Другая сага. Убить дракона

Он забрёл в этот лес впервые, когда в очередной раз захотел побыть наедине с собой. В детстве его бы упрекнули в этом, а сейчас юноша без причины почувствовал некоторую безнаказанность. Конечно, никогда бы не пошёл на запад относительно деревни — то ли из-за навязанных мыслей, то ли из личных побуждений — но встречаться с викингами и фальшиво им улыбаться совсем не хотелось. С учётом, что он буквально сбежал из-под носа отца. Он просто шёл. Шёл без цели, с тоской в глазах и некоторой слабостью в груди, руках. Из-за забытых в доме ножен клинок пришлось прикрепить к поясу. Его лезвие тёрлось о бёдра, и шаги нужно было делать короче, чем обычно — худощавость мальчишки позволяла совершать достаточно ловкие движения без опасения вспороть кожу на ноге. Он не замечал, как менялось окружение: сначала мелькали деревья смешанного леса, затем начиналась каменистая степь без намёка на растительность, а за ней и вовсе следовали покрытые травой, зелёные холмы. «Хороший дракон — это мёртвый дракон». На этих холмах, по легендам, резвились зыбкие тени ящеров, жестоко убитых ради забавы, ради шутки. Юноше казалось, что он действительно видел танцующие, бесформенные силуэты. Эти движения были сродни ритуалу — загадочные, властные, до идеала отточенные. Тени манили за собой, резво кружились и весело перекликались, задорно перескакивали друг через друга, парили над землёй, и парень поклялся: в эту же секунду он будто бы услышал плач подземных гроз вперемешку с восклицаниями ненависти и гнева, обрушившихся на рептилий при жизни. Его временное убежище, надёжно спрятанное за высокой травой с неприятным чесночным запахом, заволокло серой дымкой. Она неспеша осела, и сквозь этот пепел сверкнул алмазом единственный лучик надежды. Пляска жутких теней вмиг прервалась. За такими прекрасными, за столь обманчивыми видениями хотелось следовать, ни на шаг не отставать, ведь создавалось впечатление, что с ними... Было безопасно. Как только мальчик, заворожённый, сделал шаг, как только трава под ним, прошелестев, примялась, десятки диких чёрных птиц взмыли в воздух, и мираж растаял, словно снег. Всё смолкло и замерло вокруг. Вдруг к кристальным небесам его вознёсся взор. И без того светлое личико побледнело ещё сильнее, когда средь белых облаков привиделось чёрное крыло. Страх молниеносно подал совет: «Беги». Хотелось спрятаться, стать меньше, найти укрытие, замереть и не дышать. Превозмогая страх, юноша продолжал стоять, дрожал, не посмел упасть ниц. Он сбросил с разума оковы и решительно двинулся вперёд. Полдневный зной бросил в бред. «Сейчас или никогда». Он пришёл к углублению в скале, расположенной близ холмов, ближе к вечеру: пробраться сюда так, чтобы не привлечь к себе внимание, было труднее, чем казалось. Секунда на то, чтобы разглядеть внутренности пещеры... Почти на входе лежал дракон. Ещё две для того, чтобы понять, что именно делала рептилия. Судя по мерно поднимающейся и опускающейся спине, спала. Стало быть, назад пути нет. Руки сжали заклятый металл. Губы беззвучно шептали молитву. Взгляд заволокло кровавой пеленой. «Порождение молнии и самой смерти, — как некстати мелькнула мысль в голове. — Им ведом каждый твой шаг, каждая мысль, каждый вздох. Нужно быть быстрее». Между ними не более двух шагов. Холод в глазах пленил. Парень хотел крови и не стал сдерживать это желание. Три секунды сдержанности. Ровно три мгновения, а затем... Мир будто померк. Мальчик не дышал; повернулся, рывком достиг дракона и всадил лезвие в вену на шее по самую рукоять прежде, чем ушные отростки Ночной Фурии поднялись и уловили звук, раздавшийся от дёрганного движения. Тело и разум сплетались воедино, и ни над одним движением викинг не задумался, хотя действовал по наитию. Отпустил нож. Дракон подскочил, хрипло от недостатка кислорода заревел, когтём зацепил рукоять, и лезвие вылетело из раны, откуда тут же начала сочиться алая кровь. Мальчик испуганным зверем отскочил от сгустка плазмы. Короткий взгляд — и он увидел свои мечты в сияющих безднах зрачков. Лапы дракона задрожали, будто осиновый лист, хвост метался из стороны в сторону, растопыренные крылья заняли всю пещеру. Ящер прицелился, и прямо перед лицом мальчика, словно капкан, захлопнулась клыкастая пасть. Брызнула слюна. Фурия кашляла, мотала головой, безуспешно пытаясь приглушить, унять нестерпимую боль, и парень воистину насладился этим моментом. Получил удовольствие, какое мог получить только последний садист. Она упала на бок, высунув язык, и только сейчас мальчик смог убедиться в том, что это была самка. По растерзанной вене уходила из тела жизнь, плоть дрожала на ветру. Вокруг никого не было, кроме него и его жертвы. То была ненависть, дикая, животная, слепая ярость. Неведомый огонёк выжег душу изнутри, и эта пропасть как бы означала перемены в жизни драконоборца. Три или четыре шага назад, обманчиво спокойных, сбитое, неровное дыхание — и он падает на колени, срывается, захлёбывается слезами, почти не контролирует себя. А, через время пробудившись, даже не думает ждать; понимает, что должен избавить этот мир от злосчастных ящеров... Знает, что должен ворваться в бесчестный мир убийств и злобы, забыться... И бежать. Бежать. Бежать.

***

В воздухе свистели дротики с ядом. Дракон будто играл с человеком, уворачиваясь от снаряда в последний момент, благо, превосходная манёвренность позволяла. Он увернулся аж от пяти штук, чем сильно задел самомнение Ловца. Недлинный свист — и притаившиеся чёрно-красные драконы взмыли в небо, слишком быстро — «профессионально» — загнали Ночную Фурию в ловушку аккурат в тот момент, когда она набрала высоту. Секунда промедления, всего один миг — и шестой дротик угодил прямиком в шею. Раздался рёв, Фурия быстро потеряла высоту и скрылась где-то за самыми высокими елями и соснами. Охотник усмехнулся: если сравнивать начало и конец охоты, то сейчас он прыгнул выше головы, когда попал с такого огромного расстояния, хотя за минуту до этого казался самым неумелым, по его мнению, воином, неумевшим пользоваться арбалетом. Двое из четырёх Смертолапов приземлились возле хозяина, их хвосты с жалами на концах взвились, качнулись и замерли в томительном ожидании. Каждые их неровные вдохи и слишком быстрые выдохи казались болезненными, но Ловец знал, что это просто особенность дыхательной системы. Гриммель провёл ладонью по одному из ошейников, удерживающих колбы с ядом, как бы выражая безмолвную похвалу, заметил огонёк в глазах хищников и тяжело вздохнул. Всего на миг драконы показались уставшими. «Гоняться за Ночными Фуриями в одиночку с каждым годом становится всё сложнее». Какие-то двести шагов — и он на месте. Неестественно вывернутые крылья, запрокинутая назад голова, отчего-то странно скрученный хвост, неподвижные конечности, отсутствие дыхания — всё так и твердило о недавней смерти ящера. Похоже, удары о ветви деревьев и падение с большой высоты пережить не представлялось возможным. А жаль: тем ценнее товар, чем позже он покинул этот свет. — Развлекайтесь, парни, — дал команду ровный голос, и четыре свирепых рептилии — двое из которых сторожили тушу ещё до прихода хозяина — будто оживились и почти одновременно облизнулись в предвкушении. — Только осторожнее с костями и шкурой, тем более... Что это молодая самка. Смотреть на тело, растерзываемое чёрно-красными драконами, Охотник не стал — насмотрелся уже, да и чего-то нового не увидел бы. Он шёл в гордом одиночестве. Без цели, с тяжестью в груди, руках... Какая-то хандра настигла его в самый неподходящий момент, а потому каждый шаг давался с неимоверным усилием. Отчего-то хотелось выть, но Гриммель успешно подавил в себе эмоции и вышел к крупному лесному массиву, огороженному с двух сторон рекой, а с третьей — небольшим озером. Громоздкая конструкция предстала перед ним: летательный аппарат, собранный из толстых брёвен, включающий в себя аж четыре катапульты, укреплённые верёвками и разного рода металлическими вставками. Его второе — после ошейников для колб с ядом — изобретение, требующее сильной переработки, было маломобильным — даже Смертохваты, довольно выносливые драконы, уставали всего через несколько миль после начала полёта. Такой показатель категорически не устраивал Гриммеля: помимо того, что они должны были переносить тяжести, включая сам аппарат, обычно на дальние расстояния, Охотник полностью полагался на них при преследовании жертвы. Выдохшиеся рептилии стали бы бесполезны... К этому времени вернулись Смертолапы. Будто действительно понимая человеческую речь, они не тронули кости, а вдоль груди и желудка проделали аккуратный разрез, чтобы выпотрошить тело. Гриммель не мог нарадоваться: до чего же умны драконы класса Разящих! Он бережно стёр остатки крови с морды одного из подчинённых ящеров и перевёл взгляд на Ночную Фурию. «Мне катастрофически необходимо собрать свою армию. И чем раньше, тем лучше». Гриммель знал — чуял — какие-то перевороты, преобразования близко. Он собирался действовать, измениться, начать шевелиться, в конце концов. Выйти в свет, к людям, сыграть с ними хоть в какую-нибудь игру. Мотиватором, скорее всего, стала последняя Ночная Фурия, чья шкура лежала у ног Ловца. Параллель была ясна и очевидна: сейчас смерть самки как бы означала перемены в жизни Гриммеля... ...как тогда. Как в детстве.