***
Майки уверен, что его брат сейчас упивается ненавистью к себе (не в первый же раз) вот уже несколько дней к ряду. Даже не имея полного доступа к его сознанию (чтение мыслей Джи само по себе было до невозможности утомительно, даже если могло помочь найти ответы на кое-какие вопросы и немного успокоиться, — были там такие тёмные закоулки, в которые вход был воспрещён даже ему, не то что каким-то другим «ментальным туристам»). Не нужно быть телепатом, чтобы заметить, насколько он в последние дни был подавлен и морально выжат, — когда Джи глубоко погружался в себя, он начинал рисовать жестокие смерти и атаки зомби. Не нужно быть телепатом, чтобы почувствовать запах алкоголя от него. Он даже не заметил, как Майки обменивался с их мамой встревоженными взглядами за ужином, ведя тихий разговор, пока Джерард со слишком сосредоточенным видом издевался над едой в тарелке. Майки заставил Донну поверить в то, что сможет сам справиться с внезапно возникшими сложностями, из которых, кажется, его старший брат теперь состоял весь, в конце концов, он в их семье телепат; более того, он подозревал, что проблема заключается в том, что мама всегда называла «делами любовными», но торжественно поклялся, что в случае чего обязательно позовёт её на помощь. Майки чувствовал печаль, сжимающую мамино сердце, поэтому, как только они встали из-за стола, он быстро заключил её в крепкие объятия, обернув руки вокруг её шеи. Это ужасно, когда ты не знаешь, что происходит в жизни твоих детей, соответственно, не понимаешь, как им помочь. Майки всё ещё считает, что она потрясающая, даже когда она треплет его по голове, немного путаясь в волосах и болезненно оттягивая их из-за этого, когда он отстраняется. Майки хватает свой телефон и отправляет быстрое SOS-сообщение парням — им и правда нужно подкрепление, — и ждёт ответа, нервно меряя шагами гостиную, пока его мама притворяется, что смотрит телевизор, на самом деле с тревогой наблюдая за ним. Они и раньше сталкивались с такими приступами отчаяния у Джи, и они никогда не заканчивались ничем хорошим. Зачастую они чертовски опасны. И не только для него самого. Парни приезжают в рекордные сроки: Рэй с гитарой в одной руке и остатками водки в бутылке в другой, Боб приносит с собой колу, стаканчики и пиво. Если они не могут заставить Джи перестать пить, то хотя бы составят ему компанию. Когда особенно хреново, всегда втайне хочется, чтобы кто-то был рядом. Их целью является постепенное сведение водки в организме Джерарда к нулю и замена её на что-то полегче. Кажется, что это худшая идея из всех возможных — приносить в дом, где живёт потенциальный алкоголик, находящийся на пороге нового запоя, что-то крепче воды, но они знают, что в некоторых случаях это помогает ему побыстрее пройти эту стадию, пока он не попытался сделать что-то действительно глупое. Опять же, в любимой шутке их мамы, что её мальчикам не иначе, как каким-то чудом, удалось дожить до совершеннолетия, всего лишь одна десятая доля шутки. Когда они с парнями спускаются по лестнице в подвал, Майки уже ощущает отзвук мыслительного фона брата и еле сдерживает тяжёлый вздох. Джи, должно быть, находится сейчас в ужасном состоянии, либо специально концентрируется на нём, раз позволил своим энергетическим барьерам истончиться настолько, что Майки слышит его в ментальном пространстве, даже не заходя в комнату. Проходя сквозь дверной проём, они не говорят ни слова, лишь устраиваются в комнате поудобнее. Рэй плюхается на стул, укладывая гитару на колени; он мягко перебирает струны, в то время как Боб усаживается в изножье кровати и начинает наполнять их стаканчики выпивкой. Майки же сразу направляется к кокону из одеял и устраивается рядом с ним, приобнимая нечто комкообразное, на самом деле являющееся его братом. — Отвали, — ворчит Джи и ворочается; Майки замечает пустую бутылку на подушке рядом — ему хочется выть или ругаться, но вместо этого он бережно гладит Джерарда по руке и говорит: — Мы принесли пиво. Комок перестаёт шевелиться, одеяло медленно сползает ниже, но достаточно для того, чтобы явить миру гнездо из немытых волос и покрасневшие глаза: — Что за сорт? — Пшеничное, — отвечает Боб, передавая наполовину полный стаканчик Джи. Он боязливо протягивает руку и забирает его, прежде чем снова пытается скрыться в одеяльном коконе. После нескольких неудачных попыток выпить пиво лёжа (вытягивать губы уточкой тоже не помогло), он с недовольными стоном всё-таки принимает сидячее положение. Майки садится за него, руки-ноги располагая по бокам, таким образом втягивая Джи в медвежьи объятия, одновременно успокаивая и поддерживая его. Убирая волосы Джи с его лица, а потом забирая опустевший стаканчик, он изо всех сил пытается не поддаться соблазну заглянуть в его сознание. Это было бы так просто: они сидят близко да и Джи слишком устал, чтобы заметить, как его барьеры, которые сейчас были не толще бумаги, оказались нарушены. Вместо этого Майки просто гладит его по голове, обнимает, пока Рэй играет на гитаре, и вскоре музыка привлекает внимание Джерарда к себе, успокаивая его. Они сидят рядом с ним, пока он продолжает пить на пару с Бобом под струнные переборы, а когда песня подходит к концу, Рэй тоже берёт в руки стаканчик. Майки не присоединяется к ним, потому что ему нужно быть осторожным: алкоголь и телепатия чреваты летальным исходом, особенно когда в твоём окружении находится кто-то, кому очень плохо. Кажется, что проходит не меньше года, когда Джерард, наконец, вздыхает и, облокачиваясь на Майки позади себя и слабо отпихивая пустой стаканчик, вдруг произносит: — Я извращенец. Боб прыскает, пряча лицо в стаканчике, Рэй толкает его локтём и снова начинает перебирать струны, не отводя внимательного взгляда от Джи. Спустя какое-то время он спрашивает: — С чего ты взял? — Я… — Джи тяжело вздыхает и сжимается в комок разочарований в самом себе снова. — Вы помните того парня из магазина комиксов? — Парни кивают, обмениваясь «ох оу» взглядами. Теперь разговор может пойти разными путями, их слишком много, и лишь малая часть из предполагаемых несёт с собой что-то хорошее. Видно, не их случай. — Я, эм… Я думал, что он старшеклассник. Майки хмурится, уже зная, к чему ведёт Джи, но в душе продолжает надеяться, что это не что-нибудь незаконное. — А он… Он ещё в средней школе учится. Ему только… — Джи стонет и закрывает лицо руками. — Ему шестнадцать! Да он, чёрт возьми, ещё ребёнок! Чертовски привлекательный ребёнок, о котором у меня были всякие мысли, я имею в виду очень неприличные мысли… О ребёнке! Теперь хмурится Рэй, но продолжает тихо играть, в то время как Боб просто пожимает плечами, не понимая, в чём Джерард тут видит проблему: — Знаешь, я встречался с шестнадцатилетками, они немного бешеные, но поверь мне, многие из них уже не являются невинными овечками в заповедном лесу, где никто ещё не бывал, если ты понимаешь, о чём я. — Мне кажется, моя гитара прекрасно знает, о чём ты говоришь, — тихо отмечает Рэй. — Но в этом есть смысл, Джи, шестнадцать — это уже не пятнадцать, возраст согласия и всё такое. Хотя, у Боба всё-таки были девушки, а это немного другое, но всё же. Отцы обычно опекают своих маленьких белокурых ангелочков, а вот от парней никто и не ждёт примерного поведения. Кроме того, да, он в средней школе, но ведь ему будет сколько, семнадцать уже в этом году, верно? — В следующем месяце, — бормочет Джи, — но, серьёзно, это не означает, что он сразу повзрослеет, он всё ещё будет оставаться ребёнком! А я, получается, чувствую себя, как какой-то стрёмный маньяк-старикашка, пытающийся заманить хороших деточек в своё логово щенками, в моём случае, комиксами. Семнадцать немногим лучше шестнадцати, он всё ещё слишком юн для меня! Майки замирает, переставая перебирать его волосы и еле сопротивляясь желанию вцепиться в них со всей силы и ощутимо потянуть. — Значит, в семнадцать ещё ребёнок… Джи как-то не придаёт значения холоду в тоне Майки, а вот Боб и Рэй напрягаются. Боб даже подсаживается ближе, чтобы быть наготове, если придётся этих двоих разнимать. — Да, ну по сути-то он действительно ещё ребёнок по сравнению со мной, и я… — То есть ты считаешь, что я тоже ребёнок? — Майки распутывает свои и Джерарда конечности в течение нескольких секунд и резко соскакивает с кровати, собираясь уходить, Рэй поднимается, чтобы остановить его. — Майки… — Но тебе уже восемнадцать! Вот уже, сколько? Целую неделю. — Возражает Джи, тоже предпринимая попытки выпутаться из одеяла и задержать брата. — Это совсем другое. — Да что ты… Это не так, и ты это знаешь. — Майки останавливается в дверном проёме, потому что рука Рэя не даёт ему пройти дальше, и разворачивается. Его голос низкий, почти монотонный, но каждый из них чувствует кожей исходящую от него волну негодования. Ему не нужно открывать рот, чтобы все они услышали то, что он говорит им, даже Джи в этот раз отчётливо слышит этот гром в своей голове и морщится, словно от боли: «Чёртовых триста семнадцать дней назад я лежал свернувшись у подножия лестницы, не в силах совладать со всем, что творилось в моей голове. Мне приходилось спать рядом с тобой, Джи, целый месяц, потому что только тебе было под силу заглушить этот страшный гомон, заблокировать мою силу и не позволить мне окончательно сойти с ума во сне, или ненароком превратить мамины или папины мозги в фарш. Мне оставалось несколько дней до того, как я бы с радостью попросил забрать меня в психушку. Я был разбит, сломан, и мне было невыносимо больно, но я пережил это дерьмо, а ты всё ещё думаешь, что в семнадцать мы ещё дети? Поверь мне, возраст — это всего лишь число, ты понятия не имеешь, ребёнок он или нет». Пожалуй, это была самая длинная речь за всю его жизнь, и Джи ещё долгое время пялится на него с открытым ртом, не в силах что-либо сказать. В итоге он неуверенно бормочет: — Но он же не ведьма по крови… — Я думаю, Майки имел в виду, — встревает Рэй, — что вполне возможно быть ментально старше и при этом всё ещё сохранять некоторую детскость внешне, знаешь, дерьмо случается со всеми, не только же с ведьмами. Просто, не суди о парне только по какому-то числу в его документах. — Я… Это не… я считаю… Если взять половину моего возраста и прибавить семь, то… Это так не работает. — Джи замолкает, принимаясь раскачиваться на кровати, делая какие-то одному ему понятные расчеты, а затем хлопает себя по лбу от досады. — Половина от двадцати одного, грубо говоря, — это десять, — мягко помогает Рэй. — Прибавить семь, и получишь семнадцать. Значит, он сейчас всего лишь на месяц младше, чем тебе бы подошло. Поэтому просто подожди месяц, прежде чем делать следующий шаг, Казанова. Не то чтобы ты обычно что-нибудь предпринимал посерьёзнее до двадцатого свидания, конечно… К тому же Майки уже пояснил, почему для ведьмы семнадцатилетие — возраст окончательного взросления и вхождения в силу, поэтому вряд ли кто из Общины будет иметь что-то против ваших отношений. — Ну да, за исключением того, что он всего лишь обычный человек. — А с каких это пор это стало проблемой, а? — голос Боба звучит низко и немного рычаще, кажется, что даже слышно, как он закатывает глаза. — Блять, да если бы мы закрылись в своём мирке, то вымерли бы все ещё век назад. Не говоря уже о том, — он обводит пальцем комнату, подразумевая их всех, — что мы все здесь девственники до сих пор. И вообще мы говорим о парне, которого ты видел, сколько, дважды? Тебе, чёрт возьми, не нужно делать ему предложение руки и сердца сейчас. Так подружись с ним пока, понаблюдай за своими ощущениями, реши для себя, нравится он тебе как друг или как парень, взаимны ли ваши чувства, не набрасывайся на него с нежностями до его дня рождения и не выдавай все наши тайны на первом же свидании. Проще простого же! — Ну да, но… Но он… Это же… — Джерард опять зависает на полуслове, как будто он окончательно запутался в своих мыслях, пытаясь найти в них хоть какую-то логику, но претерпевая неудачу за неудачей. — Я веду себя, как идиот, да? — Не больше обычного, — замечает Боб, беря ещё один стаканчик, чтобы настойчиво всунуть его Майки в руки. В этот раз он его принимает, слишком уставший, раздражённый и нервный для того, чтобы отказаться от шанса выкорчевать тревогу из сердца с помощью небольшой дозы алкоголя. Снова устраиваясь на краю кровати, он садится на колени и делает глоток из стаканчика, пока Рэй опять начинает перебирать струны своей гитары. Они все сейчас представляют собой идеальную картину того, как каждый в их компании привык по-разному справляться с кризисными состояниями: кто-то гоняет чаи, другие расслабляются с пивом, а Рэй играет риффы Iron Maiden. И это, как ни странно, работает, звуки музыки постепенно помогают им собрать мысли в кучку и вернуться к делам более насущным. — Прости, Майки, — сипло выдаёт Джи наконец, вытягивая руку из-под одеяла, чтобы положить её на плечо брата. Майки льнёт к прикосновению с тенью понимающей улыбки на лице, но все они знают, что этого и так достаточно для понимания того, как он относится к сложившейся ситуации. — Я иногда забываю, что… Ты даже будучи взрослым навсегда останешься для меня моим любимым младшим братиком. — А ты навсегда останешься безнадёжным идиотом. — Фыркает Майки в ответ, лишь на пару секунд поднимая уголки губ в улыбке. — У меня, кстати, есть его номер телефона… Майки поднимает брови в удивлении, поглядывая на брата поверх очков через плечо. — Ну и как тебе это удалось? — Я, эм, я сказал, что он для тебя. Майки закатывает глаза, а потом обращает взгляд на Рэя: — Ну что, дорогой оракул, стоит нам позвонить этому парню? Рэй лишь улыбается и прикрывает глаза, не переставая играть, и на мгновение даже кажется, что он окончательно ушёл в музыку, вдруг перейдя от Iron Maiden к Джимми Хэндриксу и, вероятно, не заметив этого. Но в итоге он открывает глаза и, склонив голову набок, говорит: — Дела сердечные — то свободная воля ищущего, и не подвластны они оку провидца. Остальные хохочут, а Джи, немного скалясь, устало отвечает: — Неправда. Пожимая плечами, Рэй опускает взгляд к кончикам своих пальцев, лежащих на корпусе гитары. — Что ты хочешь от меня услышать? Я ничегошеньки не знаю об этом парне, мне недостаточно только твоих рассказов, чтобы понять что-то, нужно с ним увидеться хоть раз. Так что пригласи его на кофе в воскресенье, мы познакомимся, и если он вызовет у меня сомнения, я возьму его на заметку, а если нет, то… — Твои способности не очень-то хороши в этом, — замечает Боб. — Но тем не менее, у меня были плохие предчувствия насчёт Берта, — перебивает его Рэй, но тут же замолкает, снова концентрируясь на гитаре. — Послушай, Джи, мы все тебя любим, и мы как никогда прежде близки к тому, чтобы объединиться в ковен, а ты сам понимаешь, что это означает: сделают больно одному, значит причинят боль всем. — Особенно актуально в моём случае, — ворчит Джи. — А твоя одержимость всем этим безумием, что творится у тебя в голове, сводит тебя с ума. И кроме того, — добавляет он, колеблясь и ища в других поддержку. — Я знаю, как тебе было тяжело тогда, мы все уважаем твой траур, и ты знаешь, что мы никогда не будем торопить тебя, но мне кажется, настало время тебе вернуться к нам и двигаться дальше, ты не можешь оставаться в одиночестве вечно. Так приведи его на кофе, мы будем рядом с тобой, Майки сможет выяснить, натурал он или нет, нравишься ты ему или нет, и вот так потихоньку и начнём выкарабкиваться вместе. — Нет! Никаких подглядываний в чужое сознание! — Джи заливается румянцем и натягивает одеяло на голову. — А что если он решит, что я криповый великовозрастный крипозоид, который хочет, например, украсть его или что-то в этом роде? — Значит, наконец-то сможешь выкинуть его из своей головы и переключиться на что-нибудь другое, — объявляет Боб, как заправский телевизионный диктор. — А если ты ему нравишься, то можно будет включить его в послужной список и при удобном случае переспать. Ну серьёзно, если бы нам для какого-нибудь ритуала понадобилась невинная жертва, мы бы выбрали тебя по многим причинам, одной из которых является то, что ты всегда рядом. Меня иногда поражает, как твои яйца ещё до сих пор остались при тебе, с такой-то застенчивостью. Боб не обращает внимание на стаканчик, перелетающий через его голову (он явно должен был попасть ему по лбу, но что-то пошло не так), только смеряет его долгим взглядом, пугающе медленно оборачиваясь, когда тот уже валяется на полу: — Ах вот как… Джерард заливисто смеётся и давится воздухом, когда целая армия стаканчиков поднимается воздух с тем, чтобы в следующую секунду обрушиться на него, вот только лишь малой части удаётся добраться до него — остальные отскакивают от светло-голубого сияния его энергетических щитов в разные стороны комнаты, иные долетают до Майки, но основная масса заканчивает трагически с другой стороны кровати. Наконец Джи сдаётся и натягивает одеяло, как щит, Майки и Рэй покатываются со смеху, наблюдая за этим шуточным противостоянием. — Сдаёшься? — Я сдаюсь! Сдаюсь! — выкрикивает Джи, пока ждёт стука последней партии стаканчиков о пол, и только после этого высовывает кончик носа из-под одеяла. — Значит, просто кофе? — шёпотом спрашивает он. — Совместный кофе, — уточняет Рэй. — Не свидание, а… Дружеские посиделки. Мы просто хотим поприветствовать нового гика в этом городке. — А ещё кофеина, — отмечает Майки. Джерард обдумывает эту идею, а потом вытаскивает флаер с номером телефона из кармана, по всей видимости, джинсов около недельной свежести, и всовывает его в руки Майки, пока он не передумал. С победной улыбкой Рэй и Боб делятся смесью капли водки в стакане колы и поднимают тост «за криповых великовозрастных крипозоидов, которые крипят всех вокруг», а потом начинают спорить, где Джерард хранит травку и порно в этом подвале, пока Майки ускользает наверх, чтобы сделать звонок. Джи снова накрывается одеялом, но лишь для того, чтобы его полную новой надежды маленькую зубастую улыбку никто не увидел, потому что ни сил, ни желания её сдерживать он в себе больше не находит.Глава 2. Часть 2: Поддержка
24 октября 2021 г. в 20:18
Примечания:
Столько нецензурной лексики я ещё не включала в свои работы, но подумала, что без неё весь цимус разговора Фрэнка с Гейбом и Питом просто пропадёт, а этого я допустить не могла. Неважно, что я не употребляю и десятой доли, это не мешает мне её знать:) Угадайте, какое слово теперь моё любимое
— Фрэнки, чёрт тебя дери, Айеро, сексуальный маленький ты фрик, верни свой чертовски горячий ротик в мою жизнь сию же секунду!
Гейб конечно же паясничал, говоря это всё таким высоким голосом, будто его крепко держали за яйца (к слову, это состояние было привычным для Гейба), и Фрэнк сию же секунду, как услышал его, расхохотался и покрепче прижал телефон к уху, очень надеясь, что их разговор никто не сможет подслушать.
— Я думал, эта проблема легко решается в колледже.
— Ну, дааааа, — Гейб намеренно растягивает слова, — но ты никогда не сможешь забыть тот день, когда тебя лишили невинности.
Фрэнк громко фыркает и закашливается от этого комментария, смеясь и задыхаясь одновременно:
— Ты-то? Да ты не был невинен с третьего класса!
— Я талантливый ученик. — Похоже, Гейб не спеша затягивался чем-то, и Фрэнк так и видел его лежащим на незаправленной кровати, возможно, держащим за руку (или другую какую часть тела) своё последнее завоевание. — Ну так что, детка, поболтаем немного, или этот город хорошенько сжимает твои яйца?
Фрэнк слышит нерешительность и едва сдерживаемый гнев в его голосе по поводу того, что он так надолго пропал с радаров, и довольно улыбается:
— В школе всё хорошо, серьёзно, прямо глоток свежего воздуха, никакого сырого мяса в шкафчике, никаких засранцев-спортсменов, на этот раз все довольно обычно и спокойно.
— Ты даже себе представить не можешь, как я рад это слышать, Фрэнки. Что ж, ты ещё девственник или какой-то местный счастливчик уже успел тебя сделать своим?
— Иди ты, Гейб, сам знаешь куда! — Фрэнк заливисто смеётся и мотает головой, продолжая улыбаться, как сумасшедший. Он уже и забыл, как здорово общаться с друзьями.
— Фрэнки, детка, твои сладкие щёчки могут открыть перед тобой какие угодно двери, всё, что тебе нужно, это только попросить, — усмехается Гейб про себя. — Так что давай колись, как его зовут.
— С какого хрена ты так решил?
— Я просто знаю тебя.
На самом деле, Фрэнк не согласен с ним на этот счёт; драматично вздыхая, он падает на кровать.
— Ты назовёшь меня трусом.
— Ты и есть маленький трусишка, все давно уже в курсе. Давай, я жду.
Фрэнк рассказывает ему всё, в ответ получая пока лишь тишину, и с замиранием сердца уже предвкушает вердикт Гейба.
— И затем я дал ему свой номер, чтобы его, блять, младший брат мог мне позвонить.
— А его брат хорошенький?
— Да откуда, чёрт возьми, я знаю?
— Так позвони ему сам, позови на свидание и трахни. Проблема решена!
Фрэнк так и думал, что этим всё и закончится.
— Нет и ещё раз нет.
Он слышит, как Гейб вздыхает в трубку и ёрзает:
— Слушай, заобщайся с его братом. Худшее, что может случиться, — это то, что ты обретёшь нового друга. Может быть, ты решишь, что этот парень не так уж и хорош. Может быть, у вас всё получится, либо ты встретишь какого-нибудь другого крепкого молодого фермера из твоего маленького городка, который сможет завалить тебя на сеновал… Не узнаешь, пока не попробуешь. Кроме того, может быть, этот твой идеальный парень просто немного напуган твоим возрастом, так что, если вы получше узнаете друг друга, поговорите нормально, а не о всякой гиковской фигне, то, поверь мне, детка, возраст покажется просто числом, и даже десятилетие или два ничего не будут значить, если вы подходите друг другу.
Фрэнк на какое-то время замолкает, обдумывая слова Гейба, а потом выдаёт:
— Ты чёртов гений, ты в курсе?
Гейб хрипло посмеивается:
— Эй, я бы мог ещё больше рассказать с точки зрения опытного партнёра, не только же раздавать советы новичкам…
— Так, всё, мне пора.
— Подожди! Пит только что пришёл. Пити, моя прекрасная бестия, подойди, блять, ко мне, наш мальчик нуждается в совете от Дорогой Эбби!
— Волосы на лобке — это норма, эрекция означает, что ты абсолютно здоров, а дрочка — единственный пока доступный тебе выход из состояния сексуального голода. Ну, ещё это весело.
— До свидания, парни!
— Пити, мне кажется, наш малыш наконец-то вырос.
— Мы научили его всему, что сами умеем, пора отпустить нашего маленького ангелочка в свободный полёт.
— Ну вы и ублюдки…
Фрэнк слышал их смех, тёплый и долгожданный, как первая за день сигарета, и даже если такие советы были, положа руку на сердце, бесполезными, бесящими, оскорбительными, даже грубыми и совершенно нелепыми, он был благодарен парням за то, что наконец-то смог проговорить проблему вслух, что, он надеялся, поможет поскорее от неё избавиться. Просто произнеся эти слова, он как бы задержал их в своем уме и, наконец, отогнал более страшные сценарии развития событий. Гейб прав, ну какой вред может принести встреча за кофе или что-то подобное? Он же не собирается наброситься на парня с порога или что-то в этом роде. Вероятно, его чувства — простая мимолётная влюбленность, ведь, по сути, что он на самом деле знает о Джерарде? Он же запросто может оказаться ещё тем мудаком…
Да и кроме того, Фрэнк не верит в любовь с первого взгляда и в подобную хрень. Всё, что с ним происходит, не больше, чем увлечение, его чувства можно объяснить обычным трепетом от того, что он наконец познакомился с кем-то, кто не является полным лузером в этом городе.
— Спасибо, парни.
— Обращайся в любое время, Фрэнки-ангелочек. Я серьёзно. Правда, если я трахаюсь, твой звонок уйдёт на голосовую почту, но дай мне час, и я тебе перезвоню.
— Ой, да не больше десяти минут! И это с приведением себя в порядок!
От хихиканья Фрэнка начинает трястись кровать. Он на самом деле не хочет вешать трубку, но больше ему нечего рассказать, да и парни продолжают болтать друг с другом на заднем плане, пока он висит на линии, за их полётом мысли трудно угнаться. Впрочем, это не имеет значения, когда Фрэнк теперь чувствует себя намного лучше.
— Мне пора, домашка ждёт и прочее…
— Да уж, есть уйма вещей, которыми бы мы хотели заняться этим вечером, так что нам тоже пора, а то все миленькие мальчики успеют одеться, и это будет очень печально. Созвонимся на выходных, например?
— В Похмельное Воскресенье?
— Неплохой план. — Слышится стук в дверь, и Гейб второпях добавляет: — Мы обязательно должны созвониться, ты меня понял? Я хочу узнать побольше о Статном Таинственном Красавце.
— А мне ещё интересно, ебабелен ли его брат!
— Да, и это тоже, спасибо, что напомнил, Пит. О! Сделай фотки!
— Пока, парни!
Фрэнк всё ещё смеётся, когда нажимает отбой. Затем оглядывает стопку книг на своём столе, над которыми ему следовало бы поработать, и вдруг понимает, чёрт возьми, что он уже сделал задания на два дня вперёд, потому что, в отличие от остальных, не имеет личной жизни как таковой. Кажется, настало время отвлечься на что-то более приятное.
Его взгляд вдруг цепляется за тёмную обложку комикса, игриво выглядывающую из-под груды учебников и тетрадей, срывая рваный вздох с губ Фрэнка. Похоже, настало время почитать Ворона. По крайней мере, появится новая тема для разговора…