***
*** — Мей… мой принц! В шатер ввалилась четверка друзей Мейгора: Утор Толлет, Марик Липпс, Питер Илшем и Албар Херси. Замерли, оглядывая разруху и разбросанные тела. Служанку поместили на кушетку и накрыли платком, нападавших не трогали, те так и лежали, где застала смерть. — Не время для церемоний! — отмахнулся принц, которому рыцарь рассказал всё, — Они забрали мою сестру и бог весть кого еще из женщин! Утор, Питер, Албар, вы — со мной. Марик, оставайся с отцом и моей матерью. Отвечаешь за них головой! Все кивнули. Глаза молодчиков были дикими, ноздри раздувались, а рты или сжались в тонкую линию, или щерились диким оскалом. Каждый нес на себе следы драки и сжимали в руках окровавленное оружие, но с броней все было куда хуже. Облаченные в нагрудники, лишь один из друзей надел шлем. Про защиту рук и ног говорить нечего. — Семеро! Питер, кого ты загрыз? — юный Илшем был страшнее остальных, когда пытался улыбаться и лопнувшие губы двумя червями расходились в стороны, являя миру беззубый отныне рот. Подбородок и грудь второго сына лорда Сосцов были в крови, непонятно чьей — его ли или чужой. — Поцеловался с дубиной, — пояснил Албар, и нервно хохотнул, хотя сам был белее мела. Пострадавший Питер хмыкнул и сплюнул щербатым ртом, растерев кровавую юшку сапогом. — Мой принц… Я не хуже остальных, моя помощь… — мяться было не в привычках Марика, пальцы его играли на рукояти меча. — Проступок отца… Мейгор приблизился к товарищу, обхватил за шею сзади и прижал лоб к его лбу: — Мне некому больше довериться Марик. Ни этим сраным дорнийцам, ни латникам красного замка, которых в нужный момент не оказалось на месте. Они люди короля и после такого веры им — грош. Лишь вы и остались у меня. Ведь остались? — А как же! — Албар хлопнул по своей толстой ляжке, — Чтоб меня черви жрали! — Сделаю. — коротко кивнул Йорриков сын, и сжал предплечье друга и сюзерена. — Я останусь с отцом, мы сбережем вашу леди-мать. Клянусь своей честью. Идите же, и верните свою сестру, милорд! Он был хорош, юный Липпс. Молчалив и исполнителен. Иногда, как сейчас, Мейгор жалел, что им не суждено породниться. Прелестная Каролея была в далекой Долине, прислав принцу к свадьбе плащ, украшенный вышитым родовым драконом (что больше напоминал красную ящерицу с куцыми крылышками), да краткое письмо, в котором поздравляла и вместе с тем извинялась, что не сможет присутствовать на празднестве, так как после собственного скорого замужества почти сразу забрюхатилась, и, к моменту когда письмо дойдет до принца, выйдет срок родов. Мейгор, с жадностью вчитывался в строки, выискивая в них тайный посыл о помощи, или вырвавшее желание избежать своей участи, но их не было. Его подруга детства, подарившая юноше первые робкие ласки, действительно была счастлива в браке, за одним из рыцарей Долины. Это неприятно коробило принца. Мейгор привык, что женщины в его окружении безраздельно принадлежат ему, и любое несоответствие в картине мира неприятно ударяло по его эго.***
*** Принц с тройкой верных друзей вырвался из шатра. Бой затихал, разбившись на отдельные очаги кровопролития на периметре лагеря. — Нам нужны лошади! — Утор попытался ухватить пробегающую мимо кобылу, но животное мотнуло головой, укусило юношу за кисть и, вырвавшись, унеслось куда-то за полыхающие костры палаток, роняя пену, расталкивая и топча попадавшихся на пути людей. — Нет времени, пойдем как есть! Они тоже не верхами, мы быстро догоним! Они бросились во тьму, вслед за мечущимися на гребне холма сутулыми спинами нападавших и собственные тени, длинные и дерганые, спешили вперед них. Где-то промеж этих теней металась светлое пятнышко — малышка Илис, оглашающая округу истошными воплями. Земля этого края шла неровностями, словно великаны в момент сотворения мира сжали её с боков и она пошла волнами. А время состарило её, избороздив высушенные холмы и ороговевшие скалы старостью трещин. Почва осыпалась под ногами, заставляя Мейгора с товарищами оступаться. Идущая на убыль Луна, солнце мертвых, давала мало света; пылающие костры разгромленного лагеря были слишком далеки, чтобы помочь в продвижении. Корни цепляли их за обувь, норовя уронить на землю. Принц, в очередной раз шумно выругавшись, когда жесткий корень едва не заставил пропахать щемлю носом, утешался — то же самое испытывают и налетчики. Приходилось высматривать, не мелькнет ли где меж камней темный силуэт похитителей. А слух помогал не меньше, а подчас и больше зрения. Уносимая девочка то и дело визжала. Каждый раз когда её вопли обрывались, сердце принца обрывалось: «Ну же, кроха, веди нас, подай голосок!» — шептал юноша, надеясь, что девочке только заткнули рот, а не вскрыли горло. Крики сестры становились все реже, звучали глуше, и звучали все дальше. Принц со спутниками, рыскали меж обветренных каменистых склонов, как незадачливый брат из старческих сказок, искавший потеряшку меж вековых северных сосен, следуя по хлебным крошкам. Но крошки-крики были столь редки, а склоны внезапны круты и изрезаны отрогами и распадками, искажавшими и добившими тонкие крики на несколько отзвуков-обманок, отчего перспектива упустить похитителей постепенно вырастала на горизонте, норовя заслонить собой бледный серп Луны. Воздух жег легкие, кузнечными мехами гонящие кислород по пылающим мышцам. Ноги просили пощады; руки, истерзанные острыми гранями расколотых камней и коварно-невидимыми в ночи колючими побегами местных кустарников, покрылись набухающими порезами. Юноши, даже не вступавшие в схватку с похитителями, выглядели пережившими нападение сумеречных котов. «Ну же, Илис, где ты?» — Мейгор замер на камне, обводя взгляд небольшой раскинувшийся перед ним распадок, Друзья замерли рядом, припав к земле, чтобы не выделяться. Склоны в этом месте расступались, образуя небольшую, не больше внутреннего двора Красного замка, впадину. На светлом песке темнело несколько кустов, и нигде, насколько хватало зоркости юношеских глаз, не было ни следа похитителей. Не брели по светлому песку темные фигуры, не выделялись силуэты на гребнях окружающих холмов. Он упустил их! Рядом посыпались камни, принц вскинулся, занося клинок, рядом зазвенели мечи спутников. Но то был мастер Эдгар, что по-простецки скользил на своей заднице по склону вниз, вызвав за собой небольшую осыпь. — Мой принц! Мейгор опустился на землю, не подумав убирать кинжал в ножны. Облизал пересохшие губы. Горло саднило, прося влаги. — Вы столь резво припустили с друзьями в ночь, что мне пришлось постараться, дабы настичь вас. Не остановись вы столь вовремя, боюсь у меня не вышло угнаться за вами! — Я ошибся, упустил их, — на последних словах, Мейгор был уверен, окружающие могли разглядеть светящиеся от стыда уши принца. — Мейгор, дружище, — пробасил Албар, подкрепляя слова дружеским тычком, — не время опускать руки. Не бросим же кроху Илис?! Кто мы, а кто они — шваль подзаборная, вот кто! Плюнуть и растереть! Принц кивнул. Он ожидал такого, но сколь же приятна эта поддержка — такая верность и самоотверженность! Как жаль, что принц без короны не может достойно отплатить на такую верность. Будь он на престоле… но пусть подождут: год, два, три — сколь нужно. Пройдут это испытание терпением, и если справятся — он не забудет бывших с ним с самого начала. «Король должен уметь быть щедрым», вспомнились слова лорда Аррена. — Кхм, ваше высочество, ваш друг прав. Что бы там ни говорили наши дорнийские «друзья», — особо выделил окончание фразы мужчина, — то были не духи, и уж точно не демоны. Им хорошенько пустили кровь, а умирали они как любой человек. Пустынные оборванцы. А значит они тоже устают, им нужен сон и что-то есть. И поверьте мне, принц, никто не будет ради этого бегать через половину Дорна. К тому же, старый замок — подходящее место для бандитской лежки. И несет от него соответствующе. — Замок? — Черт возьми, а ведь и впрямь! — юный сын рода Херси отвесил шутливую затрещину соседу, — Питер, дурья башка, как ты это проглядел? Ты же самый глазастый! — А фам-то? Я вам фто — сыш или фифин? — прошамкал юный Илшем. Мейгор напряг глаза, а столь вовремя показавшаяся из-за туч луна высеребрила все пространство перед ними. темные наклонные валуны стали покосившимися столбами. Невысокие насыпи — песочными наносами, задержанными остатками кладки. Дальний склон, с осыпающимся песком и ниспадающей вниз кривоватой тенью — провалом входа. Они двинулись вниз. Мейгор, как бы ему не хотелось поспешить, доверился чутью и опыту наставника. И мастер Эдгар, мягко ступая, не в пример аккуратнее своих спутников, следовал на пару локтей впереди. Его светлая туника и бежевые холщовые штаны сливались с песком, не в пример принцевой одежи — багрового камзола, с золотой вышивкой. От него Мейгор поспешил избавиться, безжалостно разрывая шнуровку и откидывая дорогую вещь под ближайший колючий куст. остался он в светлой рубахе, тонкой, пропускающей ночную прохладу, ласкавшую разгоряченную бегом кожу. Пригибаясь, двигались благородные преследователи от одной чернильной тени к другой, стараясь не выходить на светлые полотнища песка. Наставник поманил юнцов рукой, укрывшись за остатками кладки, в прямой видимости столь близкого проема, и дождавшись принца, принялся пояснять, указывая острием кинжала на истоптанный песок. Ныне Мейгор видел следы явно. Сердце его, до того грозившее оборваться от горя, полыхала злобным предвкушением и недостойной рыцаря, но столь приятно горячившей кровь жаждой отмщения. — Видите, принц, эти следы на песке. Они прошли здесь, сплошь босые, нет ни одной подошвы. Голытьба, а значит из оружия скорее всего самоделки да дрянное железо, а умений — нападать из-за угла, да резать горла спящим и пленным. В прямом бою они — пшик. Прошло немного, чуть больше полудюжины или около того, остальные не вернулись, не по зубам им оказался наш караван. «И то верно, что с дурным железом против латника вашего рода сделаешь?» — Один из них ранен. Следов крови нет, но посмотрите на эту цепочку следов: один отпечаток намного глубже другого, и смазан, значит оставивший это припадал на ногу и подволакивал другую. А вот здесь лунки, следы от трости или посоха, значит то был старик или калека. Ловко он, припрыгал, не отстал. Сноровка, достойная уважения! Прошу прощения, мой принц. Остается четверо вполне опасных здоровых и двое подранков, что еще опаснее. Я настаиваю, мой принц, не вздумайте легкомысленно относиться к раненным и загнанным в угол врагам, таким зачастую нечего терять. Невозможно прозреть что придет им в головы. Немало рыцарей погибло от осколка, зажатого в кулаке, заигравшись с врагом, что твой кот с мышью. — Значит минимум шестеро. Из них двое калек, у нас же раненых нет. Мы всяко сильнее. — Я бы поспорил, — покачал головой Утор Толлет. Свой меч он воткнул в песок и баюкал укушенную лошадью кисть, начавшую опухать. Рядом сидел Питер Илшем, морщился, но продолжал водить языком по раскуроченным губам. — Теперь тебя не только суки кусают, но и кобылы! Утор, а Утор, слышь?! — Ну?! — отвлекся тот от баюканья руки. — Я тут подумал, хорошо что драконы вымерли, да? Прости, Мейгор. Если бы так и дальше шло, рано или поздно один из них обязательно его укусил. А дракон — не собака, целиком в его пасти поместился бы! «Ам!», — и нет Утора Толлета. Пришлось бы утешать твою матушку, ну так мне и не в тягость… — Да пошел ты, Албар! Чтоб язык твой гунявым стал, такое говорить! — Нафо пофпефить. — Питер Илшем поглаживал рукоять грубой дубины, — уж не той ли самой что изуродовала его? — и Мейгор был в этом согласен с другом. — Мой принц, терпение! Никто не будет тащить живую пленницу, коль вся нужда — её смерть. Так что время у нас есть, немного, но все же. Как раз самое то, чтобы не нестись сломя голову вперед, прямиком в расставленную ловушку! Она нужна им живой, а значит юная Илис в относительной безопасности, насколько можно говорить такое о маленькой девочке посреди кубла бродяг и бандитов. Зачем и для чего им юная леди, пояснять он не стал, да Мейгору и так все было ясно. Мысли и предположения, одна чернее и отвратительнее другой злыми шершнями носились в его разуме, доводя до бешенства. Хотел вскинуться и с родовым кличем броситься вперед, во тьму забытого форта. Они снова проверились. У Мейгора был добрый меч и кинжал красной стали; у Питера в руках заскучала внушительная дубина твердого дерева, коей он то и дело чесал затылок, сдвигая кожаный шлем на лоб; Албар закинул на плечо шестопер, опираясь баклером о песок, шип на щите был потемнел от времени, но выглядел острым; Утор имел при себе изящный кинжал и тисовый лук; наставник Эдгар расслабленно держал в руках тесак зловещего вида, не выглядящий особо острым — таким бы свиней на бойне вскрывать, но и против людей сойдет не хуже. Принц был уверен, что любой из его компании проиграет немолодому мужчине в схватке, будь у того один десертный ножик для чистки фруктов. У всех, кроме принца были кирасы, у Утора и Албара присутствовали наручи и поножи, Питер то и дело поправлял горжет. По всему выходило, что одного Мейгора нападение застало в чем было. Четверо благородных и мастер меча, против примерно такого же числа черни. Будь все иначе, и Мейгор не сомневался в исходе схватки, да что там, его одного бы хватило вырезать всю шваль, но Дорн, за столь краткое время знакомства только и делал, что обманывал ожидания юноши. И видят Семеро, он не желал чтобы это случилось вновь.***
*** Они двинулись вперед. Первым шел Албар, как единственный имеющий щит, за ним сам Мейгор, оставшиеся двигались за принцем. Замыкал процессию наставник Эдгар, и никто не вздумал упрекать того в малодушии или трусости. Мейгор не желал бы иного прикрытия их спин. Ну раз смолчал он, то и другие приняли как данность. Лишь Утор, идущий предпоследним, продолжал оглядываться. Проход встретил их угольной чернотой. Обычно во всех байках обязательно поминают, что «смерть дыхнула в лицо храбрецам», но здесь такого не было: лишь свербело в носу от пыли, да чесалось меж лопаток от злого недоброго взгляда в спину. Но сколь они не оглядывались — окружающиеся скалы были пустынны. Они вошли, расползаясь в стороны, как их учили, выстраиваясь в строй, ощетинившись оружием, готовые к отпору. Но не сверкали мечи, не свистели стрелы, никто и не думал давать отпор. Помещение было пусто, а следы в песке, наметенному внутрь сухими и колючими дорнийскими ветрами, уходили дальше, во тьму коридора. В стенах не было ни единого окна или бойницы. Пришлось зажигать факелы. Все верхние помещения были девственно пусты: ни обломка мебели, ни ржавеющего куска металла, ни куч тряпья — пусто. Но стоило им спуститься вниз, следуя оставленным следам, как они нашли причину подобного запустения — все искомое было стащено в подвал, и набросано в кучи. Дорога вилась меж них в пыльную тьму подвальных помещений, некогда бывших тюремными застенками — в проемах тут и там темнели проемов в каморки, в полу и потолке усыпало ржавчиной отверстия от былых решеток. По мере продвижения во тьму древних казематов, в воздухе начали появляться дурные миазмы, тяжело плывущие в застоявшемся спертом воздухе. Первым на это обратил внимание Питер, ткнувший кулаком в спину впереди идущего Утора Толлета. — Ну? — набычился Утор, мотнув рукой, от чего щит ударился о стену и звонкий звук разнесся по подземелья. — Не бфди! — Я и не бздю! Какого пекла: чуть понесло душком, так сразу Толлет? Сам поди в портки припустил от страху! — Тсс, тихо! — прервал обоих принц и направился к наставнику. Мастер Эдгар, как-то незаметно переместившийся во главу их отряда, поднял руку и присел около дыры в стене. — Дерьмо…- разочарованно протянул Албар. Мейгор был согласен с другом. Это не просто дурно пахло, это смердело западней. — Наклонись и посвети мне. Албар передал свой факел и его волнующийся свет вырвал из тьмы узкий лаз, прорезавший старую толстую кладку, удерживаемую в хлипком равновесии несколькими криво поставленными подпорками. Передвигаться по такому ходу пришлось бы исключительно ползком, столь низко опускались породы земли. В нескольких метрах от входа тоннель начинал забирать вправо и его окончание терялось в тенях, свет факела не мог разогнать заполнявший их мрак. Следы похитителей терялись как раз у входа в лаз, но никаких сомнений в дальнейшем направлении не возникало — вездесущая пыль, толстым слоем покрывшая мусорные кучи и проемы меж ними, отсутствовала перед темнеющим отверстием. Похитители собрали всю пыль своей одеждой, протискиваясь дальше. Не было иного пути, кроме как лезть в эту клоаку, словно оставленную исполинским червем, что в вечной тьме прогрыз дорогу сквозь корни гор. Мейгор отправил друзей проверить подвал — нет ли обходной дороги, хоть разумом понимал, что будь она — похитители ей воспользовались. Но разум твердил одно, а отчаянная надежда уверяла в ином. Товарищи удалились, принц остался наедине с молчаливым наставником. Тот принюхивался. В воздухе витал невысказанный вопрос, и было лишь временем, прежде чем он будет озвучен. Мейгор решил не тянуть: — Я пойду. — Принц и первым? Увольте, ваша светлость, подобных глупостей я слышать не желаю. Единственно что вы найдете в конце этой норы — удар молотом по затылку. Это лишит вас последнего разумения, вместе с жизнью, а меня подведет прямиком под топор палача. — Я подхожу лучше всех, ни Албар, ни Питер, не справятся — один наел себя живот, отчего может встрять что твоя пробка посреди лаза, у другого же вся ловкость ушла в пальцы, и он обязательно да сшибет подпорку и обвалит лаз. Утор же… ну это Утор. Не трус, но ратному делу он предпочитает обхождение благородных дам. Нет, идти мне. — Ваша светлость… — Закончили. — принц отрезал дальнейшие возражения. Меж куч показался свет приближающегося огня. Сперва подошел один юноша, остальные показались вскоре. Каждый лишь удрученно качал головой — иного прохода не было. Албар нашел обваленный коридор, но растаскивать мусор не решился, не желая лишний раз шуметь. — Значит решено. Я лезу первым. Огляжусь и если все в порядке, лишь тогда позову. — А если нет? — То я закричу, Утор, и тут уж лезьте как есть. Пока доползете, как раз останется штука-другая оборванцев, смазка для клинков. Принц расстегнул пояс, и снял ножны. Поблагодарил Питера, стянувшего с потного лба и протянувшего собственный шлем, единственный на всю группу. Мейгор с благодарностью принял дар, не думая отказываться — слова о молоте в конце лаза запали в принцеву душу. Оставалось уповать, что они не окажутся пророческими и несколько слоев воловьей кожи выдержат удар, не дав голове треснуть гнилым кабачком. Проход оказался куда уже чем он думал. Принцу пришлось вытянуть руки вперед, а когда он подтянулся, продвигаясь вперед, и отталкиваясь ногами. то ощутил как локти и зад трутся о камень. Предательски ненадежный шатающийся камень, к слову сказать. Он продвигался вперед, двигаясь как гусеница — медленно и размеренно. Перед лицом мелькало пламя факела, что плевался искрами и плакал горючими слезами на землю и кисти принца. Пламя освещало тоннель и в то же время слепило — не позволяя разглядеть ничего, кроме освещенного волнующимся светом конуса неровных стен этой норы. Подпорки, казавшиеся издали пусть и кривоватой но опорой, вблизи выглядели куда как менее надежными — ссохшееся дерево, в чью сторону принц опасался лишний раз выдохнуть. Нога зацепилась за одну из таких опор, как раз когда он подтягивался вперед. Дерево поддалось неожиданно легко, будто и не удерживало на себе целый каменный небосвод, тонным и метры скальных пород. Подпорка разломилась с тем же звуком, что ударяет в землю молния — сочный, хлесткий звук рвущейся бумаги. Этот звук разнесся по лазу, заполненному шорохами одежды и тяжелым принцевым дыханием, и юноша замер, боясь шевельнуться. С ужасом вслушиваясь и гадая — услышит ли он обвал или его размажет в блин мгновенно. О, он услышал. Сперва пришел шорох — его можно было списать на звук трущейся о камень ткани, если бы принц не замер недвижимо. То песок истекал из щелей меж стыков кладки, где прежде каменел раствор, за давностью лет превратившийся в пыль. Это не было плохо, плохо было прежде. Когда за шиворот вместе с песком стали падать камешки, Мейгор понял — дело дерьмово. Он пополз вперед, в такт своему заполошному дыханию. Больше не было ничего, кроме лаза, казалось легшего на его плечи и темя каменного свода, так и норовившего зажать юношу в каменный песок и хруста, треска, шороха. В них принцу слышался далекий шепот давно мертвых богов этих мест, правивших песками южнее Красных гор еще до вторжения Андалов. Ныне они пробуждались, потревоженные неожиданным вторжением иноверца, потомка давних обидчиков, и решили погрести его вместе с собой, пронеся обиду сквозь века. Что для них время? Песок из часов. Принц загребал локтями, нещадно обдирая их о камень и стирая ткань на коленях до дыр. Цеплялся воротом за выступы и с треском ниток рвался дальше. Пламя факела лизало низкий свод, зажатые в руке клинки то и дело задевали камень стен и дерево подпорок. На его глазах, в волнующемся, норовившем погаснуть свете факела принц видел как идут трещинами, исходят щепой подпорки. Сгибаются под немилосердным весом оседающих пород, но держатся! Факел исправно выхватывал все новые метры этой бесконечной норы — диковинного пищевода древнего змея, незнамо как проглотившего принца, отправив его в путешествие по своему пищеводу. И тут, тоннель словно прыгнул навстречу Мейгору. Он даже не сразу понял что случилось, почему отнорок вдруг рывком сократился, а поняв едва удержался от радостного вскрика — показался темный зев выхода. Никогда еще ни один принц Таргариенов не был столь быстр, юрок и проворен. Ныне принц мог посрамить ласку и горностая — столь ловко он обтекал своим телом подпорки, едва касаясь одеждой шатающихся камней кладки. Последним движением он буквально вылетел из отнорка, на ходу подставляя руки. Факел укатился куда-то вперед, высветив старую кладку, и погас. Клинки, проскрежетав, канули следом. Шлем, стуча, укатился вперед, слетев со взмокшей принцевой головы. Да и в Пекло его! Вражеская засада волновала Мейгора куда меньше вероятности быть погребенным незнамо где, посреди пустынных холмов центрального Дорна. Сам он вытянул тело из отнорка, и, не раздумывая нырнул вперед. Упал, тяжело и неловко, на спину. В затылке словно металл прижали — перед глазами брызнули искрами костра белые звезды. Мейгор, зашипев, свернулся на полу, закрыв голову руками, ожидая неминуемой кары — погребения тоннами земли, песка и камня. Но время шло, утекали секунды, вместе с угасавшим звуком текущего песка, а принц приходил в себя. Обретя возможность слышать что-то кроме оглушающих ударов заполошного сердца. Услышал он и далекие отчаянные крики друзей, выкликавших сюзерена. Мейгор отозвался, и их радостные крики, наперебой, елейным бальзамом легли на сердце. Его нисколько не волновало, что их могут услышать. Любой, имеющий уши, уже давно был в курсе их присутствия. Не услышать звуки обвала, в обволакивающей тишине подземелья, было просто невозможно. Он осторожно поднялся, морщась от затухающей боли в затылке. Приложив ладонь, ощутил влагу, пропитавшую волосы. Вот ведь, а шлем бы пригодился! Факел погас, а у принца не было с собой трутницы, так что ему пришлось на память вспоминать куда откатился факел и клинки. Первым он нашел потухший факел, подул на него, выдувая немногие редкие тлеющие огоньки. Напрягся, посылая силу и факел вспыхнул разом, ярко, рассыпав в стороны водопад искр и на время ослепив юношу. Когда принц проморгался и огляделся, первым дело нашел клинки, устроив их на поясе, после чего склонился над зевом отнорка. Сейчас он казался и вполовину не таким страшным, каким представлялся изнутри. Ну лаз и лаз. Проход был наполовину засыпан, в некоторых местах почти полностью перекрыт обвалившейся кладкой, и требовал расчистки. Но даже убери из него весь мусор, и никакая сила этого мира не заставила бы Мейгора повторить этот путь в обратную сторону. — Ищите другой проход, — крикнул он, — здесь не пройти, только засыплет. Я пойду вперед. — Будь осторожен, — донеслось по ту сторону, — Шлем не забудь вернуть! — добавил другой. Мейгор улыбнулся, осторожно касаясь раны на затылке. Вытер ладонь о штаны. «Без шлема теперь — никуда».***
*** Окружающее не было природной пещерой. Вездесущая пыль устлала плиты толстым слоем, покрыла стены, но не сумела скрыть всех деталей. Масляная краска пронесла сквозь время остатки узоров. Облупившиеся, частично осыпавшиеся хлопьями на пол, но сохранившие тень изначального великолепия цветочного мотива, столь популярного у дорнийцев. Выделялись потускневшие темно-зеленые, почти черные, крепления под факелы, но самих их не было видно. Это не было казематами — ни крошечных клетушек, ни следов былых решеток. В пыли выделялись круги некогда стоявших чанов и котлов; хрустели под ногами черепки битой глиняной посуды. Остались на месте корявые, скособоченные ящики, грудой набросанные около одной из дверей — следы стародавних баррикад. От кого они защищались, местные постояльцы? Кто же жил здесь прежде и почему покинул эти места? Вспомнились слова эмиссара Мартеллов, как-то заставшего разговор принца с леди Вейт: «Эти земли, принц, ничьи целые века, с самого завоевания, или чуть позже». Быть может, здесь прятались люди от гнева короля Эйгона, мстящего Дорну за смерть дражайшей супруги? И именно драконова ярость вызвала обрушения, как те, что заставили перекрытую дверь разломиться и поддаться под натиском груды обвалившихся камней, начисто перекрывших проход. Поводя факелом, вглядываясь в темные углы, Мейгор двинулся дальше, ежесекундно ожидая засады. Но её не было. Принц переходил из помещения в помещения, беспрепятственно выйдя к широкой лестнице, ведущей вниз и на ней же впервые ощутил на коже ветерок. Где-то впереди был выход на поверхность. Юноша ощутил его намного раньше, чем смог увидеть — серый провал во тьме. Огонь факела затрепетал, без того неяркий и слабый, и погас. Мейгор отбросил головню прочь, заместо неё вытащив из-за пояса кинжал, вдобавок к обнаженному мечу. Принц крался вперед, прижимаясь к одной из стен, осторожно нашаривая ногой ступеньку за ступенькой, пока не оказался вплотную к проему. Выглянул наружу, подставляя лицо прохладному ветру, столь желанному после затхлого застоявшегося воздуха этих вымерших коридоров. Там была пещера. Большая, как сперва показалось принцу, с Драконье логово не меньше, но он быстро понял, что волнение и темнота сыграли с ним злую шутку. Меньше, намного. Сюда бы могла вместиться целиком, от носа до кормы, «Драконья сука», галера его матери, но и только. Неровные стены, не знавшие резца камнетеса, поднимались ввысь, сходясь на высоте десятков метров, там где Мейгор увидел в каменном своде разлом, прочертивший некогда монолитный купол наискосок, и теперь в нем можно было увидеть полоску неба и неровную линию ярких звезд. Лунный свет прорезал воздух, и упирался в стену, вырывая ту из темноты, со всеми деталями — несколькими забранными решетками проемами, перед которыми в полу были выложены неглубокие желоба, сходившиеся в центре зала. Подземная дорога вывела принца к колодцу. Старому, и судя по всему, давно пересохшему — желоба выглядели сухими, давно не зная воды, и были забиты мусором и грязью, Возможно пересыхание колодца и было причиной, вынудившей людей покинуть этот край? Лестница выходила на балкон, некогда опоясывавший пещеру по всему периметру, но камень во многих местах поддался искушению времени, ослаб, и обвалился, усеяв каменным крошевом находившийся едва ли в трех метрах ниже пол пещеры. Невелика высота, думалось Мейгору, но принц не собирался рисковать и прыгать вниз. темнота собралась по краю зала и могла скрывать что угодно: капкан ли, волчью яму или провал в неизведанную глубину. К тому же похитители прошли этим путем и не раз, а значит и принцу это удастся. Ограждения с одной стороны обрушилось вниз, и через него, к одной из некогда зарешеченных, а ныне зияющей пустотой стенных ниш, были перекинуты доски. Принц прошел по ним, возмущенно скрипящим, и заглянул внутрь проема. Не увидел ничего. Щелкнув пальцами, принц выбил несколько искр. На краткий миг, они вспыхнули, позволив взгляду выхватить детали и принц застонал — опять нора! Он зашарил по своду этого пути — то был монолитный камень камень. Не кустарный подкоп, а тщательно сконструированный дренажный канал, пробитый в камне. Память чужака ожила, засверкала картинами-воспоминаниями, принц зашептал, пробуя на вкус чуждые слова: «Кяриз», «Сардоба», «Ячхал». Вздохнув, и застегнув наконец ремень шлема, принц пополз внутрь. На пути ему не встретились ни ловушки, ни преграды. Ему не суждено было заблудиться, хоть канал несколько раз и сливался с иными, но на таких развилках все ненужные принцу были перекрыты решетками. Лаз вывел его не туда, куда принц желал — к проему с выломанными прутьями у самого пола пещеры, а чуть ниже уровня балкона, находящегося на противоположной от него стороне пещеры. Мейгор уже собрался было спрыгнуть вниз, как его внимание привлек звук — шуршание падающих на землю камней. Принц замер, отведя за спину руку с кинжалом, готовый выбросить её вперед, пронзить плоть врага. Но этого не понадобилось. Враг его не заметил. Сутулая фигура, вся в обмотках, покрывших тощие длинные конечности, паучьи ловко выползла из проема с выломанными решетками, встала, все еще оставаясь дико сутулой и, кажется, с горбом, после чего заковыляла к колодцу. Двигаться на двух ногах ему было несподручно и он вновь опустился на четвереньки. Неказистая фигура залезла на парапет ограждения и, перевалившись через него, исчезла. Мейгор вслушивался, но так и не услышал звук падения. Выждав, он осторожно выбрался на балкон, с которого начиналась другая лестница, ведущая из пещеры, точная копия той, по которой принц пришел в подземный зал. О, как же ему не хотелось расставаться даже с этими сумерками, и вновь погружаться во тьму коридоров, но тревога за сестру перевешивала остальное. «Сир Дункан бы не раздумывая бросился за ней!» — укорял себя принц, — «И мой…», память об отце он не решился тревожить. Какая-то часть юноши считала, что принц Эйрион загнал бы вперед себя всех кто был под рукой, и лишь потом последовал сам, а где-то в самой потаенной каморке его разума, билась задавленная мысль — «принц Эйрион бы никогда не пошел туда, где его жизни угрожала опасность». «Это ему не мешало пить дикий огонь!». — Я не мой отец, — прошипел Мейгор, и сделал шаг. Тьма проглотила его, ненасытная и вечно жаждущая.***
*** Лестница вывела принца в темный коридор, круто забирающий вправо. Прямо же перед ним в стене была дверь. Принц толкнул её. Раз, другой, затем надавил плечом, но полотно перекосило и то не желало поддаваться. Пришлось идти дальше по лестнице. Старый стершийся камень не давал подошвам соскользнуть, но даже так юноше приходилось ступать аккуратно, чтобы не выдать себя звонким стуком металлических набоек своих сапог. К счастью, здесь было достаточно света. Это не было заметно снаружи, но вся примыкающая к этой стороне пещеры стена была сплошь искусственной, выложенной из плиток, в каждой из которых было множество отверстий. Так что при желании можно было сквозь них рассмотреть зал с колодцем, в то время как снаружи лестница была незрима. Ступени заканчивалась коридором, уводящим в сторону от пещеры. Здесь удача улыбнулась принцу. На полу была пролита какая-то жидкость, давно высохшая, но в ней застыли смазанные отпечатки босых ступней. Мейгор был на верном пути. Недлинный коридор вывел его в очередной зал, вниз в который вела каменная лестница, часть её ступеней обвалилась, усеяв плиты пола. Мейгор осторожно соскользнул рядом, свесившись на руках, не доверяя старым крошащимся камням. Ничто не тревожило всеобъемлющую тишину подземелий и принц решился вновь выбить искры. Яркие огоньки брызнули во все стороны, умирая на камнях пола, но юноша успел разглядеть богатую роспись и мозаику на потолке, с незнакомым ему символом. По-видимому гербом бывших хозяев этих мест. Следуя вдоль стены, в одном из её мест пальцы наткнулись на неровности, поводя ладонью, Мейгор понял, что это не просто царапины, а чье-то послание. Надпись была неровной, часть букв стерлась, а язык незнакомым. Но Мейгор подозревал, что в написанном мало радости, иначе зачем было царапать это здесь, в подземелье, с усилием выводя на твердом камне кривые линии? Быть может то было предупреждение, или мольба о помощи, или посмертное проклятие. Новая уходила вниз, уводя принца все дальше от поверхности. Глубже подвалов Красного замка, которые, как рассказывали, шли на сотни метров вглубь земли. Очередную дверь Мейгор не стал даже тревожить — камни, обрушившиеся на неё с другой стороны давили на старые доски, отчего часть их не выдержала и лестница в этом месте была частично засыпана следами обвала. Петляющие ступени вывели юношу в небольшой зал. На этот раз выход из него был перекрыт решеткой. Рукоять механизма виднелась рядом, но нужды в ней не было — новые хозяева этих мест навалили камней, в проеме, не давая решетке опуститься и, при желании, под ней можно было проползти, опустившись на четвереньки. Судя по всему, ранее это была кузница, совмещенная с оружейной. На такой-то глубине! Но это значило также, что где-то над давно погасшим широким ложем горна были пробиты в скалах тоннели, выводившие дым. Принц поднял руку, но не ощутил ни следа тяги — если что-то и было, то вездесущие обвалы давно перекрыли эти отнорки. На полу валялись ржавые обрезки металла, виднелось потемневшее от времени навершие молота. В углу расположилась превратившаяся в труху поленница. Ставший невообразимо чутким слух принца различил чьи-то шаги. Юноша тотчас метнулся за широкий горн, и замер там, укрывшись тенями. Заскрежетала поднимающаяся решетка. Ненадолго замолчала и заскрежетала вновь, громко звякнув, когда опустилась на положенное место. По полу сухо шаркали подошвы; хриплое дыхание, бессвязное бормотание и удушающий запах давно немытого тела выдавали вторженца вернее света его факела. Огонь высветил почерневшие от сажи помещения стены; вытянулась до потолка фигура неизвестного. Он прошел мимо горна, даже не думая оглядываться, полностью уверенный в безопасности, и направился к обваливающейся лестнице, когда Мейгор в два длинных прыжка настиг его и повалил. Факел упал и погас. Незнакомец даже не успел крикнуть — обмотанная тканью ладонь зажала ему рот, а после уже не захотел — кинжал, сжимаемый другой рукой принца, уперся в острый кадык; поцарапал, на запястье юноши капнула чужая влага. Пленник недовольно замычал. — Шшш, — успокаивающе зашипел принц, — Мои уши болят и хотят тишины. А твои? Чужак промычал согласно. Его уши тоже не терпели шума. — Вот и хорошо. Скажи мне, добрый человек, нет ли у вас, совершенно случайно, девочки, что я ищу? Пленник обмер, закаменел телом, но лезвие принцева кинжала — вот так чудо, — и камень бы заставило заговорить. А пленник не был камнем, да и храбрецом, как оказалось, тоже. Стоило Мейгору чуть ослабить хватку, как вонючка засипел: — Прошу, вашество, не лишайте миня жизни! Я не по своей воле здеся, заставили миня, принудили. Я бы и сам убег, да куда отседова денешься? Вот и вынужден ходить с душегубами, слезами горечавами убиенных оплакивать. Отпустите меня, сир рыцарь, не лишайте миня жизни! Сирота я, оплакивать даже некому будет! Принудили меня они, силой заставили… — Тихо. — от мерзавца и так несло как из канавы, а когда он еще и рот открывал, то вонь становилась в два раза гуще, — По делу говори. Много вас? — Их, вашество, их! Не с ними, не егошный быйстрюк я, вашество. Полонянин я. — Мне повторить вопрос? — Мейгор надавил, и кончик лезвия начал выводить второй рот на хирой шее. — Не с ними я, грю… — кинжал быстро вернул разговор в нужное русло, — Альбина Пустынника люди здеся. Егойные головорезы держат холмы на два перехода окрест. Кто воды хочет, иль жизнь дорога, сами на поклон идут. А людей их — многа, больше чем пальцов на руках, а и с ногами кажись не хватит. Я бы посчитал, мошь, да нет их у меня. Усекли. Неча, грит, было убегнуть пытаться, а теперь, грит, в похлебку пойдут, неча, грит, добру-то пропадать, иль в колодец сброшу, на поживу… — Больше десяти? Меньше двадцати. Точнее? — Мейгор заметил, что пленный завозился руками, и поерзал кинжалом у волосатого кадыка, — Ты что ж, стерва, смерти хочешь? — Не губите, вашество, да только как я ж считывать та буду, без пальцов? — А ты постарайся. — Стал быть Альбин этот, да. — зачастил пленный, — Рот Сирота, да-да, и Ухарь Чтец его, у каждого людей в подчинении что пальцев на руке, это стал быть, восемь всего? Восемь, да у тех по… че… три душегуба. Это что же… Так, ждите вашество, ща покумекаю. Раз да пара, и по пять пальцев, стал быть, да на каждого по три своих. Выходит… дюжина да три душегубцев! — Потрясающе, спасибо тебе. — «И считать ты не умеешь», Мейгор убрал кинжал от чужого горла. Пленный тут же обхватил шею руками, будто боясь, что та отвалится. — Благодарствую, ваша милость, век не забу… — расплылся тот улыбкой беззубого рта, подслеповато щурясь во тьму. Удар камня пришелся на висок, обрушив незнакомца на пол. Он вытянулся в струну, затрясся, задергал конечностями, как в приступе падучей. Принц ударил еще два раза, метя в то же место. После третьего раздался треск и бандит наконец затих. Вонь от него лишь усилилась. Принц подхватил тело под ноги и отволок в закуток за горн. Нашарил факел и подпалил его, затем внимательно осматривая плиты. Несколько капель крови Мейгор затер ботинком. Так бы поступил его отец? А сир Дункан? Сир Йоррик? А чужак, чья память расцветала вариантами? Мейгор не знал кому довериться, чем пренебречь, и потому сделал выбор сам. Дорн, за столь краткое время знакомства только и делал, что обманывал ожидания юноши. И видят Семеро, он не желал чтобы это случилось вновь. С Мейгора хватило предательств родни и желанных женщин.