***
Сердитые грозовые облака, заряженные бунтарством, непредсказуемостью и стремительностью, били тугими, но редкими нитями дождя. Маленький зелёный дракончик со шрамом на шее пикировал, а за несколько секунд до соприкосновения с землёй расправил тонкие крылышки и мягко приземлился возле каменной статуи, где-то в тени. Настороженно выглянул, когда до него докатился тяжёлый запах драконов-убийц, и тут же спрятался, поскольку несколько капель дождя упали прямо на морду. Человек в тёмном костюме опёрся о летательный аппарат, переместив вес на одну ногу. Через несколько минут знакомый мальчишка с вечно растрёпанными волосами появился в поле зрения, протёр глаза, чем избавился от сонливости, и обратился к человеку очень раздражённо: — Почему утром, а не днём или вечером? Ещё и в дождь, бр-р... — И тебе доброе утро, Иккинг, — усмехнулся Гриммель, оставив вопрос без ответа. Мокрая, скользкая галька скрипнула под ногами. — Что с твоей рукой? Иккинг остановился и осмотрел запястье: где-то кожа начинала синеть, но большая часть оставалась багровой; отчётливо виднелись сосуды, а часть руки заметно отекла. «У Эрета мёртвая хватка», — подумалось вдруг, но Иккинг рискнул солгать, тем более рациональная часть говорила о том, что торговца нельзя выдавать, какая бы ни была на то причина: — Когда дрался вчера со Сморкалой, неудачно вывернулся, и он своим предплечьем ударил меня прямо в руку, — понуро сказал он, передёрнул плечом. Гриммель разочарованно опустил голову: правды от юноши он не добьётся, да и такого рода гематомы не появляются от удара подростка, здесь нужен некто посильнее. И вообще, синяк расползся на всё запястье, что в худшем случае означало перелом... — Жить буду, — сдавленно проговорил Иккинг, чуть улыбнувшись. — Тогда прошу на борт, — учитель прогнал подозрения, рукой указал на летательный аппарат, и четыре Смертолапа почти в унисон устремили хищные взгляды на Иккинга. — Мы... Полетим? — он поражённо сделал шаг назад. Мысли о том, что ему нельзя оставаться с Гриммелем наедине, не давали покоя, твердо засели под коркой сознания. — Разумеется. Это самый быстрый известный мне способ перебраться с места до места. Один из драконов неторопливо спустился с деревянной балки, не выпустил жало и клыки, просто раздул ноздри, изучая новый запах. Цепь натянулась до предела. — Раз так, — Иккинг осторожно протянул чёрно-красному дракону руку тыльной стороной, которую тот внимательно обнюхал, — скажи, что это за драконы? На Олухе за семь поколений никто таких не видел, даже в нашей Книге Драконов их нет. — Это драконы-убийцы, Смертолапы, — Гриммель провёл ладонью по напоминающим шипы, острым пластинам, и дракон довольно закатил глаза, поддался прикосновению. — Они относятся к Разящим. Очень умны, как ты уже мог понять, и выносливы. По силе могут посоревноваться с Ночной Фурией. — А как?.. Почему они слушаются тебя? — с замиранием сердца спросил парень, когда почувствовал, как кончик шероховатого языка задел ладонь и прошёлся между тонких пальцев, оставив липкие нити слюны. — Видишь эти колбы? — Гриммель с особой сдержанностью коснулся стеклянных колб на ошейнике. По поверхности фиолетовой жидкости пошла рябь. — В них находится их же яд. В малых дозах позволяет мне контролировать любых драконов, и они беспрекословно будут выполнять мои приказы. Те, что поумнее, поймут меня без слов. — И на сколько хватает яда? — Иккинг брезгливо отряхнул руку, несколько капель слюны попали на морду Смертохвата. Дракон недовольно фыркнул, зажмурился и отступил назад. — Если колбы будут заполнены до предела, без их замены и при постоянной подаче, думаю, недели на полторы хватит гарантированно, — горделиво сообщил Охотник, после чего забрался на корабль и посмотрел на парня сверху вниз как-то снисходительно. — Готов? Иккинг ещё помялся несколько мгновений, прежде чем отбросил мысли о предостережении Эрета, послушно сделал шаг вперёд и оказался на борту летательного аппарата. В закрытом пространстве, ещё и на высоте, у Гриммеля было, конечно, больше шансов убить человека, но Иккинг давно научился выхватывать закреплённый на поясе нож всего за секунду. Дверца — а точнее что-то напоминающее калитку — захлопнулась, корабль с грохотом неравномерно качнулся. Иккинга отбросило бы в сторону, если бы он не схватился за тонкое деревянное ограждение. Гриммель же выглядел совершенно спокойным, завёл руки за спину и отошёл в противоположный угол корабля. Юноша нервно сглотнул и присел на корточки, испуганно-растерянным взглядом проводил отдаляющуюся от него землю. Постепенно летательный аппарат набирал высоту. Сквозь огромные щели пробрался ветер. Иккинг прищурился, глаза начинали слезиться. Он вцепился в перекладину с такой силой, словно именно от него зависело, приземлятся они в будущем или нет. Сквозь мутную пелену увидел, как Гриммель, стоя к нему спиной, положил руку на ограждение. Только рука больше не выглядела так, как должна выглядеть: большая её часть была обёрнута в старый, впитавший слой пыли кусок ткани, а на кисти, где должны располагаться пальцы, медленно появилось кровавое-красное пятно и расползлось почти по самое предплечье. Из-под тряпки сочился гной. Запястье было вывернуто почти вполоборота. От него до самого плеча тянулась безобразная кровоточащая рана, будто кто-то специально вырвал кусок плоти, превратил руку в кровавое месиво и, вероятно, получил от этого непостижимое, садистское удовольствие. Иккинг не смог различить спектр эмоций на лице Гриммеля, которое было изуродовано рубцом, оставшимся словно после ожога. Зрачки оставались расширенными. Губы не шевелились. Они были синие. Тело свело судорогой от небывалого напряжения мышц. На какой-то миг всё затихло. Будто спохватившись, налетел холодный ветер. Внизу бушевали волны, молния вспорола небо; не утихая, гремела небесная канонада. Смертохваты почти не справлялись и сильно замедлились в угоду сохранности корабля и манёвренности. Все мысли окутали Иккинга стальными оковами, но сходились в одном желании — прекратить этот ужас, вырваться из этой бессознательности и непроглядной мглы. Гриммель обернулся и тут же непонимающе выгнул бровь, приблизился к парню, которому казалось, что после себя мужчина оставил зловонную дорожку смеси пыли, грязи и крови. В тени она была чёрной, а когда редкие лучи солнца выхватывали её из мрака, сияла багряными отблесками. Пахло гнилью. — Ты чего? — слова прозвучали где-то очень близко, почти над ухом, и Иккинг вырвался из злостного плена собственных мыслей, пошире открыл тяжёлые, усталые веки. Когда чужая рука коснулась плеча, он мелко вздрогнул: не было ни вязкой крови, ни грубого куска ткани. Ничего. — Так грома испугался? Иккинг не увидел во взгляде того, что в глубине души хотел бы увидеть — сочувствия. Видения, несомненно, были плодом воображения окутанного страхом юноши. Страхом высоты и внезапных громких звуков, в частности, грозы. Поэтому он едва заметно кивнул. — Мы почти на месте, — Гриммель не выглядел обеспокоенным, скорее искренне удивлённым. Оставшееся время исподтишка поглядывал на парня. Тот молчаливо уставился не то на пол, не то на собственные ноги, напоминал о себе редким тихим бормотанием. Позже воцарилась тревожная тишина, нарушаемая разве что рыком четырёх драконов. Под конец полёта дождь практически стих. Двое Смертохватов, оставленных в ближайшем лесочке, нетерпеливо подскочили, едва отошедши ото сна, когда летательный аппарат приземлился возле них. Иккинг не вышел — на дрожащих ногах и руках измученно выполз. Недолго приходил в себя, опёрся о корабль спиной и собирал все свои мысли в единое целое. — Сможешь сейчас тренироваться? — ради приличия спросил Гриммель, протягивая лук и качан со стрелами и даже не взглянув на ученика. У него никогда не спрашивали, просто приказывали или заставляли, поэтому такой вопрос вогнал в растерянность. — Думаю, да. Смогу, — через несколько секунд осмелел Иккинг, поднялся на ноги и взял протянутый лук со стрелами. Такое решение было не самым обдуманным. Особенно после увиденного. — Твоя задача — поразить все мишени, которые расположены в этому лесу. Их всего пять, — Гриммель сложил руки за спиной, хмыкнул. — Сейчас неважно, в какую часть мишени попадёшь, важно просто попасть. — Не слишком ли это просто? — с подозрением покосился Иккинг, с трудом совладав с голосом. — Есть ещё кое-что: мишени будут охраняться, — Охотник встал между двух не пристёгнутых к аппарату драконов. Иккинг в неверии потряс головой. — Да, и ты не можешь стрелять по ним. Юноша подумал, что такое правило справедливо по отношению к Смертолапам, как к очень важным для Гриммеля драконам, калечить которых себе дороже, но оно абсолютно портило смысл тренировки: если она была имитацией реального сражения в лесу, то при встрече с драконом — будь то Громмелем или Ужасным Чудовищем — Иккинг атаковал бы первым. Хотя вопрос, почему Гриммель не подчинил тем же способом, каким подчинял Смертохватов, какого-нибудь Змеевика в качестве пушечного мяса, оставался открытым. — Не убейте его только. Рано ещё, — шепнул он драконам. Те, словно понимая человеческую речь, переглянулись друг с другом, гортанно рыкнули. — Я буду наблюдать за тобой сверху. Вдруг ударил порывистый ветер, на горизонте вспыхнули изгибы молний; дождь, ранее вроде бы закончившийся, с новой силой начинал моросить. — Как же я буду тренироваться? — неуверенно спросил Иккинг, осматриваясь. — Не думаю, что гроза входила в твои планы! —Ну, импровизируй. Адаптируйся. Преодолевай, — гаденько усмехнулся Гриммель и неторопливо зашёл на корабль. — Кстати, твоя тренировка начинается... прямо сейчас. Смертолапы взмыли в воздух и быстро исчезли из поля зрения. Иккинг со всей силы рванул в глушь. Первую мишень, которая оказалась покрашенной деревянной бочкой с тренировочной арены, он нашёл почти сразу. Она была воткнута в покрытые мхом корни, из-за чего сильно выделялась на коричневой почве. Натянуть тетиву и выстрелить в центр с первого раза было проще простого — ему даже не мешали. Далее интуиция повела мальчика к бурелому. Дыхание оставалось в норме, хотя бежал он быстро. По пути часто озирался по сторонам, пытался испуганно-сосредоточенным взглядом поймать дракона, но величественные ели без труда скрыли чёрно-красную чешую. Среди недавно упавших и мёртвых деревьев обнаружил бочку, но она была повёрнута дном, где не было мишени, а значит, идти нужно по стволам и сохранять при этом равновесие. Он мягко отскочил от бревна, на которое успел поставить ногу, когда в сажени от него зажёгся кусок земли, а на поваленные деревья приземлился Смертохват. Из пасти потекла кислота, подпалила мокрые из-за дождя корни, жало на хвосте нацелилось прямо на хрупкий череп. Иккинг заметил, что деревья начали трещать — с тем же звуком огонь в костре пожирал поленья. Резко ушёл влево, и дракон наклонился за ним, сильно перемещая вес и теряя равновесие. Ствол обломился посередине. Дракон рухнул на бок, в неглубокую яму, истошно заревел, царапал лапой обгоревшее, скользкое дерево. Иккинг обошёл бурелом с обратной стороны, и стрела со свистом вонзилась в цель. Гриммель с упоением наблюдал за учеником, за его сообразительностью и умением выпутываться из разных ситуаций. Подкралась уж очень навязчивая мысль дать команду подчинённым, чтобы те прикончили Иккинга прямо сейчас, но постоянный шелест травы и едва уловимые движения снизу убили всякое желание. За Иккингом и, в особенности Гриммелем, следили. Под видом грибников, фермеров, патрульных, соглядатаев скрывались воины Олуха. Безопасность будущему вождю обеспечить, конечно, смогли. Не стоило рассказывать викингам на арене, — в тот самый момент, когда он решил позаимствовать бочки — куда именно Гриммель направляется и как будет проходить тренировка. Если Иккинг хотя бы немного доверял Ловцу, то Стоик — нет. Он проследил за учеником, который направился к цели. Словно обиженный на недоверие, выдохнул. Осталось всего три бочки. И если проблема двух следующих мишеней была в том, что они были спрятаны слишком хорошо, — первую покрывал слой листвы и еловых иголок, а вторая находилась на самой верхушке огромной сосны, что было тем ещё испытанием попасть в неё, — то последнюю охранял ещё один Смертохват. Иккинг уже обрадовался, когда на ветке клёна заметил знакомые белые и красные круги, но вмиг напрягся, когда услышал рык, а перед ним, казалось, из ниоткуда возник дракон и преградил собой дорогу. Хвост моментально взвился, качнулся. Его поза означала, что Смертолап готовился к прыжку, но вопреки здравому смыслу тот сделал несколько шагов вбок. Неровно вдохнул и выдохнул. Иккинг тоже был на взводе. «Как же тебя обойти? Я ведь не знаю твоих слабостей! Даже угриной крови и Драконьей мяты с собой нет». Только сейчас он заметил, что зрачок на одном глазу был мутный и не шевелился. Это шанс! Короткий выпад в сторону, затем в противоположную, полупируэт, натяжение тетивы — и цель поражена. Смертолап едко прищурился, когда понял, что проиграл, фыркнул почти по-человечески, вспорхнул и скрылся за кронами деревьев. Рядом через время приземлился корабль Гриммеля. Охотник выглядел удовлетворённым: — Неплохой результат, я почти доволен тем, как ты обращаешься с луком. Дойдёшь до деревни, или подвести? Вспомнилось видение. Вспомнился отблеск багряной крови. Вспомнились кровоточащая рана, повязка и гной. Вонь. Ответ был очевиден: — Пройдусь, пожалуй, пешком. На пожавшего плечами учителя Иккинг уже не смотрел. Бочки с нарисованными мишенями останутся гнить в этом лесу.***
Трапезничал парень в одиночестве, спустя несколько часов после тренировки. Не покидало ощущение тревоги и отчего-то понимание неправильности жестокого мира. От этих мыслей даже голова становилась тяжелей, появилась скованность в движениях. Покончив с едой, Иккинг вышел из дома и направился в тень возле дома — на свежем воздухе думалось, несомненно, легче. В низине грохотал корабль Гриммеля. Стоик, кажется, звал мужчину на какие-то переговоры, кто-то из торговцев с кем-то из покупателей что-то не поделил. По-видимому, дело было крупным, если потребовалось вмешательство вождей. Гриммель шёл без Смёртохватов, двое из которых отдыхали на ныне занятом архипелаге, а четверо тащивших аппарат кемарили возле домов. Викинги пугливо обходили драконов стороной. Заметив мрачного ученика, Гриммель поджал губы: вроде бы, являясь учителем, он должен участвовать в жизни того, кому приходился наставником, или хотя бы интересоваться ею. Вроде как должен наставлять. И, превозмогая неохоту, разговаривать. Гриммель измученно закатил глаза, когда понял, на что подписался и что в реальности тренировать подростка и быть эмпатом куда сложнее, чем он представлял. Обойдя дом со стороны входа, Гриммель обратился к Иккингу ровным голосом: — Выглядишь паршиво, признаюсь, — он сел в ту же позу, в которой сидел ученик, рядом с ним: скрестил ноги, опёрся руками о колени. Пока что налаживал контакт, прощупывал почву. В будущем пригодится понимание уровня доверия. — По мне так видно? — тихо простонал Иккинг. — В общем, да. Неужели из-за моей тренировки? — вкрадчиво поинтересовался Гриммель, по-кошачьи склонил голову. — Да нет, ты здесь ни при чём, — шепнул юноша и приобнял себя за худые плечи. — Понимаешь, с несколько дней назад один викинг — ну, он был пьян — рассказывал мне такие вещи, какие никогда не рассказал бы, если бы был трезвым. И вот сижу, пытаюсь понять, почему так происходит, ведь на прошлых пирах он молчал. — Наверняка ваши узы ковались в битвах и совместном труде, а затем цементировались пивом на застольях, — тяжело вздохнув и с трудом выдерживая рухнувший на него поток слов, произнёс Гриммель. — Если он доверил секрет, значит, уверен в тебе. — Да? А я думал, что все наши воины просто слушаются приказов. И повинуются, — Иккинг пожал плечами, которые медленно отпустил, помялся едва заметно. — Не совсем: мы сильны оттого, что сплочены едиными верованиями. А племена, где члены готовы пожертвовать чем-то ради общего блага, всегда успешнее, чем те, в которых каждый думает только о себе, — Гриммель на мгновение замолк, но чуть позже продолжил. — Но я вижу, что мучает тебя совсем не это. — Угу, не это, — Иккинг на учителя не взглянул. Тугой комок тошноты подкрался к горлу неожиданно. — Просто... У тебя было когда-то ощущение, что всё, что ты делаешь, — неправильно, а в какой-то момент ты видишь то, что, наверное, не должен был видеть, и от этого тебе становится хуже? Однажды я уже разговаривал о похожем с моим другом и понял, что поступал не лучше, как думал, а иначе, по-другому, но всё же... — Было, — резко и строго прервал Гриммель, который вконец устал слушать эту болтовню. — Меня готовили в солдаты, в пехоту, а мечтал я совсем не об этом. Перед тем, как убить свою первую Ночную Фурию, увидел... драконов. Изувеченных, исхудавших, но не настоящих. А теперь сижу здесь, рядом с тобой, будучи совсем не солдатом пехоты, — осёкся, не докончив мысль. — Ты видел нечто подобное? — Ну, не драконов, но... Пожалуйста, я не хочу вдаваться в подробности. — Что ж, не стану тебя заставлять, — Гриммель чуть качнулся — ноги начинали затекать. — Вот! — внезапно воскликнул Иккинг, изменив позу и многозначительно взглянув на Гриммеля. Но личных границ не нарушил. — Почему ты так делаешь? Ты дал мне свободу выбора, тогда как никто до тебя этого не делал. Я слышал только приказы, команды, реже ругань, но никто не спрашивал моего мнения. Почему, Гриммель, почему ты так поступаешь? — Я был в твоей ситуации, — убеждённо солгал он. — И я хочу, чтобы ты тоже почувствовал настоящую свободу. — Я не понял тебя, — гораздо тише отозвался парень, виновато прикрыл глаза. — Даже со всеми запретами, наказами мне казалось, что я свободен. Я всё ещё шёл куда хотел, ел что хотел, но... не делал что хотел. Выходит, я не был свободен? — Выходит, не был, — тут же согласился Гриммель и неприятно ухмыльнулся. — А как я могу стать свободным? За тобой, похоже, не следили, как за мной, поэтому ты делал то, что вздумается. В том числе убил Ночную Фурию... — голос дрогнул, когда его вновь нагло прервали: — Не путай, Иккинг. Когда делаешь, что вздумается, — это не свобода, а хаос. Настоящая свобода — когда рамки есть, но о них не задумываешься. Это не когда ты делаешь то, что хочешь, а когда не делаешь то, что не хочешь. Я был в своё время по-настоящему свободен, пошёл против всех, а вот ты... — Теперь я понял. Можешь не продолжать, — буркнул Иккинг, надулся и замолк. Молчал и Гриммель. На какое-то время воцарилась тишина. — А что, если бы я отказался лететь или тренироваться? — Я бы не стал тебя тренировать, — холодно отрезал Гриммель. В голосе слышался металл. — Совсем? — Совсем. — Но ты ведь так хотел... — начал было Иккинг и был в третий раз прерван — эта черта Гриммеля начинала раздражать: — Моё рвение было бы бессмысленно, если бы ты не приложил усилий. А отказавшийся, струсивший однажды, сделает это в будущем ещё на раз, — Охотник устремил взгляд на горизонт. С несколько минут они сидели молча. Гриммель в шутку думал о том, что за этот день он сказал больше слов, чем за прошлые пятьдесят лет вместе взятые. И о том, что вдругорядь он десять раз подумает, прежде чем обратится к тому, кто решит пофилософствовать, сидя в тени собственного дома. — Ладно, твой отец ждёт меня. Встретимся возле Большого Зала послезавтра. Иккинг проводил уходящего Гриммеля взглядом. Его счастье, что тот назначил тренировку через день: хотя образ раненого мужчины надолго сохранился в памяти, обдумать нужно было не только это.***
Начались тяжёлые трудовые будни, наполненные напряжённой учёбой и работой. Гриммель был решителен, твёрд, настойчив и властно грозен. Каждая его тренировка отличалась от предыдущей, а усложнялась по возможности. Иккинг уже успел поплавать в озере, реке и болоте, потренироваться в метании копья, прятках с драконами и рукопашном бое. С последнего смеялся больше всего: он должен потерять в поле нож, меч, щит, копьё, лук со стрелами, топор, шлем, доспехи, выйти на открытую местность без единой палки и камня, чтобы затем вступить в драку с таким же разгильдяем. Сидеть сложа руки Иккингу не приходилось. К тому же каждое занятие сопровождалось огромным количеством теории, которую без труда можно было применить сразу на практике. В этом и было отличие тренировок Плеваки от тренировок Гриммеля: первый не брезговал обращаться к Книге Драконов через каждые два-три занятия, тогда как второй ни разу не заикнулся о каком-то учебнике. Создавалось впечатление, что он выучил книгу наизусть, а опыт прошлых лет лишь дополнял то, что было написано и собиралось веками. Его тренировки не были изматывающими, а может, Иккинг действительно адаптировался к постоянной нагрузке. «Утомлённый воин — обычно мёртвый воин», — часто говорил Гриммель, что было совместимо с пресловутыми драконами, крыльями и хвостами. Про драконов, крылья и хвосты Гриммель также рассказал, пусть немного поздновато. Рассказал и про неизвестный Иккингу Драконий корень, как достаточно дешёвый ингредиент для специальной смеси, которой можно покрыть наконечник стрелы, чтобы затем сбивать драконов куда эффективнее. Иккинг, в свою очередь, поделился, как избавился от ноги, и увидел, что, оказывается, учитель всё же умеет эмоционально удивляться, а также как открыл Драконью мяту и угриную кровь. Уже давно понял, что Гриммель либо будет благодарен за информацию, либо никак не отрегирует и не сочтёт новые способы достойными внимания. А объяснять, что Олух уже продолжительное количество времени пользуется угрями и мятой, Иккинг поленился. На одной из тренировок, когда ученик переводил дух после разминки, вдыхая и выдыхая холодный утренний воздух, учитель, что было совсем на него не похоже, первый поинтересовался у юноши, отступая на шаг: — Иккинг, какая у тебя цель? — Что? — он по-кошачьи склонил голову. Похоже, перенял привычку Гриммеля. — Я тренирую тебя уже более пяти недель, вижу результат. И мне нужно понять, как бы ты хотел использовать то, что я тебе даю. — Буду делать то, что и обычно: убивать драконов, — Иккинг упёр руки в бока и улыбнулся уголками губ. После шумно вздохнул. Улыбка не была наигранной. — Я бы на твоём месте сузил круг до Ночных Фурий, — с укором проговорил Гриммель, припоминая диалог ещё до заключения союза. — Мы для этого здесь и собрались. — Ох, тебе легко говорить, когда твоя цель по жизни «убить всех Ночных Фурий до единой», — легко отозвался парень, вздёрнув носом. Сегодня он был навеселе. — Я хочу большего. Драконы выпили слишком многой моей крови. Я понимаю, что всех не убить, но сократить популяцию в моих силах и в силах многих людей. — То есть ты не хотел бы в будущем, когда станешь вождём, присоединить к Олуху другие острова или племена? — не унимался мужчина, чуть щурясь. Такие нестандартные вопросы и перемена в поведении учителя настораживали. — Было бы здорово. Тот же союз с тобой принёс свои плоды, — Иккинг сдержанно кивнул, не веря своим словам. Первые полторы-две недели был уверен в правильности предостережения Эрета, опасался Гриммеля, чаще был готов к внезапной атаке. А теперь невесть почему расслабился. — Нет, я про военный путь, — настоял Охотник, мотнул головой. — Не люблю я все эти войны. В ней всегда побеждает смерть. Ты же сам говорил, я помню точно, что люди сильны, когда сплочены едиными верованиями. Так пусть наше верование будет в том, что рано или поздно мы сможем изгнать либо истребить всех драконов. Разве этого недостаточно? На этом моменте задумался уже Гриммель. Уверенность в правильности плана Драго пошатнулась. Теперь он балансировал на палке с двумя концами: с одной стороны — убийство сына вождя Олуха и война со Стоиком, с другой — всё тот же союз с Олухом и... И как тут быть? Следующее утро мудренее вечера не было. Пришло потрепанное письмо от Йохана. Точнее, прилетело на лапе Жуткой Жути. Иккинг, на чью голову свалился обессиленный дракончик, со скрытым ужасом и негодованием разглядел знакомый шрам на холке. Было объявлено срочное собрание. Судя по дате, письмо затерялось в дороге, а шло без малого две с половиной недели. Йохан молил о помощи, рассказывал, что «Громобой потопил его корабль и все корабли, что пришли на подмогу» и что «теперь вынужден с пришедшей на выручку командой скитаться без денег на местной сторожевой стоянке, откуда не выгоняют бедняков лишь по воле Божьей». Внизу листа стояла знакомая, идеальная в очертаниях подпись. С обратной стороны виднелся почти незаметный, неровный рисунок совы. Гриммель был единственным, кто незаметно оскалился, когда понял посыл. Дата была фальшивой. — Йохану нужно срочно помочь, — в один голос заключили все присутствующие, когда Стоик зачитал письмо. Гриммель, в свою очередь, сильно не вникая в текст и в выдуманную проблему, скупо согласился отправить три или четыре драккара и около тридцати воинов. Больше не мог — объяснил это тем, что охрану острова и торговлю прерывать никак нельзя. Он понимал, что означало это письмо. Молясь на то, что никто не видел рисунок, а если и видел, то не понял, что к чему, украл из-под носа Иккинга и Стоика письмо и сжёг в костре на своём архипелаге. На Олухе за последние несколько часов так и не появился, несмотря на то, что его руководство было востребовано. Этим же вечером солдаты отплыли, Иккинг провожал их взглядом, пока те не скрылись за горизонтом. На забытом Богом пляже, как и всегда, никого, кроме него, не было. В голове вертелись вопросы, на которые уж очень сильно хотелось получить ответ, но получить его было, если не невозможно, то почти невозможно: что, в конце концов, означало предостережение того жуткого торговца, назвавшегося Эретом? Что значило видение и кровоточащие раны на руке Гриммеля, которое Иккинг за всё это время успел по-разному интерпретировать десятки раз? И как, Тор его подери, Беззубик оказался на другом конце света и донёс письмо до Олуха?!