Амплерикс. Книга 1. Серый камень

Путь к Серебряной Слезе от деревни Саами, близ которой воды Эр-Нерая вытолкнули из себя Шая, Лерию, Лафре и их нового спутника Эрви, показался настоящим мучением — Эрви был постоянно чем-то недоволен. Привыкший к тому, что слуги в Марьяни исполняют любую его прихоть по первому требованию, здесь, на поверхности, он был предоставлен сам себе. «Я есть хочу!» — эту капризную фразу Лерия, Шай и Лафре слышали от Эрви по нескольку раз в день. — Я есть хочу, — недовольно произнес в сто первый раз Эрви, чем вывел Шая из себя. — Ешь, кто тебе мешает, — огрызнулся патриций. — Меня уже мутит от ваших гадких лепешек! — Не моя проблема, — фыркнул Шай. — Я хочу рыбу, — процедил сквозь зубы Эрви. — Так иди и налови, не изводи нас стенаниями. — Рыба ядовита на поверхности моря, — сказал наследник Марьяни. — Только та, что живет на нашей глубине, пригодна в пищу. — В таком случае избавь нас от своего общества и нырни обратно на эту глубину. Я ни нянькой, ни кухаркой тебе быть не вызывался, — отрезал Шай. — Какой ты грубый, — обиженно сказал Эрви, нехотя принимая из рук Лерии сырую лепешку. — И как только твой нежный мальчик тебя терпит. — Я не нежный! — возмутился Лафре. — Ага, как же. Можно подумать, я не слышал, что ты вчера шептал ему, когда все легли спать, — усмехнулся Эрви. — А ты меньше слушай и не завидуй, — не глядя на него, ответил Шай, завязывая тесьмой мешочек с семенами. — Я? Завидую? — расхохотался Эрви. — Кому? Твоему Лафре, чьи губы ты пожираешь ночами? Матушка учила меня целовать не юношей, но девушек. — Да? — поднял брови патриций. — Она так хорошо умеет целоваться с девушками? Эрви сжал кулаки, но не ответил. Когда несколькими неделями ранее они выбрались из Эр-Нерая в районе деревни Саами, перед ними встал выбор — как быстрее всего добраться до Серебряной Слезы. Маршрутов было два: либо напрямую через Чистые горы, либо уйти далеко на юг, к городу Байхиби, где горы практически уравнивались с пологой земной поверхностью. — Через Байхиби очень долго, — сказала Лерия, — зато дорога легче. — Да, — бросил ей патриций, — вот только югом до Серебряной Слезы надо добираться по Арамею. А у нас судна нет. — Мне судно не нужно, — отрезал Эрви. — В твоих способностях притворяться рыбкой никто и не сомневался, — бросил ему Шай. — Придурок! — воскликнул Эрви. — Неужели ты думаешь, что Мастера воды плавают, как дельфины? — Насчет остальных Мастеров воды не знаю, — ответил патриций, — а ты-то наверняка плаваешь, как лягушка. А квакаешь? Эрви смерил патриция наигранно недовольным взглядом, но не смог скрыть улыбку — верный признак того, что издевки и сарказм перестают мешать робким зачаткам дружбы. Недалеко от них располагалось маленькое озеро, вода в котором была прозрачной и нагретой теплом горящих в небе огненных сфер. Прокашлявшись, точно приковывая все внимание к себе, Эрви, не раздеваясь, невозмутимо зашел в воду. Шай удивленно приоткрыл рот, когда увидел, что наследник Марьяни растворился в воде. Патриций подбежал к берегу озера и стал вглядываться в прозрачную гладь водоема, но его взгляд не смог обнаружить Эрви. В озере просто плескалась вода. Внезапно на поверхности озера показалась голова Эрви, затем его плечи, а потом и остальное тело юноши, будто материализовавшись из ниоткуда, всплыло над водой, и Эрви неторопливо вышел на берег. Патриций уставился на Эрви, чья одежда и волосы были совершенно сухими. — В воле Мастеров воды — растворяться в нашей стихии. Мы не просто Мастера воды, — сказал Эрви, — мы ее часть. Он присел на мягкую траву, поджал колени к груди и обнял их руками, смотря куда-то вдаль. Обернувшись на остальных, Эрви сказал: — Я мог бы дойти до ближайшего притока Арамея, погрузиться в воду, слиться с ней и быстро поплыть с течением в сторону Серебряной Слезы. — А как же мы? — спросил Лафре. — Вот именно, — надменно сказал Эрви. — Волею матушки я вынужден слоняться по Амплериксу в компании учительницы, взбалмошного ангалийца и безнадежно влюбленного в него деквида. — Значит, придется выбрать короткий, но сложный путь, — сказала Лерия. — Через хребты Чистых гор. Дорога от Саами до подножия Чистых гор, за которыми находилась Серебряная Слеза, была довольно ровной — пару раз путники натыкались на небольшие деревушки, и им удавалось напроситься на ночлег к одинокой старушке, которая охотно пускала их в свою лачугу, как только узнавала, что странники ищут лекарство для великой Королевы. Чистые горы сплошной дугой пересекали планету на несколько тысяч миль с севера на юго-запад, разделяя Амплерикс поперек на Западный и Восточный. На Западный Амплерикс приходилось без малого две трети всей планеты. Здесь находились столица и следующее за ней Медистое плато. Ниже располагались Аладайские озера и бескрайний Эр-Нерай, а еще ниже — Земля Отступников. Восточнее, ближе к хребтам Чистых гор, брала свое начало Эрзальская долина. Ангур, колыбель лучшего вина, ослиные фермы Кередая, с десяток мелких деревень — все это было размазано тонким слоем по Западному Амплериксу. Территория Восточного Амплерикса по ту сторону Чистых гор была меньше Западного по площади. На Восточном Амплериксе находилась Серебряная Слеза, восточнее — Земля Вдов, а к северу — Сентра. Мелких деревушек, где жили тысячи рядовых жителей, на Амплериксе было и вовсе в избытке по обе стороны гор. — Не понимаю, — раздраженно сказал Эрви, — почему корона не распорядится проложить тоннель в Чистых горах? Это же так неудобно — огибать горы. — Чистые горы столь мощны, что тоннелей в них не прорыть, — сказала Лерия. — Впрочем, на севере есть один. Естественного происхождения. Он очень узкий, и там, под горами, пролегает одно из русел реки Арамей. — Почему бы тогда не расширить этот тоннель и не пустить по реке лодки? — хмыкнул Эрви. — Это не помогло бы, — улыбнулась девушка. — С чего это? — Ну, хотя бы с того, что сразу в том месте, где Арамей выходит из тоннеля в Восточном Амплериксе, начинается земля Аиль-Саттай. Аиль-Саттай был местом, нагонявшим ужас на жителей деревень, которые находились на Восточном Амплериксе у подножия Чистых гор. Здесь росли необычайно высокие диетры. В атласах Королевской библиотеки было написано, что диетры, живущие в Аиль-Саттае, превосходили обычные хищные розы в семь, а то и в восемь раз. Когда древние деквиды пытались проплыть по руслу Арамея под Чистыми горами, чтобы попасть на Восточный Амплерикс коротким путем, они неизбежно прощались с жизнями — укрыться от голодных пастей гигантских диетр, стерегущих добычу у выхода из тоннеля, было невозможно. Одним резким броском огромные диетры пожирали речные суда вместе с путешественниками, проглатывая небольшие лодки целиком. В Аиль-Саттае была своя «королева» — самая большая из здешних диетр. Эта вечно голодная роза ростом в сто пятьдесят метров была столь древняя и мощная, что один из Магов даже дал ей имя — Халлокати. Несмотря на возраст, Халлокати имела реакцию змеи и прожорливость свиньи. Когда животные долго не заходили в Аиль-Саттай, изголодавшаяся Халлокати не брезговала тем, чтобы полакомиться себе подобными диетрами. Стоит ли говорить, что в схватке неизменным победителем выходила Халлокати, безраздельно наслаждающаяся пиром. Атласы Королевской библиотеки знали случай, когда Халлокати, которая спала на земле, свернувшись в клубок, учуяла пролетающую над ней торговую каравеллу. Капитан судна и тридцать работников каравеллы не смогли даже опомниться, как Халлокати резким броском распрямилась, разверзла свой необъятный красный бутон и цапнула каравеллу, проглотив ее. С тех пор воздушное пространство над Аиль-Саттаем было закрыто, и единственным безопасным путем с Западного Амплерикса на Восточный было признано русло реки Арамей, пролегающее далеко на юге через Байхиби. — Ты все еще хочешь попытать силы и проплыть через тот тоннель? — улыбнувшись, обратилась к Эрви Лерия, когда закончила жутковатый рассказ. — Благодарю, но давайте лучше пойдем проверенной дорогой. — Эрви не устоял перед обаянием Лерии и улыбнулся в ответ, что было для него совершенно не характерно. Шла четвертая неделя пути в Серебряную Слезу. Добравшись до очередной деревушки, путешественники решили заночевать здесь. — Какой необычный. — Одна из старушек деревни с интересом разглядывала Эрви. — Какой есть, — сказал сын Оды. — И ты необычный. На этот раз своей беззубой улыбкой старуха наградила Шая и потрепала его по волосам. Тот остановился напротив старушки и посмотрел сначала на нее, а затем на сына Оды. Их с Эрви взгляды встретились и застыли друг на друге — зеленые, как полированный нефрит, глаза патриция и большие синие глаза Эрви, такие ясные, что в них можно было смотреться, как в зеркало. Между Шаем и Эрви действительно было что-то общее во внешности — оба были четвертой ступенью, представителей которой деквиды за глаза называли «небожители». Оба были высокими и подтянутыми, исключительно приятными для созерцания как женщинам, так и мужчинам. Разве что гладкие светло-серебристые волосы Шая ниспадали чуть ниже плеч, в то время как густая копна черных как смоль волос наследника Марьяни едва касалась его плеч. Они почти одновременно хмыкнули, и каждый продолжил идти по двору. — Вам, может, помочь чем? — спросил Лафре у старушки, которая хлопотала на кухне в попытке приготовить путешественникам еды перед сном, от чего Эрви, завидевший ненавистные ему семена, закатил глаза. — Да чего мне тут помогать-то, золотой, — ласково усмехнулась хозяйка жилища. — Хотите, диетру вашу осмотрим? — Дак это вам надо было вчера наведаться, — смешно прошепелявила старушка, — я ведь вот только давеча отковыряла клык у этой стервы. Теперь до следующего месяца. Глядишь, назреет что толковое в пасти этой треклятой ехидны. Дождичку бы нам, а то давно уж не было. Диетра моя дождь страсть как любит. Как заморосит с неба — так рожей своей мотает, шипит да бутон раскрывает, капли ловит, дурища окаянная. Шай и Лафре вопросительно посмотрели на Эрви. — Что? — непонимающе уставился он на них. — Помочь бы бабушке, — приподнял бровь патриций. — Помочь бы бабушке… — кривляясь, передразнил его Эрви. — У нас в миле отсюда ручей протекает, — залебезила старушка, — мы оттуда воду таскаем. Да с моими костями разве ж какого лешего натаскаешь? Туда — полдня, полдня — обратно. Вот и день прошел. — И она снова расхохоталась. — Так давайте мы натаскаем? — предложил Лафре. — Дак чего ж вы натаскаете, если ведро худое! Это к соседке надо ийти. — Помочь бы бабушке, — повторил Шай, с упреком посмотрев на Эрви. В свойственной ему манере Эрви закатил глаза, но по его виду было понятно, что очень скоро бабушка получит помощь от самого наследника Марьяни. — Ладно, показывай эту свою… диетру, женщина, — выдавил из себя Эрви, стараясь продемонстрировать окружающим, что он собирается оказать величайшее одолжение. Старушка пожала плечами и махнула рукой в сторону мелкого старого полусгнившего заборчика, который отходил от задней стены ее лачуги. Эрви неторопливо пошел по указанному пути, старушка заковыляла за ним, а следом с нескрываемым интересом пошли остальные. За заборчиком лежала, издавая тихое не то шипение, не то сонное посапывание, старая диетра. Ее темно-зеленый толстый стебель свился в клубок, словно это была не часть растения, а огромная змея. Заслышав шаги, диетра лениво дернула массивным бутоном — его лепестки были не ало-красными, а темно-бордовыми, что указывало на почтенный возраст этой хищной розы. Эрви остановился в нескольких шагах от диетры, изучил ее внимательным взглядом и произнес: — Так это и есть диетра? — А ты что, диетр, что ли, ни разу не видел, золотой? — прищурилась старушка. — Ни разу, — невозмутимо ответил сын леди Оды. С этими словами он сделал легкий взмах кистями рук с чуть раскрытыми пальцами, между которыми остальные заметили образовавшуюся из ниоткуда воду. Эрви изящно развел руки в стороны, и между ними растянулся большой бесформенный овал влаги. Еще один взмах — и овал отделился от рук Эрви, взмыл ввысь над диетрой, которая к тому моменту приподнялась на своем стебле над землей, и ливнем обрушился на растение. Диетра полностью выпрямилась на стебле и радостно замотала бутоном в разные стороны, разбрызгивая массивные капли живительной влаги, точно пес, отряхивающийся на берегу после купания в озере. Старушка, раскрыв рот, смотрела то на свою диетру, глотающую влагу, то на Эрви. — Не за что, — высокомерно бросил ей Эрви, без единой эмоции на лице развернулся и поплелся обратно к лачуге. — Это что? Это как это? — Семенила за ним старушка. — Это ты как сделал? Ты что, и впрямь не из наших? — Он из Мастеров воды, — похлопав старушку по плечу, сказал Лафре. — А Шай — из ангалийцев. — Это как это — из ангалийцев? — ее удивленный голос перешел на писк. — У нас тут ни ангалийцев, ни Мастеров воды отродяся не было. Эко же! Мне же бабы не поверят. — Мне-то что… — донесся до нее безразличный голос Эрви. — А ты, золотая моя, тоже? Ну, из ихних? — спросила старушка Лерию, которая взяла ее под руку, чтобы помочь дойти обратно до лачуги. — О нет, я простая деквидка, — улыбнулась Лерия. — А этот юнец? — шепотом спросила старушка, показывая искривленным от возраста костлявым длинным пальцем на Лафре. — И он тоже из деквидов. — Ну надо же! Ты подумай только! — не унималась старушка, и ее удивление можно было понять. На следующее утро странники проснулись рано. Эрви, должно быть, настолько сильно изнемогал от голода, что проглотил сразу три лепешки, запеченных в золе во дворе у старушки. Хозяйка хлопотала в огороде. К ней подошли двое соседей и стали о чем-то спрашивать. Старуха нехотя отвечала им, то и дело поглядывая на гостей, которых она приютила. Вскоре разговор был закончен, и те двое покинули ее скромные владения. Проходя мимо гостей, они бросили на них презрительный взгляд. Один из них изучил сначала Шая, затем Эрви и бросил: «Вы зря тратите свое время». Шай открыл рот, чтобы молвить, но двое загадочных незнакомцев развернулись к нему спинами и скрылись. — Кто это? — спросил старуху патриций, когда два силуэта растворились в тумане. — А, не обращайте внимания на этих полудурков, — махнула рукой старушка. — Фанатики. И она, набрав полную корзину травы, потащила ее к себе в дом. Лафре подошел к Лерии и спросил: — Ты знаешь, что это за фанатики? — Как не знать, — ответила девушка. — У нас в Аладайских озерах они тоже живут. — Почему их зовут фанатиками? Во что они верят? — Правильнее сказать, не верят. Говорят, в Земле Отступников живет один обгоревший проповедник, который уверяет, что мерсеби не существует. И что в День воцарения династия Бальеросов сочинила легенду, будто планета наша облеплена черными ящерами и будто только королевской династии под силу сдерживать их нападение на Амплерикс. Якобы семья Бальеросов таким образом прибрала власть над планетой к своим рукам. — Но ведь это ложь? — удивился Лафре. — Мерсеби существуют, это знает каждый школьник. Да? — Конечно. Жизнь в Земле Отступников тяжкая. Чем увеселить себя? Заговорами, теориями и неповиновением. Тем и живут. Старушка вновь показалась в дверях своей лачуги. Прикрывая лицо от яркого свечения небесных сфер, она стала медленно спускаться по крыльцу. — До Чистых гор, судя по всему, недалеко, бабуль? — спросил ее Лафре, закидывая за спину холщовый рюкзак. — Да вон же они, горы-то. — Старушка указала на виднеющуюся отсюда окутанную густым серым туманом возвышенность. — Коли вам туда, то уж дня через три доберетесь. Молодые же. Пока мой внук жил с нами, они с ребятами часто туда ходили. У подножия Чистых гор растут ягоды, их после дождя целый короб можно насобирать. Варенье из них варю, да и просто так едим. Ой! Варенье! Варенье-то! Вот старая башка, ни на что не годна стала. Я про варенье-то совсем забыла. Лепешки с ним знатные, не то что всухомятку жевать. Айда-те, я вам еще лепешек настряпаю, да с вареньицем съедите. — Да мы сытые, — усмехнулся Лафре. — Так дайте я вам варенья в берестянку отолью малость? Все вкуснее, чем пресными жевать. — Она потрусила в свою лачугу и вскоре вышла оттуда с небольшой берестяной емкостью. — Спасибо большое, — принимая лакомство из рук старушки, улыбнулся Лафре. — Кушайте, кушайте на здоровье. Может, вам берестяночку побольше дать? — Не переживайте, нам хватит. — Спасибо вам за все. — Лерия наклонилась к старушке и нежно обняла ее. — Доброго пути вам, золотые! Вовек не забуду. До ста лет дожила, а такого не видывала отродяся. Это ж ты подумай — из пальцев вода у него течет. Страсть-то какая! Восхищенный возглас старушки недолго доносился до странников. Как только они завернули за угол деревни и двинулись по направлению к Чистым горам, им остались лишь шум ветра да редкие крики низко летающих птиц. Шай и Лафре медленно шли впереди, а Лерия и Эрви следовали за ними. Патриций и Лафре о чем-то говорили. Время от времени Лафре смеялся. Иногда он пытался коснуться пальцами рук патриция, но Шай, который не терпел проявлений нежности, не позволял прикосновений. Завидев это, Эрви тихо сказал Лерии: — Глупый Лафре. — Ты находишь? — спросила девушка. — Конечно. Он же любит патриция. Совершенно бессмысленное занятие. Надеяться на взаимность Шая — все равно что ждать ласки от Хищника. — Мы не знаем, чем это закончится. Ты сам видел, что сделала твоя мать с Лафре там, в Марьяни. Помнишь, почему Шай взял тебя с собой? — Помню. Матушка едва не утопила мальчишку прямо на наших глазах. — Уверена, она бы не сделала этого. — Уверен, она бы это сделала. Ты плохо знаешь великую владычицу белого водоема. — Стало быть, если бы Шаю не было дела до Лафре, мальчик сейчас был бы мертв. — И, по-твоему, это говорит о том, что у патриция к пацану есть чувства? — Есть или нет… Но Шай спас его. Ты сравнил его с Хищником. Хищник бы не спас. — Ты учительница. Ты умная. Тебе виднее. — Для того, чтобы видеть, не нужно быть учительницей, — улыбнулась Лерия. — Мне нравится, когда ты улыбаешься, — сказал вдруг Эрви и сам удивился тому, что эти слова неожиданно сорвались с его уст. — Спасибо, — смутилась девушка. — Наверное, недостатка в улыбках красивых девушек ты не испытываешь. — Улыбка красит любую девушку. Но мудра не каждая. — Уверяю тебя, я далеко не мудра. — В сравнении с девушками из Марьяни — ты Маг. — В девушках юношей привлекает прежде всего красота. — Прежде всего. Но, когда плоть удовлетворена, улыбок не хочется. Хочется поговорить. А девушки с доньев Эр-Нерая способны говорить только о себе. Они обсуждают свои прически, обсуждают несправедливость родительских приказов и удаль своих любовников. Мне это слушать неинтересно. — Что же интересно тебе, Эрви, сын Оды? — Лерия посмотрела в его глубокие синие глаза. — Иногда мне кажется, что и сам не знаю. Сейчас в моей компании ты единственная девушка. И видят черные небеса, я благодарен за то. Ибо ум твой столь же притягателен, как и твой лик. Лерия покраснела от смущения, и Эрви это понравилось. Она не ответила на комплимент, побоявшись неуместности. Когда полыхающие в темном небе Амплерикса огненные шары поубавили свой жар, возвещая о приближающейся ночи, путники достигли подножия Чистых гор. Местность здесь была суровая — земная твердь сплошь изрыта каменистыми холмами и разломами, а дорогу к горам закрывала густая лесополоса, перемешанная с колючим бурьяном. Ветви здешних деревьев были массивными и острыми, покрытыми мелкими шипами. Продираясь сквозь лес, Лерия зацепилась платьем за одну из ветвей и порвала одежду, а заодно обзавелась ранкой на плече. Шай и Лафре как могли приподнимали тяжелые закостенелые ветви, позволяя Лерии пройти вперед с минимальным риском еще раз пораниться. И только Эрви держался сам по себе, недовольно хмыкая каждый раз, когда патриций, убедившись в том, что девушка прошла вперед, отпускал ветки. Они больно хлестали по лицу наследника Марьяни, и тогда Лерия замедляла шаг, поворачивалась к Эрви и утирала ему оставленные ветвями ранки своим белым платком, который ей оставил смотритель замка Тайрес. Наконец лесополоса была преодолена — на выходе из леса взору путешественников предстали легендарные Чистые горы. В месте, где странники вышли из леса, горы были низкие — они возвышались над землей всего метров на четыреста, но достаточно было повернуть голову налево, чтобы увидеть, как по мере своего простирания на север горы резко взмывали ввысь, доставая своими макушками, казалось, до самого неба и даже пронзая его. Поскольку Лафре проходил обучение в Эрзальской долине, которую вдалеке огибали горные цепи, он имел возможность наблюдать Чистые горы издалека, и на том приличном удалении от Гальтинга они выглядели полностью белыми. Сейчас же, восторженно всматриваясь в них в непосредственной близости, Лафре с удивлением для себя заметил, что они были не белыми, а скорее млечно-серыми. — Да уж, — послышался полный разочарования голос Эрви, окинувшего взглядом горный массив, — добрались, называется, до Серебряной Слезы. — Ты о чем? — спросил Лафре. — О том, что нам, видимо, придется карабкаться наверх, балбес. — Надо попробовать пойти вправо — туда, где горы идут вниз. Судя по всему, они там довольно пологие. — Это навряд ли, — сказала Лерия. Как педагогу, обязанному в достаточной степени знать географию Амплерикса, ей было известно, что в том месте, где Чистые горы действительно становились пологими, территория была покрыта топкими, непроходимыми болотами. Потом горы вновь набирали высоту, а окончательно сравнивались с землей на юге, в районе Байхиби, что лежал на границе западной и восточной частей планеты. — И что же делать? — обреченно задал вопрос в никуда Лафре. — Если пойти дальше на юг, то через пару недель мы должны достичь русла Арамея, по которому на лодках обычно добираются до Восточного Амплерикса, — сказала Лерия, окинув взглядом территорию. — Вот только лодки у нас нет, — разочарованно ответил Лафре. — Говори за себя, — буркнул Эрви. — У тебя, должно быть, за пазухой припрятана парочка лодочек? — покосился на него Шай. — Мастеру воды не нужны лодки. Я мог бы проплыть по руслу сам, — ответил наследник Марьяни, заправив за ухо прядь своих черных волос. — Ну так и плыл бы, — бросил ему патриций и тут же осекся: — Хотя погоди, погоди… Ведь твоя мамочка сказала мне, что на время поисков я отвечаю за твою шкуру головой. — Может быть, мы все же пойдем на юг, к реке? — предложила Лерия. — Вдруг найдем там какую-нибудь лодку или хотя бы плот? — Ночь уже, — отрезал Шай. — Предлагаю заночевать здесь, а утром уже решить, как мы поступим. Против этой здравой мысли возражать не имело никакого смысла. За прошедшие дни все четверо выбились из сил, и последнее, что они сейчас решились бы делать — это идти дальше. Погода стояла теплая и ясная, и Шай, не дождавшись реакции остальных, кинул свой рюкзак на землю, положил на него голову и демонстративно прикрыл глаза. Его примеру последовала Лерия, а затем и Лафре, которого сон настиг, казалось, за мгновение до того, как его голова коснулась холщового рюкзака. Лег ли спать Эрви, остальные так и не узнали. На следующее утро первой проснулась Лерия. Она увидела, что Шай еще крепко спит, нежно обняв свернувшегося калачиком Лафре, а позади них тихо похрапывает Эрви, прямой как струна — даже во сне он, очевидно, старался выглядеть безупречно. С самого первого дня их знакомства Лерия испытывала необъяснимо нежные чувства к Лафре, граничащие с материнством. Она опустилась на колени перед спящей парой и ласково провела рукой по макушке юноши, заботливо заправив за ухо ниспавшую на закрытые глаза прядь вьющихся волос цвета сахарной патоки. Лафре глубоко вздохнул, сладко потянулся и открыл глаза, улыбнувшись Лерии. — С добрым утром, — сказала она. — С добрым, — стеснительно ответил он. Лафре встал на ноги и покачнулся от все еще не прошедшего сна. Лерия отошла в сторону, и юноша, сонно зевая, лениво поплелся за ней. — Хорошо спал в объятиях своего возлюбленного? — Да, — смутился Лафре. — Только вот я не его возлюбленный. Он мне — да. А я для него… Просто мальчик, с которым приятно делить постель по ночам. — Я думаю, ты немного преувеличиваешь, — ласково сказала девушка. — Я же вижу, как он смотрит на тебя, как он тебя оберегает. — Ты не знаешь Шая, — грустно вздохнул Лафре. — Сердечные дела не для него. Он патриций, он сильный и непокорный. И я не смею надеяться ни на что. — Знаешь, — сказала Лерия, положив руку ему на плечо, — даже самые сильные и непокорные нуждаются в любящем человеке. Шай, быть может, пока еще сам не в силах осознать, что такой человек для него — это ты. А время беспощадно. Оно течет мимо нас, на первый взгляд незаметно, но меняет нас, хотим мы того или нет. И, уверяю тебя, рано или поздно Шай обнаружит, что его восхитительное тело теряет свою упругость. Его светлые волосы отливают более не серебром, но проседью. Когда он наклоняется к ручью, чтобы испить из него, из водной глади на него смотрит не красивейший из ангалийцев, когда-либо живших на Амплериксе, но подернутое морщинами лицо. И его сила, власть и непокорность, какими бы могущественными они ни были, не помогут завлечь к себе в кровать очередного юношу, ведь юношей притягивает красота тела и пышущая жизнью молодость, а не власть и не сила. И когда его, великого и могущественного, но неизбежно постаревшего, променяют на простого красавчика, кто останется рядом с ним? — Я? — шепнул Лафре. — Ты, — улыбнулась Лерия. — Но время не пощадит не только его. Надо мной оно тоже не сжалится… Не очень-то привлекательный сценарий — ждать старости, чтобы Шаю от меня понадобилось что-то большее, чем мое тело. — Но ты не приговорен к нему, правда? Если любишь его, просто будь с ним. И он увидит в тебе не только тело. И я почти уверена, что это случится гораздо раньше, чем когда ослабшие кости нашего любвеобильного патриция начнут скрипеть под тяжестью его отросшего живота, — рассмеялась Лерия. — У него не будет никакого живота! — горячо возразил Лафре. — Он ангалиец, а все ангалийцы прекрасны. И Шай будет прекрасным, даже когда ему перевалит за сто лет. Лерия рассмеялась и нежно прижала Лафре к себе. Глаза открыли Шай и Эрви. Наследник Марьяни поднялся на ноги, потянулся, после чего сложил ладони вместе и поднес их к лицу — на глазах у спутников он несколько раз умылся водой, образовавшейся в ладонях из ниоткуда, прополоскал рот и с довольным выражением лица сделал пару глотков. Увидев, что Лерия готовит завтрак, он сморщился: — И как вы живете без рыбы? — Никакая рыба не сравнится с хорошим спелым яблоком, — бросил ему Шай. — И где же твои яблоки? — И где же твоя рыба? Лерия скрыла улыбку, подумав, что столь же смешно ведут себя первоклашки в ее школе в Аладайских озерах. Подойдя к уплетающим лепешки Шаю и Лафре, чтобы предложить им добавки, Лерия услышала, как Лафре шепчет своему возлюбленному: «Ты уверен? А вдруг ты не выдержишь?» — Не выдержит чего? — спросила она, отчего оба встрепенулись и посмотрели на нее. — Шай хочет помочь нам всем перебраться через Чистые горы, — пояснил Лафре. — Помочь чем? Шай ничего не ответил. Отряхнув ладони от остатков лепешки, он поднялся на ноги и обратился к остальным: «Подойдите ко мне». Лерия и Лафре переглянулись и посмотрели на стоящего поодаль Эрви. Тот непонимающе пожал плечами и неторопливо, будто нарочно стараясь двигаться как можно медленнее, приблизился к остальным. «Ближе», — сухо сказал патриций, и этот командный тон стал для Эрви столь неожиданным, что наследник Марьяни, не думая, повиновался. Тем временем Шай поднял вверх правую руку и принялся очерчивать в воздухе окружность. Через несколько мгновений Лерия увидела, что потоки воздуха, следующие за рукой патриция, на глазах обретают плотность, образуя собой различимые волокна, с каждым новым движением руки становящиеся все более густыми. Волосы Лерии заколыхались от внезапно образовавшегося ветра, и мощная струя воздуха объяла всех четверых. Вихрь бесцеремонно задирал подолы их одеяний и мешал сделать новый вдох. Наконец откуда-то с неба на них обрушился мощный смерч, приподняв странников над землей и начав возносить их все выше и выше, пока они не поравнялись с макушками Чистых гор. Струи воздуха бешено крутились вокруг них — они были такими плотными, что открывшиеся их взорам с высоты пейзажи Амплерикса невозможно было рассмотреть. Единственное, что ясно увидела Лерия, это что все четверо воспарили над вершинами Чистых гор, резко пролетели над ними и начали аккуратно спускаться по ту сторону гор, на территории Восточного Амплерикса. Как только их ноги ощутили поверхность, ветер стих. Шай обхватил руками голову и рухнул на землю. Лафре подбежал к нему, опустился рядом и приобнял. «Воды?» — спросил он. Шай безмолвно кивнул и еще сильнее сжал ладонями виски. «Ты! — крикнул Лафре, обращаясь к Эрви. — Быстро дай ему воды». При любых других обстоятельствах Мастер воды в лучшем случае съездил бы по физиономии представителю нижестоящей ступени за такие слова, но сейчас, опешивший от такой неслыханной наглости, Эрви сложил обе ладони и поднес их ко рту Шая — патриций жадно начал пить из них чистейшую прохладную воду. — У тебя что, каждый раз так? — удивленно посмотрел на Шая Эрви, когда тот оклемался и утер рукавом рот. — А тебя это как заботит? Лучше бы поблагодарил. — Спасибо, конечно, но я, наоборот, чувствую прилив сил, когда повелеваю своей стихией, — бросил ему Эрви. — Я сейчас соберусь и тоже почувствую такой прилив сил, — прошипел Шай, — что мой ветер подхватит тебя и унесет в Марьяни, обратно к твоим рыбам и к твоей мамочке. — Ты так говоришь, — усмехнулся Эрви, — потому что на самом деле хочешь меня. Я заметил твой взгляд там, в Марьяни. Твой Лафре хорош, и это понятно даже мне — тому, кто не питает страсти к плоской мужской груди. Но ты меня хочешь, и это так же бесспорно, как то, что меня зовут Эрви. Хочешь! — Я хочу видеть тебя гоняющимся в Эр-Нерае за камбалой. — Ты хочешь видеть меня в себе. Или себя во мне? Мне всегда было интересно… — Эрви окинул взглядом патриция и Лафре. — Кто из вас в ком? — Для того, кто не питает страсти к плоской груди, — сказал Шай, — у тебя какой-то нездоровый интерес к мужской близости. — Или вы меняетесь? — неумолимо продолжал Эрви. — А как? Бросаете камешек, кто этой ночью будет сверху? — А ты заглядывай к нам ночью, — с ехидным прищуром ответил Шай. — И мы с радостью покажем тебе свои камешки. Бросить не дадим, но вот если потрогать нежно — мы к твоим услугам. Только просьба — руки заранее согрей. А то у вас, рыбоедов, они холодны, как лапки у лягушки. Боюсь, мои камешки этого не перенесут. — Всегда знал, что они у тебя хилые и слабенькие. — Эрви перекрестил руки у себя на груди. — Впрочем, когда ты не нуждаешься в потомстве, сила камней неважна. — Поверь, ты был бы поражен размером и силой моих камней. — Неужто жмет между ног? Бедный крошка Лафре! — На лице Эрви возникла наигранная печаль. — Надеюсь, плодовитый патриций еще не сделал его мамашей. Сложно будет искать андамит, коли Лафре на сносях. Шай было вскочил на ноги, но тут же утратил интерес к перебранке, заметив, что Лафре повернулся к нему спиной и завороженно смотрел вдаль. Там, далеко к северу, густились черные пухлые тучи. Они были такими плотными, что скрывали собой даже яркие огненные сферы. Путники заметили несколько крошечных красных точек, которые медленно плавали вдали, прямо под тучами. Казалось, что несколько маленьких светлячков, озаряя пространство вокруг себя тусклым красным свечением, безмятежно танцевали в воздухе. Но это были не безобидные светлячки, а одни из самых опасных созданий Амплерикса. — Там вдалеке находится Аиль-Саттай, — сказала Лерия, подойдя к Лафре и положив руки ему на плечи. — Тот самый, о котором ты рассказывала? — Именно. А эти красные маячащие точки — не что иное, как бутоны огромных диетр, которые там живут. — Почему же они светятся? — Я читала, что почва в Аиль-Саттае особенная. И воды Арамея, которые бегут из тоннеля под Чистыми горами, тоже особенные. Из-за воды бутоны диких диетр в Аиль-Саттае светятся днем и ночью. Видишь самый большой красный огонек? — Ага, — всматриваясь в далекий север, сказал Лафре. — Это бутон Халлокати, самой огромной диетры, владычицы Аиль-Саттая. Если тебе повезет, то ты никогда с ней не столкнешься. Лафре поежился. Он с интересом принялся изучать пейзажи открывшейся его взгляду равнины Восточного Амплерикса, простирающейся от него далеко к горизонту. В зените скопления горящих в черном небе огненных светил трава здесь отливала приятным огненно-изумрудным свечением. Безграничная пологая территория была щедро изрисована извивающимся, как змея, руслом реки Арамей. В неспешно бегущих вдаль млечных плотных водах Арамея отражались золотистыми искорками десятки небесных огненных шаров. В некоторых местах берега Арамея были подернуты небольшими, но густыми и сочными зарослями можжевельника, который порой перетекал в непроходимые кустарники, будто они небрежными мазками были нарисованы по руслу кистью неведомого божества, как по холсту. В небе, на линии горизонта, скопление огненных шаров образовывало ровную длинную, похожую на ожерелье цепь, и исходящий от нее полуденный свет озарял умиротворяющей золотистой дымкой земли Серебряной Слезы. Свет перемешивался с глубокой небесной темнотой, отражаясь от нее рассеянным оранжевым сиянием, от созерцания которого щекотно кололо в носу. Но эта первобытная красота была бы неполной, если бы не сама Серебряная Слеза, стоящая вдалеке посреди долины — город тот был похож на нагромождение сброшенных с высоты осколков хрусталя, в чьих острых неровных многогранниках переливалось золото огненных сфер. Лафре подумал, что если Гальтинг был похож на айсберг, вальяжно парящий над землями Эрзальской долины, то город под названием «Серебряная Слеза» напоминал хрустальные осколки, вырастающие прямо из земли. — Даже не верится, — восхищенно выдохнул Лафре, первым нарушив тишину. — Неужели это Серебряная Слеза? — Конечно. Она самая. — Подмигнула ему Лерия и двинулась по направлению к городу. Когда все четверо спустились с холмистого подножия Чистых гор и достигли русла реки Арамей, они увидели, что к берегу пришвартована узкая длинная лодка. «Вот ведь повезло!» — радостно выкрикнул Лафре, первым подбежав к лодке и запрыгнув в нее, отчего судно лениво закачалось на спокойной водной глади. — У нее нет весел, — разочарованно сказал Шай, подойдя к лодке и внимательно изучив ее. — Так пойдем сломим пару суков, — предложил Лафре. — Не надо ничего ломать, — послышался высокомерный голос Эрви, который неспешным шагом приблизился к берегу. — Почему? — повернулся к нему юноша. — Потому что. С этими словами Эрви опустился на колени перед рекой, рядом с лодкой, окунул руку в водную гладь, прикрыл глаза и замер. «Что он делает?» — не сводя глаз с наследника Марьяни, шепнул Лафре Шаю в самое ухо, чтобы Эрви не услышал. И до Эрви этот вопрос действительно не донесся. В отличие от ответа патриция: «Не знаю наверняка. Возможно, сейчас мы его как-то приладим к корме, чтобы он греб ногами и руками и толкал лодку. Хоть какая-то польза будет от этого дельфина». Эрви лишь иронично хмыкнул. Течение реки заметно усилилось, и лодка, качнувшись, отчалила от берега. Шай распахнул глаза от удивления и посмотрел сначала на лодку, затем на Эрви. Помедлив миг, Шай запрыгнул в лодку и, поймав равновесие, встал в ней, широко расставив ноги и протягивая руку Лерии. Девушка подобрала подол платья и тоже забралась в это маленькое судно. Последним в лодку запрыгнул Эрви. Течение убыстрилось, и скоро лодка набрала скорость. По ходу движения взорам путников представали небольшие сложенные из камней дома жителей Серебряной Слезы. Хрустальный город стало отчетливо видно. Было заметно, что в бесчисленных неровных скалистых уступах города возвышаются большие и маленькие башни, похожие на резные дворцы — вероятно, в них и жили горожане этой необычной территории. В том месте, где город брал свое начало, русло Арамея становилось все более широким, точно это было озеро, а не река. По обоим берегам разливавшегося Арамея стояли две огромные хрустальные статуи мужчины и женщины, чьи высеченные полупрозрачные, удивительно притягательные лица смотрели друг на друга. Каждое из этих изящных, но вместе с тем величественных изваяний протягивало друг другу руки, образовывая своего рода арку, точно обозначающую, что именно здесь берет свое начало Серебряная Слеза. Лодка проплыла под аркой и осторожно причалила к берегу, после чего все четверо покинули ее, почувствовав наконец ногами долгожданную земную твердь. Серебряная Слеза была преимущественно населена простыми людьми, но, в отличие от многих других территорий Амплерикса, здешние деквиды выгодно отличались от своих собратьев — казалось, они были лишены того угнетения, которое было характерно для остальных представителей пятой ступени. Одеяния их были чистыми и светлыми, а сами деквиды с гордой осанкой сновали туда-сюда, поглощенные решением неведомых путникам бытовых вопросов. — И что? — спросил Эрви. — Какой план? — Не знаю… — задумчиво произнес Шай. — Наверное, надо пройти в замок и рассказать, кто мы и что ищем здесь. Неподалеку от них располагалась небольшая таверна; у входа в нее, прямо на улице, было расставлено несколько столиков, за которыми сидели, непринужденно коротая день, посетители заведения. Лафре подошел к ближайшему столику — за ним сидела парочка, потягивая чай из красивых красных резных кружек. Подняв взгляд на юношу, сидевший за столиком мужчина лет сорока многозначительно посмотрел на Лафре и произнес: — Я чем-то могу вам помочь? — Э-эм, — замялся Лафре, но тут же взял себя в руки: — Мы с друзьями путешествуем по Амплериксу в поисках андамита для Королевы. Не подскажете, как нам попасть на аудиенцию к кому-нибудь… к кому-нибудь… главному здесь? Сидевшая напротив мужчины девушка улыбнулась, пригубила чаю, но ничего не сказала, предоставив своему спутнику возможность и дальше общаться с этим миловидным застенчивым юношей. — Андамит, говорите? — задумчиво переспросил незнакомец. — Да. Это серый камень, который поможет исцелить Ее Величество Калирию Бальерос. — Мне хорошо известно, что такое андамит. Видите ли, мы с моей спутницей такие же добровольцы, как и вы, и уже провели в здешних местах без малого неделю. — И… не нашли? — испуганно спросил Лафре. — Думаете, сидели бы мы тут, попивая чай, если бы серый камень был в наших руках? О, нет, друг мой, мы бы уже на всех парах мчались в Триарби вручить Королеве лекарство. — О… — только и мог промолвить Лафре. — Кроме того, я не думаю, что мэру Серебряной Слезы есть сейчас дело до поисков андамита. — А почему? — Дело в том, что сегодняшней ночью два жителя Серебряной Слезы были найдены на центральной площади растерзанными в клочья. — О… — снова повторил Лафре, не в силах понять, каким образом ему лучше всего отреагировать на это печальное известие. — Семейная пара, — послышался голос девушки. — Они, видимо, гуляли в дальней части Искристой лагуны со своей дочерью и зашли слишком далеко. У матери выедена левая сторона тела, а у отца отгрызли голову и руку. Вот так… — А девочка? — голос Лафре был сдавленным. — Малышке удалось убежать в чащобу за восточной кромкой Искристой лагуны. Ее сегодня утром нашел местный старик, который отправился туда собирать черные ягоды. — И кто это сделал? Хищник? — А кто еще, — хмыкнула девушка. — Как бы там ни было, — продолжил ее спутник, — я могу представить вас господину Аргани, мэру Серебряной Слезы. — Мы были бы признательны, — сказал Лафре. — Мы? — переспросил загадочный собеседник. — Да. Я путешествую не один. Нас четверо. Мои спутники вон там. — И Лафре махнул рукой в сторону своих друзей. — Четверо? — удивился мужчина. — Какая большая компания для поиска маленького камешка. — А вы знаете, что он маленький? — спросил Лафре. — Нет, друг мой, не знаю. Лишь предполагаю. Отчего же твои друзья такие скромники? Пусть подойдут, назовутся. Я Келий. А мою спутницу зовут Надия. Девушка отпила чаю и приветливо помахала Лафре рукой. — А меня зовут Лафре. — Откуда ты? — Я из Кай-Ура — из деревни Вильдумского отряда, что находится недалеко от столицы. — Далеко же ты забрался, — усмехнулся Келий. — Зови своих скромных спутников, и мы представим вас господину Аргани. Спустя несколько минут Лафре, Шай, Эрви и Лерия спешили за Келием и Надией, которые уверенно, даже по-хозяйски, преодолевали ступень за ступенью, поднимаясь вдоль светло-серых массивных стен замка Серебряной Слезы. Лафре отметил, что внутреннее убранство замка чем-то напоминает ему величественные залы Марьяни, хотя этот замок был на порядок просторнее — казалось, что стены дворца просто выросли на здешней равнине, отхватив приличную часть территории и заключив ее в свои монументальные прочные хрустальные объятия. Задрав голову кверху, Лафре с удивлением обнаружил, что большая внутренняя зала не имела потолка — парящие в темном небе огненные шары хорошо освещали всю территорию этого Яркого замка. Пронзая стены и уступы дворца Серебряной Слезы, точно призму, яркое свечение огненных сфер распадалось на многоцветье, создавая внутри дворца поистине умиротворяющую атмосферу. Поднявшись по лестнице на приличную высоту, путники увидели перед собой две внушительные резные полупрозрачные двери — они были так плотно закрыты, что казалось, будто это была сплошная массивная стеклянная стена, посреди которой виднелись две причудливо извивавшиеся ручки, а еще выкованное из металла кольцо. Келий потянулся к кольцу и несколько раз ударил им о поверхность двери. Спустя мгновение двери бесшумно распахнулись, и странники увидели просторную высокую залу, увенчанную хрустальным куполом. Лафре вновь вспомнил себя внутри замка Марьяни и уже ожидал обнаружить здесь трон, красоте которого позавидовала бы сама владычица белого водоема Ода. Но никакого трона в этой зале не было — вдоль ее стен простирались длинные столы из древесного массива, а за ними сидели какие-то люди, обложившиеся толстыми пыльными альманахами и, казалось, без остатка были погружены в их изучение. — Господин Аргани, — осторожно прокашлявшись, сказал Келий, и один из сидящих за столом мужчин оторвался от альманаха, бросил взгляд на Келия и почти незаметно кивнул ему. Потом он повернулся к другому деквиду, который что-то старательно записывал в альманах. «Если считать по-твоему, — донесся до Шая тихий голос мэра Серебряной Слезы, — то получается, что четвертая и пятая поставки лунного хрусталя уже оплачены Гальтингом, но, по моим подсчетам, оплата еще не поступала. Перепроверь». — Он похлопал писаря по плечу, отодвинул свой стул, встал из-за стола и неспешным шагом направился в сторону путников. Аргани был невысоким толстым мужчиной, которому, должно быть, перевалило за пятьдесят. Седые жидкие волосы остались у него только на висках и затылке, и в блестящей лысой макушке отражался свет от горящих в зале факелов. Он был одет в широкие коричневые брюки и серую короткую рубашку, плохо прикрывающую внушительных размеров живот. — Господин Аргани, — повторился Келий, — прошу прощения за беспокойство, но я хотел бы представить вам вот этих добровольцев, которым путь в Серебряную Слезу указали эрзальские ветра. — Еще добровольцы? — удивился Аргани. — Что ж, Серебряная Слеза нынче популярна как никогда, я гляжу. Еще немного — и наши доходы от туризма будут конкурировать с заработками от продажи лунного хрусталя, должно быть. — Меня зовут Лафре Аберус, — первым начал Лафре, тут же усомнившись, а может ли он, отлученный отцом от фамилии, продолжать называться Аберусом. — Я родом из деревни Кай-Ур. — Мое почтение, юноша. — Аргани протянул ему мягкую, плотную ладонь, и Лафре осторожно пожал ее. — Это Эрви, сын леди Оды и наследник Марьяни. А это — Лерия, она из Аладайских озер. — Мое почтение, сударыня, — улыбнувшись, Аргани нежно взял руку Лерии и коснулся ее своими губами. — А это, — продолжил Лафре, — патриций Эрзальской долины Шай. — О, неужели? — Аргани вскинул брови и внимательно посмотрел на патриция. — Что ж, вам, как представителю вышестоящей ступени, мое особое почтение. Эрви приоткрыл рот и непонимающе посмотрел на мэра, ведь Мастера воды тоже относились к вышестоящей ступени, но отчего-то особого почтения мэра Эрви удостоен не был. Шай же молчал. Не пристало повелителю ветра одарять улыбкой простого деквида, кто дышит его воздухом. — Господа, — голос мэра Аргани стал более громким, — от имени Серебряной Слезы позвольте приветствовать вас в наших землях. Только вот, как вы, наверное, уже смогли узнать от господ Келия и Надии, вероятность нахождения андамита на нашей территории стремится к отрицательным значениям. — Путь к вам указали нам эрзальские ветра, господин Аргани, — сказала Лерия. — И если они же привели сюда Келия и Надию, то, быть может, нам имеет смысл попытать здесь счастья? — Что вы, сударыня! — воскликнул мэр Серебряной Слезы. — Не говорите так, словно просите у меня разрешения остаться. Вы наши гости, и мы будем рады видеть вас в Серебряной Слезе сколь вам угодно много времени. Извольте не обижать меня этими ненужными оправданиями. В конечном счете, если серый камень действительно покоится где-то у нас, и вы его найдете, то от этого выиграет весь Амплерикс. Вам будут предоставлены удобные и просторные опочивальни, в провизии вы не будете ограничены. Ищите, дерзайте! — Спасибо, господин Аргани, — сказал Лафре. — Для нас честь быть вашими гостями. И позвольте выразить восхищение здешними землями — без преувеличения, это одно из самых красивых мест на Амплериксе. И те хрустальные исполины, что стоят у берегов Арамея при подъезде к городу… В них читается непостижимое величие. — О да, юноша, — кивнул ему Аргани. — Мы сами не знаем, когда и кем они были сооружены. Ходят легенды, что тысячи лет назад, задолго до Дня воцарения, они были первыми обитателями Амплерикса. Возможно, вы слышали поверье, что жизнь на Амплериксе зародилась именно здесь, в Серебряной Слезе. По преданию, Квареби и Ирения были рождены из лунного хрусталя. Любовь их была чистой и бескрайней. Плодом этой любви стал их сын, Лимир. Но он имел черную душу и не желал делить любовь своей матери, Ирении, с отцом. Однажды он уговорил своего отца, Квареби, пойти на ту сторону Арамея, чтобы набрать для матери ее любимых ягод. Дождавшись, пока сморенный усталостью Квареби приляжет отдохнуть и заснет, Лимир встал над отцом и занес над ним острый нож, выточенный из кости животного. Но Квареби открыл глаза и, поняв замысел сына, не смог совладать с гневом, схватил мальчика и окунул его в воды Арамея, удерживая его на дне до тех пор, пока сын не перестал дышать. Гнев Квареби ушел так же внезапно, как и возник. Поняв, что он натворил, Квареби испугался, что Ирения никогда не простит его, и воззвал к небесам с просьбой послать ему жестокое проклятье. И он был услышан черным небосводом. Когда Ирения подошла к берегу Арамея, то увидела, что на той стороне реки сидит ее супруг и оплакивает бездыханное тело убитого им сына. Она начала горько плакать и просить Квареби вернуться к ней. Он поднялся на ноги, протянул ей свою руку, но почувствовал, что ноги его не слушаются и что он не может сдвинуться с места. Проклятье, о котором он молил небеса, не позволяло ему ступить и шага. Зовя мужа, Ирения тянула к нему руку, но поняла, что тоже прикована к своему берегу. Так и стояли они, протягивая руки друг к другу, не в силах сдвинуться с места. Шли дни, месяцы, годы и столетия, а они постепенно вытягивались, точно два плюща, вьющихся навстречу. За миг до того, как их руки почти соприкоснулись, они, вытянувшиеся на много метров ввысь, закаменели, застыв в этом движении навеки. Вот такая красивая, но горькая сказка. — Неужели все это правда? — пробормотал изумленный Лафре. — Этого нам не узнать, друг мой, — ответил Аргани. — А теперь позвольте откланяться — мне нужно вернуться к бухгалтерии, не то мои подчиненные опять что-нибудь напутают. А цифры, как известно, не терпят к себе пренебрежительного отношения. В низком поклоне, последовавшем со стороны мэра после этих слов, читалась скорее ирония, чем истинное почтение. Так или иначе, путникам не оставалось ничего, кроме как покинуть залу и отправиться изучать Серебряную Слезу. Выйдя из дворца, путешественники окинули взглядом придворцовую территорию — дороги были вымощены окаменевшим тусклым хрусталем, в котором виднелись резные клумбы, и из них росли изящные деревья с тонкими стволами. Их изумрудно-оранжевые кроны приятно гармонировали с серебристыми стенами замка и разнообразными сооружениями вокруг. По узким извилистым дворикам разъезжали запряженные ослами и лошадьми повозки. Чуть поодаль от придворцовой территории возвышались холмы, состоящие, казалось, из сплошной хрустальной породы. — Это разработка одного из здешних месторождений лунного хрусталя, — ответил Келий на непрозвучавший, но очевидный вопрос. — Давайте подойдем поближе. Приблизившись к холмам, они увидели внушительных размеров карьер — его борта были укреплены массивными черными балками, упиравшимися в стены карьера по всему его периметру. Где-то совсем внизу рабочие размахивали кирками, и каждый раз, когда работник вновь заносил свое орудие над головой, чтобы изо всех сил вогнать его в породу, в острие кирки яркой искрой проблескивали небесные огненные светила. В некоторых местах вдоль бортов карьера тянулись ввысь конвейерные ленты с покачивающимися тяжелыми наполненными ящиками. Каждая лента отходила от деревянного колеса, которое монотонно крутили ослики в своих упряжках, приводя в действие весь механизм и позволяя выработанной породе подниматься на поверхность карьера. Лафре глядел на это и вспоминал себя на дне Низины в тот день, когда бежал от отца — там, в Низине, он наблюдал похожий конвейер, который помог юноше втайне выбраться из Низины на поверхность и отыскать незасыпанный лаз, приведший Лафре к свободе. — Серебряная Слеза, — сказал Келий, всматриваясь в самое дно карьера, — является единственным на Амплериксе месторождением лунного хрусталя, и только из него можно изготавливать эспиры. Несколько сотен лет назад здесь делали лучшие на планете эспиры. Но Эрзальская долина сначала переманила к себе самых искусных мастеров, а потом, воспользовавшись тяжелой эпидемией цинги в Серебряной Слезе, вынудила тогдашнего мэра заключить с Гальтингом сделку. Договор был подписан сроком на тысячу лет, и по нему Эрзальская долина стала единственным закупщиком лунного хрусталя, а Серебряная Слеза в обмен на скидку на лекарства обязалась прекратить изготовление эспиров. Гальтинг, насколько мне известно, все эти годы имеет очень неплохой доход от продажи эспиров всей планете. Даже один из самых знаменитых и красивых на Амплериксе эспиров, который установлен у нас в Триарби, на Живой площади, был изготовлен и продан короне Гальтингом за рыночную цену безо всяких преференций. — Ну что еще? — проворчал Шай, когда поймал на себе многозначительный взгляд Келия. — Не я заключал ту сделку. А договор есть договор, и его надо исполнять. — Да я же ничего не говорю, — тихо сказал Келий. — Зато твой взгляд говорит. Развернувшись, Шай поплелся прочь от карьера, и за ним засеменил Лафре, а затем и остальные. Через некоторое время они достигли невысокой рощи, за которой брала свое начало Искристая лагуна. Она походила на огромный залитый льдом каток. Стеклянная гладь Искристой лагуны то и дело пульсировала доносившимся откуда-то из ее неведомых глубин золотистым свечением. Путники всмотрелись в эту полупрозрачную гладь и смогли разглядеть под ней темные колышущиеся силуэты. — Кто это там, внутри? — пролепетал Лафре. — Что это за тени? Они живые? Или как? — А это никому доподлинно не известно. Ходят легенды, что, когда в День воцарения короне удалось изгнать мерсеби с Амплерикса, Королева по совету Магов оставила несколько особей на планете, чтобы позволить Магам создать из них низшую, шестую ступень. Нивенгов. — Там что, и вправду мерсеби? — поежился Лафре. — Не знаю, друг мой. — А как узнать? — не унимался Лафре. — Моим бы ученикам такую любознательность, — сказала Лерия. — Этого я тоже не знаю. Предположу, что ответы на твои вопросы известны лишь Магам. — Не верится мне, — протянул Лафре, почесав затылок, — что мэру Аргани неизвестно, что за чудища обитают под Серебряной Слезой. — Аргани тот еще тип, — сказал Келий. — Я видел много людей на своем веку. Научился слышать чуть больше, чем мне говорят, и видеть чуть дальше, чем мне показывают. Мэр Серебряной Слезы вежлив и учтив, но за маской добродушного правителя этой земли скрывается циничный и расчетливый человек. Уверен, что ему доподлинно известно, кому принадлежат эти тени под Искристой лагуной. Лафре еще раз взглянул на ровное, гладкое, хрустальное полотно лагуны. Заточенные в ее глубинах тени не метались хаотично, как рыбы в водах Эр-Нерая. Они устрашающе медленно перемещались под зеркальной поверхностью, иногда застывали, и в эти моменты Лафре казалось, что они поднимали свои невидимые головы и смотрели прямо на него. Остаток дня путники провели в изучении территории Серебряной Слезы, пытаясь понять, здесь ли спрятан от посторонних глаз андамит. На центральной площади народу было мало, и городской гул в это позднее время почти иссяк. Были слышны громкие крики птиц, но они кричали совсем не так, как привык слышать Лафре. Он задрал голову и увидел, что стая птиц кружит прямо над головами странников. Одна из птиц, оторвавшись от стаи, спикировала вниз и приземлилась на каменные перила лестницы, ведущей к двери мэрии. Лафре с интересом изучал птицу, которая не обращала на юношу внимания и была сосредоточена на зернах, рассыпанных кем-то на перилах. У птицы было белое брюшко, а голова покрыта черным и красным оперением. Его удивил хвост птицы — казалось, что их было два. — Ни разу не встречал такой, — сказал Лафре. — Какая странная птица. — Должно быть, ласточка. — Лерия приблизилась к юноше тихим шагом, чтобы не помешать трапезе птицы. — Ласточка? — воскликнул Лафре и тут же прикрыл рот рукой, побоявшись спугнуть птицу. — Да. Я сама ни разу не видела ласточек живьем. Кажется, они обитают только тут, на Восточном Амплериксе. Но, если не ошибаюсь, раньше они водились в Триарби. Там их уже очень давно не видели. По спине Лафре пробежали мурашки. Он вновь вспомнил непонятные слова жрицы смерти Сеолы: «Живи пока. Пока ласточка не вернется в свое гнездо, пока засохшая яблоня не заплодоносит». Почему именно эта ласточка отбилась от стаи и сидит сейчас тут, перед ним, поедая зерна? А вдруг она решит вернуться в Триарби, в свое гнездо? И что тогда? Его сердце перестанет биться? Клятая Сеола, выклевала бы ласточка ее слепые глаза! В его голове на миг возникла мысль — взять камень и запустить его в птицу. Конечно же, он так не поступит. Свет огненных сфер потихоньку угасал. Лафре, Шай, Лерия и Эрви с удивлением обнаружили, что протянутые друг к другу руки Квареби и Ирении — исполинов, установленных у въезда в город — зарделись ярким темно-красным свечением, возвещая о наступлении темного времени суток. — Много веков назад ювелиры Серебряной Слезы покрыли руки этих исполинов лунным хрусталем. Квареби и Ирения стали одними из первых эспиров, которые были созданы на Амплериксе, — прокомментировал Келий удивление остальных. — Мы с Надией тоже были поражены этим, когда проводили здесь свою первую ночь. — Магическая красота, — только и смог вымолвить Лафре, задрав голову и внимательно рассматривая светящиеся величественные статуи. — Это еще что, — улыбнулся Келий. — Ты обернись и посмотри на сам дворец. Когда Лафре повернул голову к замку, то увидел, что в ночи весь этот потрясающий своими размерами и красотой хрустальный дворец источает разноцветное мерцание, освещая всю территорию Серебряной Слезы и создавая странное, но вместе с тем праздничное настроение. — С ума сойти, — восхищенно прошептал Лафре. — Когда Гальтинг вынудил Серебряную Слезу пойти на невыгодную сделку, — продолжил Келий, — правивший в то время мэр Слезы приказал покрыть хрустальные уступы замка самым чистым лунным хрусталем. Тогда на эту облицовку ушли практически все запасы. Гальтинг возмутился, но мэр сказал, что лунный хрусталь он никому не продавал и условий сделки не нарушал. Поставка хрусталя в Гальтинг началась только спустя полгода, когда запасы были пополнены вновь добытыми породами. — Готов поспорить, что даже Гальтинг не в состоянии тягаться с Серебряной Слезой в этой красоте, — сказал Эрви и посмотрел сначала на горящие в темноте маковки замка, а затем на Шая. — Спорю, — мгновенно парировал тот, — что вашему Марьяни здесь тоже особо нечем похвастаться. Эта реплика осталась без ответа. Через некоторое время, когда макушки дворца зарделись бордовым свечением, знаменуя окончательный приход ночи, путники вернулись в замок, где ранее мэр Аргани обещал им кров и беззаботный комфорт. Слова его не оказались ложью — в распоряжение странников предоставили индивидуальные опочивальни. Очевидно, в глазах мэра Шай и Лафре были не более чем друзьями, и именно поэтому каждому из них выделили отдельную спальню. Комнаты выглядели просторными и уютными — они были окутаны слабым нежным свечением, источаемым неровными стенами, а самая дальняя стена каждой спальни являла собой сплошное полупрозрачное окно от пола до потолка, и из него с высоты открывались чарующие виды на светящуюся во тьме территорию Серебряной Слезы. Возле окна располагалась большая кровать, заправленная пушистым, точно из лебединого пуха, покрывалом. Напротив кровати стоял резной столик, на котором находились графин с водой и тарелка с неизвестными фруктами, о каких могла бы мечтать сама Королева. По крайней мере, так подумалось неискушенному едой Лафре. Патриций и Лафре переглянулись. В их взглядах читалось согласие не давать мэру повода для ненужных мыслей, и поэтому молодые люди решили провести эту ночь каждый в своей комнате. Зайдя к себе в комнату, Лафре первым делом налил из графина чистой воды в хрустальный высокий стакан и жадно опустошил его. Он ощущал ненавязчивый голод и уже было потянулся к тарелке с фруктами, как понял, что спать после такого насыщенного дня он хочет гораздо больше, чем ужинать, и, поставив стакан обратно на столик, рухнул на кровать, даже не расправив ее. *** Кларена собрала некоторые вещи в небольшую сумку с лямкой, перекинула ее через плечо и вышла из дома, направившись к дому Тиби. Неделей ранее она освободила соседскую старушку от обязанностей няни и отдала ей пять монет — последний платеж. Сообщение о том, что в ее услугах больше не нуждаются, старушка восприняла с грустью, хотя и старалась не подать виду. Всю неделю, пока Кларена мучила свои шершавые пальцы, работая на конвейере, а Тиби упражнялась в преподавательском мастерстве, за Лагеем присматривала мама Тиби. Ей удалось с первого дня расположить к себе мальчишку. Они с ним читали книги, рисовали, учили буквы (с трудом), чтобы на своем самом первом уроке Лагей мог дать фору другим ребятам из класса. Отец Тиби привлекал мальчика к работе во дворе — Лагей научился самостоятельно кормить свиней, которых любила диетра, и загонять их в сарай под вечер. Но больше всего Лагею нравилось работать мотыгой и лопатой и сажать в огороде лук и репу. Он поливал грядку водой, смешно присаживался на корточки и наивно ждал, что прямо сейчас из скупой, почти мертвой почвы покажется зеленый росток. Отец Тиби умилялся этой картине и не спешил разочаровывать мальчика, пусть он и знал, что из десяти закопанных в землю семян росток дадут в лучшем случае два, да и то из них может не вырасти ничего. Если бы на урожай земля Байхиби была столь же щедра, как на железную руду… Кларена поставила свою сумку на крыльцо и постучала. Дверь открыла Тиби, которая уже вернулась из школы. Взгляд ее упал сначала на сумку, а затем и на подругу. Лицо Кларены было каменным. Тиби пыталась представить, как сейчас, должно быть, тяжело Кларене собраться с силами и обнять своего Лагея на прощание. — Ты уже готова? — тихо спросила Тиби, присев на ступени крыльца. — Ну, вещи собрала. А так не готова, конечно. К этому нельзя быть готовой. Все равно, что попрощаться со своей рукой. Или с сердцем. Он же часть меня, часть моей жизни. Нет его — нет и жизни. — Понимаю, хорошо понимаю, — сказала Тиби. — Но ты вернешься. Пока будешь скитаться по Амплериксу в поисках андамита, ты просто знай, что твой малыш в надежных руках. Представляй, как он подрастет. Как будет учиться, радовать оценками. — Радовать не меня, — грустно ответила Кларена. — Ладно, это пустое. Чем дольше тянуть, тем больнее прощаться. Позови его. Тиби поднялась со ступеней и зашла обратно в дом. Спустя миг она вышла на улицу, держа за руку Лагея. — Мамочка! — Лагей весело замахал руками маме, подбежал к ней и обнял, сжав пальчиками ее платье. Из глаз Кларены потекли слезы — такие необыкновенно горячие, будто она плакала кровью. Впрочем, именно это она ощущала. Она утерла слезы рукой, чтобы сын не видел их. — Пойдем домой? — беззаботно улыбаясь, спросил Лагей. — Тетя Бони сегодня научила меня стиху. Хочешь, я тебе по дороге домой расскажу? — Малыш… — Ее горло сковал спазм, слова звучали с трудом: — Сегодня ты останешься у тети Тиби и тети Бони. — Да? А почему? Ты тоже тут останешься? — Маме нужно на несколько дней уйти из города. А ты пока побудешь здесь, с ними. Тиби подошла к ним и погладила Лагея по макушке. В ее глазах тоже виднелись слезы. Кларена бросила на нее взгляд и отрицательно покачала головой, и Тиби запрокинула голову, чтобы не дать слезам скользнуть по щекам. Мальчик непонимающе смотрел на маму и на Тиби. — А куда ты пойдешь? — спросил Лагей. — Нужно купить для тебя кое-какие лекарства. — А ты скоро придешь? — Было понятно, что мальчик чувствует подвох, ибо ребенка, несмотря на наивность и юный возраст, сложно провести так, чтобы он этого не понял. — Я приду через несколько дней. — Через два? — Губки Лагея задрожали, и больше всего сейчас Кларене хотелось ответить утвердительно. — Может, чуть побольше. Ты не переживай. Пока меня не будет, за тобой присмотрят. Я же ненадолго. — Если чуть побольше, то это я уже в школу пойду. Ты успеешь вернуться? — Я постараюсь, малыш, — улыбнулась Кларена, изо всех сил стараясь не расплакаться на глазах у сына. — Ну ладно, — вздохнул Лагей и пожал плечами. — А ты привезешь мне какой-нибудь подарочек? — Обязательно, мой мальчик. А теперь ступай, тебе уже пора в кровать. Она прижала Лагея к себе, поцеловала в щечку и с трудом расцепила объятия. Когда за сыном и Тиби закрылась дверь, она беззвучно разрыдалась. Боль овладела ее сознанием, и она, стараясь уйти прочь как можно дальше, плакала все сильнее и громче, и от плача ее тело содрогалось столь сильно, что лямка соскочила с плеча, и сумка с глухим стуком упала на насыщенную железом серую землю.