***
Кристине никогда не приходилось засыпать под открытым небом, но сейчас, лежа на высохшей от палящего солнца траве, глядя в бескрайнее звёздное небо, она впервые за всю свою жизнь ощутила пьянящее чувство свободы. Дышалось так легко! Её внутренний голос то и дело твердил, что теперь всё изменится... Она ещё не знала в худшую или в лучшую сторону, но всё равно что-то подсказывало ей, что она встала на путь истины. Кристина всегда втайне мечтала о том, чтобы её сила нашла выход. Там, в деревне, все смотрели на неё, как на юродивую не иначе... Это всегда больно ранило Кристину и приносило душевные муки. А сейчас она знала, что огонь, который она всю жизнь держала в себе вот-вот вырвется наружу и воспылает жарким пламенем. Пожалуй, в действительности её терзала лишь разлука с матерью и братом. От осознания того, что она их больше никогда не увидит, не услышит ласкового, убаюкивающего голоса Катерины, не прижмётся к её тёплой груди и не посмеется вместе с Ваней после тяжёлого дня, не услышит слов поддержки, в груди саднило. Больше никто не вытрет её слёз, не прочтёт молитву у изголовья кровати и не принесёт стакан тёплого молока на ночь... Разум Кристины подсказывал ей, что матушка всё-таки не хотела продавать её... «Несмотря на всё, она желала мне добра как никто другой» От этой мысли на душе у девушки стало спокойнее, и она наконец-таки погрузилась в беспокойный сон.***
Всю ночь Кристине снились кошмары, в которых родители продают её снова. Во сне отец раз за разом повторял, что Кристина не их дочь, ведь ведьма не может быть им родной по крови, отчего губы девушки онемели, она отчаянно умоляла мать уговорить отца не отдавать её, но та смотрела невидящим взглядом словно статуя, не шевелясь. Тогда голос Кристины становился всё тише и тише и в конце концов совсем стих. Затем в безмолвной тишине девушка почувствовала на себе взгляд ледяных глаз цвета кварца, и наконец проснулась… В этот момент её сердце бешено колотилось о грудную клетку, но, к её же собственному удивлению, она не вскрикнула и осталась лежать на земле будто и не было сна, что разъедал её израненную душу… Окинув взглядом поляну, она увидела, что Дарклинг уже не спал. Напротив, он поправлял поводья, готовясь вновь отправится в путь. Девушка медленно поднялась и затем подошла к нему со спины. Сама не зная зачем, она старалась не шелестеть полами юбки о землю. Какой-то безрассудный интерес заставлял её ступать по траве беззвучно. «Интересно, мне удастся подойти незаметно и застать его врасплох?» Кристина с трудом могла уловить малейшие изменения на его лице, ей казалось, что оно подобно маске, поэтому увидеть на нём отголосок растерянности было такой заманчивой идеей… Но как только до Дарклинга оставалось всего каких-то несколько шагов, ветка под её ногами громко хрустнула. Сердце в её груди будто замерло, а сама она приросла к земле. Кристина поджала губы и прикрыла веки. Девушка молча стояла около минуты, прежде чем Дарклинг медленно повернулся лицом к ней. Оно было расслабленным, а эмоции на нём были нечитаемы. Но в какой-то момент, когда Кристина уже собиралась двинуться с места, он вдруг опустил голову, а затем посмотрел на девушку снова, но уже с едва уловимым весельем. Его губы изогнулись в подобии лёгкой улыбки, и он наконец произнёс: – Так и будешь стоять там? Или всё-таки соизволишь подойти, и мы продолжим путь? Щёки Кристины заалели, и она судорожно пыталась найти оправдание своему глупому порыву. – Я боялась, что лошадь испугается, если подойду сразу! Моя матушка говорила, что лошади – очень чуткие животные. К ним нельзя подходить резко! – Аа… Вот оно что. В целом твоя матушка была права, – он похлопал лошадь по холке, и Кристина засмотрелась на то, как прядь его чернильных волос спала на лоб, и в этот момент Дарклинг показался ей таким естественным. Будто один из камней его фасада выпал, и Кристина не нашла лучшего мгновения, чтобы спросить: – У Вашей лошади есть имя? – его рука замерла на лошадиной спине, и взор почти прозрачных глаз снова был прикован к ней, когда он ответил: – Нет. – Может тогда дадим ей имя? – девушка подошла ближе и встала рядом с Дарклингом, положив руку на лошадиную спину. Заклинатель теней изогнул губы в снисходительной улыбке, которой обычно одаривают людей, сморозивших забавную глупость, и произнёс: – Давая животному имя, человек хочет привязать его к себе, забывая, что животное – не человек. Его слова снова заставили Кристину почувствовать себя глупо. Если в прошлый раз она просто не успела и слова сказать, как Дарклинг уже ушёл, то сейчас она просто понятия не имела, что ему отвечать… Дома у многих животных так или иначе были какие-либо клички, и до этого она никогда не думала, что у её питомца имени может и не быть вовсе… – Вы, наверное, просто не испытываете к ним привязанности, поэтому так говорите… Эта лошадь для Вас всего лишь средство для передвижения, для меня же она может стать другом. – Лошадь не станет твоим другом только если ты дашь ей имя. – Вы правы – моим другом она уже не станет, но вот Вашим вполне… Дарклинг снова улыбнулся краешком губ, склонив голову набок. Кристина углядела в его жесте беззлобную насмешку. – Хорошо, дай ей имя, если тебе это важно. Девушка нахмурила брови и задумчиво прокрутила в памяти все знакомые клички, которыми нарекали животных у неё дома. Но ни одна из них не подходила грациозной кобыле Дарклинга. Спустя минуту Кристина наконец-то подобрала верное, на её взгляд, имя и сверкнула белозубой улыбкой, взглянув при этом на заклинателя теней. В её глазах засияли голубые искорки и она торжественно произнесла: – Я нарекаю Вашу кобылу – Ночью! – Кристина попыталась придать своему голосу важности, что вызвало у Дарклинга мягкую полуулыбку, которая отозвалась волной приятного тепла в груди юной ведьмы. – Прекрасно, теперь, когда мы определились с именем, можем ехать? – спросил Дарклинг, с ноткой веселья в голосе. – Раз Ночь – наш будущий друг, мы просто обязаны спросить у неё разрешения! – девушка наклонилась к лошадиной морде и, когда та кивнула, тряхнув блестящей гривой, Кристина повернулась к Дарклингу и заговорщически прошептала: – Ночь говорит, что будет рада доставить нас в Ос-Альту прямо сейчас! Гриш рассмеялся мягким бархатистым смехом и произнёс: – Что ж, благодаря тебе, Кристина, я теперь знаю, как заводить друзей.***
Как и предсказывал Дарклинг в Ос-Альту они добрались поздним вечером. Город встретил их роскошными аллеями, фонтанами и богатыми домами. Пока они проезжали мимо городского рынка, Кристина с упоением вдыхала ароматы специй и пряностей. Дорога, мощенная камнем, вела их всё выше, пока девушка не заприметила ворота из чистого золота, помеченные символом Равки – двуглавым орлом. Глаза Кристины распахнулись шире, и она даже приподнялась на лошади, после чего услышала спокойное замечание своего спутника: – Смотри не выпади из седла. – Не беспокойтесь – не выпаду, а если и начну падать – сразу же вцеплюсь в Вашу спину! – Кристина попыталась придать своему голосу серьезное звучание, но получилось плохо, и она едва не рассмеялась. – И тебе не будет жалко мою спину? – сказал Дарклинг с притворным удивлением в голосе. – Разве что чуть-чуть. Гриш хмыкнул и повернулся к ней, глядя на неё с лёгким укором, Кристина только приподняла одну бровь и невольно рассмеялась. Если бы девушка не обратила внимания на приподнятые уголки его губ, то она бы подумала, что он в самом деле рассержен. Когда громадные ворота распахнулись, и они оказались внутри, Кристина не смогла подавить поражённый вздох. Она показалась себе насекомым на фоне громоздкого дворца. Массивные окна, украшенные настоящим золотом сияли в опустившихся сумерках так сильно, что в глазах начало рябить. Статуи, надменно глядящие в её сторону, казалось, за что-то осуждали её, и девушке не очень хотелось задерживать на них свой взгляд… – Тебе нравится? – Он такой большой, что я кажусь себе кем-то вроде насекомого! – Дворец отстроили около сорока лет назад… Царь приветствовал большие размеры во всём, – слова Дарклинга прозвучали пренебрежительно. Кристина услышала в его голосе явную насмешку, по которой стало понятно, что дворец генералу не по вкусу. «Тут я могу его понять» – пронеслось в голове у девушки. Прошло достаточно времени, прежде чем они оказались напротив другого, отличного от царского дворца здания, при виде которого глаза Кристины наполнились неподдельным восторгом, и когда девушка обернулась в сторону Дарклинга, увидела, что его взгляд был направлен прямо на неё, будто он следил за реакцией девушки. – Мне нравится… – она тепло улыбнулась и посмотрела ему в глаза, поборов смущение. – Я рад, – голос прозвучал ровно и почти отрешенно, однако девушка разглядела тёплый огонёк в его серых глазах. Кристине на ум пришла догадка, и она тут же её озвучила: – Это ведь Вы построили? – Да, – он посмотрел на здание, напоминающее сказочный терем, с золотыми куполами и деревянными стенами. Подобравшись ближе, было видно, что дворец был украшен резьбой из птиц, цветов и магических животных. Девушке показалось, что она оказалась в одной из маминых сказок, и оттого в груди у неё защемило от светлой тоски, а в уголках глаз защипало… – Добро пожаловать в Малый Дворец, – произнёс Дарклинг, глядя на потрясëнную Кристину. – Теперь это твой новый дом. От этой фразы по телу девушки прошлась волна приятного тепла, и Кристина не сразу обратила внимание на слугу в чёрном, подошедшего к ним, чтобы взять лошадь под уздцы. Затем им навстречу вышла темноволосая молодая женщина невысокого роста в белом кафтане. На вид ей было лет двадцать семь. Когда Дарклинг и Кристина подошли ближе, на лице женщины расцвела почтенная улыбка, и она низко поклонилась, опустив взгляд ореховых глаз на землю. – Приветствую, мой суверенный, – её голос прозвучал с благоговейным трепетом. – Милена, предоставь девочке всё, что потребуется, и пусть растопят баню. – Желаете отужинать? – Да, подайте в мои покои. – Его Величество ожидает Вас в тронном зале завтра утром. – Хорошо, это всё? – Да, мой суверенный, - пролепетала Милена, слегка наклонив голову. – Тогда можете идти, – Дарклинг развернулся и отошел к другому слуге, отдавая ему какие-то поручения. От наблюдения за Дарклингом Кристину отвлёк голос Милены: – Ну! Чего стоишь? Давай-давай, пойдём! Когда Кристина с Миленой преодолели огромный коридор и оказались напротив длинной лестницы с резными перилами, женщина наконец-то повернулась к девушке, чтобы спросить: – Как тебя зовут? – её голос раздался эхом со всех сторон. – Кристина… Кристина Белова, сударыня. – И сколько тебе лет? – Четырнадцать, – ответила девушка. – Хорошо, сейчас я отведу тебя в твою комнату, ты должна будешь отмыться с дороги, а затем переоденешься в чистую одежду и поешь. Святые, не терплю на детях эти лохмотья! Они поднялись на второй этаж и прошли по длинному коридору, покрытому узорчатым ковром, завернули за угол и дошли до конца коридора, который казался Кристине нескончаемым. Милена открыла деревянную дверь и впустила девушку в комнату. Помещение, в котором Кристина оказалась было освещено свечами. Комната была небольших размеров, но достаточно просторная с большим окном посередине. Кровать была заправлена чистыми простынями, на ней же лежала ночная одежда. Рядом стояла прикроватная тумбочка из красного дуба. Напротив висело зеркало в полный рост с рамой, украшенной резьбой с причудливыми узорами цветов. Около двери стоял деревянный шкаф. От внимания Кристины не ускользнул стоящий посередине комнаты таз, наполненный водой. – Не стой в проходе, девочка! Не трать время и раздевайся, – прозвучал сзади резкий, но беззлобный голос Милены. Кристина неуверенно подошла к тазику, и заодно оказалась напротив зеркала. Ей было неловко раздеваться при женщине, с которой она знакома от силы двадцать минут. Однако она чувствовала себя слишком грязной и уставшей, чтобы попросить её выйти или хотя бы отвернуться, поэтому просто стянула с себя то, что Милена назвала лохмотьями, а после прохладный воздух, исходящий из окна, заставил её кожу покрыться мурашками. – Святые угодники! Что же это такое? Бедный ребёнок! Тебя что – били? Какие у тебя синяки на спине! Я утром позову к тебе целителя. И какая же ты тощая! Кристина тут же погрузилась в теплую воду, и обняла свои ноги руками. – Так, ты пока вымойся, а я вернусь через пятнадцать минут, – торопливо произнесла Милена, посмотрев на Кристину с молчаливым сочувствием. Как только дверь за женщиной закрылась, девушка ощутила, как слёзы скопились в уголках глаз и дышать стало труднее. Лёгкие горели, и осознание произошедшего больно ударило в грудь, и сдерживаемые всё это время рыдания вырвались наружу. Она плакала взахлёб, совершенно не задумываясь, что Милена, когда вернëтся, увидит её опухшее лицо и красные от слëз глаза. Ей казалось, что это всё какой-то сон, и стоит ей лечь на кровать, она проснëтся не в стенах Малого Дворца, а у себя дома в деревне. Её матушка придёт, чтобы поцеловать её в щёку и скажет, что завтрак на столе. Кристина же взахлеб станет рассказывать ей о своём странном сне…***
Когда Милена вернулась с подносом, от которого аппетитно пахло свежим хлебом с отрубями и горячим куриным супом, девушка всё ещё сидела в тазу с мокрыми от слёз щеками. Когда же она подняла глаза на вошедшую женщину, та невольно вздрогнула и проговорила: – Кристина, ну что ты… Перестань! – она аккуратно поставила поднос на тумбу и продолжила: – Тебе несказанно повезло, что ты здесь! Судьба подарила тебе такую возможность! Ты можешь стать сильной, никто тебя больше не обидит, – Милена кивнула, как бы указывая на спину девушки. – Здесь столько возможностей, а ты всё сопли утираешь! Давай-ка не глупи, а собери лучше волю в кулак! – слова молодой женщины звучали резко, но от Кристины не ускользнула и скрытая теплота в её голосе, отчего на душе стало чуть спокойней и плечи перестали вздрагивать… Сидя в чистой сорочке, Кристина впервые за долгое время засмотрелась на своё отражение в зеркале: она и вправду была тощей, словно ветка неокрепшего дерева. Ночнушка едва держалась на острых плечах и, казалось, вот-вот с них спадëт. Её бледное осунувшееся лицо обрамляли едва волнистые, почти прямые пряди слегка растрëпанных золотисто-рыжих волос, в сумраке спальни казавшихся светло медными, сейчас придававших ей болезненность ввиду контраста с бледной кожей. Глаза же раньше блестящие, светящиеся теперь напоминали мутную речку. Девушка легла в кровать и сжалась в комок. Заснуть Кристине удалось лишь ранним утром, когда солнечные лучи легли на кровать.