***
— Правда ли наш герцог женится на придорожной шлюхе? — шептались посетители таверны «Спящий Олень» у старины Ролли. Тот молчаливо потирал кружки, прислушиваясь к молве, и упрямо поджимал губу, периодически бросая косые взгляды на молчаливого незнакомца в стороне. — Люди шепчутся, что ее продали ему и привезли из Серебряной Лиги. До чего дошла Империя! Нет чтобы жениться на дочери своего герцога-соседа?! — Придорожная? Ха! — вскрикнул другой, вытерев рот засаленным грязным рукавом. — Я слыхал, что она настоящая ведьма! Эта потаскуха из дома Балфора — ее отцу, как бездомной псине, башку отрезали только с третьего раза, видно, шея жирновата оказалась. Сама она под шумок сбежала в Лигу без гроша в кармане. А вернулась… с сундуками драгоценностей. Вот и делайте выводы… — Все забыли, что эта семейка занималась темной магией. Их баб не раз сжигала на костре инквизиция, а одна ведьма так и вовсе прокляла своего мужа, обратив того в голодного мохнатого зверюгу. Столько народу померло — не пересчитать! Я подумал, может, мамзель эта тоже поколдовала над нашим Единорогом? Не станет же такой благородный человек с принципами брать в жены блудную девку?! Ну ладно бы поиметь ее несколько раз — у знати это в порядке вещей. Черт с ним, сделал бы он ее своей любовницей, но жениться-то надо знатной дамочке. Дочери Гончих вон слывут своей красотой!.. — Да герцог просто позарился на ее сиськи! Обычная шлюха, которую он выловил из сточной канавы. К себе забрал, чтобы постель грела, а он ей за это ещё и золотом платит! — На этот резкий плевок и под гортанный смех толпы пьяниц, обсуждающих последние новости, незнакомец сжал металлическую кружку и злобно посмотрел на последнего пьянчугу, едва державшегося на ногах, решая, сдержаться или нет? Ролли будто понял все раньше него, оттого с его губ соскользнул усталый вздох и просьба уплатить потом счет за материальный ущерб его заведению. Незнакомец был совсем не против.***
Если бы у зла было лицо, то Маргарет определенно назвала бы его воплощением свою невестку. Красивую, очаровательную придворную даму, идеальными манерами и нарядом способную превзойти всех. Эта женщина по праву считается одной самых красивых во всей Империи, и даже вдовствующая герцогиня не может отрицать, как сильно проигрывает олененок-Мария ей во всем. Однако главным достоинством любой девушки Маргарет все еще считает чистоту и непорочность до свадьбы, чем Шира Балфор, по слухам, имевшая полсотни любовников, среди которых были беспринципные наемники и безбожники-маги, не может похвастаться. Для Годрика эта женщина — не более чем мелкое увлечение, желание надкусить лакомый кусочек греховного плода ради возможности разделить с ней ложе на пару томных ночей. А руку… руку ее Годрик не примет никогда. Не станет благородный сын Эдрика брать в жены блудницу, пусть та имеет самый что ни на есть ангельский лик. Маргарет не считает опальную графиню серьезной проблемой — лишь желанием молодого мужчины познать что-то новое в своей жизни. Но герцог Единорог никогда не слыл распутником, пускай у него также было несколько коротких романов, закончившихся расставанием по обоюдному согласию. А его последнюю возлюбленную — личную чародейку императрицы и ее фрейлину — многие считают практикующей темные искусства наследницей своей семьи. Маргарет узнает от Варкаса, что та была очень начитанной с раннего детства, а ее отец тратил немыслимые деньги на образование единственной дочери, из-за чего, по мнению оруженосца Годрика, Шира должна была стать следующей богатой наследницей отца. Должна была, пока все их добро не конфисковала корона, а сам род снова не впал в немилость, несмотря на то, что оба наследника покойного графа уверяли, что их отец не предавал императора Олега и также был обманом втянут в заговор Карлайла. Во всяком случае, до сей поры, зная своего сына, мать мало беспокоилась о его новом романе. Чародейка в личном фаворе у императрицы, как и любимый придворный астролог, без советов которого она не может провести ни дня. Обоих она осыпает всеми возможными милостями и абсолютно не реагирует на ухаживания брата за фрейлиной. Пока та, в свою очередь, одновременно принимает знаки внимания и тут же вновь становится неприступной скалой. Этакая кошка, играющаяся с пойманной мышкой, терзая ее, прежде чем съесть. А Годрик сам не знает, в какой точно момент их взаимная неприязнь плавно перетекла дружбу, затем — в симпатию, а после — уже во влюбленность. Молодой Единорог понятия не имеет, когда эта женщина начала поднимать в его груди целый всполох запретных чувств. Фрейлина-кокетка… Годрик чуть приподнимает уголки губ, провожая взглядом не сестру, но ее придворную даму, в то время как она даже лишнего раза на него не посмотрит и не обмолвится с ним хотя бы словечком. Во имя Эльрата! Когда он считал ее угрозой сестре, они больше грызлись, а теперь они неравнодушны друг к другу, и Шира специально игнорирует его. Лишь вежливо склоняется в реверансе, если днем уготовано судьбой случайно пересечься. Но однажды, всего на краткий миг, Годрик все-таки замечает, как во время молитвы она подмигивает ему. Без слов, без лишних намеков, заставляя снова думать: «Может, почудилось?» Наконец эти терзания замечает сама Маргарет, когда Годрик расплывается в доброй улыбке впервые после долгих недель хмурости, читая чье-то письмо и долго не замечая шумное присутствие матери. Она тенью встает позади сына, держа в руках молитвенник и старые четки, и перекатывает бусины между пальцами. А Годрик все светится и светится, как ярчайшее солнце, и захлебывается в собственных чувствах, придерживая большим пальцем белую розу на расписанной бумаге. Его стол завален различными документами, чего ранее никогда не было, а он все откладывает дела на потом ради переписок с этой женщиной. Любовный недуг слишком затягивается, потому вскоре он признается себе, что влюбился по уши, как глупый мальчишка. Причем так же глупо улыбается этой мысли. Вот только дама его сердца продолжает весьма изощренно издеваться над ним несколько месяцев, только подпитывая распаляющееся чувство. Шира все цветет и цветет, подобно настоящему редкому цветку. Такую женщину желают запечатлеть художники на своих полотнах — и графиня несколько раз позировала некоторым в образах обольстительных чаровниц и скромнейших голубок. Поэты готовы воспевать оды ее красоте. Сам Годрик, не являясь никем из перечисленных, не знает, чем еще можно привлечь внимание требовательной женщины, учитывая свою несклонность к прекрасному. Дальше вежливого приветствия разговоры у них редко заходят, даже когда Фиона гостит в родном герцогстве в окружении любимой свиты, да и то это происходит лишь в том случае, если брат решит навестить свою сестру в ее покоях. Шира поздоровается с герцогом, как того требует приличие, но в его сторону даже не взглянет. Впрочем, пару-тройку раз им удается тайком провести время в тайном саду, обмениваясь шутками, любезностями и маленькими записочками. Годрику даже удается оставить на нежной щеке невинный поцелуй, разумеется, с разрешения Ширы. Но его подарки она не принимает — всегда отсылает обратно, заявив однажды, что не хочет, чтобы о ней пошли грязные слухи. После чего снова становится холодной незнакомкой. Изощренное издевательство. Мать Годрика быстро соображает, в чем дело: соотносит поведение ведьмы и любовные метания дорогого сына и понимает, что фрейлина Фионы, зная о нраве герцога, заманивает его в свою ловушку и играет на крупную ставку. Но она точно не позволит этой тщеславной гордячке с красивеньким личиком навредить своей семье, и в особенности Годрику. Потому Маргарет вылавливает ее в пустом коридоре Йорвика, когда та несет шкатулку с украшениями императрицы. Костлявая рука пожилой женщины резко обхватывает запястье чародейки, так что Шира вздрагивает и дергается в сторону, пока не видит знакомое лицо. Тень удивления ложится на ее лик, спадая сразу после небольшого вежливого реверанса-приветствия в сторону матери герцога. — Миледи? В утреннем тумане она действительно кажется чем-то невероятным. Возможно, благодаря должному шарму и умению использовать привлекательность подобно оружию, даже ее сын не смог воспротивиться буре, которую эта ведьма поднимает в нем. Вежливый тон не дает обмануться Маргарет — для нее эта личность остается лишь оберткой с безграничной тьмой внутри, и Годрику точно не стоит лезть в этот ургашевский омут. Для нее Шира — искусительница, хуже суккубы в человеческом обличье, пытающаяся всеми возможными силами заполучить то, что ей не принадлежит. Ужасная ведьма, способная разломать, извратить душу — такую на костер надобно, а не любовью засыпать. — Боги правда наградили тебя красотой. — Не комплимент, Шира понимает это, приняв презрение вдовствующей герцогини. — Полагаю, за этой красотой скрывается великое тщеславие. Но он не любит тебя. Годрик ослеплен страстью, такое часто испытывают мужчины ко всему новому, но, когда ему надоест, то он оставит тебя ради поистине добродетельной женщины. Потому не лелей глупые мечты: тебе никогда не занять место герцогини Единорог. Ты всего лишь развлечение. Пустышка. Утоление плотских утех — называй как тебе захочется. Годрик наиграется в эти игры, ему надоест. — Мои надежды и мечты Вас не касаются! — С нажимом говорит Шира, не собираясь уступать. — В точности как и мои дальнейшие планы, а входит в них лорд Годрик или нет… хм, полагаю, это уже мое дело. Скорее всего, Шире хочется напоследок выплюнуть в лицо этой старой карге, что мужчины за ложе с ней платили большую цену, однако это так и останется с ней. Развернувшись на каблуках, чаровница удаляется за угол, оставляя после себя сильный аромат чертополоха. Если Маргарет желает лично бросить эту девицу в руки правосудия или, на худой конец, в дыру, из которой та выползла, то Шира, напротив, хочет посмеяться над ней. Что ж?.. Прикрывая глаза и склоняясь в четвертый раз за день перед Эльратом в молитве, Марагарет все же надеется на милость своего Бога. Она одними губами шепчет одну молитву за другой до глубокой ночи, сцепив пальцы в прочнейший замок, молится, лишь бы праведный свет ослепил всех недоброжелателей семьи; всех, у кого есть корыстные помыслы и злые намерения. Никогда Дракон Света не оставит своего преданного слугу, пусть тот еще очень молод — Маргарет знает это, но, сжав зубы до омерзительного скрежета, наблюдает за страстными танцами любимого сына с алчной сиреной. Опасная грация; каждый шаг Ширы выражает готовность к нападению, пока она танцует в откровенном расшитом бисером красном платье без рукавов с глубоким декольте. Кружится вороном над герцогом, используя все известные средства соблазнения, которым она наверняка обучилась у безбожников, и Годрик ловит ее за руки, прижимая к телу непозволительно близко. Почти целует, едва касаясь кремовой кожи, прикасаясь щекой к щеке. Слишком интимно, слишком откровенно, слишком страстно, даже грешно. Вне сомнения — блудница. Годрик горячей ладонью касается открытой части спины, хватает за талию, но смотрит только в эти дьявольские глаза, полные огня Шио. И чуть не целует ее на виду у всех, когда она совершает хорошо продуманный прыжок ему на руки в самом конце танца и позволяет ладоням герцога скользить по ее оголенному бедру, случайно задрав пышное платье. На краткое мгновение, перед тем, как Фиона начинает аплодировать, чудится, будто Годрик после этого непотребного концерта в самом деле сейчас уведет эту женщину за угол. Но спустя еще какое-то время он даже танцует с Марией, не испытывая при этом больше никакого удовольствия, ведь партнерша не обладает той пылкостью, способной завести мужчину. Шира же, напротив, кажется, начинает обхаживать графа, несмотря на то, что тот вполне скромен. «Шлюха есть шлюха», — не это ли служит доказательством ее похотливости? Заигрывать с бесконечным количеством мужчин, не боясь быть уличенной во флирте. Ни один честный муж не возьмет ее в жены, особенно после того, что она тут вытворила, бесстыдно запрыгнув на герцога Единорога. Пожалуй, ей лучше воспользоваться своим темным колдовством и уползти прочь в змеиное логово. Годрик и Мария едва заканчивают танец, и тот, поклонившись ей, внезапно теряется в толпе гостей, как и ведьма-чертовка. Фиона, выпив третий бокал вина, скрытно улыбается и оправдывает брата тем, что, вероятно, ему захотелось подышать свежим воздухом в садах, где ночная прохлада способна немного отрезвить мысли. Марагарет едва ли верит словам дочери, ну а Годрик…***
— В самом деле, думаю, Вам не стоило сюда приходить. Боюсь, Ваша разлюбезная партнерша из дома Оленя слишком заскучала без Вашего общества. Шира сидит прямо у фонтана, скрывшись от всех за живой изгородью, и окунает пальцы в прохладную воду. Обиженная годриковым безразличием, даже несмотря на то, что обиды как таковой в ее сердце вовсе не было, но только не ревность. В один момент из горячей страстной чуть пышных как в талии, так и в груди форм женщины она, будто под воздействием алхимии, превращается в холодное существо, сотканное изо льда и безразличия. Ей правда нет дела, с кем он там танцевал после нее, и объяснения Годрика ей абсолютно неинтересны. Оттого Шира отвечает грубо и собирается уйти, но, намеренно или все же нет, замедляет шаг, проходя мимо воздыхателя. А Годрик ворчит. Преграждает дорогу, вставая прямо на пути, и объясняется тем, что вежливость и этикет не позволили бы ему отказать даме в каком-то танце и тем самым ее оскорбить. — Мне неинтересны Ваши мотивы, — скупо бросает Шира, обходя Единорога, словно тот перед ней — внезапно появившийся столб. Словно останавливается она лишь потому, что Годрику хватает смелости и даже некой доли наглости без всякой грубости схватить ее за запястье, притянув к себе так близко, что их лица оказываются в паре сантиметров друг от друга. Ревность грызет не хуже гордости, потому Годрик рискует нарваться на хорошую пощечину, которую в свое время отхватил Маркел. Не проронив больше ни звука, Шира так и стоит в некотором оцепенении перед ним в ожидании следующего хода, и, как результат, — одно движение рук, и она без малейшего сопротивления оказывается в его объятиях. Годрик зарывается пальцами в светлые волосы, когда Шира поднимает к нему лицо, позволяя внаглую себя поцеловать. Ее руки скользят по его широким плечам, и Шира сама прижимается к нему, ощущая под колетом сильное тело человека, уже не раз принимавшего участие в битвах и турнирах. — Прошу, будь моей, — шепчет он ей на ухо, касаясь губами виска. Годрик сам не понимает, что в захлестнувших его чувствах признание в любви со стороны вовсе не кажется тем, что он на самом деле имеет в виду. — Я хочу тебя. Не как колдунью, а как женщину. Мою женщину. И он снова целует ее в место, где широкий вырез платья обнажает плечи и шею. Целует ключицы, подбородок, нос — такими невесомыми нежными поцелуями, будто ее целует сам ветерок. Стягивает с волос простенькую диадемку, несколько дорогих шпилек, подаренных Фионой, и кладет их рядом на лавку. В лунном свете густые золотисто-серебряные волосы длинной вуалью окутывают тело Ширы, а он зарывается в них лицом. Только платье Годрик не трогает и лишнего себе не позволяет, на задворках сознания понимая, что в этот вечер они и так перешли все возможные черты. — Вашей? — тихо переспрашивает Шира, выдыхая прямо в губы эти слова и ощущая крепкое кольцо мужских рук вокруг талии. — Я люблю тебя, — бормочет он, негромко застонав от едва сдерживаемой страсти. — Видит Эльрат, для меня ты самая обыкновенная женщина. Мне не нужны твои пророчества, гадания и колдовство. Я человек простой, ничего не смыслящий в магии, зельях, алхимии и прочем. И мне все равно на темное прошлое твоей семьи. Мне нужна только ты. Шира негромко фыркает или усмехается. Он так и не понимает. — Обо мне разное говорят, но я никогда не унижусь настолько, чтобы быть чей-то любовницей, лорд Годрик. — Герцог теряется от произнесенных ею слов. — Даже герцога. Не позволю своим детям быть бастардами. Годрик колеблется, глядя на нее сверху вниз, и пытается хотя бы частично осознать сказанное ею после ранее неверно сформулированных фраз, а затем отвечает, обхватив ладонями ее лицо: — Эльрат! Я даже в мыслях такого не допускал! — Шира хлопает своими дьявольскими в черноте ночи темными глазами и продолжает молчать, словно бы делая вид, что не верит ему. — Я никогда не хотел унизить тебя. Знаю, мы не очень поладили сначала, но, клянусь тебе, что хочу, чтобы ты оставалась такой, какая ты есть. Но важно ещё и то, кто я сам, а я — самый простой человек. Титулованный рыцарь, ничего не смыслящий об иных мирах, чародействе и волшебных кристаллах, но, поверь, я бы никогда не предложил тебе стать моей любовницей! — А у Вас есть для меня какая-то другая роль? — Язвительный язык Ширы одновременно и нравится, и раздражает, особенно теперь, когда Годрик волнуется еще сильнее. — Домашняя чародейка Единорогов? Не советую. Натура у меня темпераментная, к тому же, Ваша невеста не одобрит мою кандидатуру. — Что-то я не помню, чтобы сватался к кому-то. — Мария… — легко срывается с ее губ вместе с томной ухмылочкой и лисьим прищуром. Словно Шира давно обо всем на свете знает. А вот Годрику уже надоело слышать это имя. — С леди Марией я был не более чем вежлив, но рядом с собой хочу видеть другую женщину. Тебя. Я хочу, чтобы ты стала моей женой! — прямо говорит он, и все высокомерие Ширы тут же улетучивается. На это весьма отвратительное предложение Годрик хочет услышать прямолинейный ответ. Да или нет. Шира молчит около минуты, смотря на него как на умалишенного, после приподнимает бровь вверх в удивлении и, заливаясь громким смехом, отворачивается от него, словно бы насмехается над чужими чувствами. Хотя почему словно бы? Нет, Годрик далеко не дурак, пусть влюбленный, но не дурак. Равно как и Шира. Вне сомнения, если раньше — до казни ее отца — мужчины вились вокруг нее, разжигая тщеславие, то того же она хочет от Годрика. Эта женщина знает себе цену, но упорно набивает ее еще больше, заставляя Годрика покачать головой под безудержный хохот и выпустить ее из объятий. По крайней мере, он точно знает, что, помимо всего прочего, Шире он тоже нравится. Всего лишь нравится, а возможно, она не хочет показывать ему свои чувства. Вот только однозначного ответа Шира не дает. — А я Вам не верю, — выпаливает она, прытко подскочив к нему, так что нос Годрика щекочет аромат ее духов. — Убедите меня! Обольстите меня, пишите письма или стихи; я очень люблю стихи! Ну же, восхитите меня не скучными предложениями, а поступками. Годрика томит сладкое волнение. Страшно, сладко — и даже несколько противно от мысли, что, сколько бы он сам за ней не бегал, его возлюбленная, как прыткая лань, устремляется вперед, наслаждаясь погоней охотника. Любовь к ней — не слепа, но сильна. Он знает, что она проницательна и умна, при том обладает многими талантами. Герцог знает — с ней придется считаться, ведь кто, как не Шира, стоящая тенью за спиной императрицы, может знать ходы политических игроков? Однако Годрику нужна она и только она, и все же, если бы Шира ответила ему отказом, то он нашел бы в себе силы отпустить ее руку, стараясь больше никогда не смотреть и не провожать графиню влюбленным взглядом. Собственно, герцог знает, что чувства взаимны; конечно, он уверен, что Шире просто нравится, когда ухажеры толпами бегают за ней, а потому потакает ей, втайне надеясь, что в эту игру не придется играть слишком долго. — Боюсь, миледи, я солдат, а не поэт. — Годрик улыбается, положив руки ей на талию. Шира снова нисколько не против. — Стихов не пишу. Вряд ли смог бы оценить возвышенные куплеты, чего уж говорить об их написании, но я могу стать тебе добрым любящим мужем. — А я могу быть верной и кроткой женой. Теперь уже настает очередь Годрика смеяться в голос. Верной — да, но не кроткой. Представить ее смиренной женой — нереальное достижение, к тому же, Шира упирается лбом ему в плечо и подхватывает смех, осознав, какую чепуху сказала только что. — В любом случае, найдите более подходящие слова, чтобы убедить меня, тогда обещаю, я буду добра к Вам. Так чародейка и бросает его, ловко вывернувшись из чужих рук и дав понять, что больше не намерена подставляться под ласковые поцелуи влюбленного мужчины. Уходит медленной походкой, качает бедрами, притягивая к себе взгляд, и вскоре исчезает среди высоких кустов, заставив Годрика до последнего смотреть ей в след. Прохладный ветер отрезвляет разум, опьяненный страстью, и он понимает, что сегодня позволил себе слишком много. Недопустимо много, но, видят Боги, он нисколько об этом не жалеет.***
Маргарет знает, что они продолжают обмениваться письмами. Ожидая чего-то непристойного, однажды она тайком углядывает на столе сына одну из множества любовных записок, которые Шира адресовала Годрику. Женщина хватает записку в руки, отложив томик с молитвами в сторону, подносит ее ближе к ослабевшим от старости глазам и быстро вчитывается в каллиграфические строчки. Увы, ничего грязного, чтобы подтвердить подозрения касательно неблагочестивого воспитания Ширы, она не замечает. Кроме, пожалуй, того, что чародейка в очередной раз отказывает герцогу в каком-то предложении, вместе с тем благодарит за милый кулон. Маргарет вспоминает, как Годрик недавно приглашал ювелира, заказав подвеску в виде серебряной птицы с зеленым изумрудным хвостом и со свистком. «Свистнешь — и я прибегу?» — женщина кривится от отвращения. Не мог ее сын такое написать. «Я подумаю, когда мне лучше позвать благородного Единорога». И размашистая подпись: «Леди Балфор». Разумеется, эта блудница имеет в виду ее сына, а не благородное животное. Послание, пропитанное дорогими духами, вызывает в Маргарет неистовое желание разорвать бумагу в клочья и, наконец, привести Годрика в чувства. Может, он вправду околдован? С того бала прошло всего ничего, а он сделал ей какое-то предложение, заставив встревоженное сердце матери забиться от тревоги еще быстрее, и все же вдова Эдрика отгоняет от себя саму мысль о нежеланном браке сына. Вероятно, речь идет не о священном союзе, ведь так? Но она все равно решает поговорить с сыном, твердо намереваясь вернуть его с небес на землю. Годрик мать внимательно выслушивает, хватает за плечи и спокойно заверяет, что со своими делами он справится как-нибудь сам, а если ему потребуется совет, то он непременно обратится к ней за помощью. Не подтверждает страшную догадку, хотя и не опровергает ее. А летом в императоре Алексе разжигается желание посоревноваться с Годриком и некоторыми своими советниками в стрельбе из арбалета, заключив пари с лучшим другом. Маленький Николас, сидящий на коленях у матери в окружении придворных дам под беседкой, любопытно разглядывает перстни на ее руках, норовя стянуть с пальца один из них. Он заставляет Фиону все время отвлекаться, смеясь над детской забавой юного принца. Маргарет сама умиляется внуку, но рекомендует отдать принца его няньке, поскольку Фиона все больше забывает манеры, предпочитая вместо наблюдения за состязанием супруга баловаться с ребенком, отчего вскоре и сам Алекс присоединяется к ней, отдав победу Годрику, хоть они и шли вничью. Пока гости расходятся кто куда, беседуя друг с другом да наслаждаясь изысканными яствами, к герцогу Единорогу со спины снова подкрадывается его не особо тайная воздыхательница, или все в точности наоборот? Слуги не убирают мишени — вдруг кому-нибудь захочется проверить свою меткость — но Годрик явно больше не горит желанием с кем-либо соревноваться. Однако, прогуливаясь со своими служанками по садовым тропкам, пока Фиона и Алекс воркуют над долгожданным наследником, Маргарет ощущает, как дрожит ее сердце. В отдалении от всех Годрик перезаряжает арбалет, пока Шира наблюдает за его отточенными в академии действиями. Он осторожно, почти нежно передает в женские руки опасное оружие, помогая его правильно обхватить, не навредив себе, прицелиться и выстрелить в цель. По сути своей, он руководит всем сам, лишь поддерживая Ширу, направляя ее. Его дыхание обжигает ее шею. Хотя на виду у всех никто не осмелился бы сделать чего-то, что могло бы скомпрометировать обоих, все же томные взгляды остаются красноречивее всяких слов и дальнейших действий. Годрик убирает за ухо ароматную светлую прядь волос, что так мешает Шире, постоянно попадая в глаза. Маргарет, стоящая не так далеко от них, готова поклясться на алтаре Эльрата, что после этого любезного жеста губы Годрика касаются женской шеи, заставляя Ширу повернуться к герцогу лицом и забыть о намеченной цели. Кончики их носов едва соприкасаются друг с другом, так что, опустив арбалет, Шира что-то осторожно лепечет ему, заставив Годрика подвинуться ближе к ней, чтобы снова помочь настроиться на удачный выстрел. Его руки держат женские ладони вместе с ложем арбалета, избавляя от тяжести боевого смертельного оружия. И все-таки, оглянув быстрым взглядом окружающих, герцог не замечает родную мать, стоящую за одним из шатров, и позволяет себе шепнуть о чем-то сокровенном своей возлюбленной, тихо рассмеявшись вместе с ней, после того, как его палец нажимает на спусковой крючок, и болт пронзает голову соломенного чучела. — Думаю, ты могла бы и меня убить… — Годрик чуть опускает арбалет вниз, не перезаряжая снова. — Только целишься не в голову. — Как раз с головы все начинается, милорд, — осторожно шепчет она, стреляя глазами куда-то в сторону. — Должно быть, это так волнительно: нажать сюда, а после наблюдать за чужими муками. Нет! Она искусительница и дьяволица! Если бы не целая толпа гостей, то он без промедления поцеловал бы ее прямо здесь, ничего не стесняясь. Шира не любовница герцога, не невеста, но, Эльрат!.. Какими чарами она обладает, раз у него так мутнеет рассудок? И почему не могла высмотреть себе в жертвы кого-нибудь иного мужчину? Маргарет рассуждает так, словно Годрик остается все еще невинным ребенком, попавшим в липкую паутину к мерзкой паучихе. Вот только вырвать сына из липких сетей она уже не может, и доводы разума на него не действуют. Но, возможно… — Я всегда считала, что женское очарование и коварство были и будут сильнее любых чар, — озвучивает свои мысли Эвелина, тяжело опускаясь перед невесткой на деревянную скамью в саду. — Если Годрик действительно очарован, то отнюдь не магией. Он просто влюблен. И я не буду в это лезть — он не маленький мальчик, за которым нужно присматривать. Волен сам распоряжаться своей жизнью. — Эта женщина в высшей степени ненадежная! — грозно рявкает Маргарет, отчего у Жрицы брови ползут вверх. — Одному Эльрату известно, что у нее на уме. И никогда ни она, ни ее семья никому не хранили верность — их заботят лишь собственные интересы. К тому же, она не блещет умом. — Тут я могла бы с тобой поспорить. — Эвелина странно улыбается, повертев трость в руке. — Пусть флиртует, мне какое дело? Как я уже сказала, Годрик больше не ребенок, уверена, с делами сердечными сам разберется. — Она балуется темной магией, Эвелина! — Маргарет потрясена спокойствием и равнодушием сестры любимого мужа. — Как и все женщины в ее роду! О каком благословленном союзе может идти речь, если ее мать была бастардом и одновременно приходилась кузиной ее отцу? Они могут только порождать на свет новых маленьких ведьмочек, которые годятся разве что на костер. Никогда она не родит ему сына — законного наследника. Эвелина странно супится. Тщательно обдумывает все мысли о возможном браке племянника, решая как бы, стоит ли в этот раз ей все же вмешаться или позволить судьбе решить все самой. Жрица Света поднимает голову и глядит прямо на позолоченный эльратианский крест в круге на крыше монастыря, будто ища в нем ответ на заданный вопрос. А затем усмехается, правда не желая лезть в любовные страсти. Зная племянника, тот вряд ли позволит помыкать собой. Может, сейчас у них лишь страсть — отрицать она этого тоже не может, впрочем, как бы то ни было, Годрик — человек разума, не чувств. Если же он совершит ошибку, то, несомненно, достойно примет последствия этой связи. Потому, оглядывая цветущий сад, Эвелина думает вовсе не о просьбе Маргарет, а о том, чтобы заставить послушниц более усердно работать. Аптечный огород совсем вон запустили! — Хитрая девочка, — трезво рассуждает Жрица, опираясь на трость, когда встает со скамейки. — Решила прыгнуть выше головы. Посмотрим, получится ли у нее это… Маргарет вспыхивает — ее щеки становятся почти алого оттенка, как витраж позади. Уловив недовольство в чужом голосе, она поднимает глаза. Вдова Эдрика тут же умолкает, заметив гневное выражение лица Эвелины. — Твоя скромность и хваленое послушание делают тебе честь, Маргарет, — едко замечает она, чувствуя, что никак не может избавиться от суровости в своем тоне. — Не подкладывай сыну в постель хромого Олененка. Вряд ли Годрику захочется на супружеском ложе молитвы читать, при всей его добропорядочности. Наслышана я об этой семейке и не спорю, что у девицы есть свои интересы — у кого их нет? Шира Балфор может быть очаровательней всех женщин в Империи, как и за ее пределами, но, если она вправду лгунья, то страсть Годрика быстро пройдет. Или он возвысит ее настолько высоко, насколько может возвысить женщину влюбленный мужчина, имеющий власть. — Неужели ты просто так все это оставишь?! — Эвелина согласно кивает, удаляясь обратно в аббатство. — Клянусь, если ты сейчас уйдешь, то Эльрат тебе этого не простит. Ты можешь закрыть глаза на то, что еретичка войдет в нашу семью и будет рожать, как подзаборная кошка, одних только девок, однако это будет и на твоей совести. — Значит, у него будет целый колчан хорошеньких девиц, — смеется Эвелина, развернувшись к ней снова. — Уж что-что, а девушки у них в роду все прелестные. Кровь эльфов, говорят, сказывается… Дам тебе совет на прощание: не порти с ней отношения; будь терпимой, чтобы ей не захотелось отомстить тебе за твою «любезность». Считай ее шлюхой, подзаборной кошкой, если тебе так хочется, но, ради Эльрата, не говори об этом при Годрике. Поступи мудро — не превращайся во врага любимому сыну. Коль ему действительно будет угодно жениться на ней, оскорблений, даже от собственной матери, он не потерпит. Спорить с ней Маргарет не осмеливается — все-таки Жрица Света, да и не полагается женщине из знатного рода падать в грязь лицом, унижая себя подобными делами. Уходя, она поправляет высокий головной убор с черной вуалью, принимает руку пажа, чтобы забраться обратно в карету, и уезжает обратно в замок. А за ужином, находясь в обществе сына, Маргарет прямо заявляет ему, что никогда он не получит материнского благословения на этот брак, если Годрик все-таки решит жениться на женщине сомнительной репутации, как мягко выражается она. Сам он ей ничего не отвечает. Молчаливо колупает форель, фаршированную луком-пореем, из-за чего Маргарет охватывает ужасное предчувствие неминуемого. Ей кажется, что сейчас она бросится прочь к ближайшему монастырю, где будет умолять на коленях, если потребуется, чтобы священник поколдовал над сыном, сбросив с того чары колдуньи. А саму ведьму она бы лично оттаскала за волосы перед тем, как ее бы прибили к позорному столбу за использование темной магии. Но Годрик не позволит. Тьма за окном каминного зала все больше сгущается, настолько, что может показаться, она могла бы обрести форму. Тусклый желтый свет свеч заставляет тени плясать на тяжелых каменных стенах, когда Годрик откладывает столовые приборы, мгновенно из веселого молодого мужчины превратившись в серьезного лорда. Его суровый голос в этом зале с балками под потолком звучит особенно грубо. Услышав его, Маргарет сразу вспоминает почившего мужа и то, как сильно их первенец всегда походил на отца, когда был не в настроении. Чары уже возникли: он влюблен, и влюблен страстно. Герцог дал клятву и не собирался нарушать ее только потому, что родная мать не одобряет кандидатуру будущей супруги. Теперь он сам строит свое будущее: советуется с теми, чьи советы ценит больше всего; выбирает в жены ту, что приглянулась ему самому. — Только попробуй венчаться с ней тайным браком! Можешь спать с ней на здоровье, пусть она рожает тебе бастардов, но, если ты хоть немного уважаешь память отца и семьи, то не смей опускаться до такой низости, чтобы объявлять ее своей женой в глазах Дракона. — Не будет... — На секунду Маргарет решает, что ошиблась в своих подозрениях, оттого уголки ее губ готовы взлететь вверх, но остаются неподнятыми. — ...никакого тайного брака. А Вы, в свою очередь, больше не будете ее оскорблять, поскольку я сделал предложение и получил согласие. Разрешение на этот союз также получено, а потому мы с леди Балфор официально помолвлены. Она станет моей женой, вне зависимости от того, нравится Вам это или нет. Я выбрал ее. Это первый и последний раз, когда герцог Единорог позволяет себе говорить неучтивым тоном с матерью. Он не извиняется, не желает ей доброй ночи — просто уходит в свои покои. С того самого вечера она понимает, что очень скоро этот прекрасный белый замок — оплот чести, любви и доблести — превратится в очередное змеиное гнездо, в котором от этой мерзкой твари будет порождаться все больше новых змеенышей. По крайней мере, Маргарет, хоть и не показывает это, но остается крайне довольна, что свадьбу Годрик назначил только на конец лета следующего года. К тому времени он вполне бы мог раздумать жениться. Причем удивительным оказался тот факт, что сводному брату ведьмы тоже оказывается не по нутру, что сам герцог ухлестывает за его сестрой, и Колдуэлл, как говорит Варкас, почти на коленях умоляет Годрика оставить затею с женитьбой. Отчего же сэру Колдуэллу не нравится шанс породниться с Единорогами, Маргарет в толк не берет, но хватается за соломинку в надежде спасти семью. Потому договоривается о тайной встрече в маленькой часовне, отправив со служанкой анонимное письмо. А ответом служит бумага без печати и подписи, в которой говорится, что близкий родственник невинной девушки свидетельствовать против нее никогда не станет. Герцогиня сплевывает, прямо при служанке, несколько раз сжимает письмо в руках и отшвыривает в ярости куда-то в угол комнаты, после чего девушка сразу спешит прибраться за миледи, зная, как та ненавидит беспорядок. Точно изворотливая змея — не зря именно эта рептилия с шипастой розой является символом их дома. «Жалит и колет», — таков должен быть девиз, впрочем, настоящий, на самом деле, тоже недалеко ушел. Годрик, наверняка имеющий всю подноготную семейки, продолжает оказывать знаки внимания невесте, пока та последние месяцы дослуживает императрице. Прощальным подарком фрейлине за долгую преданную службу становится платье, окрашенное небывалой алой краской. Такого наряда нет ни у одной из придворных, но Фиона великодушно дарит его своей близкой подруге. Маргарет помнит, как дочь надевала его на вторые именины Николаса, а теперь ей придется видеть в нем Ширу. Очень нехороший знак, означающий, что ведьма сейчас находится на верхушке колеса фортуны, раз сама императрица одаривает ее платьем из своего гардероба. Вообще-то, удача на краткий миг поворачивается и в сторону Маргарет, когда по улицам Империи начинает гулять неведомая зараза, после которой люди падают замертво прямо на улицах. Им с Годриком даже приходится сократить штат слуг, а вот непутевой невесте не везет так, как им с сыном. Женщина тихо, со скромностью покорной дамы ликует, стоит Варкасу принести печальные известия о болезни Ширы Балфор. Словно божественный умысел Эльрата, будто Дракон Света своим золотистым когтем решает прибрать к себе девицу, чтобы та ни в коем случае не стала женой Годрика. Грешно радоваться болезни ближнего, но, видит Дракон, это оправдано. Кое-как мать отговаривает сына от поездки к невесте, но тот все равно отправляет к ней доктора, ночами не спит, беспокоясь о ее здоровье, и достает возможного шурина письмами о состоянии возлюбленной. Как назло, Шира снова выходит победительницей в схватке с недугом, и, узнав об этом, Годрик сразу отправляется к ней. С поцелуями — снова доносит Варкас после. И отвечает она ему не менее страстно. «И впрямь, чего стесняться?! — язвительно думает Маргарет. — Хотя вряд ли ей ведомо, что такое стеснение». Через месяц после чудесного исцеления Ширы от потогонки Годрик непривычно рано заходит к матери, еще до обеда. Оглядывает дам за шитьем, давая понять, что хочет поговорить наедине, и разговор предвещает о неприятном. Маргарет сидит в любимом высоком кресле, покрытом их семейным гербом, а ее волосы покрывает крупный головной убор. Герцогиня машет рукой, и женщины мигом собирают все швейные принадлежности, после чего удаляются в смежную комнату, дабы не мешать разговору. Атмосфера в гостиной накаляется, но Годрик упрямо подбирает слова в голове, думая, как бы лишний раз не довести мать до нервного припадка. — Так что ты хочешь со мной обсудить? — сгорая от нетерпения, Маргарет откладывает пяльце на столик рядом. Годрик смотрит на нее таким виноватым взглядом, что она углядывает в нем мальчишку, когда тот объяснялся перед отцом в проступке. — Надеюсь, император пока никуда не посылает тебя. Годрик кивает головой, присев напротив. Каким-то шестым чувством она сразу понимает, о чем пойдет речь. — Мне бы хотелось, чтобы Вы подготовили комнаты в восточной части замка, — издалека начнает он, хотя по звериным глазам матери сразу понимает, что попытка провалилась. — Эти комнаты принадлежат Фионе — твоей сестре, императрице Грифона! Она бы мне сообщила, что желает навестить нас, только вот я не получала никаких писем. — Фионе до конца лета не будет до нас дела, — спокойно отвечает Годрик. — У нас будет другая гостья. Мне бы хотелось расположить ее там. Позаботьтесь, чтобы там были все необходимые удобства, и чтобы обязательно было тепло. Лекарь рекомендовал оставаться в тепле. — Так, может, твоей гостье следует греться в своем родовом гнезде?! — Герцог закатывает глаза на резкий выпад матери. — Те покои только для Фионы, а не для твоей избранницы. Ей тут до свадьбы делать нечего. Память мне не изменяет, Годрик, Колдуэлл остается ее опекуном за неимением отца-предателя. Не ты. — Фиону можно будет переселить в другие комнаты. А Шира станет моей герцогиней. — Это обстоятельство не дает ей право занять покои моей дочери. Кого я вырастила, сын мой?! Эта женщина обращается с тобой как с личным верблюдом! А я, видимо, была слишком добра, когда растила тебя; отдавала всю себя, чтобы однажды мой сын привел в дом темную колдунью, потому что он не понимает хорошего обхождения! Нет! Ты решил выбрать не ту, что встретит тебя после долгого похода, не ту, что будет почитать и уважать своего мужа. Ты решил избрать себе бесстыжую еретичку, демонстрирующую свои прелести, наверняка, не перед одним мужчиной! Ту, что будет топтать тебя ногами, как какой-то ковер! Если бы я вела себя так, то твой покойный отец никогда бы на мне не женился. — Довольно. Хватит уже говорить нам об одном и том же. Все уже решено, и моя невеста приедет в Йорвик к концу недели. К тому времени я, как Ваш сын, прошу проявить к ней снисхождение и исполнить мою волю касательно комнат. — Привыкший к недовольству матери Годрик встает на ноги, отвечая ей все тем же привычно сухим тоном. — Познакомьтесь с ней, когда она прибудет сюда. Может, она немного избалована, но довольна мила и приветлива. Я надеюсь, со временем Вы полюбите ее. Ведь именно Шира станет матерью моих детей и будущего герцога. Дважды повторять не приходится, хоть Маргарет до последнего отстаивает комнаты, принадлежавшие дочери. Хочется из принципа обставить их скромно и скудно, но дамы тут же тревожатся: они тщательно проверяют качество имеющегося постельного белья и особенно кувшина и тазика для умывания, которые следует поставить в комнате гостьи. Несомненно, Годрик выделяет приличную сумму на некоторые новые предметы интерьера, как, например, расписная ширма, привезенная прямиком из Хасимы. Слуги хорошенько топят комнаты, устилают полы мягкими коврами и, конечно, избавляются от скопившейся пыли. Для невесты герцога ставят даже мольберт напротив окна, ведь, по словам Годрика, дама обожает изобразительное искусство, так что все детство провела с учителями. Слишком много роскоши для человека, не имеющего внушительного статуса среди аристократов, но герцог решает поселить ее здесь, уже как свою супругу. Богатство и роскошь Маргарет могла бы простить Фионе, но не полной тщеславия Шире Балфор. И все-таки кое-что она добавляет от себя, а именно — ставит у изножья кровати приличных размеров алтарь Эльрата и толстый молитвенник, чтобы, когда она зачитывала молитвы Дракону Света, думала прежде всего о своих проступках и совершенных грехах. Маргарет не забывает также повесить гобелены на стены, ведь, если ее сиятельство будет недовольна, то наверняка побежит жаловаться Годрику. В любом случае, приказ исполнен, и с особой тщательностью, да так, что не прицепишься. Все, как и сказал Годрик: графиня прибывает к концу недели в окружении всадников с штандартом Единорога. Выглянув в окно, Маргарет замечает, что рядом с Годриком едет на крупном гнедом коне-тяжеловозе молодой, однако весьма непривлекательный человек с темными, почти черными, как вороново крыло, волосами и такой же бородой, закрывающей губы. А позади них в крытом экипаже сидит виновница торжества. Стоит им только остановиться у самого двора, как Годрик сразу подскакивает, предлагая руку помощи. Шира выходит из повозки в амазонке, сшитой из алого бархата, и улыбается, словно новая императрица, встречающая своих подданных. При виде вульгарного наряда Марагрет шипит, как разъяренная кошка, отступая от окна. Эта «Леди Шира» еще порог дома не перешагнула, а уже привлекает все внимание к себе, иначе зачем надевать такой наряд? Вероятно, она считает, что теперь все обязаны виться вокруг нее, а мать герцога должна оставаться на втором плане, однако Маргарет с непоколебимой решимостью намерена заставить ее уважать себя и правила дома Единорога. Какова блудница! Даже не надела арселе, представ перед мужчинами с распущенными волосами. Разве нужны еще доказательства отсутствия ее нравственности? Должно быть, она только и делает что предается фривольным забавам, вынашивая честолюбивые планы, как уложить в постель герцога Единорога. Слуги спешат распахнуть перед ними дверь, и Шира Балфор, идущая под руку с Годриком Единорогом, ступает в этот дом почти как полноправная хозяйка. Вдова Эдрика встречает их в каминном зале, неслышно выйдя навстречу, и заставляет девчонку отпрянуть в сторону от неожиданно поданного голоса за спиной, будто сзади возникает призрак. Это очень радует Маргарет и смешит Варкаса, хоть тот пытается прикрыть смех притворным кашлем. — А Вы напугали меня, миледи! — приветливо улыбается чародейка, шурша подолом в изысканном реверансе: не слишком низком, но вполне почтительном, хотя без особого желания. Тем самым Шира дает понять, что это лишь необходимая вежливость, а не знак почтения перед женщиной, которая вскорости должна стать ее свекровью. На это Маргарет кивает, отмечая, как сильно исхудала девчонка после той болезни, ведь раньше она казалась ей полнее, чем следовало бы быть девушке знатного рода. Колдуэлл встает рядом с оруженосцем Годрика, опасаясь злобного рычания Руфуса. — Добро пожаловать домой, дорогой сын, — намеренно проигнорировав невестку, приветствует мать. Шира продолжает стоять и улыбаться. — Моя невеста. — Годрик делает шаг назад, как бы выделяя ту перед всеми. — Прошу любить и жаловать, — говорит он с особой интонацией, прежде всего матери. Та молчит, а щеки Ширы вспыхивают от столь грубого и холодного приема. Годрик одаривает мать недобрым взглядом и предлагает всем выпить вина, ловко стараясь сгладить сложившуюся обстановку. Он кивает дворецкому, чтобы тот принес бутылку лучшего вина из имеющихся запасов. Вдовствующая герцогиня идет впереди, слыша позади себя легкие шаги Ширы и то, как каблуки ее сапожек звонко стучат по каменным плитам, отбивая свою мелодию. Графиня садится на скамейку рядом со своим некрасивым братом, предоставляя матери жениха возможность свободно себя разглядывать. Понятно, почему она так понравилась Годрику: лицо идеальной формы; золотисто-серебряная густая копна волос; бледноватая кожа, но скорее от недавней болезни, чем от природы; прямые светлые брови и очень темные глаза. Необычайно красивая девушка с обворожительной улыбкой, способной заставить сердца мужчин трепетать перед ней. Может, правда, кровь эльфов сыграла хорошую партию, ведь брат Ширы — прямая противоположность. Очаровательна — это правда. Однако еще она умело игнорирует взгляды Маргарет, пока та рассматривает ее с ног до головы, точно лошадь, продающуюся на базарном дне. Дети от нее, как сказала Эвелина, могут быть красивыми, но такими же бесстыжими и дикими. А девочки так и вовсе могут быть оплотом безнравственности. Впрочем, никто них двоих не забыл тот разговор в коридоре замка, потому держатся обе насторожено, постоянно наблюдая друг за другом, пребывая в состоянии вооруженного молчания, подобно двум враждующим армиям, встретившимся на поле боя. Больше, по крайней мере пока, вдовствующая герцогиня не намерена встречаться с ней. Каждая сидит в своем углу, если так можно выразиться. Герцог проводит время со своей невестой, вознамерившись обучить ту верховой езде, и их редкие встречи с матерью случались разве что за ужином. Вечера Маргарет все чаще проводит в собственных покоях, а не с сыном, как то было ранее. Шира же буквально купается в роскоши, подарках и любви суженого, умудрившись склонить на свою сторону большую часть слуг. Она кажется веселой, приветливой и, к своему недостатку, очень прожорливой. Так что болезненная худоба быстро исчезает, а лицо приобретает небольшую округлость. Толстой не назвать, но, если бы это продолжилось в том же духе, то от былой стройности ничего не осталось бы. Уж очень эта дама любит засахаренные апельсины и прочие сладости. Прямо эталон греха, хотя Годрик продолжает оставаться от нее без ума! — Нравятся ему немного пухленькие! — весело замечает Эвелина, правда, еще не познакомившись с ней. — Ты ведь серьезно совсем не знаешь своего сына, Маргарет! Надо бы мне с ней поговорить с глазу на глаз, а то ведь наслушаешься тебя, так можно подумать: все вокруг грешники, одна ты святая мученица. Слова Жрицы Маргарет пропускает мимо ушей, не ответив на замечание. Кажется, все вокруг восхищаются проклятой сиреной, даже тот же Варкас, имя которого Шира постоянно коверкает — непонятно, со злым умыслом или нет — называя Вилкасом, Вариксом и прочими. С памятью у нее, видать, дела совсем плохи, Годрик только смеется над этим. Шира всякий раз тут же извиняется, и Варкас не имеет права не простить маленькую оплошность. Кажется, в замке ее все полюбили: молодые служанки открыто восхищаются красотой, однако постоянно жалуются на то, что графиня много времени уделяет своей внешности, заставляя их таскать воду для купания два раза в день. Для Маргарет это становится настоящим шоком. Да, новая герцогиня, по всей видимости, не будет знать слов отрицания. Уже сейчас, еще не обзаведясь новым титулом, она хвастается перед братом парой комплектов дорогих украшений, дерзко и нагло раскрыв перед ним внушительных размеров шкатулку, обитую розовым шелком, и восклицая таким радостным голоском, от которого становится тошно: «И это все теперь снова мое!» Впрочем, побеседовать с ней перед свадьбой нужно. Девчонка даже не старается проявить скромность, продолжая наслаждаться жизнью, так что вдова Эдрика намерена немного подпортить ей ту самую жизнь, спасая репутацию Единорогов. Потому, пересилив себя, Маргарет приглашает графиню к себе рано утром, после утренней молитвы, на которую Шира, кстати говоря, не является. Маргарет тонет в глубоком кресле, да и Шира не заставляет себя долго ждать. Теперь ее всегда сопровождает брат, с которым она то и дело цапается, но сейчас Колдуэлл остается за дверью. Сама же она стремится к свекрови с такой же охотой, с какой идут ведьмы, осужденные за темное колдовство, на костер. Правда, в этот раз на встречу девчонка надевает скромное платье, представ перед герцогиней на сей раз даже в арселе, без пестрых украшений, хотя на пальце красуется кольцо-камея с собственным профилем. Другие из множества колец Шира благоразумно сняла, стараясь выставить себя в блеске невинности. Снова ведьма кланяется перед ней не очень низко, и в этот раз Маргарет настраивается высказываться полностью, без обиняков: — Скрывать не стану, я не восторге от назревающего брака, — начинает вдовствующая герцогиня пренебрежительным тоном, думая, как это озадачит невестку. — Вот жалость! А мы с герцогом так рады! — Вот и спадает все притворство после резкого выпада герцогини. — Нисколько не сомневаюсь, — раздраженно продолжает она. — Что же, радуйся, пока можешь, и благодари моего сына, покуда благодаря ему ты из пустого места стала чего-то стоить. — Миледи. — Шира облизывает губы, сделав шаг навстречу, не задетая уколом свекрови. Из-за чего Маргарет приходится взять себя в руки, крепко вцепившись в подлокотник кресла. Больше всего в эту минуту, наблюдая полное равнодушие, она хочет залепить этой «хорошенькой» девчонке сильную пощечину. — Я прекрасно понимаю — я совсем не тот выбор, который Вы бы одобрили для герцога. Вы хотели видеть рядом с ним другу девушку. — Достойную и невинную. — Уверяю, я не менее достойна, чем та, что Вам так нравиться. К тому же, весьма образована, и императрица часто обращалась ко мне за советом, когда я служила Ее величеству. — Голос Ширы приобретает отвратительную слащавость, особенно тогда, когда она садится перед ней, в надежде подружиться? Этим утром она кажется такой благочестивой, моложе своих лет, с милой улыбкой на устах, способной обмануть многих. — Знаете, мне посчастливилось стать второй дамой двора после нашей прекрасной императрицы. Герцог оказал мне честь, решив жениться, несмотря на отсутствие приданного — он ведь искренне полюбил меня! Так почему бы нам с Вами не попытаться поладить ради него? Я ведь вовсе не прошу, чтобы Вы называли меня своей дочерью, нам достаточно не ссориться по таким пустякам. Да и зачем?! Свадьба скоро, Вы станете моей свекровью, а я — матерью наследников герцогства — Ваших внуков. — И Шира кладет ладонь на побелевшую костлявую руку, сжимающую подлокотник, продолжая мило улыбаться, отчего Маргарет трясет от ярости. Она сразу ее одергивает, давая понять, насколько омерзительны ей ведьмовские прикосновения. И даже не поднимается с кресла, но гневным приказом заставляет девчонку встать перед ней, словно провинившуюся служанку. Вся прелестная мишура оказывается в тот час сброшена, и миловидность чародейки испаряется. Шира подчиняется, поправив платье, и оглядывает ее своими прекрасными карими глазами, в которых читается искренняя обида. — Никто: ни дворяне, ни тем более я, никогда не примут блудную девку из опального дома в качестве герцогини Единорог! Ты и вся твоя семейка змеенышей должны умолять Эльрата о прощении после стольких грехов. — Маргарет хватает молитвенник со стола, ударив невестку им по рукам, и Шира отстраняется, потирая больное место ладонью. — У тебя ничего не было, когда ты приехала сюда в своем вульгарном наряде. Всего лишь громкое имя отца-изменника, поплатившегося за ошибку жизнью! Мой сын хочет пожаловать тебе высочайший титул после императрицы. Годрик станет не только твоим мужем — он будет твоим спасителем, поскольку спасет от позора изменницы короны, от стыда, от участи быть плодом инцеста, ведь все знают, что брак Балфора с его второй женой был тайным и так не признанным. Ты же, по сути своей, бастард. Она кивает с таким видом, будто стыд и позор — вовсе не проклятие. Маргарет кажется, что она вовсе не слышит ее, стоя совершенно неподвижно, потупившись, пока ей напоминают о незавидном положении дел. — Отвратительная судьба. Возможно, тебе стоило умереть в тот день вместе со своим отцом, ибо мой ум не понимает, как ты спокойно живешь с этим позором, позволив себе выпросить у Годрика покои императрицы, поселившись в них, нацепив на себя украшения, которые ты, к слову, не заслужила. — Шира слушает безразлично, постепенно поднимая взгляд, и Маргарет с удивлением обнаруживает, как она ей светло улыбается, словно счастлива. — Повторяю: ты уже опозорена. Если бы не Фиона, то тебя бы подобрал мелкий лордик, и уж точно не в Империи, а где-нибудь в Лиге, из который ты вернулась после ссылки. Но ясная радость никуда из ее глаз не исчезает. Эта самоуверенность не ведает предела, и Маргарет цепенеет, когда Шира спокойно произносит: — О нет! Если бы я не достигла тех высот, то содержала бы элитный бордель. — Вдова широко распахивает глаза от внезапной наглости. — Назвала бы его «Ирис», сама превратилась в мадам Розу и брала бы под свое крыло самых красивых девушек во всей Империи. У меня были бы самые дорогие куртизанки, которые бы развлекали Ваших любимых священников, порочащих мое имя. Я бы курила табак и вела беседы со знатными господами, обсуждая, скольких проституток послать на их неофициальные мероприятие, на которые Вы, Леди Маргарет, никогда бы не попали, ведь Вы всей душой верите в непорочность нашей Священной Империи. Кто знает, может, и Ваш младший сынок заглядывал бы к моим девочкам. Если бы, конечно, я стала мадам Розой, а не осталась леди Балфор. — Да как ты посмела! — В ту самую секунду Маргарет по-настоящему готова ее ударить. Как у нее только язык повернулся сказать что-то нелестное в сторону ее детей! — Посмела! — открыто рявкает Шира, заставляя собеседницу откинуться на спинку кресла. — Точно так же, как и Вы посмели оскорблять меня, называя бастардом и шлюхой, уже не единожды. Но, в любом случае, вне зависимости от моего позора, я стану герцогиней, и сегодняшний день был последним, когда Вы позволили себе сидеть в моем присутствии и поднять на меня руку! Доброго Вам дня. Как бы это ни звучало, эти слова совершенно точно справедливы. Ничего более не сказав, она поспешно кланяется, с полным пренебрежением поворачивается к Маргарет спиной, сбрасывая попутно с себя гнев, и преспокойно направляется во двор, где на солнцепеке ее наверняка уже заждался старший брат. А Маргарет, остолбенев от изумления, не находит что ей ответить. Она пребывает в таком шоке, ощутив себя заранее в числе проигравших, ощутив собственное падение у алтаря Дракона Света, преклонив перед ним колени. Что бы она ни делала, змея все равно оказывается в числе победителей, готовится вскорости разделить ложе с ее благородным сыном, щеголяя в ярких нарядах, тратя деньги герцогства на собственные нужды и постоянно подтрунивая над свекровью, что после ночей с герцогом остается без каких-либо сил, чтобы ходить на утренние молитвы. Будет рожать бесконечное множество таких же миленьких ведьм в надежде на то, что новая беременность закончится появлением мальчика. Но Маргарет знает: от Ширы Годрик никогда не обзаведется наследником. И все же, ее до слез ранит, когда одна из дам сообщает, что накануне ночью, перед самой свадьбой, коварная обольстительница почти соблазняет его, уговаривая остаться у себя на ночь. Правда, Марагрет никогда не узнает, что вслед за нежностью и мягкими объятиями Годрик усаживает невесту на постель, с трудом воспротивившись сладкому греху, опускает сорочку Ширы, завязывает обратно тонкую шнуровку на груди и обещает, что простит ей темные делишки, если таковые были — намекая на недавние подвиги младшего брата — с одним условием: все, чем она занималась до брака, остается в прошлом. Берет с нее слово, что она откажется от наследия своей семьи и не посмеет его обмануть. Ведь, если это все-таки произойдет, то и для него долг станет превыше расчудесной любви. Шира дает ему слово, а он, расцеловав ее ладони, обнимает невесту. Годрик начинает весело отшучиваться, стараясь унять дрожь в женском теле и бешено колотящееся от страха сердце. — Колдуэллу не придется отбирать мою хорошенькую головку у палача? — Не придется. — Поцеловав Ширу, Годрик уже собирается уйти прочь от сладкого греха в полупрозрачной батистовой сорочке. — Ты дала мне обещание, а я сдержу свое. И мы оба будем счастливы. Не так уж много нам для это нужно, правда? Всего одна брачная клятва и обещание, что ты не станешь практиковать магию Тьмы. Шира странно кивает, обращая внимание на разбитые костяшки пальцев Годрика, которые еще утром были вполне целыми. И закрывает за герцогом, что отказался оставаться на ночь в ее покоях, дверь. Это и впрямь не слишком много, даже для нее.