Лисья свадьба

      Ни одного другого мероприятия этих смотрин Моракс не ожидал с таким нетерпением, как выставку икебан.       Утром он встал как обычно, сразу же с головой погрузился в работу, но так и не смог толком сосредоточиться на ней. Не только потому, что его главный советник был далеко, но и потому, что мысли юного императора находились там же, где и помощник — рядом с Венти. Всё утро Моракс без конца отрывался от бумаг и за чашкой чая маття пытался представить себе, чем тот мог заниматься. Когда время приблизилось к обеду, император извелся ещё больше.       Он знал о выставке икебан почти всё, от процесса организации до критерий оценивания. Знал так же, что ею руководит очень лояльная, вежливая и терпеливая госпожа Камисато, а потому волноваться не стоит — Венти что-то да получит, если не будет совсем неумел в составлении композиций, в шансе чего Моракс очень сомневался. Однако сердце императора всё равно было неспокойно.       Он знал, что так нервничать из-за, по сути, мальчишки, случайно встреченного барда, глупо, опрометчиво, недостойно императора. Он не имел права допускать Венти до дворца, не смел позволять себе взгляды в его сторону, не должен был надеяться, не должен был чувствовать к нему хоть что-то… Но сердце Моракса оставалось таким же непокорным, каким было в пору юности. Оно не подчинялось приказам. Скорее само руководило императором. В этом была проблема — главе государства необходимо мыслить головой, а не неспокойной душой, — однако Моракс не мог позволить себе упустить шанс ещё раз осмелиться на что-то настоящее, не похожее на искусственную красу дворца кицунэ. Особенно если это любовь, первые ростки которой Моракс не смел вырвать.       Венти был прекрасен и так свободен… Он казался духом тех лет, которые в памяти императора остались как самые светлые и весёлые. Разве мог Моракс не любить его? Разве мог позволить себе не волноваться за хрупкое чувство, которое, он знал, ему не доведется испытать, возможно, больше никогда?       Поэтому, да, Моракс волновался. К обеду это стало ясно даже ему самому, поэтому мужчина отложил стопки документов в сторону, пока не оставил на пергаменте пятен от чернил. Переписывать составленные кропотливым трудом бумаги было бы невыносимо долго.       Моракс попробовал пообедать, но и еда не смогла отвлечь его. Лосось в соусе унаги был прекрасен, как и маринованные овощи, но больше пары кусочков напряжённый император съесть всё равно не смог. Он ждал результатов выставки. К вечеру госпожа Камисато должна была пригласить его пройтись среди творений его возможных жён и мужей, чтобы он сам выбрал те, что понравятся ему больше всех.       Моракс ждал. Тревожно, беспокойно, но послушно. Однако к моменту, когда солнце медленно направилось к горизонту, переживания его достигли пика. В основном потому, что вместо госпожа Камисато в его кабинет с поклоном вошла сестра.       — Ваше высочество, — с насмешливой полуусмешкой произнесла она, — прошу вас посетить выставку икебан, составленных нашими кудесницами.       — Гуй Чжун? Что ты здесь делаешь? — Удивленно спросил Моракс. — Где госпожа Камисато?       — У неё возникли дела, император, — выпрямилась Гуй Чжун, лукаво глянув на брата, растерянно поднявшегося из-за низкого столика. — Мне пришлось взять выставку на себя. Так ты пройдёшь посмотреть её или я могу выбрать икебаны на свой вкус?       По её тону сразу можно было понять — этот вариант Гуй Чжун считала предпочтительным. Но Моракс точно согласен с ним не был. Он вспомнил Венти, вспомнил слова сестры о нём — и сразу же шагнул Гуй Чжун навстречу, хмуро окинув её расслабленную фигуру взглядом.       — Сестра, опять ты со своими играми? — Строго спросил он, заглянув в янтарные глаза девушки, с явным вызовом ожидающей его слов. — Что с Венти? Если ты каким-либо образом отстранила его от икебан, клянусь, сестра, я не побоюсь воспользоваться положением.       — Мои игры спокойнее твоих, Моракс, — благочестиво ответила Гуй Чжун, сложив руки на животе и склонив голову к плечу. — А с Венти твоим я ничего не делала. Его икебана стоит среди других. Если она тебе понравится, что ж, ему повезло.       — Неужели в этот раз ты приберегла мнение при себе? — Поддел сестру Моракс.       — Не наглей, братец. Иначе услышишь всё, что я думаю о твоей зазнобе. А мыслей у меня много, уж поверь, этот наглец не может их не вызывать, — усмехнулась Гуй Чжун.       Наконец за её наигранным спокойствием император увидел и привычную язвительность, и недовольство, которого не могло не быть после встречи с Венти. Моракс расценил это по-своему — бард действительно расстарался и показал себя во всей красе, и девушку это совсем не обрадовало. А вот её брата — наоборот.       Он физически ощутил, как напряжение схлынуло волной, втянув с собой песок тревог.       — Так ты направишься за мной или нет? — Фыркнула Гуй Чжун, заметив, как выдохнул и расслабил плечи Моракс. — Сразу скажу, я приятно удивлена качеством работ сватающихся к тебе. Всех. Но вот их содержание…       — Неположеные цветы? — Направился за сестрой Моракс.       — Ещё как. Есть даже наши родовые. И я сразу скажу — нет, твой до такого не дошёл. Но от таких наглецов он тоже не отстал.       — Весёлая же компания у нас собралась, — усмехнулся Моракс. — Всё же есть среди подобраных тобой свободные души.       — И что же, это отвлечёт тебя от барда? — С лёгкой надеждой произнесла Гуй Чжун.       Кажется, это могло подарить второй шанс наглецам, решившим выплеснуть свои амбиции в икебане, позабыв о благочестии и скромности. Но Моракс не собирался давать им этого шанса. Не из жестокости, конечно же. Просто потому, что в его душе уже заняли своё место чёрные косички, нежное лицо и прекрасные зелёные глаза.       — Нет, не отвлечет, — качнул головой император. — Но меня радует, что в нашем государстве есть смурные души. Их можно привлечь на нашу сторону. Возможно, если поговорить с ними, из их слов можно извлечь интересные реформы. А если привлечь их ко двору, можно найти верных союзников… Назови потом мне имена этих девушек и юношей.       — Точно хочешь держать оскорблённых наглецов при себе?       — Не обманывай себя, они не любят меня, лишь борются за место. Если им дать другой достойный вариант жизни, думаю, они сразу же позабудут о проблемах. А наглецы… Что ж, какой император, такими должны быть и его приближённые.       Гуй Чжун не обрадовалась, но высказываться не стала. Моракс почти услышал её возмущение, однако тоже не стал заострять на нём внимания. В конце концов, у них с сестрой взгляды на то, каким должен быть высший свет Кицунэ Тейкоку, разнились всегда. Спорить об этом сейчас не имело смысла. Они и так занимались этим слишком часто после смерти отца.       Гуй Чжун явно глубоко задумалась, поэтому Мораксу выдалась возможность спокойно обдумать сказанные ею слова. Например, то, что Венти использовал неположеные цветы. Едва подумав об этом ещё раз, император не сумел удержаться от смешка. Он отдельно просил у Хеврии посвятить их гостя в тонкости икебан и подбора вещей для композиции, но, кажется, неспокойная душа вольного юноши не сумела примириться с правилами до конца. Моракса это радовало. Нет, не желал он видеть вместо вольного барда, способного пить в не самом благочестивом идзакае и задорно петь посреди шумной улицы, покорную тень, молча заталкивающую протест поглубже. Этого ему хватало всю жизнь. Что мать, что Хеврия, что Гуй Чжун до определённого времени — они все молча следовали традициям, не желая давать бой даже самым тяжким из них. Моракс же никогда не чувствовал в себе любви к этим традициям. Он помнил, как в детстве бежал от правил и приличий на улицы города, прятался за выдуманной личностью, нарушал все возможные правила… И всё равно боялся открыто выступить против соблюдения норм приличия. Взгляды предков и общественное давление не давали ему ни на минуту забыть о том, что следует за ошибками.       Но Венти… Он был совсем другим. Свободным, каким и мечтал быть Моракс. Император знал, что если рядом с ним будет такой муж, он сумеет свернуть горы замшелых правил. И радовался как ребёнок, понимая, что этот прекрасный юноша до сих пор не сдался на милость аристократических приличий, а продолжал отстаивать свободу. Это придавало Мораксу сил. Уверенности даже.       Он смотрел на прямую, словно натянутая струна бивы, спину Гуй Чжун и понимал — она и её слова больше не пугают его. Оглядывал коридоры и точно чувствовал — его не страшат тени слуг, способных рассказать о его вольностях. Всё, о чем император думал — Венти, его зелёные глаза и ловкие пальцы тонких ладоней, почти любовно сжимающие лиру.       Так и должно было быть. Так Моракс и хотел.       Но вот Гуй Чжун явно была другого мнения. Наконец выведя брата к большим двустворчатым дверям, покрытым узорами скачущих лисов, она остановилась.       — Моракс… — начала девушка, спрятав ладони за рукавами серебристого кимоно с дымными узорами, скрадывающего её изящные черты и подчеркивающего бледность кожи. — Прошу, порадуй меня. Выбери подходящие икебаны.       — Я выберу те, что придутся мне по вкусу, — ответил император, нахмурившись.       — Так и думала… В любом случае, у нас есть три первых места. Надеюсь только, что среди них окажется хоть кто-то из тех, кого нам нужно уважить, — покачала головой девушка, отчего чёрные волны её волос чуть растрепались. — Проходи. Если что, стража ждёт тебя у других дверей. Просто крикни им. Они помогут перетащить икебаны.       Моракс только кивнул и, обогнув сестру, сам открыл двери. Взгляду его тут же предстал широкий зал. Здесь стоял алтарь предков Кицунэ но Сейшин — громадный постамент и не менее огромный шкафчик из сандалового дерева, источающий терпкий аромат и сладкий, чуть приторный запах любимых отцовских благовоний. С первым же шагом гэта высекли гулкий стук по полу из чёрного мрамора. Моракс только глубже втянул в нос запах, окутывающий залу словно туман. На мгновение он вновь ощутил себя лисенком, прокравшимся в родовой алтарь прямо во время ежедневной молитвы. Вот-вот отец, казалось, должен был подняться — громада фигуры в чёрном кимоно, суровое лицо, строгий взгляд золотых глаз, — и отчитать его за вольность…       Но стоило Мораксу вновь открыть глаза, как он увидел стоящие у стены икебаны. В два ряда они занимали собой всё пространство залы, от входа до алтаря, и казалось, что предки Кицунэ но Сейшин тоже приглашены оценить их великолепие и сделать выбор вместе с Мораксом.       Императору помнилось, что он выбирал другое место. Но стоило отдать Гуй Чжун должное, она ловко сделала, сменив зал совещания на этот. От запаха и воспоминаний Моракс сразу же взбодрился, собрался и сосредоточился на икебанах, чтобы не задумываться о призраках прошедших времён.       Гуй Чжун не соврала, когда сказала о мастерстве выбранных ею невест и женихов. Первые же увиденные Мораксом икебаны привели его в приятное удивление. Они были образцами изящества и тонкости помыслов составлявших их. У одной ветви гибискуса с нежно-розовыми цветами укрывались среди зелёных листьев фигурно постриженного бонсая. У другой ветви бамбука золотились в лучах солнца, отбрасывая тень на скромные маленькие космеи, оплетающие небольшой камешек, словно бы взятый из образцового сада камней.       В приятном удивлении Моракс направился вперёд, отмечая детали икебан и наслаждаясь их видом. Право слово, все сватающиеся к нему были талантливы. И, конечно же, скромны. Хотя нашлись и исключения. В обоих рядах Моракс с усмешками отметил те самые «ошибки наглецов». Сразу три невесты выбрали для икебан неположеные цветы. Одна — глицинии. Нежно-лиловые мелкие цветы сразу бросались в глаза на фоне ветвей деревьев, складывающихся в причудливо обнимающие глицинии руки. Это было оригинально, а что ещё важнее — качественно. Моракс оценил. Но он знал, что один поймёт всю красоту этой икебаны. Остальные сразу узрят в ней неподобающую наглость. Печально… Император понадеялся, что сумеет подобрать этой своей невесте подобающее её или его уму и достоинству место рядом с собой. Такой острый ум и характер должны были быть к нему ближе.       Отец с детства повторял своим детям о ценности самовыражения. Но если Гуй Чжун трактовала это как следование традициям и проявление себя через них, то вот Моракс… Что ж, он видел ценность отцовских слов в таких кицунэ, как Венти и его учитель, Куротори-сан. О, этот наглец при первой же встрече постарался установить панибратские отношения! И император позволил ему это. Осадил в особенно грубых моментах, но поддержал в сдержанной наглости.       Асасэ тоже найдётся место, если дело с Венти выгорит. Моракс уже знал, куда направить этот острый математический разум и архитектурное видение. Хикаригаоке давно пора было обновиться…       С размышлений об общем императора сбило чудное, но прекрасное видение. Ещё одна икебана, но совершенно необычная, такая, какую Моракс не мог себе даже представить.       Она категорически отличалась от всех остальных, собранных бесспорными мастерами своего дела. В построении фигуры из бонсая, бамбука и цветов не было выверенности деталей и сопутствующего ей холодного изяществв, от которого мороз пробирал по коже. Нет, эта икебана казалась лёгкой, непринуждённой даже… Все её детали были расставлены свободно, но явно не без замысла.       Мягкий изгиб бонсая оплетал два особенно крупных цветка — белоснежную сесилию, чуть развернувшуюся лепестки и обнажившую нежно-желтую серединку, и насыщенно-голубую глазурную лилию. Моракс осторожно потянулся к сесилии. Этот цветок точно был не с земель кицунэ… Да и глазурная лилия была не то чтобы лучшим выбором — хотя бы потому, что эти редкие цветы считались знаком роскоши и гордыни, которые не должны были позволять себе сватающиеся к императору. Однако то, как были переплетены ножки растений, говорило о точном подборе темы.       Эти цветы оказались выбраны не случайно. Они обозначали Моракса и… Венти.       Да, император сразу понял, кому принадлежала эта икебана. Ни один другой сватающийся к нему не позволил бы себе такую вольность и в то же время — такую скромность. Сесилия на фоне глазурной лилии казалась хрупкой и нежной, невзрачной даже… Неужели Венти думал о себе так?       Моракс мягко коснулся белого лепестка. Вдохнул нежный аромат. Усмешка тронула его губы, когда он скользнул ладонью с цветка по ветви бонсая к бамбуковым палочкам, выставленным в форме лисы. Ах, какая наивная дерзость… И какая смелость!       Одернув ладонь, словно бы обжегшись о прохладные камешки в горшке, Моракс с удивлением понял, что губы его растянула широкая улыбка. Такую, от которой щеки заныли и клыки, кажется, показались на свет. Давно он себе таких не позволял… Последнюю — в детстве, ещё до смерти мамы, когда вся их семья ещё была наивно счастлива и не разделена обязанностями.       Нет, этот бард творил с ним что-то решительно необычное. Неужели это и есть влюблённость? Тогда можно было понять, отчего слепнут сотни и тысячи кицунэ. Но как же это было приятно! До дрожи в пальцах, до сладкого томления в груди.       Император ещё раз взглянул на икебану. Да, пожалуй, её он хочет видеть в своём кабинете.       — Гуй Чжун, стража! — Позвал он.       Сестра тут же появилась с одной двери, а люди в доспехах — с другой. Девушка сразу же остановилась и скривилась, явно задержав взгляд на выборе Моракса и всё поняв без слов, а вот солдаты подошли к нему и склонились в учтивом поклоне.       — Отнесите эту икебану ко мне, — приказал император холодным тоном, быстро взяв своё восхищение в руки.       Солдаты тут же исполнили приказ. Когда дверь зала закрылась за ними, Гуй Чжун осторожным, еле слышным шагом подошла к брату.       — И всё же вы с этим бродягой связаны… — выдохнула она, опустив взгляд в пол. — Ты нашёл его икебану даже среди десятка других.       — Нашёл бы и среди сотни, — разочаровал сестру ещё больше Моракс.       На этот раз та не стала огрызаться, а только шумно выдохнула.       — Никогда не пойму, что ты нашёл в нём, — пробормотала она. — Но если он настолько тебе нравится… Пусть. Я… Не буду чинить вам преград. Больше не буду.       — Спасибо, сестра, — смягчился Моракс. — Правда. Ты знаешь, я никогда ничего не требовал. Но в этот раз… Позволь мне самому определить свою судьбу.       — Так уж и быть, — развернулась к нему спиной Гуй Чжун. — Но это не значит, что я признаю этого барда. Он милый и явно не такой глупый, каким показался сначала. У него есть потенциал, однако его появление мешает нам все планы. Пусть выучится, прежде чем стать твоим мужем, хорошо? Это будет моё единственное условие.       — Хеврия займётся этим. Уже занимается, на самом деле, — кивнул император. — И… Ты действительно сейчас назвала его милым? И потенциально успешным императором?       Гуй Чжун дёрнулась всём телом, словно слова брата хлестнули её кнутом. Песок зашуршал за окнами, готовый проникнуть в залу на помощь хозяйке. Впрочем, сестра смирила его, но то, что она так и не повернулась, яснее всяких слов сказало Мораксу — она смутилась. И сильно.       — Я ничего не говорила, — усилила это чувство Гуй Чжун.       Взмахнув полами кимоно, она отошла от брата и только на расстоянии напомнила ему:       — Ты должен выбрать ещё две икебаны. Уж постарайся, чтобы одна из них принадлежала госпоже Нин Гуан. Она знатная особа и её точно оскорбит то, что мы предпочли ей незнатного мальчишку.       Моракс усмехнулся. Он сильно сомневался, что госпожа Нин Гуан оценит его внимание… А вот внимание сестры точно придётся ей по вкусу.       — А выбери ты две оставшиеся, — усмехнулся Моракс. — Порадуй её сама.       — Хмпф! Не дури! Это императорское решение, — отрезала Гуй Чжун.       Но Моракс почувствовал, что это предложение её порадовало. По крайней мере, она успокоилась. А раз так…       Император медленно направился между рядов икебан обратно, стараясь найти среди изящных композиций ту, что могла принадлежать руке госпожи Нин Гуан. Когда им доведётся встретиться, он скажет, что его сестра по достоинству оценила её мастерство. Это точно порадует высокопоставленную женщину больше, чем внимание императора.       После того, как с Венти всё наладится, Мораксу придется серьёзно углубиться в сводничество… Но в конце концов, он же старший брат. А старшие братья должны делать всё, чтобы их сестры были счастливы. Так или иначе.