Любимый пес

      С самолета Баки запрыгивает прямо Броку в объятия. Несется сквозь толпу, расталкивая всех, лишь бы поскорее оказаться рядом. И прыгает с разбега, зная, что его поймают.       Брок смеется и ловит его, конечно. Но после первого же страстного поцелуя Баки слышит такое прям настолько его родное ворчание, что уже даже не обижает, а умиляет:       – Ну, отожрался ты, конечно, знатно на родительских харчах...       – Это просто рюкзак тяжелый, – отвечает Баки ему в тон.       – Ага, рюкзак. На щеки свои посмотри.       Ну, и конечно же, Брок щиплет его за щеку, но зато Баки удается клацнуть зубами ему по пальцу – так что они квиты. В общем, друг по другу они скучали.       Елка в гостиной прям как с рождественской открытки. Причем вдвойне приятно, что это все по сути сделано для него, ради него. Броку вот нахуй не надо было, но ради Баки он эту елку припер, нарядил и сложил под ней подарки, красиво упаковав. И Баки чувствует себя восторженным маленьким ребенком, для которого устроили праздник. К слову о разнице в возрасте – иногда это даже мило и рождает вот такие моменты, которые с ровесником или ровесницей он, ну, вряд ли бы прочувствовал вот так. А тут можно усесться под елку прямо с дороги и с наслаждением открывать подарки, разрывая подарочную упаковку и празднично шурша – под довольным взглядом своего личного "плохого" Санты.       Брок дарит ему гоу-прошку, которую Баки давно хотел, одежду – кажется, у него своеобразный фетиш на то, чтобы Баки одевать, и он заставляет примерять все вот прям сразу, получая наслаждение от этой игры. И это нормальная хорошая брендовая одежда – в смысле не юбки и не какая-то дичь, а те вещи, которые Баки будет носить – причем с удовольствием: Брок знает, что ему нравится, да и вкус у них в целом совпадает.       Снимая очередное поло, Баки шлепается к Броку на колени и вслед за благодарным поцелуем сообщает:       – Я подумал, что глупо будет, если я куплю тебе подарок на твои же деньги.       – И поэтому ты решил оставить меня без подарка? – лукаво интересуется тот. Но тогда Баки бы не начинал этот разговор:       – Нет. Я решил, что лучший подарок – это сделанный своими руками. Поэтому мы поиграем в ресторан. В клиента и официанта. И повара в одном лице. Как тебе? Ты заказываешь ужин – все что угодно, а я готовлю и накрываю на стол.       – Звучит неплохо, – одобрительно кивает Брок.       – Но есть одно условие.       – Какое?       – Ты наденешь костюм. Ну, у меня просто крутой ресторан с дресс-кодом, – сообщает Баки, расплываясь в довольной улыбке. Потому что Брок просто дико сексуальный в костюме, но таким он обычно уходит в ночь на свою "работу", а Баки все никак не удается его поймать и выебать в этом пафосном образе. И сегодня он хочет наконец заполучить желаемое.       – Ну, раз так, то ты тогда тоже наденешь костюм. Вон из той коробки.       Баки щурится с подозрением, потому что коробка как-то маловата для костюма. Вот рано он радовался "нормальности" подарков по ходу... Баки перемещается обратно под елку – и вот, блять, не зря эта коробка отложена немного поодаль – явно с расчетом на то, что ее откроют последней. Хотя внешний вид у нее самый невинный – веселенькая упаковочная бумага с кошачьими мордами. И только заглянув внутрь, Баки наконец понимает прикол – и про костюм, и про кошачьи мордашки в анимешном стиле: внутри лежат кошачьи уши, чокер с колокольчиком и, блять, хвост – да, именно вот тот самый хвост именно вот туда.       Баки поднимает на Брока многозначительный взгляд, а этот придурок прям покатывается со смеху – кажется, главный подарок на Рождество он сделал сам себе: вот этим моментом.       – Ты серьезно?       Потому что, человеку сорок три года, блять!       – Я просто решил внести немного разнообразия в нашу сексуальную жизнь, – невинно сообщает тот, и никогда Баки не думал, что будет мечтать об однообразии в сексуальной жизни. Но – не с тем связался.       В коробку с кошачьими запчастями, кстати, еще и смазка заботливо вложена – украшенная ебанным, блять, бантиком.       – Ты иди прими душ с дороги, а я духовку пока включу – немного помогу твоему кулинарному стартапу, так сказать.       И ясно, что главное тут, конечно, не в кулинарии. Предвкушает Брок не ужин, который, кстати, сам начинает делать (настолько ему неймется) – пока Баки неспешно принимает душ и готовится, так сказать, к хвосту. Брок делает за него самую мерзкую работу на кухне – овощи шинкует, подготавливает ингредиенты, мясо у него уже разморожено (видимо, сам собирался сегодня готовить им двоим). Баки на правах шеф-повара остается только заправить мясо и запихнуть все это в духовку. Ну, и накрыть стол – со скатертью и приборами, чтобы максимально пафосно.       И вот он на финишной прямой расставляет тарелки, и в этот момент Брок появляется на лестнице в ебанном смокинге. Баки поднимает взгляд и чувствует себя прям как на палубе "Титаника" – ну, вот в той самой сцене, когда Кейт Уинслет тоже спускается по лестнице супер-разодетая, а ДиКаприо смотри на нее, открыв рот и охуевая – сравнение, конечно, то еще, но Баки вот тоже сейчас именно, что охуевает от прекрасного – тем более, тут еще елка, гирлянды мелькают огонечками и мужчина его мечты вальяжно сходит с лестницы в ебанном смокинге – а Баки так и застывает с вилкой в руке, одетый в спортивные штаны и домашнюю флисовую рубашку в клетку.       – Я рано?       Вот казалось бы, они уже давно живут вместе, давно встречаются, а Баки смущается, как в первый раз, когда видит его – видит таким. И не может вымолвить и слова связного, блять.       Брок, посмеиваясь, подходит и привлекает его к себе, ласково целуя. Боже, от него еще и пахнет этим его одеколоном, будто он действительно сейчас собрался на какое-то максимально торжественно мероприятие – и Баки просто уносит. Можно они просто потрахаются сейчас вот прям сразу и нахуй эту еду?       Но еда напоминает о себе сама писком таймера духовки. И приходится нехотя выпутаться из приятных объятий и отчалить на кухню. Возвращается Баки уже с рагу из ягненка в руках, водружая на стол здоровенное блюдо. Брок осматривает его придирчиво и, блять, Баки даже знает, о чем этот гавнюк думает – типа "подача подкачала", некрасиво ему, блять. И прежде чем он это скажет, Баки спешит уведомить:       – У меня тут экспериментальная кухня.       – Звучит устрашающе, – хмыкает Брок, продолжая придирчиво рассматривать – блять, хоть глаза ему завязывай! А собственно... почему бы и нет? Не факт, правда, что согласится, но...       Придвигаясь вплотную, Баки кладет руки ему на шею, делая незамысловатый массаж:       – Чтобы по максимуму задействовать рецепторы удовольствия наших клиентов...       – Нет таких рецепторов. Ты же недавно повторял биологию!       Да похуй.       – ...даже самых занудных – простите – требовательных клиентов, мы обслуживаем с завязанными глазами и связанными руками. Такой у нас дресс-код.       Баки не знает, зачем он еще и связанные руки решил сюда приплести – наверное, просто подразнить его, он не думает, что Брок согласится, уже даже предвкушает, как тот взбрыкнет и начнет нудеть "зачем это?", "чего ты хочешь этим добиться?", "я же тебе говорил, что мне так не нравится". Но, на удивление, тот, наоборот, расслабляется, подставляясь под импровизированный массаж, и только интересуется, шутя:       – Будешь кормить меня с ложечки?       – И с вилочки. А еще с ножа, – ухмыляется Баки типа хищно.       Брок оборачивается и смотрит на него. И Баки уже ожидает сейчас быть изящно посланным нахуй. Но все равно лезет на рожон:       – Ну, что? Согласен или боишься?       Брок тянется за заранее подготовленными кошачьими ушами, любовно водружая их Баки на голову. Приглаживает ему волосы и расплывается вот теперь в по-настоящему хищной улыбке:       – Ну, как я могу отказать такому котику?       А у Баки мурашки по коже, потому что пуговица за пуговицей Брок снимает с него флисовую рубашку и, проводя ладонью по горлу, затягивает на шее чокер с колокольчиком, который теперь позвякивает от малейшего движения.       И вот теперь остается хвост. Брок спускает с него штаны, оглаживая инстинктивно поджавшиеся ягодицы, дожидается, пока Баки расслабится, и командует:       – Упрись в стол и выгнись хорошенько.       И Баки выгибается – лучше некуда. Потому что, конечно же, его сначала растягивают – медленно и неумолимо, и пальцами, и языком... И когда Баки уже забывает, зачем и к чему все это собственно делается, да вообще уже про все на на свете забывает, только выгибаясь и постанывая от удовольствия – в него вставляют эту штуку. Без предупреждения. Баки успевает только выдохнуть "ай, блять!", когда ему в задницу упирается эта холодная здоровенная хуйня, аккуратно, но неумолимо заполняющая собой все пространство. И, откровенно говоря, даже страшно распрямиться – впрочем его распрямляют. За ошейник.       – Ну, что? Как ощущения?       – Непередаваемые, блять.       И они становятся еще более непередаваемыми, когда Брок, смеясь, шлепает это по заднице с неслабого такого размаху – и Баки поджимается весь, морщась и невольно скуля.       Но ничего – он ему отомстит. Хотя путь до мести сопряжен с рядом трудностей – точнее с одной, но большой трудностью, которую Баки ощущается при каждом блядском шаге, а уж когда приходится нагнуться... Зато Брок явно вполне наслаждается, как открывающимся видом, так и всей ситуацией в целом. Но ничего. Недолго ему осталось.       Баки возвращается к нему с охапкой упаковочных лент от подарков. Почему не с одной? Да потому что сделать обвязку из нескольких – будет вернее, а сегодня они играют по-взрослому. Тем более, Брок как раз научил его делать узлы, чтобы обездвижить противника – и вот выпал шанс применить полученные навыки на практике, так сказать.       Но то ли Брок все-таки знает, как из этого выбраться, то ли и впрям настолько Баки доверяет, но сидит он совершенно расслабленно и спокойно, позволяя совершать все эти манипуляции с лентами – и, блять, даже как-то приятно, зная его отношение к обездвиживанию. Но, тем не менее, зная – Баки все-таки считает себя обязанным сказать, на полном серьезе, прерывая весь этот игривый настрой:       – Брок, если вдруг что, я помню твое стоп-слово.       Но этот придурок лишь щурится хитро и чуть ли не мурлычет:       – Мне оно не нужно. С тобой.       Явно передразнивает Баки в прошлом. Но приятно, приятно. Насколько он расслаблен и... Баки даже не ожидал. Он ждал сопротивления, пусть даже и не до конца, но он и не думал, что это вдруг станет так легко. Похоже, эти полгода действительно многое изменили. И для Брока тоже. Потому что это пресловутое доверие, которого он так боялся – вот оно, проявляется совершенно естественно, без всяких усилий и оговорок.       Повязка на глаза тоже находится под елкой – Брок как раз подарил ему шелковый платок под смокинг – и сейчас тот просто идеальнейше ложится ему на глаза. Вот тут Брок как раз пробует ворчать, типа в чем смысл, если он не будет видеть – Баки в костюме кота, да. Но Баки парирует тем, что полюбил его, в том числе и за богатую фантазию, которая Броку сейчас и поможет. Тот кривится, конечно, для приличия, но на этом сдается. А Баки для пущего эффекта проводит кончиком хвоста ему по щеке – благо, длины хватает, чтобы сделать это практически безболезненно для себя любимого.       Вообще глобально своеобразная комбинация у них получается – и даже неясно, кто верхний, а кто нижний в этом тандеме. Брок одет и типа командует (хотя не факт). Баки раздет и типа обслуживает (хотя не факт, что подчиняется командам). При этом у Брока завязаны глаза и связаны руки, а у Баки, как бы помягче выразиться, затруднена возможность маневра – и такое ощущение, что в проигрыше оба.       Баки помнит, как когда-то давно, еще до Брока, отношения казались ему либо выигрышем, либо проигрышем и никак иначе, ты либо в сильной позиции, либо в слабой и надо быть в сильной иначе нахуя это все? Но сейчас Баки понимает, что это работает вообще не так. В любви – вы оба в слабой, оба завязаны друг на друга, оба показываете свои уязвимости и страхи, открываясь друг перед другом, как бы страшно и больно ни было – и только тогда это сработает: когда каждый сбросит свои защиты и покажет себя настоящего, во всей своей слабости. Тогда это любовь.       Но лично сейчас у Баки стояк, а вот у Брока – нет. И надо бы исправить эту несправедливость. Сравнять степень уязвимости и неудобства, так сказать.       Поэтому:       – Предлагаю начать с аперитива. Посадка на этот раз весьма располагает.       – Еда остынет, – зачем-то возражает Брок, хотя ноги раздвигает вообще без возражений.       – Меня не было неделю. Она не успеет остыть, – отзывается Баки, не без усилий располагаясь между его коленей.       – И что? Думаешь я постился?       – По крайней мере, рассчитываю, что ты был на самообслуживании – а это не сравнится с моим ресторанным сервисом, – ухмыляется Баки, притираясь лицом к его ширинке и медленно тянет молнию вниз – зубами.       – Тут уж не поспоришь, – довольно выдыхает Брок, чуть подаваясь бедрами вперед – насколько может. Потому что Баки не только связал ему руки между собой, но еще и привязал их к стулу – каждую отдельно. Спасибо урокам самообороны от Брока Рамлоу, очень пригодились.       – От твоих ушей щекотно, – выдыхает Брок, хотя Баки что-то сильно сомневается, что мог задеть его именно ушами, скорее, это была выбившаяся прядь волос, но Брок с завязанными глазами там, видимо, фантазирует в свое удовольствие. И теперь Баки уже старается обнажить побольше кожи и двигаться так, чтобы пушистые кошачьи уши ненароком проезжались Броку по бедру, пока рот занят его членом.       – Зря ты меня связал... Я бы хотел потрогать твой хвостик. Тебе бы понравилось...       Баки даже не считает нужным выпустить изо рта его член, чтобы ответить, что и без его "потрогать", блять, ему все нравится. Даже слишком. Потому что этот блядский хвостик Баки и так ощущает всем телом, при каждом движения. Что-то типа "не собака вертит хвостом, а хвост собакой" – вот это как раз его случай. Все его движения определяет чертов хвост – как бы переместиться, нагнуться и, упаси господи, присесть так, чтобы чертова пробка внутри не слишком давила, а если и давила то не на ту точку и не так интенсивно. А когда маневр оказывается неудачным, и она все-таки давит, Баки стонет непроизвольно с его членом во рту, и в этот момент, блять, уносит обоих. Не без гордости Баки полагает, что это должен быть один из самых охуительных минетов в его исполнении – поэтому считает себя вправе немного перевести дыхание, а заодно и поинтересоваться:       – Сколько звезд Мишлен ты бы мне поставил?       – Одну.       Ну, вот что за говнюк, а?       – Почему одну?       – Поработай над глубиной подачи и заработаешь вторую.       Ну, что ж. Видимо, минет был настолько охуителен, что Брок аж позабыл главное правило их отношений: хочешь что-то получить – хвали. А если критикуешь, то ничего не получишь.       Так что с мстительным чувством выполненного долга Баки начинает выползать из-под стола.       – Ладно, ладно! Десять! Десять из десяти! Десять из ста! Ой, блять, наоборот! Сто!       Но все уже, все. Поздно.       – Знаешь, Брок, ты был прав: еда все-таки остывает. Так что, произведем смену блюд.       – Сука... – выдыхает тот от души. Но Баки лишь похлопывает по его гордо и одиноко стоящему члену хвостом:       – Нет, блять, я твой котеночек, усек? Тут котокафе, никаких сук.       И даже жаль, что он завязал Броку глаза – потому что Баки хотел бы сейчас видеть этот взгляд.       – Ладно, котеночек, будь хорошим котиком и дай мне кончить. А потом приступим к еде. Это быстро. Она не успеет остыть. Вот теперь правда.       – Нет, Брок. Не будем же мы перебивать тебе аппетит.       Под его протяжный страдальческий стон Баки, не менее страдальчески пыхтя, пытается усесться на стол – с огромными, блять, усилиями выбирая позу и смещая основную часть веса на ноги, упираясь частично в стул и частично в Брока, который, конечно же, не может промолчать:       – Я смотрю, подали главное блюдо. У вас тут всегда такие большие порции? А то даже стол прогнулся, судя по звуку.       Смешно – охуеть как. Баки только глаза закатывает, отвечая ему в тон:       – Зато у нас тут молодое мясо. Так что выкуси.       – Готов даже укусить.       И если сначала Баки собирался кормить его с вилки, то с таким подходом решает, что безопаснее все-таки рукой – лучше пусть прикусит ему пальцы, чем сломает себе зубы.       – Только не сожри меня, – предупреждает он.       – Не могу обещать, – плотоядно ухмыляется Брок, но при этом снимает мясо с его пальцев максимально аккуратно. А у Баки приятно теплеет внизу живота от интимности момента – от ощущения собственных пальцев в его рту и это так близко, а еще Баки слизывает соус, потекший с его губ, пока Брок продолжает жевать – и это, блять, настолько зашкаливающе откровенно, что голову просто сносит.       – Хорошо получилось, кстати. Молодец, – резюмирует Брок, и Баки не верит своим ушам. Потому что второй кусок мяса он отправляет в рот себе (он тоже голоден, знаете ли) и, ну, сука, пересолил он его, и прям сам это чувствует. Но, видимо, стояк у Брока то ли обостряет, то ли, наоборот, блокирует вкусовые рецепторы – раз он снизошел до похвалы. В общем стоит взять этот лайфхак на вооружение в будущем.       А пока Баки аккуратно смещает ступню на его член, оглаживая головку большим пальцем. Получается не так ловко, как рукой, но Брока вроде вполне устраивает, когда его кормят, одновременно надрачивая ступней.       – Хочу сказать, что идея для стартапа топовая.       – Откроем ресторан? – ухмыляется Баки в ответ.       – И как мы его назовем? "Рецепторы удовольствия"? Или "Все и сразу"?       Баки фыркает и затыкает ему рот кружком огурца.       – Не знаю. Но полагаю, что в описание надо будет включить такие слова как "гастрономический оргазм" и "эротический бар".       – Ну, такие громкие слоганы надо еще оправдать, а я пока не то что гастрономический – я даже самый обычный оргазм не могу получить.       Ну, раз так, то:       – Начнем с бара. Благо есть текила и прекрасные возможности для сервировки.       Баки смещает ногу чуть выше, поддевая большим пальцем пуговицы на его рубашке – одну за другой, чтобы показать, что он подразумевает под сервировкой. Правда, для того чтобы чертовы пуговицы все же расстегнуть, приходится поработать руками, а, значит, блять, нагнуться со всеми вытекающими, точнее давящими последствиями.       – Да, в отличие от тебя во время рождественских каникул я поработал над сервировкой, – самодовольно хвастает этот гавнюк, намеренно напрягая мышцы пресса и, блять, да – он поработал. Баки смотрит на это великолепие и так и представляет, как текила будет струиться по этому охуительному рельефу и как он сам пройдется по этим "кубикам" языком. Не в силах удержаться, Баки делает это на пробу – и текила ему даже не нужна, и похуй, что прогнуться приходится по самое не могу.       – Ну, такова жизнь: кто-то пашет, а кто-то ездит, – резюмирует он удовлетворенно.       – Может, тогда самое время кому-то объездить кого-то?       Может. Но пока Баки предпочитает проигнорировать этот пассаж, возвращаясь в прежнее положение, занятый вскрытием бутылки текилы.       Но Брок теперь не отъебется:       – Могу даже помочь оседлать, если ты меня развяжешь.       Какое "заманчивое" предложение.       – Ну, учитывая, что ты мною давно и многократно объезжен – справимся и без рук. Я бы даже сказал: с закрытыми глазами, – злорадно хохочет Баки, получая искреннее удовольствие от ситуации. С другой стороны, от удовольствия посидеть на его члене Баки бы тоже не отказался – тем более по нему так призывно сейчас стекает капелька смазки...       – Ну, давай. Решайся.       Баки аж вздрагивает от неожиданности.       – Ты что там, подсматриваешь?       – Нет, просто я слишком хорошо знаю тебя и твои мысли, – ухмыляется этот гавнюк. И ну вот как тут устоишь? Для этого, правда, предстоит вытащить чертов хвост... Ну что ж, хорошо, что Баки успел открыть текилу. Так что прежде чем начать извлечение, он делает неслабый такой глоток – для легкости процесса, так сказать. Хотя процесс все равно выходит нелегким, с многозначительными звуками и стонами.       И тут еще:       – А вот если бы ты меня развязал...       – Боже, в следующий раз я еще и кляп тебе в рот вставлю, – восклицает Баки в сердцах, вытаскивая наконец чертов хвост. И следующим шагом затыкает Броку рот поцелуем с привкусом алкоголя.       И Баки садится на него, в одно движение садится – благо растянут и подготовлен по самое не могу. Брок стонет ему в рот, и Баки прям чувствует, как напрягаются мышцы его плеч в рефлекторном желании сжать чужие бедра и насадить, как он обычно это делает. Но сейчас Баки приходится двигаться самому и да – лучше бы он его развязал – потому что извернуться приходится невъебически. И если одним коленом еще как-то удается упереться в стул, то вторым уже нет, и отталкиваться по большому счету приходится руками. А в ухо еще и призывно нашептывают:       – Развяжи меня... Ты же сам этого хочешь...       Ну, нет уж.       Баки насаживается до конца и больше не двигается. Броку тоже двигаться сложно, потому что Баки сидит на нем всем весом. Тянется за бутылкой, делая еще один глоток – не столько, чтобы напиться самому, сколько чтобы алкоголь ощущался во рту и на губах в поцелуе. И только после – начинает двигаться вновь, мелкими толчками, постепенно наращивая темп. Брок, кстати, тоже ему помогает, они сталкиваются бедрами и, блять, ощущения – особенно после чертового хвоста – прям на грани. Двигаться становится сложнее, потому что, чувствуя приближение разрядки, одной рукой Баки теперь дрочит себе – и по той же причине Брок теперь двигается активнее и, блять, да, лучше бы Баки его развязал, а с другой стороны – и так тоже охуенно. Баки целует его снова, глотая его стон, чувствуя, как тот кончает и от этого кончает сам, с наслаждением опускаясь ему на колени всем весом, потому что ни ноги, ни руки уже не держат.       Блять... В голове и перед глазами просто белый шум. Миллиард мишленовских звезд из миллиарда – и все, сука, перед его глазами.       Спустя пару минут неторопливых лизаний друг с другом, Баки не без труда перемещается обратно на стол, чувствуя, как на скатерти под ним расползается мокрое пятно – но похуй.       Брок тоже не лучше. Абсолютно расхристанный, распластавшийся на стуле, закинув голову назад. В этой позе, связанный и все еще в своем чертовом костюме (пусть и изрядно пострадавшем в процессе), напоминает героя какого-то (порно-)боевика, где его сначала пытали (оргазмами), а потом он сдался (или, наоборот, не сдался?) – но кончил, короче. Хорошо кончил. Раз вместо крови забрызган спермой.       В общем романтический вечер удался, и за это надо выпить – что Баки и делает: тянется за бутылкой, делая очередной глоток текилы.       – В вашем баре бухают только официанты?       Ожил. Ну, слава богу.       – Нет, клиенты тоже. Но только если нравятся официантам.       А этот "клиент" Баки нравится, так что он набирает полный рот текилы и тянется к нему, смачно целуя. Больше проливает, конечно, но на то и был расчет. Теперь можно с удовольствием плюхнуться обратно ему на колени, слизывая остатки алкоголя с проработанного пресса с мыслями "о, боже, это все мое и мне".       Но, к сожалению, к этому шикарному телу прилагается еще и вечно недовольная голова:       – Можно мне еще один шот?       – Желание клиента для нас закон, – отвечает Баки на автомате. Но потянувшись за бутылкой – задумывается. Как-то слишком легко этому мудаку все достается.       – А расплатиться за оказанные услуги ты в состоянии? – интересуется он, вновь пересаживаясь на стол и легонько похлопывая босой ступней ему по бедру.       – И в какой валюте производится оплата?       – В откровенностях.       – В откровенностях?       – Да. И ты в принципе можешь начинать закрывать счет. А то, знаешь, мне уже приходилось иметь дело с весьма хитрожопыми клиентами, и я не хочу снова остаться в убытке.       – Мне слышится в этом некий упрек...       – Ничего личного, просто бизнес.       – Я сам выбираю откровенности?       – Можешь сам. Но если купюра окажется фальшивой, я попрошу поменять.       Брок задумывается на мгновение и, облизнув губы, наверняка, все еще с привкусом алкоголя, медленно и торжественно произносит:       – Сегодня я получил самый потрясающий рождественский подарок в моей жизни.       Серьезно? На что он рассчитывает вообще?       – Спасибо, конечно, но это даже на чаевые не потянет.       Брок кривится недовольно, но он то ли слишком устал, то ли глобально слишком удовлетворен, чтобы по-настоящему огрызнуться:       – Тогда озвучь цену сам. Какие откровенности ты хочешь услышать?       – Что-нибудь личное. Чего я не знаю о тебе. Что тебе будет неловко рассказывать, – перечисляет Баки, медленно проводя пальцами ноги по его животу, который Брок невольно втягивает.       – Нет такого. Ты все знаешь. И я все могу тебе рассказать.       Как бы не так.       – Нууу... расскажи тогда про свой первый раз, например, – это же Брок спрашивал у него на прошлое Рождество. Вот теперь пусть отвечает и сам.       – Я же рассказывал, – ворча, отзывается тот.       – Вскользь. А я жажду подробностей.       – Слушай, это было тридцать лет назад...       Ну, началась любимая песня...       – Можно подумать, ты не помнишь.       – Я не помню.       – Не пизди.       – Да не было там ничего интересного.       – Ну, расскажи неинтересное.       – Да я, блять, рассказывал же! – снова огрызается Брок, но выдавать подробности все же начинает: – Это была подружка моего отца. Он драл ее на кухне, я подсматривал, и она типа поймала мой взгляд. Я тут же нырнул за дверь, понятное дело, но потом мы типа с ней играли в гляделки. И... ну, это периодически повторялось и превратилось в игру. Она часто оставалась у нас ночевать, могла выйти голой из ванной, зная, что я буду смотреть. Прикасалась невзначай – но так, в рамках приличий. Потом она еще проявляла такую чисто человеческую заботу: завтраки мне готовила, ланч паковала в школу, спрашивала, как прошел день – причем искренне интересуясь.       Вот он рассказывает – чем дальше, тем все более увлеченно, погружаясь в воспоминания – а Баки, честно говоря, сам уже жалеет, что спросил, потому что его до сих пор, как и в первый раз, подташнивает от этой истории и от того, как Брок, сука, с благодарностью вспоминает об этой мерзкой бабище, совратившей его подростком.       – ...Ну, и я поцеловал ее. Отец вышел во двор, а она как раз готовила завтрак... Я подошел, и... поцеловал.       – Ты был влюблен?       – Я не помню. Знаешь, в том возрасте ты особо не отличаешь влюбленность от всплеска гормонов, так что... может, и "влюблен". В общем – она оттолкнула меня, но мягко. Сказала, что я типа ей, конечно, нравлюсь, но я еще ребенок и вообще она с моим отцом и бла-бла-бла. Но потом она рассталась с моим отцом, и мы особо не виделись. А потом я ушел из дома, и... мне просто некуда было идти, я не знаю, почему пошел к ней. Наверное, потому что она была единственным человеком, который обо мне заботился тогда, искренне, какое-то время... И осознание этого факта каким-то образом и привело меня к ней. Причем у нее сидел какой-то мужик, типа романтический вечер у них был, с элементами БДСМ, как я позже понял. Но увидев зареванного меня, она свернула сессию, выпроводила того мужика, пустила меня в дом, накормила ужином, выслушала мою грустную историю про собаку... ну, и... мы переспали. В тот же вечер. Я начал ее целовать и ей, видимо, жалко было меня оттолкнуть, хотя я в принципе чувствовал, что ей нравлюсь, так что может... Не знаю. Для меня тот секс был крышесносный, для нее, наверное, не очень.       – Он сразу был с элементами БДСМ?       Потому что это же она его подсадила, Брок говорил.       – Нет, вообще нет. Да там и секса-то не было: я кончил за пять секунд и заснул – на этом все. К БДСМу она меня постепенно подводила – сначала просто дразнила, не давая кончить, заставляла кончать по команде – такие вещи. Но я сам хотел, мне самому это было интересно.       – Ты зря оправдываешь ее, Брок.       – Я не оправдываю. Просто жизнь, Баки, она не черно-белая. Нет ничего безусловно хорошего или безусловно плохого. И в тот период моей жизни она сделала лучшее, что было в принципе возможно.       – Жаль, что этим "лучшим" оказалась она. И что "лучше" она не сделала, хотя могла.       Брок закатывает глаза. Причем Баки не видит, но знает, что под повязкой он закатывает глаза.       – Я тогда сейчас снова начну чувствовать вину за наше с тобой знакомство.       – Чувствуй. Потому что ты виноват. Но я тебя простил.       – Ну, тогда я ее тоже простил, – передразнивает он, но Баки продолжает серьезно:       – И это замечательно, Брок. Потому что ты только что в принципе отрицал ее вину перед собой. А теперь признал и простил – вот так это и должно быть.       Не то чтобы Брока это сильно убедило хоть в чем-то. Хотя – может, он потом задумается, у него так часто: сначала отрицает, а потом начинает прокручивать.       Но пока это очевидная стадия отрицания:       – Ладно, все. Проехали. Я расплатился с тобой откровенностями или как?       – Нет, давай уж до конца. Теперь расскажи про свой первый раз с мужчиной. Или тоже не помнишь?       – Вот тут точно не помню. Какой-то твинк в баре – что я, что он, оба были под кайфом. Больше мне нечего тебе сказать.       – И сколько лет тебе было?       – Не помню... Семнадцать? Я не помню.       И этот человек, блять, чуть ли в обморок там не падал, когда Баки признался, что ему девятнадцать.       – Ну, это ты его трахал, а не он тебя, верно?       – Само собой.       Значит, в этой истории, и правда, ничего интересно. Куда интереснее другое:       – А первый раз, когда наоборот? Не ты, а тебя? Расскажешь? Или тоже не помнишь?       Парам-пам-пам. Вот это он помнит – Баки по лицу видит. И помнит еще как. Но рассказывать желанием не горит от слова совсем.       – Ну, давай.       И хотя Баки его подначивает, внутренне он сам боится эту историю услышать. Потому что догадывается – да что там догадывается – вот сейчас, глядя на его лицо, Баки, блять, уверен, уже знает, с кем был этот его первый раз.       – Еще один шот? Для храбрости, – предлагает он, но Брок только угрюмо кривится:       – Да? Я тогда с тобой в жизни не расплачусь.       – Не переживай. Это комплемент от заведения и комплимент лично от меня, – обещает Баки. Слишком уж ему надо услышать то, что Брок так не хочет говорить.       – Тогда давай прямо из бутылки, если ты всерьез рассчитываешь на подробности.       Всерьез. Так что Баки пересаживается к нему на колени – для максимальной близости, и аккуратно подносит горлышко бутылки к его губам, вливая приличное количество алкоголя. Но вот Брок все равно молчит: видимо, мучительно изыскивает способ увильнуть – которого не существует.       – Если хочешь, могу рассказать про свой первый раз с мужчиной, чтобы было честно, – предлагает Баки, довольно ухмыляясь.       – Да что ты?       – Да, – гордо подтверждает он Баки, едва сдерживаясь, чтобы не заржать. – Я был влюблен до безумия, просто умирал, как хотел, а в сам момент переволновался и у меня не встал, представляешь? Но мне повезло с партнером. Так что, у меня был лучший первый раз.       И в подтверждение своих слов Баки целует своего лучшего (и единственного) партнера.       – А тебе понравился твой первый раз?       Баки прям видит, как Брока разрывает между желанием огрызнуться, чтобы Баки отцепился нахуй, и мыслью, что, вот раз они вместе, то типа надо пробовать открываться друг другу. Ну, и со скрипом, но Брок все-таки начинает выдавать это свое глубоко "личное":       – У меня история похожа на твою: с одной стороны, хотелось бы забыть этот ебанный позор, а с другой – "мне повезло с партнером".       Ну, все. Это точно его чертов Джек. Миллион процентов. То, как Брок сейчас говорит, не хочет говорить – да, это точно был он.       И вот Брок снова молчит, и снова приходится напомнить:       – Я весь в предвкушении.       – Ладно, может, не будем?       Чего, блять?       – Давай уже.       Что там такого может быть в самом-то деле? Но вот Броку явно неловко про это рассказывать. Про ту бабищу как-то легко прошло, а тут он прям стесняется – и это чувствуется еще как.       – Я был влюблен до безумия и умирал, как хотел, – начинает он его же словами. – Но мой партнер был гетеросексуалом в гетеросексуальном браке, примерным отцом и семьянином – ну, ты знаешь эту историю, я тебе рассказывал.       Ну, все, да, это он, его Джек.       – В общем, я понимал, что если я чего-то хочу от него добиться, то надо действовать самому и... помощи с той стороны ждать не приходится.       – Ты его споил? – догадывается Баки.       – В этом был план – да, – кивает Брок, смеясь, а Баки видит, как предательски краснеют у него уши. – Но в итоге я, скорее, напился сам, и... блять, там был еще один важный момент, который стоит учитывать: я понимал, что... ну, если у нас все-таки будет секс, то мне придется быть снизу. Его я подставлять жопу ни за что не уговорю, а вот с моей жопой под ударом, может, и прокатит. Просто чтоб ты понимал: я был влюбленным ебланом, да и совета мне спросить особо не у кого было, в общем... я подготовился, сам – ну как подготовился: ну, там смазал себя, растянул пальцами в пару движений, вроде нормально было, вообще не больно, я еще подумал, чего все стонут, что это, блять, больно и нужна подготовка, ну, я тогда уже БДСМом увлекался, весь такой крутой, у меня же высокий болевой порог и все такое...       – Блять, я уже предвкушаю... – выдыхает Баки, догадываясь, к чему сейчас были все эти пояснения.       – И я вот предвкушал. Точнее предвкушал совсем другое... Я ему нравился, я это чувствовал, чувствовал влечение с его стороны, но... мы даже не целовались ни разу, а я хотел как бы сразу все сделать по-максимуму – если пойдет, вдруг пойдет, глупо упускать свой шанс, да? Учитывая, каким в целом иллюзорным этот шанс мне казался. И вот мы оба бухие, причем меня подвынесло уже гораздо сильнее, чем его, я наговорил глупостей, признался в любви до гроба, но все нормально прокатило, мы уже сосемся, я сообщаю, что хочу его, и как бы не просто сообщаю, а отсасываю, и... Как разумный человек он спрашивает меня: "Брок, ты пробовал раньше?", и сам тут же признается, что он – нет и не знает техники процесса, и... типа боится сделать мне больно. И как разумный человек я, наверное, должен был оценить его откровенность и заботу и признаться, что, блять, я тоже нихуя не знаю, но... наверное, я слишком боялся то ли упустить, то ли разочаровать, а вдруг если мы не переспим сейчас, то второго шанса у меня уже не будет? Что-то такое мелькало у меня в мозгу, к тому же я успел до этого ему напиздеть, какой я дохуя опытный, еще и с этим БДСМом, он уже знал про это все, и... Ну, и я заверил его, что все в порядке и вообще я подготовился – ну, я же подготовился, и опять-таки я был еще немного идиотом, влюбленным идиотом, и, мне казалось, ему будет противно меня растягивать самому... В общем переходя к главному – это было больно пиздец, первые пару толчков – я думал, что я сдохну. Хорошо, что было темно и он трахал меня со спины.       – И что, ты ему так и не сказал? – выдыхает Баки, даже не зная, как на это реагировать.       – Я бы не сказал. Но он сам понял. Прекратил это все, ну, и тогда уже мне пришлось сознаться в собственном идиотизме. В итоге все закончилось хорошо – в следующий раз он долго меня растягивал пальцами, что, как ты знаешь, очень мне нравится. Самому готовиться к процессу мне больше не доверяли.       Он смеется – смущенно, но так звонко и искренне, что Баки невольно вспоминает того восторженного мальчишку с фотографии. И вот Брок звучит сейчас именно так, и улыбается именно так, будто живет, еще раз проживает то воспоминание, все те воспоминания, которые связывают его с этим человеком.       А Баки не реагирует никак. Внешне – никак. Внутри его разрывает, конечно. Но он не может и слова из себя выдавить, настолько в полном сумбуре его мысли и чувства – это снова ревность, какая-то непонятная обида, любовь к нему, умиление, боль за него и снова ревность. И хорошо, что Брок не видит его лица, потому что Баки не уверен, что в состоянии сейчас скрыть неприглядную противоречивость собственных эмоций.       – Счет закрыт?       – Сполна. Спасибо за откровенность.       Голос контролировать проще, чем выражение лица. Баки, кажется, удается вполне правдоподобно отыграть шутливое безразличие, но... Все-таки он хочет узнать кое-что еще. Пока Брок говорит, настроен говорить.       И Баки просит:       – Расскажи про него.       Про своего Джека. Не нужно даже имени называть, Брок понимает и так. Хотя сам тоже ни разу не назвал его по имени, пока говорил.       – Я же рассказывал.       Да, но:       – Почему... почему именно он? Чем он тебе понравился? Почему ты влюбился именно в него?       – Не знаю... У меня в жизни никогда не было человека, который бы настолько обо мне заботился и которому я бы настолько доверял. Я в принципе никому не доверяю, а тут так вышло, что он оказался рядом со мной в самый хуевый момент моей жизни, когда я, извиняюсь, сам не мог встать и помочиться и у меня не было никого, а вот этот такой спокойный уравновешенный мужик в белом халате, крутой хирург, на которого там смотрели как на местную звезду, и я – мелкий гопник с района, а он относится ко мне будто я самый важный человек на земле – разве можно было не влюбиться?       Баки сглатывает понимая, что да, пожалуй, что нельзя. Вот только:       – А если бы он был жив, то...       Баки даже не успевает закончить вопрос, как Брок дает ответ:       – ...я бы выбрал тебя.       Он говорит это спокойно, уверенно, не задумываясь, но:       – Это "то, что я хочу слышать"?       – Если бы я не хотел этого говорить, я бы не сказал. У меня нет с этим проблем, ты знаешь.       Да, если бы он не хотел, то действительно не сказал бы. Тем более, вопрос изначально дурацкий, и Баки в принципе только глупость и незрелость свою в очередной раз продемонстрировал, задавая его. Но Брок все равно ответил. Вместо того, чтобы осадить его (имея на то полное право, между прочим), Брок ответил. Именно то, что Баки нужно было услышать. Значит, Брок почему-то захотел это сказать... Почему-то. Почему?       – Может ты просто испугался, что я оставлю тебя тут связанным, распсиховавшись? – предполагает Баки, то ли в шутку, то ли всерьез – потому что кто знает, что там у него в голове. Баки не знает даже, что творится в голове у него самого.       И вздрагивает, когда ему на талию вдруг опускается чужая рука. А этот гавнюк самодовольно ухмыляется ему в лицо – не видя, правда, его лица.       – И давно ты...?       – Нет, мне стоило больших усилий. Ты молодец, хорошо поработал с узлами.       – То есть ты все-таки не до конца мне доверяешь?       – Тебе я доверяю до конца. Но у нас у всех есть моменты и эмоции, которые мы не можем контролировать. И раз разговор пошел в это русло, я подумал, что лучше нам контролировать друг друга.       С этими словами Брок стягивает повязку с глаз, но все той же правой рукой. Левую высвободить пока не удалось, но он и не спешит, неторопливо поглаживая Баки вдоль позвоночника.       – Я вижу, что тебя это беспокоит, но не понимаю причин. Это давно в прошлом. Но... давай поговорим об этом? Если хочешь. Если тебе нужно что-то узнать, спросить, чтобы успокоиться и окончательно отпустить это для себя. Для меня – это давно пережитая тема, лишь воспоминания. В чем-то приятные, в чем-то неприятные, но это прошлое. А ты – мое настоящее. И я не хочу, чтобы прошлое отравляло настоящее.       И вот Баки дают возможность, которой он так долго ждал: задать все вопросы, которые ему требуются. А он и не знает, что спросить. Что еще он хочет знать? Брок достаточно ему рассказал, он и сам видел то, о чем Броку не рассказывает – те вещи и фотографии. Что еще он хочет узнать? Пожалуй только:       – Ты... говорил ему, что любишь его?       – Да.       – А он тебе?       – Да.       И тут же:       – Но прежде чем ты сделаешь неправильные выводы, просто учитывай, что с возрастом люди становятся куда осторожнее в высказываниях – только и всего. Я не заботился о нем, не переживал – как о тебе. С ним я был зациклен исключительно на собственных нуждах и чувствах. Мне хотелось заполучить его целиком и полностью, в безраздельное пользование, сломать, заставить отказаться от того, что важно ему, и принять то, что важно мне. Вот такое у меня было "люблю" и не стоило оно ничего. С тобой, Баки, это вообще по-другому, поверь. Я отношусь к тебе в миллион раз лучше, это несравнимо...       И это все, конечно, замечательно, но:       – Тогда почему бы тебе просто не сказать "люблю"?       И вот на этот вопрос ответа у него нет. Только:       – Тебе это принципиально?       – Да.       – Я скажу, когда посчитаю нужным.       – Когда я поступлю в колледж?       – Что за торгашество, Баки? – ну, вот он начинает злиться, а ведь:       – Мне просто важно услышать от тебя эти слова.       Важно. А тебе ничего не стоит это сказать.       – Когда закончишь колледж, скажу. Если мы еще будем вместе.       – А это не торгашество?       – Я просто думаю, что колледж многое изменит.       – В смысле?       Баки смотрит на него, Брок смотрит в ответ и говорит лишь только:       – Развяжи меня, пожалуйста, а то рука уже онемела.       Ну, что ж. На этом разговор окончен. Баки поднимается на ноги, берет ножницы и перерезает ленты. Брок тут же встает, застегивает брюки и с наслаждением разминает спину. Скидывает с себя пиджак и рубашку, смотрит на часы:       – Мне сегодня вечером нужно будет уехать. Если у тебя есть что-то в химчистку, то давай. Скатерть, кстати. Ты же уберешь тут все? Раз это был твой сюрприз.       И дождавшись от Баки послушного кивка, он отчаливает наверх, больше не говоря ни слова.       Они достаточно прожили вместе, чтобы Баки привык к его избегающей тактике, но не обижаться на эти маневры все равно не выходит. Впрочем, конкретно сейчас лучше запихнуть свои обиды куда подальше – благо есть чем занять и руки, и мысли. Наскоро вытираясь салфетками, Баки снимает с себя ебучие уши и ошейник, переодевается в домашнее и идет сгружать посуду в посудомойку. Там еще и кухню надо будет убрать после всего этого кулинарного шоу, иначе Брок ему весь мозг выест.       Но когда Баки возвращается в гостиную за оставшейся посудой, то неожиданно застает там Брока, переодевшегося, но так и не ушедшего в душ.       – Решил, что помогу тебе, – сообщает тот, и Баки немало удивлен этому явлению, но молчит. Ну, не считая само собой вырвавшегося "спасибо" – настолько он не ожидал помощи. Не то чтобы Брок ему не помогает, но сейчас Баки вообще его не ждал. Да и Брок явно уходил с намерением не вернуться, но почему-то передумал.       Какое-то время они убираются молча, занятый каждый своим участком работы, пока не сталкиваются у раковины: Брок моет бокалы, которые "плохо моет посудомойка", а Баки протирает столешницу. И в этот момент он вдруг слышит, уже как бы и ни с того, ни с сего, но вот:       – А почему ты не задал, например, вопрос: что мне нравится в тебе и почему я именно с тобой, выбрал тебя? Мне кажется это должно интересовать тебя куда больше, чем то, с кем я трахался еще до твоего рождения.       Не просто трахался, а любил. Но ладно, это даже не столь важно. Куда важнее, что Брок вдруг решил поднять то, что сам же полчаса назад опрокинул. Не понимая, к чему это и все еще чувствуя себя несправедливо обиженным, Баки отвечает ему как бы в шутку, но как бы и не очень:       – Да я знаю, почему ты меня выбрал. Потому что я за тобой бегал, тебе и выбирать не пришлось.       Брок косит на него не слишком довольный взгляд, кривясь:       – Я бы, знаешь, поспорил, кто там за кем бегал, но не суть.       – А в чем суть?       Со звоном он ставит в сторону последний чистый бокал, выключает воду и произносит, глядя Баки в глаза:       – Суть в том, что я с тобой счастлив. Так, как никогда не был. И не буду. И вообще не ждал, что буду. И представить ничего, никого для себя лучше я не могу. И не хочу. Ты идеальный. Ты лучший. Ты... вообще для меня все.       "Тогда почему ты не можешь сказать, что любишь меня?" – так и напрашивается, знаете ли. Но вслух этого Баки не скажет, только что, вон, попробовал, но ничего хорошего из этого не вышло.       Но Брок знает, о чем он думает. Знает про этот не заданный вопрос. И наконец на него отвечает:       – Просто... дай мне время привыкнуть к этому ощущению, которого у меня никогда не было. И дай меня время... перестать бояться его... тебя потерять.       Мгновенно краснея, Баки уже открывает рот, чтобы начать переубеждать, что Брок никогда его не потеряет – но вовремя захлопывает. От него же не слов просят – да и слов с его стороны было сказано уже достаточно, в том числе и на эту тему. Но Брок просит от него времени – и окей, Баки готов ему это время дать. Готов ждать столько, сколько ему будет нужно. До конца колледжа – окей, до конца колледжа.       Баки не может сказать, что ему перестало быть обидно, но... он старается понять. И понимает, наверное. "Колледж многое изменит", – Брок сказал. Ну, да, типа новая жизнь, новые знакомства – Брок все еще ему не доверяет, не верит в серьезность его чувств. Но Баки уверен: колледж не изменит ничего. Он, может, сомневался, когда они только начинали жить вместе, но сейчас, блять, хоть через десять лет, хоть через двадцать – плевать как, плевать, где они будут, плевать, что скажут другие – но Баки хочет быть с ним. И только с ним. И вот уж колледж этого точно не изменит. Ничто этого не изменит. Но Брок... типа боится в это поверить? Ну, окей. Баки даст ему время. Столько, сколько нужно.       И хуй с этим чертовым Джеком. Действительно. Зачем сравнивать себя с ним? Брок же это хотел сказать – не надо сравнивать, не надо смешивать. Прошлое – отдельно, Баки отдельно. Окей, это он тоже понял, и да, действительно хватит. Хватит отравлять жизнь этой глупой беспочвенной ревностью к давно умершему человеку и себе, и ему. Ну, хранит Брок его вещи – это воспоминания и это нормально. Это просто воспоминания и ничего более.       Ну, а то, что Баки не может добиться от него "люблю" – и в самом деле: что за торгашество? Так ли ему принципиальны эти слова? Принципиальны. Брок же по факту его любит, Баки это знает, чувствует. Но почему тогда не скажет? Что ему стоит? Это же так легко: открыть рот и сказать – раз он любит. Если он любит. Ну, не говорит и не говорит, какая разница? А почему он не говорит? Что за чертово решение он хочет принять? Ну, он же сказал: колледж многое изменит, Баки докажет свою серьезность, и Брок примет решение. В его пользу. Может быть, действительно, когда Баки, может быть, даже просто поступит в колледж, Брок на эмоциях ему и скажет? Ну, пусть даже на выпускном скажет – это будет красиво. Да и... Брок его любит, вот в чем прикол. Он скажет. Просто надо набраться терпения. Не все и сразу. Пока у Баки задача поступить и отучиться, а там – все будет.       Но этот замечательный план начинает давать сбои уже в конце февраля, когда Баки приходит первый отказ из колледжа. И самое неприятное, что это "письмо счастья" сначала получает Брок. Ему приходит уведомление о заказном письме, он едет на почту и швыряет ничего не подозревающему Баки уже вскрытый конверт с коротким "а я говорил тебе серьезнее отнестись к выбору".       Баки пролетает с веб-дизайном. Ну, и да, Брок говорил, типа "где ты, а где веб-дизайн", и "куда ты лезешь, если даже фотошопом не умеешь пользоваться, а фотки редактируешь только с помощью фильтров в инстаграме". Ну, окей, он был прав. Но и Баки этот чертов веб-дизайн взял исключительно для количества, не особо-то ему и хотелось. Так что он даже не слишком расстраивается по этому поводу, да и Брок – недоволен, конечно, но всего один вечер и не особо выедает ему мозги.       До тех пор пока не приходит второе "письмо счастья", уже с бизнес-консалтинга. И да, там тоже отказ. И вот тут Брок устраивает ему полный разнос: поднимает все сделанные им кейсы (вот а что раньше он этим не занялся? до того, как Баки отправил), находит парочку орфографических ошибок в его мотивационном письме и ну, блять, все – конец света. И Баки вроде пытается отгавкиваться, но одновременно ему самому стыдно и обидно, он и сам расстроен, что так вышло. Но у него все еще есть надежда на сраный менеджмент (про ветеринарку он уже молчит, потому что, если даже с этой сранью не получилось, то там точно ловить нечего).       Но, сука, с гостиничным менеджментом он тоже пролетает – правда, это письмо ему удается перехватить первым, Брок его не видел. Но теперь предстоит Броку об этом сказать, и Баки уже думает, что лучше бы, блять, тот, как и в прошлый раз, вскрыл конверт сам. А так – еще хуже. Знать, что тебе пиздец, но пытаться выбрать типа удачный момент (которого не может быть априори).       И вот: вечер. Они сидят в гостиной – Баки с ноутбуком: типа в наушниках смотрит сериал, Брок рядом, с Солдатом, в полудреме, потому что "все, смотреть это дерьмо у меня больше нет сил". Баки и сам уже не смотрит. Сериал и, правда, дерьмовый, но он бы и на хорошем не смог сосредоточиться. Он смотрит не столько в экран, сколько на Брока – боковым зрением, украдкой, выжидает. Потому что тянуть уже некуда, молчать и дальше нервов не хватит, и не дай боже, Брок еще каким-то образом узнает сам, а если выяснится, что Баки знал и ему не сказал – вот это вообще будет адский пиздец. Лучше сказать. Сейчас. Да. Вот прямо сейчас. И, набираясь решимости, Баки захлопывает ноутбук, выдергивает наушники и говорит:       – Я не поступил на гостиничный менеджмент. Пришло письмо. Там тоже отказ.       Да, вот так сразу, с места в карьер. Ну, а смысл тянуть и увиливать? И что, блять, он может сказать? Ничего. Что бы Баки ни сказал, он все равно получит сейчас по самое не могу – так что смысл сотрясать воздух впустую?       Брок выслушивает его молча, не перебивая и не меняя позы. Все так же сидит, развалившись в кресле, поглаживая между ушей разомлевшего Солдата, но при этом из состояния полудремы выходит – приоткрывая и кося на Баки глаз, как аллигатор на канале "Дискавери", который типа еще спит, но типа тебе уже заранее пиздец.       И почему-то Баки то ли от нервов, то ли от этого дебильного, выдуманного им самим же сравнения, издает нервный смешок – тем самым, кажется, подписывая себе приговор. Впрочем, тот уже был подписан. Но если до этого он просто был типа смертный, то теперь превратился в смерть через колесование.       – Тебе, блять, смешно?       – Нет, мне не смешно, – тут же собирается Баки, но поздно: Брок уже успел оценить степень его раскаяния как критически недостаточную.       И он очень зол, очень. Баки ненароком вспоминает злосчастную дверь (которую он после того случая теперь проверяет всегда), но сейчас это все-таки другое: Брок зол пиздец, но он контролирует себя. И наверное, это вдвойне обидно, потому что, помолчав, покатав там внутри свою желчь, он вдруг говорит:       – Иди сделай мне кофе.       И Баки, и правда, собирается сделать ему кофе и принести – не видит в этом ничего такого, уже даже с дивана встает, как вдруг этот мудак припечатывает, глядя ему в глаза:       – Это же единственное, что ты профессионально освоил.       Баки так и прожигает на месте. Ну, это просто уже слишком. Да, Брок злится, но...       У Баки даже нет сил ему что-то ответить из-за обиды. Он просто, как и был в домашнем, накидывает пуховик, выходит во двор, берет машину и уезжает к Стиву. Без собирания вещей и скандалов. И ясно, что он вернется, Баки и сам не думает доводить до расставания, знает, что они помирятся, что сказано это было на эмоциях, но... это было очень обидно. Причем Брок знал, насколько это обидно, когда говорил. Тем более Баки и сам расстроен собственным провалом (третьим по счету), а вместо поддержки он получает вот это.       Но зато у Стива и Пегги он получает поддержку. От Стива – по поводу колледжа ("На этом жизнь не заканчивается, Бак. Тем более, у тебя остались еще два варианта"), а от Пегги – по поводу своего "парня-абьюзера" ("Он просто так самоутверждается, классический нарцисс, они по-другому не умеют"). Не то чтобы Баки прям уж согласен с такими характеристиками, но в момент обиды на Брока послушать приятно.       Он пьет растворимый капучино с карамелью из пакетика (который Брок просто не переносит), заедая пончиком из "Данкин-Донатс" (и прям слышит его "а жопа у тебя не слипнется?"), как вдруг раздается стук в дверь и только после (будто на том конце запоздало сообразили) – звонок. И не без удовольствия Баки понимает: это за ним. Да все тут сразу понимают.       – Можно просто ему не открывать, он же не станет ломать дверь, – предлагает Стив. Но учитывая многократно усилившийся стук, Баки бы не был так уверен. Впрочем, он уже и сам готов мириться. В конце концов, Брок за этим и приехал. Иначе бы не приезжал.       Извиняться, правда, Брок не собирается. Баки открывает ему дверь, но первое, что он слышит, без всяких прелюдий, это не то чтобы слишком дружелюбное:       – Поехали домой. Хватит.       Ну, раз так, то Баки тоже может повыделываться:       – Я переночую здесь. Все равно мне утром на стрельбище.       – Я не уеду без тебя. Давай.       Он настроен решительно, держит ногой дверь, да и Баки не хочет доводить до скандала – тем более, там Стив уже высунулся и сейчас бросится на его защиту, а Баки не хочет, чтобы они тут все попереругались, поэтому просто берет свой телефон, прощается со Стивом и Пегги, заверяя их, что все в порядке, и уходит вместе с Броком.       – Я погорячился, – признает тот. Ну, как признает – просто буркнув себе под нос – удивительно, что Баки вообще расслышал. Зато дальше он начинает вещать в полный голос, пока они спускаются по лестнице – чтоб весь дом, сука, слышал:       – Я просто хочу, чтобы у тебя было будущее! И меня бесит твоя несерьезность! У тебя, блять, все хиханьки да хаханьки! Ты вообще, Баки... Ну, с этим-то дерьмом как можно было проебаться?       – Ты сам колледж не заканчивал, – напоминает ему Баки. Но, ожидаемо, от этого Брока распидорашивает только больше:       – А ты бери пример не с меня, а со своего друга Стива! И с его подружки! Мне уже поздно что-то менять! А у тебя вся жизнь впереди! Задумайся, блять, о своем будущем!       Но что вот сейчас об этом говорить? Что сейчас Баки может сделать? Все уже сделано и остается только ждать результатов, хотя, честно говоря, от оставшихся двух колледжей Баки ничего хорошего уже не ждет. И хотя он пытается типа хорохориться, но в душе ему очень обидно, что он проебался. Он не ожидал, что проебется. Настолько, блять. Тем более Броку изначально так важен был этот чертов колледж, и Баки не хочет его разочаровывать, не хотел, но вот – разочаровал. Полностью. Брок вот искренне сейчас расстроен. Да и Баки расстроен тоже. Но ничего уже не сделаешь.       Утром Баки едет на стрельбище, разряжая весь накопившийся негатив вместе с карабином. Он помнит, как Брок ржал над ним в тире, когда они только начинали встречаться, и выиграл ему огромного медведя. Сейчас Баки вполне смог бы этого медведя выиграть сам – себе или ему. Стрельба у него хорошо идет, и тренер его хвалит. А дерьмовое настроение странным образом повышается, когда он смотрит на выбитые им мишени.       "Да ты прям снайпер!" – присвистывает какой-то мужик, который тренируется тут вместе с ним. Тренер тоже подходит его похвалить, и на волне эмоций Баки просит его записать на видео, как он стреляет. Он не знает, почему не сделал этого раньше – наверное, это казалось ему неважным. Но сейчас ему хочется похвастаться, показать Броку, насколько он хорош и не только разносить кофе годится. Тем более, это же Брок записал его на стрельбу, значит, для него это важно, он порадуется его успехам.       Но когда Баки сразу же после тренировки скидывает ему видео – реакция Брока, мягко говоря, сдержанная: он просто отправляет в ответ поднятый вверх палец, без всяких комментариев. Ну, ладно. Баки думает, что, может, когда он приедет домой, Брок что-то скажет. Но нет, ничего. Он и не вспоминает про это, Баки приходится напомнить самому:       – Видел, как я стреляю, да? Мне тренер сказал, что я прирожденный снайпер.       Но Брок его энтузиазма не разделяет вообще.       – Ты не на том сосредоточен, Баки, – холодно отзывается он, и это обидно. Обидно, блять. Да, Брок все еще злится из-за колледжа, но:       – Ты же сам хотел, чтобы я этим занимался. Может, если бы я не тратил время и силы на стрельбу и твои ебучие спарринги...       – Хорошо, да! – резко вскидывается тот, неожиданно остро уязвленный. – Я был не прав, я признаю! Можешь больше не ходить на стрельбу и спарринги прекратим. Подумай, чем ты хочешь заниматься, и я найму тебе преподавателей. Займешься учебой.       И Баки стоит перед ним, чувствуя себя то ли школьником, которого отчитывает строгий учитель, то ли нерадивым сынком. Но вот только он не тот и не другой, и Брок не имеет права указывать ему, как жить.       – Мне нравится ходить на стрельбище, – возражает он, хмурясь.       – Ну, пожалуйста, ходи. Но не в ущерб учебе.       – Это мне решать – чего я хочу, – продолжает Баки, даже не до конца понимая, что его так бесит в этом разговоре, Брок вроде даже уступает ему, но...       – Решай. Я любое твое решение поддержу, ты же знаешь.       И ну, раз так, то:       – Возьми меня в СТРАЙК.       Баки не знает, с чего вдруг его озаряет эта идея именно сейчас. И одновременно не понимает, как он не задумался об этом раньше. Это же лежало на поверхности – если он хочет быть с Броком, быть, как он, в его мире, в его жизни, а не где-то отдельно на задворках. Это решит все проблемы – с деньгами в том числе и не через н-ное количество лет, когда он закончит колледж, а прямо сейчас. И раз уж Баки оказался слишком тупым для поступления, то, блять, стреляет-то он хорошо, да и в спаррингах – это против Брока ему сложно, но он уверен, что не был бы худшим из худших среди новичков, тот же Брок хвалит его ловкость и координацию, так что это кажется отличным вариантом для них обоих. Но нет:       – Забудь. Выкинь это из своей головы.       Но Баки уже тоже входит в кураж:       – Почему это? Ты же сам только что сказал, что поддержишь любое мое решение, и вот я решил. Нахуй мне вообще этот колледж? Это явно не для меня. А так, возьмешь меня под свое шефство – тебе же нравится учить! Натренируешь меня, научишь – буду твоим лучшим солдатом. Романтично же? Ты командир, я твой лучший боец, будем трахаться между заданиями и после тренировок и все будут тебе завидовать. Ну, или мне, – хохочет он, теперь и впрямь загораясь этой фантазией. Уж всяко поинтереснее ебучего менеджмента и бизнес-консалтинга. А еще: – И у меня наконец будут свои деньги и не придется быть вечно тебе должным, блять, еще лет пять.       Брок выслушивает его молча, смотрит тяжело, и на всю это тираду отвечает лишь:       – Я лично не считаю, что ты мне что-то должен.       – Ну, а я считаю, – Баки инстинктивно смеется, мгновенно считывая, что разговор приобретает опасный крен. Но поздно. Все. Точка невозврата пройдена. Потому что Брок с грохотом откладывает нож, которым только что чистил яблоко, и начинает орать, и это, блять, очень похоже на очередную дверь, которую Баки на этот раз, наоборот, открыл куда не следует.       – Знаешь что! Да, блять! Ты прав! Ты действительно мне кое-что должен – поступить в ебанный колледж! Это ты мне обещал, это было условием, которое ты должен выполнить! И ты, блять, это сделаешь! Не в этом году – так в следующем! А вот этот весь мусор: про СТРАЙК и про деньги – просто выкинь из своей башки! И чтобы я больше от тебя этого не слышал!       Облизывая мгновенно пересохшие губы, Баки задает вопрос, который собственно назрел уже давно, еще тогда, когда Брок ставил ему чертовы условия:       – А если я не поступлю в колледж то, что? Расстаемся? Если мне нахуй твой колледж не сдался! Если я не хочу поступать!       – Я предлагаю закончить разговор, – леденяще отзывается Брок и снова принимается за свое ебучее яблоко. Но нет, Баки слишком устал от этого дерьма.       – Я не твой чертов проект по исправлению кармы! Это моя жизнь, Брок! Ты не можешь решать за меня! Ты мне не отец, ты, блять, вообще... – Баки осекается, ужасаясь тому, что из его собственного рта чуть не вырывается это пресловутое "ты мне никто". Но Брок считывает это несказанное наверняка. Впрочем, конкретно в эту секунду Баки не то чтобы слишком жалеет.       – В данном случае, мой дорогой, я решаю не за тебя, а за себя! СТРАЙК формирую я. И ты туда не попадешь. Никогда, – припечатывает он.       Но знаете ли:       – Существуют и другие "охранные агентства". Уверен, что ребята на стрельбище мне подскажут, если я спрошу.       И в этот момент Баки видит в его глазах – не злость, не гнев и даже не обиду – а страх. И мелькнувшее чувство вины. Брок молчит – будто не может говорить – и Баки это отрезвляет. Он уже хочет пойти на попятную, может, даже извиниться. Но Брок, которого закручивает в эту воронку собственных страхов и мыслей, опережает его вопросом:       – Ты способен убить человека?       И он даже ответить не дает, он продолжает:       – А пытать способен? Часами. Слушать крики и мольбы – причем не только твоей жертвы, но и, скажем, его детей, которые вынуждены смотреть. А может... и не всегда просто смотреть. А изнасиловать по приказу сможешь? Член у тебя встанет?       – Ладно, Брок, все, хватит.       Баки отворачивает невольно, не в силах видеть его таким. Не в силах слышать эти вещи от него.       – Ты это делал? Ты...?       – Да.       И Баки вроде бы знал. А вроде бы и нет. И вообще он до сих пор ничего не знает толком...       – Когда в последний раз?       – Давно.       – Вот видишь. Значит, вы больше этим не занимаетесь, – пытается он успокоить сам себя. И оправдать его. Но:       – Ты никогда не знаешь, когда тебя вызовут. И что тебе прикажут.       – Это ведь неправда. Ты пугаешь?       – А если нет, то что? Расстаемся?       Баки сглатывает, не зная, что сказать. Не в силах на него посмотреть. Нет, он и не думает расставаться, эта мысль даже не посещает его голову, но одновременно он не знает, как это принять. Все это время Баки отбрасывал от себя очевидное, отгораживался, не хотел знать – точнее хотел, хотел знать о его "работе", но хотел, чтобы эти подробности оказались другими. Хотел опровержения того, что говорила Пегги Картер, что Баки выспрашивал, слышал сам – но в итоге: единственное, что он получает – это подтверждение своих самых страшных домыслов.       Баки приходит в себя во дворе. Он не помнит, как вышел на улицу, причем он оделся, взял сигареты, Солдат крутится тут рядом, и Баки выдыхает наконец, выныривая в реальность из собственных мыслей.       Брок в доме. Баки видит его силуэт, мелькнувший в окне – видит, как он проходит на кухню, останавливается зачем-то, устало растирает виски – на улице темно, он Баки вряд ли видит, зато Баки видит его: в мягком домашнем свитере, уставшего и растрепанного, совсем не похожего на хладнокровного убийцу и палача.       Это страшно. Но... Брок и сам ведь... он ведь жалеет. Это чувствовалось, блять, в каждом слове – он жалеет и хотел бы, чтобы этого не было, не с ним. Но изменить ничего не может. "Мне уже поздно что-то менять! А у тебя вся жизнь впереди! Задумайся, блять, о своем будущем!" Выброшенный на улицу мальчишка, воспитанный в ненависти и жестокости. Ему вряд ли кто-то предлагал оплатить колледж. Он, может, поэтому и хочет сделать это для Баки – потому что для него самого это проявление любви и заботы, которой он всегда искал, но никогда не знал вполне.       Баки закусывает губу, полный самых противоречивых мыслей. Это слишком слишком сложно. Чужая жизнь, чужие стремления и ошибки, масштаб которых он не может ни понять, ни осознать – слишком разные они, их жизни, их миры... И он уверен, что Брок там сейчас проклинает себя за то, что не сдержался и стал ему про это говорить. А Баки, в свою очередь, проклинает себя за то, что заговорил про чертов СТРАЙК, который ему нахуй не нужен. Но ему нужен Брок. И он примет его любым – со всеми его ошибками, со всем его прошлым и его настоящим, этим прошлым отравленным. Ничего. Они справятся как-нибудь.       Баки заходит в дом, идет на кухню. Его, конечно же, опережает Солдат, но хоть Брок и треплет пса за ухом, все его внимание сосредоточено на Баки. Хотя он не оборачивается даже.       Баки пододвигает стул, садится рядом и смотрит на него. Дожидается пока тот посмотрит в ответ. Баки знает, что задумал глупость, но с другой стороны – как иначе с ним об этом поговорить? заставить рассказать?       – Дай мне руки.       Брок протягивает ему руки, не понимая зачем, но все равно – делает, как он просит. И Баки одним движением оборачивает вокруг его запястий свою резинку для волос, соединяя его руки друг с другом. Такая импровизированная обвязка – не ради обвязки, а как такой символ откровенности между ними.       – Расскажи мне. Расскажи мне все, – просит он шепотом.       Но Брок качает головой. Освобождает руки, но его резинку для волос оставляет себе, у себя на запястье.       – Я никогда этого не сделаю. Во-первых, я сам не хочу вспоминать, проживая все это заново. Во-вторых, тебе не нужно этого знать, проживая за меня. Я хочу начать новую жизнь. С тобой. Не тащи в нее то, что я сам хочу забыть. Не надо.       Баки сглатывает, краснея, и понимает свою ошибку. И да, пожалуй, Брок прав. Есть вещи, которые ему не нужно знать. Тем более если Брок не хочет о них рассказывать. И даже помнить не хочет.       – Я понял. Прости.       Брок привлекает его к себе, выдыхая с облегчением и благодарностью. И чтобы его совсем отпустило, Баки добавляет:       – Я не знаю, зачем я заговорил про СТРАЙК. Я никогда не собирался, это, наверное, такой протест, я не знаю... просто я тоже расстроен с этим колледжем... и...       – Не надо, все. Не переживай. Как будет, так будет. В этом году у тебя и времени толком не было подготовиться, и я тебя нагружал... Если что – попробуем в следующем. Что-нибудь решим.       Брок ласково гладит его по плечам, и все, они помирились. Сидят, столкнувшись лбами и переплетаясь руками. И вместе с поцелуем в макушку Баки слышит:       – Я... не пытаюсь решать за тебя. Я просто хочу для тебя лучшего. Как я это вижу. Если я не прав, то...       – Нет, ты прав, – улыбается Баки, целуя его в ответ. – Прости. Просто... мое лучшее – это быть с тобой, только и всего.