Амплерикс. Книга 1. Серый камень

Айри старалась как можно меньше времени проводить наедине с Фроем. Владения мужа она не считала своим домом. Домом для нее было место, где жили ее мама и отец. Но, когда мама умерла, а Гернар овдовел, даже то место перестало быть домом. Со своей женой Фрой был учтив, вежлив и ласков. Ласков настолько, насколько Айри позволяла ему быть таковым, а она не позволяла этого почти никогда. «Ты потерпи немного, — говорил Фрою Гернар, когда они сидели у него в кабинете и обсуждали дела Сентры. — Моя дочь потеряла мать, ей сейчас тяжело». Тот и не думал перечить или тем более возмущаться. Фрой чувствовал неловкость всякий раз, когда ложился в постель с Айри — девушка притворялась спящей. Фрой понимал, что она не спит, а Айри знала, что он понимает это. Раз в неделю Фрой, забравшись к ней под одеяло, утыкался ей в спину, обжигая кожу горячим неровным дыханием. И тогда она, прислонив лицо к подушке, плотно зажмуривала глаза, ожидая, что сейчас муж захочет получить от своей супруги положенное ему единение. Фрой делал это медленно, точно ему было страшно поранить девушку. Двигаясь в ней, он целовал ее губы, но она не отвечала взаимностью. Ему хотелось, чтобы она обхватила его ногами и подалась к нему, в такт его аккуратным робким движениям, но Айри безучастно лежала, ожидая окончания любовного акта. Она не морщилась, не выказывала недовольства, никогда не отталкивала его, не противилась близости. Просто лежала и ждала, когда Фрой закончит. — Как Айри? Все так же холодна с тобой? — спросил его Гернар, когда Фрой пришел в мэрию позже обычного. — Нет, — грустно ответил Фрой. — Она не холодна. Хуже — Айри совершенно безучастна. Как будто кукла, которая не может показать ни радости, ни разочарования. Она кукла, а я ее безвольный кукловод. — Жалеешь о браке? — вздохнул Гернар. — Брось, — усмехнулся Фрой. — Я люблю ее. Если она ответит взаимностью хотя бы раз, пусть даже перед моим последним вздохом, то буду считать себя счастливым. — Я думаю, что все начнет меняться, когда она понесет от тебя. — Если понесет. Сегодня утром я видел на простыне кровь. В ней нет моего ребенка. — Противится близости? — спросил Гернар. — Нисколько. Думаю, что просто небеса не позволяют мне познать радость отцовства. Всегда казалось, что моя первая жена была неспособна подарить мне дитя. Но сейчас думаю, что дело в моем слабом семени. — Все еще будет, уверяю тебя, — постарался приободрить его Гернар. — Сходи к лекарю, который лечит семью Тенуита. Он талантливый травник. Может быть, посоветует тебе что-то толковое. — Твоя правда, — согласился Фрой. — Завтра наведаюсь к нему. Предложу столько монет, сколько он запросит. — Я поговорю с ним. Он не возьмет с тебя монет за совет. — Не нужно. Я не обижу лекаря отказом платить. И надеюсь, он не обидит меня отказом принять плату. — Поступай как знаешь. Фрой не знал одного. Каждый раз после того, как он выходил из Айри, девушка уединялась в отхожей комнате и избавлялась от его семени. Один раз кровь не пришла вовремя, и она испугалась, что в ней зародилась жизнь от нелюбимого человека. Но через два дня Айри увидела кровь, и они с мужем вздохнули. Она с облегчением, а он — от разочарования. *** Огненные шары в темном небе Амплерикса прогрели воду в озере так сильно, что, если зайти туда, можно было не уловить разницы с температурой окружающего воздуха. Берег озера был небольшим — на узкой полоске песка, пролегавшей между водой и густым лесом, едва ли получится растянуться во весь рост. Шай, ощущавший кожей нежный теплый песок, приподнял голову, оглянулся по сторонам и заметил, что вокруг ни души — лишь в озере виднеется силуэт Лафре, выходящего из воды по направлению к патрицию. Шай улыбнулся и протянул ему свою руку, приглашая Лафре прилечь рядышком. Когда уставший от купания юноша лег с ним, Шай почувствовал его прохладную мокрую кожу, обнял Лафре и, запустив пальцы в его густые волосы цвета сахарной патоки, жадно впился в его губы. Желание стало неистовым, и патриций резким движением откинул Лафре на спину, навис над ним и провел рукой по упругому животу юноши. Вокруг никого, а значит, они могут делать все, что самая смелая фантазия подскажет этим двум разгоряченным телам. «Как я рад, — услышал Шай шепот Лафре, — что на этой огромной планете я нашел именно тебя». Шай промолчал, провел пальцами по его розовым губам, оставляя на них крупицы песка. Меньше мгновения оставалось до того момента, как они оба насладятся безграничным единением, этим диким танцем двух тел, известным Вселенной с незапамятных времен. Шай еще раз улыбнулся, сделал глубокий вдох и тотчас же проснулся. Широко распахнув глаза, он обнаружил себя в кровати спальни. Первой его мыслью было окунуться обратно в сон, чтобы насладиться Лафре хотя бы в сновидении, но, как назло, сон не наступал. Потянувшись в кровати и скинув пушистое белое покрывало, Шай зевнул и спустил ноги с постели. Когда он вышел из своей спальни, то первым делом зашел в опочивальню Лафре. Юноша, видимо, проснулся раньше патриция, ибо комната Лафре была пустой. — Присоединишься к нам? — услышал он за спиной голос Келия и, обернувшись, увидел, что тот с подносом в руках направляется к лестнице, чтобы спуститься на этаж ниже и выйти на открытую террасу, где можно было позавтракать в компании остальных. — Да, — кивнул ему Шай, — идем. Когда они вышли на террасу, залитую свечением огненных небесных сфер, Шай зажмурился от яркого утреннего света, разглядев несколько сидевших за большим дубовым столом силуэтов. Вскоре глаза привыкли к свету, и патриций, все еще зевая, подошел к столу и отодвинул свободный тяжелый стул. Слева от него сел Келий. Напротив Шая расположились Эрви и Лерия, а справа — Надия. Она налила патрицию в чашку горячий ароматный чай. С удовольствием сделав глоток, Шай окончательно отошел ото сна. За миг до того, как отправить в рот кусок поджаренного хлеба из семян, патриций осознал, что за столом не хватает еще одного. — А где Лафре? — осторожно спросил Шай. — Ты о чем? — посмотрела на него Надия. — Лафре, — немного напрягшись, повторил Шай и увидел, что Надия лишь равнодушно пожала плечами и поднесла чашку с чаем ко рту. — Я не видела его сегодня, — сказала Лерия. — А что, — усмехнулся Эрви, — голубки провели свою первую ночь порознь? — То есть никто его сегодня не видел? — в голосе Шая проскользнул нескрываемый испуг. — Я не видел, — сказал Келий. — Я тоже думал, что вы ночевали вместе. — Нет! — воскликнул Шай. — Да ты чего? — обиженно сказал Эрви, поймав на себе взгляд патриция. — Не брал я твоего обожаемого Лафре. Бросив кусок хлеба обратно на тарелку, Шай встал из-за стола и быстрым шагом покинул террасу. Первым делом он поднялся этажом выше и еще раз заглянул в спальню к Лафре — там было пусто. Проверив остальные комнаты, включая свою, и никого там не обнаружив, патриций стал прочесывать каждый этаж дворца, но быстро осознал бессмысленность этой затеи, ведь площадь замка была непостижимой, тем более что многие двери на остальных этажах были плотно запечатаны. Поднявшись обратно на террасу, где остальные как раз заканчивали трапезничать, Шай выпалил: «Помогите найти его. Он пропал». Глаза Лерии округлились, она отставила в сторону пустую чашку и быстро поднялась с места. Поиски не дали результата. Шай судорожно соображал, куда мог пойти Лафре. Его не было ни возле высоких хрустальных статуй Квареби и Ирении, ни в Искристой лагуне, поразившей накануне Лафре своим золотистым свечением и черными силуэтами неведомых существ, обитавших на дне. — Давай зайдем к мэру Аргани, — предложила патрицию Лерия, когда все они встретились у главных дверей дворца. — Может быть, он выделит кого-то из своих людей, чтобы помочь найти Лафре. — Не кажется ли вам, — сказал Келий, — что мы несколько драматизируем ситуацию? Он что, малое дитя? Взрослый парень… Погуляет да вернется. — Я знаю его! — выпалил Шай с агрессией в голосе. — Он никогда бы не ушел, не сказав мне. Хотя бы не заглянув ко мне в комнату. — Какая драма, — ехидно улыбнувшись, буркнул Эрви, но, поймав на себе суровый взгляд патриция, тут же сказал: — Да никуда не денется твой аппетитный блондинчик. — Отведи меня к мэру, — обратился Шай к Келию и, немного помедлив, добавил: — Пожалуйста. В просторной зале, где накануне путешественники наблюдали за кропотливым трудом писарей, работа кипела полным ходом. К слову, понять это можно было лишь благодаря звенящей тишине, свидетельствующей о том, что все сотрудники мэра во главе с ним самим погружены в толстые альманахи и увлечены бесконечными подсчетами и составлением наполненных цифрами таблиц. Аргани, казалось, ждал визита — завидев гостей, он тихой поступью приблизился к ним, чуть поклонился и сказал мягким, масленым голосом: — Утро доброе! Как вам спалось у нас? — Хорошо, спасибо, господин Аргани, — учтиво ответил Келий на этот вежливый, но нескрываемо формальный вопрос. — Мы не можем найти одного из своих людей, — не церемонясь, бросил Шай мэру с некоторой злобой, сопряженной с обвинением. — Что? — удивился Аргани. — Какое печальное известие, однако. Но не стоит расстраиваться. Серебряная Слеза совершенно безопасна и для местных жителей, и для наших гостей. Я гляжу, с вами нет того милого юноши? Как же его… — Лафре, — сухо бросил патриций. — Ах да, Лафре, Лафре. Печально, очень печально, вынужден заметить. А вы искали у Искристой лагуны? — Мы искали везде. — Шай заметно терял терпение. — Надо же, — почесал Аргани в затылке, — поистине неприятное известие. — Вы можете помочь нам найти его? — спросил патриций. — А вы? — переспросил мэр, чем поверг Шая в недоумение. — Мы? — Вы, именно вы, друг мой Шай, — голос Аргани стал неприятно ласковым. Заподозрив неладное, Шай окончательно утратил уверенность в себе. Он внимательно смотрел на мэра, который устремил столь же внимательный взгляд на патриция. — Я, право, не в полной мере понимаю… — пробормотал Шай. — Давайте обсудим это с глазу на глаз. Извольте пройти со мной в кабинет. Там и поговорим. С этими словами мэр направился к дальней стене залы, в которой патриций разглядел плотно закрытую дверь. — Господа, — обернулся Аргани к остальным и сказал: — Надеюсь, вы простите мне мое желание приватности. Мне очень хотелось бы оказать всякое содействие нашему другу Шаю. Он открыл дверь и зашел в свой кабинет, кивком головы пригласив патриция проследовать за ним. Как только они остались в кабинете наедине и мэр прикрыл за ними дверь, он смерил патриция недобрым взглядом и приступил к диалогу. — Позвольте, я объясню вам, друг мой, — сказал Аргани. — Моя должность в Серебряной Слезе предполагает неукоснительную заботу о здешних жителях. Регион наш не самый бедный, но, по сравнению с вашей Эрзальской долиной, и не самый богатый. Мы не жалуемся, конечно, — исправно собираем налоги для казны Триарби и ведем скромную торговлю лунным хрусталем с Гальтингом, что дает весьма неплохой доход. Но, видите ли, волею несчастья, которое произошло когда-то с Серебряной Слезой, мы вынуждены были уступить Гальтингу. Да чего это я выбираю выражения? В роковой час нас заставили отказаться от внушительной части доходов, вынудив заключить невыгодный контракт с Гальтингом. Вынудили, простите мне это громкое слово, принять на себя кабальное обязательство прекратить производство и продажу наших собственных эспиров. Вам ли, патрицию Эрзальской долины, не знать, насколько хорошо после этого стала чувствовать себя казна Гальтинга, который сосредоточил в своих руках изготовление эспиров и стал продавать их всему Амплериксу? Экономика Серебряной Слезы не рухнула, конечно, но серьезно пошатнулась из-за внезапно иссякшего потока тысяч монет, которые мы имели с продажи эспиров. Не знаю, право, какого мнения придерживаетесь на этот счет вы, друг мой Шай, но я глубоко убежден, что зарабатывать на тяжелом положении других — это, ну прямо скажем, не очень благородно.  — Это… Это вы. Вы! — вскрикнул Шай. — Вы похитили Лафре! — Я? — брови Аргани наигранно изогнулись. — Не обижайте меня, друг мой Шай. Похищение? Оставьте. — Где Лафре? — прошипел Шай. — Юноша в полной безопасности. — Где он? — рявкнул патриций. — Насколько мне известно, ваш юноша сейчас совершенно добровольно трудится в карьере на добыче лунного хрусталя. — Что? — воскликнул патриций. — Вы поработили его? — Ни в коем случае, что вы, что вы! — жеманно замахал маленькими пухлыми ручками этот пожилой деквид. — Юноша проснулся утром, привел себя в порядок, перекусил, взял свою кирку и отправился в карьер. На работу. Все добровольно, все по закону. Никакого принуждения и уж тем паче рабства, дорогой друг. Шай быстрым шагом двинулся к двери и за миг до того, как коснуться дверной ручки, услышал, как Аргани продолжил: — Понимаю ваше недоумение. Видимо, вы представляете его закованным в цепи и вонзающим раз за разом свою кирку в окаменелую породу. Отнюдь, это не так. Конечно, вам кажется, что сейчас вы спуститесь в карьер, возьмете этого очаровательного юношу за руку и приведете обратно во дворец. Но, видите ли, я далек от мысли, что он решится с вами куда-то пойти. — Почему? — не оборачиваясь, тихо спросил Шай, не уверенный в том, хочет ли он слышать ответ. — Повернитесь. Я не привык вести разговор со спиной собеседника. — Почему вы далеки от этой мысли? — тихо повторил патриций, отдернув руку от двери и повернувшись к Аргани. — Дело в том, что, когда Серебряная Слеза переболела цингой и вследствие этого распрощалась с любимым делом по производству эспиров, мой далекий предшественник принял здравое решение обзавестись местными хорошими лекарями. Сегодня цинга умерла, а завтра она вновь может настигнуть город. Значит, нужен толковый травник. К счастью, хотя Гальтинг и лидирует в производстве лекарств, монополию на это дело он умудрился не ввести, а потому мы ничего не нарушаем, разрабатывая и производя свои собственные лекарства. Тягаться в этом с Эрзальской долиной мы не смели, да и не смеем — обеспечиваем лекарствами свою территорию, и на том спасибо. Да, иногда закупаем редкие лекарства и у вас, но это частности. Уже при мне один из моих добрых товарищей, происходящий из потомственной семьи талантливых лекарей, сообщил мне крайне интересную вещицу. Несколько тысяч лет назад его далекие предки из Триарби создали в сотрудничестве с Магами особенные капли для правящей в те времена Королевы. Капли эти называются «Чистое пробуждение». Производство капель запрещено без контроля Магов, но мой добрый товарищ в условиях строжайшей секретности согласился изготовить для меня небольшой флакон — для особенных случаев. Я добавил вчера несколько этих капель в графин с водой вашему юноше. А сегодня с утра он проснулся, вы не поверите, совершенно новым. Его сознание чистое, точно холст, на котором художник волен нарисовать все, что позволит ему воображение. И я не поленился, нарисовал. Я рассказал Лафре, что он — житель Серебряной Слезы и что ему пора за работу. Вы, конечно, можете спуститься к нему в карьер — у нас свободная земля, и каждый волен поступать так, как хочет. Вот только у меня есть серьезные сомнения, что Лафре вспомнит вас. Вы для него никто теперь, друг мой Шай. — Вы хотите, чтобы я разорвал кабальный контракт с Гальтингом и позволил вам вновь производить эспиры? — Люблю деловой подход, — удовлетворительно улыбнулся Аргани. — И что я получу взамен? — Взамен вы получите от меня капли. Ох уж этот лекарь! Видите ли, он создал и другие капли, своего рода противоядие от «Чистого пробуждения», если угодно, хотя мне совершенно не нравится это слово, ведь я никого не травил. — И Аргани вновь улыбнулся. — Я донесу на вас Королеве. Доложу Верховному судье! — Милый мой. — Взгляд мэра стал снисходительным и ироничным, словно он разговаривал с наивным мальчишкой. — И что же вы скажете Верховному судье? Свидетелей нашей с вами беседы я отчего-то не наблюдаю… И о чем на суде скажет сам Лафре? Что какой-то незнакомый ему любитель упругих мужских тел хотел увести его из дома и, простите, возложить его к себе в постель? — Аргани расхохотался. — Хорошо. — Шай потупил взгляд в пол. — Хорошо, я согласен. Будь по-вашему. Пес бы клял этот поганый контракт. Верните мне Лафре. Дайте ему эти капли! — Э-э-э! — Мэр погрозил ему своим коротким толстым пальчиком. — Не уверен, что все так просто, друг мой. Понимаете ли, в данный момент, насколько мне известно, не Шай Лаплари восседает на троне в парящем Гальтинге, а его старшая сестра Альвара — особа жесткая, хваткая и очень, ну просто до неприличия деловая. Ваше слово сейчас — пустой звук. Сомневаюсь, что Альвара так просто согласится отказаться от аппетитной части доходов Эрзальской долины только лишь ради того, чтобы вернуть своему брату его беспамятного любовника. — Трон Гальтинга наследуют по мужской линии! — крикнул Шай, судорожно соображая, что все, о чем мэр сказал про Альвару, является правдой. — Может быть, вы и правы, но я через своих советников выяснил одну любопытную вещицу. По законам Эрзальской долины, если патриций добровольно покидает свой трон, оставляя его наместнику, то именно наместник уполномочен править в отсутствие патриция и вести дела именем Гальтинга. — Оставляя трон, я достиг с Альварой понимания, что она правит только на время моего отсутствия. На поиски андамита я отправился исключительно с целью найти серый камень для Королевы и породниться с династией Бальеросов. Вывести нашу ступень и нашу землю на новый уровень жизни, на новый уровень доходов. — Ну вот и скажите об этом ей! — Аргани разразился смехом, заставив патриция серьезно усомниться в своей уверенности вернуться в Гальтинг на прежних правах. — Знаете что? Отправляйтесь-ка вы в Эрзальскую долину. Как только я получу от Альвары Лаплари красный огонь с подтверждением того, что контракт расторгнут, я тотчас же дам Лафре капли и верну ему память о вас. По моим сведениям, даже корона не располагает каплями, способными снять действие «Чистого пробуждения». Боюсь, я единственный, от кого вы сможете их получить. В кабинете воцарилась тишина. Шай неподвижно стоял, теребя пальцами полы своей белоснежной рубашки. — Я поквитаюсь с вами. Запомните это, — тихо сказал он после некоторого раздумья. — Всему свой черед. Я получаю красный огонь от вашей сестры — Лафре получает капли и возвращает себе воспоминания. А поквитаемся мы или не поквитаемся… Меня это на данный момент в меньшей степени интересует. А теперь ступайте. Ступайте к своим товарищам и придумайте какое-нибудь мало-мальски правдоподобное оправдание тому, что отныне андамит для Королевы они продолжат искать без вас. А теперь покорно прошу вашего прощения — мне пора вернуться к своим служащим, ведь цифры, как я ранее упоминал, не терпят к себе пренебрежительного отношения. И знаете, что я сделаю первым делом в знак нашей с вами договоренности прямо сейчас? Я заведу новый, самый толстый альманах, и напишу на обложке «Поступления от продажи эспиров». Ступайте, друг мой. Аргани не поленился изобразить глубокий поклон, после чего открыл дверь и вышел обратно в залу, где все это время мэра и патриция ждали остальные. Пока путешественники спускались вниз по извилистым лестницам дворца, Шай не проронил ни слова. Видя, что лицо патриция черно от тяжелых мыслей, Лерия коснулась рукой его плеча и спросила: — Что стряслось? О чем он сказал тебе? — Он не знает, где может быть Лафре, — угрюмо ответил патриций первое, что пришло ему на ум. — Посоветовал поискать еще и пообещал выделить несколько своих человек мне в помощь. — Мы тоже поможем, — уверенно сказала Лерия. — Не надо терять время на это. Постарайтесь лучше поймать направление ветра — всем давно понятно, что андамита нет в этих землях. Королева больна, и она не будет ждать, пока мы тратим время и ищем Лафре в этих землях. Я справлюсь один. Отыщу его. А вы продолжайте путь. — Ты уверен в этом? — спросил Келий. — Как никогда прежде. Когда они вышли из замка на улицу, Шай, не проронив ни слова больше, отделился от остальных и скрылся из виду, оставив своих товарищей в недоумении. Он не чувствовал ног, которые вели его к карьеру. А что, если Аргани блефовал? Что, если Лафре сейчас сидит в одной из сотен скрытых от посторонних глаз комнат замка, закованный в цепи, голодный, не понимающий, что происходит? Быстро достигнув карьера, он нашел лестницу, ведущую ко дну разлома, и спустился по ней вниз. На дне карьера были двадцать или, может быть, даже тридцать работников, без передышки орудовавших своими кирками. Одни разрабатывали породу лунного хрусталя, другие грузили массивные, похожие на окаменелое стекло, куски в берестяные короба, наполняя их доверху. С трудом взваливая короба себе на спину, они медленной поступью несли их к вертикальному конвейеру, тянущемуся вдоль стены карьера, высыпали содержимое коробов в дощатые крепкие ящики, которые на прочных тросах, небрежно покачиваясь, взмывали ввысь, доставляя выработанную породу на поверхность карьера. Шай быстро нашел взглядом Лафре — юноша был одним из тех, кто проделывал рутинный путь от конвейера к грудам выработанной породы и обратно. На подкосившихся ногах патриций приблизился к юноше и, дождавшись, когда Лафре обратит на него свой взор, горько улыбнувшись, сказал: — Привет. — Доброе утро, — недоуменно сказал в ответ Лафре, утерев вспотевший лоб рукавом своей рубашки. — Ты помнишь меня? — Никогда еще в своей жизни и ни от кого Шай так не ожидал услышать «Да». — Вас? — удивился Лафре. — Извините, нет. А мы знакомы? — Я теперь уже сам не знаю, — ответил Шай, сглотнув. — Что с вами? — Лафре явно не знал, как реагировать на печаль в голосе этого странного, но бесспорно привлекательного юноши. — Пойдем со мной? — с мольбой в голосе сказал Шай. — Пойдем… куда? — Куда пожелаешь. — Извините, — трогательно улыбнулся Лафре, — но, кажется, вы меня с кем-то путаете. Мне надо работать. Закинув за спину наполненный свежей породой короб, Лафре развернулся и направился к конвейеру, так и не услышав, как Шай шепнул: «Не путаю». Постояв еще немного и поняв, что Аргани не блефовал, Шай осознал, что отныне самое главное для него — вернуться в Гальтинг и возвратить себе права патриция Эрзальской долины. Он подошел к лестнице, ухватился за ее перила и стал медленно подниматься на поверхность карьера. *** Более месяца потребовалось Гальеру Аберусу, пяти его солдатам и обгоревшему Бьяно Кехадису, чтобы на своих ногах добраться из Земли Отступников до Гальтинга. Кехадис, до этого не бывавший в Эрзальской долине, как мог старался не показать своего восхищения, когда взгляд его упал на Гальтинг — этот похожий на необъятный айсберг высокий скалистый город, парящий над земной твердью и упиравшийся своими неровными серебристыми маковками в седые облака. Шум бессчетных водопадов, каскадом ниспадавших со стен Гальтинга и превращавшихся у подножия дворца в мелкую водяную пыль, умиротворяюще распространялся по близлежащим землям. Впервые за сотни лет Бьяно Кехадиса одолело сомнение в том, а действительно ли Забытые Леса превосходили Эрзальскую долину по красоте и величию. Для всех существовал единственный способ подняться в Гальтинг с земли — то были миниатюрные гондолы, мягко покачивающиеся в воздухе у подножия дворца на коротких веревках, привязанных к вбитым в землю колышкам. Ангалийцы, во власти которых находились ветра, могли позволить себе воспарить над землей и достичь столицы Эрзальской долины самостоятельно, но редко когда они предпочитали воспользоваться такой возможностью. Кому охота мучиться головной болью, неизбежно настигавшей всякого ангалийца, кто решал подчинить себе силу ветра, если можно подняться в Гальтинг на гондоле. Гальер Аберус и Бьяно Кехадис оставили в стороне солдат Вильдумского отряда, которые до сих пор так и не поняли, для чего предводитель потащил их в такую даль. Аберус и Кехадис подошли к одной из гондол. Рядом с ней скучал старый худой деквид. — Нам нужно в Гальтинг, — грубо обратился к старику Гальер Аберус. — Две монеты. — Чего? — воскликнул Аберус. — Я бывш… Я предводитель Вильдумского отряда! — Две монеты, — зевнув, равнодушно повторил деквид. — Именем Королевы я приказываю тебе отвязать это корыто и немедленно доставить нас в Гальтинг! — крикнул ему Гальер, подойдя к старику вплотную и угрожающе нависнув над ним. — Хотите в Гальтинг — две монеты. Не хотите платить — можете попытаться допрыгнуть. — И старик открыл в ехидной улыбке свой беззубый рот. — Драл бы тебя пес, — чертыхаясь, прокряхтел Аберус, хлопая по карманам в поисках монет, а затем обратился к Бьяно: — У тебя есть чего? — Есть мандарины, — ответил тот. — Монет не имею. — У меня есть немного, — неохотно признался Гальер Аберус, — но лучше сэкономить. Давай сюда свой мандарин. Получив от Бьяно редкое лакомство, Аберус протянул его старику и гавкнул: — Даже сама Королева не пробовала того, что я предлагаю сейчас отведать тебе. Согласишься поднять нас в Гальтинг — дам мандарин. Надеюсь, что подавишься им и подохнешь еще до прибытия в город. Деквид недоверчиво протянул руку, взял мандарин, осторожно понюхал его и расплылся в улыбке: — Идет. Залезайте. Свистнув скучавшим в стороне солдатам, Гальер приказал им погрузиться в гондолу, которая сначала медленно качнулась, а затем резко взмыла ввысь, из-за чего Аберус, не удержав равновесия, упал на дно судна, заставив беззубого капитана хихикнуть. Поднимаясь на гондоле все выше, пассажиры изумленными взглядами изучали наружные стены столицы Эрзальской долины — Гальтинг был гигантским и многоярусным. Они миновали множество открытых спиралевидных широких этажей, на которых виднелись торговые площади с фонтанами, мощеные мелким кирпичом дороги и мостовые, и по ним тянулись запряженные лошадьми повозки, а еще переполненные посетителями трактиры, ярмарки, уличные театры, пестрые рынки и зеленые парки. По бурлящей жизни и количеству населения Гальтинг легко мог конкурировать с Триарби. Пришвартовав гондолу у пристани возле одного из этажей, где теснились и другие лодки, тихо стукаясь о борта друг друга под легкими дуновениями ветров, пожилой деквид высадил пассажиров. Вопреки пожеланию Аберуса, старик разделался по дороге с мандарином и не подавился. Посмотрев вслед пассажирам, старик присоединился к остальным капитанам, о чем-то болтающим в ожидании очередного клиента. И Гальер, и Бьяно Кехадис непроизвольно ссутулились, осознавая, что на фоне изумительно красивых высоких ангалийцев они выглядели, как бродяги. Даже простые деквиды, обитавшие в этой самой заветной земле Амплерикса, казались высокомерными и породистыми, под стать законным повелителям эрзальских ветров. Подойдя к одному из ангалийцев, набиравшему в высокий узкий стеклянный кувшин воду из установленного на небольшой площади студеного фонтана, Гальер Аберус прокашлялся и, понимая, что он собирается общаться с представителем вышестоящей ступени, произнес как можно более учтиво: «Добрый день. Разрешите вас побеспокоить?» Ангалиец встрепенулся и, не убирая горловины кувшина из-под тонкой ледяной струи фонтана, повернулся к Аберусу и смерил его подозрительным взглядом. — Я прошу вашего прощения, почтенный господин, но не могли бы вы подсказать, как нам пройти на аудиенцию к Ее Светлости Альваре Лаплари? — А вам назначено? — Да, — соврал Гальер, — а как же еще. Не думаете ли вы, что мы пришли сюда без приглашения? — Что я думаю, оставлю при себе, — ответил ангалиец и закрыл наполненный водой кувшин пробковой крышкой. — Следуйте за мной. Ангалиец двинулся к узкой, словно выточенной во льду, лестнице и неторопливо начал подниматься по ней. Следом за ним пошел Гальер, затем на лестницу ступил Бьяно Кехадис. Как только их примеру собрались было последовать солдаты Вильдумского отряда, Гальер Аберус повернул к ним голову и шикнул: «Пссс», давая понять, что солдатам делать на встрече нечего. Тронный зал Гальтинга поразил Аберуса и Кехадиса своей монументальностью. Потолки в зале были столь высокими, что их узоров нельзя было разглядеть. Своды потолка подпирали два ряда взмывающих ввысь черных полированных каменных колонн, стоящих у противоположных стен друг напротив друга, по четыре в каждом ряду. Дальняя стена тронного зала являла собой толстое прочное стекло, пропускающее сквозь себя в помещение яркий свет огненных сфер. Этот сплошной стеклянный монолит прямо по центру прорезала массивная каменная темно-синяя глыба. В ней были сделаны несколько плавных уступов, один из которых образовывал узкую скамью, — должно быть, трон. А прямо возле стеклянной стены спиной к посетителям стояла высокая стройная девушка, сцепив за спиной в замок пальцы рук, и изучала взглядом открывавшиеся сквозь стекло просторы Эрзальской долины. Края ее длинного полупрозрачного плаща небрежно касались пола, а густые прямые светло-серебристые волосы ниспадали чуть ниже плеч. Ангалиец, проводивший сюда Аберуса и Кехадиса, неслышным шагом двинулся к девушке и, остановившись недалеко от нее, сказал: — Альвара, я привел к тебе твоих посетителей. — Моих посетителей? — звонкий, но отчего-то колючий голос сестры патриция Шая, пока так и не удостоившей гостей своим взглядом, пронесся слабым эхом по всему тронному залу. — Они сказали, что ты ожидаешь их, — неуверенно продолжил ангалиец, обернувшись на Гальера и Бьяно и недоверчиво посмотрев на этих двоих. — Я никого не ожидаю, Эйджелл, — молвила девушка. — Смею просить вашего прощения, — неуверенно подал голос Гальер, — но мы к вам с делом особенной важности, леди Альвара. Наместница трона Гальтинга изящно обернулась к непрошеным посетителям. В бегущих к полу струях ее легкого одеяния Альвара выглядела как выточенная из молодой ветви игура статуэтка. Когда взгляд Аберуса коснулся ее лица, он не мог не отметить про себя явное сходство Альвары с патрицием Шаем. Что ни говори, а брат и сестра Лаплари были удивительно красивы, и этого не мог отрицать бывший предводитель Вильдумского отряда, питавший к этому семейству отнюдь не самые нежные чувства. Тем временем наместница глубоко вдохнула своим миниатюрным носиком воздух, будто чувствуя посторонний запах, распространявшийся по залу от этих двоих незнакомцев. Взгляд ее замер на странном обгоревшем типе, стоявшем за спиной у Гальера и столь же внимательно изучавшем юную особу. — Как можно было посметь, — начала она тихим стальным голосом, и от его звука по спине Аберуса побежали мурашки, — привести их ко мне в тронный зал, не убедившись, кто они и по какому праву сюда заявились? — Моя госпожа, — виновато пробормотал Эйджелл, которому и была адресована недовольная реплика Альвары, — они мне сказали… Сказали, что вы их ожидаете. Прошу вашего прощения. Виноват. — Поди прочь отсюда. — Махнула в его сторону сестра патриция, сделав пару шагов к Аберусу и Бьяно Кехадису. — Не хочу раздражаться. Я изволю возлечь с тобой этой ночью, поэтому уйди, пока я не передумала. Поклонившись ей, Эйджелл развернулся и двинулся к дверям тронного зала, увлекая за собой порхающие полы своего длинного плаща. Как только он скрылся из виду, Альвара, скрестив тонкие руки на груди, сделала еще несколько шагов к двоим растерянным деквидам, окинула их взглядом и произнесла, обращаясь к Бьяно Кехадису: — Я гляжу, на вас живого места нет. Что с вами случилось? — Огонь, Ваша Светлость, — без особого почтения в голосе ответил Бьяно. — Понятно, что не вода. Вы стали жертвой пожара? — Если Ее Светлости будет угодно так считать, — сказал тот. — Вы безо всякого предварительного уведомления заявились сюда, ко мне, посмели оторвать от дел, а теперь заставите меня вытаскивать из вас слова клещами? Раз уж день мой безнадежно пошел насмарку, прошу рассказать. Мое любопытство раззадорено. — Меня зовут Бьяно Кехадис, Ваша Светлость. Я основатель и покровитель земель возле Бездны, что звались когда-то Забытыми Лесами. — А-а-а, — протянула Альвара. — Да-да, припоминаю что-то такое из школы. Вот уж не знала, что пламя Верховного судьи вас пощадило. — Никак нет, моя госпожа, — покачал головой Бьяно. — Пламя Верховного судьи сделало из меня живой труп. А что оно пощадило — так это мою жизнь. — Вы не обладаете способностью умереть? — Внимание Альвары действительно было занято происходящим в тронном зале, и это давало гостям надежду донести до нее свое предложение. — Во всяком случае, мне неизвестны способы, которые забрали бы мою жизнь, Ваша Светлость, — ответил Бьяно. — Интересно, крайне интересно, должна признать. В следующее мгновение Альвара вскинула перед собой правую руку, щелкнула пальцами, и тотчас же образовавшиеся из ниоткуда сокрушительные порывы ветра завихрились вокруг Бьяно Кехадиса, подхватили его, словно обрывок бумаги, и враз подняли высоко к потолку. Альвара еще раз щелкнула пальцами, и ветер исчез так же внезапно, как появился мигом ранее. Бьяно беспомощно рухнул с опасной высоты и всем телом ударился о прочный полупрозрачный пол тронного зала с громким, сочным, неприятным звуком. Альвара с нескрываемым любопытством посмотрела на упавшее тело и услышала, как Бьяно Кехадис закряхтел и начал медленно подниматься. — Простите мне эту небольшую шалость, — без тени сожаления в голосе произнесла она, — но я привыкла проверять то, о чем мне рассказывают. Что ж, теперь я вижу, что смерть вас действительно не берет. — Мое тело хоть и бессмертно, — простонал Бьяно, — но оно сохранило прискорбную способность чувствовать боль, как если бы я был… полностью живым. Когда в следующий раз Ее Светлость возжелает проткнуть меня копьем или раздавить каменной плитой, я, с вашего позволения, предпочел бы к этому хотя бы мысленно подготовиться. — Я попросила вашего прощения, — недоуменно бросила ему Альвара. — Чего вам еще надо? Чтобы я поклонилась вам в ноги? — Никак нет. — Ну, а вы? — спросила Альвара, обратившись к Гальеру Аберусу. — Вы тоже бессмертны? — О, нет, нет, моя госпожа! — залебезил Аберус, замахав руками, точно призывая Альвару не испытывать его жизнь на прочность. — Я простой смертный. К счастью. — Кто вы? Мне знакомо ваше лицо. — Я… — Помедлил Гальер, стараясь сообразить, откуда Альваре могло быть знакомо его лицо. — Я предводитель Вильдумского отряда. Меня зовут Гальер Аберус. — Вильдумского отряда, — сморщив лоб, пробормотала Альвара. — Это солдаты, которые следят за нивенгами в Низине? — Так точно, Ваша Светлость, — бойко ответил он. — Впрочем, я более не служу короне. — Как так? — удивилась девушка. — У меня возникли, скажем так, некоторые разногласия во взглядах с Ее Величеством. С Королевой Калирией Бальерос. И я вынужден был сложить свои полномочия. — И для чего же вы заявились ко мне сюда? Предложить свои услуги? Так знайте, что нивенгов в наших землях нет. Во всяком случае, мне о таких неизвестно. Низиной, как вы могли заметить, мы тоже не располагаем, хвала черному небосводу. — Нет, Ваша Светлость. Мы с моим компаньоном изыскали вашей аудиенции, чтобы сделать вам крайне заманчивое предложение. — Надеюсь, не руки и сердца. Слушаю вас, — сказала наместница. Она изящно развернулась, неслышно пошла к стеклянной стене и, откинув полы своего плаща, уселась на трон, закинув ногу на ногу. — Дело в том, моя госпожа, — начал Гальер, неуверенно подойдя ближе к трону, — что недопонимание с Ее Величеством у меня возникло на фоне ее бездействия. Не хочу бросать слов на ветер, но Королева унизила меня. Меня! Предводителя Вильдумского отряда! Самого уважаемого жителя деревни Кай-Ур и одного из почтенных мужей Триарби. — Погодите, — улыбнулась Альвара. — Погодите, погодите! Я вспомнила. Ну, конечно же! Теперь я все вспомнила. Вот откуда мне знакомо ваше лицо. — И она звонко расхохоталась. — Простите мне мое смущение… — Да-да, точно! Вы отец того смазливого юнца, вскружившего голову моему болвану братцу. Вы заявились к нам в Гальтинг и попытались вернуть сына обратно в свою деревню. Весь дворец слышал скандал, который вы в тот день закатили. Право, друг мой, скорее крокодил добровольно отдаст вам схваченную у водопоя лань, чем Шай откажется от аппетитной попки, какой, по слухам, обладает ваш сын. Как уж его? — Лафре. Лафре Аберус, — угрюмо пробурчал Гальер. — Впрочем, я лишил его права на фамилию, поэтому один пес знает, как этот засранец сейчас себя называет. — Да-а-а, — закончив смеяться, протянула Альвара, — угораздило же вас. Такой позор. Впрочем, земля наша — лучшая на Амплериксе, и мы снисходительно относимся к мужам, любящим других мужей. У нас тут это не в диковинку. И все же, чем я-то могу вам помочь? Вы хотите, чтобы я поговорила с Шаем? Так знайте же, что его нет в Гальтинге. Этот остолоп помчался с вашим сыном искать андамит для Королевы. Мне, признаюсь, это только на пользу. Если патриций Эрзальской долины думает о сношениях с другими территориями планеты меньше, чем о сношениях со стройными юными блондинами, то какой уж из него патриций? — Все так, моя госпожа. И мне известно, что Шай Лаплари оставил трон Гальтинга. Я здесь не для того, чтобы просить Вашу Светлость вести диалоги с вашим, как вы изволили справедливо выразиться, болваном братцем. Мы с Бьяно пришли к вам, чтобы заключить сделку. — Больше всего я люблю сделки. — Альвара расправила несуществующие складки на своем плаще. — Сделки — моя самая большая слабость. Ну, и еще Эйджелл. Перед таким сложно устоять, сами видели его. Я внимательно слушаю ваше предложение. — Королева Калирия Бальерос слаба, как известно. Когда будет найден андамит и будет ли он вообще отыскан — мы можем только гадать. А что означает уязвимость Королевы? — Она означает уязвимость короны, надо полагать, — ответила Альвара на этот риторический вопрос. — Абсолютно согласен с вами, Ваша Светлость, — воодушевленно выпалил Гальер. –В День воцарения корона ультимативно установила на Амплериксе выгодный ей порядок. Королева дает свою кровь Эксилю и защищает планету от мерсеби. Взамен весь остальной Амплерикс, включая Эрзальскую долину, вынужден горбатиться на благо Триарби, уж простите мне это просторечие. Но знающие мужи утверждают, что мерсеби — не более чем красивая сказка, рассказанная в свое время короной. — И кто же эти знающие мужи? — Брови Альвары вопросительно изогнулись. — Имен не назову, — блефовал Гальер, — но дело даже не в этом. — В чем тогда? Говорите скорее, я сторонница конкретики и лаконичности. — Дело в том, что, по моему глубочайшему убеждению, настала пора перевернуть эту страницу истории Амплерикса, которая насчитывает без малого восемь тысяч лет. Если коротко — мы поможем Вашей Светлости покончить с династией Бальеросов, повергнув Триарби в пламя. На мгновение в тронном зале воцарилась тишина. По выражению лица Альвары было видно, что предложение свергнуть Королеву — последнее, что она ожидала услышать сегодня. — Даже если на миг предположить, что столица планеты по непонятной причине погрузится в огонь… — тон ее голоса изменился и стал настороженным. — Вы как особа практичная и деловая могли бы править Амплериксом. Перенести столицу в Гальтинг, вознестись на высшую ступень и сосредоточить в своих руках всю торговлю на планете. Заключить с остальными богатейшими землями — прежде всего, с Эр-Нераем и Серебряной Слезой — выгодные контракты и разорвать изживший себя Старый Договор, выгоду от которого имеют только Бальеросы, ведущие беззаботный и праздный образ жизни вот уже тысячи лет. — Подождите, — прервала его Альвара. — Я не уверена, что могу воспринимать всерьез все, что вы говорите. Я, как вы заметили ранее, персона деловая и привыкла мыслить практически. Вы заявились сюда безо всяких здравых аргументов. И ожидаете… чего? Что я соберу своих людей и возьму Триарби силой? Вы серьезно? Ответа не последовало. Вместо этого Бьяно Кехадис, хранивший молчание все это время, резко сунул руку в карман, отчего Альвара вздрогнула и привстала на троне, а затем швырнул маленький шарик прямо в стеклянную стену рядом с девушкой. Шарик просвистел в метре от трона Альвары и вонзился в стекло, которое тотчас же заполыхало ярким синим пламенем. Альвара с криком отпрыгнула от трона, и ветер немедленно отнес ее от стены на безопасное расстояние. Бесшумно приземлившись и коснувшись ногами пола, Альвара испуганно смотрела на полыхающее в пламени стекло. Когда огонь поубавил свой жар и языки пламени стали сползать вниз, она увидела, что миг назад бывшее светло-синим прозрачное стекло потемнело, и по нему стали стекать густые капли, будто стена плакала. — Что… Что это было? — наконец вымолвила она то ли со злостью, то ли с испугом. — Одна любопытная вещица, которой изобилует Земля Отступников, Ваша Светлость, — сказал Гальер Аберус. — И если эта вещица едва не расплавила прочное стекло вашей залы, то только представьте, что она способна сделать со стволами деревьев игура, из которых сооружена столица. Триарби вспыхнет, как одна сплошная огромная свеча. — Драли бы вас диетры, — выругалась Альвара, все еще с опаской поглядывая на пламя на стеклянной стене в нескольких метрах от каменной глыбы, где был выточен трон Гальтинга. — Напугали меня. — Наше предложение таково, — спокойным тоном переговорщика продолжил Гальер, убедившийся в том, что теперь Альвара точно склонна воспринимать его слова всерьез. — Вы видели лишь один земляной шар. Мы же готовы изготовить их в количестве, измеряемом тысячами. Десятками тысяч, если угодно. Мы соорудим для вас мощные катапульты. Вы же, Ваша Светлость, построите для нас столько каравелл, сколько потребуется, чтобы поднять в воздух катапульты с земляными шарами и доставить их в Триарби. Как только столица, или те головешки, что останутся от нее, рухнет на самое дно Низины со всеми обугленными скелетами ее обитателей, вы провозгласите династию Лаплари новыми правителями Амплерикса. Вы разорвете Старый Договор и установите на планете новый, выгодный всем порядок. Взамен мне нужно ваше слово. — Какое? — Вы должны вернуть мне сына. Это дело чести, дело принципа для моей фамилии. Я разберусь с ним сам по-отечески. И вы заточите подонка Шая в темницу. И вы сделаете нас с Бьяно Кехадисом своими секретариями с пожизненным содержанием и с бессрочным освобождением наших фамилий от любых налогов и подобных повинностей. Если у вас есть здравые аргументы против того, чтобы принять мое предложение, то, при всем уважении, не такая уж вы и деловая персона. — Но Эксиль… — Калирия будет вашей. Как и Эксиль. Пусть она и ее дочери кормят хищный цветок и дальше на благо планеты. — Никакого блага не будет, если не найдут андамит и не излечат девчонку. — Было видно, что предложение заинтересовало наместницу. — На Амплериксе много талантливых лекарей, Ваша Светлость. Вы можете мучиться сомнениями, можете продолжать и дальше верить в сказки про мерсеби за орбитой планеты. А можете взять волю в кулак и стать первой ступенью. — Первой ступенью, — нервно усмехнулась Альвара в сомнении. — И еще один момент, коль скоро речь зашла о новых порядках. В силу Старого Договора ангалийцы, как и остальные представители четвертой ступени, не участвуют в сборе сока диетр. Пока мы с Кехадисом поднимались в ваши покои, мы видели лишь одну диетру в одном из дворов Гальтинга. Мне известно, что проживающие в Эрзальской долине деквиды собирают сок, но их мало, ведь состоятельные купцы платят налог монетами. А ситуация с уровнем сока в Хранилище, сами знаете, сейчас весьма плачевная. Новые диетры вырастают хилыми, сока много не дают. И если ситуация срочным образом не исправится — а она не исправится, — то подумайте, что сделает корона, столкнувшись с риском выхода из Хранилища полчищ Хищников? — Обяжет ангалийцев собирать сок… — тихо сказала Альвара. — Именно. Советники Калирии хорошо знают, сколь плодородны земли Эрзальской долины. Они овеяны лучшими ветрами, и в них растут эти зеленые плоды, которыми ваша семья время от времени балует саму Королеву. — Яблоки, — все так же тихо, поглядывая на поеденную огнем прозрачную стену, сказала девушка. — А к западу от Гальтинга, где территория Эрзальской долины граничит с владениями Эр-Нерая, ваши земли особенно жирные, напитанные бесчисленными притоками реки Арамей. Колыбель для диетр. И когда Королева под гнетом народных волнений разорвет Старый Договор, тогда под гнетом волнений будете находиться уже вы. Под гнетом волнений ваших ангалийцев. Ведь ангалийцы привыкли проводить свой день праздно и без особенного утруждения. А у вас не найдется понятных для них объяснений, почему отныне они вынуждены собирать сок, почему они должны рисковать жизнями каждый раз, когда настает пора приставлять лестницу к стеблю хищной розы, точно они и не ангалийцы вовсе, а самые обыкновенные деквиды. — Но Верховный судья… — Верховный судья! — воскликнул Гальер. — Если вы думаете, что он защитит вас, то серьезно ошибаетесь. За соблюдением Старого Договора Верховный судья следит лишь в интересах короны. И в его прочтении условия Старого Договора означают исключительно обязательства четвертой ступени. Судья должен судить, а этот — просто прислужник короны. Больше палач, чем судья. Не уповайте на него, судья не поддержит вас, сломленных, обязанных таскать берестяные банки сока в ближайший пункт сбора налогов. Ни у кого из остальных представителей четвертой ступени нет таких высоких шансов нести эту повинность, не так ли? Плебры коптятся в казематах Огненного моря на самом краю Бездны, а Мастера воды затеряны на бескрайних доньях Эр-Нерая, и я не уверен, что им вообще есть дело до того, что происходит на суше. И лишь вы — тут, на плодородных почвах. Но вы ангалийка. А ангалийцы никогда не занимались черным трудом. Вы — реальная мощная сила против загнивающей, закостенелой власти Королевы, которая все еще существует лишь по привычке. Решение за вами. Когда он завершил свою пылкую речь, Альвара нервно перебирала пальцами края своего плаща. Взгляд ее был туманным, будто воображение нарисовало в голове все то, о чем только что красочно рассказал Гальер. — Покиньте мой зал, — спустя минуту сурово сказала погружающаяся все глубже в раздумья Альвара. — Мне расценивать это как «да» или как «нет»? — прищурился Гальер. — Вам это расценивать как приказ убраться из моего тронного зала и оставить меня одну, пока я не послала за своими стражниками. — Как будет угодно Вашей Светлости, — учтиво сказал Гальер и добавил: — С вашего позволения, мы с Бьяно останемся в Гальтинге еще на несколько дней. Во всяком случае, до тех пор, пока вы не скажете категорическое «да» или «нет». С этими словами Аберус поклонился наместнице и пошел в сторону дверей, и Бьяно, ухмыльнувшись, последовал за ним. Как только они покинули тронный зал, стоявший все это время за дверями Эйджелл зашел к Альваре. Когда Шай и Альвара были детьми, они часто играли с Эйджеллом, происходившим из обычного рода ангалийцев, если повелителей эрзальских ветров вообще можно было назвать обычными. Брат и сестра восхищенно хлопали в ладоши всякий раз, когда Эйджелл жонглировал яблоками. Количество плодов в стройных руках мальчика не имело значения — он одинаково хорошо жонглировал и двумя яблоками, и десятью. В тринадцать лет Шай уже хорошо осознавал, что юноши привлекают его гораздо больше, чем девушки. Отлынивая от уроков и занятий по стрельбе из лука, Шай и Эйджелл, весело хохоча, носились по обширной территории Эрзальской долины, изучая ее всю, вплоть до самого маленького озера, до последнего куста. — Мне так хорошо с тобой! — смеясь, сказал Шай Эйджеллу; в тот день они, в очередной раз прогуливая занятие по географии Амплерикса, вдоволь набегались по берегам ручьев, ответвлявшихся от Арамея к северу от Гальтинга, и сидели под свисавшими над головами древними деревьями, укрывшись от внезапно начавшегося ливня. — И мне, — улыбнулся ему Эйджелл. — Так здорово, что ваш отец позволяет мне дружить с вами. — Да, это замечательно, — воодушевленно согласился Шай, украдкой взглянув на Эйджелла, забравшего длинные намокшие волосы в хвост. — Скажи. — Эйджелл, который лег на бок на сырую траву и подпер рукой голову, посмотрел на него. — У тебя было такое, что ты кого-то очень сильно любишь, но боишься признаться в своих чувствах? — Боишься быть непонятым, отвергнутым, — продолжил Шай, расположившись рядом с мальчиком и тоже подперев голову рукой. — Как здорово, что ты меня понимаешь, — улыбнулся Эйджелл, и капелька дождя пробежала с его лба вниз, прокатившись по точеным скулам. — Я очень хорошо тебя понимаю, — шепнул Шай и завел прядь волос мальчика ему за ухо. — И что же делать? — Этот вопрос Эйджелла прозвучал для Шая как приглашение. Будущий патриций ничего не ответил. Он лишь поднял голову, приблизился к Эйджеллу и, не говоря ни слова, впился своими губами в холодные, дрожащие губы Эйджелла. Тот опешил, глаза его широко распахнулись, и на мгновение он замер, но все же осторожно отодвинулся от Шая. — Ты чего? — тихо, но удивленно спросил Эйджелл. — Я… — запнулся Шай. — Прости. Кажется, я неправильно понял. Я думал, что ты… Прости. — Я говорил о твоей сестре, — испуганно шепнул Эйджелл. — О! Об Альваре? — Конечно. — Брови мальчика нахмурились. — Прости. Прости меня, я не понял сразу. — А ты, стало быть, жену заводить не планируешь, как говаривает моя тетка? — Эйджелл мягко улыбнулся, и в его взгляде не было ни злости, ни обиды. — Не планирую. Еще раз прости за то, что я сделал. — Не извиняйся. Мой старший брат, он… Ну, он такой же, как ты. Понимаешь? — Понимаю, — с грустью в голосе сказал Шай. — То есть ты любишь Альвару? — Больше всего на свете. — Не говорил ей? — Нет, конечно! — воскликнул тот. — Она из династии Лаплари. Куда мне до семейства патрициев. Но я хочу сказать ей. Как думаешь, стоит? — Честно? Думаю, что не стоит. Впрочем, решай сам. Пойдем. Нас, наверное, уже ищут. — Ты как? — вежливо спросил Эйджелл. — Все в порядке? — Да, все нормально, — сухо ответил разочарованный неудачей Шай. — Ты меня прости. Надеюсь, мы с тобой и дальше будем дружить. Эйджелл поднялся на ноги, улыбнулся, приблизился к Шаю и, обняв его, прижал к себе. «Конечно, будем, — шепнул он. — Идем». Альвара, окончательно так и не отошедшая от разговора с Гальером и Бьяно Кехадисом, стояла напротив стеклянной стены, на которой все еще танцевали языки пламени от брошенного в стену земляного шарика. — Альвара, — сказал Эйджелл, отчего девушка, встрепенувшись, повернулась к нему. — Ты в порядке? Что они сделали? — Ничего, — ответила она, погруженная в раздумья. — Ты все это время стоял за дверями? — Не мог же я уйти, оставив тебя наедине с этими двумя подозрительными типами. — Почему-то, когда ты тащил их сюда, в тронный зал, их подозрительность тебя ничуть не смутила, — недовольно бросила она в его сторону. — Виноват. Тысячу раз виноват. Не уследил. Этого больше никогда не повторится. — Видишь огонь? — Она кивнула в сторону стены, у которой пораженный пламенем узкий слой неказисто поплыл вниз, хотя стена и сохранила свою основную толщину. — Вижу. — А если бы он запустил огонь прямо в меня? — Я не знаю, как мне искупить свою вину. Прости меня. — Искупишь ночью. Этим двоим я приказала оставаться у нас в Гальтинге, пока не приму решения. — Тот из них, который без ожогов, он за главного? — Если так можно сказать, — ответила Альвара. — Я вспомнил его! — вдруг воскликнул Эйджелл. — Это он заявился сюда несколько месяцев назад в поисках своего сына, помнишь? Того мальчишки, что вскружил голову Шаю. — Разумеется, помню. Лафре его имя. И папаша хочет вернуть беглеца себе. Такие, как Гальер, не прощают неповиновения, особенно со стороны сыновей. И особенно, если сыновья предпочитают возлегать с другими сыновьями. — Думаешь, Лафре опасается мести отца? — спросил Эйджелл. — О да. — Потому что боится отца? Или потому что уважает его? — Глупый, ведь это одно и то же. Но меня томит наш разговор. Не желаю больше о драмах семейства Аберусов. Я так и не поняла, ты зайдешь вечером ко мне в покои? — Если таковым будет ваш приказ, моя госпожа, — улыбнулся Эйджелл. Он поистине был одной из слабостей Альвары. Особенных романтических чувств она к нему не питала или же пыталась убедить себя в этом. Впрочем, когда очередной ночью этот высокий, идеально сложенный, рельефный юноша беспощадно вонзался в нее, унося ее на экстатических волнах выше самой высокой башни Гальтинга, она, задыхаясь и раздирая острыми ногтями его спину, шептала ему такое, что девушка не шепчет случайному незнакомцу, и давала тем самым безнадежно влюбленному Эйджеллу напрасную надежду на то, что никто и никогда не будет ей так близок и дорог, как он. *** Когда Кларена еще работала на месторождениях железной руды в Байхиби, она ненароком слушала разговоры женщин, стоящих рядом с ней по обе стороны конвейерной ленты и механически перебирающих добытую породу. Одни сетовали на непослушных детей, другие — на неверных супругов, третьи — на каторжный труд, что оплачивался несправедливо низко. Именно во время одной из смен Кларена узнала про болезнь Королевы Калирии и про андамит, который позволит любому простаку породниться с династией Бальеросов. Тогда же она узнала о том, что добровольцы освобождаются от тяжких налогов на весь период поисков. А еще о том, что единственным компасом для добровольцев служит направление ледяных эрзальских ветров. Кларена оставила Лагея на попечение Тиби и ее пожилых родителей и попыталась поймать направление ветра. Сначала ей показалось, что ветер указывает путь из Байхиби на северо-запад — не то в сторону Гальтинга, не то в сторону Триарби. Оба направления несли в себе загадки, будоражащие фантазию. Неужели ей предстоит воочию насладиться видами огромного, парящего над землей Гальтинга, увидеть каскады его бесчисленных водопадов? Или, быть может, ее взору предстанут стволы игура — легендарные древние гиганты, в чьих окаменелых густых кронах парит высоко под небесами богатая столица Амплерикса? Но Кларена не успела насладиться этими мыслями. Ее кожа поймала ледяные струйки воздуха, уверенно стремившиеся почти в противоположном направлении — на восток. С трудом вспоминая карты, заученные еще в школе, Кларена поняла, что ее путь будет проложен куда-то в сторону Серебряной Слезы. Мысль о том, что она побывает на далеких землях Восточного Амплерикса, сорвала дыхание. Восток Амплерикса казался ей недосягаемым, точно это была другая планета, хотя в действительности Байхиби находился ровно на рубеже между двумя полушариями Амплерикса. В путешествие она взяла с собой лишь одну монету, отдав остальные сбережения Тиби. Та до последнего упиралась и отказывалась взять в руки сундучок Кларены. Но гордость и решимость Кларены не могли позволить, чтобы Лагей жил в доме Тиби в статусе нахлебника. Ее сын никогда не будет лишним голодным ртом. Сейчас она сунула руку в карман, зашнурованный тесьмой, и убедилась в том, что единственная монета на месте. Байхиби был разделен на две части широким руслом реки Арамей. Ангалийцы вывозили отсюда готовые металлы по воздуху, на грузовых каравеллах, а еще по воде — на длинных узких кораблях, которые могли достичь Гальтинга. Течение притока Арамея в здешних краях устремлялось с северо-запада на юго-восток, в противоположном направлении от Эрзальской долины, а потому ангалийцы обеспечивали в парусах кораблей нужное направление ветра. Впрочем, значительные усилия прикладывали и местные деквиды. Они подряжались матросами и что есть сил налегали на длинные тяжелые весла, помогая груженным железом кораблям быстрее достигать Гальтинга. Поскольку Байхиби не был самостоятельной торговой территорией, а всецело контролировался ангалийцами в качестве протектората Гальтинга, сделок с другими землями Амплерикса в Байхиби не заключалось. Речные суда по течению Арамея на восток не ходили. Кларена знала, что легче и быстрее всего добраться до Серебряной Слезы можно было бы по Арамею на лодке. Вот только лодки не было ни у нее, ни у ее соседей. Кларена стояла на берегу реки, смотря то на редкие дома слева по течению, то на рудники справа. Возле рудников был пришвартован один из кораблей, на который шла погрузка железа для отправки в Гальтинг. Здешние мужчины грузили железо в сколоченные из досок повозки, запрягали ослов и везли товар к трапу для погрузки на корабль. Для обслуживания причала и двух пирсов неподалеку использовались небольшие лодки, куда могло поместиться три-четыре человека. Матросы очищали бревенчатые борта причала от склизких водорослей и грязи и время от времени чистили дно от ила, чтобы грузовые корабли не садились на мель. Просить у работяг лодку было бессмысленно — они не отдали бы ее и за монеты, ибо все в Байхиби, включая лодки, было собственностью ангалийцев. Иногда Кларене казалось, что даже она принадлежит не себе, а повелителям эрзальских ветров. Она бросила свою сумку на землю метрах в ста от причала, села на лысую опушку и стала ждать, пока смена матросов подойдет к концу. Несколько раз она проваливалась в неглубокий беспокойный сон, вздрагивая и просыпаясь. Когда она проснулась в очередной раз, то наконец увидела, как матросы, похлопывая друг друга по спинам, медленно разбредаются по домам, чтобы плохо выспаться и завтра вернуться к тяжелому труду. Вот последний матрос вышел за территорию причала, оставив одну из лодок привязанной к дальнему пирсу. Кларена осторожно взяла сумку и тихо, точно боясь разбудить младенца, пошла к лодке. Она улыбнулась, увидев, что весла аккуратно сложены внутри лодки. Кларена поставила туда сумку и медленно, чтобы ненароком не упасть в воду, ступила на борт. Лодка непослушно закачалась на воде, но Кларена не потеряла равновесия. До этого ей ни разу не доводилось бывать на лодке, и представление о том, как правильно грести веслами, она имела лишь благодаря тому, что видела, как это делают матросы. Девушка с трудом отвязала веревку от прибитого к столбам крюка и взяла одно из весел. Она удивилась тому, насколько тяжелым было весло. Оттолкнув им лодку от причала, она принялась медленно грести, стараясь не издавать громких всплесков. Вскоре она уже уверенно гребла, изредка вытирая рукавом капельки пота со лба. Вскоре очертания погруженного в ночную тьму Байхиби стали видны плохо. Она гребла и видела лишь силуэт хребтов Чистых гор, берущих свое начало за границами города.