Стивом расходятся по комнатам, и Баки с наслаждением падает в кровать, зарываясь носом в подушку, на которой спал Брок. Надо будет спросить у него, что за одеколон, и купить такой же. Чтобы всегда пахнуть им. Они провели вместе целый день и две ночи, Баки видел его сегодня вечером, буквально пару часов назад, но все равно чувствует, что скучает безумно. Заходит в «вотсап» – просто посмотреть: в сети тот или нет. Не в сети, но был несколько минут назад. Баки зачем-то дожидается, когда Брок снова появляется онлайн, и прокручивает диалог туда-сюда, пока тот не выходит. Все, спать, наверное, пошел, да и Баки уже пора. Он откладывает телефон и закрывает глаза, но вдруг спустя минуту или две тот вибрирует под подушкой. Баки даже не надеется – думает, рассылка или Сэм скинул очередной тупой мем в общем чате – но смотрит на экран и не верит собственным глазам. «Иди спать» – от Брока. Абсолютно ниочемное сообщение, но Баки улыбается до ушей, когда набирает ему не менее ниочемное «уже». Они обмениваются «спокойной ночи» и, блять, это почти как Стив и Пегги, у которых «спокойной ночи» и «доброе утро» – это обязательный ритуал. Баки всегда считал, что это бред и вообще напрягает. Но сейчас он просто счастлив. Просто орать готов от счастья. Все-таки это вообще ни разу не похоже на «без обязательств». Вот нихуя.       И его счастье могло бы быть абсолютным, если бы не одно «но». Баки старательно гнал от себя эти мысли весь день, да и завершение дня было таким милым, что он хотел бы не думать об этом и сейчас. Не думать об этом вообще. А еще лучше забыть, что слышал. Потому что по факту эта информация совершенно не нужная, но теперь, когда Баки ее знает, она не дает ему покоя.       Чертов хирург.       Да, конечно, у Брока должно было быть прошлое. И Баки хотел его знать. Но теперь, узнав, совершенно не понимает, что с этим знанием делать. Если смотреть на ситуацию рационально и по-взрослому – то этот хирург ничего не меняет. Да, пусть Брок его любил. Пусть они там то сходились, то расходились. Но это же в прошлом? А это явно в прошлом. Брок говорил об этом человеке спокойно, с благодарностью – он отпустил. В нем больше нет вот этих разрывающих эмоций незажившего чувства, только «спасибо, что ты был».       Но зато как он о нем говорил.       Баки кусает губы, не желая слушать этот мерзкий внутренний голос. Нет, этот человек совершенно точно в прошлом: Брок снимает в «ГИДРЕ» «официантов», у него принципиально односпальная кровать, а свою «большую любовь» он вряд ли бы в пристройку для секса стал водить. Да и тот же резко против БДСМ, а у Брока в доме целая камера пыток – однозначно нет. Они действительно не общаются. Давно. Причин для ревности точно нет.       Но почему тогда он не сказал, что они расстались? Почему промолчал?       И вот на этот вопрос Баки не находит ответа. Разве что – был пьян. Но вот пиздеть про «все те моменты», «благодарен за каждую секунду» он что-то не был пьян. Мудак.       Баки решает не думать, но не может не думать. Не зря в интернете советуют: ни в коем случае не рассказывать своим нынешним про своих бывших. Потому что это и в самом деле просто взрывает мозг. Ревность. Абсурдная ревность, с которой Баки не может совладать. Ревность к тому, что было и уже не изменишь. А еще непроизвольное сравнение себя – с тем, бывшим. И жгучее желание быть лучше – во всем. Во что бы то ни стало. И с одной стороны, Баки хочет знать, с кем соревнуется, чтобы оценить свои силы, плюсы и минусы. С другой стороны – знать не хочет. Да и Брок не станет с ним об этом говорить, он уверен.       Когда они встречаются через неделю, Баки аккуратно зондирует почву, пытаясь выйти на разговор о прошлом вечере. Но Брок ожидаемо «ничего не помнит», вставляет в каждое предложение, что его «вынесло», и он «в душе не ебет», что он там по пьяни нес. Но Баки уверен – все он помнит. Не настолько он был пьян – да, язык у него развязался, но он соображал, что говорит. Помнит он все. Просто жалеет, что сболтнул лишнего. А если спросить прямо – будет отрицать. До посинения. Они только разругаются, и Баки не добьется ничего. Разве что Брок еще раз ткнет его тем, что у них «без обязательств», «не увлекайся» и «знай свое место».       Поэтому Баки решает дальше не спрашивать – не помнит, так не помнит – и переключается на другую тему:       – Мы со Стивом собираемся в Бруклин на Рождество.       Странно, но Брок даже выглядит заинтересованным. Хотя, возможно, просто рад, что Баки не стал продолжать неприятный ему разговор, поэтому охотно поддерживает этот:       – В Бруклин? У тебя там семья?       Баки кивает. И оставшуюся часть пути рассказывает ему про семью, про Стива, про большой рождественский ужин, который тот запланировал, чтобы познакомить всех со своей девушкой – Пегги Картер. Брок слушает внимательно, задает вопросы о его семье, о детстве, о Стиве и о его девушке, но так и не говорит – «а может, останешься и отметим Рождество вместе?» Хотя Баки только на это и надеется. Только ради этого и рассказывает.       Наверное, он действительно хочет слишком многого. Или слишком сразу. У Пегги со Стивом тоже не так уж стремительно все шло. Но там, блять, никто не говорил про «без обязательств».       – А ты как планируешь отметить Рождество?       Брок пожимает плечами.       – Не думал об этом.       – Будешь в «ГИДРЕ» трахать мальчиков в красных меховых шортиках?       Баки не знает, зачем спрашивает это. Наверное, надеется услышать опровержение. Но Брок, наоборот, лишь подхватывает тему:       – А почему не девочек в меховых юбочках?       – Да хоть рождественских оленей еби – мне все равно.       Брок смеется и не отвечает ничего. Да, он же не должен отчитываться. Они же просто «проводят время». И Баки не должен «выносить ему мозг своей ревностью». А главный олень, которого тот ебет, похоже, он сам. Но слишком, блять, хорошо он это делает.       Во время секса Баки прощает ему все, да и Брок в сексе другой. Такой близкий, нежный, не контролирующий себя, шепчет всякие милые глупости на ухо. С ним либо трахаться, либо бухать – третьего, похоже, не дано.       Нежась в его объятиях после, Баки уже снова счастлив и снова обожает его донельзя. Липнет к нему всем телом, притирается к шее и шепчет:       – Я придумал, куда мы пойдем на этот раз. Выбирай день.       – Это снова сюрприз? – улыбается Брок в темноте.       – Даже не знаю... Прошлый мой сюрприз тебе не очень понравился.       – Почему? Мне понравился.       Брок поворачивается и целует его – в подтверждение своих слов. Пару секунд Баки взвешивает все «за» и «против», но раз уж они все равно вышли на эту тему и Брок весь такой милый и расслабленный, то почему бы не попробовать спросить аккуратненько:       – Ты боишься темноты?       Тот смеется:       – Нет, конечно, нет. Дело в другом.       – В чем?       Он молчит какое-то время, видимо, соображая, как лучше объяснить.       – Меня просто напрягают ситуации, которые я не контролирую. В которых я, скажем так, тактически уязвим. Мозгами я понимаю, что все в порядке, но это уже где-то на подкорке сидит. Но я бы высидел с тобой спокойно, ты зря… – он замолкает, и Баки не видит, но слышит, как он буквально расплывается в улыбке: – Но вообще это было мило. Ну, что ты подумал обо мне, знаешь… Мне понравилось.       Брок смеется, завлекая его в поцелуй. И Баки горд собой невероятно, что он реально подумал и догадался и, оказывается, Броку это было приятно – от счастья прямо распирает. Но он все-таки не может понять:       – Ты настолько помешан на контроле? Или что это вообще?       – Ну, в данном случае я, скорее, помешан на безопасности. Профессиональная деформация – типа того.       Ощущение, что Брок пытается что-то завуалированно донести – но Баки не до конца понимает. Тот всегда говорит про свою «профессию» намеками, приходится лишь догадываться:       – Ты всерьез считаешь, что что-то «опасное» могло произойти в ресторане? Ты типа вооруженного нападения ждал или чего? Или боялся, что меня похитят, поэтому не отпускал ни на секунду?       Баки говорит это в шутку. Выдвигаемые предположения ему самому кажутся абсурдными. Но на этот раз Брок его веселья не разделяет. Размыкает объятия и переворачивается на спину, закидывая руки за голову.       – Мы, Баки, из разных миров. Случиться в принципе может все что угодно. И где угодно. И когда угодно.       Но не в чертовом ресторане, в который они пошли. Кому он нужен? Что за бред? Утыкаясь подбородком ему в грудь, Баки произносит по слогам, улыбаясь:       – Это паранойя.       – Я знаю.       Брок ласково проводит по его волосам, но больше не смеется. Снова становится холодным и напряженным. Баки это не нравится, он бы хотел помочь, но не знает как, да и вообще мало понимает, что с ним происходит и что творится у него в голове.       – Не думал обратиться к психологу?       – Каким образом?       – В смысле?       – В прямом. Ты веришь во врачебную тайну? Я нет. Я вообще людям не верю.       Баки уже открывает рот, чтобы спросить – а что такого ты стесняешься рассказать? Но захлопывает тут же. Догадка поражает, и от всей этой ситуации веет какой-то жутью. Баки облизывает мгновенно пересохшие губы и спрашивает то, что, наверное, не стоило бы спрашивать. Потому что он догадывается, каков будет ответ. Но слышать его не хочет. Не готов услышать. Но и не спросить уже не может.       – Ты… убивал людей?       – Я устранял конкурентов. Они изначально знали, во что ввязываются.       То, как он отвечает – обороняясь, не желая признавать вину – пугает еще больше.       – Хорошенькое оправдание…       – Ну, либо ты, либо тебя. Тебе, мальчику из хорошей семьи, этого не понять.       Баки хмурится, задетый его уничижительным тоном. «Из хорошей семьи»? Что вот он имеет в виду под этим? Баки никогда не считал себя из «хорошей семьи» – ну, в том плане, что так обычно говорят про каких-то мажоров или детей гарвардских профессоров – хуй знает. Баки же из обычной бруклинской шпаны, да семья у него хорошая, но в таком самом прямом смысле слова «хороший» – дружная и любящая, но среднего достатка. Прям среднего-среднего. У Брока куда больше бабла, по сравнению с ним и его семьей. Да, так было не всегда, в Броке очень считываются все эти «пацанские» замашки, он и сам говорил, что вырос в безденежье, но и Баки, извините, не потомственный аристократ и не наследник миллионов. У них плюс-минус один бэкграунд – о чем Брок вообще говорит? Но в целом похуй, пусть успокаивает совесть, как хочет. Принципиально важно другое:       – Ты… завязал?       – Теперь у нас легальный бизнес. Физические разборки позади – если ты об этом. Все поделено и отвоевано. Вон, собака сколько у меня живет уже. Я больше не убиваю людей, как ты выразился. Это было давно.       Ну, как бы убедительно, но не очень.       – А ты не хочешь из этого «бизнеса» вообще выйти?       – Зачем? Да и не все так просто… Возможно – в теории, но… зачем?       – Ну… разве деньги стоят того?       – Когда папа с мамой тебя обеспечивают, то, конечно, нет, – огрызается тот. Заводится на пустом месте, снова подчеркивая несуществующую разницу между ними. Но вот это уже вообще несправедливо, и Баки праведно возмущается:       – Меня не обеспечивают папа с мамой! Я сам зарабатываю себе на жизнь!       – Со скольки лет?       – Я в шестнадцать уже подрабатывать начал!       Брок только фыркает, не проникаясь ничуть:       – Но жил-то ты с родителями. Тебя обували, одевали, крыша у тебя над головой была. Я вот в пятнадцать из дома сбежал и больше не возвращался. Я не преуменьшаю твои заслуги, Баки, но не всем так повезло, поверь.       – Я уверен, ты бы мог найти нормальную работу, если бы захотел…       – Ой, блять, заткнись. Ты лезешь рассуждать про то, в чем вообще ни хуя не понимаешь…       Брок спихивает его с себя и тянется за сигаретами. Но Баки уверен – он так остро реагирует потому, что и сам понимает собственную неправоту, просто не хочет признавать. А хочется заставить его признать:       – Ты вот говорил, что категорически не приемлешь веревки и ограничение подвижности. И, знаешь, забавно выходит – потому что по жизни-то ты, получается, связан по рукам и ногам. Раз тебя все это бесит, но ты не можешь из этого выйти.       – Я могу из этого выйти.       Про «бесит» он проглатывает. Значит, правда.       Баки забирает у него сигарету, делает затяжку и выдыхает дым ему в лицо:       – Ну, так выйди.       Сигарету у него тут же отбирают, а самого снова спихивают в сторону.       – Зачем? Потому что так хочется твоей левой пятке? Еще аргументы есть?       – Ну, а тюрьмы ты не боишься?       – Нет, вот уж тюрьмы я точно не боюсь. Полиция никогда в это не лезла и не станет – там такой змеиный клубок, что лучше не ворошить: сами друг друга сожрут. Да и сейчас другие времена, говорю же тебе. Пирс вообще избирательную кампанию на пост мэра готовит. Провалится, конечно, но сам факт. Даже если, чисто гипотетически, я кому-то буду мешать – куда проще и логичнее меня убрать, чем шить дело.       Баки сглатывает, даже не желая об этом думать – слишком страшно. Это действительно другой мир, погружаться в который не хочется абсолютно. И в то же время это мир Брока, а, значит, погружение неизбежно, если Баки собирается быть с ним. А он собирается.       Он подумает об этом позже, а пока прижимается к Броку «большой ложкой», отчетливо ощущая под ладонями его шрамы – они везде, разные по форме и размеру. И теперь Баки наконец понимает:       – У тебя шрамы поэтому? Из-за твоей «профессии»?       – Да, она травмоопасная, – мрачно усмехается тот. Баки поглаживает пальцем чуть выступающую полоску зарубцевавшейся кожи у него под ребром и говорит:       – Вот тебе и ответ на вопрос «зачем».       – Это вообще не ответ на вопрос «зачем», – снова раздражается Брок. – Как раз наоборот. Я прошел через все это дерьмище – ради чего? Чтобы заварить новое, когда все наконец успокоилось? Сейчас у меня вообще все зашибись: я протираю штаны в «ГИДРЕ», тренирую для Пирса личную охрану, подбираю ребят, слежу за ними – получаю бабло и по большому счету делаю, что хочу. А предателей не прощают, знаешь? Но мне и смысла дергаться нет. Меня в высшей степени все устраивает.       Но что-то не устраивает. Он как будто убеждает сам себя. Или Баки так кажется, потому что он бы этого хотел – чтобы Брок из этого вышел. Но Баки, и правда, мало что понимает, а выйти из такой хуйни, пожалуй, действительно сложно. И если Брок говорит, что все спокойно, все закончилось – причин сомневаться нет. Хотя живет-то тот за бетонным забором с системой сигнализации – хочется отметить. Но все равно его не переспоришь.       Баки продолжает исследовать руками его шрамы и делает еще одну попытку выйти на интересующий его разговор:       – А вот эти, самые крупные рубцы, я так понимаю, из-за аварии? Тоже любил погонять, да? А еще мне что-то высказываешь про аккуратность за рулем.       Брок молчит пару секунд, видимо, решая, притворяться ли дальше, что «был пьян и ничего не помню», или ответить. И все-таки отвечает:       – Мне подрезали тормоза.       Баки приоткрывает рот, чувствуя мгновенно охватывающий его ужас. Не знает, что сказать, и единственное, что приходит на ум, это почему-то вопрос:       – Было страшно?       – Не то слово. Еще страшнее, когда я понял, что есть риск больше никогда не встать на ноги. А еще страшнее – то, что у меня не было никого рядом. Вообще. Даже тупо сменную одежду из дома принести, я уж молчу про все остальное. Я был один. С перспективой остаться инвалидом. И в тот момент, знаешь, не так страшно было умереть, как выжить.       – Ну… хорошо, что тебе повезло с врачом, да? – замечает Баки осторожно. Даже дыхание задерживает в ожидании ответа. Но Брок молчит. Причем как-то нехорошо молчит. И Баки каким-то шестым чувством, но очень отчетливо улавливает, что сейчас туда лезть не нужно. Его ревность будет выглядеть глупо и мерзко, учитывая масштабы того, через что Броку пришлось пройти. Ну, и не удивительно, что он влюбился в того человека. Еще бы он, блять, не влюбился. Вот только Баки никогда в жизни приблизиться не сможет к этому ослепительному спасителю.       – Сколько тебе было лет?       – Двадцать с чем-то, – Брок что-то подсчитывает на пальцах. – Двадцать три.       Примерно, как и Баки сейчас. Тот человек был старше. Наверняка. Не факт, что намного, но тридцатка ему, наверное, была: врачи же долго учатся. Баки хочет выведать о нем что-нибудь еще, да и Брок, вроде, даже готов разговаривать, но как спрашивать – непонятно. Любой вопрос, возникающий в голове, кажется каким-то неподходящим праздным любопытством. И Баки сдается. В другой раз. Просто целует его в выступающий позвонок на шее и закрывает глаза.       Они лежат так какое-то время, и Баки уже даже начинает засыпать. Но Брок вдруг поворачивается и тянет его на себя, вовлекая в поцелуй. Баки вяло отвечает, разрываясь между непреходящим желанием с ним трахаться и сиюминутным желанием спать. Но Брок, конечно, добивается своего: приспускает с него штаны, устраивается между ног, отсасывая и вылизывая, и все, Баки спать уже не хочет. Да и не может.       – Давай ты меня? – шепчет Брок хрипло, сминая в ладони его яйца, чтобы, блять, выбора вообще не оставалось. Подтягивается наверх и переворачивается на живот, чуть разводя ноги – приглашая Баки садиться между. Как тогда, когда они трахались в первый раз. Излюбленная поза у него, что ли? На животе? Лежать и ничего не делать? И Баки бы и не против, если бы не внезапно поразившая неприятная догадка. Тот человек… он ведь, наверняка, был активом по большей части? Баки не знает, но почему-то представляется это именно так. А еще их разговор в тот раз – кто лучший, кто не лучший. Брок не захотел сказать, что Баки лучший (пусть даже в шутку) из-за того, что лучший тот? И спиной он сейчас поворачивается зачем? Чтобы представлять, что его ебет тот? Ревность просто зашкаливает, и Баки даже не просит, он командует:       – Нет, развернись. Ко мне лицом.       Ожидает недовольства и сопротивления, но его нет. Брок послушно переворачивается и пододвигает себе подушку с дивана, которую до этого подкладывал Баки под бедра.       Трахает его Баки медленно, и ночник еще включает, чтобы смотрел и чувствовал, что это он. Не смел представлять кого-то другого. Без латекса, кожа к коже, ощущения, и правда, другие. Но Баки не может насладиться сполна, потому что пульсирующая на подкорке мысль, что с тем Брок тоже трахался так – ведь наверняка так – выедает ему мозг.       – Ты решил проверить свою, а заодно и мою, выносливость? – выдыхает Брок, чуть подаваясь бедрами – чтобы двигался быстрее. Но Баки никуда не торопится.       – Ну, ты же вечно жалуешься, что я делаю это резко. Вот, наслаждайся.       Брок издает какой-то невнятный то ли смешок, то ли стон. Выгибается, хватаясь руками за изголовье кровати. Просовывает ладони между реек и держится за них, меняя таким образом угол проникновения. Получается проще и глубже, а его выгнутое дугой тело – это вообще отдельный вид эстетического оргазма. А как он стонет, подаваясь на член – блядский боже…       – Подрочи мне, а? Ты все равно удобно сидишь.       – А ты собираешься закрыть глаза и думать об Америке? – ворчит Баки недовольно, но делает, как он просит. Впрочем, без особого старания. Хочется продлить момент близости, силы лично у него есть и не хотелось бы, чтобы Брок кончил сейчас – ведь потом он даже ему не отсосет, они же без презика.       Но неторопливая дрочка в его исполнении Брока не устраивает, и тот тянется помочь себе сам. Отпускает изголовье, поза меняется, но Баки куда больше нравилось, как оно было.       – Верни руки обратно. Ляг, как лежал.       Поскольку подчиняться Брок не спешит, Баки сам пригвождает его запястья к изголовью. Но ради этого маневра приходится вытащить член, позиция рушится, и Баки торопливо поправляет подушку под его бедрами, изнывая от необходимости побыстрее вернуться в приятное обволакивающее тепло чужого тела. Привычным движением закидывает его ногу себе на плечо, и – уже, можно сказать, на полпути – вдруг слышит:       – А можешь пальцами?       Баки замирает и хмуро смотрит ему в глаза. Издевается он, что ли?       – Ты, блять, серьезно сейчас?       Брок ржет, снова убирает руки от изголовья и затягивает его в поцелуй. Баки задвигает ему резко, по самые яйца – потому что бесит неимоверно. Вот Брок же специально его выбешивает, добиваясь своего. Теперь выносливость уже точно никто не проверяет. Баки трахает его от души, а Брок стонет и ржет одновременно, довольный. И дрочит себе сам. Баки помогает ему только в конце, чувствуя собственный оргазм и желая ускорить его. Не зря он это делает, потому что, освобождая руки, Брок снова хватается за рейку и вот этот его жест, вытянутое дугой удовольствия тело – доводят до пика их обоих – впервые получается кончить практически одновременно. Баки горд этим невероятно – настолько, что даже позволяет себе глупо спросить, когда они залезают в душ:       – Брок, скажи: тебе хорошо со мной?       И жмурится довольный от его поцелуя.       – Конечно, котик. Ты лучший.       И вот Баки получает наконец свое долгожданное «ты лучший». Но это «ты лучший» – на самом деле или очередное «то, что ты хочешь слышать»? И лучший ли он объективно? Лучше ли он, чем тот?       Баки лежит в темноте и мучается этим вопросом. Поволока желания рассеивается и невольно он начинает анализировать. Их секс. Конкретно этот раз, да и вообще. Действительно ли Броку с ним хорошо? Баки очень не хочет этого признавать, но – в постели у них явно есть некоторый перекос. Ладно – не некоторый, а весьма ощутимый перекос. Вот взять хотя бы сегодняшний день. Брок его вылизал – дважды: и первый раз, когда его растягивал, – это вообще было прям долго и охуительно по ощущениям, вместе с пальцами. Причем себе он в тот момент даже не дрочил, полностью занятый Баки и его удовольствием. Отсасывал Брок ему сегодня тоже дважды. И тоже долго, старательно – а это же даже физически тяжело: ну, челюсть устает, язык немеет – объективно. Ну, а Баки… Что сделал Баки? Ну, сначала он раздвинул ноги, чтобы его выебали. А потом задвинул член и выебал сам. Ну, в первом раунде он еще Броку отсосал (закашлявшись на пустом месте, после чего от него сразу же отстали), а во втором – порастягивал пальцами, и то – лишь бы растянуть, а не так, как Брок это делает, превращая прелюдию в отдельный вид удовольствия. А Баки – да, больше думал о том, как бы самому побыстрее вставить. Ну, подрочил ему еще вяленько – и то, только когда тот сам попросил. И вообще Броку часто приходится не то чтобы просить, но напоминать что-то сделать и для него тоже – это все происходит легко и в шутку, но, блять, по идее Баки должен делать это сам без напоминаний. Он ведь даже ни разу его не вылизывал, хотя Брок делает это постоянно. И ведь Баки сам это очень любит, это вообще самое приятное, и он не имеет никаких предубеждений, ему не брезгливо, он бы сделал – но почему-то не делает. Просто в процессе как-то не до этого становится, его уносит, и он реально думает членом, а не головой. Думает о себе. Исключительно. Вот и сегодня – Брок попросил его пальцами. С одной стороны, конечно – какой мудак будет просить прерваться, если они, блять, уже трахаются и остановиться невозможно. С другой стороны – Баки понимает, что если бы попросил он сам, то Брок бы остановился и сделал, как он просит. Причем никакого неудовольствия не высказал бы. И выводы в целом напрашиваются какие-то неутешительные.       – Брок? – тихо зовет он в темноте, надеясь, что тот еще не спит. Получая ответное мычание, Баки все-таки задает вопрос, без которого уже не уснет:       – Я эгоист в сексе?       – Ну, ты маленький еще просто, – сонно бормочет тот. – Тебе не хватает терпения. Научишься потом. Забей.       Слышать это ужасно неприятно и обидно. Хотя Брок отвечает ласково и по-доброму. Да и обижаться не на кого, кроме как на себя.       Баки пододвигается к нему ближе, обнимая.       – Ты бы хотел, чтобы я тоже тебя… ну… языком?       Брок смеется и разворачивается к нему.       – Не надо делать то, что тебе не хочется, просто из желания угодить мне.       – А с чего ты взял, что мне не хочется? И чего вообще хочется тебе?       – Даже не знаю, с чего я взял, Баки, – дразнит тот ласково. – Возможно, с того, что ты убеждал меня, что тебе нравится БДСМ, а потом вышло, что нихуя? Давай мы не будем это повторять.       Это ответ на первый вопрос. Но на второй Брок так и не отвечает. И Баки спрашивает снова:       – Так а тебе что нравится? БДСМ?       – Да все мне нравится. И без БДСМ тоже. Не загоняйся. Я свое возьму – за меня не переживай.       – Но ты не берешь, – констатирует Баки обиженно. Ладно, хорошо – пусть он эгоист и ему не хватает терпения. Но Брок же вполне в состоянии вправить ему мозги и спустить с небес на землю, когда надо. По жизни он делает это прекрасно. Но почему тогда не делает в сексе? Ну, он просит иногда что-то – как сегодня с этими пальцами – но как бы не настаивает. И вообще трезво глядя на вещи, закрадываются подозрения, что в сексе Баки тоже «впечатляют». И все отлично, конечно. Но и он бы хотел «впечатлять» в ответ.       – Не загоняйся, – повторяет тот. – Лучше скажи: куда мы пойдем? Или это все-таки сюрприз?       Вообще Баки, конечно, умиляет насколько Брок, оказывается, ждет этих его «сюрпризов» – сам вон напоминает постоянно. И ведь не признается, говнюк, если прямо спросить. Но все равно приятно. Прям до дрожи.       – Пусть будет сюрприз, – решает Баки. – Выбери день. Точнее вечер. После семи.       – Давай так, чтобы на следующий день у тебя не было смены?       Не, не выйдет.       – У меня теперь всегда будут смены, я коплю свободные дни под поездку в Бруклин. Но пару часов вечером я выкроить смогу. Поэтому скажи, когда ты свободен на этой неделе, и я договорюсь в кафе уйти пораньше.       – Получается, это будет последний раз, когда мы увидимся в этом году?       Дошло наконец. «Но ты все еще можешь предложить встретить Рождество вместе…», – мысленно орет ему Баки. Но Брок просто предлагает четверг.       Баки давно решил, что раз само Рождество с Броком ему не светит, то он хотя бы вытащит его на рождественскую ярмарку. Он уже пару недель как мониторит фоточки и отзывы в «инстаграме», еще и Стив с Пегги сходили туда в субботу и в полном восторге, поэтому Баки понимает, что не ошибся с выбором. Брок скривит рожу, конечно – ну, не может он без этого – но он и с «лодочек» плевался, а потом вдруг «в тебя невозможно было не влюбиться». Так что Баки вообще не переживает на этот раз: все пройдет нормально.       С погодой прям везет. Она самая что ни на есть рождественская. Идет снег, большими красивыми хлопьями. Холодно, конечно, но это же зима. Баки упакован полностью – в шарфе, шапке и перчатках. Брок же встречает его в своей обычной кожанке – он в ней что летом, что зимой – до хуя же у него бабла, куртку, что ли, еще одну не может себе купить? Правда, он в свитере на этот раз, не в футболке. Ну, наверное, ему будет тепло. Баки на это надеется. Мысленно ругая себя за то, что не предупредил, что им предстоит гулять.       – Как тебе сюрприз? – спрашивает он, когда они заходят под ярко освещенную вывеску с мигающими лампочками «Счастливого Рождества». Брок корчит свою обычную рожу по типу «я слишком стар для этой хуйни» и отвечает, улыбаясь:       – Ну, я чего-то такого примерно и ждал.       – Ждал он. Конечно, – передразнивает Баки. – А что ты шапку тогда не надел, раз такой умный?       – Я не мерзну, – отзывается тот, выкручивая самомнение просто на максимум.       – Ну, да. Точно. Типа крутой парень?       – Почему «типа»?       Ну, потому что чем больше они общаются, чем ближе становятся, тем меньше в нем от того наигранного амплуа «дерзкого и резкого» типа, которым Брок предстал перед ним вначале. Теперь Баки видит его другим, более человечным, с какими-то своими тупыми и смешными загонами. Вот как сейчас.       – Возьми мой шарф, – предлагает он. Уже даже разматывать начинает. Но Брок только кривится – будто ему невесть какое извращение предложили.       – Не буду я брать твой шарф.       – Почему?       – Потому что он по-уебски смотрится.       Чего, блять? Да классный шарф! Придурок.       – Ну, спасибо! Зато он теплый! Кого, в конце концов, ты тут собрался своим охуительным видом впечатлять?       – Тебя, конечно, – хитро улыбается этот говнюк. Привлекает Баки к себе и коротко целует.       – Ну, я уже впечатлен. Настолько, что готов пожертвовать тебе шарф. Либо мой, либо с оленями сейчас тебе купим. Лучше соглашайся.       Согласия Баки не дожидается, просто закидывает шарф ему на шею и завязывает сам. Брок делает недовольное лицо, но не сопротивляется. Только молнию на его куртке застегивает до самого подбородка. Обмен любезностям состоялся.       Народу – просто тьма. В этом, правда, есть свои плюсы – Брок берет его под руку, чтобы не потерялся. Какого-то особого плана у Баки нет, ему просто хочется провести рядом с ним хотя бы пару часов в этой особенной атмосфере Рождества. Они бродят от одного красочного домика-киоска к другому, накупают каких-то пряников и леденцов, пьют глинтвейн. Баки заодно присматривает рождественские подарки семье, и Брок неожиданно включается в процесс. Подробно про всех расспрашивает, советы дает, узнает, что Баки в прошлом году дарил, и выбирает вместе с ним. Баки даже удивлен. Да он дохуя удивлен, честно говоря. И это неожиданное внимание к такой, казалось бы, скучной и совершенно не нужной Броку фигне очень подкупает.       Пакет со всеми этими варежками-носочками-плюшевыми оленями они закидывают в машину, и Брок останавливается, чтобы покурить. Баки пристраивается рядом и, вытягивая шею, смотрит на огромный открытый каток посреди ярмарки. Стив рассказывал про него, но Пегги покататься так и не уговорил (она типа была в какой-то охуительной юбке и ей было неудобно). Стив звал Баки сходить как-нибудь вместе – в Бруклине в детстве они часто рассекали на коньках. Баки еще тогда загорелся и со Стивом он, конечно, сходит. Но это потом. А сейчас косит взгляд в сторону Брока, прикидывая свои шансы.       – Умеешь кататься на коньках?       – Нет, – отрезает тот. Тут же добавляя: – Даже не думай.       Конечно, Брок не мог не заметить каток и не понять, к чему вопрос, тоже не мог. И после «нет» Баки готов был от него отстать. Но вот после «даже не думай», наоборот, загорается азартом.       – Я «верхний», – напоминает он. – И я решил, что мы пойдем на каток.       – Я не умею, я же сказал тебе.       И это еще один аргумент в пользу катка. Потому что Баки наконец нашел то, что не умеет мистер «я умею все».       – Ничего страшного. Я тебя научу. Пошли.       Брок как раз сигарету докурил. Но упрямо качает головой, прилипая задницей к капоту:       – Нет, я не пойду.       Это что за бунт вообще? Но Баки знает, как с этим бороться. Учитель у него хороший был.       – Мне не нравится, когда ты говоришь «не могу», даже не попытавшись.       Брок закатывает глаза и демонстративно зажигает новую сигарету. Ничего страшного. На этот случай у Баки тоже фраза есть:       – Ладно, я подожду. Столько, сколько тебе нужно.       – Я не пойду, сказал же, – огрызается тот, уже прям с раздражением. И Баки искренне не понимает – лифчики ему выбирать было не стремно, с переодетым под девку парнем в ресторан явиться не стремно, а на коньках постоять, пусть даже навернувшись пару раз, это вдруг – стремно.       – Ты же сам говорил, что тебя не волнует, что люди о тебе думают.       – Люди меня не волнуют, – начинает Брок в запале, но осекается на полуслове. Баки ловит его взгляд и вдруг понимает, к чему это все и из-за чего. И понимая, расплывается в довольнейшей улыбке. Да ладно, блять.       – А кто волнует? Я? – мурлычет он, присаживаясь к Броку на колено, которым тут же получает под зад.       Забавно выходит. Баки всегда так мучительно хотел казаться для Брока идеальным и все думал, что не дотягивает. Похоже, у Брока те же мысли. Но про себя. Он для Баки идеален, но сам, получается, этого не чувствует? При всей его внешней браваде – сомневается в себе? Не хочет предстать слабым, со своими уязвимостями, показать, что чего-то боится или не умеет? Держится за «впечатление», которое производит, не давая себе расслабиться. Теперь Баки это видит. Но он хочет, чтобы этого не было между ними. Он и в себе стремится от этого избавиться, а Брок… ну, он же самый потрясающий, самый идеальный, господи! И Баки тащит его на каток не для того, чтобы поржать, а чтобы провести с ним время, научить кататься на коньках – ну, потому что любит сам и это весело – а еще избавить от этих идиотских мыслей. Баки теперь не отстанет от него ни за что.       – Ну, пойдем со мной на каток. Ну, пожалуйста, – уговаривает он ласково, между поцелуями. – Ты просто попробуешь – я уверен, что у тебя получится. У тебя всегда все получается. И я уверен, что тебе понравится в итоге. Если тебе не понравится, то уйдем.       – Да слушай, ну серьезно, я вышел из этого возраста… – продолжает сопротивляться тот, но уже не столь активно.       – Да при чем здесь вообще возраст? Там вон люди с детьми и с внуками катаются…       – Пошел ты нахуй – внук, блять, – рычит Брок, отпихивая его от себя.       Ладно, похоже, аргумент, и правда, был неудачным. Баки даже не знает, что еще придумать, чтобы его уговорить. Но вопрос уже становится принципиальным.       – Хорошо. Давай на желание? Ты идешь со мной на каток, а я выполняю любое твое желание.       В глазах у Брока тут же вспыхивает интерес. Но какой-то он недобрый.       – Вообще любое? – уточняет он. И это, конечно, настораживает, но Баки идет до конца:       – Вообще любое.       – Ладно. Тогда пошли.       И даже любопытно, что он там хочет загадать. Раз теперь так бодренько, без лишних слов, поднимается на ноги и шагает к катку. Впрочем, этот его энтузиазм потухает быстро: стоит только надеть коньки и выйти на лед.       – Дашь руку? – спрашивает его Баки непосредственно перед этим последним шагом. Сам он уже стоит на льду, а Брок зависает на выходе с самым удрученным видом. Но от помощи при этом отказывается.       – Нет, я сам.       – Ты ляпнешься. Дай руку.       Не дает. Делает шаг и, ожидаемо, чуть не уебывается в лед – Баки успевает схватить его за локоть. Ну, и он сам – стоит отдать должное – успевает схватиться за бортик.       – Я тебе говорил, что это провальная идея? – рычит Брок, опираясь на бортик уже двумя руками.       – С чего она провальная? – искренне не понимает Баки. – С того, что ты сделал первый шаг и у тебя не получилось? Ну, знаешь, так у всех. Давай отцепись от бортика и дай мне руку.       Нихуя он не дает. Пробует что-то сам и снова чуть не наворачивается от души. Вот же мерзкий характер у человека. Привык рассчитывать исключительно на себя. Не доверяет и не принимает помощь.       – Ты можешь дать мне руку или нет?       – Не могу.       – Мне не нравится, когда ты говоришь «не могу», даже не попытавшись…       – Блять, нельзя быть таким злопамятным…       Баки молча протягивает ему ладонь. И нихуя. Тот смотрит, как баран, и продолжает держаться за бортик.       – Ну, ты боишься, что я не удержу тебя или что? Я удержу.       – Я не боюсь, что ты не удержишь…       – А что тогда?       Баки вдруг замечает, что за бортик он уже не столько держится, сколько опирается локтями – руки замерзли. Конечно, он же без перчаток. Баки снимает свои и молча натягивает на его заледеневшие пальцы – в конце концов, Броку нужнее: еще падать предстоит. Вообще такие маленькие жесты нежности с ним очень помогают – Баки успел заметить. Если поймать момент. И Баки рассчитывает на это сейчас.       – Пойдем, сделаешь со мной круг – тебе понравится. Должен же я быть хоть в чем-то у тебя первым? Буду первым, кто прокатит тебя на коньках, – Баки в очередной раз протягивает ему ладонь. – Ну? Давай.       – Мы упадем вместе.       – Ну, упадем, ну и что? У тебя же высокий болевой порог, какие проблемы?       Ну, проблемы известны, конечно. Ему стремно падать. Стремно не уметь. Опираться на другого. Слишком «крутой» для этого. Ну, пусть учится. Баки тянет его за руку, заставляя отпустить бортик. Но в последний момент Брок решает посопротивляться – и как итог, теряет равновесие, хватается за него, и они наворачиваются вместе. Несильно – Баки только ладонью льда касается, Брок приземляется на колено, и Баки тут же вытягивает его обратно. Но зато бортик остается позади, вокруг только лед, и Баки его единственная опора, на которую опирается Брок будь здоров.       – Давай. Это легко. Я тебя держу. Колени согни чуть-чуть, расслабься. Тебе надо как бы одной ногой отталкиваться, а второй скользить. Как-то так.       – Охуительное объяснение.       – Ну, ты почувствуешь. Попробуй.       Боже, сколько страдания в этом лице. Баки с трудом сдерживает улыбку. Да на самом деле не сдерживает. Он ржет. Но ржет с абсолютным обожанием. Ну, и зря, кстати, Брок так упирался – у него быстро начинает получаться. Да, сначала это уморительно, и пару раз он проезжается по льду, то на одном, то на другом колене, а то и на обоих – а все потому что «я сам, не трогай меня». Но вообще Брок же очень спортивный сам по себе, прекрасно владеет собственным телом, умеет держать равновесие и очень быстро интуитивно соображает, что к чему. Смотрит на Баки, на других, ловит баланс и, понятно, что пируэты на льду он не выписывает, но путь от бортика к бортику без падений наконец осиливает. Потом уже даже уверенно так это делает. Вписывается он в лед, окончательно поверив в себя – когда решает прибавить скорость. Баки не успевает его схватить и все посетители катка становятся невольными свидетелями громкого и очень искреннего «блять!». Баки ржет, поднимая его со льда и помогая добраться до бортика. В этот раз грохнулся Брок знатно, конечно. Еще и жопой проехался.       – Ты в порядке?       – Да.       Помогая ему отряхнуть джинсы, Баки спрашивает:       – Будешь еще пробовать или все, устал?       Пробовать он явно больше не хочет, но и признавать, что устал – тоже. Баки смеется, принимая решение за него:       – Ладно, пошли. Я сам устал уже с тобой.       – Ну, это была твоя идея изначально, – недовольно напоминает тот. Конечно, его величество сейчас обвинили в неидеальности. Баки хохочет и спешит загладить вину:       – Да. И я рад, что ты согласился. Это было здорово. Спасибо.       Коньки Брок снимает с заметным облегчением, счастливый от того, что вновь крепко стоит на земле. Баки голоден и уговаривает его на хот-доги, Брок снова нудит, что такое не жрет, но в очередь они тем не менее встают. Теперь Брок ноет еще и по поводу очереди, порываясь уйти курить и оставить Баки одного. Но когда Баки соглашается сжалиться над ним с его никотиновой зависимостью, то затыкается и никуда не уходит, резюмируя: «Вместе покурим потом».       – Так что за желание ты хотел загадать? – спрашивает его Баки. – У тебя было такое лицо, что я теперь искренне переживаю, знаешь.       – Ладно, я придумаю другое.       Баки смотрит на него удивленно и хохочет:       – Да ладно, Брок! Скажи! Что ты там такого хочешь? Мне уже даже интересно.       – Нет, все, я передумал, – упирается тот. Выглядит он, и правда, как будто пристыженным. Брок и стыд – это что-то определенно новое.       – С каких пор ты стесняешься своих желаний?       – Я не стесняюсь. Просто решил, что это нечестно – такое загадывать.       – Нечестно? – Баки кажется, что он ослышался. И не может удержаться, чтобы не съязвить: – А, ну да, у нас же «честные» отношения.       – Вот, вот.       Говнюк.       Баки собирается пытать его и дальше, намерен вытрясти это желание, тем более Брок вроде и хочет сказать, но мнется. Но вдруг слышит окрик – точнее даже визг. И в этом визге с ужасом различает свое имя.       В следующую секунду на него налетает нечто – виснет на нем, хватает за шею – чуть не ломает нахуй – лезет в нос и глаза мелкими кудряшками, пахнущими чем-то сладким и химозным.       Баки помнит ее – примерно. Но они даже не встречались – откуда столько радости? Даже не спали, только сосались на паре вписок, ну, и флиртовали постоянно, но это вообще ни о чем. У него даже телефона ее нет. И чего она вот сейчас визжит, как свинья?       – Ооо, Баки! Я так рада тебя видеть! А куда ты пропал? Карен говорит, что не видела тебя с лета. Она теперь с Бобом. Знаешь его?       Баки хлопает глазами, не понимая, зачем на него вывалили весь этот словесный понос. Ему нет дела ни до Карен, ни до Боба, ни до самой этой девки – вспомнить бы еще, как ее зовут.       – Ты с отцом? – спрашивает она, переводя взгляд на Брока, который тут же убирает руку у Баки с задницы – не то чтобы она могла видеть местоположение его руки, но сам факт.       – Нет, я его дядя. Двоюродный, – отвечает тот. Вынужден отвечать, потому что Баки молчит и тупит – просто стоит, как истукан, не зная, что сказать. И, конечно, Баки должен это опровергнуть. Должен сказать – «это мой парень», «мы вместе». Но не может. Не решается. Слишком все внезапно. А эта девка разнесет всем. У нее же ебальник ни на секунду не закрывается.       Брок на какое-то время берет удар на себя, рассказывая ей про Бруклин, в котором никогда не был, и про родственные связи с Барнсами, которые никогда не существовали. Она слушает в пол-уха, больше из вежливости, стреляя глазами в сторону Баки и недвусмысленно прижимаясь бедром.       – Может быть, присоединитесь к нам? Мы тут гуляем с ребятами…       Она начинает перечислять имена – Баки даже слушать не хочет. Но паршиво, что он знает многих. Впрочем, сам виноват. Изначально было ясно, что шансы встретить кого-то из знакомых здесь велики.       Баки надеется, что Брок ее пошлет. Он же уже взял инициативу в разговоре на себя, вот пусть и скажет, что «мы с «племянником» давно не виделись, пошла нахуй». Но Брок бросает быстрый взгляд на него – типа «ты будешь ей отвечать или нет?». Баки всем своим видом показывает, что по-прежнему предоставляет инициативу ему. Брок инициативу, конечно, берет, но выдает в итоге какую-то хуйню:       – Лично я пас. Но если Баки хочет, то, конечно, пусть идет с вами.       Баки аж подпрыгивает. Чего, блять? «Если Баки хочет»? Да как ему в голову вообще такое пришло!       – Нет, я не хочу, – тут же сообщает он, хмурясь. – В смысле потом как-нибудь. В следующий раз.       Там подходит их очередь, и Брок счастливо выбывает из беседы, чтобы купить хот-доги. А Баки приходится еще и телефонами с этой ебанашкой обменяться – лишь бы свалила. А она все уговаривает его уйти, типа «ну, давай, твой дядя же тебя отпускает, он не обидится, пошли, будет весело». И Баки уже еле сдерживается, чтобы не послать ее нахуй прямым текстом.       Но наконец – аллилуйя! – она сваливает. Баки машет рукой ей и еще паре ребят из компании, которым та уже громко рассказывает, что к Баки приехал дядя из Бруклина и поэтому он не может присоединиться.       – Если ты хочешь с ними, то я не обижусь, – слышит он за своей спиной, и, блять, его просто бомбит. Даже не верится, что Брок реально может так думать. Просто издевается над ним таким образом, весело ему, наверное.       Баки злится на него, но еще больше злится на себя. Потому что он, именно он, должен был сказать, что они вместе. А он промолчал. Баки ненавидит себя за трусость и в отчаянной попытке все исправить оборачивается к Броку, нервно облизывая губы. Но предугадывая его намерение, тот говорит:       – Не надо. Ты пожалеешь. На, возьми лучше.       Вручает ему хот-дог, и Баки сдувается. Ему действительно страшно – что его поцелуй с «дядей из Бруклина» на глазах у всех потом будет долго обсуждаться. Они же и заснимут еще. Да, Баки должно быть плевать. Ему важен Брок, а не они. Но он позорно малодушничает. И не решается.       Во избежание новых встреч они уходят к машине. Настроения дальше оставаться на ярмарке у Баки больше нет. Но они не уезжают пока, едят и пьют кофе навынос. Баки садится на переднее сиденье, а Брок устраивается на подножке рядом. Что-то комментирует шутливо по поводу и без, стараясь отвлечь, но Баки тошно от себя и от всей ситуации в целом. И когда разговор замолкает на мгновение, Баки говорит:       – Прости.       – За что?       По его взгляду Баки понимает, что Брок уже готов выдать речь про их «честные» отношения: «все в порядке», «никто никому ничего не должен», «я не лезу в твою жизнь, а ты в мою». Но Баки вообще не хочет слушать все это дерьмо. А еще знает, что в душе Броку было обидно – ну, не может быть по-другому, что бы тот из себя ни строил. Брок никогда не признается в этом: не то что ему – даже себе. Но Баки-то знает. И этого достаточно.       Поэтому он не отвечает ничего. Просто наклоняется, оттягивает его за волосы и целует медленно и долго. И больше никто ничего об этом не говорит.       – Поедешь ко мне? – спрашивает Брок, и Баки удивляется вопросу.       – А что, есть какие-то варианты?       Тот пожимает плечами.       – Не знаю. Ты же сейчас работаешь без выходных. Может, хочешь выспаться.       – Ну, это же последний день, когда мы видимся в этом году. Высплюсь потом, – улыбается он. Брок улыбается ему в ответ и пересаживается за руль. И как бы все это, конечно, мило, но мог бы предложить встретить Рождество вместе, мудак. Но ладно. Нельзя получить все и сразу. А прогресс и без того на лицо.       Приняв душ, Баки устраивается на диване и ждет Брока, залипая в телефон. Тот является со сменной одеждой для них обоих, но сам при этом уже полностью без – готовый к продолжению вечера, так сказать. Баки от телефона мгновенно отлипает, устремляя все внимание на него – намереваясь получить свою порцию эстетических оргазмов перед оргазмами настоящими. И замечает вдруг, что у Брока разбиты колени. В целом это закономерно – с его-то победным катанием на коньках, но левое прям не просто в ссадинах, а до крови разодрано – уже даже корка запеклась. Понято, что Броку вообще похуй – с его-то послужным списком – он и внимания не обращает. Скидывает принесенные вещи на диван, и устраивается рядом, тут же запуская ладонь Баки под халат.       – Подожди, – просит Баки, перехватывая его руку. – Дашь аптечку?       – А что с тобой? – тут же напрягается тот.       – Не со мной, а с тобой.       Брок даже не понимает сначала – доходит до него, лишь когда Баки пальцем постукивает по его ноге, чуть выше разодранной кожи. Брок только глаза закатывает, всем своим видом показывая – «забей». Оглаживает его под халатом все настойчивее, но Баки упорно отстраняется:       – Нет, дай я сначала займусь твоими коленями.       – А ты поцелуй и все пройдет, – предлагает тот, наваливаясь сверху. Продолжает его целовать, но Баки сжимает губы и мотает головой с самым решительным видом. Брок смотрит на него многозначительно – Баки с вызовом смотрит в ответ. Пару секунд они играют в эти «гляделки» и, чертыхаясь, Брок все-таки сдается. Поднимается на ноги и уходит за аптечкой.       – Ладно, если ты хочешь поиграть в доктора, то давай поиграем.       В доктора, блять. Это такая шуточка в его стиле, без задних мыслей. Но с недавних пор слово «доктор» Баки неслабо триггерит. Брок между тем торжественно вручает в его руки аптечку, а сам падает на диван, закидывая ноги ему на колени.       – Ну, давай. Лечи.       И Баки «лечит», обрабатывая ссадины перекисью. Старается делать это аккуратно, проявляя максимум старания и заботы, но мысли про чертового доктора не оставляют. Сколько из всех этих шрамов у Брока на теле тот обработал, интересно? Сколько порезов и переломов ему забинтовал? Был с ним рядом, когда Броку действительно было больно и тяжело, и Брок позволял ему, опирался на него, когда заново учился ходить. Сколько всего между ними было… Баки и не приблизиться. Он только дует на крохотную ранку и заматывает бинт, который тут же съезжает, стоит Броку согнуть ногу.       – Я думал, ты сделаешь это более сексуально, – смеется тот.       – При чем здесь «сексуально», Брок? – хмурится Баки, захлопывая аптечку. – Это не «игра в доктора», как ты выразился. Ты разбил колени, их надо обработать, чтобы не попала инфекция…       – Ну, ты смеешься?       Сам он ржет уже просто в голос. Но Баки сохраняет предельную серьезность.       – Нет, я не смеюсь.       Брок тоже ржать перестает. Только плечами пожимает в недоумении.       – Не знал, что ты такой мнительный.       – Я не мнительный, просто…       – Что?       Ладно, Баки это скажет.       – Ну, я заметил, что тебе сложно принимать заботу. Помощь. Такие вещи. Ты якобы «любишь, когда тебя любят», но ты же не даешь по сути…       – По-моему, ты просто забываешь, что между нами…       Ой, все, заткнись. Баки спешит закрыть ему рот поцелуем, потому что иначе там снова про «честные» отношения пойдет. Сейчас они потрахаются, и Брок станет сговорчивее. После секса он обычно отключает мозги, у него сносит границы – и, блять, другой человек. Даже не то что другой. А, скорее, просто настоящий.       Разбитые колени – отличнейший предлог, чтобы уложить его на спину, а самому устроиться сверху. Хотя пока Баки не собирается его трахать – позже. Стягивает с запястья резинку и завязывает волосы в пучок. Раньше он так не делал во время секса: при минете волосы, конечно, мешали, но Баки долго никогда не сосал, да и Брок обычно сам убирал прилипшие пряди с его лица. Но сегодня все будет по-другому.       – Выглядит многообещающе, – усмехается Брок, глядя на его манипуляции с волосами. – Это моя награда за боевые ранения?       – Нет, это я возвращаю долги.       Брок тут же меняется в лице.       – Долги? С ума сошел, что ли?       Мгновение, и Баки оказывается под ним. И слова он, похоже, действительно подобрал крайне неудачные, потому что выглядит Брок пиздец серьезным и обиженным.       – Я не так выразился, – начинает Баки, объясняясь. – Просто ты всегда все делаешь для меня, а я тоже не хочу быть эгоистом, знаешь.       – Забудь.       Прежде чем сообразить, что он вообще делает, Баки уже орет, выбешиваясь за секунду:       – Это ты забудь это ебанное слово!       Теперь очередь Брока заткнуть ему рот поцелуем. Наверное, это что-то не слишком здоровое между ними, что любой конфликт решается поцелуем, а гармония и примирение наступают исключительно в сексе, но Баки не может прекратить его целовать – слишком сладко и горячо. Слишком хочется быть с ним рядом – еще ближе, как можно ближе. Связные мысли отступают, а Брок жарко нашептывает ему на ухо:       – Какие долги, Баки? Что ты выдумываешь? Боже… Ну, какой ты эгоист? Перестань, радость моя. Выкинь это из головы, это не так. И я не говорил тебе этого. Я просто сказал, что ты торопишься. Иногда. Иногда слишком торопишься. Но это естественно, понимаешь? В двадцать-то лет. Оно по-другому быть и не может. И мне нравится это в тебе: твоя естественность, твоя искренность, твоя чувствительность – я этим упиваюсь, ясно? Да я обожаю тебя, не веришь? Я каждый сантиметр твоего тела готов вылизать, чтобы ты убедился. Ну? Давай, мой хороший. Тут неизвестно, кто еще из нас больше удовольствия получает в процессе. И кто из нас больший эгоист.       У Баки мурашки проходят по телу от его голоса, его взгляда, от этих слов, прикосновений. Брок прижимается губами к ложбинке между его ключицами, спускается ниже посасывая соски, и Баки кроет от удовольствия. Соблазн оставить все, как есть, дать ему в очередной раз все решать за них обоих – просто невыносимый. Но при всей тягучей сладости его слов Баки не может избавиться от стойкого ощущения, что его сейчас конкретно наебывают. Весьма незамысловато причем. И обманываться, конечно, очень приятно – в самом не фигуративном смысле – и Баки бы продолжил с удовольствием, если бы он этого мудака не любил. Но проблема в том, что он его любит. Да и Брок же сам постоянно пиздит про «честные» отношения. Ну, вот и пусть будет честно наконец.       Неимоверным усилием – как волевым, так и физическим – Баки скидывает его с себя, вновь усаживаясь сверху. Пригвождает руки к изголовью, нависая над его лицом.       – Нет, сегодня я тебя «впечатляю», договорились? А ты можешь лежать и думать об Америке или о чем угодно, как ты и хотел в прошлый раз. Просто скажи, как тебе нравится? Пальцами? Или все-таки языком? Отсасывать и трахать пальцами одновременно? Я хочу видеть, что тебе нравится, понимаешь? Хочу чувствовать, что я действительно самый лучший для тебя. В чем твое удовольствие, Брок?       Тот медленно высвобождает запястья из его хватки, переплетая их пальцы вместе.       – Мое удовольствие – в тебе. Поэтому ты зря так загоняешься…       Нет, не зря. Брок сейчас снова попытается высвободиться, поэтому Баки ложится на него плашмя, чувствуя в собственной грудной клетке отзвук его сердца. Ласково поглаживает бедро, разводя ему ноги.       – Брок, послушай… мое удовольствие – оно ведь тоже в тебе. Так… дай мне его получить? Я тебя тоже обожаю и готов сделать для тебя все. Я рад буду сделать для тебя все. Но что бы я ни делал, меня преследует ощущение, что я не дотягиваю, что я все делаю неправильно, что у тебя были лучше меня, и ты сам лучше меня в разы и во всем, и зачем я тогда нужен...       Брок хочет возразить, но Баки закрывает ему рот ладонью.       – Дай себе побыть эгоистом. И я получу от этого несравнимое удовольствие. Я тебя прошу. Если ты действительно хочешь, чтобы мне было хорошо, то расскажи мне, научи меня, как я могу сделать хорошо тебе. Я хочу этого больше всего на свете. Быть для тебя лучшим.       Баки медленно убирает ладонь с его рта, целует тут же, не давая и слова сказать, а затем шепотом повторяет вопрос ему в ухо:       – Скажи мне, как тебе нравится?       Брок смотрит на него в сомнении, но все-таки решает поддаться и уступить:       – Мне нравится пальцами.       Догадаться было несложно. Но Баки догадывается еще кое о чем:       – Хочешь перевернуться на живот?       – Да, хочу.       Баки дает ему это сделать, и снова устраивается сверху, придавливая собственным весом. Немного сдвигается, оглаживая ягодицы, и аккуратно, пока даже без смазки, трогает между, провоцируя на едва ощутимый отклик.       Вообще, конечно, вот эта странная любовь Брока полежать на животе Баки не понятна. Видимо, это что-то из серии «я бы хотел не думать ни о чем». И при этом Брок совсем не расслаблен сейчас – наоборот, у него будто каждая мышца в теле напряжена. А еще дрочить, лежа на животе, неудобно – может, он потом в процессе перевернется или выгнется хорошенько, но пока вообще без вариантов. Но тут Баки вспоминает:       – Ты говорил, что кончаешь от пальцев. Это правда? Так бывает вообще?       – Ну… так бывает. Но сейчас не будет.       – Почему?       – Что ты мне сказал сегодня на катке? С первого раза не получается ни у кого и это нормально.       – Так у тебя же вроде не первый? – улыбается Баки.       – А у тебя?       Блять. Да, точно. Баки же не умеет нихуя. Но вообще у него как бы тоже давно не первый и ему казалось, нормально он это делает. Простату находить умеет, а что еще нужно?       – Тогда научи меня, – хмурится он. – Это в твоих интересах.       – Я не могу тебя научить – я как бы сам… не слишком знаю, как это делается.       – Ты до хуя знаешь, как это делается…       Потому что Брок делает это охуенно. Как и все, что делает Брок.       – Нет, в смысле – мы же все разные, верно? Я опытным путем могу понять, как нравится тебе, но как бы за себя – я никогда не задумывался в процессе о тонкостях чужой техники, знаешь. Поэтому инструкцию тебе выдать не могу. Но ты не слишком загоняйся на этот счет. А то ты уже дохуя загнался со своим «лучший, не лучший», блять...       Да Баки уже понял, не дурак, кто там лучший, и откуда растут ноги у этих «пальцев». Конечно. Ебанный хирург тут постарался. Вот уж кто точно хорошо «владеет руками». Во всех, сука, смыслах. И как Баки вообще может его превзойти? Разве что пойти учиться на проктолога, блять.       Так, ладно. Каким бы лучшим тот мужик ни был – это в прошлом. Да тому сейчас вообще, наверное, лет пятьдесят. У него, может, и член давно уже не стоит. Какого хуя Баки должен о нем думать? Не должен. Он будет думать о Броке. И станет для него в разы лучше того мужика. Посмотрит туториалы на досуге, почитает гейские форумы, погрузится в проблематику, так сказать. Ну, а пока приходится импровизировать.       Сначала Баки все равно пробует языком – ну, потому что ему самому нравится языком и хочется попробовать. Да и вообще это же редкий момент, когда Брок просто лежит под ним, еще и спиной, и не делает нихуя, а с ним, получается, можно делать все что угодно – чем Баки и занимается. Кончиком языка, перемежая с короткими поцелуями, движется вниз вдоль позвоночника, огибает шрамы, оставляя на каждом свой след – поверх стяжек, сделанных тем, прошлым. Теперь это все его, будет его и не ебет.       Раздвигая его ягодицы, Баки понимает, почему Брок предпочитает сажать его себе на лицо – так действительно удобнее, их обоим. А вот лежа – ну, он, конечно, приподнимает бедра, помогая, но все равно Баки вообще не ожидал, что римминг – это, оказывается, настолько сложно именно физически. Куда сложнее, чем минет. И уже даже не в позе дело – Баки в целом приноровился, но язык немеет и вообще какой-то он короткий и неуклюжий, с дыханием тоже сложно, о ритме вообще речи не идет – как Брок делает это так мастерски, еще и подолгу, Баки вообще не представляет.       Сам он сдается очень быстро. Вообще уже жалеет, что во все это ввязался. Да, он хочет сделать Броку приятное, но все равно же толком ничего не выходит. И Баки мало того, что чувствует себя ничего не умеющим придурком, так еще и жадно изнывает по отсутствию внимания к себе. Брок лежит под ним такой горячий, красивый и близкий, что Баки не может удержаться – притирается болезненно стоящим членом между его бедер. Брок не препятствует даже – наоборот, подается, выгибаясь и расставляя ноги. Соблазн послать все нахуй, толкнуться вперед и просто наслаждаться обоим – велик неимоверно. Брок же сказал, что его все устраивает как есть, но блять... Баки же решил. Сегодня он не эгоист. Поэтому, оставляя несколько разочарованных укусов на его заднице, он отползает от греха подальше. Ложится на живот, вдавливая член в матрас, утыкается подбородком Броку в крестец и медленными массирующими движениями размазывает смазку между его ягодиц. Когда он вводит первый палец, Брок отвечает коротким одобрительным стоном – скорее, просто для того, чтобы Баки не скучал. Но стоны становятся громче и чаще по мере того, как Баки наращивает темп и трахает его уже двумя пальцами. Брок вытягивается и ложится головой на руки, как на сеансе массажа в СПА-салоне – хотя собственно почему «как». Из Баки получилась бы охуительная тайская гейша, еще и волосы в пучке под стать. И если это не любовь, то что тогда, блять... Баки трахает самого охуенного мужика на свете пальцами, а сам вынужден трахать матрас.       Вообще, он надеется, что Брок кончит. Это компенсировало бы все мучения, да и почему бы нет, в конце концов? Баки же действительно не первый раз это делает и технически знает как. И, ну, он же видит, что Броку приятно – это физиология, прежде всего, и это не сыграть. Он реагирует, вздрагивая всем телом, стонет и подается – да офигенно ему должно быть. И хотя Баки с трудом представляет, что сам бы мог кончить вот так, но «все мы разные», и раз Брок кончал с тем, то и с ним тоже мог бы. Но Брок сам все портит: переворачивается чуть набок и начинает себе дрочить. Баки это не нравится вообще.       – Не надо, Брок, убери руку.       – Тогда это долго еще будет, – выдыхает тот, лишь ускоряясь.       – А мы куда-то спешим? – Баки убирает его руку сам, фиксируя за его спиной. – Расслабься. Тебе же нравится так? – спрашивает он, надавливая чуть сильнее и получая закономерный отклик.       – Да, мне нравится так...       – Ну, вот и не думай больше ни о чем. Расслабься и наслаждайся.       Но не может он – через пару минут делает еще одну попытку. Баки снова прижимает его руку к спине и на этот раз не отпускает, хотя так неудобно – пиздец.       – Еще раз так сделаешь, и я тебя свяжу, – угрожает он вхолостую, просто чтобы припугнуть. Брок же ненавидит веревки. «Все что угодно, только не это». И вдруг Баки слышит в ответ:       – Свяжи.       И охуевает он, честно говоря, знатно. Пожалуй, Брок сейчас не слишком отдает отчет тому, что говорит, и понятно, что Баки не будет этого делать, но открытие любопытное все равно. А главное – непонятно, как к нему относится. Хочет он этого или нет, на самом деле? Что это вообще было сейчас? Наверное, примерно то же самое Брок чувствовал, когда Баки во время сессий умолял его трахнуть. И обсуждать такое действительно требуется на трезвую голову – теперь, столкнувшись с этим сам, Баки абсолютно с ним солидарен.       Брок снова пробует высвободить руку, но Баки не дает. Тот пробует другой рукой, но это ему вообще неудобно – он же лежит на ней практически. Силится перевернуться, стонет требовательно и даже доходит до «пожалуйста», так что Баки решает сжалиться над ним. Да и над собой тоже. Потому что надежды на то, что член опадет от отсутствия стимуляции, не оправдались. У Баки стоит колом. Все это время. Визуальной стимуляции хватило.       Переворачиваясь на спину, Брок тянет его к себе. Обхватывает ногами и выдыхает обрывочное:       – Ты можешь…?       Он что-то хочет попросить, и Баки воздает молитвы всем богам, чтобы эта просьба, помимо чего угодно прочего, включала пожелание его выебать. Господи, пусть он просто попросит его выебать, пожалуйста. На другие подвиги Баки уже не способен. Но стоически отвечает:       – Конечно, могу. Все, что ты хочешь.       – Дай мне кончить. Первым. А потом дотрахай меня, не останавливаясь.       – Тебе так нравится? – уточняет Баки с сомнением.       – Ну, я же немного мазохист, помнишь?       Брок раздвигает ноги шире и подается сам, направляя в себя его член. И, боже, Баки уже не может терпеть. Резко тянет его за бедра, входит сразу, одним толчком на всю длину – благо, растянут тот достаточно. А дальше просто трахает его, не останавливаясь и забывая обо всем. Потому что яйца уже звенят ото всех этих манипуляций, а Брок такой узкий там все равно, сжимается, сопротивляется напору, вымученно стонет – и у Баки просто голову сносит. И том, что обещал дать ему кончить первым, Баки вспоминает уже после того, как кончает сам. Он вообще не замечает, как кончает. Причем не так уж позорно быстро он это делает, но трахать Брока, чувствовать его тело, слышать его стоны, быть одним целым фактически – по-прежнему, как и в первый раз, навсегда – это такой момент чистого блаженства, который уносит напрочь. Баки падает на него устало, не переставая целовать и сжимать в объятиях, и постепенно, трезвея, приходя в себя, начинает медленно понимать, что, блять, сейчас произошло.       И если прежде чем вставить в него член Баки думал о том, что надо бы изловчиться и дрочить ему одновременно, то вставив – забыл про это напрочь. Брок додрачивает себе сам. Пытаясь исправить ситуацию, Баки убирает его руку, приоткрывает рот и проводит влажными, распухшими от поцелуев губами по головке – смотрит в глаза, зная, что ему нравится так. Насаживается ртом и сосет, заглатывая настолько глубоко, насколько может. До горла брать не получается, но Брок кончал от его минета и без этого. Баки знает, что до оргазма его доведет, но никак не ожидает, что тот кончит буквально в пару движений. Обычно это куда дольше, и Баки еще помогает себе рукой, а тут и не пришлось. Он уже думает, что неожиданно постиг какие-то магические тайны хорошего минета (ну, вот он языком активно работал сейчас, например), но быстро понимает, что нет, дело не в его магическом минете. Сосет он все так же на троечку. Это Брок просто продолжил трахать себя пальцами сам – как и хотел. От Баки хотел. А Баки не догадался, блять. Что можно было, кончив, просто член на пальцы заменить – чтобы было, как тот просил. Ну, твою ж мать…       И, конечно, по итогам он «котик» (обормотик, блять) и целуют его, и говорят, какой он потрясающий и как с ним было хорошо – но Баки лично просто раздавлен. Ну, с этими пальцами в конце – он мог догадаться действительно. Ну, нельзя же быть таким тупым. И озабоченным. Ну, в самом деле, ему не четырнадцать лет, он уже не подросток в диком пубертате, чтобы, вставляя член, забывать вообще обо всем. Попросили его единственный раз что-то сделать и блять… Баки реально в другие миры выносит каждый раз – но надо же учиться как-то себя контролировать. А у него никак не получается. А еще кажется дико и обидно несправедливой необходимость думать там, где думать вообще не хочется. И, вроде, начал он нормально, но в конце все как обычно пошло по пизде. Потому что Баки по-прежнему думает членом, а не головой.       – В чем проблема? – спрашивает его Брок, притягивая к себе.       Баки зарывается носом ему в плечо и выдыхает обреченно:       – Я никогда не стану для тебя лучшим.       – Ты для меня лучший.       Да, конечно, блять.       – Ты говоришь это, потому что я хочу это слышать. Вот ты и говоришь.       Тот вздыхает утомленно, откидываясь на подушки:       – Мне вообще не понятны твои загоны, Баки. Нам друг с другом хорошо, хорошо же? А кто там у кого лучший, не лучший… Я, знаешь, рейтинг не составляю. А ты? Я у тебя на каком месте?       – На единственном. А я у тебя?       – Вне конкурса.       – И что, блять, это значит? – Баки аж голову поднимает, пытаясь найти ответ в его лице, но темно и ничего он не находит. И Брок ответа, конечно, не дает, только смеется, взъерошивая ему волосы:       – Да ты глупости какие-то несешь…       Они уже приняли душ и можно спать, но Баки пытается отсрочить момент. В конце концов, это их последняя ночь вместе в этом году и хочется еще поболтать, да и Брок, вроде, не против. А то он известный любитель побыстрее заснуть.       Баки устраивается поудобнее у него на плече и спрашивает:       – Так что за желание ты хотел загадать? На ярмарке.       – Не скажу.       Мудак. Но Баки все еще надеется, что он просто хочет, чтобы его поуговаривали.       – Почему не скажешь?       – Потому что оно нехорошее. По отношению к тебе. Ты не сможешь отказаться, даже если будешь хотеть. А если все-таки откажешься, то будешь чувствовать себя виноватым.       – Ну, ты скажи. А я уже решу.       Молчит.       – Что-то БДСМ-ное?       – Нет. Не связано с сексом. Все, кончай гадать.       – Я не верю, что ты мог загадать что-то нехорошее. Ну, скажи мне.       – Потом.       – Когда?       – Не знаю, – Брок замолкает на мгновение, ласково перебирая его волосы. – Когда ты вернешься из Бруклина.       – Если ты думаешь, что я забуду, то я не забуду.       Брок смеется и целует его с тихим:       – Ладно.       – Но ты точно скажешь. Обещаешь?       – Обещаю.       Значит, скажет.       – А я его выполню. Обещаю.       – Хорошо. Давай спать?       Не слишком Баки хочет спать, желая насладиться его близостью максимально, но глаза, и правда, уже слипаются. День выдался на редкость насыщенным.       Брок, говнюк, обычно засыпает, отвернувшись, но тут, наоборот, поворачивается к Баки, притягивает к себе нежно-нежно и шепчет в поцелуе:       – Ты лучший, котичек. Правда. Я тебя обожаю. Спи, мой хороший.       Баки сглатывает, растроганный. Но… он ведь не лучший. А «обожаю» это не «люблю». И на Рождество он будет один – смотреть на Пегги и Стива. Да к черту. Грустно вздыхая, Баки зарывается в его объятия, в очередной раз убеждая себя, что хочет слишком все и слишком сразу. Но, боже, как же он хочет…       Утром они прощаются «до следующего года» и даже почти не переписываются больше – Брок только спрашивает, когда он уезжает и все. Баки старается не слишком о нем думать, тем более предрождественские дни всегда сумасшедшие, а Баки работает без выходных, полные смены, чтобы выбить часы под поездку в Бруклин. Еще и Уокер вытягивает его в зал после работы. Баки настолько вымотан к этому чертовому Рождеству, что даже сил на то, чтобы отслеживать Брока в «вотсапе» не остается. Но буквально накануне отъезда тот проявляется сообщением, как обычно без «привета» и без «как дела?», сразу к делу:       «Ты завтра уезжаешь?»       «Да».       Вообще Брок знает и день, и время, и номер рейса. Так что это не столько вопрос, сколько повод начать разговор.       «Давай встретимся сегодня? После твоей работы. Я подъеду. На пять минут буквально».       Баки как бы и рад до безумия, но одновременно не может перестать думать – к чему вот эта показушная встреча на пять минут, если главного – встретить Рождество вместе – Брок не хочет? Баки накручивает это весь день, поэтому является к Броку в общем-то в весьма паршивом настроении. Целуется на отъебись, предложенную сигарету не берет, кофе ему не приносит и спрашивает только:       – Ну, и что ты хотел?       Потому что вот Броку весело, конечно, а Баки устал, как черт, и чемодан еще не собран.       Не обращая внимания не его кислую рожу, Брок ласково привлекает Баки к себе и говорит:       – Я хотел пожелать тебе хорошей поездки, а еще…       Он загадочно улыбается, чуть расстегивает куртку и выуживает оттуда небольшую прямоугольную коробку, перевязанную лентой.       – С Рождеством.       Баки не верит, что такое бывает вообще. У него дыхание перехватывает от восторга – настолько он не ожидал. А еще ему стыдно, что он сам-то для Брока ничего не приготовил. Он, конечно, выйдет из положения и привезет ему что-то из Бруклина, но сам факт – он и не подумал. Наверное, потому что и мысли не допускал, что получит что-то от него.       Распаковывая коробку, Баки, смеясь, достает сам подарок:       – Солнечные очки? Вовремя.       – Ну, чтобы ты больше не брал мои, – улыбается тот в ответ.       – Нельзя быть таким жадным, Брок, – хохочет Баки, заключая его в объятия и счастливо целуя. – Спасибо.       Это «авиаторы», как и у него. «Рэй-Бен», крутейшие донельзя. Баки надевает их – выглядит, наверное, как дебил – ночью, зимой и в темных очках – но оно того стоит. Приходится, правда, спустить их на нос, чтобы хоть что-то видеть в принципе. Уходить от Брока теперь не хочется совсем, Баки уже снова простил ему все – не за очки, конечно, а за вот эту радость и восторг, которые тот ему подарил – тем, что приехал, подумал о подарке для него, да и вообще…       – Купил елку? – спрашивает Баки, зажигая сигарету – ему и себе.       – Неа. Зачем?       – Ты, как Гринч, ненавидишь Рождество?       – Я не ненавижу.       – Почему тогда не празднуешь?       – Ну, в отличие от тебя, у меня нет семьи, к которой я могу поехать на Рождество. Не ставить же елку ради себя, верно?       Брок улыбается, поворачиваясь. Баки смотрит ему глаза – как в них отражаются блики фонарей, а на ресницах поблескивают снежинки – и наконец решается. Теперь уже все равно. Теперь можно сказать, потому что все – не будет.       – Ты мог бы отметить Рождество со мной.       Тот лишь пожимает плечами, задирая голову вверх.       – Так ты в Бруклин едешь.       – Ну, если бы ты предложил… – начинает Баки осторожно. – То я бы, может, и подумал…       Да он бы и не думал даже, господи. О чем тут думать вообще?       Брок снова смотрит на него – внимательно так и очень странно.       – Ну, вообще я хотел. Помнишь, на ярмарке? Но это был такой сиюминутный порыв, а потом я подумал, что это же подло – по отношению к тебе. Заставлять тебя выбирать, да и это действительно семейный праздник, так что…       – Подожди, подожди, – Баки просто не верит своим ушам. – Так то желание, которое ты типа не захотел озвучить…       – Да.       Не в силах сдержать эмоций, Баки вскакивает на ноги и хватает его за куртку, будто всю душу хочет вытрясти.       – Брок! Ну ебанный в рот! Я весь этот блядский месяц ждал, что ты предложишь отпраздновать с тобой Рождество!       – Ну, считай, я предложил, – ржет тот. Но Баки вообще, блять, не смешно.       – Когда ты, блять, предложил?! У меня самолет в семь утра! Очень, блять, вовремя!       – Ладно, не психуй. Ничего страшного не произошло. Съездишь домой, родители будут счастливы тебя видеть. Ты серьезно, Баки, не ценишь того, что имеешь. Побудь со своей семьей – хоть раз в году. Это действительно семейный праздник. А мы с тобой еще миллион раз встретимся.       Баки уже не слушает. Не хочет. Отворачивается, обиженный и злой на него до жути. Вот почему Брок не сказал? Ну, вот сложно, что ли, было? Что за придурошный придурок. Почему он не говорит? Вообще не говорит о том, чего хочет? Сам же нудел – «я не умею читать мысли». А Баки, блять, что? Умеет?       – Подвезти тебя? Садись.       Баки садится в машину, но даже не смотрит в его сторону, переваривая произошедшее. Очки он убрал в рюкзак, никакой подарок его уже не радует, его вообще ничего не радует.       – Ну, хватит дуться. Если бы ты так уж хотел, ты бы сам предложил.       И вот на этом Баки просто разрывает:       – Ты хорошо устроился, блять! Тебе якобы все это нахуй не надо, а я должен вокруг тебя скакать? Предлагать? А ты только высмеивать меня будешь? Рожу кривить? Говорить «забудь»? Вот и забудь! Я бы, может, и предложил, если б не был уверен, что услышу «забудь»!       Он снова отворачивается к окну, неимоверным усилием воли пытаясь выровнять дыхание. Это очень обидно. Очень. Все, что между ними происходит. Буквально разрывает изнутри.       Баки ждет, что Брок сейчас наговорит ему гадостей в ответ, и понимает, что и сам уже не сможет сдержаться. Еще секунда, и все будет плохо. Очень-очень плохо. Баки уже не хочет никакого Рождества. Вообще. Пусть оно пройдет побыстрее. Пусть все это закончится. Дурацкий праздник. Баки ненавидит его всей душой. Просто ненавидит.       Погруженный в свои обиды, он и не замечает, как машина останавливается у его подъезда. Брок, видимо, забыл, что должен был высадить его раньше, а Баки не напомнил – да похуй.       Он тянется к ручке двери, намереваясь сбежать и не слушать все то дерьмо, которое ему сейчас выскажут, а заодно не говорить все то дерьмо, которое собирается высказать сам. Но на плечо опускается теплая тяжелая ладонь, неожиданно приятно массируя шею, и Баки безвольно опускает руку, подставляясь под прикосновение.       – Развернись ко мне.       Со вздохом Баки подчиняется. Брок смотрит на него внимательно, дожидаясь, пока Баки посмотрит в ответ, и говорит наконец:       – Ладно, Баки, ты прав. Действительно. Я признаю свою вину. Давай, ты вернешься – и следующее свидание с меня. Я пока подумаю, чем тебя можно удивить. Ну? Не обижайся.       – Дело вообще не в том, кто организует свидания! – отвечает Баки в запале.       «А в чем дело?» – Брок не спрашивает. Потому что знает прекрасно. Отстраняется, устало растирая переносицу, и говорит только:       – Я не хочу ссориться на Рождество. Давай обсудим это после?       – Тебе ж плевать на Рождество, разве нет?       – Ну, я просто не хочу ссориться.       Баки тоже не хочет ссориться. Особенно на Рождество. Потому что ему не плевать. Поэтому позволяет себя обнять и поцеловать. Обнимает и целует в ответ.       – Ну, ладно, котенок, не обижайся на меня. Я понял, я учту. Давай, счастливого тебе Рождества.       Да что он там понял? Ни хрена он не понял. Но Баки вымучивает из себя улыбку, целует его в последний раз в этом году и тоже желает, прежде чем выйти из машины:       – Счастливого Рождества.