Любимый пес

      Садясь в машину, Брок первым делом включает верхний свет и просит Баки повернуться к нему. Осматривает внимательно его щеку, достает из бардачка холодную бутылку воды – чтобы приложил.       – Прости. Этого больше не повторится. Я просто.... я сам не понял, как это произошло. Не успел понять.       Баки кивает, пряча взгляд, но вот он прекрасно успел понять, как это произошло. И почему это произошло. Потому что Баки посмел сравнить себя с Джеком. Но он обещал молчать, поэтому молчит. Пусть успокоится. Им обоим надо успокоиться.       До дома они доезжают молча, Баки сдерживает обещание. Уходит в душ и рассматривает в зеркале свое распухшее лицо, сдирает корочку крови, собравшуюся под ноздрёй – ебнул его Брок, конечно, неслабо, чего уж там. Боль и обида накрывают с новой силой, но Баки обещал молчать. Хотя бы до утра – пока Брок не придет в себя. А тот все еще сам не свой, в какой-то прострации. И да, он жалеет, что сорвался, пиздец жалеет, сам себя ненавидит, что дает Баки повод ненавидеть его чуть меньше. Да и не ненавидит он его, просто... Баки и сам не знает, что сейчас чувствует.       Приняв душ, Баки идет в спальню и забирается в холодную постель. Прислушивается к тишине, но Брока не слышно, хотя тот наверняка должен был понять, что душ свободен, можно идти – но не поднимается наверх. И даже если предположить, что он решил посидеть с Солдатом, покурить, как обычно это делает – времени прошло достаточно, а его все нет.       Баки ждет, думает заснуть, но без него заснуть не может – пусть они сегодня ничего не решат и Баки будет молчать, но не хочется оставлять его одного в таком состоянии. Поэтому он выбирается из кровати и спускается вниз.       Брок действительно там – даже не переоделся, в куртке, в ботинках, как приехал так и сел – на своем любимом месте у порога, курит и треплет за ухом Солдата, положившего голову ему на колено.       Баки подходит к нему со спины – так, чтобы слышал его приближение, но Брок даже не поворачивается. И когда Баки садится рядом на корточки – тоже не поднимает головы, не смотрит, не замечает – или старается не замечать. Баки хмурится, чувствуя запах алкоголя, и тут же видит початую бутылку виски у его ног. Высказывать что-то сейчас – себе дороже, да и обещал же он молчать. Тем более, Брок, скорее всего, пьет, чтобы заснуть, уйти в забытье – не чувствовать и не думать. И в принципе выпитого им количества уже должно хватить для здорового сна, так что Баки несмело дотрагивается, чуть приглаживая жесткие топорщащиеся волосы у него на затылке – и Брок не отталкивает его руку, к нему не поворачивается, но льнет к руке.       – Пойдем спать, Брок.       – Иди, – глухо отвечает тот. – Я внизу лягу.       Ну, да, он чувствует себя виноватым и типа выдумал себе наказание, дурак. И хотя бесспорно он виноват, Баки не хочет оставлять его одного, не хочет, чтобы он тут один в этом варился всю ночь.       – Перестань... Пойдем. Отоспимся и утром поговорим спокойно.       Брок дергает головой и сбрасывает его руку, но зато теперь поворачивается и смотрит, смотрит в глаза. И вдруг говорит:       – Тебя не должно здесь быть.       – В смысле?       Сначала Баки думает, что Брок хочет напомнить ему про данное обещание – молчать, не говорить сегодня ни о чем – но нет:       – Ты должен был уехать.       Куда и зачем? Впрочем, теперь он видит: Брок в жопу пьян, и, честно говоря, Баки не столько уже нацелен на диалог, сколько на то, чтобы уложить его в постель – пусть даже внизу, лишь бы заснул и вышел вот из этого.       – Почему ты здесь?       – А где мне еще быть?       – Уехал бы к своему Стиву. Как ты всегда делаешь.       Баки вообще не понимает, о чем он, при чем здесь Стив – хотя, может, и начинает уже догонять его пьяную логику: они же поссорились, вот Брок и спрашивает, почему он не уехал к Стиву. Ответ очевиден. Для Баки. Он в том, что "я люблю тебя, мудак, и как я тебя брошу одного, когда тебе настолько хреново?" Но поскольку Баки все еще зол и не уверен вообще ни в чем, ничего хорошего говорить ему язык не поворачивается.       Поэтому нарочито спокойно и отстраненно Баки спрашивает :       – Ты хочешь, чтобы я уехал?       Брок отворачивается тут же, пряча взгляд. Молчит. А затем:       – Я же тебя ударил?       Он произносит это так, будто спрашивает, будто сам не может поверить. И понимая, каким грузом на него это легло, Баки решает снять с него хоть часть:       – Я простил.       Ну, а куда он денется? Все равно простит.       Но ответная реакция обескураживает:       – Не надо это прощать.       Баки хмурится, не понимая. Не понимая логики. Какая логика у пьяного, конечно, но... что-то же там выстраивается в его башке. Впрочем, оно выстраивается и без стороннего участия. Отвечать ему необязательно, Брок уже просто общается сам с собой:       – Ты прав, проблемы создаю я. Я все это время пытался тебя обезопасить, уберечь, но... все вышло боком. Потому что проблема-то во мне, я – главная проблема. Все проблемы изначально из-за меня. И это лицемерие – пытаться тебя уберечь, пока мы вместе – это невозможно...       Ну, еб твою мать... Ладно, он пьян. И зря Баки действительно к нему спустился, нужно было лечь спать и дождаться нового дня. Брок сейчас будет только ныть, переиначивать все и вся, и хрен его в чем переубедишь.       – Я думал, ты поступишь в колледж и все решится само собой...       – Что решится? – напрягается Баки, но Брок уже о другом:       – Это, как с собаками...       Блять, опять его ебанные собаки... Кто-то ловит белочку, а кто-то вот собак.       – Я заводил собак, чтобы не было скучно, чтобы было, о ком заботиться, чтобы кто-то встречал, чтобы дом не был пустым... И похуй, что пристрелят – заведу новую.       – Отправишь меня в колледж и заведешь нового?       Или к чему это? Да, Баки все еще пытается отследить логику в этом пьяном бреду. А Брок молчит и смотрит в пустоту. Баки вообще не уверен, слышал ли тот его вопрос и помнит ли вообще, что он тут рядом сидит – но помнит. И слышал.       – Да это невозможно... Так не бывает. Ты все равно привязываешься к каждой. И новая не заменяет старую. А старую уже не вернуть, новая будет новой, а старую не вернуть. Когда теряешь – теряешь навсегда, замен не бывает.       Он замолкает, устало растирая руками лицо, и подводит неожиданный итог этого монолога:       – Да и ты не собака.       Спасибо, блять.       – Я думал, ты сам уйдешь... А ты прилипаешь все сильнее и сильнее... И не отодрать уже. Но колледж многое изменит.       И хотя с одной стороны, Брок не совсем в адеквате, с другой – послушать интересно. О чем он думает, о чем думал все это время. Что прокручивал в своей башке. И вот оно полезло. И грех не спросить:       – Ты поэтому так педалировал тему с колледжем? Чтобы я перегорел и не пришлось отдирать? Чтобы ушел сам?       Но Брок снова идет на попятную, ходит вокруг да около, но окончательно признать боится:       – Нет, я хотел, чтобы жизнь у тебя сложилась... Хотел дать что-то хорошее за все плохое.... Остаться хорошим воспоминанием...       Но ясно уже все. Он уже это сказал, пусть повторить и боится.       Баки наклоняется к самому его уху и говорит, чтобы дошло наконец, до мозга, блять, дошло:       – Хватит ждать, что я уйду. Хватит. Брок.       Но, блять, нет. Оно не доходит.       – Если бы можно было повернуть время вспять, в тот вечер, когда мы познакомились...       Господи... Вот его несет, а... Баки бы хотел уложить его в постель, но понимает, что чисто физически не сможет сдвинуть с места, а сам этот придурок не пойдет. Приходится без особо желания подыгрывать:       – То что? Ты бы не вмешивался и оставил меня Ситуэлу?       Потому что вот что это за "если бы да кабы"? Что за бред он несет?       – Нет! Я бы вмешался! Вмешался бы, вытащил тебя... А затем отвез домой. И все.       – ...И я бы снова пришел в "ГИДРУ", потому что мне пиздец нужны были деньги, если ты помнишь, – продолжает за него Баки устало. – Все складывается, как складывается, Брок. Я ни о чем не жалею. Я рад, что мы встретились. Я счастлив, что мы вместе. А если ты уж прям совсем хочешь меня порадовать, то пойдем, пожалуйста, спать.       Но хуй там. У Брока своя реальность.       – Я должен был дать тебе уйти... блять, я не должен был возвращаться... снова вляпался в то же самое... то же самое... если бы я не смалодушничал тогда, с Солдатом, когда ты выбежал под дождем...       Нет, вот это Баки даже представлять не хочет – если бы Брок не "смалодушничал" и не остановил машину тогда, они бы сейчас тут вместе не сидели и ничего этого бы не было, не было бы ничего вообще – нет, Баки не хочет даже такую возможность допускать, нет, нет, нет! И слушать он это больше не собирается:       – Хватит, Брок! Пойдем спать.       Баки забирает у него бутылку, пытается и самого Брока поднять, но, блять, куда там – тем более, тот упирается и скидывает его руки. Солдат еще мешает, пригревшийся у него на коленях. И Баки сдается, вновь опускаясь рядом.       – Я не должен был.... не должен был тебя в это втягивать...       Ну, сколько можно уже, а?       – Во что, блять? Что такого охуенно страшного случилось? Брок! Приди в себя!       – Нет, ты просто не понимаешь...       Баки раздраженно выдыхает, но прекращает с ним спорить. Толку? Брок же не соображает ничего, да и не факт, что вспомнит хоть что-нибудь, протрезвев. Сейчас надо просто как-то уговорить его лечь в кровать.       – Хорошо, я не понимаю, – подыгрывает Баки. – Ты завтра мне объяснишь, ладно? Мы сядем спокойно, поговорим и ты мне объяснишь.       – Я завтра не смогу.       – Почему?       – Я не смогу это рассказать.       Брок смотрит на него абсолютно расплывшимся взглядом – и что он там хочет рассказать? да и есть ли там что рассказывать? или это какие-то пьяные галлюцинации в его башке?       Но вдруг резко осмысленно он хватает Баки за руки и тянет на себя:       – Заставь меня.       Чего, блять?       – Давай поиграем? Свяжи мне руки и заставь. Ты же умеешь. Давай. Я же учил тебя делать больно.       Баки вздрагивает и пытается вырваться из его хватки, но хуй там.       – Я сам не смогу это рассказать, я не могу! Заставь меня!       И честно говоря, в этот момент Баки перетряхивает не на шутку – вот сейчас он его боится, реально боится. И вроде бы столько Брок с ним занимался чертовой самообороной, но против него Баки по-прежнему ни черта сделать не может, не вырваться из его хватки. И жутко осознавать, насколько Брок физически сильнее.       – Хватит, Брок! Перестань!       – Давай!       – Перестань! Ты меня пугаешь!       На этом Брок его отпускает. Причем резко. И Баки непроизвольно влетает в стену, не ожидав. И в эту же стену вжимается, потому что Брок наступает на него, блокируя пути отхода. И вкрадчиво переспрашивает:       – Я тебя пугаю?       – Да! То, что происходит с тобой! Меня это пугает!       И ну, да, блять, это жутко – то, как он в момент успокаивается (но вот это явно обманчивое спокойствие), то, как смотрит сейчас – внимательно и с какой-то безумной усмешкой во взгляде – и говорит:       – Ну, тогда ты знаешь, что делать. У тебя есть стоп-слово.       – Слива? – выдыхает Баки неуверенно. Это полное сумасшествие, но сумасшедшим же надо подыгрывать.       Но Брок качает головой:       – Нет, другое.       – Какое?       – Пошел нахуй. Все кончено. Мы расстаемся.       У Баки сердце останавливается, когда Брок это произносит. И не сразу он, блять, понимает, что это он сам должен произнести – Брок от него ждет этих слов. И Баки уже даже не думает о том, что этот придурок пьян и не нужно реагировать – и реагирует максимально болезненно:       – Это подло, Брок! Если ты хочешь расстаться, скажи это сам! Не надо устраивать эту клоунаду!       Но тот смеется и, все так же нависая над ним, продолжает, будто издеваясь:       – Я не хочу. Зачем мне? Меня все устраивает. А тебя? Это же ты меня боишься. Или ты мне все простишь? Где твое хваленое сопротивление? Я его увижу когда-нибудь, а? Где твои чертовы границы? Помнишь, я говорил тебе, что ты должен послать меня нахуй, если...       – Шли меня нахуй сам!       Баки толкает его в грудь и вырваться удается. Впрочем, не то чтобы Брок особо стремился его удержать. Только ржет ему вслед, когда Баки сбегает на кухню и упирается спиной в дверь – от греха подальше, намеренный держать оборону до последнего, как в том чертовом фильме с Джеком Николсоном и топором. Благо топора у Брока нет, но кулаком тот лупит по двери нещадно и орет, со всей злобой орет:       – Ты же сам хотел, как с ним! Ну, что, нравится тебе?! Нравится?!       А затем какой-то тумблер переключается в его пьяном мозгу, и Брок снова ржет, весело ему становится. Судя по звуку, припадает к двери спиной и съезжает вниз, садясь на задницу у порога кухни. Но Баки, все еще напуганный, не спешит отходить: продолжает упираться в дверь плечами, чтобы не открыть с той стороны. Впрочем, Броку уже и не надо, время пьяных воспоминаний и откровений пошло.       – Знаешь, как я его выбешивал? Доводил... Ты себе не представляешь... Ты бы не выдержал. Но к его чести он вот никогда не боялся слать меня нахуй, и потому я приползал обратно... Или подстраивал нашу встречу. В качестве пациента. Беспроигрышный вариант. Его совесть, помноженная на врачебный долг, мое обаяние и – мы снова вместе. Понравилось бы тебе такое?       И Баки, кажется, начинает понимать, к чему это все и из-за чего. Брока задели его слова. Как с ним. Удивительно насколько. И дело, видимо, совсем не в том, что Баки посмел сравнить себя с Джеком, а в том, что поставил под сомнение любовь Брока к себе, сравнил не в свою пользу – вот это его сейчас перемалывает.       – Хватит, Брок, я понял, – выдыхает он, сожалея о своей глупой ревности, обо всем сказанном. Но, видимо, слишком поздно. Баки этот ящик Пандоры открыл и его уже не захлопнуть.       Брок со всей дури херачит локтем по двери и орет:       – Нет, ты не понял! Слушай дальше!       И тут же резко спокойно, будто переключили канал на скучную документалку:       – Я заявился к нему в дом. На Рождество. Потому что меня бесило, что...       Он не договаривает, но Баки прекрасно понимает, что его бесило: что Рождество, да и любой праздник, всегда не с ним.       – ...Дверь открыла его жена, сын высунулся из соседней комнаты, он сам замер позади, не веря, до последнего надеясь, что я не сделаю того, что задумал. Но я сделал. Рассказал... что трахаемся. Ну, не то чтобы рассказал – сказал, и он меня за шкирку выволок из дома нахуй. Сломал мне нос. Не могу сказать, что я в обиде – ведь я целенаправленно ломал ему жизнь. Я думал, что... он не может решиться, а вот таким образом все решится само собой, он будет моим – нихуя. Нихуя... Жена в него вцепилась. Да и он никогда... не хотел от нее уходить. И всегда стремился уйти от меня. А я ведь с ней тоже разговаривал, угрожал, шантажировал... Как тебе такое?       Честно говоря, Баки просто страшно представить, что творилось между этими двумя. С ним Брок действительно другой, кардинально другой... И не ценить этого, хотеть, как с ним, пожалуй, действительно глупо и действительно больно Броку было это услышать – учитывая, какую титаническую работу он проделал над собой в отношениях с Баки. Которые вообще не как с ним. О Баки он заботится, действительно заботится – в первую очередь действительно о нем, а не о себе, ставит его интересы и комфорт в приоритет, пусть иногда, кажется, излишне и перестраховывается, но... это все же дорогого стоит.       – ...Зато когда он умер, я в ногах у нее валялся, лишь бы дала с ним попрощаться, прийти. Хотя я мог вообще не отдавать ей тело, – добавляет он зло, и Баки не совсем понимает эту ремарку. – Но нет, не мог. И так уже столько дерьма я сделал, что это было бы слишком даже для меня. Где могила – она мне тоже не сказала. Впрочем, ее можно понять. Нет, я ее прекрасно понимаю. Прекрасно... Опомнившись, я предлагал ей деньги, помощь какую-то ей, их детям – хотел искупить деньгами вину, которую не искупишь ничем. Но она ожидаемо послала меня нахуй. И правильно. Все правильно...       Баки притихает, не понимая, к чему он ведет. Что-то явно не сходится в этой истории.       – Я хотел быть с ним любой ценой... вот и заплатил эту цену. Не надо было его в это втягивать... А я не то что втянул, я не давал ему выйти. К нему во время дежурств приходили, искали меня. Я его таскал везде за собой, заставлял таскаться – тоже типа чтобы поработал трофеем – а он не мог мне отказать. Ну, потому что ты можешь отказать, если тебя зовут в бар или в рестик – это он делал. А если я там сижу с пулей в боку и говорю своим "да у меня знакомый врач, он сейчас все порешает" – он действительно приезжал и решал. И все его видели, и все его знали – да, я хотел, чтобы все его знали... Хотел... Хотя он просил меня выйти. Умолял. Говорил, чтобы я шел учиться, готов был дать денег на учебу, помочь с жильем. Это еще вначале, когда я был сопляком, а он еще верил в меня. Потом уже он перестал в меня верить, да и я слишком сильно в этом увяз, начал убивать и грести деньги, не считая, бравируя всем этим... Тогда он просто просил не втягивать в это его. Не из-за себя – про себя он никогда не говорил. Да, в пару совсем жестких моментов – когда в больницу к нему пришли – он тогда мне высказал, ну, как высказал – он никогда даже голос на меня не повышал. Так вот сел напротив и сказал: "Брок, ты же помнишь, что у меня семья? Дети. А если в следующий раз эти люди придут ко мне домой?" Мы тогда расстались надолго. Потом снова сошлись. Я сделал для этого все. Даже выйти пообещал, хотя вряд ли собирался. Тогда как раз все стало более-менее успокаиваться. Мне так казалось. А потом вот...       Он замолкает, будто не может дальше говорить. А для Баки невыносима эта пауза, потому что он начинает понимать. Потому что не понять уже нельзя. Но допустить саму мысль, дать ей обосноваться в мозгу, принять за правду – он не может, не может, пока Брок не скажет сам:       – Я соврал, что он умер от рака. Ну, а что я должен был тебе сказать? Правду? Я не хотел тебя пугать, да и в тот момент... наверное, я слишком малодушно хотел быть с тобой, попробовать быть с тобой... нормально. Забыть это все. Да и, наверное, я бы... Не то чтобы хотел тебя обманывать, но и втягивать в это не хотел. И... мне самому тяжело об этом вспоминать, об этом рассказывать, картинка снова всплывает в моей голове, и я не могу...       Он снова замолкает, а затем начинает говорить – быстро, монотонно – будто хочет избавиться от этого побыстрее, сказать и все, снова забыть, похоронив в своей памяти – как оно было, пока Баки не раскопал.       – Я тогда снимал квартиру в городе, отдельно "для встреч" с ним. Мы там не жили, но... иногда оставались на выходные, на ночь, когда он прикрывался дежурствами перед женой. Я причем – ну, я не был придурком – я эти квартиры периодически менял, но... видимо, не слишком часто. Да и... ты прикипаешь к каким-то хорошим моментам, к обстановке, к тому, что было именно здесь... В общем, не суть. Суть в том, что... он ждал меня там. Мы созвонились, я сказал, что еду... и все. Это было последнее, что я ему сказал. ...Там даже замок не был взломан – он либо сам открыл, либо просто не закрыл дверь – я не знаю и не узнаю уже никогда. Я спросить ничего не успел. Когда я вошел, он был уже мертв.       Брок делает глубокий вдох и продолжает:       – Я потом нашел этих людей – ну, и еще бы я их не нашел – исполнителя, заказчика... Они искали меня, приняли его за меня, не разбираясь. Этот обмудок, который собственно стрелял, даже не знал, как я выгляжу, и, блять, очень удивился, когда я представился, приложив пистолет к его башке. Но что уже было толку? Это ничего не меняло... И не изменит.       Брок замолкает, а Баки рад теперь, что их разделяет дверь, и Брок его не видит, не считывает его реакцию, потому что Баки просто не знает, как реагировать. Он в полнейшем ступоре и вроде должен что-то сказать, выдать какую-то эмоцию – но их так много, они вытесняют друг друга, что на выходе – ничего, вообще ничего... да и должен ли он? И что это изменит? И ждет ли вообще Брок от него что-то? Вряд ли. И для него ли вообще эта исповедь?       – Я мудак. Конченый. И вот я снова это делаю... С тобой. Чтобы было, как с ним...       Выходит, что все-таки и для него тоже. Баки чувствует, как к горлу подкатывает комок. Да, он и не знал, и представить не мог, какую бездну всковырнут его неосторожные слова – и, если бы он мог взять их обратно, он бы взял. Он так хотел знать все – но вот теперь, узнав, не уверен, что оно того стоило. Хотя... это многое объясняет. Многие моменты и реакции, которые казались ему странными и неадекватными, теперь видятся абсолютно логичными и неизбежными. И даже эта пощечина – он понимает ее теперь и понимает, что вызвана она была страхом, ужасом – перед невольной ассоциацией. Брок хотел, чтобы он замолчал. И отреагировал в моменте, как мог. Да, неправильно, но... что вообще в его жизни было правильным?       – И знаешь, что самое странное в этой истории? Я миллион раз угрожал ему, что, если он уйдет, то я с собой что-нибудь сделаю. И я действительно нарывался на драки, расшибал тачки, подписывался на какие-то жуткие БДСМ-ные практики – до безумия демонстративно, чтобы он видел, чтобы вызвать реакцию... Мне все казалось нипочем. А тут... я не смог. Сначала я типа мстил, искал... Потом я таскался с этим щенком – зачем мы вообще взяли щенка? Мне было его жалко... Хотя это отговорка. Его можно было сдать обратно в приют или просто пристрелить заодно...       – Брок, перестань!       Баки дергает дверь, пытаясь открыть, но теперь уже Брок держит ее с той стороны.       – Все проходит. Все забывается. Все. Любая боль, любые чувства – и ты просто живешь дальше... Вот, что я понял.       Баки замирает, прекращая бесполезные попытки открыть дверь. Брок тоже опускает руку, дверная ручка щелкает, но Баки больше не берется за нее. Слушает его дыхание, пытается выровнять свое и не знает, что сказать. И приходит к мысли, что лучше не говорить ничего. Брок рассказал ему, чтобы он знал, но его комментарии или жалкие попытки поддержать будут не к месту и вообще не нужны. Это то, что было и будет похоронено глубоко между ними. Они теперь оба знают об этом, но никогда больше об этом не заговорят.       Наконец Брок отходит от двери и, судя по звуку, все же заваливается на диван. А Баки так и стоит на кухне, вслушиваясь, но выйти решается лишь тогда, когда слышит его храп. Аккуратно на цыпочках проходит мимо и, хотя Брок спит, как был – в куртке, в ботинках – Баки не решается подойти и раздеть его. Быстро поднимается наверх и закрывает за собой дверь в спальню.       Он засыпает сразу, но почти не спит, ворочаясь в беспокойных полукошмарах – недостаточно связных, чтобы проснуться с криком, но достаточно тревожных, чтобы толком не спать. Когда Баки все же окончательно просыпается ближе к полудню, Брок все так же внизу, все в той же позе. Солдат, под шумок оставшийся в доме с немытыми лапами, лежит рядом, вытянувшись вдоль дивана.       Баки подходит, чтобы снять с Брока ботинки. Тот просыпается – может, и нет, но глаза открывает – впрочем закрывает тут же, меняет позу, подтягивая ноги к себе, и больше не шевелится. Баки уходит на кухню, чтобы сделать завтрак, и вскоре слышит передвижения в гостиной: Солдат выставлен на улицу, а Брок уходит в душ.       Баки думает, что Брок зайдет позавтракать, тем более оладьи сегодня как-то неожиданно удались и пахнут так, что пройти мимо невозможно – но Брок не заходит на кухню. Причем Баки его слышит, слышит, как тот ходит по гостиной, выходит в коридор, надевает куртку, ботинки, и... Баки хмурится, не понимая. Выглядывает с кухни сам, а тот уже у порога, готовый уходить.       – Ты куда?       – На работу.       – Позавтракаешь?       Брок качает головой, явно избегая смотреть на него, и выдыхает виноватое:       – Прости.       А Баки даже не знает, за что тот извиняется – за то, что не останется на завтрак, или за то, что у Баки под глазом расползается фингал, или... очень много "или". Но в любом случае на все ответ один:       – Все в порядке, родной. Возвращайся. Приготовлю на ужин лазанью.       Брок делает такое странное движение головой – то ли кивок, то ли, наоборот, "нет" – и то, и другое сразу, будто сначала хотел сказать одно, потом передумал и получилось все вместе. И с этим он уходит.       – Давай. До вечера.       Баки смотрит, как закрываются ворота за отъезжающей машиной, и садится завтракать в одиночестве. В голове полная мешанина и при этом почему-то абсолютный штиль. Казалось, произошло так много, Брок рассказал ему страшные вещи, которые должны были перевернуть все, но... задумываясь об этом – Баки понимает, что лично для него ничего ровным счетом не изменилось. Разве что он лучше стал понимать Брока. И Баки рад, благодарен, что тот рассказал, теперь его странная формулировка про "безопасность", которую Баки никогда не понимал и раздражался из-за глупостей вроде незакрытых дверей и постоянных звонков, вчера распсиховался из-за этого Пирса и того, как Брок себя повел (нет, Баки до сих пор считает все это глупостями, реальной опасности нет, даже сам этот страшный рассказ – он ведь про прошлое) – но пусть реальной угрозы и не существует, Баки теперь по крайней мере понимает, откуда она у Брока в голове и насколько для него она реальна. И сможет вести себя в соответствии с этим. Не нарываясь, как раньше – потому что теперь понимание пришло.       И даже эту пощечину, которая должна быть недопустима, Баки понял. Не в сравнении с Джеком дело, а в том, что Брок просто испугался – что будет как с ним. Хотел заставить замолчать, обрубить страшную ассоциацию в своей голове – и рефлексы оказались быстрее. Не то чтобы ситуация все равно хорошая, эти его "психи" настораживают и отравляют жизнь им обоим, но... по крайней мере, они стали понятны. А может, со временем Баки и уговорит его на терапию. Брок, конечно, скажет "а как я все это буду рассказывать?", но, наверное, как-то можно же... завуалировано? Баки не знает. Но знает одно: они справятся. Брок сейчас накручивает себе конец света, конечно, но… Баки чешет за ухом Солдата и ест оладьи в странном умиротворении, благодарный, что все вопросы, все недомолвки между ними теперь решены. Последняя стена, разделявшая их, рухнула. Все стало ясно. Он понял причины. Понял его страхи. И осознал его любовь, наконец понимая, почему она вот такая.       Так что несмотря на вчерашнюю бурю, Баки проводит день в непривычном умиротворении. Прибирает дом, готовит ужин, успевает даже вздремнуть, компенсируя бессонную ночь. Он знает, что вечером им с Броком предстоит сложный разговор, разговаривать будет тяжело, потому что Броку тяжело – там и чувство вины, и все эти его страхи, переплетенные в клубок – но сам Баки ощущает странное спокойствие: и если Брок в полном раздрае, то его разум, наоборот, в какой-то кристальной ясности: все равно они справятся, он справится, тем более теперь он знает подводную часть это айсберга – и рад, что наконец-то ее знает.       Но стрелка часов движется к полуночи, а Брока все нет. И хотя это ни о чем не говорит, тот возвращался и позже – но всегда предупреждал. А сейчас ни звонка, ни сообщения, но самое главное, что Брок уехал в таком состоянии, что Баки начинает переживать. Пишет ему: "У тебя все хорошо? Когда будешь?". К чести Брока – с тех пор, как они в отношениях он намеренные паузы в таких вещах не делает. Отвечает спустя пару минут коротким "еду". Он явно не в духе, но Баки достаточно того, что Брок в порядке и скоро будет дома.       Баки успевает разогреть лазанью, когда слышит, как поднимаются ворота, и Брок заезжает во двор. Выходит к нему, пока тот раздевается в коридоре, помогает снять куртку, обнимает нарочито нежно – чувствуя, как Брок, наоборот, напрягается от этой его нежности, но ничего, так оно всегда и бывает – и говорит:       – Ужин готов.       – Я не голоден.       – Ладно. Если что, я на кухне.       С ним главное не спорить сейчас. Баки знает его прекрасно, все эти состояния ему знакомы, проходили миллион раз – Брок будет раскручивать и его, и себя на эмоции, выводить на ссору – главное не поддаваться. Если сохранять спокойствие, то и Брок тоже будет постепенно успокаиваться. Что и требовалось доказать: приняв душ, Брок все-таки приваливает на кухню. И замечая заботливо ждущую его тарелку с куском лазаньи, целует Баки в макушку и говорит:       – Прости.       Аккуратно поворачивает его лицо к себе, приподнимая за подбородок, смотрит, что там и как. Хмурится и качает головой. И еще раз:       – Прости, я правда...       – Все в порядке, Брок. Забыли. Я понял, почему это произошло, и знаю, что это не повторится.       – Как ты можешь знать? – вяло огрызается тот, но садится наконец за стол, пододвигая тарелку.       – Я тебе доверяю, – использует Баки свой давнишний козырь, но сегодня Брок слишком не в духе:       – А я вот нет, не доверяю себе.       – Возможно, тогда все же стоит попробовать обратиться к психотерапевту? Он поможет разобраться с этим всем...       – Серьезно? – язвительно огрызается тот. – И что я ему расскажу? И в чем он мне поможет, интересно?       Брок заводится, откладывает приборы, и да – Баки сглупил. Не стоило сейчас поднимать эту тему. Он захлопывает рот, но Брок уже сам раскручивает:       – Я тебе вчера сказал: если ты меня боишься...       – Я не тебя боюсь! Я боюсь за тебя! И хочу помочь! Но я не могу помочь! Мне не хватает ни знаний, ни опыта... Я могу выслушать, но я не могу помочь! Но в любом случае – я с тобой. Что бы там ни было...       Баки накрывает его руку своей, но Брок руку отдергивает. Впрочем, берется за приборы и продолжает есть. Какое-то время молча. А затем:       – Я думал, ты поедешь к Стиву.       Он говорит это спокойно, тоном обычного разговора за ужином, но Баки прекрасно помнит, к чему вела эта же фраза вчера. И наверняка к этому же ведет и сейчас. Но раз у них игра в "обычный разговор за ужином", то он подыгрывает с искренним удивлением:       – К Стиву? Зачем?       – Ну... там спокойнее.       Баки только плечами пожимает, все еще "не понимая", к чему он клонит. На вот эти мелкие провокации он совершенно точно вестись не собирается.       Но Брок неожиданно идет ва-банк:       – Слушай, Баки... Мне кажется, мы заигрались. Пора прекращать.       – О чем ты? – все еще "не понимает" Баки.       – Нужно... разъехаться.       И хотя Баки знал, что Брок сейчас скажет что-то в этом духе, слышать все равно больно. Это бьет. И будет бить, предстоит крайне болезненный разговор, но... вестись на это нельзя. Тем более, Брок сам... вон, он даже слово "расстаться" не может сказать, меняя на "разъехаться", что как бы дает возможность для маневра и Баки в том числе. Чем он и пользуется, продолжая "не понимать":       – Я и так скоро уеду в колледж.       Брок молчит и смотрит на него. Баки тоже молчит и смотрит в ответ. Если тот намерен идти на обострение, то Баки не собирается облегчать ему жизнь. Пусть говорит это сам и договаривает до конца, без недомолвок и "догадайся сам".       – Послушай, ну, после вчерашнего это явно...       – Что явно?       – Со мной небезопасно.       – Сходи к психологу.       – Я не про это!       – А про что?       – Я же все тебе рассказал...       Он смотрит выразительно, явно не слишком желая вспоминать вчерашний разговор, и окей, это Баки готов "понять" без слов. Но ответ у него один:       – Это было давно, Брок.       Но у Брока своя реальность.       – Нет, слушай... Пойми меня правильно: я так не смогу. Я не смогу жить, если с тобой что-то случится. А я постоянно буду об этом думать. Постоянно.       Баки, конечно, не психотерапевт, но логику включить умеет:       – Зачем об этом думать? И что может случиться? То, что случилось тогда, случилось тогда. А сейчас – все спокойно, ты сам говорил, да и я вижу...       Но Брок не слышит все равно или не хочет воспринимать, или не может воспринять:       – Это обманчивое спокойствие, Баки. Есть множество людей, которым «ГИДРА» сломала жизнь. Которым я сломал жизнь. И ты никогда не знаешь, когда они решатся выйти из тени. И по кому они ударят. Хорошо, если по мне. И хорошо, если тебя не будет рядом. Потом внутри самой «ГИДРЫ» – это лютый змеиный клубок, ты себе не представляешь... А они уже тебя видели! И, не дай бог, увидят еще, а они увидят, если мы будем вместе! Я не думал об этом, точнее думал, но... предпочитал не думать. Да и я сам не ожидал, что все зайдет так далеко с тобой... Но я, блять, не смогу так жить! Поигрались и хватит, правда!       – Это не было игрой ни для кого из нас, – на корню пресекает Баки эту жалкую попытку обесценить их отношения. И Брок вроде соглашается, а вроде все туда же:       – Я знаю, да, конечно. Но, поверь, ты быстро меня забудешь. Тебе двадцать один, у тебя вся жизнь впереди. Ты же понимаешь, что все равно ничего у нас не получится. Не могло получиться. Это был... интересный опыт – и для тебя, и для меня. Но изначально было ясно, что все это ненадолго...       Это Баки уже слышал, "ради его же блага", да. Но интересно развернуть и в другую сторону:       – Ты меня тоже быстро забудешь?       Брок замирает с открытым ртом, будто из легких вышибли весь воздух, но потом все же делает вдох, отводит взгляд в сторону и на выдохе отвечает:       – Все проходит. Все забывается.       Баки пожимает плечами и молчит. Главное не поддаваться, не улететь в эмоции – потому что иначе он только поможет Броку принять это решение, которое тот все никак не может принять. Но упорно идет на новый заход:       – Котенок... нам, правда, надо...       И все равно слово "расстаться" он не может произнести. И вот они смотрят друг на друга и, вроде, притворяться, что "не понимаешь" уже глупо, но и договаривать за него – зачем? Если он сам не может договорить.       Но Баки, в конце концов, тоже не железный:       – Послушай, прежде чем ты примешь наконец свое чертово окончательное решение, послушай, пожалуйста, и меня. Я хочу быть с тобой. До колледжа, после колледжа – всю жизнь. Хочу быть с тобой всегда. Через десять лет, через двадцать, через сто – хочу быть только с тобой. Я не перегорю. Это невозможно, Брок! Я не перегорю! Потому что я люблю тебя! И ты меня тоже любишь, я знаю! Вместе мы справимся! Я уверен, что решение есть!       – Хватит... – Брок сжимает виски, будто эти слова причиняют ему физическую боль, и он предпочел бы не слышать. – Решений никаких нет, а ты просто мелкий влюбленный дурак и не понимаешь, на что подписываешься... Но это пройдет.       – А ты старый циничный трус! – не остается Баки в долгу.       И решение, на самом деле, есть. Брок его озвучивал и непонятно, почему сейчас молчит. Хотя нет, все понятно – боится, как обычно. Еще одно "Рождество": я не имею права предлагать, я не имею права требовать этого от тебя, не имею права хотеть.       Но Баки помнит, о чем Брок говорил, когда они только начинали жить вместе. И вряд ли это было сказано просто так.       – Давай уедем, Брок. Помнишь, ты хотел уехать? Так давай. Далеко. Туда, где никакая ГИДРА нас не найдет, никто не найдет. Давай, если это выход.       И да, Баки попал – это ясно по его взгляду: Брок обдумывал это, думал об этом – это не были просто слова, он не просто так тогда затеял тот странный разговор – он об этом думал, движимый собственными страхами и надеждами. Он действительно видит в этом выход. Только в этом и видит.       – И что... ты бы поехал со мной? – спрашивает так, будто даже не надеется на "да", и Баки просто не понимает, что за дерьмо в голове у этого человека.       – Конечно, Брок! Ты сомневаешься?       Какие, к черту, вообще тут могут быть варианты?       Но:       – У тебя колледж.       – Который никогда мне не был нужен!       – Нет, он тебе нужен! – тут же в запале возражает Брок и, ей богу, Баки не понимает:       – Я твой проект по очищению кармы или что?       – Ты то, что я не хочу проебать!       Ну, так!       – Давай уедем!       И снова на попятную:       – Я не смогу... Я не всерьез тогда предлагал, это были просто рассуждения вслух... ни о чем...       – Но это же выход для тебя?       – Да в чем ебанный выход, Баки?! Ты вообще не понимаешь, что предлагаешь сейчас! Это не выход, это путь в никуда! Уехав, я потеряю все!       И вот это Баки действительно не понимает:       – Что "все", Брок? Всех денег не заработаешь! Что, блять, такого ты потеряешь? Возможность покупать брендовые шмотки и ужинать в крутых ресторанах? Понтоваться и гнуть пальцы? Шпынять всякий сброд типа Ситуэлла? Дрючить в качалке СТРАЙК? Что такого ты, блять, потеряешь? Твои, сука, рестораны тебе важнее возможности быть вместе со мной?       – Да я тебя в первую очередь потеряю!       Чего, блять?       – Ты все еще считаешь, что я с тобой из-за денег? "Влюбленный в образ"? Что ты несешь! Ты ничего не понимаешь!       – Это ты не понимаешь! Ты хоть представляешь себе, что значит уехать? Это не переезд в соседний штат, это, блять.... Просто, посмотрим, как ты запоешь, сидя на каких-нибудь богом забытых островах в Тихом океане, без возможности увидеть родителей, друзей и даже сходить по тем же самым ресторанам! Просто, блять, даже не отвечай!       – А я отвечу! Знаешь, что? Не решай за меня! Я хочу быть с тобой и ко всем сопутствующим трудностям я готов! И вот все перечисленное – вообще нихуя меня не пугает!       – Готов, блять?! Ты готов?! Да ты просто не думаешь обо всех сопутствующих трудностях! Не осознаешь! Я тоже тебя, слава богу, не первый день знаю, Баки, и нихуя ты не готов! Ты не можешь быть готов! Ты просто потерявший голову мальчишка, и я не могу так с тобой поступить! Я не хочу ломать тебе жизнь – ты меня возненавидишь! Да, сейчас ты "готов", но спустя пару месяцев, поверь мне...       Да нихуя, блять!       – Это ты наконец поверь мне! Поверь в меня! В мою любовь к тебе! Это мое решение, Брок! Это мое чертово решение! Почему ты вечно пытаешь решать за меня?!       – Я решаю за себя.       – А, то есть ты принял наконец решение?! И что, блять, оно не в мою пользу?!       – Очень даже в твою.       – Ну, давай!       – Что тебе давать?       – Озвучь его! Свое решение!       Прооравшись, они смотрят друг на друга в тишине. Становится настолько тихо, что Баки слышит звук настенных часов, его сбившееся дыхание и свое – ощущается невероятно громко. И честно говоря, он думает, что Брок все-таки это скажет сейчас. Или надеется, что не скажет. Но чего он совершенно не ожидает, так это:       – Ладно, кончай меня мучить! Баки! – с пронзительной болью и признанием собственного бессилия.       И все, нервы у Брока сдают: он упирается головой в колени, закрываясь руками в каком-то жесте крайнего отчаяния, и сидит так. А Баки даже не знает, что сказать и что сделать. Им обоим больно, но то, что Брок упорно видит тупиком, Баки кажется простейшим выходом.       – Брок, ну, послушай...       Тот только дергает головой – типа "отстань". Ничего он слушать не будет, да и все уже сказано, добавить нечего, только разгонять по кругу то, что есть. И вроде бы им нужна пауза, но Баки боится, что эта пауза лишь поможет Броку принять его чертово неверное решение.       Но сказать по-прежнему нечего, поэтому Баки просто привычным жестом запускает руку в его волосы, поглаживая колючие волоски у основания шеи, массируя, чувствуя, как Брок расслабляется в этих движениях, подставляясь под ладонь. Баки улыбается, садится на корточки перед ним, чуть оттягивает его голову назад, чтобы посмотрел на него. Предугадывая его намерение, Брок морщится, пытается уклониться, но Баки держит его, аккуратно начиная выцеловывать подбородок, шею, скулы. А Брок все в этом мучительном стремлении – то ли ответить, то ли отстраниться – все никак не может решить, выдыхая не слишком убедительное:       – Перестань...       – Скажи стоп-слово, – улыбается Баки, чуть прикусывая кожу – там, где бьется точка пульса.       – Солдат, – шепчет тот, сглатывая и подставляя шею под поцелуи, раздвигая ноги, чтобы подпустить ближе. Баки щурится довольно и тянет Брока к себе за ворот футболки. Целует в губы, влажно с языком и похуй на его "стоп-слово", тем более:       – Оно у нас теперь новое. Вот и скажи. Если сможешь.       Да, Баки рискует пиздец, потому что Брок вполне может пойти на принцип и повторить свое "пошел нахуй, мы расстаемся" или какие там у него вчера были формулировки – может. Но – не может. Не говорит он, только смотрит загнанно и сам тянется к его губам, цепляется за волосы – и все, его уносит, их обоих уносит.       И никаких больше стоп-слов – думает Баки. Но запускает руку ему под футболку – и замирает, чувствуя знакомый частокол характерных отметин. Он даже не сразу понимает, не сразу верит, блять, но... Это не его шрамы, Баки знает каждый его чертов шрам на ощупь – и это не они, это, блять...       – Это что, блять?! – орет он, не узнавая свой голос, не узнавая себя и не понимая, откуда у него взялось столько силы, чтобы в момент задрать на Броке чертову футболку и увидеть картину, так сказать, целиком – а там есть на что посмотреть – охуенно насколько есть: отметин много, они вздувшиеся, свежие – Брок не "на работу" ездил, блять, он, сука...       – С кем ты был?!       – Неважно, – отвечает тот спокойно, одергивая футболку. И сидит перед ним, смотрит – как ни в чем не бывало. Будто даже получая удовольствие от того, как Баки буквально разрывает – от боли, обиды и непонимания:       – В смысле, блять, неважно?! Какого черта, Брок?! Зачем ты сделал это вообще?!       Смотрит и просто пожимает плечами. Просто вот пожимает и все.       – Это измена, ты в курсе?!       – Один-один, – расплывается в улыбке этот гандон. И так и хочется врезать ему по роже кулаком от души, чтобы тоже, блять – один-один. Но Брок перехватывает его руку, да и Баки не то чтобы прям целится, просто ему нужно выразить как-то свою злость и обиду и вот в этой заранее проигрышной борьбе с ним Баки это делает, не прекращая требовать ответов:       – Ты с ним спал?! Это женщина или мужчина?!       – Это не твое дело, – Брок отпихивает его – до обидного легко, и больше Баки на него не идет. Только растирает заломанные руки в бессильной ярости:       – Это как раз мое ебучее дело! Или мы снова друг другу никто?! Ты променял все, что между нами было и есть, на свой ебанный БДСМ?!       Брок откидывается на спинку стула, нарочито тщательно расправляя смятую в процессе борьбы футболку.       – Ну, ты же не можешь мне этого дать. К слову о том, чтобы уехать и всю жизнь быть вместе: я не могу быть уверен в тебе, как и ты не можешь быть уверен во мне – правда? И стоит ли оно того тогда?       Нет, вот это он сейчас пытается притянуть одно к другому, но нихуя оно не притягивается, да и вообще вопрос не в этом:       – Ты спал с этим человеком? Кто это? Мэй? Кто это, блять?! – вот что Баки, сука, интересует, но Брок остается равнодушен до жестокости:       – Успокойся. Ничего я тебе не скажу. И обсуждать мы это не будем. Я сделал то, что мне было нужно, вот и все.       То, что было нужно? И вот, хоть убей, Баки не может понять:       – Почему ты просто.... – он запинается не в силах продолжить, но Брок продолжает за него, потому что Баки это уже говорил, раньше:       – Просто – что? Не пришел к тебе? Я пришел. Я вчера тебя просил, – напоминает он с усмешкой, и Баки вспыхивает: потому что это вообще не то и несправедливо, жестоко так говорить, переиначивая, но Брок остается непреклонен:       – Может, мы просто не так уж хорошо подходим друг другу, как тебе кажется, а? И это нихуя не судьба, не на всю жизнь, а просто...       Снова это неясное движение плечами, и Баки уже не может, орет, не помня себя от злости и обиды:       – Да пошел ты! Пошел ты нахуй! Ненавижу тебя, урод! Ты все разрушил! Ты все, блять, разрушил! Сейчас! В эту секунду! Ради чего?! Ради чего, блять?!       Конечно, Брок ему не отвечает. Но и Баки уже не ждет ответа. Срывается в момент и уходит прочь – лишь бы не видеть этого мудака. На автомате шнурует ботинки, надевает куртку – стыдно, но внутренне он все еще надеется, что Брок его остановит (хотя Баки и не уверен, что его сейчас хоть что-то в силах остановить) – садится в машину и уезжает, блять. К Стиву – да. Брок добился, чего хотел. Урод ебучий.       Приезжать-то к Стиву Баки приезжает, но вот что дальше? Так и сидит в машине, злой, всклокоченный, но выйти из нее, подняться собственно к Стиву не может. И на то есть несколько причин. Начать с того, что у него разбито лицо – да, можно списать на спарринг, но даже когда это реально был спарринг, Стив не очень охотно верил, а сейчас Баки тем более весь на взводе – Стив будет спрашивать, что случилось, еще эта пизда Пегги будет подначивать – а что Баки скажет? Брок мне изменил? Так они сразу начнут: "Бросай его нахуй", но... Баки откидывается на спинку кресла и выдыхает устало. Да, он зол пиздец, но он не собирается Брока бросать. Он смертельно обижен – но даже мысли такой не допускает. Ему больно невероятно – но он понимает, что этот придурок просто... ну, вот ему самому больно, Брок варится в этой боли и творит лютую дичь, но... ну, вот Брок же перебесится как обычно, они пройдут этот период, как проходили все предыдущие, и... Нет, бросать его Баки точно не собирается. Хоть тот и мудак. Лютейший мудак, черт возьми!       Баки скрипит зубами от злости, без устали проверяя телефон – напишет Брок или нет, но тот даже не в сети. Да и хуй с ним. Может, приедет? Приедет, конечно, рано или поздно, но, видимо, все-таки не сейчас. Или сейчас? Должен же он, блять, начать беспокоиться, что там Баки и как! Хуйли вот сейчас его чертово обостренное чувство безопасности еще не взыграло, а? Урод ебучий!       Баки продолжает злиться, вспоминая слова, резанувшие по больному – "ты не можешь дать то, что мне нужно". Вот только это ложь – не нужно оно ему было! Не нужно! Это неправда! Они же обсуждали это, Брок сказал, что Баки дает ему нечто большее, настоящее, и этот ебучий БДСМ не нужен ему теперь и никогда впредь! И вот зачем тогда он сейчас это сделал? Да ясно зачем! Чтобы его позлить! Или себя наказать! Ну, что за придурок, господи!       Баки варится в этих мыслях, проверяет телефон, бесчисленное количество раз обновляя "вотсап", и сам не замечает, как засыпает – прямо так, в машине. В процессе сна отодвигает кресло, откидывает спинку, чтоб было удобнее, и спит. И резко вскакивает, когда кто-то вдруг стучит в окно машины.       Продрав глаза, Баки с удивлением замечает, что на улице светает, а сквозь стекло на него смотрит охуевающая Пегги Картер в красном берете.       – Ты что здесь делаешь? – спрашивает она, стоит только опустить окно.       – Ничего, – хрипит Баки севшим ото сна голосом. – Вот, приехал вас со Стивом повидать.       – В семь утра?       На это Баки решает просто промолчать. Вменяемое объяснение спросонья придумать сложно.       Пегги щурится, присматриваясь, и, ну, конечно, не может не заметить:       – Что у тебя с лицом?       – Ну, я ж учусь самообороне.       – Ученик, я смотрю, из тебя не очень...       И не очень, кажется, она ему верит, но, видимо, опаздывает на работу, так что не до выяснений.       – Стив скоро уйдет на смену. Если ты не хочешь весь день проторчать в машине, то лучше поспеши.       Но, блять, Баки пиздец не готов сейчас еще и перед Стивом объясняться, тем более, с ним будет куда сложнее... А Пегги все равно уже все поняла и не могла не заметить эти мученические колебания в его лице, так что Баки кажется, что он ничего не теряет, спрашивая:       – Может, просто оставишь мне ключи?       – Да ты потом съебешься с моими ключами! – хмурится она, подразумевая, что "сейчас твой Брок приедет мириться и ты забудешь обо всем, как всегда". В принципе справедливо, но Баки тоже не совсем уж еблан, а:       – Нет, слушай, я тебя дождусь, обещаю. Или к тебе на работу ключи подвезу. Или...       Не верит она его обещаниям, но какая-то неведомая сила толкает ее не быть для разнообразия сукой, и ключи она Баки все-таки оставляет. Не без демонстративного закатывания глаз, конечно же – но похуй.       Пегги уходит, а Баки отгоняет машину и из укромного места наблюдает за подъездом, откуда вскоре появляется Стив. Дождавшись, когда тот перейдет на соседнюю улицу, Баки выходит из своего укрытия и, окоченевший вконец, счастливо поднимается в теплую квартиру. Наскоро сооружает себе завтрак, попутно все так же мониторя телефон, но вряд ли Брок встал так рано, так что его явления Баки, откровенно говоря, сейчас и не ждет, ближе к вечеру. Расстилает диван, заваливается спать и спит до обеда, потом заказывает пиццу, смотрит сериал – и мог бы Брок уже объявится, а? Но хуй там, хотя в сети он был. Ладно, к вечеру напишет. Хотя, скорее всего, просто приедет и заберет Баки с собой, как это было раньше.       Но с работы возвращается Пегги, за нею Стив, а Брока все нет.       – Что у вас опять случилось? – спрашивает Стив с порога, прекрасно понимая причину пребывания Баки в их квартире. Но о конкретных причинах причины рассказывать все же не хочется, слишком они как бы на грани – если смотреть со стороны, а Стив будет смотреть далеко со стороны, не принимая во внимания обстоятельства, которые принимает во внимание Баки, так что:       – Да ничего, просто повздорили немного.       Но вот Стив заходит в комнату и, ну, конечно:       – Что у тебя с лицом?       Но к этому вопросу Баки был уже готов. Драматично закатывает глаза и даже позволяет себе огрызнуться для пущей убедительности:       – Сколько можно спрашивать, а? Я же говорил: Брок учит меня драться.       – Ты говорил, что он вроде прекратил, после того как ты заикнулся про СТРАЙК, – напоминает ему Стив. И правда, но: какая разница?       – Ну, мы снова начали. Просто чтоб я умел и мог за себя постоять. Что в этом такого?       Стив пожимает плечами, ну, и поскольку раньше эта тема с его синяками уже мусолилась продолжительное время, а видео с тренировок Стиву присылал и сам Баки, и Брок (которому Стив стал предъявлять за его спиной и Баки узнал об этом только пост-фактум) – то сейчас вроде как все выглядит достаточно правдоподобно. Или нет? Потому что Стив снова спрашивает:       – Из-за чего на этот раз поссорились?       – Да не знаю. Фигня. Слово за слово.       Обычно Баки расписывает все в красках. Стив не может этого не отметить, смотрит на него долго и пристально – но, видимо, у него своих проблем куча, да и устал он после рабочего дня, а ссора Баки с Броком это не то чтобы нечто новое и уникальное, поэтому Стив просто кивает и идет ужинать. Справедливо полагая, что если Баки захочет, то расскажет сам. Когда захочет.       Они тупят на кухне какое-то время, затем садятся играть в приставку, не вспоминая про Брока (хотя Баки, ясное дело, поглядывает на телефон, проверяя, в сети этот мудак или нет), и только уже ближе к полуночи Стив с удивлением замечает:       – Что-то долго его нет...       Потому что раньше Брок приезжал сразу же, практически следом за Баки. А тут действительно – его нет.       – На работе, наверное, – пожимает Баки плечами.       – Спать? – предлагает Стив, и они расходятся по комнатам.       Баки остается на диване в гостиной и снова смотрит в телефон. Брок был в сети около часа назад, но так ему и не написал, и не позвонил. Баки с трудом, но подавляет в себе малодушное желание написать сам. В конце концов, это же не он проебался, правда? Это Брок сейчас проебался по всем фронтам – вот пусть и пишет, пусть разгребает заваренный им пиздец. Это честно, в конце концов. Хотя Баки понимает, что уже завтра (если и завтра Брок не напишет) ему будет ахуительно плевать на честность и справедливость – и Баки напишет сам. А пока – спать.       Спит Баки как убитый. Сказываются нервы и несколько бессонных ночей урывками. Не то чтобы он избавился от нервов, но организм берет свое, и Баки проваливается в абсолютнейшую темноту – без снов, без всего, просто спит.       Его будит собачий лай, но он так привык к лаю Солдата, что даже не просыпается, точнее пребывает в той приятной полудреме, когда кажется, что все хорошо и спит он дома, с Броком, раз лает Солдат. Сейчас Брок встанет, пойдет кормить пса и лай прекратится.       Но лай не прекращается. И теперь помимо этого все учащающегося лая Баки слышит еще и ругань на лестничной клетке (да, теперь он понимает, вспоминает, что ночует у Стива). Хлопают двери, люди орут "уберите собаку", "чей пес", "пусть он заткнется" – и блять, Баки солидарен: пусть заткнется наконец.       Судя по всему, ломиться начинают к ним в квартиру (с хуя ли?), Баки слышит шаги Стива, голос Пегги, ругань и лай продолжаются, теперь через открытую дверь – становятся громче. Пегги о чем-то переругивается со Стивом и вдруг орет: "Баки, блять! Иди сюда! Забери эту чертову псину!".       Баки в душе не ебет, с хуя ли он должен разбираться с чьей-то собакой. Но Пегги снова орет его имя, хотя Стив, вроде, просит ее успокоиться, но вот она орет, и, наверное, это типа его плата за их гостеприимство? Или, блять, с чего она решила, что Баки должен разбираться с собакой? Потому что он подал заявку на ветеринарный или в чем блядская логика? Видимо, все-таки в гостеприимстве – но похуй. Эта пизда не успокоится, так что Баки встает, выходит, еле продрав глаза – видит сначала Пегги, злую и раскрасневшуюся, затем Стива – почему-то с похоронным лицом, и неслабо пугается, отскакивая от резко рванувшего к нему пса. Тот прям кидается и сдерживает его только цепь, намертво намотанная на ручку двери. Их двери.       И вот в этот момент Баки узнает Солдата. Как бы дико это ни казалось, совершенно не клеясь в мозгу – но это он. Действительно он, его ни с кем не спутаешь, вот они три лапы, эта морда, глаза – Баки успел изучить его всего и, даже если бы не очевидное увечье, то все равно бы его узнал – просто по морде, по взгляду. И даже лай его узнал, оказывается... Но просто не поверил. Просто...       Соседи орут – но для Баки их крик, их присутствие отключается мгновенно. Он видит коридор и... коробки. Коробки, коробки, коробки – аккуратно упакованные, поставленные друг на друга рядком, предусмотрительно перевязанные между собой, чтобы не уперли... И Баки просто не может поверить, словно во сне. Понимает все за секунду – и в то же время не понимает и никогда не поймет. И не верит. Не верит до самого конца.       Хватается за телефон, а дальше сознание бьется какими-то вспышками и короткими гудками недозвона. Баки с трудом помнит, как пробирается сквозь толпу орущих соседей и оказывается на улице – босиком, в пижаме, как есть – потому что ну, может этот придурок еще не уехал? Хотя пес долго лаял, времени достаточно прошло.... но, ну, не мог же он! Должен был убедиться, что Солдата заберут, что Баки выйдет и заберет его, должен же был проследить – пес же ему дорог! Баки видел, что дорог – Брок не мог так просто... Или мог? Он же не зря Солдата оставил. Оставил Солдата и Баки. Все. Он принял решение – оставил все, что ему дорого, чтобы больше не терять, да? Чтобы больше не было больно... Да? Такая же у него логика? А вот сейчас ему не больно? Не больно, блять?! Что до Баки – то ему душераздирающе больно. Он не знал, не знал и близко, насколько бывает больно – потому что все было хорошо. Все у них было хорошо. И было бы хорошо! Если бы, блять... Если бы, блять, что?! Что он сделал не так?! Что он мог сделать так?! Что нужно было сделать по-другому?! Не уезжать, дать Броку то, что ему нужно, или что, блять? Что ему вообще было нужно? И нужно ли хоть что-то...       ...И тут Баки понимает запоздало – Брок ведь его обманул. Провел вокруг пальца с этим БДСМом. Почувствовал, что не сможет так просто расстаться – сам не сможет, и сделал это, специально сделал, зная реакцию или может даже надеясь, что в Баки наконец взыграет гордость и сопротивление, измену он не простит, но блять... Блять! Да Баки и сейчас ему даже вот это простил бы! Но его прощение никому не нужно. Его старания никому не нужны. И чтобы он ни сделал и все что сделал – ничего не имеет значение. Все было предрешено. Брок уже знал, знал еще тогда... Знал! Решил еще тогда, блять!       Баки орет его имя – в ненависти, в безысходности, умоляя и проклиная, думая, что тот слышит, и, не надеясь, что услышит – орет всеми возможными способами, всеми возможными чувствами – пока Стив и Пегги пытаются увести его с улицы. Баки почти не фиксирует, что ему говорят – не может, пытается, но не может – все словно сквозь толщу воды. Вцепившись в телефон, набирает его номер раз за разом – но в ответ лишь короткие гудки. Отправляет сообщения – в никуда, зная, что все, до адресата они не дойдут, но отправляет и отправляет, не зная зачем.       Потом Баки соображает, что надо поехать к ним с Броком домой, вырывается, идет к машине, но Стив догоняет его, уговаривает хотя бы завести Солдата в дом и переодеться, затащить коробки. Баки бы плюнул – но Солдат и так в стрессе, да и весь дом в стрессе, и он поддается на уговоры. Пегги явно не в восторге от присутствия псины в квартире, да и арендодатель вряд ли будет счастлив (а ему уже сообщили наверняка – такой шорох они тут навели), но у Баки нет сил и когнитивных возможностей об этом думать. Все мысли засасывает в узкую воронку и там только Брок, Брок, Брок и чертово "почему?" – почему он так сделал, даже не поговорив? Не сказав ничего. И Баки знает ответ, но одновременно не знает. Понимает, но при этом никогда не поймет.       В принципе смысла искать Брока дома нет – ясно, что это продуманная операция, поэтому Баки не удивляется тому, что ключ не работает, ворота заблокированы, двери закрыты и свет не горит. Но все равно до самой ночи сидит у забора в машине вместе со Стивом, надеясь, что Брок все-таки появится или свет зажжется – но нет, дом пуст, Брок уехал и вряд ли вернется. Но Баки не оставляют пустые надежды, что не мог же тот просто бросить дом, должен же появится риелтор или владелец – Баки даже не знает, был ли Брок владельцем или арендовал, ничего по сути не знает, но вот все ждет и готов ждать до скончания времен, боится уехать, потому что вдруг, а вдруг...       Пегги названивает Стиву, потом звонит и ему. Баки сначала трубку не берет, но она заваливает сообщениями, типа "если ты не думаешь о себе, то подумай о Стиве", "из-за тебя куча проблем, с собакой, с работой и все равно он не вернется", "он же не идиот, а вот ты ведешь себя, как идиот", "если послали, то иди, и слава богу", "он ебанный мудак, пойми уже наконец", "абьюзер, питается твоими эмоциями, а ты ведешься" – дальше Баки уже просто перестает читать. Принимает волевое решение, берется за руль и разворачивает машину, чтобы ехать обратно. Тем более холодно, да и бензин скоро закончится.       Но он знает, что вернется. Будет ездить сюда время от времени, проверять... а вдруг? Но сейчас они со Стивом уезжают.       Следующие несколько дней проходят словно в тумане. Баки экстренно ищет квартиру, а это сложно, учитывая, что не любой арендатор готов приютить у себя человека с огромным и явно не приспособленным для жизни в четырех стенах псом. Пегги с присущей ей леденящей практичностью предлагает сдать Солдата в приют или пристроить другому хозяину по объявлению – потому что "как ты себе это представляешь?", "как ты будешь его содержать?", "это явно не комнатная собачка!", "да и вообще это не твоя собака и не твои заботы!", "о чем он думал, оставляя пса тебе?" – Баки подозревает, что ни о чем – просто хотел избавиться разом от всего, что ему дорого. Очень, блять, в его стиле, конечно, а Баки разгребать... Причем он вообще не представляет как. Но одно знает точно – Солдата он никому и никуда не отдаст. Как-нибудь выгребет. Как-нибудь...       Баки ездит к их дому каждый день, но картина не меняется. Стив больше не увязывается за ним, у него работа и учеба, это Баки может позволить себя торчать под бетонным забором целыми днями, все думая о том, куда и почему Брок уехал… Но не находя ответа.       Он ездит и в «ГИДРУ», наблюдает по вечерам, но ни Брока, ни его машины не видит – зато к нему уже, кажется, начинают присматриваться. Брок бы явно не одобрил эти вылазки, да и Баки же обещал ему не лезть в «ГИДРУ» – но Брока нет, да и Брок на все свои обещания плевал (а обещал ли он хоть что-то? или это все Баки себе выдумал? он уже и не уверен...) – так что когда в один из вечеров Баки видит Мэй, то идет к ней в какой-то пустой, отчаянной решимости – будь что будет. Ему просто надо знать. А она знает наверняка.       Мэй его узнает. Баки не знает, какой будет реакция и кем она толком была для Брока – любовницей? коллегой? "партнершей по интересам"? – и если так, и если она догадалась про Баки – а она догадалась наверняка – то как она себя поведет? Но Баки уже все равно. Все что угодно, он готов на все, что угодно, лишь бы знать – что с Броком, куда он уехал, вдруг это вообще не из-за Баки, а что-то случилось – воспаленный разум начинает подкидывать самые невероятные сценарии и он буквально сходит с ума от этих догадок, от этой неизвестности – Брок ведь просто пропал. Скрылся от него. Но Мэй – она должна знать.       Но и она не знает. Делает знак своему спутнику, отводит Баки в сторону, хмурясь, и говорит:       – Не приходи сюда больше. Рамлоу исчез, никто не знает куда. Но всем очень интересно, поверь. И если зацепка в тебе...       – Нет, я ничего не знаю, я поэтому и пришел... – выдыхает Баки в отчаянии и видит как ее лицо на мгновение искажает жалость и вот это чисто женское сострадание, которое не обидно.       – Послушай... Он всегда был таким. Не принимай на свой счет. Он всегда... очень жестко расставался. Не порти себе жизнь. Не приходи сюда больше. Ответов ты тут не найдешь. Но вполне вероятно, что их начнут искать у тебя.       И, конечно, Баки понимает, что она имеет в виду. Она права. Да и ответов он действительно не найдет. Не здесь. От них же тоже Брок пытался сбежать – здесь искать нечего. Он благодарит Мэй за разговор и уходит прочь. Сюда он точно больше не вернется.       Спустя пару недель Баки находит квартиру. Точнее Пегги ее находит, задолбавшись жить в компании Солдата и самого Баки тоже. У него осталось немного денег на счету, должно хватить на пару месяцев аренды, а затем надо искать работу. Про колледж можно забыть, Баки сам его не оплатит. Вдвойне обидно, потому что ему приходит одобрение еще и с ветеринарного. Но это уже не имеет значения. Это же Брок хотел, а Баки теперь это не нужно вдвойне, назло. Да и Броку, видимо, не так уж нужно было, иначе бы он его не бросил, – думает он в горькой обиде.       Баки так и не разобрал коробки – ему было не до этого, да и прикасаться к ним, перебирать все эти вещи, думая о том, как Брок их складывал... – Баки бы просто не выдержал. Ему и сейчас это тяжело, потому что вот во всем этом Брок – в этой педантичности, в том, как, блять, аккуратно все разложено, упаковано – он ведь полночи должен был на это потратить, не меньше, паковал его вещи, наверняка, думал о многом, вспоминал – но... ничего его не остановило, Брок завершил начатое и припер ебанные коробки и Солдата к его квартире. Бросил все. Даже когда-то подаренные ему Баки шарф и перчатки, старого потрепанного рождественского медведя – Брок не забрал с собой, он оставил ему. А себе не оставил ничего. Избавился от всего махом.       Баки продолжает разбирать коробки, достает свою любимую клетчатую рубашку, подаренную когда-то Броком, встряхивает, чтобы положить в шкаф, и вдруг из нее выпадает конверт, большой такой, толстый и тяжелый. Баки поднимает его с пола и еще даже не открывая, понимает, что там – деньги. Ну, что ж. Вполне в стиле Брока. И хотя тот безусловно оставил эту подачку из благих побуждений, Баки триггерит до ненависти, до жгучей обиды. Он разрывает конверт и на пол к его ногам вываливаются пачки ебучих долларов. А он стоит, смотрит на них и прикасаться, взять в руки – противно. Потому что вот так его Брок оценивает, блять? Расплатился с ним, да? Решил "остаться хорошим воспоминанием"? Да пошел он нахуй, никаких воспоминаний не будет! Баки избавится от этих денег, подожжет зажигалкой или смоет в унитаз, но избавится. Хватит! Никакого блядского колледжа – Брок же за этим ему деньги оставил. Но если бы Баки был ему действительно дорог, то Брок бы остался сам! С ним! А не откупался деньгами! Не нужны Баки его деньги! Никогда не были нужны! И пошел он к черту!       Но когда Баки уже начинает сгребать чертовы купюры, чтобы осуществить свой план, он вдруг замечает надпись на конверте с другой стороны – маркером, крупными буквами, разорванными теперь посередине: "я надеюсь, ты примешь правильное решение". И Баки замирает – Брок будто мысли его прочитал. Впрочем неудивительно: тот всегда читал его влегкую. И от этого безмолвного запоздалого диалога Баки расклеивается вконец. Просто оседает на пол и рыдает, не в силах остановиться. Потому что какое чертового решение Брок от него хочет? Какое, блять? Если все уже решено и без него...       Тихо скуля, к нему приваливается Солдат, и Баки в порыве обнимает его за шею, утыкаясь лицом в жесткую шерсть. И наверное, в эту секунду он окончательно перестает верить, что Брок вернется. Его перерубает и все. Он понимает наконец, что Брок свое решение принял. То самое, которое обдумывал все это время, что они были вместе. Баки его любил, а Брок все принимал решение. И вот оно. А Баки что уже может решить? Ничего. Все решил Брок. И за него тоже. За них обоих...