I. На прахе малина слаще.

              — «Попаданчество — отстой!» — обижено подумала я, заполняя под диктовку матери новые медицинские карты. Даже если меня узнали и ожидают какого—то контакта, то я вынуждена искать поддержки со стороны и увиливать от прямого диалога. Это я тут, среди деревни и палаточного лагеря, свой умненький ребенок и любая странность если уж не списывается, то принимает с положительной стороны, тогда как эти, приезжие, со своей объективной стороны судят все сомнительные моменты.       Мать рядом начала стандартный осмотр со стетоскопом, прослушивая подростков, а затем поводила своими светящимися ручками по плечам и собирала только известные ей пункты информации.       Коноха не могла обломаться и прислать слабеньких ниндзя, учитывая то, куда их закинуло задание. Куса, пускай и была вынужденным союзником Листа, но все еще участвовала в конфликте с западными соседями. Граница тут спорная, больше принадлежащая тройственному союзу, если помнить о Стране Ветра, наверняка проигравшей своему извечному противнику. Азиатские арабы хитрят не хуже легендарных Масонов из Европы/Америки, только с той лишь разницей, что выгоду ищут не ради власти во всем мире, — хотя сильнейшие и гордые ниндзя невольно метят путь в статус Бог Шиноби, — а уютное место под солнцем, хотя бархатные пески имеет должное наличие адского тепла небесного светила. Великая Пустыня состоит из огромного числа солончаков, горных гряд и нереально красивых, судя по материнским рассказам, каньонов. Воды там мало, и горы не позволяют сырому воздуху с Океана Нанмен долететь до измученных засухой земель, а самум не сходит еще долгое время из—за густой растительности с другой половины страны. Там все население, как в печке коптиться, от того Гаруда, даже со своим житием в дождливой и травянистой странах, не смогла избавиться от хорошего загара, не то что бы он ей не шел.       Так вот, чуунины нам достались здоровые. Относительно, конечно же, ибо никогда не один человек реально и максимально здоровым по всем критериям не будет, но молодцы были крепки и свежи, чтобы иметь возможность почти сразу же отправиться в сражения.       На заполненные листы легли пометки анамнеза и отдельно шли справки с врачебными рекомендациями. Даже если маман по политическим соображением отказывалась сотрудничать со Стороной Огня, это не уменьшало ее долга врача перед пациентами. Про Гиппократа тут отродясь не слышали, но другой Легенды вполне хватало, чтобы ирьенины стремились к этическому абсолюту. И суть задание разузнать было не возможно.       Холодный пот потек по лопаткам, стоило Генме подмигнуть мне, пока блондинка искала среди разного рода листов и папок импровизированную печать местной администрации. «Что ж», — думала я, с непробиваемой миной усталости выдавая в руки подростка чужие рекомендации, — «никогда себя не считала такой же ослепительной блондинкой, как Дженнифер Лоуренс, но такое внимание льстит!» — чужое внимание к скромной персоне малолетней медички *слэш* санитарки не прельщало должным образом, но хотелось верить, что этот здоровый лоб интересной внешности не будет приставать с сексуальном подтекстом к малолетке. Собственно, не то было воспитание у подрастающего поколения листа, чтобы всякие шастали с сомнительными шалостями и горячими руками по бабам. Вообще, судя по достаточно ярким синякам и влажным мешкам под глазами, эти дети не так давно вернулись с предыдущей миссии, накал страстей войны не позволяет отдохнуть должным образом, да и жизнь шиноби не прельщает разнообразием культурного отдыха. Малолеток к бабам посылают, а потом эти же сироты остаются один на один с продажной или доступной женщиной с нелюбимым ребенком и лишними чувствами.       «Обидно, да?» — думала я невеселые мысли, разглядывая ссутуленные спины и напряженные плечи. Они устали. Просто устали. В моем мире они бы отдыхали за школой, ходили на игровые турниры и кино, приглашали бы девочек в кафе и гадали бы куда поступить. Тут такого не будет, и мне было искренне жаль, что они не будут иметь другой возможности прожить свою молодость. И такие же критерии ждут меня в недалеком будущем.       Отправляя интересную кампанию на выход, Гаруда только покривила губы, но ничего не стала комментировать, помня о такой особенности чужих воинов, как усиление слуха. Сама же стала наблюдать за чужим поведением: вот окаа—сан разогревает ладони, потирая ладони друг о друга, а затем устало трет щеки, прикрывая веки; следом воздух пронзает усталый вздох утомления, будто бы осмотр в пятнадцать минут мог выбить из молодой женщины все силы. Ее фиолетовые глаза медленно скользят по мои рукам, сложенных кистями друг на друга. Рукав белого халата чуть примялся, но даже так завернутая ткань не была запачкана ни ручной, ни серым грифелем карандаша. От нас одинаково пахнет травами и лекарственными реагентами, поэтому какой—то специфической особенности, вне профессиональной издержки среди нашего образа, нет. Когда ее взгляд достигает моего лица, ее усталость медленно сходит, уступая место материнской нежности.       — Знаешь, кто это был? — мой интерес должен быть естественной реакцией на незнакомцев, но коноховских ниндзя в этом лагере было достаточно, чтобы я имела мало мальские представления о чужом хетайате       — Солдатня из Листа? — пожимаю плечами, не зная, что ответить дополнительно. Вообще, по известной причине, я—то знала о наших гостях много и даже больше, но выносить такие сведенья в массы не планировала. Тзинч тот еще гений, однако сомневаюсь, что он одобрил бы такой мув, не имеющий под собой хоть какую—то основу. Слишком мало сил имею за плечами, а вокруг меня все люди дорогие, как в прямом, так и в переносном смысле. Терять кого—то по молодецкой глупости и по собственному недоразумению не хочу. Хочу силу иметь, чтобы мама не переживала отправлять на миссии, а остальное — стерпится, слюбится.       — Да. — подтвердила логичную догадку мама, протягивая руки ко мне через всю столешницу, чтобы перехватить в тепло собственных ладоней мои кисти. Некогда грубая от частого использования оружия и техник кожа заметно смягчилась, — все же за плечами двое маленьких детей, требующих непосредственного внимания, — и от нее веяло небольшим жаром. Любовный и заботливый жест расслаблял, но не настолько, чтобы на рабочем месте предаваться домашней дреме. — Будь осторожна с ними. — быть может она не хотела, чтобы ее голос звучал так взволновано и обеспокоено, но все же ее телесного контроля не хватило, чтобы успокоить саму себя и не выдать собственного негативного чувства.       — Да, буду. — в этот раз наши желания совпадали. Врать нужды не было, да и не хотелось огорчать блондинку. которая так сильно переживает за меня. — Они что—то выкинули, а я не заметила?       — Мальчик тебе подмигнул. — пояснила Гаруда.       И вот как быть? Моему сознанию мужчины интересны с эстетической точки зрения и из желания потребностей в заботе, чем в эротическом плане, по этой причине чужой знак внимание польстил, вот только думать в этом ключе дальше не решалась. Тут скорее чужой чунин пытался намекнуть, что видел меня и помнит обо мне. Естественно, учитывая, что с момента инцидента прошли всего сутки, возможно даже меньше. И Гаруда здесь тоже все поняла и смекнула, что пацан пытался что—то свое провернуть, но баланс сил не был в пользу последнего. Сразу перед глазами всплыла визуальная мысль о пирамиде сил. Иной раз генинам просто выдавали звание повыше, чтобы поскорее пополнить человеческий ресурс на бойне, вполне вероятно, что и вся команда Чоузы была повышена для галочки, от того и мастерства малышне не хватало, чтобы соответствовать написанной на бумажке военному статусу. Но то лишь догадки.       — Подмигнул и подмигнул. — пожала плечами, не поспевая за чужим анализом. — Мне все равно.       — Чудесно. — куда больше оживилась светловолосая, убирая руки к себе. Сейчас должен был подойти другой пациент.       — Не чудесно! — разразилась я тирадой, стоило оказаться одной.       Долгие часы работы остались позади, хотя солнце еще не успело сеть. К обеду число пациентом сравнялась с нулевым показателем, поэтому матушка отправила меня домой на покушать и отдохнуть. Ночная нервотрепка не могла так сильно отразиться на моем взрослом сознании, но детское тело не могло перенести долгие и выматывающие будни без надлежащего отдыха. Хватает и того, что в угоду своему желанию отказалась от обеденного сна. Мелкие вон, спят и видят десятые сны, а затем носятся с шилом в жопе по селу. Дети как раз спали, когда я подошла к началу третьего часа дня. Дома из взрослых был только Ро, зашедшего перекусить перед отправкой на новое задание.       Поздоровались, поговорили, понежничались, как родитель с ребенком, а затем разошлись по своим делам: отец к матери, сразу же отправляясь в дальнейшее странствие, я — к Кэори—сан.       Вопрос дальнейшего обучения стоял достаточно остро, и не то, чтобы меня допускали к непосредственной работе с фуин, но и не запрещали тихо и спокойно наблюдать за работой мастера. Бывали, конечно, случаи, когда какая—то часть методики работы становилась под гриф секретности и меня вытуривали из комнаты на другое дело, но я относилась с соответствующим пониманием. Местные кланы собирают техники в архивы десятилетиями, если не столетиями, лишь бы дать собственным детям больше шансов на выживание, а тут такая я, откровенно чужая, навязываюсь на патронаж. Кэори не была плохой женщиной, да и сдавалось мне, что в случае непредвиденной ситуации забрала бы меня с Сашей к себе под крыло, как и моя мама — Карин, но она достаточно трепетно относилась к наследию крови. Демагогий по поводу национальной дискриминаций не устраивала, но очень старалась сохранить собственную культуру и передать ее дочери, которая еще не понимала всей важности данного нюанса. Гаруда не спешила делиться своей песчаной половинкой, достаточно четко разделяя жизнь «до» и «после». Найденный мной железный пласт с печатью для нее значился случайностью, тогда как я уже пыталась рассчитать на такие вкусные плюшки, как тессендзюцу и техники стихии ветра. Тот минимум, что я получаю, слишком мал для тех высот, что окружают меня. С другой стороны — уже многое могу и умею, в отличии от других детей — ниндзя. Может уже есть уровень клановых детей, но представления для оценки не являются возможными.       По пыльной дороге шел наш кот. Каки очень удачно слинял на рассвете, так что он пропустил долгие причитания матери о таком интересном подарке на пороге, зато Ро—сенсей услышал про себя много нового, потому что не убрал с утра птичий трупик. И отговорки, что он, — «уставший мужчина, между прочим!» — как тогда он выражался, не действовали на блондинку, излишне пекущуюся о санитарии для маленьких детей. Рыжая животинка в пару прыжков преодолело разделяющее нас расстояние и настойчиво просилось в руки.        — За тобой следят. — промурлыкал котик, когда я поднесла его ближе к шее, на которую тот водрузил небольшую голову.       Догадки о том кто и зачем следит за мной сходились лишь на четырех персонах, посетивших лазарет этим утром. Сомневаюсь, что мальчишки не доложили своему капитану о странном, — во всех смыслах странном! — ребенке, с ничего убежавшим к себе в поселок. Чоуза на осмотре парней выглядел сдержанным и молчаливым, даже как—то добродушно, хотя не очень хороший момент в манге, когда Наруто стащил свиток с техниками для Мизуки, проявил жестокую часть его натуры. «Убьем Лисеныша!» — кажется, это была как раз—таки его цитата. Вот только рыжий толстяк не догадывался или игнорировал тот факт, что единственный на весь аул блондин является сыном Четвертого. В общем, что стоит этому борову проследить за мной для кражи или убийства? Ничего! Вот только это «ничего» очень даже важно для меня. Это я тут одна такая русская на всю псевдо японскую страну. Такому единичному представителю резервацию бы. А что? Было бы очень удобно, да и я бы с удовольствием посидела дома в четырех стенах на персональной земле, вот только приключения очень даже манили вытащить голову из песка и посмотреть на все чудеса лично и непосредственно на месте. А для этого нужны знания и знания полезные, а не те мои жалкие строчки, именуемые высшим образованием.       Кот избегал общество только затем, что рыжая госпожа не терпит животных в доме, пускай и таких свободолюбивых, но исходя из ее поведения следовало делать выводы, что ее нелюбовь связана с вполне обоснованным скептицизмом о призывах. Знала ли она о том, кем на самом деле является Каки? — вопрос спорный, учитывая то, что сам рыжий вредина ни разу не палился перед другими людьми, а если и делал что—то выходящие за рамки поведения простой скотины, то стремительно притворялся бестолковым и чудным дебилом и сбегал. Быть может я являюсь тем единственным двуногим, которому он позволил показать настоящего себя. В чудо хотелось верить, даже если оно не вязалось с реальность, хотя та тоже сильно чудила. Самец легко извернулся из теплых рук и спрыгнул на припыленную дорогу, уходя в ближайшие кусты, демонстрируя вальяжную походку.       — Здравствуйте, Кэори—сан! — восклицаю, стоит чуть отворить выдвижную дверь такого же маленького дома. На лице в поте лица трудится чужой ребенок, собирая скошенные стебли травы в отдельные кучки. Карин была слишком мала для нормальной работы с граблями, все же те были чуть ли не в два раза больше нее, но охочая до признания девочка стоически молчит о неудобстве и усердно выполняет задание от мамы. Было в этом поведении что—то трогательное и правильное, что—то, что присуще только Карин и Кэори, которые держали в своей собственной семье традиции далекого острова.        Не так далеко от входной двери слышны неспешные шаги хозяйки, пока перед порогом не появляется рыжая кудесница, вытирающая свои руки от влаги махровым полотенцем. Статная фигура с покатыми плечами выглядит несколько утомленной, но мы обе знали, что женщина по личным убеждениям ни когда не огласит хоть кому—то собственную слабость.        — Ты сегодня рано. — констатирует она, кивая на мой скромный поклон, — Иди в зал. Я сейчас подойду.        С чужого позволения проскальзываю дальше. в глубь дома, пока не захожу в знакомую мне комнату. Зал заставлен сервантами и витринами с разного рода склянками, реагентами, свитками и книгами — все как обычно, даже как—то уютно и сравнимо с нашим лазаретом, по известной причине нутро шкафов которого разниться от профессиональных издержек. Обучение все еще шло семимильными шагами: чистокровная Узумаки делала простую работу у меня перед глазами, а я, чаще всего молча, записывала свои наблюдения и вела логику показаний, иногда делясь своими мыслями и теориями с невольным учителем. Вообще, я обожала такие моменты, когда законы физики и информатики Земли пересекались с законами мира «НАРУТО», и такие неожиданные результаты и предположения, выходящие в ходе длительного и рассудительного монолога, заставляли мастера по новому смотреть на испещренный кадзи пергамент или меня, усмехаясь нервной улыбкой. Вот что животворящий двоичный код и закон сохранения энергии с людьми делает!       Сама по себе наука фуина не была настолько сложной, как кажется на первый взгляд. Понятное дело, что японский и русский алфавит разительно отличаются, но сама суть передачи свойств довольно проста — нужное значение слов передает определенного рода характеристику на предмет. Тут воды чистый символизм, и то, что я или Кэори подразумевает в кадзи или в целом слове, то и получалось, в теории, по итогу. А дальше обнаружилась такая причуда, как частота одного или того же символа в строке или ряду, но здесь уже помогла информатика.       Стоило еще учитывать при работе с текстом, что определенная последовательность кадзи могла, — и обязательно это делала! — создать вообще другой эффект, но чаще всего такие частоты служили для укрепления структуры колдовства. В свое время я не преминула сообщить о своей догадке старшей, как та подавилась чаем, который пила. Ей богу, ситуация в один в один походила на ту, что случилась еще в художке, когда преподаватель каллиграфии Никита Румов увидел, как я из железной банки делаю наконечники для перьевых ручек. Благо, что мы оба были любителями выпить, поэтому в запасниках нашего инвентаря было не только пиво, но и острый нож, чтобы в любой момент сменить наконечник инструмента на другой. Чай, к слову, вылетел вперед на пару десятков сантиметров, пачкая в отваре мебель и пол. В общем, доводить невольного учителя своими выходками получалось даже чаще, чем того следовало. Иногда Кэори—сан пыталась удержать в себя руках, тихо ругаясь, что такое юное дарование уходит из—под носа. Конечно ей, как Узумаки, хотелось усесться на два стула, вот только предложенные варианты не могли позволить ей умыкнуть меня из рук мамки. Карин—то девочка, да и она сама женщина возрасте, так что брак отпадал сразу, а Гаруда не хотела передавать в чужой клан свою кровиночку.       Время письменной работы проходило в приятной тишине рабочего процесса, где мы на пару корпели на своих столах по отдельности. Ручки, кисти и карандаши тихо шуршали по бумаге, оставляя после себя на желтой и редкой бумаге черные и серые следы уши. Оборванные куски пергамента все еще оставались рабочими. Свойства сен—чакры оставалась на носителе, по той же причине разбавленная смесь туши или чернил справлялась со своим предназначением в фундзюцу, пока вещества не истощали своей чакры. Можно было конечно зарядить предмет собственной чакры, но такой мув обходился сильнейшим энергетическим истощением и вещь становилась ограниченной в своей собственности, которая переставала работать в чужих руках.       Символы ощущались теплыми, относительно прохладной поверхности. Всякая субстанция, заряженная жизненной энергией, чувствовалась горячей. Ладоням было приятно касаться слов, которые вились змеиный лентой по краям небольшого прямоугольника. Основная кадзи, задававшая весь структур магического контура, имела ту же подпитку от самой бумаги и чернил, однако не работала, потому что я, как изготовитель, не подала исходный заряд. «Прочность» стала работать только тогда, когда я поделилась своей «ян». Лист мялся, но не рвался и не расслаивался на отдельные волокна. Это был хороший и пока единственный удачный эксперимент, уроки которого мне преподали на примере собственных работ, но остальные кадзи и их значение придется учить самостоятельно. На том настаивает Кэори, хваля долгий и кропотливый труд.        Уходя, я только и могла, что думать в сторону своих будущих целей. Надо было попробовать другой язык и алфавит в частности, было бы хорошо, если бы итоговый результат не зависел от изначальных условий целой техники и клановой культуры. Что латиница, что кириллица имели куда меньшее число символов в алфавитах, а английский хорош был в не видоизменяемых словах, в отличии от русского, но последний был богат разнообразием одного и того же синонима к одной вещи или явлению.        — Эм, здравствуй! — неловко поздоровался кто—то за спиной.       Погруженная в раздумья, не сразу отреагировала на чужое приветствие. Да и кто мог поздороваться со мной? Преобладающее большинство жителей была старше сорока лет, а тот молодняк и мои ровесники, если считать возраст земной жизни, не пытался наладить контакт с единственными тремя детьми. Голос незнакомца был молодым, мальчишечьим, очень приятным на равную степень хрипоты и высокой ноты.        — «Подросток». — смекнула я, оборачивая голову к говорившему.       По правую сторону от плеча стоял Генма. Юношеское лицо было склонено вперед, будто бы он пытался заглянуть мне в глаза. Учитывая такую большую разницу в возрасте, он больше угрожающе нависал, чем миролюбиво пытался наладить контакт.        — Привет? — неуверенно ответила, чуть притормаживая. Улица не была людной, но соседи находились в огородах, так что они могли нас увидеть вместе. Когда я одна шла они все поздоровались со мной. Вон, даже торгашка с продуктового выглядывает из—за шторы в окне своего дома.       — Меня зовут Генма.       — Тэка. — сложно удивиться, когда человек перед тобой заочно тебе знаком, тем более, что несправедливый конец чужой жизни глухо задевает обидой. И все же, что ему надо? — Ты что—то хотел?       — Подружиться!       — «Ну, да». — иногда я задумываюсь, вид что ли у меня такой, что все считают дурочкой?