Любимый пес

      Баки просыпается засветло в обнимку с этой кудрявой девчонкой. Ошалелым взглядом окидывает обои в мелкий цветочек, от которых рябит в глазах, и пытается понять, где он. Не у Дум-Дума. У нее. Смутно припоминает, как уламывал ее, но самого секса не помнит. Он был вообще? Судя по всему был – на полу валяется использованный презерватив (спасибо, хоть на это у него мозгов хватило), а она лежит на нем голая. И он сам тоже, голый. Свободной рукой Баки оглаживает ее задницу, убеждаясь, что да, на ней ничего нет, а следовательно – все было. Она принимает его движение за ласку, потягивается, просыпаясь, и настойчиво лезет с поцелуями. Баки лениво отвечает, думая, что она быстро поймет свою ошибку – он вчера откровенно перебрал с алкоголем и разит от него, наверное, будь здоров. Но ее это как будто и не смущает, и Баки отстраняется сам со смазанной улыбкой и извиняющимся взглядом, делая вид, что ему пиздец хуево и срочно нужно в уборную – ради ее же блага. Впрочем, его и правда мутит. И от алкоголя, и от осознания произошедшего.       Стоя над раковиной, Баки растирает лицо, пытаясь собраться с мыслями и восстановить события вчерашнего вечера. Наскоро умывается, даже не рискуя смотреть на себя в зеркало – настолько отвратительным он кажется сам себе. Прислушивается к движениям за дверью – вскипает чайник, что-то шкварчит на плите – кудрявая девчонка, имени которой он так и не узнал (или снова забыл), готовит завтрак, явно и ему тоже. А Баки хочется свалить отсюда как можно быстрее. И забыть случившееся как страшный сон. Хотя не то чтобы он слишком многое помнил...       Баки выходит из душа, собирая с пола свою одежду. Из джинсов вываливается телефон, к счастью, полет низкий, а прикроватный коврик смягчает падение. Это подарок Брока, поэтому Баки пытается быть осторожным – еще разъебать его не хватало для полного счастья. Но тут же он вспоминает, что они с Броком расстались. Так что наверное, стоит перестать переживать за телефон. Или даже разъебать его специально. Но за ночь вся злость вчерашнего вечера сходит на нет, уступая место тоске и сожалению.       Баки разблокирует экран в смутной надежде увидеть пропущенный от Брока или сообщение хотя бы – но ничего. От Брока ничего. Так-то там куча сообщений и пропущенных от Стива и еще каких-то непонятных личностей, видимо, бывших с ним на вписке. Но от Брока ничего нет – ему на Баки плевать. Невольно вспоминается их первое расставание, когда Брок довел его до дома в слезах, потому что переживал. На этот раз он, видимо, даже не переживал. Просто сбросил его вызов – ублюдок же просто сбросил его! – ничего не захотев ни объяснять, ни выяснять.       Кудрявая девчонка зовет его завтракать. Красивая она все-таки, особенно в этом микро-халате на голое тело, но в эту секунду Баки видеть ее не может. Врет, что у него смена и он опаздывает, пиздец, как опаздывает – с завтраком она в итоге отстает, но вот от финального поцелуя отвертеться не удается. Ладно. В конце концов, она красивая, а они же с Броком расстались, верно? Это даже не измена, получается – расстались они ведь. Еще не известно, что за дела были у Брока этой ночью, но что-то Баки подсказывает, что они вполне могли быть в "ГИДРЕ". И даже если сегодня ночью и не было ничего, то Брок ведь не скрывает, что потрахивает там "официантов", да и эта его "идеальная" Мэй... Впрочем, Баки давно о ней не слышал. Да и положа руку на сердце, как бы он ни ревновал, с момента их воссоединения осенью они встречались так часто и трахались так много, что, ну, у него самого бы сил ни на кого другого не хватило, а в сорок типа еще же меньше надо, ведь так?       На ходу застегивая куртку, Баки вываливается на улицу, с наслаждением подставляя разгоряченное лицо морозному воздуху. Пиздец эта девка далеко живет, конечно, и как он умудрился сюда забраться вчера ночью? Впрочем поредевший кошелек подсказывает как – на такси. Ну что ж. Зато теперь ему предстоит долгая дорога пешком до ближайшего метро.       И хотя Баки пытается себя оправдать – мы расстались, ему плевать, я был пьян, это произошло случайно, я вообще не хотел, может и не было ничего, я же точно не помню, а вдруг она сама? – это просто пиздец, гребаный пиздец: умудриться переспать с какой-то левой девкой в тот же вечер, в тот же ебанный вечер, как они с Броком... а расстались ли они вообще? По факту Баки просто разорался на эмоциях, Брок бросил трубку, разобидевшись на "ты портишь мне жизнь" (да, пожалуй, вот это было лишним), но... это расставание или как? Баки не уверен. Что не помешало ему в тот же вечер поскакать к Дум-Думу, нажраться до беспамятства и потрахаться просто... ну, вот просто так. Ради поднятия самооценки. Из мести. Хотя вышла разве что месть самому себе. Вот поэтому он и не серьезный, вот поэтому Брок и не хочет с ним сближаться...       Баки останавливается посреди улицы, делая несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться. Мысли скачут от ненависти к Броку, до ненависти к себе и обратно по кругу. Прокручивая в памяти события вчерашнего вечера, Баки все больше и больше охуевает от собственных же слов, да и в целом от себя самого. Будто это и не он был вовсе... И что за демон в него вселился? Да, Брок мудак, но... блять, он всегда мудак, а Баки вчера распидорасило конкретно, причем в общем-то из-за пустяка. Может, у Брока действительно дела были? Не было. Но Баки же не может знать наверняка. Не было у него дел, он специально не пришел, прекрасно зная, какая реакция за этим последует. Да и Баки наговорил ему явно лишнего... Но тот выбесил, он специально, специально выводил на эмоции, специально. Ладно, по большей части все было сказано справедливо и по делу, но вот "исчезни" было явно лишним. Он заслужил. Может, и заслужил. Но Баки этого не хотел. И не хочет. Чтобы он исчезал. Может, Брок поэтому и не написал? Потому что и впрямь решил исчезнуть?       Баки охватывает паника, и он в спешке открывает "вотсап", набирая Броку: "Я не хочу, чтобы ты исчезал". Сообщение уходит, а Баки смотрит на него непрочитанное, пока только с одной серой галочкой, смотрит и думает: вот он отправил и что дальше? Что дальше-то?       Баки сам же загнал себя в ловушку, невольно выставив Броку ультиматум: либо меняй ко мне отношение, либо исчезни. И забирая свое "исчезни", он неизбежно аннулирует и все остальное. Но все остальное-то как раз было сказано верно. Баки действительно больше не хочет никаких якобы "честных" отношений без обязательств, не хочет слышать, что они друг другу никто, не хочет, чтобы ему снова указывали на "его место". Не хочет еще одного витка этого ада, которому нет конца... Потому что он-то Брока любит, и для него это невыносимо, нервы уже не выдерживают, что и доказал вчерашний эпизод. А Брок его любовь использует против него же и это сообщение тоже использует против него же в качестве сигнала, что Баки перебесился, идет на попятную и можно снова-заново все на прежних условиях.       Поэтому Баки достает телефон из кармана, смотрит на это сообщение, так и не прочитанное, и удаляет его к хуям. Ибо на прежних условиях нельзя. Все. Хватит. Да, это "вотсап", и у Брока останется уведомление, что Баки ему что-то присылал, но самого текста тот не увидит, только "сообщение удалено". Ну, что ж, может, это и к лучшему. Получился такой "пинг": с одной стороны явный посыл "я не хочу, чтобы ты исчезал, и думаю о тебе" (раз Баки отправил), а с другой – "ты мудак, я обижен пиздец, вымаливай прощение" (раз Баки удалил). А заодно и все его вчерашние слова остаются в силе. Потому что хватит. Действительно хватит. Может, Баки вчера и сказал лишнего, может, и разорался на эмоциях – но по сути все было справедливо. Если он "не приз", а "один из многих", если они друг другу никто и Брок ничего не хочет, ему вечно ничего не нужно, это Баки его "продавливает", то – ну, все, хватит, это просто тупик. Что бы Баки ни делал – все бесполезно, и именно это он так остро почувствовал вчера: собственную беспомощность сделать хоть что-то еще. И теперь только Броку остается решать: Баки для него действительно "никто" или все-таки успел стать кем-то, кого не хочется отпускать.       Решение, конечно, замечательное, и даже Стив его поддерживает (и даже Пегги, боже мой!), но каждый вечер Баки все равно отчаянно борется с искушением Броку написать – теперь уже нормальное сообщение, не удаляя – чтобы прекратить им самим же объявленное "расставание". Его кидает из стороны в сторону: в какие-то дни Баки полон решимости начать новую жизнь, вообще без Брока (в такие дни он обычно начинает вялотекущую переписку с Лиззи – оказывается так ее зовут – но до встречи дело так и не доходит), но в другие, мерзкие дни еле сдерживается, чтобы не позвонить или не написать, гипнотизируя "вотсап" и переслушивая старые аудиосообщения. Брок же на его удаленное сообщение не реагирует никак.       В конце концов, Баки решает дать себе четыре месяца. В прошлый раз Брок объявился спустя четыре месяца, вот и сейчас Баки намерен стоически выждать этот срок. А дальше, если Брок не вернется, то он либо начнет новую жизнь без него (если сможет), либо (с вероятностью 99,9%) просто напишет ему сам, в очередной раз сливая к хуям собственное достоинство. Но, блять, чем дальше, тем хуже, и Баки уже, кажется, готов любые условия принять. Точнее побороться за их пересмотр, но будучи с Броком рядом. Может, он и правда поспешил. Вспылил. Слишком "продавливал". Не все и сразу. Был же у них прогресс. Может, не стоило так... Блять. Четыре месяца, и он решит.       Но Брок объявляется сам – и месяца не проходит. Причем, возможно, он пришел бы и раньше, но, видимо, специально выжидал – чтобы появиться ровнехонько на 14 февраля. Чтобы, сука, эффектно было – не иначе. И когда Баки это понимает, то подгорает у него неслабо, потому что, боже, за какого полнейшего долбоеба Брок его держит, если рассчитывает сыграть на этом ебанном Дне ебанного Валентина? Будто это должно помочь ему Баки уломать. Хотя да, ублюдок же считает, что Баки уламывается за секунду. А уж в день-то Святого Валентина так вообще за сотую долю секунды – расчет очевидно на это.       Является Брок в кафе, ближе к вечеру. Баки, и без того измученный этим бесконечным днем с повышенным потоком клиентов и отсутствием Пегги Картер, укатившей со Стивом на романтический уик-энд, как раз занят высыпанием очередного сердечка на капучино, будь они неладны. И ровно в этот ответственный момент из-за прилавка раздается знакомый хрипловатый голос:       – Приветики. Будешь моим Валентином?       Сердечко летит к хуям, засыпанное горкой шоколада, и теперь больше напоминает треугольную кучку говна. Ну, что ж, символичненько. Чувствуя, как резко подскакивает пульс, а количество эндорфинов в крови возрастает в геометрической прогрессии, Баки спешит отвернуться и максимально недружелюбно пробурчать:       – Я на работе.       Но когда Брок так просто сдавался? Тем более у него же тут любимый челлендж – "уломай Баки за одну секунду". Впрочем, прошло уже секунд десять, полет нормальный.       – Ну, я подожду. Когда ты освободишься.       Конечно, ублюдок, поэтому ты и приперся ближе к закрытию, чтобы особо ждать тебе не пришлось. Но это он еще не знает, что Баки предстоит касса и вечерняя уборка и свалить все это не на кого – Пегги в отъезде.       Под мерное постукивание его пальцев по столешнице Баки берется за новый капучино, на этот раз справляясь с долбанным сердечком. Забрать его подходит Шерон, племянница Пегги Картер, появившаяся у них пару недель назад. Косится на Брока с интересом, наверняка, догадываясь кто это, потому что "Баки и его мужик" это уже просто легенда этого кафе.       И стоит ей отойти, как Баки слышит до боли знакомое:       – Я скучал. А ты?       – Ты бы хоть фантазию включил. Одними словами будешь каждый раз ко мне подкатывать? – хмуро интересуется он. Но Брок смеется в ответ, и сердце по-прежнему замирает от его смеха, его голоса, от самого его присутствия.       – То есть ты допускаешь, что этот раз не последний? Уже радует. Сделаешь мне кофе?       Приходится поднять на него взгляд и теперь уже – не отвести. Баки невольно отмечает, что тот подстригся. И он в пальто, а не в своей стандартной кожанке. Разодетый, блять, действительно будто для какого-то охуительно романтического свидания. И на Баки это действует, еще как. Не может не действовать. А еще Брок в подаренном им шарфе. А рядом лежат подаренные им перчатки. Это показуха, конечно, он специально это сделал, и все равно – сердце невольно пропускает удар. Баки старается не выдать себя, но наверное, выдает, потому что Брок отвечает на его взгляд, расплываясь в довольной улыбке. И Баки в страхе отводит глаза, чтобы невольно не улыбнуться в ответ.       – Я думал, ты избавляешься от вещей бывших, – говорит он, кивая на перчатки.       – Не смог. Старею.       Мастер "того, что ты хочешь слышать" – этого, конечно, у него не отнять. Вот только когда Баки проезжал мимо "ГИДРЫ" пару дней назад (да, он это делал), медведя у Брока в машине не было (да, Баки специально проехал вплотную к его тачке, чтобы проверить). Но готов биться об заклад, что ублюдок снова – для виду – повесил его сейчас.       Баки делает ему американо, даже не спрашивая – знает, что тот пьет. К счастью, богомерзкие сердечки тут выводить не требуется. Брок дает ему сотку, и Баки скрупулезно отсчитывает сдачу, которая тут же оказывается в банке для чаевых. Но и это они уже проходили.       Брок забирает свой кофе (сделанный ему в картонном стаканчике "на вынос", а не в чашке, что как бы намекает), но никуда не уходит. Приходится просить прямым текстом:       – Отойди, пожалуйста, от прилавка, ты мешаешь.       – Тут достаточно места, я вообще с краю стою, – возражает тот, отодвигаясь, но не сильно. Ровно настолько, чтобы освободить место для следующего посетителя (если придет), но не переставать при этом доебываться до Баки.       – Ну, так что? Сходишь со мной на свидание? День влюбленных как-никак.       Вообще чем дальше, тем меньше Баки все это нравится. Первые секунды радости от его явления проходят, и появляется стойкое ощущение, что вот это все уже было и не один раз: декорации меняются, а суть остается. Брок отыгрывает знакомую роль (в которой он не настоящий, Баки это уже знает, уже знает его настоящим) одними и теми же словами, одними и теми же методами, этим наглым напором, ухмылкой, взглядом, возбуждая и притягивая к себе. На голых инстинктах. Но что дальше? Все то же самое? Баки так хотел, так ждал, что он позвонит в ту же ночь, когда они расстались, или на утро, увидев его удаленное сообщение – и они поговорят. Но Брок специально выжидал, когда все забудется, чтобы использовать тот факт, что Баки по нему безумно соскучился, и явиться как ни в чем ни бывало, ничего не выясняя – пока у Баки снова не бомбанет.       Но проблема в том, что у Баки уже бомбит.       – Я сегодня занят.       – Ну, так отмени свои дела.       – Ты что-то свои не отменил! – восклицает Баки в сердцах, тут же жалея, что поддался на эмоции и выдал себя. Выдал, что ему обидно. До сих пор. Но что еще обиднее, Брок просто расплывается в этой своей "я самый охуительный" улыбке и говорит:       – Я раскаиваюсь и пришел искупить вину.       Вот только это флирт, а не раскаяние.       – Тем что мешаешь мне работать? В этом для тебя искупление?       – Ну, а в чем ты хочешь видеть мое искупление?       Это явный флирт, Брок не спрашивает всерьез. Не раскаивается он нихуя и "искуплять" ничего тем более не собирается. Он флиртует, заигрывает, но при этом ждет какого-то ответа, а Баки даже не знает, что ему сказать. Даже если бы Брок спрашивал всерьез, Баки бы все равно не знал, что ему ответить. Как его простить. Даже не то что простить, Баки не обижен. Он просто чувствует, что это все зашло в тупик. Для него так точно. И единственный выход из этого тупика – это если Брок признает, что любит его и хочет с ним нормальных отношений, а не вот это дерьмо, которое он транслирует сейчас. Но Баки не может выпросить его любовь, и ответить на его вопрос ему нечего. Даже если бы тот был задан всерьез. А он и всерьез не задан.       – Ну, так что?       – Сколько секунд прошло? Ты считаешь, я надеюсь? Для твоей личной статистики, – огрызается Баки зло.       Но Брок лишь глаза закатывает:       – Слушай, ну, я ляпнул тогда, не подумав. Нельзя быть таким злопамятным. Давай, нам есть, о чем поговорить. Ты мне, кстати, высказаться так и не дал.       Чего, блять? Высказаться ему не дали?       Баки с грохотом ставит чашку на стол, и оборачивается на них уже все кафе. Но плевать:       – Ты бросил трубку, Брок! И у тебя был месяц, чтобы высказаться! Ты это сделать не пытался! И сейчас ты пришел не разговаривать, наоборот, ты этого будешь всячески избегать!       – Вот только я пришел, – возражает тот. Тут же мстительно добавляя: – Или мне исчезнуть?       – Нет, – Баки хватает его за руку через прилавок, теперь всерьез опасаясь, что он уйдет. Шантаж сработал, Баки сдал себя с потрохами, а Брок улыбается довольный:       – В общем, я тебя жду.       С этими словами он отчаливает из кафе. Кофе забирает с собой, выкидывая по обыкновению в ближайшую мусорку.       Баки вздыхает – итак, первый раунд проигран подчистую. Пока все движется по тому же сценарию, что и обычно, и с этих ебанных американских горок никак не слезть. Баки слишком любит мудака, слишком по нему соскучился, а Брок пользуется этой его слабостью. И что с этим делать непонятно.       А он еще какая слабость. Баки смотрит и не может перестать смотреть, как Брок нарезает круги вокруг машины, выкуривая сигарету за сигаретой. Ждет его. И еще часа полтора будет ждать. Вот кто кроме него будет ждать Баки полтора часа? И кто ждал? Ну, Стив, ладно, но это не считается. А еще Брок красивый, блять, просто адски красивый в этом своем пальто, будто главный герой какого-то нуарного кинофильма. У него же еще и пушка в тачке припрятана, наверняка. Романтический гангстер, блять. Тут все девки на улице шеи сворачивают с мыслями "посмотри на своего парня и пожалей, что он у тебя есть". Да и ебанное 14 февраля, в конце концов... Брок явился, несмотря на "исчезни и не порти мне жизнь". Тоже не слабо себе на гордость наступил. Ждет его, вон уже второй час. Может, и Баки стоит прекратить выделываться? Ведь был же у них прогресс... Прогнуть его все равно не получится. Да и надо ли? А если просто быть рядом, то может, все будет хорошо?       Закрывая кафе, Баки подходит к нему и протягивает несколько помятую в ходе запирания дверей коробку с пирожным в виде сердца. В знак извинения или примирения. Ну, и раз уж День Святого Валентина, ну.       – Что ж ты делаешь, я только пришел в форму после Рождества... – смеется Брок, целуя Баки в нос и в щеки, притягивая к себе и целуя уже по-настоящему посреди улицы, сминая эту дурацкую коробку еще больше, но плевать. Все, они помирились. Нихуя не решили, но помирились, а остальное подождет. Тем более, у Баки день рождения в середине марта – еще есть шанс уломать Брока познакомиться с его друзьями. А пока пусть все идет своим чередом. Тем более, Брок пришел. Значит, что-то все-таки осознал, что-то его возвращение значит.       Правда, Баки за это время успел с кудрявой девкой переспать... но об этом потом.       – В "Four Seasons" открыли новый ресторан, – говорит Брок, заводя машину. – Я все хотел туда съездить, но ты решил со мной поругаться и мне пришлось пропустить открытие. Готов наверстать упущенное?       – А без меня ты не мог? – смеется Баки, на самом деле буквально млея от удовольствия. Потому что Брок умеет подбирать слова, у него не отнимешь.       – Без тебя? Конечно, не мог. Я же должен быть самым красивым с самым красивым, чтобы все на нас оглядывались и завидовали. Не знаю, кому больше – мне или тебе, но... Как тебе план?       – Отличный. Главное, что ты пришел в форму после Рождества, – хохочет Баки, не в силах удержаться от подкола. Ну, потому что на Рождество они действительно жрали как не в себя, а Брок периодически нудел на эту тему, да и сейчас вон продолжает. Косится на него якобы недовольный и вздыхает притворно:       – И за что я только тебя люблю?       А у Баки сердце екает в эту секунду. Говорит он это специально, чтобы сделать больно, или просто оговаривается – но это больно. И сладко одновременно.       Баки смотрит на рождественского мишку, болтающегося на своем законном месте, и решает промолчать, что знает о том, что Брок его снимал на эти три недели. Знает и знает. Но промолчит. Пусть этот вечер будет хорошим. День всех влюбленных, в конце концов. Хитрожопый гавнюк, конечно – знал, когда явиться. А Баки действительно влюбленный идиотище, раз повелся. Да и к черту. Поругаться они всегда успеют.       С рестораном Брок в итоге обламывается, потому что там дресс-код. И если сам он "добро пожаловать", то Баки – в дутой куртке под милитари и повидавших не одну жизнь тимберлендах, и это они еще его носки со Спанч Бобом не видят. Ну, не был он готов сегодня к романтическому свиданию в "Four Seasons", что ж тут поделаешь.       Вообще Баки ждет, что Брок сейчас будет препираться до усрачки, и проще будет впустить их хоть голышом, лишь бы отъебались. Но неожиданно тот соглашается с милейшей улыбкой:       – Ладно, мы сейчас вернемся. Сохраните бронь.       И он знал. Конечно, он знал. И все это представление для одного зрителя, иммерсивное, блять, шоу, которое Баки уже догадывается, чем закончится.       – Только не надо мне ничего покупать! – в панике говорит он, когда Брок под локоть тащит его сквозь фойе долбанного "Four Seasons". Там магазины. Брендовые магазины. И на их фоне даже "Тэд Бейкер", где Брок когда-то покупал ему вожделенное пальто, отдыхает, блять.       – Не выделывайся. Доставь мне удовольствие. Мы же договорились, что ты должен быть самым красивым.       – А без этого шмотья я типа не самый красивый? – ворчит Баки, чувствуя себя ебанной Джулией Робертс, только в мужском обличье и посимпатичнее.       – Без шмотья ты настолько красивый, что такая услада для глаз положена лишь мне одному. Давай. Вперед.       Брок заталкивает его в какой-то магазин мужских костюмов. Дутую куртку забирает у него сразу, а затем по порядку и все остальное – толстовку с Капитаном Америка, футболку с пятном от кофе (сегодняшним, Баки не настолько свинья) – все вплоть до носков со Спанч-Бобом, с которых Брок просто дико ржет, спрашивая, сколько Баки лет. Ну, хоть Капитан Америка его устроил, он типа и сам был его фанатом – отлично, а то Баки уже всерьез опасался, вдруг он из команды Железного Человека – еще одна причина для разногласий нашлась бы.       По итогу на Баки из своего остаются лишь трусы. И они нормальные, однотонные, а не "с медвежатами", как ржет этот придурок, засовываясь в примерочную, чтобы точно убедиться, что нет, а то вдруг, я должен быть уверен. Еблан. Будто вот в трусах он его никогда не видел, в самом деле, ну.       Наконец переодевшись, Баки смотрит в зеркало, смотрит на Брока, который любовно заправляет ему за ухо выбившуюся прядь волос – и блять, он бы и сам себя трахнул. Он действительно самый красивый. В этом темно-синем костюме, в этой рубашке... С самым красивым – чего уж там.       Пока подшивают брюки, Брок ему еще и джемпер покупает, ну, просто так, потому что он кашемировый, это хорошая ткань, давай, пусть у тебя будет. И Баки все еще неловко пиздец, и одновременно приятно пиздец, а еще один из консультантов в магазине косится на него с таким видом, будто хочет телепатически выведать у него, это как надо отсасывать, чтобы тебе так повезло. А Баки ведь даже и отсасывать толком не научился и не знает, какого хуя ему так повезло. И какого хуя он выделывается, если ему так повезло. И может, он действительно слишком многого хочет? Ведь многие бы счастливы были оказаться на его месте: Брок от него ведь и не требует ничего взамен. Развлекает его, по ресторанам водит, покупает какие-то ништяки, вон даже деньги на колледж все пытается всучить. Типа в обмен на секс? Но там такой секс, что Баки за него еще приплачивать должен – Брок и в сексе ему все дает. У Баки есть все. Кроме его любви. Но это ли не любовь? Да и пришел же он. Действительно – это он пришел. И в прошлый раз он пришел. И если "выключить звук", то Брок ведь идеальнейший бойфренд. Никто с такой любовью в мелочах к Баки не относился и больше и близко не будет относиться, Баки уверен. Но почему сам Брок не хочет этого очевидного признать – вот вопрос.       Блюда из меню Баки предоставляет выбирать ему, потому что сам все равно не разбирается в этой хуйне, а Брок там хочет что-то навороченное попробовать и считает, что Баки должен обязательно попробовать вот это и вот это тоже непременно – ну, и пусть развлекается, это полностью его тема.       А Баки развлекает себя тем, что разглядывает обстановку и людей вокруг. Это, конечно, мега-пафосное место, они еще в таких не были. Ну, "Four Seasons" на то и "Four Seasons", даже Баки знает, что это самый крутой отель в городе, хотя не особо интересуется всеми этими атрибутами богатой жизни. Брок, кстати, тоже не такой уж выпендрежник, как казалось вначале – он тут, скорее, даже не из-за жрачки, а чтобы Баки поразить, выпендриться охуительным свиданием. Может, рассчитывает "искупить вину" таким образом – кто его разберет? Но пока удается на славу, Баки впечатлен. Но поскольку они сидят в небольшой нише, в глубине зала, не может удержаться от вопроса:       – Здесь посадка располагает?       Брок ухмыляется, подливая ему шампанского, и говорит:       – Забей. Просто посидим.       – В тебе угасла любовь к публичности?       – Нет, но сегодня не то настроение, чтобы сажать тебя отсасывать под столом.       – А какое сегодня настроение? – смеется Баки, забираясь ступней под его штанину.       – Типа романтическое, – отвечает тот, охотно подставляя ногу.       – И что оно подразумевает, типа романтическое?       – Оно подразумевает то, что сейчас мы закончим ужинать, поднимемся на двадцать пятый этаж, где я снял номер с панорамными окнами, лицом в которые я буду тебя трахать всю ночь, тем самым вполне удовлетворяя свою любовь к публичности.       Он не прерывает свою пламенную речь, даже когда официант подходит, чтобы забрать тарелки. Впрочем профессионализму персонала в этом заведении стоит отдать должное – официант даже и бровью не ведет. Как и Брок. Один Баки краснеет до кончиков ушей. По-прежнему. И заводит это его по-прежнему. И кажется, ничего не изменилось. Или, наоборот, изменилось все? Он не знает. Он запутался окончательно. И сам же давно заразился этим безумием.       Они совершенно беззастенчиво целуются в лифте, Баки еще и повисает на Броке с ногами, вводя в абсолютнейший ступор немолодую пару, которой не посчастливилось оказаться в закрытом пространстве с двумя озабоченными придурками. Они с Броком, и правда, ведут себя неприлично, будто весь мир для них одних и больше никого не существует. А их попутчики выходят, кажется, даже не на своем этаже, лишь бы выйти.       Поскольку Баки с него так и не слезает, Брок в самом буквальном смысле заносит его в номер "кенгурушкой", не прекращая целовать, а Баки чуть не кончает, пока тот открывает дверь, ну, потому что он не только открывает дверь. И выебали бы его прямо при входе без всяких панорамных окон, но Баки сам отвлекается на них, завороженный настолько, что пропускает поцелуй. Это действительно красиво и прямо манит подойти и потрогать кромешную и бесконечную темноту. Он идет к этому черному небу, освещенному прожекторами и огоньками, залипая совершенно. Прислоняет ладони к стеклу, оставляя на нем след от собственного дыхания. Вид здесь действительно обалденный. Черте-какой этаж. Весь город как на ладони. Залив. Если бы не ночь, он бы даже увидел свой дом. Ну, не прям свой дом, а высотку неподалеку. Это красиво. И Брок сделал это для него. Это же надо было придумать, озаботиться, забронировать – а тут мало того что дорого, так еще и в целом, наверное, не все так просто с бронью.       – Нравится? – спрашивает тот, обнимая его со спины.       – Очень. Красивый вид, – выдыхает Баки, буквально млея в его объятиях.       – Давай сделаем его еще красивее?       Он начинает с пуговиц на рубашке и мелких поцелуев в шею. Галстук и ботинки Баки оставил еще в прихожей, носки сейчас незаметно снимает с себя сам, в полном блаженстве откидываясь назад и позволяя раздевать себя дальше. Брок делает это нарочито медленно, без спешки, поглаживая соски, целуя оголившиеся участки кожи. А Баки не может перестать думать о том, что никто так до него не делал и никто не будет делать после – с такой нежностью и трепетом к нему относиться, особенно вот в таких мелочах. Может, дело в возрасте, может, в чем-то другом, но Баки уверен, что бы там ни было дальше, он будет искать это в каждом. И не уверен, что найдет.       – Вот так идеально, – улыбается Брок, отходя на пару шагов. Баки оборачивается к нему, теперь полностью раздетый, но тот недовольно щелкает языком: – Смотри дальше. Я тоже буду смотреть.       – Только смотреть? – ухмыляется он уже его отражению за своей спиной.       – Не только. Упрись грудью в стекло и выгнись хорошенько.       Блять, как же его теперь заводят такие типа доминантные штуки – это все Брок его подсадил.       Баки делает, как ему сказано, весь покрываясь мурашками – потому что стекло холодное пиздец. Ну и потому что Брок смотрит. А спустя пару секунд подходит, легонько массируя между разведенных ягодиц.       – Страшно? – спрашивает он, свободной рукой несильно сжимая Баки шею. – Ты боишься высоты?       – Я боюсь ненадежности конструкции, – выдыхает Баки в стекло.       – Ну, тогда держи равновесие.       Баки знает, что Брок будет делать. Вот эту хуйню – пальцами, языком, все вместе, какая-то ебанная магия, которой владеет он один. И Баки не только равновесие теряет в первую же секунду, но и последние мозги. И этому человеку он орал исчезнуть? Да, он реально был не в себе, потому что вот это уж точно не повторит никто. Это, блять, неповторимо, адски стыдно – Баки и не попросит никогда – но вот его и не надо просить и, блять, как же это хорошо.       – Я сейчас... Брок... я...       – Тихо. Терпи.       Но его командный тон только подталкивает к разрядке. Баки стонет в мучении и тянет руку назад, хватая его за ремень – потому что сколько можно уже трахать его пальцами. Получает заслуженный шлепок по жопе, в очередной раз испытывая конструкцию на прочность – прочная охуенно, Баки уже всем чертовым весом в это стекло долбится и ничего. Определенно стоит попробовать увеличить нагрузку.       – Блять... я все... сейчас...       Брок зажимает его член у основания и наконец толкается в него – без предупреждения, без передышки. Баки стонет (или орет?), буквально рассыпаясь на части, зажатый между холодным стеклом и его горячим телом в этом бешеном ритме. В глазах рябит от мельтешащих огоньков, слепящие вспышки продолжают мелькать, даже когда Баки зажмуривается, и оседают на влажных ресницах.       – Давай. Кончи, – шепчет Брок ему на ухо, на мгновение замирая. И Баки прекрасно знаком этот план:       – А ты будешь продолжать меня трахать?       – Ага.       Красноречивый толчок бедрами и, блять, очень удачно – головка члена проезжается по холодному стеклу, и Баки чуть голову не теряет от этого перепада температур. Выдыхая:       – Я не выдержу.       – Выдержишь. Поорешь немного. Я недолго, не переживай. Ты так сжимаешься обычно, что... блять...       Ебанный садист, вот угораздило же. И, конечно же, он добивается своего. И сначала Баки орет, кончая, а потом орет уже после – потому что ощущения действительно зашкаливают: это настолько хорошо, что переходит в какое-то дикое "слишком", которое уже невозможно терпеть, невозможно держать в себе. И Брок же, блять, не отпускает, не дает отстраниться, сжимает в объятиях и толкается внутрь, бесконечно, сильно, глубоко... И даже орать сил уже нет, Баки только жалобно мычит, ловит его поцелуи, слушает о том, какой он "котик", "узкий" и "сладкий", и просто голову теряет от этого невыносимого удовольствия на грани и за ней. А затем обессиленный сползает по стеклу, недоумевая откуда у Брока остались силы его поймать и отнести в постель. А еще думая о том, как горничная обрадуется, стирая следы их бурной страсти со стекол – хотя, пожалуй, не они первые и не они последние.       Притираясь к его разгоряченному телу, Баки закрывает глаза и слышит:       – Боже, я так по тебе скучал...       Вместе с поцелуем в макушку. Баки расплывается в счастливой улыбке, думая о том, что, кажется, никогда не настанет время, когда эти слова перестанут приводить его в восторг. Чтобы там между ними ни было, Брок ведь всегда вернется за ним. И скажет, что скучал. Вот и сейчас вернулся. И несмотря на все деланное равнодушие, первый вопрос, который он задает в момент их близости, то есть в момент, когда вероятность получить ответ максимально высока, а значит вопрос самый важный для него сейчас, это:       – Что было в том сообщении? Которое ты удалил.       – "Я не хочу, чтобы ты исчезал", – выдыхает Баки ему в губы.       – Я почему-то так и подумал. Когда его получил, – шепчет ему Брок между поцелуями.       Спустя пару минут этих ленивых нежностей, Баки пригвождает его руки к изголовью, задавая уже свой вопрос:       – А если бы я не написал, ты бы и впрямь исчез?       И сам же замирает от ужаса. Сейчас, рядом с ним, в этой зашкаливающей близости подобная мысль кажется просто невыносимой. Брок морщится, видимо, испытывая похожие чувства и недовольно дергает плечами:       – Так ты и не написал ничего толком, мне самому пришлось догадываться, – облизывает пересохшие губы и добавляет вдруг так неожиданно уязвимо: – И вообще... было обидно.       И вот этого Баки уже не выдерживает. Обнимает со всей силы и шепчет ему:       – Прости.       Брок целует его в ответ, но сам не извиняется. Хотя Баки этого ждет и это действительно подходящий момент попросить друг у друга прощения и начать все заново. Заново, но по-другому. Если бы Брок извинился и осознал. Но Брок не извиняется. Может быть, так и не согласен считать себя виноватым, а может, просто считает, что и без того "компенсирует" Баки этим вечером. Вот только намерен ли он что-то менять в их отношениях или вот этого по его мнению достаточно? И вот эти отели и костюмчики должны заткнуть Баки рот? Как он вечно пытается провернуть с долбанным колледжем...       Они перемещаются в ванную, и Баки млеет в теплой воде и его руках, от того как Брок массирует ему скальп, намыливая волосы и, наверное, даже мама в детстве не делала это так нежно и любовно, как это делает он.       – У тебя фетиш на мои волосы?       – У меня фетиш на тебя всего. Целиком.       Вот и что вот с ним сделаешь? Баки откидывается назад ему на грудь, расслабленно царапая пальцами его колени. Они сидят так и будут сидеть, видимо, пока вода не остынет, а Броку не надоест перебирать влажные пряди его волос и целовать в шею. Баки проводит ладонью по его руке, расслабленно лежащей на бортике ванной, и говорит, просто потому что не любит долго молчать:       – У меня день рождения 10 марта.       – И что тебе подарить? – спрашивает тот, улыбаясь. – Двадцать один год, теперь все можно?       И только сейчас Баки вдруг понимает, что до сих пор не открыл ему правду о своем возрасте. Он же прибавил себе год – тогда, когда Брок спрашивал. И, пожалуй, сейчас самое время:       – Вообще мне двадцать только будет, я соврал тебе тогда, чуть-чуть.       – Ты серьезно? Тебе девятнадцать? – Брок аж разворачивает его к себе лицом. А Баки вообще не понимает, откуда столько экспрессии – год туда, год сюда, какая разница?       – Мне уже без месяца двадцать. Успокойся.       – Ебанный в рот...       – Я же совершеннолетний, какая разница?       – Да уж, спасибо хотя бы на этом, – ворчит тот, выбираясь из ванной. Впрочем, Баки не спешит следовать за ним – там холодно, вон Брок весь мурашками покрывается, а в воде тепло.       – А у тебя когда день рождения?       – В августе. Уже был. Мне сорок два.       – Меня это не смущает.       – Да тебя ничего не смущает, – усмехается тот с посылом "а должно бы, легкомысленный ты пиздюк". А Баки так и не может понять, неужели, в этом может быть причина? В их ебанной разнице в возрасте? Какое она вообще имеет значение?       – Что мне нужно сделать, чтобы ты поверил, что я тебя действительно люблю?       – Да я верю, – усмехается тот, и по его усмешке ясно, что не верит он ни хрена. – Верю, что ты меня "любишь". Но, знаешь, как "любят" в двадцать, прости, в девятнадцать, блять, лет – до срыва башки, но недолго. В конце концов, я останусь для тебя лишь воспоминанием. Надеюсь, хотя бы приятным, – посмеивается тот, уходя.       С протестным мычанием ему вслед Баки погружается обратно в воду, но через пару минут все-таки вылезает из ванной, потому что вода уже начинает остывать и становится неприятно. Брок лежит на диване и что-то жрет (и снова будет говорить, что это из-за Баки он не в форме, хотя Баки, наоборот, поддержанию его формы прямо-таки содействует). Вот и сейчас садится на него верхом, перехватывая ягоду клубники из его рук – чем не содействие?       Брок устраивается под ним поудобнее, поглаживая его бедра вверх-вниз в каком-то ленивом умиротворении. И Баки не знает, почему именно в этот момент он вдруг решает сказать. Наверное, потому что сказать надо все равно, а искать подходящий момент – подходящего все равно не будет, а сказать надо, так что:       – Когда мы расстались... ну... когда ты не пришел... я разозлился и... ну, я был очень расстроен и обижен... пошел на вписку, напился там... ну, и... у меня было... с девчонкой. Случайно.       Ладони на его бедрах замирают, а Баки опускает голову, сосредоточиваясь на мелких ворсинках махрового халата, лишь бы не смотреть Броку в лицо. Он не знает, какая будет реакция. Понятия не имеет. Очень некстати вдруг вспоминается замечание Стива про "закатать в асфальт". Ну, может в асфальт его и не закатают, но ощущения наверняка будут схожими. Брок по крайней мере производит впечатление неслабого такого "катка" в подобных делах. И хотя Баки сейчас, конечно, до усрачки будет упирать на то, что у них же "свободные" отношения – по инициативе Брока же! так и давай все поменяем! – но что-то подсказывает, что несильно это поможет...       Поглаживания его бедер неожиданно возобновляются, а Брок, абсолютно не меняясь в лице, вдруг совершенно будничным тоном говорит:       – Не могу сказать, что я сильно удивлен.       Баки моргает, не зная, как это понимать. Это типа ему настолько похуй или что? Ей богу – лучше бы в асфальт его закатал.       – В смысле ты не удивлен?       – В смысле я не жду от людей больше, чем они из себя представляют.       – И что я из себя представляю, по-твоему? – спрашивает Баки, мысленно просто охреневая от изначальной, блять, постановки вопроса. Сам сбрасывает с себя его ладони, поднимаясь на ноги и замирая рядом с диваном. Брок подтягивается на локтях, чтобы сесть, но его поза в целом остается все такой же обманчиво расслабленной. Он еще и клубнику в рот умудряется запихнуть, прежде чем начинает перечислять:       – Смазливый эгоцентричный мальчик с зашкаливающим самомнением, у которого ветер в голове и семь пятниц на неделе. Привыкший, что все его капризы и "хотелки" исполняются по щелчку пальцев, а все дерьмо прощается за очаровательную улыбку. Который не задумывается о последствиях – ни своих слов, ни своих действий. Не ценит хорошего отношения...       – Это у тебя, блять, хорошее ко мне отношение? – не выдерживает Баки, потому что это дерьмо без сомнения может литься вечно.       – А в чем оно плохое? Я даже сейчас тебя прощаю. Хотя мог бы выкинуть в окно, – он еще так спокойно насмешливо об этом говорит, с чувством собственного зашкаливающего превосходства, не прекращая при этом жрать долбанную клубнику, что у Баки просто срывает все клапаны:       – Ты меня прощаешь?! Прощаешь, блять?! Да это ты все и начал! Со своими "свободными" отношениями! Или что, они "свободные" только для тебя, а я должен послушно сидеть и ждать, пока ты соизволишь?! Сидеть, блять, не рыпаясь, пока не подзовут к ноге?! Ты в своем уме вообще?! Ты путаешь меня либо со своей собакой – у которой просто выхода нет! – либо с мальчиками из "ГИДРЫ" – которым ты платишь и получаешь все, что тебе нужно! Меня такая схема не устраивает! Я не твой щеночек...!       – Ой, блять, кончай это! Щеночек херов! – обрывает его Брок, наконец повышая голос – а это, блять, охуительно редкий, а потому страшный момент. И хотя он даже с дивана не встает, Баки все равно невольно сжимается, делая пару шагов назад. – Тебе все с самого начало было озвучено, а ты все продолжаешь выносить мне мозг! Проблема с тобой, Баки, в том, что ты, повторюсь, не ценишь хорошего отношения и начинаешь борзеть! Знаешь, в чем разница между нами? Не в том, что кому-то позволено больше, а в том, что я делаю ровно то, что говорю, а ты – ровно наоборот! Ты пошел блядствовать на вписку, хотя секунду назад орал, как ты страдаешь, как тебе больно и как ты меня любишь! Помнишь об этом? Так ты уж либо блядствуй, либо люби! А если блядствуешь, то не выноси мне мозг своей "любовью"! Или ты что сейчас от меня хотел услышать в ответ на свое признание? Да нахуй ты вообще мне это сказал! Посмотреть, как я ревную? Я не ревную, ты когда-нибудь это поймешь? Сколько раз мне еще это повторить? Мы друг другу никто! И ты для меня никто! Случайный выбор из множества возможностей! Наслаждайся, блять, тем, что тебе дают! А я многое тебе даю! Чего тебе не хватает? Я тебя развлекаю, ничего от тебя не требую, тебе самому все это нравится! Я любую твою прихоть готов выполнить и все твои выкрутасы простить! Что тебе еще, блять, нужно? Какая нахуй любовь – забудь! Сиди, блять, и не вякай! Потому что я тоже, знаешь, устал! И сыт по горло твоими выкрутасами! Я, блять, жалею о том ебанном дне, когда вместо того, чтобы отвезти тебя домой, решил тебя поиметь! Ты настолько вытрахал мне мозг, что уже непонятно, кто кого имеет! Ты заебал меня, слышишь? Заебал! И теперь, маленький ублюдок, условия будут другими! Не я к тебе приду в очередной раз тебя развлекать! Смотреть на твою кислую рожу, как ты отвечаешь мне через губу, обиженный хуй знает на что! А ты приползешь! Когда осознаешь и согласишься – занять вот это место, на этих условиях и не дергаться! Улыбаться, блять, и быть благодарным за то, что тебе дают! Потому что ты легко заменяем, помнишь об этом? Корону, блять, поправь на своей смазливой башке и подумай, чем ты лучше тех мальчиков из "ГИДРЫ"? Или ты забыл, где я тебя нашел? Да в той же "ГИДРЕ" я тебя и нашел, и чем ты, дорогой мой, отличаешься от остальных, а? Ничем! Но ты, блять, кусаешь руку, которая тебя кормит!       – Я, Брок, кормлю себя сам! – орет Баки ему в ответ. – Это ты хочешь, чтобы было иначе, но я тебе не должен ничего и не обязан тебе ничем! Сколько бы ты ни пытался меня купить! Забирай нахуй все! Я уже сказал, мне ничего от тебя не нужно!       Трясущимися от злости руками он достает из пакетов свою одежду, ту, в которой пришел, потому что купленная им – ну, вот нахуй не нужна была изначально, это была прихоть Брока, которую тот сейчас умудряется вывернуть против него же, он всегда так делает – все выворачивает против него. И это так обидно, обидно пиздец! Значит, Брок не мириться пришел. Он просто в очередной раз его "покупал". И по-другому не умеет. Или не считает нужным.       – К сожалению, я, в отличие от тебя, похоже, действительно ожидал куда большего, чем ты способен дать! Чем есть в тебе в принципе! И знаешь, дорогой мой, в чем проблема с тобой? Ты высмеиваешь меня и мои чувства, что я люблю тебя как-то неправильно, недостаточно, но что до тебя – ты не умеешь любить вообще! Посмотри на себя – да ты никого не любишь! Спишь на своей односпальной кровати, трахаешься либо с блядями, либо с извращенцами, прячешься за бетонными стенами словно чертов вампир – абсолютно мертвый внутри и живущий за счет чужой любви и обожания! Собаки у тебя все с одним именем, "выполняют функции": одна умрет, ты заменяешь ее другой – и тебе плевать! Меня ты заменишь следующим патлатым парнем из "ГИДРЫ" – чтобы "выполнял функции", а на остальное тебе похуй! Я никчемный и легкомысленный, по-твоему, в этом проблема? Окей, пусть так! Но я любил тебя, поверь, всей своей никчемной душой! Я был готов для тебя на все! До сих пор готов! И если я сделал ошибку, то... то... то ты вообще не сделал ничего! Ты отпихивал меня, всегда отпихивал, выжидая, когда я эту ошибку сделаю! Разве не так? Ты ждал, когда я оступлюсь, чтобы порадоваться моей никчемности и своей правоте! Какие все никчемные, один ты правильный и честный, и отвечаешь, блять, за свои слова! Да, это легко – когда тебе насрать! А тебе на все насрать!       Баки делает глубокий вдох, кусая и без того искусанные губы, и застегивает куртку. Брок сидит в глубине комнаты, в темноте, и даже его лица не видно, лишь темный недвижимый силуэт. И Баки делает еще одну попытку достучаться до этой темноты:       – Я хотел быть для тебя лучшим, но теперь я вижу, что это просто невозможно... Я бьюсь за то, чего в тебе нет, в принципе нет! Я не знаю, кто или что сделало тебя таким... Та первая собака, которую ты любил, и которой не стало, или тот женатый хер, который так и не полюбил тебя в ответ, но на меня, видимо, в тебе любви уже не осталось – все! Мне жаль, да, мне жаль, но я ничего не могу с этим сделать... И если я для тебя ничем не отличаюсь от остальных, то так тому и быть! Оставайся один! Со своими собаками и со своими блядями! Потому что только они будут терпеть тебя и твое леденящее равнодушие!       Было бы замечательно, если бы Баки еще не разрыдался в конце. Навзрыд. Но он не может. Вытирает злые слезы, с трудом зашнуровывая ботинки дрожащими пальцами. А в спину прилетает ублюдочное, насмешливо спокойное:       – Захочешь – приползешь сам.       Баки выпрямляется – хуй с ним с незавязанным шнурком – и орет ему в ответ:       – Да даже если ты подыхать будешь, я не приду!       И захлопывает дверь. Но все равно слышит оттуда его издевательский хохот:       – Хороша, блять, "любовь"!       – Не тебе рассуждать о любви! Старый козел! – все, вот с этим дверь Баки окончательно захлопывает. И что обиднее всего – все равно уходит под его заливистый ржач.