Таракашка [сиквел]

— Вот они какие… — Олечка остановилась на пороге дома Шиляевых, изумлённо распахнув озёра голубых глаз, — …квартиры хрущёвские! Юную Петрову удивить могло что угодно — от божьей коровки на кончике носа до вот этой задрыпанной, по словам Константина Петровича, халупы. Из пересказов Антона Варька поняла, что он с родными жил в сталинке, поэтому восторг Оли был тем более неясен. Панельки отличались низкими потолками, неказистым строением, да и снаружи выглядели, как бетонные коробки. То ли дело сталинки… С витиеватой глиняной резьбой под крышами, такие уютно-кирпичные, просторные и совсем не хлипкие, как те многоэтажки, что возводились в срочном порядке, наспех. Несмотря на убогость дома рыженькой, сестрёнка Тоши умилительно рассматривала внутреннее обустройство квартиры с тем же любопытством, с каким минуту назад пялилась на лифт. Антон же неловко мялся за спиной девчушки, положив ладонь на хрупкое плечо, чтобы тщетно остужая восхищение Оли. Он был у Шиляевой впервые и уж точно не рассматривал хрущёвку, как диковинку. Подобные постройки вызывали у него тревогу, а не интерес. — Ты, главное, тапочки надень. У нас не очень чисто, — Варя предупредила честно. Софья, хоть и старалась держать съёмную квартиру в чистоте, всё равно не могла уследить за каждым уголком жилища, которое ещё до заезда Шилеявых было откровенно загажено вековым слоем пыли. Оля сунула босые ступни в предложенные тапки, что оказались ей забавно велики, и тут же юркнула в первую попавшуюся комнату — спальню. Лёшка с голым пузом сидел на родительской кровати и неторопливо перебирал кубики. Появление новых гостей никак не тронуло его внимание. — Какой хорошенький! — Петрова тихонько подобралась к кровати и наклонилась к малышу, — Как тебя зовут? Варя сделала шаг вперёд, дабы уведомить Олю, что Лёша ещё слишком маленький для таких вопросов и вообще при чужих мог растеряться, но мальчик опередил сестру: — Лё-са. Рыженькая довольно выдохнула. — А сколько тебе годиков? — не унималась Олька. Карапуз, не отрываясь от кубиков, неумело выставил два пальчика. — Да ты уже взрослый! Варя обернулась к Антону. Белобрысый парнишка светился. Буквально — закатные лучи из окна падали на его светлую макушку, сияя едва ли не розовым нимбом над головой. Да и на мордашке очкастого застыло выражение по типу: «Я же говорил, что Оля чудесная». Это чистая правда. Младшая Петрова оказалась таким неиспорченным прелестным ребёнком, что Таракашка успела даже удивиться. В городах, где жила Шиляева до летней поездки, дети десяти лет были такими… Уставшими. Грустными, незаинтересованными, будто в жизни уже всё повидали и ничего, кроме новой механической игрушки, не могло вернуть им счастье. А тут девочка, которая хотела посидеть с малышом не на «отвяжись», а из искреннего любопытства. Такого же, с которым Оля на первом часу знакомства глазела на Варькины волосы. «Ты как огневушка-поскакушка!» — выпалила Петрова слова из сказки, наполняясь к Таракашке доверием и желанием подружиться. — Оль, — Варя робко подошла к девочке и подёргала её за край футболки, — Давай расскажу. Мы допоздна гулять не будем, в девять вернёмся. Точнее, вернусь я, а мальчишки — уже как повезёт. — А Рома с Бяшей придут? — Петрова загорелась вопросом раньше, чем успела его произнести. Рыженькая поражённо хлопнула ресницами. Оля что, этих двух живодёров-хулиганов-оболдуев ждала? Варя вновь обернулась к Антону, на что парень лишь пожал плечами. — Разреши поинтересоваться, а тебе они зачем? — Ну как же! Хвостики заплетать, и маминой помадой красить. И ещё мы играем в кулинарное шоу. Из песка делаем пирожные и предлагаем потом прохожим попробовать и оценить, у кого лучше испеклось. Я пока что ни разу не проиграла! У них пасочки всегда получаются какие-то… Как пресные лепёшки. — Хвостики? — Шиляева надула щёки, сдерживая смешок. Внутри её распирало от хохота. Проглотив улыбку, Таракашка проморгалась, смахивая выступившие от веселья слёзы. В воображении вырисовалась яркая картина: Бяша и Рома с хвостиками из их глупых чёлок, криво напомаженные, с мрачными недовольными рожами, мастерили песочные лепёшки. — Ну да, пальмочки, знаешь? Шиляева не выдержала и отошла от Оли, тихо отхихикиваясь в кулак. Потеха быстро сошла на «нет», когда девушка вспомнила обритую почти налысо макушку Ромы. Наверное, он избавился от чёлки в период своего затворничества, а Петрова встречалась с ним ещё задолго до. — В общем, гляди. Вот здесь Лёшкин ингалятор, прямо на виду. Иногда Лёша… Ну, кашлять начинает. Но это только, если сильно пугается или нервничает, — Варя указала пальцем на флакон, что стоял на прикроватной тумбе, — Он уже самостоятельный в этом деле. Откроет рот, ты на кнопку нажмёшь и Лёша сам вдохнёт. — Варь, я не буду его пугать! — На всякий случай, — Таракашка улыбнулась ответственности девчушки, — Телек на кухне есть. На столе сушки и пряники, можете погрызть, если проголодаетесь… Антон всё это время выслушивал экскурс Вари и постепенно успокаивался. Он был рад, что мать не задавала лишних вопросов о том, куда и зачем юноша повёл сестру. Это было странно, учитывая, что Карине пришлось утром ехать в милицейский участок и ставить подпись в протоколе за свидетеля-сына по просьбе Тихонова. Мать Тоши и Оли была настолько уставшая последние месяцы, что воспринимала даже жуткие события, как новости рядовые, обыденные. Очкастый был рад и тому, что на улице стояла прекрасная погода. Время близилось к пяти часам вечера, полуденная жара постепенно спадала и солнечные лучи теперь грели мягко, не прожигая кожу, а целуя её тёплыми губами. Дома у Шиляевых было идиллически тихо, да и Олька радовалась мелкому товарищу не как новой игрушке, а как настоящему другу. — … И на подоконнике, по секрету, есть лимонные дольки. Ну, мармеладки. Мама не заметит, если ты возьмёшь парочку. — Оль, если вдруг что — звони с домашнего в школу. Номер знаешь. Меня там вахтовичка найдёт и позовёт сразу, хорошо? — Тоша обращался к сестре серьёзно. — Есть, товарищ полковник! — Петрова встала по струнке и приложила ладошку к виску, отдавая честь, — У меня хорошо получается? Рома научил. Варя вновь хихикнула. Рома уже с заплетённой «пальмочкой» учил девчушку армейским жестам? Если да, то от этого ещё уморительнее. — Я не спец, но, по-моему, получается отлично, — Таракашка, взяв Антона за запястье, вывела того в прихожую, когда младшая Петрова присела на кровать рядом с Лёшкой и начала расставлять кубики вместе с ним. — Тош, ты переживаешь? — Д-да уже нет, если честно. Ольке вон нравится, да и мы не надолго. — Уверен, что хочешь пойти? — Варя видела в глазах друга малую долю сомнения, но таковым Тоха был вообще всегда. Совсем всегда. Всегда-всегда. Хотелось бы поглядеть на уверенного и решительного очкарика… Дай Бог в следующей жизни. Антон кивнул, думая о чём-то своём. Всю дорогу от дома Петровых до квартиры Шиляевых Тоха то и дело проваливался в свои мысли и Таракашка смутно догадывалась, что думает мальчишка совсем не о сестре и её хорошем времяпровождении. Попытка юноши зачесать мягкие волосы набок, натёртые доблеска очки и аккуратно выглаженный воротник школьной рубашки — всё это однозначно кричало о заинтересованности Антона в делах сердечных. — Подожди минуточку, я только переоденусь, — Варька задержала на Петрове изучающий взгляд, а затем подошла поближе и поправила ему чёлку, слегка её растормошив, — Полине, конечно, нравятся приличные мальчики, но точно не гламурные. Оставив Петрова с раскрасневшимися ушами, рыженькая быстро юркнула в свою комнату и схватила со спинки стула заранее подготовленное платье. Варя редко наряжалась, даже слишком редко для девочки её возраста. Обычно она предпочитала удобное красивому. Но на первой в жизни дискотеке хотелось хоть капельку, но блистать. Платьице досталось ей в подарок на окончание восьмого класса. Лёгкое, летнее, с тонкими бретельками и развевающимся подолом. Но самое прелестное в нём — это цвет. Тон как у подсолнухов на дневном свету, тёпло-жёлтый, и по всей ткани дробный узор в мелкий белый цветочек. Сказать по правде, платье было простоватым, но для посёлка — самое то. Шустро скинув лифчик, Варя переоделась в «парадное», повесила на плечо длинный ремень маминой красной сумочки и выбежала обратно в коридор. Таракашка застала Петрова в тот момент, когда парень увлеченно поправлял чёлку у зеркала. Пытался разворошить прилизанную чёлку так, чтобы та смотрелась и аккуратно, и бунтарски одновременно. — Красавец — диву даюсь. Девчонки штабелями у ног твоих лягут, пойдём уже! — Ой, — пискнул очкастый, когда Варя потянула его за руку к двери, — Оля, мы ушли! *** Где-то глубоко внутри Варя понимала, что она и её разношёрстная компания шли на дискотеку по делу, а не для тусовки. Девушка позабыла слово «спокойствие» сразу после возвращения в посёлок, но подростковый азарт быстро вытеснял все воспоминания о потенциальной опасности, толкая белый шум тревоги на второй план. Там — в школе — громкая музыка, бывшие одноклассники, болтовня и припрятанное в пакетах из-под сока пиво. Таракашка не была любительницей дешёвого алкоголя, да и любого алкоголя в принципе. Как и шума, как и толкучки. Но неизвестное манило, окутывало предвкушением, от одной только картинки в фантазии перехватывало дыхание. Варя так долго ждала, когда наконец сможет посмотреть, как развлекаются ребята её возраста. Не обременённые наставлениями отца; не думающие о том, как посмотрят люди; не стеснённые заботами «городских» детей — нехваткой времени, страхом поступления в колледж, политической ситуацией в стране и прочими несусветицами. Опасность не могла поджидать там, где полно народу, это было бы просто нелогично. В фильмах ужасов герои всегда оставались наедине с собой перед тем, как с ними случалось что-то ужасное. Уж в таких сценариях Варвара знала толк, Шиляев старший любил иногда пересмотреть «Чужого» или «Возвращение живых мертвецов». Рыженькая в такие моменты пригревалась рядом и смотрела страшилки на пару с отцом. Совсем не боялась. Потому что понимала — вокруг актёров ходил оператор с камерой, а рядом с ними находилось ещё человек двадцать съёмочной группы. Иногда было даже забавно представлять, как гриммировали уродцев из «Ветра демонов». Вот бы и рядом с Варей стоял режиссёр. Он бы подсказывал девушке, какие слова говорить, куда бежать, где прятаться, и напоминал бы из раза в раз, что всё не взаправду. К чёрту. Этот вечер хотелось запомнить во всех деталях и совсем не думать о том, что происходящее может оказаться постановкой. Во время заката здание школы выглядело, словно картинка с обложки календаря. Совсем не та серая, тусклая постройка, коей запомнила её Варя зимой. Теперь с торцов школу обрамляли густые зелёные кроны, солнечные блики отражались в окнах и вокруг ни одной души. Наверное, они с Тошей пришли слишком рано, хотя точного времени никто Таракашке не сообщал. «Вовремя — это когда присёл, на» — довольно заявил Бяшка на вопрос о начале танцев. — Я не уверен, что они уже пришли… — Петров остановился у крыльца школы. Не глядя на Варьку, он окинул здание взглядом снизу-вверх и произнёс фразу задумчиво, как бы прикидывая, могли ли шалопаи не опаздать хотя бы на дискотеку, — Очень маловероятно. Но не проверим — не узнаем. Сказав это, Антон, с лицом человека учёного, резко свернул в сторону, огибая школу с торца и поворачивая за угол. С появлением Вари очкастый иногда чувствовал свою… Незначимость. Мягкий темперамент не позволял выказывать дружескую ревность в открытую, но при любой удобной возможности Петров пытался доказать, что знает мальчишек намного лучше Таракашки. Так оно и было, конечно. Рыженькая не встречалась с Ромой и Бяшей три долгих года, как раз то время, когда у товарищей формировались личность, повадки, взгляды, восприятие мира. Время, когда из детей они перевоплотились в юношей. Этот процесс, увы, уже был утерян, и сама Варя всё прекрасно понимала. Поэтому старалась не обижаться на Антона за его изредка ядовитую демонстративность. Вот как сейчас — светлый парнишка так внезапно исчез за школой, даже не пригласив Таракашку за собой, не объяснив и причину смены траектории. Будто происходило само собой разумеющееся, а непонимание Шиляевой — это её личная проблема. Варя опомнилась, когда Тоха уже скрылся за поворотом, и быстрыми шажочками поспешила за ним. Петров всё же оказался прав в выборе места для поиска парней. Пока что явился только Бяшка. Бурятёнок сидел на бордюре напротив стены школы и расслабленно покуривал, умостив локти на коленях. Антон успел завязать с приятелем диалог, поэтому Бяша заметил Таракашку не сразу, лишь когда девушка подошла чуть ближе. И реакция парочки друг на друга стоила отдельной картины в Эрмитаже. Рыженькую уже второй раз за день едва не порвало со смеху. Узкоглазый запарился, чтобы выглядеть хоть каплю прилично на дискотеке, но его попытка оказалась слишком потешной. Сверху белая школьная рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами и уже испачканными воротником. Будто чем-то пыльным мазнул по светлой ткани, а может и пеплом от сигареты. Галстук уныло повис на шее, наполовину распущенный и такой ненужный — пара резких движений и слетит на землю, затерявшись в густой траве. Да и фиг бы с этой рубашкой, фиг с галстуком. Атрибуты в их неаккуратном виде вполне соответствовали характеру Бяши и смотрелись на нём, как влитые. В выглаженных шмотках бурята было представить куда сложнее. Но что узкоглазый напялил на ноги! Джинсовые бриджи. Те, в которых обычно на дачах картошку копают. Затёртые, с подкатанными штанинами, и дыркой на колене — не модной, намеренной, а случайной, словно за гвоздь зацепился и рванул кусок ткани. Дальше — хуже. Шлёпки. Те самые, в которых обычно Бяшка гулял с ребятами по бездорожью. Те самые, которые парень промывал от грязи у колонки, те самые, в которых и без того длинная узкая ступня смотрелась ещё больше. Весь этот постмодернизм был похож на кубики Лёшки, когда карапуз не мог собрать картинку правильно и приставлял ухо чебурашки к глазу крокодила Гены. Пусть. Даже в такой свалке было различимо искреннее желание бурятёнка постараться над внешним видом. Если воротник уже успел испачкать, то хотя бы умылся, от чего смуглое лицо стало на полтона светлее. Если модный образ юноши вызвал у Вари приступ внутренних смешков, то у Бяши, напротив, спёрло дыхание. И рыженькая это заметила, уж больно явно бурятёнка перекосило от удивления. Платье настолько симпатичное? Таракашка была польщена. Узкоглазый впервые видел Шиляеву не в драных шортах из саратовского секонд-хенда и не в штанах, коим давно место в мусорном баке. А в чём-то лёгком, женственном, нежном. Рыженькая в платье оказалась совсем другой. Бывало, Бяша иногда представлял её в «девчачьем» наряде, иногда даже излишне сильно увлекался воображением по ночам, но выдумка из головы и реальность были совершенно разными. Перед ним каждая складка одежды на тонком теле, струящийся по талии и бёдрам хлопок, тонкие лямки на острых плечах и едва заметные сквозь ткань очертания сосков. Жара, вроде как, давно спала, но бурятёнку от чего-то стало очень душно. Он ссутулился ещё больше, прикусил щёку изнутри рта и, осознав, что пялиться в открытую — перебор, поспешил метнуть перепуганный взгляд на Тоху. Если Варя не всегда понимала мужской язык жестов, то Петров смекнул сходу. Девушка только открыла рот, чтобы поздороваться, как Антон потянул подругу за ремень сумки: — Варь, пойдём сразу в школу. Бяша докурит и тоже подтянется. — А зачем? Там всё равно пока затишье, давайте тут постоим, — Варя округлила глаза от такой резкой смены настроения Тохи, что ещё минуту назад был робко-спокойным, а теперь засуетился, словно опаздывал на свиданку с Морозовой, — Бяш, ну правда! — Не киписуй, Таракаска. Я скоро, на, — только и смог выдавить бурятёнок, уставившись в землю перед собой. — Но… Тю. Рыженькой не дали возразить, Тоха потащил Шиляеву к главному входу в школу и та, сдавшись, послушно последовала за ним. Что ещё за новости? Даже не поболтали толком. Мальчики иногда очень странные. Бурятёнок, оставшись наедине с собой, шумно вдохнул носом и облегчённо выдохнул через рот. Зреющий мужской организм иногда здоровски подводил. Поёжившись, узкоглазый начал думать о чём-то отвлечённом и противном, кровь зациркулировала обратно к голове и жизнь стала налаживаться. На удивление Варьки, школа лишь создавала иллюзию того, что внутри учебного заведения тишина. На улице уже смеркалось, когда девушка на пару с Петровым вошла в здание. И как же было странно видеть, что народу-то толкалось в коридорах достаточно. Никогда ещё рыженькая не видела такого бурного ажиотажа в школе, разве что перед началом летних каникул в других городах. Старшеклассники толклись у гардероба, какие-то местные девчонки просили своих подруг прикрыть их от любопытных глаз и натягивали яркие колготы под джинсовые юбки. А парни кучковались рядом с такими одноклассницами, присвистывали и периодически выдавали дерзкие смешки. Многих девчонок родители бы не выпустили из дома с ярким макияжем, в цветных леггинсах и коротких платьях, поэтому у большинства план был один — нацепить всего блестящего, да побольше, но только за порогом школы. Материальные возможности учениц не позволяли им выглядеть, как на обложках подростковых глянцев. Вся мешанина из кучи аксессуаров, принтов и кислотных красок превращалась в единое абстрактное пятно и Варя поняла, что ей становится немного страшно. Во-первых, раньше рыженькая не замечала, что старшеклассники в посёлке выглядели куда старше своих лет. Бяша и Ромка представлялись Шиляевой исключением из правил, а по итогу оказались самим правилом. Почти все парни были жилистыми, поджаристыми, как и полагалось представителям класса ГОП. А девушки… Таракашка ощутила себя такой крохотной и незаметной среди школьниц в вульгарных юбках и с вычурными зелёными тенями на веках. Это жёлтое платье теперь омрачилось несерьёзной инфантильностью. Будто девочка из песочницы маму потеряла и случайно забрела на местную дискотеку. Во-вторых, взволнованность школьников была заразительной. В деревне, где нет более развлечений, кроме попоек на лавочках во дворах и стрельбы в уток, вечерние танцы — это не просто событие на выходные. Это целое шоу. Способ увидеть хоть каплю нового в месте, забытом Богом и Дьяволом. Дети готовились к дискотеке усерднее, чем к предстоящим выпускным экзаменам; шумели, менялись одеждой и при всём перечисленном старались выполнять это максимально незаметно, чтобы вахтовичка не вышла со своего поста и не разогнала молодежь веником. В-третьих, Шиляева разнервничалась от того, что близилась её встреча с бывшими одноклассниками. Она и так выделялась в толпе со своей огненной копной, а знающие её ребята узнали бы девчонку без труда. От прежней уверенности рыженькой не осталось и кусочка. Ей очень захотелось стать ещё меньше, снять дурацкое платье, нацепить серую кофту, серые штаны, скрыть шапкой волосы и проскользнуть поскорее в место одинокое и тихое. Но поступить так означало бы принять судьбу вечной одиночки. Варя готова была бороться. Успокаивала себя мыслями о том, что, если и опозорится перед старшеклассниками, то всё равно скоро уедет из посёлка и они больше никогда-никогда её не увидят. — Весь официоз в актовом происходит, а дискотеки в спортзале. Так что пошли… П-пока коридоры не стали автобусами в час-пик, — выдав сравнение, которое из всех детей посёлка могла понять только Шиляева, Антон двинул к лестницам. Юноша и сам нервничал. Если бы не грёзы о предмете своего обожания, то он бы точно остался дома. Потому что шумные места пугали очкарика до дрожи в коленках. Варя застыла на несколько секунд, неуверенно глядя Петрову в спину. Странная беседа у автомобиля Пятифановых временно позабылась. Или же Таракашка настоятельно пыталась стереть её из памяти. Девушке, если совсем честно, и Семёна трогать не хотелось. Каждый раз она получала подтверждение того, что находится в опасности, и каждый раз усердно старалась выкинуть этот факт из головы, жить привычно и беззаботно. Если бы Варя не поступала именно так, а всё время прокручивала леденящие сердце моменты и бесконечно просчитывала планы спасения, то свихнулась бы ещё в двенадцать лет. Одного важного вывода девчонке было достаточно — она не одна. Был ещё Тоша, который знал не больше неё самой, но всё же подтверждал вменяемость Шиляевой. Либо они оба тронулись умом, либо судьба уготовила для них страшные испытания, словно избрала для чего-то великого. — Слушай, Тош, — рыженькая сравнялась с Петровым на лестницах и поправила ремень сумки на плече, вскользь напоминая себе о успокоительной пилюле, которую Варя ещё дома перекинула из кармана гавайки в мамину сумку, — А у тебя самого давно что-то странное случалось? — Странное? — Петров на секунду встрепенулся и сразу же поник. По бледной мордашке сразу было ясно — Антон не хотел бы поднимать эту тему сейчас. Снизив тон голоса, очкарик неоднозначно повёл плечом и принялся накручивать светлую прядь волосы на указательный палец, уставившись на семенящие перед глазами ступени, — Ну, последние года два вообще ничего не происходит. Кроме… Наташи. — А зачем ты тогда таблетки пьёшь? — Мама говорит, что надо. Это п-привычка. Я без них не могу уснуть… — юноша как-то обиженно шмыгнул носом, а затем мотнул головой, прогоняя наваждение, — Кошмары снятся. Извини, мы бы могли не говорить об этом в школе? Варе стало стыдно. Иногда Таракашка умела включать удивительную для её годов вежливость и учтивость, а иногда лезла с бестактными вопросами совсем не к месту. Ещё и просьба Тоши была такой измученной, утомлённой. Будто рыженькая попыталась всковырнуть что-то очень тайное в глубине души Петрова без его разрешения. То, что сам Антон всеми силами пытался игнорировать. — Да, прости, — Шиляева успела пожалеть, что вообще начала вникать в тревожные события последних дней именно будучи в школе. Просто суматоха у гардероба самую малость сбила воодушевление внутри девчонки и оставила после себя тягостное предвкушение чего-то совсем невесёлого. Но держалось оно недолго. На втором этаже в самом начале коридора товарищи уже разобрали отдалённый гул музыки. А подойдя ближе к распахнутым дверям спортзала, Варя смогла различить песню, которую успела возненавидеть всей душой за время проживания в Саратове. Мелодия «Белых роз» поп-группы Ласковый Май последние лет семь звучала из каждой дыры и была до того навязчивой, что иногда девочка не по своей воле напевала нелепые строчки с утра до вечера. Да и в целом Константин Петрович приучил Таракашку к «правильной» музыке, качественной. К Гарику Сукачёву, Вячеславу Бутусову, Борису Гребенщикову и прочим звёздам постсоветского рока. Поэтому, в силу подросткового максимализма, все попсовые песни вызывали у рыженькой отвращение. Варя не могла похвастаться яркими достижениями среди одногодок, поэтому девушке нравилось думать, что хотя бы музыкальный вкус у неё был не по возрасту хорошо развит. Провалившись в размышления на тему того, как заставить себя не подпевать въедливой песенке, Шиляева вернулась в реальность, когда Тоха резко затормозил и робко тронул её за плечо. Таракашка обернулась, вопросительно выгнула бровку, а затем перевела взгляд в ту сторону, куда Петров смотрел безотрывно, с немым восторгом в глазах. Какое счастье! Варя была не одна в таком полудетском платье. Полина, как выходец из достаточно интеллигентной семьи, надела белый сарафан в голубую клетку. Но смотрелась в нём совсем иначе, нежели Шиляева… За счёт роста, длинных стройных ног, совершенной осанки и груди, что была ближе к двойке, чем к Варькиной единичке, Морозова всё ещё напоминала модель. Прямо как тогда, в знойной дневной жаре, силуэт скрипачки плыл по запыленной тропе, словно незримая фея ступала, крылышками помогая себе сохранять лёгкость походки. Полина тоже была одета просто. Но ей и не требовались карнавальные краски макияжа. Синеглазка выделялась на фоне других учениц своей естественностью, изяществом и неподдельной грацией. Такому невозможно научиться. Идеалами только рождаются. Но самое милое во всей кротости Полинки — это её честное непонимание собственной красоты. Девушка ни капли не звездилась и, судя по смущённым ужимкам, с годами развила в себе больше комплексов, чем принятия своего отражения. Морозова стояла рядом со своей одноклассницей у подоконника и о чём-то тихо болтала, потирая предплечье ладошкой. Как раз в момент, когда Таракашка заприметила скрипачку, подруга той завершила диалог и зашагала в сторону спортзала, а Полина осталась дожидаться неизвестно чего. — Иди, — процедила сквозь зубы Варька, подпихивая Петрова. Она не знала всех тонкостей их общения, но, кажется, Антон из тех парней, которые сохнут по девчонкам десятилетиями, но так и не решаются сделать первый шаг к открытым отношениям. Очкарик врос пятками в пол и отрицательно замотал головой, громко сглатывая, — Тоша, не тупи-и-и. — Антон! Здравствуй, — Морозова обернулась на парочку и сразу поздоровалась, как только заприметила светловолосую макушку. А вот вторую, не менее эффектную по цвету, красавица явно узнала не сразу, — Ой, привет… А ты из какой школы? Вопрос логичный, на дискотеки могли и дети из соседних посёлков заглянуть. Но не прошло и секунды, как Полина мягко прикрыла рот ладошкой и распахнула чёрные ресницы от удивления: — Варя! И тут же фарфоровое личико приняло стеклянный вид. Отчуждённый, суровый, свойственный не давней подруге, а какой-нибудь заносчивой училке, которая с молодости лет ненавидит свою работу. Таракашка вначале обрадовалась реакции скрипачки, а затем тут же больно шлёпнулась с небес на землю. Правда до сих пор дуется, что ли?.. Столько лет прошло, да и не сдался ей Ромка этот. Как Морозовой объяснить, что её ревность — совсем беспочвенна? Хоть сейчас хватай Пятифана за воротник, тащи его к Полинкиным ногам и задавай прямой вопрос: «Кто тебе из нас нравится, дурень?». И тогда прибалдевший парень сходу бы выпалил: «Полина, конечно! А с Варей мы друзья». И всё, конфликт был бы исчерпан, а Таракашка вновь смогла бы наслаждаться непринуждёнными беседами с единственным, после Олечки, по-настоящему светлым невинным лучиком в этой мрачной глуши. Красивая, милая. А злопамятная. Печатная машинка у неё в голову встроена, али кассета какая? Всё в деталях ещё поди вспомнит, да Варьку носом ткнёт. Даже обидно. Морозова скользнула взглядом по Антону, как бы анализируя — почему Петров стоит рядом с Таракашкой, с каких пор эти двое общаются и не собирается ли рыженькая отбивать внимание ещё и очкастого. Полина вновь сменилась в эмоциях, состроив самую безгрешную мордашку, на которую была способна: — Тоша, можно тебя кое о чём попросить? Морозова отлипла от подоконника и парой лёгких шажочков подошла к Петрову ближе, положив руку на его запястье. Тоха вздрогнул, но смотрел ровно, выжидающе. — Мне немного страшно в спортзал заходить. Ты не мог бы проводить меня? На первые минут пятнадцать, а дальше я сама. Ну, или, если захочешь — можем потанцевать немного… — Полина не удостоила Варьку и секундой своего внимания. Рыженькая потерялась вовсе, ей стало неловко находиться рядом с влюблённым по уши Антоном и его пассией, поэтому девушка быстро стушевалась и сделала шаг назад. Морозова хоть и не была уверена в своих внешних данных, но вот в чувствах Петрова не сомневалась ни капли. Метила его перед Шиляевой, будто свою территорию и это уже обижало не на шутку. Что за львиный прайд, где каждый хочет урвать себе шмат посочнее? Варя едва сдержала язык за зубами, ей очень хотелось открыто заявить: «Мне твои чудики, как седло корове!», но она не могла. Потому что рамки приличия, ещё и рядом с культурной скрипачкой, зажимали девчонку в тугое кольцо правил поведения. — Д-да, конечно… — пролепетал Тоха и трусовато оглянулся на Варю. Рыженькая лишь пожала плечами и одобрительно поджала губы, приподняв брови в согласии. Она даже не могла сказать в каком месте они могут встретиться, потому что это выглядело бы, как… Контроль? Не хотелось позорить Петрова перед Полинкой, поэтому Шиляева просто решила для себя выцепить очкарика попозже, на дискотеке. Тоша же в свою очередь расцвёл и застенчиво улыбнулся, уверенно кивая Морозовой, — Пойдём. Таракашка смотрела вслед уходящей парочке — стройному силуэту Полины и оробелому Антону, что едва был выше скрипачки на пару сантиметров. Девушка примерно предугадывала первую их тему разговора. Морозова ведь не упустит возможности и, с присущей ей нежностью, вкрадчиво поинтересуется: «А как давно вы с Варей знакомы?». Далее всё будет зависеть от того, насколько музыкантка приспособилась к сплетням. Начнёт ли копаться глубже? Узнает ли про общение Шиляевой с Ромой и Бяшей? Донесёт ли её родителям, что рыженькая вместо посиделок с братом ушла развлекаться на дискотеку? Последнее пугало. Девчонка хоть и чувствовала себя барышней самостоятельной, но гнев отца и разочарование в глазах матери — наказание хуже порки. А околдованный Тоша под действием женских чар выдаст всё на одном дыхании — в том числе и секретную информацию. К примеру, о планах шайки на этот вечер. Оставшись в одиночестве, Шиляева ощутила, как вместе с уходящим вдаль Петровым, теряет последнюю ниточку связи между самой собой и посёлком. Без Антона, Ромы и Бяши, даже без всех страшилищ, что таила для неё тайга, школа и всё её наполнение вмиг стало чужим. Будто Варя случайно телепортировалась сквозь пространство, оказавшись в скучной крохотной деревне, среди заурядных серых лиц, что в этот вечер пытались украсить себя цирковыми костюмами. Тем временем, «Белые розы» сменились более приятной мелодией — по коридору раскатистым гулом заиграла песня «Музыка нас связала» от дуэта Мираж. Да уж, если весь репертуар местной дискотеки будет состоять из двух нот, то Шиляева ничуть не расстроится, когда придёт пора покинуть тусовку слишком рано. Проигнорированная прошедшей мимо компанией девятиклассников, Варя выглянула в ближайшее окно. И недоуменно наклонила голову набок. Бяша сидел всё на том же бордюре, уже не курил, но и подниматься не планировал. Сидел с поднятой головой и глазами серьёзными, устремлёнными на Ромку. Видимо, Пятифан подошёл не так давно, потому что сигарета вожака была почти целая. И оба парня выглядели так, словно не особо-то и спешили на дискотеку. И к Таракашке не спешили. Рыженькая поёжилась и оттянула один уголок губ, строя комичную гримасу недовольства. Она — единственная, кто правда хотел идти на вечер танцев. Мальчишки вообще веселиться не планировали, только ради неё согласились. Эта мысль дождевым червячком начала проедать сквозную дыру в Варькиной голове. С изрядно потускневшим огоньком в глазах, Варя отвернулась от окна и побрела в сторону спортивного зала. На улице стемнело почти полностью, очертания школьного двора таяли в свете пары блеклых фонарей. В коридорах школы зажглись люминесцентные холодные лампы, Шиляевой всегда казалось, что такое освещение способно превратить любое уютное помещение в больничную палату. Но сейчас это было и неважно, потому что школьники стеклись в спортзал, теперь этажи пустовали. Рыженькая была едва не последней, кто пришёл на дискотеку, но никто и на секунду не обратил внимание на яркую макушку. Девушка застыла вместе с резким хлопком тяжёлой широкой двери позади себя, обомлев от удивления. Может, сельская администрация постаралась соорудить что-то более-менее презентабельное с расчётом на то, что танцевать приедут ребята из соседних деревень, может, просто хотела сделать приятное своим школьникам… А может, Варе было просто не с чем сравнить. Школьный коридор, что остался за дверью, и спортзал — оказались диаметрально разными по атмосфере локациями. Вне дискотеки — заунывное спокойствие, давящая тишина. А перед глазами рыженькой: приглушённый свет нескольких небольших ламп наподобие прожекторов; ещё две установки, что давали сверкающие цветные огни, стояли на полу и были направлены вверх — к потолку, по которому в быстром темпе по хаотичным закольцованным траекториям вились зелёные, красные, синие искры; небольшой шведский стол, рядом с которым сейчас толпилось больше всего ребят — многие просто не знали куда себя деть от первых минут в непривычной обстановке, оттого и подались к тому, что лучше всего прикроет волнение. Ни о каком алкоголе и речи быть не могло, на столе, что состоял из нескольких сдвинутых парт, стоял лишь компот из столовки и кисель. Тоже неплохое разнообразие для камерного мероприятия. После Миража заиграла уже попса, которую Шиляева раньше не слышала. Да и вникать не особо хотелось. Интуиция подсказывала ей, что на дискотеки приходят не ради качественной музыки. Даже больше, здесь всем вообще плевать на музыку, главным была лишь ритмика, а слова и уровень пения — это уже для зануд по типу самой Таракашки. Варя отлипла лопатками от двери спортзала и двинула в толпу, с каждым шагом понимая, насколько железно-тяжёлыми становятся ноги от страха. Столько незнакомых лиц, громкая музыка, духота… Это притягивало и отталкивало одновременно. Школьники начинали постепенно втягиваться в темп мелодии и пританцовывать, хоть и скованно. Рыженькая же аккуратно протискивалась между телами в поисках хоть одного знакомого лица. Ей очень не хотелось дожидаться Рому и Бяшу и быть, как беспомощный брошенный котёнок. Особенно после картины того, как неспешно парни тупили на улице, пока Таракашка осталась в одиночестве. — Шил… Где-то над левым ухом рыженькой раздался знакомый девичий голос. Первый слог Варькиной фамилии растворился в шуме. Таракашка резко оглянулась, но увидела перед собой только затылки танцующих одногодок. — Шиляева! Варя мотнула головой в другую сторону и вновь — абстрактные очертания чужих тел с мелькающими цветными огнями на одежде. — Шиляева, боже! Рыженькую внезапно потянули за локоть, что заставило девчонку развернуться в нужном направлении. Перед серыми мечущимися в поисках глазами внезапно предстала вечно недовольная, надменная моська. Таракашка мало контактировала с Катей, когда училась в посёлочной школе. Потому что почти сразу стала объектом тычков и насмешек. Вообще-то раньше в школах у Варьки не было проблем со сплетницами, они обходили Шиляеву стороной, но Смирнова решила стать первой хотя бы в этом дрянном деле. Впрочем, надолго блондинку не хватило — интересной информации о Варе почти не было, поэтому Катюше приходилось выдумывать на ходу, а это, между прочим, очень утомляет. Да и рыженькая не реагировала. Не боялась, не оспаривала, просто молча игнорировала ещё до знакомства с местными вандалами. Не найдя взгляда загнанной зверушки, Смирнова быстро потеряла интерес. А теперь стояла перед Варей при полном параде. Точнее, при параде, который старосте позволила провести Лилия Павловна. В ушах крупные кольца-серьги, густая русая коса теперь была заплетена в высокий хвост на затылке, глаза, хоть и не накрашены цветными тенями, но густо подчёркнуты комковатой тушью. Даже при всей этой эклектике Смирнова всё равно выглядела опрятно. Как была аккуратисткой, так ею и осталась. Варя тешила себя надеждой, что с годами бывшая одноклассница утихомирила свой бесноватый характер. — Варечка! — Катя кинулась рыженькой на шею, вроде обнимая, а вроде лишь делая вид, — Какими судьбами! Ты стала такой красивой… Нет, от Кати по-прежнему несло лицемерием за три версты. Смирнова отпустила Варю и смерила её изучающим взглядом, который не сулил ничего приятного. Диагностировала Шиляеву, оценивала стоимость её шмоток, изменения в лице, фигуру. Будто сканер в кабинете рентгенолога. И вместе с этим натянуто улыбалась, не размыкая влажных от косметического блеска губ. Рыженькой стало неуютно и она кривовато улыбнулась в ответ. — Я с родителями проездом. Папа отпуск взял, — Варя принялась быстро отфильтровывать информацию, которую будет выдавать Катюше. Потому что в беседе со старостой любое лишнее слово могло позже вылезти боком что самой Шиляевой, что всей её компашке. И сообщать блондинке о том, что рыженькая сама напросилась в посёлок, уж точно стало бы неразумным поступком. — Правда? А куда вы поедете потом? — Смирнова продолжала любезно улыбаться. — А? Ну… Семья пока держит в секрете. Хотят устроить сюрприз, — Таракашка закусила губу и таки отвела глаза в сторону. Сложно было выдержать выжидающий любопытный взгляд Кати, ещё и стараться виртуозно лгать при этом. — Очень жаль. Я бы хотела послушать про твои путешествия, а то сама знаешь… — Смирнова многозначительно закатила глаза, — Какая нудятина жить в этой глуши. Слушай, Шиляева, — Катя хитренько стрельнула взглядом на взволнованную конопатую моську, — Может, расскажешь мне? Ну, новости из «внешнего мира». Там мои подружки стоят, им тоже будет очень интересно. А мы тебя угостим чем-нибудь. На сельских дискотеках ужасно скучно, знаешь ли… Ты у нас со своими весточками из Московии звездой станешь. Или откуда там ещё? Катя ласково взяла Варьку за запястье и, не дожидаясь ответа, потянула девушку к своей компании. Таракашка с тихим «Ой!» последовала за бывшей одноклассницей, хотя вообще-то совсем не хотела знакомиться с преспешницами главной змеюки школы. Но Варя всё же немного обижалась на Рому и Бяшу за то, что парни не спешили провести с ней время и, по всему видимому, пришли только по делу. Понимала, что это неправильно, но обижалась. Поэтому мысленно быстро согласилась с предложением Смирновой и через минуту уже стояла в компании из трёх девушек примерного того же типажа, что и Катюша. Одна явно пыталась подражать главной занозе, выкрасилась в желтоватый блонд, скорее всего, с помощью перекиси, так как цвет получился неравномерным, да и состояние волос напугало даже не смыслящую в советах красоты Варю. Вторая же безостановочно двигала челюстями, переминая во рту жвачку, и наверняка громко чавкала, чего в шуме музыки и голосов не было слышно. Девушки тёрлись у стены подальше от танцующей толпы школьников, в руках крашенной блондинки пригрелась двухлитровая бутылка кваса. Смирнова представила своих подруг. Говорить девчонкам приходилось повышенным тоном, чтобы слышать слова друг друга. — А это Варечка Шиляева! Моя подружка из Москвы, — Катя ловко запрыгнула на стопку спортивных матов у стенки. Рыженькая растерянно посмотрела на старосту. В Москве она была лишь пару раз, и то без родителей нигде не гуляла. Но Смирнова проигнорировала обеспокоенность Вари и гордо вздёрнула напудренный носик, — Она здесь ненадолго, только перекантоваться ночку. А потом поедет заграницу. Может быть даже в Америку! Таракашка замерла, испуганно переводя взгляд на подруг Катьки. Ещё секунда и они вот-вот начнут расспрашивать её о поездке, которая не планировалась и в помине. Смирнова либо специально врала, чтобы поставить Варю в неудобное положение, либо сама действительно верила в сказанное. В любом случае, бывшая одноклассница не собиралась помогать рыженькой в ответе. Глаза девушки, что безустанно чавкала жвачкой, засияли от восторга. Она мигом подхватила Шиляеву под локоть, потянула её за запястье и прижала ладонь Таракашки к своей груди: — В Америку?! — мечтательно, смакуя каждый слог в этом фэнтезийном слове, — Как тебе повезло, Варя! Вот бы и мне тоже скататься в какой-нибудь там Нью-Йорк, встретить Брюса Уиллиса, выйти за него замуж и больше никогда не возвращаться в эту вшивую… — лицо девушки брезгливо скривилось, — Помойку. Пока Катя довольно рассиживала на матах, сдав Шиляеву на растерзание своим подругам, крашенная блондинка хрюкнула, туповато рассмеявшись. Тогда «жевалка» пихнула её в бок: — Чё ржёшь, Надька? — Туфтой ты башку забила, вот и ржу. Брюс на такую зачуханку даже не посмотрит. Ты ему — шо быку вымя. — Ничё не туфта! Брюс сразу бы влюбился, у меня знаешь какая харизма? Моника Беллуччи отдыхает! И ты отдохни. Дура. Раздосадованная девушка вырвала из рук подружки бутылку кваса и сунула её Таракашке под нос: — Пей, Варька. И расскажи побольше. Ты уже ездила в Америку? А в Финляндии ты была? Говорят, через Питер вообще на раз-два проехать. Там столько шмоток фирмовых, охуеть не встать! Пока девушка щебетала на ухо Шиляевой, рыженькая неуверенно приняла бутылку из рук названной подружки и посмотрела на горлышко. Варя быстро просекла, что с такими мадамами можно и диалог не вести, просто поддакивать изредка, чтобы собеседницы слышали хоть какие-то признаки жизни со стороны Таракашки. От кваса пахло… Квасом. И ещё чем-то горьковатым, как мамины настойки. Только этот аромат был больше похож на вонь, чем на тот самый — сладкий, с вишнёвой отдушкой. — Да не стесняйся, чё как не своя! — «жевалка» положила ладонь на дно бутыля и подтолкнула горлышко к Варькиным губам, — Обижаешь, ну. Яда туда не сыпали, не ссы. Рыженькая молебно подняла взгляд на Катю, но та даже бровью не повела. Сидела со скучающим видом, но сразу видно, что держала ухо востро, улавливая каждое слово в разговоре. Отказывать было неудобно, да и вряд ли в бутылке чего токсичного намешано. Это ведь школьная дискотека, девочки выглядели как обычные сельские клуши, но точно не как преступницы. Они явно рассчитывали на то, что Варя тоже бывалая в алкогольных делах, когда сама Шиляева едва шампанское в Новый Год на кончик языка пробовала и сразу плевалась. Вот она и взрослая жизнь. Варя зажмурилась и припала к горлышку бутылки, делая сразу несколько больших глотков. Пожалуй, это было самое отвратительное, что Таракашка когда-либо пробовала. Даже Пертуссин по вкусу был не настолько ядрёный, как эта смесь дешёвого тухлого кваса и самогонки. Проглотив жидкость, как лекарство, Варя судорожно выдохнула и напрягла всё тело, лишь бы не пустить слезу от режущей боли в горле. — Ё-о-о… — протянула Надя и вновь хрюкнула, выдавая грубоватый смешок, — Ты чё, не пьющая, шо ль? Не кривись, со второго раза привыкнешь. Рыженькая коротко кивнула и вновь присосалась к горлышку, чтобы не показаться совсем уж городской размазнёй. Конечно, с этими девушками дружить она не собиралась, но упасть в грязь лицом не хотелось даже при деревенщине. Таракашка в целом верила в человечество до последнего. Вот и в ситуации с Катькиным змеиным клубком старалась разглядеть в девушках хоть каплю искреннего желания подружиться. Ещё один глоток, и ещё, Варя даже отчасти привыкла и омерзительному послевкусию. «Жевалка» надула огромный пузырь и щёлкнула им, облепив резинкой губы и подбородок, тут же отправляя жвачку обратно в рот: — А вообще я натура романтичная. По мне Париж плачет… — Тагил по тебе плачет, — отозвалась Катька и тут же осеклась, моментально подобравшись и выпрямившись на матах. Занесённую с бутылкой руку Вари резко направили вниз, да так, что из горлышка вылетело пару капель прямо на неоновую блузку Нади. Крашенная блонда взвизгнула и запричитала, оттирая пятно ладонью. — Смирнова, ты совсем умом тронулась — бодягу свою направо и налево пихать? — Ох, Ромочка! Так говоришь, будто сам никогда не пробовал, — Катя спрыгнула на пол и скрестила руки на груди, прищурившись по-гадкому хитро. Из ниоткуда появившийся Пятифан отобрал у Шиляевой бутылку и пихнул её Катьке, а староста в свою очередь учтиво приняла пойло и закрутила его крышечкой. — Поприкрой-ка багажник, — Рома зло зыркнул на Таракашку сверху вниз, как бы отчитывая за неосторожность. — Какие мы суровые, — Смирнова очевидно знала о том, что ни Пятифанов, ни Бяша, ни большинство уличных бандюг, которые действовали по определённым пацанским законам, на женщину руку бы поднимать не стали. И умело этим пользовалась, — Я же не знала, что вы с Варечкой дру-жи-те, — Катя акцентировала внимание на последнем слове, выжимая из него максимум неправдоподобности. Ярко намекала на то, что ничерта это не «дружба». По факту просто пыталась продавить нужные точки, чтобы выведать побольше любопытной информации, — Извини, что украла твою пассию. Очень милая девочка, кстати. — Не пассия она мне, — Рома, что потянулся к руке Таракашки, чтобы увести рыжую подальше от троицы, тут же одёрнул ладонь, будто ошпарившись. — Ой, правда? А что же ты такой нервный? — Я вот эту байду… — вожак кивнул на бутылку с намешанным алкоголем, — …сейчас мамке твоей отнесу. То-то она рада будет. Смирнова вздрогнула и, поймав глоток воздуха, замерла. Мордашка тут же изменилась с ехидно-нежной на раздражённую и строгую. — Иди отсюда, Пятифанов. И пендоску свою забирай. Рома недоумённо взглянул на Варю, как бы задавая ей вопрос: «Пендоску?», на что Таракашка лишь пожала плечами. Хмыкнув, хулиган развернулся и нырнул в толпу танцующих подростков. Рыженькая, не мешкая, двинула за ним, не удостоив новых неприятных знакомых прощальным взглядом. И, уже будучи в течении хаотично танцующих тел, Шиляева ухватилась за Ромкину олимпийку, чтобы не отставать от парня. Или чтобы не упасть. Потому что алкоголь быстро разогнался по непривыкшей тушке и дал первый слабый толчок опьянения. — Ром… Ты куда, Ром? Пятифан явно не слышал Варю из-за мощных битов музыки, от которых, казалось, даже пол в спортзале начал подрагивать. Но прекрасно чувствовал, что рыженькая держится за его накидку. Спустя несколько секунд, приятели оказались в коридоре и Шиляева потёрла глаза от резкого перепада освещения с приглушённо-тёмного на холодное и яркое. Рома замедлил ход, Варя, отпустив олимпийку, по инерции топала за ним. За окнами совсем стемнело, поздним вечером школа ощущалась совсем по-другому. По-чужому неуютной. — Ну и хватило же тебе мозгов из Катькиных рук всякую дрянь принимать. Ещё немного и пизда рулям, — Пятифан говорил спокойно, но с серьёзной отцовской суровостью. Будто принял на себя ответственность не только за Бяшу и Антона, а теперь ещё и начал опекать Варю от нежелательных попоек, — Пьяная? — Вроде нет… — Таракашка и правда сама не понимала. Немного поплыла, но это могло случиться и после агрессивно шумного места. — Никогда так не делай. Не то место, где тебя лимонадом угостят. Девушка сравнялась с товарищем и теперь шла рядом с ним. Очнувшись после томного полумрака спортзала, рыженькая теперь могла оценить Пятифана во всей красе. И, надо признать, от Бяшки он ушёл недалеко. Неглаженная школьная рубашка, как и брюки, смотрелась ещё терпимо. Но поверх формы юноша нацепил спортивную олимпийку, которая выглядела совсем не к месту, а на ногах красовались латанные-перелатанные кроссовки доисторического периода. На секунду рыженькая задумалась о том, насколько тяжело мальчишкам приходится при их хреновом материальном положении во время гормональных скачков роста. Нога у Пятифана была уже размера сорок четвёртого, не меньше, кроссовки едва не лопались по швам на его ступнях. Как и рубашка, которая должна была, по идее, быть свободной, но натягивалась на теле хулигана и выглядела уже нелепо. Рома внезапно свернул в пустой кабинет, чем вывел Варю из раздумий. Девушка запрыгнула в класс за ним следом и осмотрелась. Ничего примечательного — доска, парты, муляж человеческого скелета в полный рост. Стандартный кабинет биологии. Пятифан встал у дверного проёма, облокотившись лопатками о стену и сунув руки в карманы. Насупившийся, серьёзный, он всё ещё был недоволен тем, что находился в школе, хотя мог бы сейчас смотреть телек, а может и жарить на костре рыбный улов. Варя не задавалась вопросом, зачем они упёрлись в пустующий класс. Девушке было чуточку стыдно за то, что у неё не хватило смелости отказать Смирновой и её «неблагородным девицам» в собутыльничестве. Рыженькая чувствовала, как ноги постепенно становятся ватными, а голова наливается свинцом. Всё-таки — опьянела. — Я же говорил, что тебе здесь не понравится. — Ром, слушай… — Варя печально отошла от парня и уселась на край ближайшей парты, уставившись в пол перед собой и болтая ногами, — Если тебе самому не нравятся дискотеки, то это не значит, что не понравится мне. Пока что всё очень даже весело. Только вы с Бяшей всё портите. — Это каким боком мы портим? — Пятифан от изумления даже тон сменил с отчитывающего на удивлённый. — Сидите там на улице, а могли бы танцевать. — Таракашка, имей совесть. Мы так-то для тебя очко надрываем, — Рома цокнул языком, но возвращать себе прежнюю сосредоточенность уже не стал. Наоборот, усмехнулся и принялся сверлить Варьку изумрудами глаз, — Ждали, пока жиробас явится. Как только — так сразу к тебе. — Серьёзно? — рыженькая подняла взгляд на главаря и даже перестала качать ножками, — Я думала, вам просто скучно. — Танцы-шманцы. Да, скучно, но мне что в школе, что на улице однохуйственно тоскливо. А Бяша движняк всякий любит, так что он точно не будет душнить. Не то алкоголь в венах разыгрался не на шутку, не то спонтанный прилив нежности, умноженный на облегчение и радость от честного признания Ромки, но Шиляева, покачнувшись, спрыгнула с парты и тепло обняла Пятифанова. Хулиган, которого уже второй раз ни с того, ни с сего заключают в объятия, громко сглотнул и отвернулся, вытягивая шею и пытаясь отстраниться хотя бы на миллиметр: — Да оставь ты свои телячьи нежности, — голос предательски дрогнул и тогда вожак, словно напугавшись своей слабины, задержал дыхание и зажмурился, но отталкивать девушку не стал. Внезапно в открытые двери влетел запыхавшийся Бяшка и тут же юркнул за стену у проёма, прижавшись к ней спиной: — Шухер, на! Бурят на миг оцепенел, повернувшись в друзьям, и его узкоглазая мордашка тут же приняла бледный оттенок и какой-то нервозно-опустошённый вид. — Вы цем тут занимаетесь? Варя тут же отлипла от Ромы и потянулась к беззубому, чтобы выдать и ему порцию благодарных объятий, но Пятифан дёрнул девушку за плечо, заставляя ту спрятаться обратно за стеной и не показываться в пустоте дверного проёма. Таракашка неловко шагнула назад и подняла на вожака вопросительный взгляд. Ноги обдавало горячим теплом и покалыванием после выпитой мешанины кваса с самогоном. — Ты чего? — Сиди тихо, — Рома, видимо, и не планировал отчитываться перед Бяшей за сцену, которую тот застал. Лишь стрельнул глазами в его сторону, вмиг вернув себе вдумчивое самообладание, — Идёт? — Ага, на. Ща на дискаче выцепил кого-то. И теперь вдвоём к параше сагают, на. До Шиляевой наконец дошло, что они с Ромой просто ждали сигнала от бурятёнка для того, чтобы встретиться с Семёном наедине. Не очень вовремя, учитывая Варькино опьянение, но ведь ничего серьёзного и не планировалось. Парни просто поговорят, узнают нужную информацию и на этом всё закончится. Дальше они смогут беззаботно провести оставшиеся пару часов в спортзале и разойтись по домам. — Там, кстати, Полинка заскуцяла, — Бяша отвёл взгляд, говоря будто не с Ромой, а с муляжом скелета в углу. — И что мне теперь, обосраться? — Пятифан вскинул одну бровь. — Ну просто, мозет ты захочешь с ней потом потусить. Медляк станцевать, все дела, на. — Не захочу. — Как заскучала? Она же с Антоном была, — вмешалась рыженькая, снизив голос почти до шёпота. Атмосфера располагала к некой таинственности. Бурят внезапно побледнел. Потому что прекрасно видел, что Морозова действительно общалась с Петровым у выставленных на танцах для шведского стола парт. И к чему была эта неуместная ложь? Рома помрачнел после Варькиных слов и задержал на товарище осуждающий будто не взгляд, а прямой упрёк. Ему-то долго гадать не пришлось, быстро прикинул ситуацию и понял, что Бяша просто хотел избавиться от Ромы на некоторое время, чтобы после стычки с Бабуриным побыть с Таракашкой наедине. — Знацит я увидел неправильно, на. Обознался. — Гляделки протри, если видишь плохо, — Пятифан осторожно высунулся из-за двери, за которой послышались грузные шаги и басистый, но тихий голос Семёна, вместе с невнятым поддакиванием второго. О чём говорили было не разобрать, но звуки проплыли мимо кабинета биологии, а затем утихли вместе со скрипом двери туалета. — Всё, пошли, — Рома кивнул головой на выход, но тут же остановился у порога, оборачиваясь к Варе и изучающе осматривая её. Затем, будто повеселев от одного её вида, ухмыльнулся, глядя на бурятёнка, — Таракашка в говно, прикинь? Смирнова подсуетилась. — Неправда! — шёпотом возразила рыженькая и, насупившись, ущипнула хулигана за бок. — Знацит до дома нести будем, на, — Бяша едва сдержал смешок, от чего Варя одарила обвинительным взглядом и узкоглазого тоже.