Мозаика

Профессор Оксфорда, шестидесятивосьмилетний Найджел Гриффитс, завершив лекцию по истории Средних веков, направлялся в свой кабинет. Сегодня пятница, и у него была назначена еженедельная встреча со студентом, чьим тьютором* он являлся с момента поступления того в Оксфордский колледж Святого Петра. Этого студента профессор видел сейчас на лекции. Себастьян Михаэлис не пропускал их, хотя посещение лекций не было обязательным: университет делал упор на самостоятельные занятия студентов. Но Михаэлис всегда являлся, хотя ни разу Гриффитс не видел, чтобы тот писал конспекты. Другие студенты упорно строчили, а этот просто внимательно смотрел на него и слушал. «Отчего вы не пишете конспекты, ведь с ними легче готовиться к экзаменам?» — как-то раз спросил его профессор. «Не беспокойтесь, я гораздо лучше запоминаю всё на слух», — ответил тот. И правда, память у Михаэлиса была исключительной, как, впрочем, и другие достоинства. Не принадлежа к аристократическому роду (иначе явился бы с дипломом Итона) — он с блеском поступил в Оксфорд, сразу попав на бюджетное отделение. С необходимостью сдавать еженедельно многочисленные эссе он великолепно справлялся. Казалось, написать требуемые 9000 знаков, что составляло в среднем 15 страниц — не представляло для него ни малейшего труда. Отличник по всем предметам, весёлый товарищ, спортсмен, неоднократный победитель в состязаниях по регби и гребле, красавчик, любимец женской половины университета. При таких внешних данных иметь ещё и голову на плечах — дорогого стоило. Парень явно обладал амбициями, которые помогут ему сделать удачную карьеру в Оксбридже.** Найджел успел только выпить чашечку кофе, как в дверь постучали. — Профессор, вы не устали? — конечно, это был Михаэлис, он заглянул внутрь. — Может, хотите перенести нашу встречу? — Ни в коем случае. Обсудим тему следующего вашего эссе по истории. Надеюсь, сумеете удивить меня так же, как в прошлый раз. Заходите, присаживайтесь. Хотите кофе? — Благодарю вас, нет. — Мягко улыбнувшись, Себастьян вошёл в кабинет. — Чем же я удивил вас? Найджел отодвинул блюдце. — Вы приводите такие подробности, о которых я совершенно точно не рассказывал на своих лекциях. И даже не могу припомнить, чтоб где-то читал об этом, — он потянулся к ящику письменного стола и извлёк оттуда последнюю письменную работу Себастьяна: «Однако уже в конце XII века улучшение условий жизни и относительное благосостояние позволили городским жителям питаться не только хлебом, лепешками и кашами. В их меню появилось много нового — мясная пища (цыплята, гуси), яйца, твердые и мягкие сыры, изготовляемые из овечьего или коровьего молока, иногда с добавлением различных трав. Также покупали у крестьян рыбу — соленую или копченую, фасоль, чеснок, репу, некоторые фрукты, такие как яблоки, груши. Наконец, этот список дополняет мелкая дичь, добытая, как правило, незаконно, а также свиное мясо, купленное на рынке либо ярмарках. Будь то злаки, мясо или рыба, на кухне всегда использовали множество приправ и специй — чеснок, горчица, мята, петрушка, тимьян и другие. Жареные блюда практически отсутствовали. В основном на стол подавали нечто среднее между рагу и супом с острой приправой и соусом на основе хлебного мякиша, кислого вина, лука, орехов, иногда с небольшим количеством перца или корицы, купленных буквально на вес золота у торговца пряностями…» Вы словно жили в то время. — Я где-то читал об этом, — беззаботно отмахнулся студент. — Понятно. Написано очень зримо, достоверно… Так обсудим тему следующего эссе? — А может, лучше поговорим о вас, профессор? — неожиданно предложил Себастьян. — Подели́тесь со мной опытом. Тому, чего вы достигли, можно позавидовать. Вы — профессор в Оксфорде, член Британской академии, автор книг, обладатель престижных премий в области истории… Чтобы добиться этого, нужно обладать огромной силой воли, целеустремлённостью и сильной душой. Скажите — есть ли ещё что-то, чего вы жаждете? Какое-то звание? Премия? Награда? Найджел вдруг горько усмехнулся: — Ах, дорогой мой, если хоть на минуту вы позавидовали моим достижениям, подумайте вот о чём. Мне почти семьдесят. Я стар. Премии и звания не положишь с собой в гроб. Да, я прожил долгую и интересную жизнь. Многое повидал, неоднократно был счастлив. Но будь у меня возможность начать жить заново — я бы, наверное, прожил её иначе. Больше времени отдавал простым человеческим радостям. Я жадно припал бы к источнику жизни и пил из него, вместо того, чтобы экономно цедить по капле. Я завидую вашей юности, Михаэлис, горящим глазам, гладкой коже и волосам, незнакомым с сединой. Хочу дать вам совет — любите жизнь! Берите от неё всё, пока молоды, наслаждайтесь, чтобы потом не жалеть об упущенных возможностях. — А если бы вы получили эту возможность — вернуться в юность и прожить жизнь заново? — пристально глядя ему в глаза, неожиданно спросил Себастьян. — Воспользовались бы ею? — О, вы говорите, как Мефистофель, искушающий Фауста… — с сарказмом заметил историк. — Мефистофель выполнил свою часть договора и дал ему всё, что обещал. Но награду не получил: душу Фауста ангелы увели у него из-под носа. — Интересная интерпретация трагедии Гёте… — Найджелу стало как-то не по себе. — Мефистофель мог бы оспорить это решение, ведь контракт с доктором Фаустом был составлен по всем правилам. Но там, наверху, любят передёргивать, хотя сами обвиняют во лжи другую сторону. — Себастьян поднялся, подошёл к профессору. — Что, если я верну вам молодость и вы сможете прожить жизнь так, как хотите? Но нарушить условия контракта я не позволю. — Вы в своём уме, Михаэлис? — профессор изумлённо откинулся назад в кресле. — О каком контракте вы говорите? — О том, который вы держите в руках. Я долго думал, прежде чем предложить вам это. Гриффитс ошеломлённо опустил глаза на эссе, которое читал совсем недавно. «Я, Найджел Гриффитс, обязуюсь отдать после смерти свою душу Себастьяну Михаэлису, если тот вернёт мне молодость… Писано в колледже Святого Петра — подпись, дата (сегодняшняя)». — Это что — шутка? — пролепетал он, запинаясь и чувствуя, что ноги ему отказывают. — А чем вы рискуете, профессор? Если не подпишете со мной контракт, то через восемь месяцев умрёте от рака желудка, — бесстрастно сказал Себастьян. В его глазах полыхнул алый огонь. Профессора пробрал мороз. Никто в Оксфорде не знал о поставленном ему диагнозе. А Михаэлис уже протягивал ему перо с острым металлическим наконечником. Как под гипнозом, Найджел Гриффитс взял его, проколол указательный палец на левой руке и расписался под контрактом собственной кровью. — Вот и всё, — услышал он, и в голове у него зашумело, в глазах помутилось. Он упал со стула навзничь и ударился затылком об пол… Неизвестно, сколько прошло времени, но, когда Найджел очнулся, Михаэлиса в кабинете не было. Вспомнив всё, что произошло, он поднёс к лицу руки. Не перевитые старческими венами, а руки юноши. Рванувшись, он вскочил и кинулся к зеркалу. Из него глядело его собственное лицо полувековой давности. Гладкий лоб, синие глаза без признаков старческих мешков под ними, яркие губы, волнистые каштановые локоны. Зубы… все целые, не вставные. Так это правда?! Контракта на столе не было. Найджел расхохотался и распахнув дверь, вышел из кабинета, упиваясь лёгкостью во всём теле. В коридоре он столкнулся с преподавателем химии. — Молодой человек, вы вышли от профессора Гриффитса? Он у себя? — задал тот вопрос. — О нет. Боюсь, я его не застал. И вы вряд ли застанете, — продолжая смеяться, ответил Найджел и как на крыльях, направился к выходу из колледжа. *Тьютор — старший наставник, куратор в университетах Англии. **Оксбридж — совместное название двух университетов — Оксфорда и Кембриджа.