Jasper and the Dragon

      Снились странные сны.              Чужие страх и тоска зловещим эхом гремели над головой, а израненные ноги горели от океана пролитых слёз. Не её, что было странно. Хотя почему она вообще должна была плакать?              Блум не совсем понимала.              Она вообще, честно говоря, ничего не понимала. Все мысли из её сознания просто взяли и испарились. Даже собственное имя, и то казалось смутным, точно ненастоящим. Если бы она из раза в раз не напоминала себе его, она бы точно о нём забыла. Если бы не эти жидкие размышления, то в голове стало бы непозволительно пусто.              К физическому дискомфорту оказалось легко привыкнуть. Руки жгло, ноги жгло, глаза жгло, но всё это было шуткой перед другим, более страшным чувством. В груди зияла пустота. Какая-то важная часть исчезла. Блум не знала или не помнила её названия, но сильно тосковала из-за этой потери.              Вся её жизнь прекратила своё привычное существование.              Плач эхом раздавался в голове, но Блум даже не знала — кто именно драл глотку. И это незнание тоже удручало. Чувство странной неловкости, будто бы именно она была виновна в чужих слезах, гложило, но не убивало. Блум пыталась сконцентрироваться, узнать рёв, но едва такие мысли собирались в кучу, как всё мгновенно рушилось.              Память оставила её, а тьма вокруг стала привычной подругой. Иногда Блум слышала шаги, но те раздавались так далеко, что реагировать на них просто не выходило. Блум не пыталась говорить. Липкая лента на губах плотно стягивала губы вместе, давя даже самые маленькие всхлипы. Сколько времени прошло? Что произошло? Как долго она висела над землей?              Живот ласкал недружелюбный холодок, ноющая боль грызла суставы. Этого могло быть достаточно, чтобы свести огненную фею с ума, но странное чувство внутри служило стержнем. Это было странно, но Блум казалось, что она не одна. Ей чудилось, что в мире существует множество причин, ради которых стоит вспоминать своё имя снова и снова.              Когда громкий скрежет отскочил от стен, Блум вздрогнула.              К ней пришли.              Имя в голове почти растворилось, породив вопрос: «а кто такая эта Блум?».              — А я тебя чувствую.              Снова знакомый голос. Чьи-то каблучки быстро застучали по камню, приближаясь к Блум. Боль пронзила глаза, когда эластичная лента оказалась отлеплена от глаз. В этот же момент перед носом заплясали цветастые круги. К холодному, сырому и душному запаху примешался запах приторного цветочного парфюма.              Блум осоловело заморгала. Перед ней, то расходился на три копии, то сходился в одну женский силуэт. Низкая женщина в годах с ворохом белых кудрей склонила чуть голову вперёд. Сердце ёкнуло от осознания.              «Мисс Фарагонда!» — и тут же тупое и холодное — «а это кто?».              — Давно не виделись, милый. — Сухая, тонкая старческая рука прошлась по щеке. Блум задергалась и подняла голову.              То, о чем она догадывалась, действительно оказалось правдой. Горящие в темноте цепи держали её над землей, как рыбацкая сеть иногда держит попавшую рыбу. Блум задёргалась, но получилось вяло и жалко. Мисс Фарагонда жестоко улыбнулась.              — Как помощь подопечной? Справляешься?              В груди всё иррационально сжалось. Блум ничего не помнила, но где-то в глубине души знала — такой чудесный голос не может звучать в таких словах. Это было не просто неправильно. Это ломало несуществующую картину мира. Блум замутило, а мисс Фарагонда продолжила улыбаться. Её нежные лавандовые глаза буквально проникали в душу, отчего Блум почувствовала себя горошинкой, вынутой из стручка.              Стало холодно. Не потому, что стены вокруг были чистым камнем даже без малейшего намёка на мох. Потому что мисс Фарагонда, сказочное создание, подошла ближе.              Блум попыталась сконцентрироваться. За тонкой и тощей фигуркой мисс Фарагонды что-то было. Что-то неясное, невнятное и разбросанное так небрежно, как штрихи кисти во время первого наброска. Темная дымка медленно, но верно наливалась силой, обретая форму.              — Когда-то ты нечто подобное сделал со мной и с сёстрами. — Мисс Фарагонда покачала головой. — А теперь другие делают это с ней. Ох, ящер-ящер, ты так любил этих жалких людей, так хотел, чтобы они были свободны и вольны делать всё что угодно. Так смотри. Наслаждайся их свободой, зная, что твоя последняя любимица умрёт от рук собственных сородичей.              Нежные пальцы мисс Фарагонды плотно сомкнулись на щеках Блум. Лицо тут же запылало как от ожога. Лента поглотила дикий, рвущийся наружу крик. Как бы Блум не пыталась закрыть глаза, веки не желали опускаться. Совсем близко оказалась Мисс Фарагонда. Её нос едва не соприкасался с носом Блум. Радужка глаз, так похожая цветом на лаванду, ядовитой желтизной. Штрихи ауры обрели четкость.              — Я тебя чувствую, ящер. — Прошептала мисс Фарагонда, продолжая смотреть глаза в глаза. — Твои силы помогают ей ещё держаться в рассудке. Как благородно, но жестоко. Ты ведь знаешь, что она всё чувствует?              Ведьма смотрела в её глаза, но скудными остатками ума Блум понимала — говорили далеко не с ней. Часть чего-то великого, о чем огненная фея даже не догадывалась, ютилось в её теле. Белки глаз ведьмы тоже пожелтели. Резко, не церемонясь, мисс Фарагонда резко одернула ленту с чужих губ.              Блум дико задёргалась. Живот пронзила ужасная, нестерпимая боль. Вместе с ней по телу бешено прокатилась память. Тайное знание просто взяло и проснулось. Сердце замерло, а губы сами прошептали:              — Белладонна.              — Узнал всё же, ящер.              И снова было сказано не ей. Силуэт над мисс Фарагондой обрёл окончательную чёткость. Длинноволосая костлявая старуха с глазами-фонарями летала под самым потолком, склонив уродливое, обескровленное лицо. С трудом Блум не закричала снова. На этот раз всё её естество пронзил первобытный ужас. В ушах загремели голоса испуганных людей, а перед глазами замелькала сцена катастрофы из далёкого сна.              Павшее Домино и группа чёрных магов, в чьей главе стояла она — озлобленная тёмная сущность, умело дергающая за ниточки. В животе снова всё заболело. Мелькнуло понимание — она залезла в её голову и прочитала память.              — Ты не смог их спасти. — Ведьма оскалилась и сильнее сжала челюсть Блум, больно впиваясь округлёнными ногтями в кожу. — И эту не спасёшь. Всё, что эта курица Дафна вложила, уже у меня. Девчонка будет казнена. Её голова отлично украсит стены предательской четы.              Инстинктивно Блум попыталась сотворить заклинание, но ничего не произошло. Пустота внутри обрела объяснение. Ужас заставил сердце биться быстрее. Её лишили силы.              «Но я… Я ведь вижу ауру!» — Блум задергала руками, упрямо смотря на сущность над Фарагондой. Цепи на руках и ногах звучно зазвенели. Разум окреп, прогоняя сладкую пустоту.              — Ты меня видишь лишь потому, что я этого хочу.              Теперь, наконец, ведьма посмотрела именно на Блум. Её хватка стала слабее, а жестокость на лице сменилась едва различимой жалостью.              — Мне тебя почти жаль, Хранительница. Мне нравилось за тобой наблюдать.              Голова нестерпимо заболела. Отрывки чужой памяти замерцали поверх век. Блум затаила дыхание. Она видела многое: бывших однокурсниц, которые прославляли её пленение, радостных незнакомцев и… Дыхание спёрло.              — Это…              В глубине желтых глаз Блум увидела её. Диаспро, безумно красивая в расшитом белом платье, смотрела прямо на неё, прижимая к груди букет. Рядом с ней стоял Скай в парадном костюме. Они смотрели на неё, и от этого взгляда сердце вскрылось наизнанку. Они смотрели на неё как на незнакомку.              — Ты ведь лжешь.              Диаспро подцепила фату и натянула ту на лицо. Сквозь белый шелк виднелись лишь красные, как спелые яблоки, губы. Блум тяжело задышала. Она узнала цветы в букете Диаспро.              Пионы, маки и камелии. Мелодийские знаки изобилия, беззаботной жизни и спокойного существования. Символически — идеальное пожелание, фактически — настоящая беда. Не виси Блум как рыба, она бы рухнула на пол.              — Ты лжёшь мне! Ты лжешь!              Цепи задрожали, Диаспро и Скай повернулись спинами и медленно пошли прочь, прямиком к алтарю. Как зачарованная, Блум смотрела на тонкую девичью спину, покрытую паутиной белых кружев.              «Красивая»              Белладонна склонила голову в бок и невольно Блум дёрнулось. В хищных, не человеческих глазах снова промелькнуло сострадание.              — Мне действительно тебя жаль.              Видение рассеялось, но Блум знала — Диаспро и Скай успешно дошли до алтаря. Губы обожгло. Фрагменты памяти, где принцесса Айсиса её поцеловала, ударили в спину острее самого коварного ножа.              — Я знаю, что ты лжёшь!              — Это правда. Твою голову, принцесса, молодым преподнесут в качестве подарка.              Необъяснимо ласково, почти по-матерински Белладонна прошлась пальцами по лицу Блум. Подушечки её пальцев прошлись по царапинам на щеках.              — Такова она, любовь ящера. — Бескровные губы сложились в злой улыбке. — Даже сейчас, он сидит в тебе, трусливо поджав хвост. Он не сделал ничего, чтобы вытащить тебя сейчас. И не сделает ничего потом, когда папочка твоей возлюбленной подпишет приговор. Ты будешь одна, Блум.              Силуэт Белладонны растворился, оставляя только мисс Фарагонду. Её глаза снова вернули прежний цвет, а голос наполнился материнским теплом.              — Дракон не поможет тебе, но я так долго наблюдала за тобой. Блум, если хочешь, я дам тебе крупицу нашего темного пламени и ты не только получишь ту девушку, но и отомстишь тем, кто действительно встал на твоём пути.