Окисление

– Опишите мне его голову, – выдыхает Шерлок вместе с облачком дыма. Собеседник поднимает своё раздобревшее лицо и широко улыбается, хотя при этом использует пухлую пятерню, чтобы отогнать дым от себя. Если бы Шерлок не умел точно определять момент, когда его неправильно понимали, но – увы. Он делает ещё одну долгую затяжку. – Его глаза были тёмными… – Голова, доктор Стэмфорд. Не лицо. Голова. Форма черепа, размер, полнота, какие-либо остеопатические аномалии и так далее. – И это называется медик. – О. – Долгая пауза. Шерлок силится моргнуть, не закатив при этом глаза. Назвать предыдущие интервью утомительными было бы слишком мягко. Гарриет Ватсон в основном занималась изгнанием алкогольных демонов, как будто Шерлок был руководителем её терапевтической группы, тем самым своё интервью она обесценила практически полностью. Чувство вины и радужные воспоминания – неэффективная комбинация. По крайней мере, она близкий родственник. Хотя бы какая-то польза. – Если так будет проще, – продолжает Шерлок, – опишите его, как вы сделали в своём отчёте о вскрытии. Ваш жаргон меня не смутит. – Доктор Майкл Стэмфорд удостаивает это кивком, и его плечи под пальто сутуло сникают. Не дожидаясь дальнейших подсказок, он закрывает глаза. Дело немного сдвинулось. – Джон ростом был ниже среднего, так что голова его была чуть меньше, чем у среднего мужчины, округлой формы, без явных выступов или аномалий. Мандибула без повреждений, квадратная и хорошо выраженная в профиль. Зигоматические дуги тем заметнее, чем сильнее он худел, особенно сразу после службы. Глаза посажены ровно, но глубоко. Никаких зубных аномалий. Уши сверху слегка оттопырены. Губы тонкие. На подбородке у него была ямка. Круглый череп круглее родом с севера шотландец круглее как у неё, как у Гарриет, не овал круг круг идеальный круг затем квадрат глубокие глаза большие глаза ровно глубоко посаженные, ровно он сказал, квадратная челюсть сильная сильный невысокий мужественный мужчина военный квадратная челюсть гладкий подбородок с ямкой? подбородок с ямкой костная структура хорошие зубы думай! сложи всё вместе думай гладкий и ровный ровные глаза круглый плотный… – Продолжайте, – рука Шерлока летает над блокнотом, делая зарисовки. – Остальное тело? Шея стройная и сильные сухожилия думай густые брови обрамляют лицо круглое лицо круглое с углами угловатое гладкое гладкий военврач авторитетный без улыбки с чего бы ему улыбаться? военный решительный квадратный подбородок ниже среднего средний рост британца метр семьдесят пять и четыре меньше сильнее что насчёт носа? исходя из костной структуры нос здесь и идеально идеально округлый работай запястьем округлый капитан Джон Хэмиш Ватсон врач и солдат под солнцем Он перестал говорить. Когда он остановился? Шерлок замедляет движение руки, слегка размазывая графит. – Вы понимаете, что он был забальзамирован к тому моменту, как я его увидел? – строго спрашивает доктор. Шерлок делает глубокий вдох. – Как я понимаю, вы называли его "Джон" и, следовательно, вы не обычный коронер. На самом деле, вы вообще не коронер, доктор Стэмфорд. Судя по виду лацканов вашего халата и обуви, вы профессор анатомии и по совместительству врач общей практики. Вы лично вызвались на это дело, хотя оно было поручено другому медэксперту, но это ещё не всё. Ваш пульс участился, как и дыхание, и у вас на лбу выступил пот, что указывает на эмоциональную реакцию, соответствующую потрясению или горю. Обычный медэксперт – или обычный врач, если на то пошло, – вряд ли бы так сильно реагировал на совершенно заурядный труп, сохранивший форму и все конечности, даже если бы речь шла о погибшем солдате армии Её Величества. Вывод: вы хорошо знали Джона Ватсона до его смерти, скорее всего, до его ухода в армию, скорее всего, с тех пор, когда вы оба были студентами в больнице Святого Варфоломея. Да, точно. Вы были однокурсниками, возможно, даже соседями по квартире. Но всё это уже неважно, кроме того неоспоримого факта, что Джон Ватсон был вашим другом. А теперь расскажите мне про его нос. Пока Шерлок говорит, маленькие глазки мужчины за стёклами его очков начинают наливаться слезами. Как нелепо. Отчего люди плачут?

***

Пять эскизов. Семнадцать нудных интервью (одно из которых было снято на видео, какого чёрта!) ради пяти (пяти!) тупых грёбаных эскизов. Правда, это эскизы Шерлока Холмса, что делает их на голову и плечи (а также туловище и ноги) выше большинства остальных, и потому, может быть, день не совсем потрачен впустую. Затушив о блюдце последнюю сигарету из пачки, Шерлок проводит ладонями по лицу. Решение только одно, и оно простое. По крайней мере, он не в Америке. Первое: приобрести достаточно кокаина, чтобы хватило свалить стадо слонов – африканских слонов. Второе: написать Майкрофту, что всё кончено, этот невозможный проект изначально был полной лажей (ему понравится), и он был прав (это ему тоже понравится – Майкрофту ничего так не нравится, как безапелляционное признание его превосходства). Третье: вдыхать дивные белые дорожки одну за другой, пока не перестанешь чувствовать собственное лицо (будто в старые добрые времена), затем как следует догнаться внутривенно, и прости-прощай. Шерлок вертит свой телефон между большим и указательным пальцами, гадая, есть ли у него настолько длинная игла, чтобы попасть в верхнюю полую вену. Прямой укол в сердце кажется оптимальным. Хотя, к тому моменту ему уже будет так хорошо, что скорее всего он просто вколет туда, куда сможет попасть. Но всё же, торчащий из груди пустой шприц создал бы великолепную финальную сцену. И ещё какую! Как на картинах ранних фламандцев. Место убийства. Шерлок потирает плечо. – Ау! – зовёт миссис Хадсон, заглядывая в дверь кухни и стуча о дверной косяк. – Можно к тебе? Он запрокидывает голову на подлокотник дивана, чтобы увидеть её. Фиолетовое платье сидит на ней в самый раз, и она просто очаровательна, как обычно. Может быть, даже лучше обычного. Он хмурится. Не имея привычки выражать свою нежность, Шерлок не подумал об этом раньше: ему будет не хватать Марты Хадсон. Поправка к плану. Второе: написать Майкрофту и так далее – включить условие о сохранении денежного довольствия миссис Хадсон – конец правки. Это единственное, что он может сделать для неё за всё то, что она делает – пытается сделать – для него. Он переводит взгляд в потолок. – После полудня заедет твой брат, – ворчит она, цокая в его сторону своими низкими каблучками и на ходу поправляя бесконечные стопки бумаг. – Наверняка ты захочешь одеться. – А мне насрать, – он делает особый упор на согласные, – что подумает Майкрофт. Особенно о моей одежде. – Это ложь, Шерлок Холмс, ты сам это знаешь. Нет ничего важнее семьи. И ты всегда чувствуешь себя увереннее, когда прилично одет, – она дважды гладит его по голове своей маленькой морщинистой рукой. – Давай, поднимайся. У меня булочки в духовке. – Обдавая его пряным цветочным ароматом своих духов, она продолжает семенить по комнате, наполовину вытирая пыль, наполовину просто прикасаясь ко всему хотя бы по разу. Шерлок щурит глаза. Он получше устраивается на диване, вжимаясь поясницей в подушки, шумно вздыхает и проводит большим пальцем по экрану телефона. Яркий свет заставляет его прищуриться сильнее.

***

Необходимо твоё присутствие. 21:00. Бейкер-стрит. ШX

Твой номер есть в моём телефоне. Инициалы не нужны.

Ещё раз на бис. ШХ ШХ ШХ

Господи, Шерлок, зачем так мрачно.

Не мрачно. Фатально.

Прими душ. Полегчает.

***

Небрежным броском Шерлок отправляет свой телефон в центр гостиной. Тот приземляется на ковёр удручающе тихо и относительно безопасно. Однако, теперь его отделяют от телефона несколько метров, и этот разрыв, каким бы иллюзорным он ни был, приятен. Шерлок подтягивает колени к груди, прячет в них подборок и заворачивается в синий шёлковый халат, как в сложенные крылья. Становится холодно. Возможно, он простудился или даже всерьёз заболел. Ясно одно: с Шерлоком что-то не так. Его плечо ноет без всякой причины. Колено периодически дёргается, а руки трясутся достаточно сильно, чтобы его раздражать. Во всём этом совершенно нет смысла. Так значит, это оно и есть – начало конца. Шерлок буквально разваливается на части. Вот и дождался. Но какая теперь разница? Талант или навык – что бы это ни было – покинул его, как викторианского беспризорника. Он едва может сделать набросок, похожий на человека, не говоря о грёбаном полноразмерном портрете. Он много недель не смешивал краски, не натягивал ни одного холста, и гордость не позволяет ему взглянуть – украдкой один жалкий раз – на фото объекта. Наконец он нашёл То, Что Сломает Его, он совершенно в этом уверен. И удивительно (скорее, печально), что это не запрещённое вещество. Выставка капитана Джона Х. Ватсона, военврача Пятого Нортумберлендского пехотного полка, – вот последняя проблема Шерлока Холмса. Крепче надавив подбородком на коленные чашечки, он пускает мысли по кругу. Это приятно отвлекает и успокаивает, всё равно что блуждать в лабиринте, забывая о том, что где-то поблизости скрывается Минотавр. – Потрясающе! – вдруг, спустя какое-то время слышит он краем уха, и через пару ударов сердца ещё удивлённое: – Фантастика! Глаза Шерлока резко распахиваются. В утверждениях нет ни тени насмешки или сарказма, так что это определённо не Майкрофт и даже не Виктор, так кого же, чёрт побери, миссис Хадсон впустила на этот раз? Ещё одно блядское интервью? Шерлок принимает сидячее положение, его тело наполняется адреналином, и пульс ускоряется. Не сбивая дыхания, он встаёт, переходит через кофейный столик и направляется к незваному гостю. Невысокий мужчина с отличной военной выправкой склонился над захламлённым столом, очень внимательно изучая шерлоковы эскизы. Он остановился на том, где лицо Джона Ватсона в профиль, где нет почти ничего, только внешний каркас, без чётко прорисованных черт. По сути даже и не лицо. Он водит пальцами по штрихам пера Шерлока, и уголок его рта изгибает улыбка. – Просто невероятно. – Вы знаете, что произносите это вслух? – начинает Шерлок. Слова приходят из ниоткуда и вырываются сами собой. – Прошу прощения, я перестану. – Но он не перестаёт, не поворачивается и даже не отрывает руку от её занятия – обводить контуры на листе бумаги. – Да нет, это… – Шерлок запинается и поправляет халат, завязывая пояс тугим узлом на бёдрах. – Просто обычно люди говорят не так. – А как люди обычно говорят? – И тут он поворачивается. Синий, 308 bleu indigo? Нет, 318 bleu de Prusse, берлинская лазурь, три один восемь синий такой тёмный что кажется коричневым но это тёмно-синий, тёмная берлинская лазурь изобретена в 1706-м, нетоксична, хотя в её составе есть цианидный анион, и практически нерастворима, большая интенсивность пигмента делает невозможной точную передачу на экране компьютера или фотографии, определить источник света, сверху и сбоку, смотри какой синий, используется в патогистологии для обнаружения избытка железа в образцах биопсии, полуночно-синий глубокая ночь, такой синий, что почти чёрный, но нет, это синий… глаза Джона Ватсона синие! Шерлок моргает. Джон Х. Ватсон, солдат и врач, любимый брат и надёжный друг, широко ему улыбается, ждёт. Шерлок прочищает горло и подходит чуть ближе. – Обычно мои объекты хранят молчание по поводу достоинств моих предварительных эскизов, – осторожно говорит он. – Особенно когда они мертвы. Джон продолжает улыбаться. – А, – фыркает он, – ну, ладно. – И снова отворачивается к рисункам. Шерлок не отвечает. На самом деле он не может ни двигаться, ни говорить. И не может вспомнить, как принимал что-либо, что могло оказать такой сильный эффект. Смесь для сигарет у него та же, что и всегда, и его заначка остаётся нетронутой. Так что, по логике, этого быть не должно. Невозможно. И тем не менее. В его квартире стоит мёртвый солдат и рассматривает его ничем не примечательные эскизы. Прикасается к ним. Ростом тот и правда ниже среднего, но крепкий. Плотный. Нормально ли для призрака быть плотным? – Как вы здесь оказались? – спрашивает он полушёпотом. Вокруг очень тихо. – Не всё ли равно? – Джон пожимает плечами. Затем его плечи опять расправляются, становясь по-военному жёсткими. – Так или иначе, для меня большая честь познакомиться с вами, мистер Холмс. – Он протягивает руку Шерлоку, и Шерлок берет её, чувствуя шершавость и гладкость ладони Джона. У Шерлока руки больше, и пальцы простираются гораздо дальше. Но текстура и размер не объясняют разряд тока, проходящий через его тело, когда он поднимает взгляд от их соединённых рук обратно к лицу Джона. Разряд, от которого волоски поднимаются дыбом и начинают искрить. Это шок. Сюрприз. И озарение. – Просто Шерлок, пожалуйста, – выдавливает он. Джон кивает, слегка краснея. 250 ocre de chair идеальна для его щёк и кончиков ушей и носа два пять его округлого идеального носа, смешать смешать смешать с 208 terre de sienne naturelle смешать 208 с 250 темнее шея кисти рук долгое пребывание под палящим солнцем снова и снова загар не поднимается выше запястий, Афганистан, он был там, но губы это ocre de chair прекрасно и если губы такого цвета тогда значит и его… Довольно! – Ты пялишься, – говорит Джон с лёгким смешком и проходит мимо Шерлока, задевая голубой шелк на его локте. – Престижное место. Наверное, дорого. – Джон поводит плечом. Шерлок прищуривается. Там, где была стена его гостиной, – большой эркер бистро и столик с оплывшей свечой посередине. В ночи она сияет ярче, язычок пламени бросается к нему как радостный щенок. Шерлок делает шаг навстречу, оглаживая руками свой пиджак, из-под которого едва видны белые манжеты. Этот пиджак вечно задирается. Он вдыхает. Чеснок, вино, воск, огонь, дым. Анджело. Медленно Шерлок идёт к пустому стулу напротив Джона, его пронизывает тревожный холодок, мало чем отличающийся от страха. Тогда он поднимает взгляд и смотрит на Джона, чьи глаза блестят, а два пальца прижаты к нижней губе. Тот снял свою чёрную куртку с кожаным наплечником, похожим на доспех, и остался в простом свитере цвета овсянки, делающем его кожу темнее, а волосы – светлее, и внутри Шерлока что-то смягчается, разливаясь по телу приятной волной. – Ты голоден? – спрашивает Шерлок, расстёгивая свой пиджак и садясь. Он трогает скатерть, убеждаясь, что она настоящая. Ткань шуршит под рукой. – Умираю с голоду, а у тебя ничего не было, – весело отвечает Джон. Его брови подёргиваются, когда он изучает меню, зрачки расширяются и затемняют часть синевы. Лицо у него обветренное, пожившее и до крайности выразительное. Интересно, знает ли он это о себе или нет. Кажется, его кожа реагирует на тончайшие оттенки эмоций, она постоянно сжимается и растягивается в удивительные, сложные формы. Вот сейчас, например, его лоб морщится, а губы становятся тонкими, когда он вежливо улыбается, будто чего-то ждёт. О! – Прошу прощения? – Я спросил, что здесь есть хорошего, а то я здесь никогда не был. Нортумберленд-стрит мне немного не по пути. – Обычно я просто ем то, что Анджело передо мной ставит. Джон смеётся. Это поразительно. – Подкармливает тебя, да? Очень мило с его стороны. – Джон опускает меню и делает глоток красного вина, снова улыбаясь. Его улыбки. Они такие естественные. Такие лёгкие. Шерлок пристально наблюдает, изо всех сил стараясь не выдать своего замешательства. – Он… он у меня в долгу. Ему требовался особый подарок, чтобы предотвратить надвигающийся развод. Я оказал услугу. – Невероятно! Твоя картина спасла его брак? – Нет, они развелись. Но по соглашению он получил огромную выплату за оригинального Холмса. – Жаль. – Джон хмурится, глубокие борозды появляются там, где раньше их не было. Всё лицо его разом сникает. – Почему? Ты даже не знаком с Анджело. – Всегда жаль, когда отношения заканчиваются. – Джон ставит красноречивую точку, подцепляя фетучини под соусом бешамель со своей уже почти пустой тарелки. Он вертит вилку о ложку и смотрит на Шерлока, вскинув бровь. – Так что это всё значит? Почему я? – Последняя порция пасты отправляется ему в рот, и он начинает её не спеша пережёвывать. – Твоя сестра наняла меня. Ты – заказ, – ровным голосом произносит Шерлок. Слова легко слетают с его языка, но у них странный вкус. Стараясь избавиться от него, Шерлок делает небольшой глоток из своего бокала красного. – Нет, я знаю твою работу. Ты не размениваешься на простые заказы, – возражает Джон. – Так кто же я? – Он скрещивает руки на груди и моргает. Этот настойчивый военврач с жёстким ртом и добрыми глазами рассчитывает на большее. – Чересчур сложный способ расправиться с моим заклятым врагом и его новым партнёром. В творческом смысле. Джон качает головой, пряди его волос подхватывают свет свечи и разбрасывают во все стороны. 028 то есть золото, золото неплохое начало, но смотри определи свет смотри лучше, ты смотришь? начало или нет смотри глубже 412 brun sennelier четыре один два в глубине коричневый глубоко внизу но светлее светлее когда попадает на солнечный свет на свет, а при лунном свете, смотри, темнее или чуть чуть темнее, добавить штрихи, 029 серебряные штрихи но не явно серебро серебро только возле ушей на висках, он не молод но не старик он мог бы скрыть их но нет серебристые волоски смотри как они сливаются сливаются прячась на самом виду он даже не пробует спрятать их, смотри смотри чёрт да смотри же смотри лучше смотри на него – В реальной жизни у людей нет заклятых врагов. Так не бывает. Шерлок вздыхает, мечтая о сигарете. – Очевидно, ты никогда не встречал Джеймса Мориарти. – Он чуть ниже наклоняется над столом. Тепло свечи ласкает его приподнятые брови, и он чувствует запах сидящего перед ним Джона. – Что же тогда есть у реальных людей? В их реальной жизни? Джон снова пожимает плечами и откидывается на спинку стула. – Друзья. Семья. Люди, которые им нравятся, люди, которые им не нравятся. – Что ж… – Шерлок смотрит на пустую тарелку Джона. Когда он снова поднимает глаза, готовый продолжить разговор, Джон сидит на табурете между открытыми окнами. Судя по солнцу, уже почти рассвет, и хороший к тому же. Он сияет как ангел, если бы они существовали, и если бы да, все они были бы похожи на него, определи свет, 605 rouge cadmium clair красный прямо за ушами, это пылает кровь, капилляры расширены и наполнены, 505 jaune de Mars разливается сзади, небо облака небо облака полосатые, 116 blanc de titane, облака прозрачные, 03 transparent médium, но они там, это же Лондон не так ли, раннее утро ему это привычно, смотри как открыты его глаза, широко широко открыты, а лицо, это время ему привычно раз он так бодр бодр, смотри как он на тебя смотрит, 605 в 505 и два восемь то есть золото, он золотой, он светится золотым на рассвете Шерлок снова кладёт ногу на ногу, уже в своём сером кожаном кресле. Он откашливается, приводя голос в действие. – Ненавижу свитера. Они как хорошая стрижка у низкопородного пуделя. Скрывают самое главное. – Значит, теперь я собака? – Я не говорил… – Хочешь, чтобы я его снял? – перебивает Джон. Дыхание Шерлока слегка нарушается. Он маскирует это тихим кашлем. Джон смотрит ему в глаза не отрываясь. – Да, – наконец говорит Шерлок. – Полуголый незнакомец у тебя дома? Подружка не будет против? – Губы Джона изгибаются в не совсем улыбке, скорее это демонстрация зубов. Любопытно и, разумеется, он не так прост. Джон смотрит на след от сучка на полу прямо перед носком ноги Шерлока и не дальше. – Подружки. Не моя область. – Значит, твой… парень? – запинается Джон, снова ловя взгляд Шерлока. – Что, кстати, нормально. – Я знаю, что это нормально. – Сердце Шерлока бьется быстрее, громче, как при наступлении кайфа, но жёстче, решительнее. Это не аритмия. Пока что. – Так у тебя нет парня? – Нет. – У него начинает болеть в груди. Шерлок чувствует, как его рёбра борются с мышцей размером с кулак, стараясь её удержать, пока она, очевидно, всеми силами хочет вырваться из его тела и поселиться вон там, в нагрудном кармане у Джона Ватсона. Ещё хуже, когда Джон улыбается. Джон улыбается, и становится совсем плохо. – Ты свободен. Как и я. Это глупо. Это невозможно. Это нехватка сна. Это пищевое отравление. Это химические реакции. Это не настоящее. Это, это, это… это… – Джон, – говорит Шерлок тихо и предельно сдержанно, – конечно мне льстит твой интерес, но ты ведь понимаешь, что как профессионального художника с довольно богатым опытом, человеческое тело интересует меня лишь особенностями своего строения, чтобы я смог воссоздать его на холсте? Ты – задача из углерода и воды. Ничего больше. Джон поднимает руки ладонями вперёд. – Нет, нет. Я не собирался… – Он обрывает себя, мягко посмеиваясь. В уголках его глаз проступают морщинки, там годы палящего солнца и счастья. – Ну, может и собирался, не знаю. Я… я просто хотел, чтобы ты знал, что всё хорошо. Я тебя не боюсь. Шерлок быстро отворачивается и берёт свой альбом для рисования. Любимый карандаш скользит по вспотевшей ладони. Когда он смотрит на Джона вновь, тот стоит, раскинув руки в стороны, как человек Леонардо, уверенно обнажённый, с неистовым взглядом прямо в глаза. Ничего не скрывая. Голова Шерлока идёт кругом. – Не пялься, – говорит он. – Ты же пялишься, – замечает Джон. Самый большой орган в теле, на латинском cutis, относится как к эпидермису, так и к дерме, термо– и влаго регуляция, и восприятие, осязание, она тянется, морщится, защищает, ограничивает, она открывается и закрывается, взгляни на него прямо грёбаный Иисус, шрам, этот шрам, явно огнестрельная рана, такой гладкий и яркий, теперь грануляционная ткань, всё ещё красноватый, всё ещё заживает, но лучше уже не будет, интересно, он его чувствует? может ли он его чувствовать? болит ли он, когда идет дождь? я его чувствую: плечо, ключица, лопатка – всё отвердело, тугая новая кожа, совсем новая… я это чувствую. – Я работаю. Обоим нельзя пялиться. – Почему нет? Я ведь просто углерод и вода.

***

Шерлок просыпается как от толчка и непроизвольно себя обнимает. Очень крепко, до боли. Он молча садится, впиваясь пальцами в рёбра, держит себя в руках. Квартира тоже молчит: вокруг никого. Его телефон по-прежнему лежит на ковре, куда приземлился. Захламлённый стол стоит там, где всегда, окна на правильном месте, нет ни свечей, ни пасты. И синеглазый мужчина исчез. С лестницы слышен бессмысленный стук каблучков миссис Хадсон, и Шерлок, так и не разжимая рук, вскакивает с дивана. Она хмурится, когда видит его, и вздыхает, позвякивая чайным подносом: – Шерлок Холмс, час назад я просила тебя одеться, твой брат вот-вот будет здесь! – Она ставит поднос и идёт прибираться на кухне. Опять. – Ей-богу, как со стеной говорю. Сосредоточившись, Шерлок последовательно расслабляет группы мышц одну за другой и выскальзывает в свою комнату, чтобы переодеться. В бой. Он приглаживает волосы, отводя их со лба, тянется в гардероб за костюмом, на мгновение закрывает глаза, и вдруг точный образ доктора Джона Ватсона, британского военного медика, возникает сидящим в прихожей его чертогов и улыбается своим прежде неясным, а теперь полностью различимым лицом. Когда он открывает их снова, в груди у него что-то трепещет, щекочет его изнутри, как глубочайшее тайное знание. Вот так, в своей спальне, надевая свежие брюки, неожиданно Шерлок Холмс был спасён.