Амплерикс. Книга 1. Серый камень

— Ваше Величество. — Секретарий Далонг зашел в опочивальню Калирии, где девочка приходила в себя после очередного мучительного кормления Эксиля. — Здравствуй, Далонг, — еле слышно ответила девочка. — Прошу прощения, что беспокою, но вашей аудиенции требует Гальер Аберус, — сказал Далонг сухо и серьезно посмотрел на свою владычицу. — Предводитель Вильдумского отряда? — Совершенно верно, Ваше Величество. — О чем он хочет поговорить со мной? — Господин Аберус крайне неохотно общался со мной, утверждая, что не пристало предводителю Вильдумского отряда обсуждать свои чаяния с гниющим стариком. — Какая неслыханная непочтительность! — повысила голос Королева. — Не думаю, что нам нужно обсуждать это, Ваше Величество. Я лишь довел до вашего внимания его просьбу. — Я готова уделить ему время, как только немного оклемаюсь. Кровь никак не останавливается. — Девочка плотнее прижала к шее Королевский шарф. — Разумеется. Я сказал ему, чтобы он не рассчитывал на быстрый прием, так что не торопитесь. — А ты сможешь сопровождать меня во время аудиенции? Все вопросы мне всегда помогал решать отец, а ты очень мудрый. И заменишь папу на встрече. — Как прикажете, Ваше Величество. — Тогда я еще немного полежу. А ты пока проводи Гальера в Престольный уступ. Когда Калирия тихо вошла в Престольный уступ, Аберус неспешно прохаживался по этой затемненной зале, изучая под ногами лакированный пол, под которым в застывшем танце струились, точно ручейки, черные ветви деревьев игура. Он осматривал высокие стены Престольного уступа, словно видел их впервые, хотя не раз за время службы ему доводилось иметь королевские аудиенции в этой зале. Пальцами он щелкнул по стене, и звук эхом разнесся по помещению. Даже когда Гальер дышал, он мог слышать эхо своего дыхания, отскакивающее от стен. Завидев Королеву, он встрепенулся, вытянулся струной, а затем склонился в глубоком поклоне. — Ваше Величество. — Приветствую вас, Гальер Аберус. — Девочка подчеркнуто демонстративно села на королевский трон, а рядом с ней разместился Далонг. — Как мне кажется, вы уже познакомились с моим секретарием? — Да, Ваше Величество. Вы прикажете мне начать? — Прикажу. Начните с извинений перед гниющим стариком. — Я… — помедлил Гальер, а потом, глянув на Далонга, процедил: — Примите мои извинения. Долгая дорога сказалась, видимо. — Извинения приняты, — скупо ответил секретарий. — Что ж, — продолжила Калирия, — надо полагать, что у вас вопрос исключительной важности, коль скоро вы решили побеспокоить меня. — Так и есть, Ваше Величество! — воодушевленно сказал Гальер. — У меня не осталось выбора, кроме как просить вашего вмешательства. Дело в том, что я в высшей степени разочарован поведением патриция Шая, что из Эрзальской долины. — Патриция Шая? — Да, Ваше Величество. Он удерживает у себя в долине моего сына, Лафре Аберуса. — Не сочтите за грубость, — все так же тихо вмешался в диалог секретарий Далонг, — но, насколько известно мне, Лафре больше не носит фамилию Аберус. По вашей же милости. — Это не имеет отношения к сути. — Гальер бросил на старика недовольный взгляд. — Патриций удерживает вашего сына насильно? — послышался следующий вопрос Далонга. — Если позволите, — фыркнул Аберус, — у меня аудиенция у Королевы, а не у ее слуги. — Все, что говорит мой секретарий, говорю и я, — отрезала Калирия. — Отвечайте. — Лафре еще мальчишка, и не ему решать, где и с кем жить! — Вашему сыну недавно исполнился двадцать один год, — возразил Далонг. — Я бы не назвал его мальчишкой. — Пока я его отец и пока он находится под моей опекой… — Не находится, а находился, господин Аберус, — продолжил секретарий. — Вы отлучили его от своей фамилии, лишили наследства и прокляли. Не очень-то похоже на опеку, согласитесь? — Побери вас пес, — разъярился Гальер, — он мой сын, и я требую вмешательства короны в то, что патриций долины самовольно решает, где жить моему Лафре! — Не думаю, что Королеве в ее возрасте пристало слушать пикантные детали, но если нас не подводят источники, то между вашим сыном и Шаем есть, как бы это сказать… связь. Это так? — Этот ублюдок совратил моего сына! — Не стоит переходить на личности, господин Аберус. Возьмите себя в руки пред ликом Королевы, — прервал его секретарий. — Нам эта картина представляется несколько в другом свете, нежели чем вы пытаетесь ее здесь малевать. Юноша питает интерес к патрицию, и интерес этот, по всей видимости, взаимен. По какому праву корона должна вмешиваться в личные дела своих жителей? Довольно взрослых жителей, согласитесь? — У Лафре намечалась служба в Вильдумском отряде. И сочетание браком с благородным семейством. — И, быть может, на Амплериксе действуют законы, предписывающие Королеве насильно, помимо воли вашего сына, возвратить его в Кай-Ур, откуда он предпочел сбежать? — Я не законы к вам явился толковать, а просить Ее Величество отдать дань Вильдумскому отряду и вернуть беглеца! — Господин Аберус, вы бы определились для начала — ваш сын пленник или беглец? Понятия эти, как вы можете понять, противоречат друг другу. — Пусть будет пленник, — выдавил из себя Гальер Аберус. — То есть вы хотите сказать, что бедный юноша прозябает в Эрзальской долине против своей воли? — Далонг сцепил пальцы в замок и внимательно посмотрел на гостя. — Господин Аберус, — молвила Калирия, которая, очевидно, утомилась этой бессмысленной для нее дискуссией, — при всем уважении, я искренне не понимаю, почему мне нужно вмешиваться в дела отца и сына. Если решить свои вопросы с Лафре не можете вы, то с какой стати подключаться короне? На Амплериксе сотни тысяч жителей, и если я буду тратить время на каждую семейную распрю, то мне не хватит времени в сутках. При всем моем уважении. — Ваше Величество, — не унимался предводитель Вильдумского отряда, — я верой и правдой служу… — Мы знаем, что вы служите. И вы меня очень обяжете, если сейчас же отправитесь и дальше служить и доказывать свою преданность короне, а не заставлять меня в моем не самом лучшем состоянии разбираться в семейных передрягах. — Мне нужен мой сын! — Не лгите. Вам нужны землевладения Итуса Сирой, которые вы получили бы, сочетайся юноша браком с его дочерью, — парировал Далонг. — Ваше Величество, — показательно игнорируя секретария, попытался вставить слово Гальер, обескураженный осведомленностью короны о его планах. — Дело не только в землях. — То есть дело все же заключается и в землях? — уточнил секретарий. — Земли, леса, озера! Какая разница? — вспылил Гальер. — У каждой истории всегда есть две стороны. — Верно. И у вашей истории, очевидно, тоже. Аудиенция окончена, — отрезал секретарий Далонг. Аберус помрачнел. Смерив Королеву и ее секретария недовольным взглядом, он быстрым шагом отправился к закрытым дверям Престольного уступа и потянул на себя ручку. Распахнув двери, он обернулся, едва заметно кивнул Королеве и, выйдя из залы, почти неслышно бросил: «Глупая никчемная самолюбивая девчонка». Когда Гальер исчез с глаз Королевы и ее секретария, в Престольном уступе стало тихо. Лишь потрескивание огня в полумраке мягко стучало в их ушах, точно сводя на убыль накал разговора, что состоялся сейчас в королевской зале. — Как считаете, мы все правильно сделали? — немного помедлив, спросила Королева своего секретария, когда Гальер скрылся в темноте коридоров. — Вне всяких сомнений, Ваше Величество, — сказал Далонг. — Гальер остался неудовлетворенным нашей с ним беседой. — Не пристало Королеве удовлетворять самолюбие предводителя Вильдумского отряда. Как и не пристало ей быть судьей в семейных делах своего народа. Особенно учитывая, что у нас есть другие, куда более важные дела. — Ты о чем? — Девочка посмотрела на него. — Сегодня утром я получил красный огонь. Там говорится, что жители Земли Отступников отказываются платить короне налоги. Не далее как на прошлой неделе они забили камнями налогового инспектора. — Какая дикость! — воскликнула Калирия. — И что нам делать? Быть может, стоит обратиться к Верховному судье? — Верховный судья уже вершил над ними правосудие, когда они были еще Забытыми Лесами. В тот день, когда кара Верховного судьи обрушилась на зарвавшиеся Забытые Леса и превратила их в горстку пепла, от смертоносного огня удалось укрыться нескольким мужам из Забытых Лесов, среди которых был и хозяин Лесов, Бьяно Кехадис. Проклятие судьи, сделавшее женщин Забытых Лесов бессмертными вдовами, неведомо для самого Верховного судьи затронуло и Кехадиса — этот обгоревший в огне и одержимый идеей мести деквид на протяжении сотен лет зализывал свои раны. Он был не в состоянии ни убить себя, ни терпеть свое существование, объятое неутихающей болью. Оставшись в атласах Королевской библиотеки лишь упоминанием о том, с чем сталкивалась история Амплерикса, и сохранив в тайне свою истинную личность, Бьяно с остальными выжившими день за днем выстраивал в этой обугленной земле новую империю, которая, впрочем, не имела ничего общего с былым величием и богатством Забытых Лесов. Жителей планеты в поисках лучшей жизни, бывало, и впрямь забрасывало на эту опустошенную территорию, получившую название Земля Отступников. Поскольку некоторые переселялись сюда с женами и дочерьми, понемногу население бывших Лесов увеличивалось, окунало себя в ничем не примечательный быт, разводило диетр и с большим трудом несло налоговое бремя. Остатки сердца в обожженной груди Бьяно Кехадиса заколотились, когда однажды под вечер он разглядел в черной земле росток мандарина. Восприняв это как знак, он окончательно уверовал в свою неуязвимость и решил, что уж если судьба подарила ему бессмертие, пусть и оставила его в уродливом обгоревшем теле, то отныне свою бесконечную жизнь ему надо посвятить отмщению, обратив Триарби в огонь. — Я все же хотела бы пообщаться с Верховным судьей, — продолжила Калирия. — Ваше Величество, — по-отечески улыбнувшись, сказал Далонг, — судья не служит короне. Вы знаете это. Верховный судья не является на аудиенции по первому требованию. И даже ваше королевское желание увидеться с ним… ничего для него не значит. К слову, как только стало известно об убийстве налогового инспектора, мы казнили троих деквидов из Земли Отступников, которые взяли на себя ответственность за преступление. Для меня очевидно, что Земля Отступников, как бы это сказать, просто пытается продемонстрировать Триарби свои зубки. — Думаешь, нам не стоит их опасаться? — Я не могу быть уверен, Ваше Величество. Забытые Леса были жестоко наказаны за попытку установить на своих землях собственный порядок. Династия Кехадисов во главе с Бьяно познала суровую смерть, и сейчас Земля Отступников населена деквидами, у которых к короне не может быть претензий. Калирия тяжело вздохнула. Далонг хорошо понимал, что хрупкое тело этого милого дитя сковывают боли. И молчаливо восхищался тем, что девочка старается вести себя так, точно она налита крепким здоровьем. — Прикажете капли, Ваше Величество? — Я уже принимала капли. Мне от них лучше не становится. Только тошнить начинает. Порой я чувствую, что угасаю, Далонг. Буквально. Как будто я река, лишенная притоков. И река эта обреченно мельчает. Мельчает, впитываясь в землю, пока не исчезнет вовсе, оставив после себя сырой желобок. Могилку. — Не бей меня этими словами, моя девочка. Добровольцы ищут для тебя андамит, — с горечью в голосе произнес секретарий. Он искренне любил девочку, как родную дочь. И если бы ему предложили перенять у нее болезнь и обречь на страдания себя, он сделал бы это с радостью и честью. Но болей он не испытывал. Он вообще, несмотря на почтенный возраст, не жаловался на самочувствие. Иногда кружилась голова, но это ничто по сравнению со спазмами, которые пронизывали тело Королевы, как клыки Хищников. — Я не боюсь умереть, Далонг, — сказала вдруг девочка, и на ее бледном лбу проступил пот. — Но не хочу. — Вы не умрете, моя госпожа. — Он подошел к ней и нежно прижал к себе. — Страшно только, что я умру, не успев родить дочь. Будущую Королеву. Верховный судья лишил женщин, живущих в Земле Вдов, способности умереть. Почему он не может сделать того же самого со мной? Хотя бы до тех пор, пока я не рожу дочь. — Как я уже заметил, Верховный судья не придворный чародей, Ваше Величество, — мягко молвил секретарий. — Он не принимает просьб и не исполняет приказов. Он появляется тогда, когда баланс планеты под угрозой. А бессмертье вдов — скорее кара, чем дар. — Но почему Верховный судья не появляется сейчас, когда есть эта самая угроза? Когда я смертельно больна? Когда Амплерикс жаждет сока диетр, но не может им напиться? — Девочка подняла на Далонга усталые, впавшие глаза. — Я не могу этого знать. Судье виднее, Калирия. Далонг мог позволить себе назвать девочку по имени, игнорируя королевский протокол, лишь изредка. Это бывало, когда они оставались наедине, и тогда он пытался показать, что является не просто ее секретарием, но тем, кому Королева может довериться всегда. С первого дня своей жизни, со дня смерти Илпы Бальерос, девочка была в его жизни. Иногда ему казалось, что роднее человека у него и нет. Когда Келий Бальерос сообщил Далонгу о своем намерении отправиться на поиски андамита для дочери, секретарий настоял на том, чтобы Келий взял с собой любого слугу из Триарби — отец самой Королевы не должен путешествовать по опасной планете в одиночку. Но Келий пресек тот разговор. Не согласился он взять и каравеллу, предпочтя ей свои ноги. «Чем меньше вокруг меня будет опознавательных знаков, тем выше шансы, что я тихо и спокойно смогу бродить по Амплериксу, не попадаясь никому на глаза», — пояснил он секретарию. За те недели, которые понадобились Келию, чтобы пересечь Медистое плато, начинавшееся сразу после Триарби, он осунулся и похудел. Вдали от столичных земель Медистое плато не было густо заселено, и рынки с едой на пути не попадались. Основную часть нестерпимо долгой дороги Келию приходилось довольствоваться лепешками, которые он делал на скорую руку из взятых с собой в путь семян. Он смешивал их с водой из протекающих мимо ручейков, с трудом пережевывал и с наступлением ночи ложился спать под вечно черным небом. Лишь в редких деревушках Келию удавалось попроситься на ночлег в дом к одинокой старушке, пообещав ей в обмен на теплую кровать и горячую еду (пусть даже из тех же семян) привести в порядок огород и, конечно же, собрать сок у диетры. С каждым новым днем Келий преодолевал все меньшее расстояние — давали знать о себе усталость и сбитые ноги. А ведь отец Королевы хорошо понимал, что плато — одна из наиболее безопасных и ровных поверхностей планеты. А значит, все самое трудное ему только предстоит встретить. С каждым новым днем надежда реализовать тайный план, в который он недавно был посвящен, распадалась на пылинки, размывалась так, как однажды внезапно растворяется в черном небе Амплерикса любой из миллионов огненных шаров, отслуживший свой короткий век на этой планете. Свою последнюю ночь на Медистом плато Келий провел под открытым небом. По подсчетам Келия, через пару недель или около того он должен очутиться в деревне Саами, из-за которой в свое время Рейми Лаплари был жестоко казнен Верховным судьей в Престольном уступе. Еще через три дня на пути отца Калирии показалась крошечная деревушка — столь маленькая, что она даже не была обозначена на карте Амплерикса, и о ее существовании хорошо образованному Келию ранее не было ничего известно. Пять-шесть покосившихся от старости лачужек да несколько извивающихся и шипящих то ли от голода, то ли от мучительно нарывающих клыков диетр — вот и вся деревня. Подойдя к ее границам ближе, Келий увидел столпотворение жителей, которые были явно чем-то сильно напуганы. Они неплотным кольцом окружили что-то, что лежало прямо на земле. До Келия стали доноситься тревожные возгласы, и вот от толпы отделилась фигура девушки и побежала прямо к нему навстречу. Когда она приблизилась к нему, он даже не успел ничего понять, как девушка вытащила из-под полы своего длинного платья небольшой костяной нож и полоснула им Келия по руке. — За что? — вскрикнул Келий и посмотрел на разорванный рукав, на котором на глазах забагровело кровавое пятно. — Деквид… — облегченно вздохнула девушка. — По какому праву… — начал было Келий, но девушка, точно не слыша его, повернулась и пошла обратно к толпе. Зажав неглубокую рану, отец Королевы последовал за ней. Приблизившись к толпе, он увидел лежащее на земле тело, разодранное в клочья. Было похоже, будто оголодавший медведь задрал беднягу, не оставив на теле ни одного целого лоскутка кожи. — Что здесь произошло? — спросил Келий. — Хищник, — ответила ему та девушка, присев на корточки и склонившись над трупом. — Его убил Хищник? — переспросил Келий. — Ее, — ответил ему сутулый пожилой деквид. — Мою дочь. — Мои соболезнования, уважаемый господин, — сказал Келий, а затем обратился к порезавшей его девушке: — Вы меня резанули, чтобы убедиться, что я не Хищник? Что у меня не черная кровь? — Да. Простите меня, — ответила девушка, — но мы вас ни разу здесь не видели. Народу тут мало, все друг друга знают. Конечно, первая мысль — не вы ли ее… Позволите мне промыть рану? — Не стоит. Пустое. До сегодняшнего дня Хищники в ваших краях встречались? — Келий все еще потирал руку. — Не знаю, я сама недавно здесь. Меня зовут Надия, я из деревни подле Чистых гор. Попала сюда с неделю назад в поисках андамита. Холодный ветер дул в этом направлении. — Ветер — коварный компас. Мне он дует в противоположном направлении, — ответил отец Королевы. — А мое имя Келий. — Какими судьбами тут вы, Келий? — спросила Надия. — Я тоже доброволец, ищу серый камень для своей… для своей Королевы. Иду в Саами, а там решу. — Так идемте вдвоем? — Конечно, идемте. Только мне бы переночевать здесь для начала, а то ноги уже не несут. — Думаю, что спать сегодня деревня не решится. Будем дежурить по очереди. Но вы ложитесь, отдохните, а на заре отправимся в Саами. *** Тем временем Лерия, Шай и Лафре, проведя трое суток в Саами и не найдя там ничего, что походило бы на андамит, поймали ветер, настойчиво указывающий им путь в сторону Эр-Нерая. Они заночевали под черным небом, в котором было так много огненных сфер, что даже на голой земле спать было жарко, несмотря на наступление ночи. Когда наутро Лерия проснулась, Лафре все еще нежился в сновидениях. Она приподнялась на траве и осмотрелась. В нескольких шагах от нее стоял Шай, спиной к ней. Лерия тихо подошла к нему. — Ты давно встал? — Не очень. Люблю проснуться пораньше, пока остальные еще спят. И побыть наедине с собой. Подумать. — И о чем же сейчас думает патриций Эрзальской долины? — склонив голову набок, улыбнулась девушка. — Не знаю. — Патриций пожал плечами. — Об андамите, например. О том, что смогу породниться с Королевой, если отыщу серый камень. — А вдруг с ней захочет породниться Лафре? — Лафре не мечтает о союзе с короной. Ему этого не надо. — Ты так хорошо его знаешь? — Хорошо или нет… Достаточно для того, кто ложится с ним ночами. — Думаю, ты прав. Лафре не нужен брак с Королевой. Кажется, единственное, что ему нужно — это ты, Шай. — Ты так хорошо его знаешь? — поддел ее патриций. — Достаточно для того, кто умеет видеть. — И что ты видишь? — Вижу, что ты изо всех сил стараешься изобразить непричастность к помыслам мальчика. И у тебя это неважно выходит. У тебя доброе сердце, пусть ты и держишь его вдали от чужих глаз. — Отнюдь, — покачал головой Шай. — Мое сердце сурово. — Ты же помнишь, как мы встретились? Я нашла вас с Лафре лежащими в обнимку прямо на траве. Тот, чье сердце сурово и сухо, не будет лежать ночью в теплых объятьях с другим. Я видела в этой картине заботу и ласку. — А я видел в ней лишь свое желание согреться студеной ночью. — Ты делаешь все, чтобы не позволить другим проникнуть к тебе в сердце, в душу, — улыбнулась Лерия с некоторой иронией. — Твоя правда. Ибо проникать в других предпочитаю я. — Патриций сделал акцент на последнем слове. — А как ты представляешь себе союз с Бальеросами, если вручишь короне андамит? — Во-первых, не «если», а «когда». Во-вторых… Тот союз будет не первым и не последним на Амплериксе. Он потонет в череде остальных союзов, что ежедневно заключаются сотнями. Там не может быть ничего особенного. — Ты своенравен и непокорен. Не говоря уже про твои предпочтения. Я имею в виду тех, кто ложатся с тобой ночами. А брачный союз потребует от тебя верности. — Если бы Бальеросам нужна была верность, своих дочерей они выдавали бы за псов. Брачный союз потребует лишь моего семени. Потребует родить Королеве новую Королеву. Думаю, мне под силу будет совладать с этой задачей. Справлюсь с ней с легкостью, пусть и без удовольствия. — Стало быть, ты не веришь в верность? — Отец мой не был верен матери. И в том нет сюрприза. Как можно ждать верности от того, кто растит у себя между ног щедрую трубочку, готовую поделиться с окружающими своим содержимым едва ли не в любых обстоятельствах? — Твоя мать наверняка хотела бы, чтобы тем содержимым твой отец делился только с ней. — Вздор. С той же наивностью ночная ваза могла бы ждать, что человек будет мочиться только в нее одну. Порой терпеть больше не представляется возможным. Лафре проснулся и поднялся с травы. Путники перекусили семенами и двинулись дальше. Земля в этих краях утопала в изумрудно-желтоватой густой траве, по прохладной поверхности которой приятно было ступать босыми ногами. Путники долго брели по травяному ковру, иногда поднимая взоры к темному небу Амплерикса, чтобы увидеть, как у них над головами прямо на глазах образуются густые массивные тучи. Насыщаясь влагой Эр-Нерая, тучи распухали, точно наливаясь соком, и медленно отчаливали вдаль, чтобы подарить живительный дождь каким-нибудь землям на другом конце планеты. — Все, — протяжно вздохнул Лафре и опустился на траву. — Больше не могу. Ноги не несут. — Понимаю, — сказала Лерия, присаживаясь рядом с юношей. — Одно радует — красота тут поразительная. Не сравнить с нашими Аладайскими озерами. — Ты ни разу тут не была? — спросил Лафре. — Нет. Они посмотрели на патриция, который все еще стоял, разглядывая владения Эр-Нерая. Шай бросил на них взгляд, сверкнул своими нефритовыми очами и ответил на непрозвучавший вопрос: — Я тут бывал. — Торговые дела между Мастерами воды и Гальтингом? — спросила Лерия. — Торговые дела с этими рыбоедами я предпочитаю решать на своей территории. Мастера воды способны дышать нашим воздухом. Но окунаться в их пучину и впускать в свои легкие воду? Нет, спасибо. — И Шай присел рядом со своими спутниками. — А зачем тогда наведывался сюда? — Лафре посмотрел на него. — Просто. Просто так. Безо всякой причины. Когда становилось грустно, я брал свою самую резвую каравеллу, вонзал в ее паруса ветер и… отправлялся сюда из Эрзальской долины. Рассекал на корабле над белым водоемом. Изучал его гипнотическую гладь. И вспоминал историю своего прародителя Рейми. — Ты гораздо более мудрый правитель, чем он, — сказал Лафре и прислонился к плечу патриция. — Я не сомневаюсь в этом. Ты бы никогда не допустил той нелепой ошибки, что сделал Рейми Лаплари. — Мудрость не есть залог успешного правления, — усмехнулся Шай. — Порой хитрость и шантаж служат лучшую службу. — Неправда, — возразил Лафре. — Ужели? — Шай иронично изогнул брови. — Мне известны интересные примеры. Один из патрициев Эрзальской долины закупал вино из Ангура, что лежит к северо-западу от Гальтинга. Дочка винодела нередко сопровождала помощников своего отца, которые везли очередную партию бочек на продажу в долину. Глупышка сходила с ума от пейзажей нашей земли и мечтала выйти за ангалийца, чтобы жить в Эрзальской долине. Патриций заприметил ее, начал обхаживать, пусть женская краса его и волновала разве что лишь эстетически. Красоте того патриция мог бы позавидовать и я. Девчонку же та красота лишила рассудка. Словами ангалийцы владеют не хуже, чем искусством стрельбы. О, какие речи он лил в уши той девчонке! Можно было складывать песни. Он их и складывал. Пел ей, читал. Она смотрела на него со жгучим восхищением, с восхищением и слушала. Ведь если красота — великая сила, то красота слова — сила убийственная. Каждый раз, что он открывал рот, чтобы прочесть ей очередную песнь, девчонка была готова отдаться ему прямо на улице, на глазах у толпы. Она робко касалась его тела, тянулась жадными губами к его рту, но всякий раз он в последний момент лишал ее возможности единения, чем раззадоривал ее желание в сто крат сильнее. Шли недели и месяцы. Когда они оставались одни в его опочивальне, она чувствовала его дыхание у себя на коже. Она несмело вела ладонью вниз по его бедру, изнемогая от желания хотя бы на мгновение коснуться той части его тела, которую уже давно жаждала ощутить в себе. Но всякий раз патриций лишал ее трепещущую ладонь подвижности и отводил ее в сторону. Она была для него что глина в умелых руках гончара — податливая, повергнутая, лишенная воли, готовая на все. И, когда однажды он предложил ей себя, она упала, лишившись чувств, — так долго и больно желала она этого предложения. В условленный поздний час она, разгоряченная ванной и вином батюшки, вбежала в опочивальню к патрицию, распрощавшись с легким халатом еще в коридорах. И обнаружила патриция в постели с другим ангалийцем. У нее не было сил отвести взгляд от совершенного тела патриция, которого касались и ее исступленные от желания глаза, и пальцы юного ангалийца. Она стояла и не без восхищения смотрела на то, что делает патриций с ангалийцем, как и как долго он это делает. Ее смущение перебивалось желанием оказаться на месте юнца. Когда, наконец закончив, патриций отпустил любовника и спросил у нее, хочет ли она, чтобы он сделал с ней то же самое, она упала перед ним на колени и кричала: «Да». Он ответил согласием. Но не сейчас. Взамен он попросил плантацию виноградников, принадлежащую ее отцу. Стоит ли говорить, куда послал свою дочку винодел, когда она вернулась в Ангур и в слезах умоляла батюшку подарить патрицию его обширные владения? — И патриций не возлег с ней? — спросил Лафре, завороженный рассказом. — Возлег. Позже. У каждого свой талант. Кто-то поет, кто-то стреляет, кто-то силен в счете. Девчонка та была сильна в письме. Она подделала дарственную бумагу. Так, что даже ее отец не смог отрицать подлинности своей подписи на документе, пусть и клялся в том, что никогда ничего подобного не подписывал, да и не мог. — И что тогда? — спросил Лафре, которому не терпелось услышать развязку рассказа. — Ничего. Патриций получил желанные плантации. Ведь договор есть договор. Глупая девчонка же получила ночь с патрицием. Отец изгнал ее из дома, вернуться в Ангур она уже не смогла, да и не хотела. А когда на следующую ночь она еще раз заявилась к патрицию в надежде вновь побывать в его постели, он напомнил ей, что сделка исполнена, а на повтор он никогда не уславливался. — И что она сделала? — Понятия не имею. История не запечатлела ее дальнейшей судьбы на своих страницах. А теперь скажи, что помогло моему предку получить желаемое — мудрость или хитрость? Лафре промолчал. Лерия лишь кротко улыбнулась. «Идемте дальше», — сказал Шай, поднимаясь на ноги в полный рост. Наклон равнины постепенно набирал высоту, вырастая в крутой холм. Все трое, порядочно выбившись из сил, стали взбираться на холм. Еще несколько шагов — и высота была преодолена. Они очутились на самом пике холма и застыли на месте от поразительной картины, которая открылась перед ними. Уходящий за горизонт великий Эр-Нерай простирал свое водное зеркало настолько далеко, насколько его мог охватить взгляд. Шай, Лерия и Лафре, будто почувствовав прилив энергии, сбежали с холма и подошли к млечной кромке, которая пенными слабыми волнами катила белую воду Эр-Нерая к их ногам. Лафре не удержался и пальцем босой ноги потрогал воду — она была приятно прохладной и немного воздушной, точно перенасыщенной воздухом. Своим цветом волны напоминали разбавленное водой молоко. — Вот он, оказывается, какой, этот белый водоем! — восхищенно сказал юноша и улыбнулся, когда почувствовал, что Шай легонько приобнял его сзади. К юношам подошла Лерия. — Ну вот, мы добрались до Эр-Нерая… Поразительная красота. — И что дальше? — неуверенно бросил Лафре и, постаравшись почувствовать направление ветра, добавил: — Тупик? Ветер дует прямо в сторону белого водоема. — Даже не знаю, — призадумавшись, ответила Лерия. — Может быть, нам попробовать нырнуть? Юноши переглянулись, но поняв, что выбор у них небольшой, стали освобождаться от одежды, оставшись лишь в нижнем белье. Обернувшись, они увидели, как Лерия одним движением руки избавилась от просторного платья, оказавшись полностью обнаженной. На ее острые плечи спадали густые черные локоны, делая точеную фигуру девушки притягательной даже для Лафре и Шая. «Я вас не смутила?» — улыбнулась Лерия и, заметив, как молодые люди отрицательно мотнули головами, довольно хмыкнула, уверенно направилась к кромке воды и зашла в водоем по пояс. Юноши последовали ее примеру, и вот Шай, набрав полную грудь воздуха, первым нырнул в воду, а за ним погрузились Лерия и Лафре. В мутно-белой воде было трудно что-то разглядеть. Спустя несколько секунд все трое вынырнули, встав на ноги в воде. — Это все бессмысленно, — недовольно бросил Шай. — И что будем делать? — спросила Лерия. — Нет никакого толку от этих недолгих погружений. — Мне кажется, — сказал Лафре, — что если и искать что-то в Эр-Нерае, то надо как-то добраться до столицы белого водоема. До Марьяни. — И как нам найти Марьяни? Этот город таится на дне Эр-Нерая. А Эр-Нерай бескраен. Это же как искать редкую травинку в огромном поле, — вздохнула Лерия. — У меня есть одна мысль, — неуверенно сказал Шай. — Попробуем. Впрочем, ничего не обещаю. Все еще стоя по пояс в воде, он легонько взмахнул руками, и тотчас же над поверхностью водоема показались белоснежные тонкие паутинки ветра — точь-в-точь как в тот раз, когда патриций при помощи ветра спустил с небес на землю немного огня на глазах у изумленного Лафре. С каждым новым движением рук патриция потоки воздуха становились сильнее, взъерошивая мокрые волосы путников и обнимая их тела приятной прохладой. Шай вскинул руки выше к небу, и три смерча, образовавшись из ниоткуда, завихрились вокруг Лафре, патриция и Лерии, словно заключая каждого из них в невидимые воздушные коконы. Все трое приподнялись над водной гладью Эр-Нерая и спустя миг резко вонзились в белый водоем в своих воздушных капсулах. Когда Лафре осознал, что над его головой сомкнулась толща воды, то с удивлением обнаружил, что может дышать. Ветряные колыбели погружали их все глубже и глубже, пока наконец свет висящих в небе огненных шаров не перестал достигать путников, а вокруг образовалась темнота. Между тем воздушные капсулы стремительно понесли их в неизвестном направлении в толще моря, и они упустили счет времени, перестав понимать, как долго длится их полет в глубинах Эр-Нерая. Лафре почувствовал, что ему очень хочется спать. Первое время он старался бороться со сном, но веки тяжелели так сильно, что он не в силах был больше сопротивляться желанию уснуть. И закрыл глаза. Когда Лафре очнулся, то первое, что бросилось ему в глаза, было удивительно красивое лазурное свечение, доходившее до него откуда-то издалека. Вода здесь, казалось, была прозрачной, а не молочной, как на поверхности Эр-Нерая. Оглядевшись по сторонам, Лафре увидел, как по соседству с ним несутся две капсулы, в которых отчетливо проглядывались силуэты Лерии и патриция. Повернув голову, он заметил, что их воздушные коконы на огромной скорости приближаются к растущему из самого дна Эр-Нерая высокому изящному хрустальному замку. Замок показался ему таким хрупким и утонченным, будто это было не строение, а огромная светящаяся изнутри стеклянная стела, упавшая на дно с небес. Внезапно капсулы точно сбросили скорость и, нехотя покачиваясь в водной пучине, медленно парили по направлению к замку, давая путешественникам возможность разглядеть гигантское строение во всей его красе. Необъятное на первый взгляд основание хрустального замка утончалось кверху, устремляясь на бесконечную высоту к поверхности Эр-Нерая. Яркое свечение замка прорезало темноту, освещая причудливые выступы доньев Эр-Нерая — глубокие каньоны и поразительные в своем многообразии разноцветные кораллы и рифы. Приблизившись вплотную к замку, капсулы уткнулись в его прозрачные, но казавшиеся прочными стены. И тут произошло нечто, не укладывающееся в голове у Лафре. Капсулы без всякого усилия прошли сквозь хрустальную стену, растворились, и все трое рухнули на прозрачный пол дворца. Поднявшись с пола, обнаженная Лерия удивленно крутила головой по сторонам, разглядывая светящееся убранство замка. И только тогда поняла, что воды внутри замка нет и что она может спокойно дышать. «Неужели мы в Марьяни…» — прошептала она. Спустя мгновение они услышали слабый звук шагов. Повернув голову в сторону источника шума, они увидели облаченный в серебристое одеяние силуэт. Он походил одновременно на деквида и на ангалийца. Ярко-синие глаза красивого молодого незнакомца светили из-под копны черных взъерошенных волос. Незнакомец приблизился к ним, и взгляд его приковался к обнаженной Лерии. Смутившаяся девушка машинально закрыла руками грудь, но от неловкости это ее, очевидно, не спасло. — Могу ли я чем-то помочь вам? — сказал незнакомец приятным, мягким, певучим голосом. — Эм… — запнулся Шай, но, взяв себя в руки, спросил: — Прошу прощения, сударь… Это Марьяни? — Других дворцов на глубине нашего океана мы не имеем, — кивнул незнакомец и улыбнулся. — Добро пожаловать в Марьяни, столицу великого Эр-Нерая. Вот уж никак не ожидал увидеть здесь кого-либо… сверху. — Мне, право, очень неудобно, — сказала Лерия, крепче прижимая руки к обнаженной груди. — Меня зовут Лерия, а этих юношей — Шай и Лафре. Мы прибыли сюда в поисках андамита. — Андамита? — удивленно переспросил незнакомец. — Боюсь вас разочаровать. Я знаю каждый выступ нашего Яркого замка. Тут едва ли можно отыскать серый камень. — Направление сюда нам указали эрзальские ветра, — послышался голос Шая. — Я патриций Шай, наследник… — Эрзальской долины, — закончил за него незнакомец и снова улыбнулся. — Мастерам воды известно, кто вы. Как вам удалось достичь Марьяни? — Мы, ангалийцы, повелители ветра, — гордо сказал Шай. — Ветер нам позволил погрузиться в пучину Эр-Нерая. И не захлебнуться. — Как интересно, — протяжно сказал незнакомец. — Меня зовут Тайрес. Я смотритель замка. Стало быть, вы добровольцы, откликнувшиеся на призыв короны исцелить Королеву? — Да, господин, — сказала Лерия. — Я прошу прощения, что меняю тему разговора, но не найдется ли у вас в замке какой-нибудь ненужной женской одежды? — Безусловно, — вежливо ответил Тайрес. — Следуйте за мной. Я провожу вас в покои, где вы сможете проститься с неловкостью. Он грациозно развернулся, всколыхнув длинные серебристые полупрозрачные полы своего одеяния, и неслышным шагом двинулся в сторону невысокого дверного проема. Шай, Лерия и Лафре поспешили за ним. Когда каждый из них, нагнувшись, проник через проем, то замер от открывшегося их взору поразительного интерьера замка. Посреди монументального зала с прозрачными стенами устремлялся под невидимый глазу потолок огромный яркий стержень. Стержень был будто полый внутри. Он издавал несильное зеленоватое свечение. Казалось, что стержень служил единственным источником света в замке. В зале по своим делам прохаживались жители Марьяни — Мастера воды, лица которых были почти столь же прекрасными, как у ангалийцев, с красотой которых, впрочем, не смела тягаться ни одна другая раса Амплерикса. А за прозрачными стенами замка виднелась пугающая своей стихийностью, но оттого не менее притягательная черная морская пучина, где плавали существа, о которых путникам не рассказывали во время обучения в школах. У одних существ голубым огнем светились плавники, другие мигали яркими глазами, а третьи, похожие не то на червей, не то на змей, извивались, принимая причудливые формы, и застывали, паря в воде в своем струящемся полете близ наружных стен Марьяни. Вокруг стоящего посреди замка стержня спиралью вилась сделанная точно из чистейшего хрусталя лестница, от которой по мере ее восхождения куда-то далеко наверх отходили небольшие мостики, позволявшие пройти в покои на верхних этажах замка. Тайрес ступил на лестницу, обернулся и все с той же приятной улыбкой на лице кивком головы предложил всем троим последовать за ним. — А как глубоко мы сейчас находимся? — поинтересовался Лафре. — Очень глубоко, — ответил Тайрес, а затем с уверенностью повторил: — Очень, юноша. — А что это за стержень посреди замка? — спросил Лафре, медленно ставя ногу на очередную из сотен ступенек, от которых исходило приятное синевато-белое свечение. — Стержень! — не оборачиваясь на него, усмехнулся Тайрес, быстро поднимаясь по винтовой лестнице. — Это стела. Сердце нашего замка. Она устремляется к самой поверхности Эр-Нерая. Она питает Мастеров воды воздухом. Стела полая внутри, и это помогает ей забирать воздух сверху. — А я и не думал, что Мастера воды дышат воздухом, — послышался сзади голос Лафре. — А что же вы думали? Что у нас жабры? — Ну… Нет, конечно, — смутился молодой человек. — Просто как-то не доводилось об этом задуматься. — Всему живому на Амплериксе нужен воздух, — сказал Тайрес. — Даже им. И он жестом указал на прозрачную стену замка, в то самое место, где с наружной стороны на путников смотрели два непостижимых размеров морских существа, от которых исходил яркий розовый свет. — К слову, — продолжил смотритель замка, — мы долгое время можем обходиться без воздуха. Ну, вот мы и добрались. Тайрес остановился на винтовой лестнице и ступил на отходящий от нее хрустальный мостик, перекинутый к длинному, словно проложенному в ледяной глыбе, синеватому коридору, по обеим сторонам которого находились дверные проемы, ведущие в опочивальни. Путники последовали за смотрителем замка. Оказавшись на мостике, который был обрамлен изящными, будто выточенными из стекла, невысокими перилами, Лерия, все еще прикрывающая своими руками обнаженную грудь, посмотрела вниз и почувствовала небольшое головокружение. Оказывается, они поднялись по вьющейся вокруг стелы лестнице так высоко, что внизу фигуры жителей столицы Эр-Нерая были похожи на букашек. — Хотел бы я сказать, что мы в Марьяни с почетом относимся к гостям, да не могу, ибо до вас гостей мы, кажется, не знавали. Что ж, можете занять любые комнаты на свой выбор, — учтиво обратился Тайрес к путникам, а затем посмотрел на Лерию и сказал: — А вам я распоряжусь принести платье. — Простите, — сказал Лафре, — а что дальше? — Дальше? — посмотрел на него Тайрес. — Да, дальше. Мы же не в гости сюда пришли. Мы ищем андамит… — Думаю, юноша, что после такого путешествия, которое вы совершили, вам нужно хотя бы поспать. На дворе ночь, если только мои глаза не обманывает эспир. Вряд ли это подходящее время для поисков. Завтра утром я доложу о вашем визите госпоже. — Последних слов Тайреса было почти не слышно, ибо произнес он их уже на выходе из коридора обратно к мостику. «Госпоже? Оде?» — переспросил Лафре Шая, будто тот был обязан знать, о чем говорил Тайрес. Патриций тем временем, не слыша вопроса Лафре, оглядывал коридор, где их оставил смотритель замка, и взгляд его замер на просторной светлой комнате. Шай направился к комнате и, зайдя в нее, пригласил Лафре проследовать туда же. Очутившись внутри, Лафре осмотрелся. Стены комнаты мерцали приятным синеватым свечением. Ему показалось, что это жилище выдолблено в куске лазурного чистого льда. Посреди комнаты стояла большая кровать, — видимо, именно она и привлекла внимание патриция. Метрах в двух от кровати комната заканчивалась большой прозрачной стеной, за которой хорошо виднелась темная водная толща Эр-Нерая, и там то и дело проплывали такие сияющие разными цветами морские создания, в существование которых Лафре и не поверил бы, не увидь он их собственными глазами. Оставшаяся стоять в коридоре Лерия не нашла ничего лучше, как пройти в небольшую комнатку напротив. За все это время она настолько привыкла к своей наготе, что перестала ощущать отсутствие одежды. Только когда на пороге ее комнатушки показалась фигура красивой синеглазой юной девушки, держащей в руках сложенное в несколько раз белое платье, Лерия, спохватившись, вновь прикрыла руками грудь, поблагодарила девушку за одежду и мигом облачилась в мягкое, удивительно приятное своей текстурой платье. Подойдя к прозрачной стене, Шай прислонил к ней свою ладонь, и место прикосновения слегка всколыхнулось, словно было живым, и ответило холодным голубоватым свечением. Там, за стеной, из воды на Шая смотрело большое, совершенно круглое существо с одним глазом, похожее не то на раздувшуюся рыбину, не то на животное. В какой-то момент Шай заметил, что смотрит рыбине прямо в ее единственный глаз и видит в круглом зрачке свое отражение. Вдруг рыбина резко колыхнулась и стремительно уплыла в морскую темноту, навсегда исчезнув в водах Эр-Нерая. Лафре приблизился к стоящему у стены Шаю, положил свою руку ему на плечо и повторил свой вопрос, так и оставшийся без ответа: — О какой госпоже говорил смотритель? Об Оде? — Конечно, ибо Ода — владычица Эр-Нерая, — вместо Шая ответила Лерия, входя в комнату молодых людей. Лафре и патриций обернулись на нее, заметив, что девушка обрела долгожданное платье. — Да. Она бессменная владычица белого водоема, — пояснил и патриций. — Мастера воды любят и почитают ее. Никто не знает, как давно она правит. Но именно при ней был построен город Марьяни, этот великий хрустальный замок, ставший столицей Эр-Нерая. — Как же Мастера воды жили раньше? До строительства Марьяни? — Этого я не знаю, — пожал плечами Шай. — Обитали, видимо, кто как мог, прямо тут, на доньях Эр-Нерая. — А ты ее когда-нибудь видел? — спросил Лафре патриция. — Оду? Нет… Я впервые на доньях Эр-Нерая. Да и леди Ода ни разу не почитала своим присутствием Гальтинг. — В чем нет ничего удивительного, — добавила Лерия, — ведь именно твой предок пытался захватить ее земли близ Саами. — Не мне отвечать за поступки своих предков, — с некоторым безразличием сказал Шай. — И надеюсь, что леди Ода достаточно мудра, чтобы не таить обиды на меня. Лафре, который от усталости валился с ног, запрыгнул на мягкую кровать и раскинул руки: «Ой, до чего же хорошо!» Шай, улыбнувшись, последовал его примеру. Кровать была настолько мягкой и так приятно обнимала его тело, что патриций тоже не смог сдержать улыбки. Он приподнял голову и посмотрел на стоящую рядом с постелью Лерию, предлагая ей присоединиться к ним. Девушка хмыкнула, и вот они уже втроем утопали на широкой постели. — Надеюсь, моя кровать так же хороша, — борясь со сном, пробормотала она. — Надо встать, а то боюсь заснуть. — Интересно, нас завтра рано поднимут? — задумчиво сказал Лафре. — А больше всего интересно, есть ли тут андамит… — Андамит, андамит, — сонно ответил Шай. — И ведь надо было нашей Королеве заболеть так, что ни лекарства Гальтинга, ни помощь Магов не могут ее вылечить, — Лафре говорил лениво, наслаждаясь ласками постели. — Девочка родилась очень слабой, — сказала Лерия, свернувшись в постели калачиком. — Да и мать ее, Илпа Бальерос, умерла молодой. Прямо в день, когда родила малышку Калирию. — Скоро уже десять лет, как это было. — Лафре задумчиво глядел в синеватый потолок. — Очень хорошо помню этот день, — Лерия вздохнула. — Было страшно, что Эксиль останется без королевской крови. И что мерсеби проникнут на Амплерикс сквозь защитный пояс. — А я читал, что у Королевы Илпы была старшая сестра, — зевнул Лафре, сражаясь со сном и проигрывая. — Да, все так, — сказала Лерия. — Ее звали Сталия Бальерос. По старшинству именно она должна была стать Королевой после смерти их с Илпой матери, но Сталия погибла. — А ты знаешь, как она умерла? — Лафре приподнял голову и посмотрел сначала на Лерию, а затем на сладко посапывающего справа от него патриция. — Как же вас учили в школе? — воскликнула Лерия. — На Сталию Бальерос напал Хищник. — Прямо в Триарби? — удивился юноша. — Да. Хищники коварны. Никогда не знаешь, что перед тобой Хищник, пока не пустишь ему кровь и не увидишь, что она черная, как смола. Сталия со своей младшей сестрой Илпой гуляли в тот день в королевском саду одни. Плавийцев рядом не было. Никого не было. К ним подошла дряхлая старушка и попросила воды — так рассказывала потом спасшаяся Илпа. Когда Илпа отвернулась, чтобы зачерпнуть кувшином немного воды в источнике, старушка в один миг обратилась в Хищника. Резкий скачок — и обе сестры сбиты с ног. Хищнику нужно мгновение, чтобы оставить от жертвы лишь кашицу. Илпа и воспользовалась этим мгновением и с криком убежала оттуда. Хищника так и не нашли. Кто знает — может, он вновь обратился в старушку после того, как расправился со Сталией. От старшей сестры не осталось ничего: когда Илпа привела туда плавийцев и королевскую стражу, на земле не было даже кровавой лужицы. Даже останков не нашли. И не смогли похоронить Сталию. Это Хищник, тут ничего не поделаешь. — А ты когда-нибудь видела Хищника? — спросил Лафре. — Только на рисунках в книге. — Я тоже видел в книге. Жуткие твари… Белая шерсть, огромный рост и шесть лап с шипами вместо пальцев. — Опасней них нет на нашей планете, — сказала Лерия. — Именно поэтому корона так тщательно следит, чтобы в Хранилище количество сока не снижалось. Иначе полезут Хищники. Лерия замолчала. В комнате стало тихо, и слышен был лишь легкий храп уставшего патриция. — Спите, а я пойду к себе. — Лерия улыбнулась Лафре, скинула ноги и встала с кровати.