Другая сага. Убить дракона

Иккинг проклял себя. Иккинг проклял и свою привычку, и наркотик. Явиться на тренировку, будучи под травой, — верх безумства и слабоумия с учётом, что при неловком движении вся его репутация падёт крахом, если Плевака и новобранцы узнают, что вытворяет парень вне учебной деятельности. Но если первые два пункта были прокляты весьма справедливо, то с последним можно поспорить. Не обладай дракон подобной зависимостью, сожрали бы Иккинга при первой же возможности. А здесь, вроде, и победа, и никто ничего не понял. Как и не понял Иккинг. Таким образом растение получило название «Драконья трава». Да, ничего оригинальнее Иккинг не придумал, зато название хотя бы отражало суть наркотика. Он… устал от распросов. Если обычно, сидя где-то в Большом Зале, юноша в деталях рассказывал, как побеждал драконов, во всех красках передавая смысл сказанного, то здесь его притупленный разум не смог выдать ничего лучше, чем: «Не знаю, как-то само по себе получилось». Однажды Иккинг не явился на еженедельное собрание по неизвестной никому причине. Плевака принял решение начать без него, чтобы не выделять его среди остальных детей, как ему ни хотелось бы: — Итак, класс Кочегаров, — он сложил руки за спиной, успешно скрывая неловкость от отсутствия одного из любимых учеников. — Какой же один из самых распространенных видов, принадлежащий этому классу? Шелест листьев, доносящийся с улицы, отвлекал, прохлада давила светлой мглой, заставляя поёжиться и укутаться в одеяния потеплее. Задачи учителя набатом сыпались на головы учеников. Ну где же Иккинг, всегда отвечающий на поставленные вопросы, когда он так нужен? — Жуткая Жуть, — выпрямился Рыбьеног, откидываясь назад и почти задирая голову. — Допустим. Её особенности? — выжидающе спросил Плевака. — Живут стаями, где их общая мощь превосходит ту, когда они по одиночке. Имеют слабый залп огня, который пролетает не более одной сажени. Когда атакуют огнем, обычно становятся на задние лапы. — Достаточно. Спасибо, Рыбьеног, — Плевака кивнул, останавливая отвечающего. — Какой ещё есть вид? — Ужасное Чудовище? — лениво пожал плечами Йоргенсон. — Верно, — учитель снова кивнул, будто кивание становилось обыденностью при каждом правильном ответе. — Каковы тогда его особенности? — Имеют привычку воспламеняться, — вдруг подал голос Задирака, совсем не ожидавший, что попадет в точку, и проговоривший почти автоматически. — Не требуют условий для проживания, поэтому живут почти на любом острове. Сестра посмотрела на него, удивлённо выпучив глаза, одним взглядом говоря: «Ты откуда, Тор тебя побери, это знаешь?!» Но быстро задрала нос, осмотрев окружающих, мол, да, это мой брат, он умный. — Молодец, Задирака. Неожиданно, но это верно. Итак, какие черты драконов класса Кочегаров объединяют их… в один класс? — Высокая огневая мощь, — спустя время сказала Астрид, фыркнув, — вспыльчивость, мощные челюсти и почти неконтролируемая агрессия. «А уроки не прошли даром, — учтиво мелькнуло в голове, и девушка выпрямилась, сжав руки в кулаки. — Надеюсь, Иккинг чувствует то же самое». — Отлично, Астрид! Вы все сегодня молодцы, вижу, что готовились к уроку, — Плевака довольно всплеснул руками, что означало, что он действительно был рад, потому что такое движение в его исполнении всегда означало искреннюю радость. — А потому расскажу, что выбор, кто убьет дракона, Ужасное Чудовище, на выпускном экзамене, гораздо ближе, чем вам кажется. Он уже через несколько недель. Дерзайте. Плевака медленно развернулся, небыстрым шагом преодолел Большой Зал, наверное, думая, что оставил интригу. На деле об интриге не могло идти и речи. — По-моему, очевидно, что выберут Иккинга, — буркнул Сморкала, надувшись. — Согласна, — протянула Забияка. — Он не оставил нам и шанса. — Да, — вторил ей брат. — Как мы упустили его? — Знаете, я не буду против, — тут же вставился Ингерман. — Не буду против, если он победит. Его победа будет означать, что он лучше готовился к тренировкам, что читал и учил особенности драконов… — Чушь! — вскрикнул Сморкала, негромко ударил кулаком по столу, но дерево поглотило всю силу удара, поэтому другие викинги, сидящие в Большом Зале, ничего не услышали. — Ты вообще видел, в каком состоянии он пришёл на вчерашнюю тренировку? — Угу, он точно был под чем-то, не знаю, под чем, — с завистью в голосе проговорил Торстон, но тут же расцвел, улыбнувшись: — Попросим поделиться? «Иккинг, что ты натворил? — подумала Астрид, за все время, разве что, ответившая на вопрос, но не участвовшая в перепалке. Конечно, она видела тот стеклянный взгляд, те зажатые плечи и тот жалобный — хотя сразу и не скажешь — вид. — С ним явно что-то не так». — Видели, как он даже оружие не использовал, но всё равно уложил дракона? — стараясь поддержать диалог, выпалила она. Исключительная боязнь потерять свой титул независимой девчонки побудила её сказать это. — Да-да, это было заметно! — поддерживали её другие. — Он точно что-то скрывает от нас, — продолжала Астрид, на самом деле не уверенная в том, что у Иккинга были секреты. Всё же она была склонна к варианту Рыбьенога. — Вот и спросим на следующей же тренировке, как он это сделал, — твердо решил Сморкала, поддерживаемый возгласами других новобранцев, в частности близнецов… и всё. — Если не сможет повторить, значит, сжульничал! Астрид решила, что должна успеть первее. И ничто не могло её остановить.

***

В доме Иккинга не оказалось. Зато оказался на поляне для тренировок, в одиночку швыряюший мячи в одно очень толстое дерево, которое мелко тряслось от каждого удачного попадания. Это упражнение, ранее нелюбимое, было самым эффективным. Казалось, он не заметил Астрид, которая грозным, наставническим тоном проговорила: — Ну куда ты?! Не зажимайся! Дыши! Он вздрогнул, с нехарактерной для него нелепостью отпрыгнул в сторону. — Астрид! Чего так пугаешь? — Я жду объяснений, — она в требовательном жесте сложила руки на груди, недвусмысленно давая понять, что без ответов отсюда не уйдет. Иккинг чуть помялся, но в итоге сообразил, что к чему: — Хорошо, да, признаю, не стоило мне тренироваться в одиночку. — Ты прекрасно знаешь, что я сейчас не об этом. Иккинг сглотнул, не веря ни себе, ни Астрид. И вдруг представил мост, подвешенный над огромной пропастью. Там, внизу, густилась тьма, обволакивая всё, что попадало в нее, и не выпускала, сколько бы оно ни старалось выбраться. — Что ты устроил на арене? — было её вопросом. — Победил дракона? — он натянуто улыбнулся. Сердце предупредительно забилось быстрее. — Ты не просто победил дракона, ты поставил под угрозу собственную жизнь и жизни других! — прорычала она, неосознанно сделав несколько шагов в его сторону. Под таким напором Иккинг стушевался: — Что?! Что я сделал? Или что сделал дракон? В конце концов, Астрид не выдержала эмоций, сняла с себя маску хладнокровия и ненастоящего безразличия. Она сказала, едва не плача: — Когда он приблизился к тебе, я… я хотела атаковать. А когда подбежала, твое ведро лежало на полу, прямо возле дракона. Я не увидела того взгляда, того Иккинга, которого знаю, но не было и растерянности. Скажи, — шумно выдохнув, она подняла глаза на него, — скажи, что это правда. Прошу, скажи, что у тебя нет секретов, что тебе повезло, что Громмель оказался трусом, что Пристеголов упал от болезни! — Астрид не заметила, как подошла к Иккингу настолько близко, что тот упёрся спиной о дерево и теперь с трудом удерживал её на расстоянии. Мосты доверия, представленные Иккингом, покачнулись, скрежетнули ржавыми гвоздями и старыми досками. — Астрид, ты знаешь, что я тебе никогда не врал. Её молчание означало согласие. — Я не смогу сказать, что нет совсем никаких секретов, — его голос стал шепотом. — Потому что это будет неправда. Она отстранилась медленно. Медленнее, чем когда-либо. Мосты разрушились, в щепки разбиваясь о холодный камень. Как же сейчас хотелось забросить веревки обратно, чтобы они зацепились за уступ, за камень, чтобы Астрид поймала их сама, в конце концов. Но этого не случилось. — Так скажи эту неправду. Иккинг сглотнул, нехотя отводя взгляд и осматривая пропасть, над которой отныне не было ни мостов, ни способов выстраивания их обратно. Не просто пропасть — каньон! — Не смогу. Астрид не надеялась на другой ответ, была готова ко всему. Ко всему, но не ко лжи. Он не бросил веревки, не попытался перепрыгнуть препятствие или выстроить мосты — в нынешней ситуации «мосты» — определение неподходящее, «подобие мостов» — на порядок лучше — заново. — Тебе лучше не появляться на тренировках, — возвращая былой метал в голосе, выговорила она. — О тебе ходят недобрые слухи. На месте мостов, спасательных переправ — опять же! — Астрид выстроила стены. Толстые, должно быть, из камня или кирпича, такие, что ни одним оружием или катапультой их не разрушить. Высокие, что через них не рассмотришь и части земли, находящейся за ними, такие, через которые никогда не переберёшься, имея в запасе даже самую длинную лестницу, какую когда-либо создавало человечество. Только вот Иккинг не сделал и попытки.

***

Разумеется, никто не заставил юношу оправдываться, повторять те трюки с драконами, а выпендрёж Сморкалы был… показушным. Не было у него достаточных полномочий, чтобы заставлять кого-то драться с Громмелем или Пристеголовом в одиночку, что с него взять. Последняя тренировка перед экзаменом. На протяжении вот уже нескольких недель Иккинг тренировался совсем один, должно быть, закрепил ошибки, но не узнал об этом. Не услышал ни одного слова со стороны Астрид, теперь избегающей общения с ним. Он твердо решил, что расскажет про кровь и Драконью траву после экзамена с условием, что она сохранит это в тайне. Если не сохранит и предаст… прощай, Олух, прощай, отец и нормальная жизнь. Здравствуй, бродяжнический образ жизни и отшельничество. За эти три недели парень ни разу не проиграл, не отдал ни одной победы, будто назло вырывая их из-под носа Астрид, Сморкалы, Рыбьенога или близнецов. Он — лучший! Он докажет это всем на экзамене! И пусть они завидуют! Однако гораздо больший восторг приносили завистливые взгляды со стороны учеников, в которых читалось всё: и слепая ярость, и неконтролируемое бешенство, и приглушённое возмущение. В такие моменты хотелось задрать нос, горделивой — или всё же гордой — походкой, как и подобает сыну вождя, не замечая других викингов, пройти мимо, чтобы получить похвалу от учителя. Но скромность пересиливала такие щекотливые желания, что бесило Йоргенсона, Торстонов и Хофферсон ещё сильнее. Доиграется Иккинг… Рука с крюком на конце поднялась над его головой. Он прикусил губу, видел, как кивнула Готти, как радостно аплодировали и повскрикивали зрители, но главное, что странно, подобное наблюдал от теперь проигравших, возможно, бывших друзей. Нет, в «бывшие» их никто не определял, если они не определились сами. Ученики — а теперь викинги, окончившие учебу чуть хуже, чем следовало бы — в унисон радовались за Иккинга, кто-то — вроде, Ингерман — вскидывал к себе на плечи, кто-то — наверное, близнецы и Йоргенсон — восторженно качали или восхваляли его. «Лицемеры, — как бы невзначай подумалось Иккингу. — На тренировках были готовы растерзать, а сейчас радуетесь, будто сами победили». Как бы иронично ни смотрелось, но и Иккинг натянул на себя маску радости, фальшиво улыбаясь и принимая почести. «Быть таким, каким тебя хочет видеть общество, — врезалось ему в голову, заполняя все его мысли. — Потому что самый эффективный способ заставить людей не видеть то, что я не хочу, чтобы они видели — дать им веру в то, что они действительно меня контролируют». Викинги вырастили убийцу драконов с помощью старых, второсортных методов, даже не задумываясь о том, что такого рода отношение не меняет мировоззрение человека. Оно заставляет искать альтернативы, становиться хитрее и продуманнее и учиться управлять людьми, событиями, направляя и переворачивая их в пользу дергающего за нитки Иккинга. Он уже задумывался о нечестной игре? Нечестная игра гораздо, гораздо ближе, чем кажется. И об интриге речи не может быть никакой. Верно?

***

Как же хотелось услышать хотя бы несколько ласковых слов со стороны Астрид перед экзаменом, который начнется через несколько часов. «Но нет, — знал Иккинг. — Никто не придет поддержать». Под «никто» неоправданно было сгребать ту сотню людей, жаждущую крови и красивой картинки. Под «никем» он считал более приближенных людей и друзей. И никто не пришел. Отец, который был с утра на ногах, успел поздравить сына всеми хвалебными словами, какие только знал и какие не запамятовал, чем поднял упавшее настроение Иккингу. Он в принципе был единственным, кто заговорил с ним за всё утро. Впрочем, Иккингу было вообще не до разговоров. Пересохшее горло, холодные руки и ноги, трепещущее сердце — не что иное, как волнение, вызванное приближающимся экзаменом. Юноша часто глотал воздух, а нарушение координации создавало образ неуклюжего человека, пока он разрезал в кузне угря, пытаясь добыть нужную ему кровь. Вот они, капли багровой жидкости, которые сделают за Иккинга абсолютно всю работу. Ну, может, и не всю — Драконья трава в кармане щекотала бока и живот даже через одежду. Он не знал, за что хвататься первее: сунулся, чтобы обмазать руки кровью, но резко передумал, оправдывая это тем, что она могла бы свернуться и высохнуть, потому что была добыта слишком рано. Хотел было закрепить траву за поясом, но не сделал задуманного, потому что в таком положении она быстро вяла, и Иккинг не знал, потеряет она в таком случае свои свойства или нет. «Успокойся, сосредоточься», — повторил парень, закрывая глаза, и оперся ладонями о шершавый стол, чуть подняв плечи. Он слышал только биение сердца, которое заставляло скукожиться, сутулиться. Казалось, с каждым толчком тело мелко дрожало, с каждой секундой контроль над собой становился всё более и более сложным. Неожиданно почувствовал, как в кузнице стало холодно. Он огляделся одурелым взглядом. Угли в печке тлели не переставая. Оказывается, не в кузнице стало холодно, просто Иккинг вспотел. Он осторожно разомкнул слепившиеся веки, до боли сжал челюсти, короткими, отрывистыми движениями вынул из кармана Драконью траву и закрепил на поясе, обмакнул запястье в кровь. Холод в его очах услужливо предсказал кровопролитное сражение.

***

— Теперь мне нестыдно снова показаться людям! — Стоик рассмеялся. — Сказал бы мне кто-нибудь пару недель назад, что Иккинг будет не просто, кхм, Иккингом, а самым лучшим на острове драконоборцем, — я бы привязал его к мачте и сплавил в море, как явного психа! — толпа взверевела, но вождь одним жестом попросил людей успокоиться. — И вот это случилось. И я очень удивлен, но и очень горжусь им. Сегодня мой мальчик станет викингом! Сегодня он станет одним из нас! Народ ликовал, обращая взор на арену, где сейчас должна была вершиться судьба. — Я верю в тебя, — донеслось откуда-то из-за плеча. Даже не видя Плеваки, Иккинг понял, что тот улыбнулся. — Порази их. Двери медленно поехали вверх, и юный драконоборец неуверенными шагами, будто оттягивая неизбежное, прошёл дальше, навстречу битве и неминуемым ранам и увечьям. Гул в ушах вызвал несильную головную боль. Иккинг подошёл к стойке с оружием, взял щит и секиру. Таков был его выбор, потому что щит — вещь универсальная, а секира — почти невесомая, и лезвие её запросто вспарывало кожу драконов. Стоик воздержался от комментирования выбранного оружия. — Я готов. Ворота чуть скрипнули и с грохотом распахнулись, теперь покрытые огнём. Рептилия выскочила, с оглушающим рыком ринулась куда-то в сторону, стреляя в толпу, которая чудом увернулась от атаки. Она карабкалась по стене, по цепям и вдруг повисла наверху, опускаясь вниз, внимательно изучая объект, который следовало бы уничтожить. Порыв, страх, паника, тревога — и Иккинг увернулся от пасти, наполненной клыками. Ошибка. Он забежал за стойку с оружием, которая сию же секунду оказалась уничтожена и превращена в щепки. Иккинг подставил щит, укрываясь от потока испепеляющего огня. Рывок — и он стоит за драконом. Драконоборец закружился в вольте, перехватил секиру, напал быстрым, как мысль, боковым ударом. Лезвие прошлось по лапе. «Дракон класса Кочегаров. Выберет огонь вместо когтей», — мысль, как удар, была молниеносной, но Иккинг не упустил возможности чуть улыбнуться. Чудовище взверевело. На этот раз ему повезло — только-только разинул пасть, как викинг парировал остриём, направленным перпендикулярно земле, сильно вывернув корпус, и плашмя скрестил с мордой дракона. Теперь исход битвы зависил от того, кто первый повернется, кто нанесет удар в слабое место противника. Дракон почувствовал на языке привкус крови — секира порезала дёсны. Оба готовились перейти от статичного удара к более изящному, стремительному, силу которого готовили заранее, Иккинг — перенося вес на нужную ногу, Ужасное Чудовище — напрягая крылья. Юноша заметил, что оба одинаково быстры. Но тело Чудовища было длиннее. Воин перепрыгнул через основание хвоста, ловко увернулся от длинных шиповатых отростков. Нового потока огня Иккинг не заметил из принципа, проскользив по камню, с почетом принял его щитом. Дракон поднялся в воздух, хлопнул крыльями настолько сильно, насколько позволяло пространство, создавая мощный поток ветра. Он был гораздо слабее, чем огонь, который враз испепелял обстреливаемую цель, но и избежать его у Иккинга не было шансов. Он криво усмехнулся, прежде чем его припечатало в стену. Народ охнул. Сквозь пелену Иккинг заметил Астрид, которая стояла в самом первом ряду. На её лице читалось беспокойство — она и не пыталась его скрывать. Подлее неё стояли Рыбьеног, Сморкала, близнецы Забияка и Задирака. Кто-то из них высовывался за ограждения, кто-то отводил взгляд, но их всех объединяло одно: они боялись за жизнь Иккинга. Тяжёлая, когтистая лапа прижала человека к земле, заключая в клетку и не оставляя возможности выбраться. — Остановите бой, — Стоик вскочил с трона. Дракон приоткрыл зубастую пасть, в которой зажёгся огонь. Он приблизил морду к земле. Иккинг приоткрыл красное запястье. — Остановите!.. — вождь замахнулся молотом, как вдруг дракон отскочил от драконоборца, боком попятился назад. Иккинг жадно заглотил порцию воздуха, приподнялся на локтях и лицезрел перед собой напуганного дракона, что теперь вжался в стены, с каждым движением понимая, что дальше бежать некуда. Вместе с этим он иногда тянулся к поясу викинга, но страх, инстинкт пересиливал, и Чудовище больше напоминало существо, которое не могло определиться, что ему теперь делать: с одной стороны блаженство, даруемое Драконьей травой, а с другой — перспектива погибнуть или, по меньшей мере, заболеть. Все попытки рептилии то подойти к Иккингу, то убежать и защитить собственное тело напоминали конвульсии. Он трясся, выгибал позвоночник, с нескольких сторон осматривал ещё пока лежащего человека, которого не смог убить. Иккинг, чуть кряхтя и опираясь рукой о стену, поднялся, устремил строгий, полный желания крови взгляд. Он поднял секиру, нарочно оставляя щит, тем самым показывая свое превосходство над существом, по его мнению, низшим, чем он сам. Иккинг… не спесив. Если ему сказано убить дракона, значит, он убьет дракона. Да, несколько раз чуть не умрет, подвергнет остальных опасности, будет тянуть до последнего, но он убьет. Убьет, потому что так сказано, потому что должен делать то, что хочет общество. Нечестная игра, да? А если бы Иккинг преждевременно не провел эксперимент, не узнал о слабостях драконов, остались бы от него только обугленные косточки. Его нога победно легла на алую морду. Из ноздрей дракона вышел горячий пар. Ужасное Чудовище не сопротивлялось, чувствуя угря где-то поблизости парня, а может, у самого парня. Он не посмотрел на глаза, принявшие участь и ожидавшие смерть. Лезвие секиры свистнуло в воздухе. Тело, будто ударенное током, один раз мелко вздрогнуло. Чудовище, беззвучно разевая клыкастую пасть, склонило голову в бок, высовывая язык наружу и прищемляя собственной челюстью. Лишенный изящества удар пришелся на самую слабую, самую незащищенную часть всего тела — шею. Иккинг тяжело вздохнул, секира выпала из его рук, проскользила, звякнув лезвием. Толпа подскочила, ликовала, восторгалась, дарила Иккингу хвалебные вскрики, смеялась. Драконоборец, Викинг — теперь с большой буквы — устало усмехнулся, подняв очи к небу, почувствовал, как на плечи легли знакомые руки: пятеро друзей были тут как тут. Они восхваляли героического драконоборца, бесстрашного изничтожителя драконов. Сквозь многочисленные возгласы, так и намеревавшиеся заполнить разум парня, Иккинг осознал: этим же вечером Большой Зал обязательно пополнится чучелом нового дракона.