* * *
— Ему сегодня поставили одну капельницу, а теперь, с интервалами начали делать внутривенные уколы. — Соль, которая теперь стояла рядом с Чонгуком, внимательно но при этом как-то по-детски растерянно наблюдала за суетящимися у койки Джина медсестрами, пересказывала ему последние события. — Доктор говорит, что если все пойдет по плану, он сможет открыть глаза в течение нескольких дней. У него не очень глубокая кома, так что он не должен в ней задержаться. Чонгук не знал, что ответить. Чонгук не знал, как относиться к этому. Он впервые видел Джина таким беззащитным, уязвимым и… неживым. Ему так захотелось подлететь к нему, начать трясти за плечи, запрыгнуть на кровать и придавить к ней всем своим весом, чтобы он проснулся и начал ворчать, затем сдерживая улыбку, чтобы показать что сердит... Чонгук еле сдержал себя. Внутри всё горело. Как будто к горлу подступила изжога от красного перца, и он попытался сглотнуть, но там был ком. Он не знал, как себя вести. Джин был его лучшим другом, человеком, который о нем заботился, который его научил всему, что знал и… Он мог его потерять. Но ничего не мог с этим сделать. Это было новое чувство, и Чонгук не знал, как с ним справляться. Ничего не знал. Кроме того, что не мог потерять Джина. И очень хотел вновь услышать его смех. — Всё, ребята, у вас полчаса. — Медсестра, которая до этого колдовала над синей и тонкой рукой Джина, выпрямилась, поправив его одеяло. — Затем у нас будут гигиенические процедуры, переодевание, питание и новая доза лекарств. Очень насыщенный день. Девушка улыбнулась, взялась за свой переносной столик и вышла за дверь, аккуратно ее за собой прикрыв. — Ты не боишься? — Чонгук до сих пор не знал, что делать, и Соль, видя его растерянность, потянула его за руку к больничной кровати. — Его можно трогать. Он всё чувствует, просто не может ответить. Ты можешь с ним поговорить. — Соль вдруг улыбнулась, подоткнув под ноги Джина одеяло. — Он теплый. Знаешь, когда я касаюсь его и чувствую, что он теплый, мне сразу кажется, что все будет хорошо. Он ведь живой. А все остальное… — Голос Соль дрогнул, но она широко улыбнулась. — Мы справимся. Здесь лучшие врачи и… У него большая группа поддержки. Я не боюсь. И ты не бойся. Чонгук растерянно смотрел на укрытого одеялом своего самого лучшего друга, а затем собрался с силами и, немного одеяло отодвинув, коснулся его руки. Действительно, теплая. Мягкая, чуть влажная… Живая. И Чонгук улыбнулся. Это на самом деле было не так страшно. — Эй, Джинни. — Он уселся в заботливо подставленное ему кресло. — Ты, кажется, теперь отлыниваешь от работы? Разлегся тут такой важный… Отдыхает он! — Чонгук гладил его руку, а затем и во все облокотился на кровать, уронив голову на прикрытые одеялом ноги Джина. — Мы с Бобби по тебе очень скучаем. Он начал спрашивать о тебе, беспокоиться. Наш добрый Бобби… Тебе нужно скорее просыпаться, чтобы лично сказать ему, что с тобой все в порядке. И объясниться передо мной! Потому что ты оставил меня, а… — Чонгук быстро выдохнул, скрыв подступившие слезы за улыбкой. — А сам говорил, что я никогда от тебя не избавлюсь. Ты что, не держишь свое слово? А еще говорил, что любишь меня… — Он поднес руку Джина к своим губам. — Вот я тебя люблю. Знаешь, как сильно? Не знаешь, потому что ты глупее меня, а все остальное просто опыт. Старший брат. Ты же мой старший брат... Соль стояла в стороне и не подавала признаков присутствия. Чтобы не смущать Чонгука в его теплом и нежном порыве. Джину нужны были эти слова, эти прикосновения и эти эмоции, о которых он потом обязательно вспомнит, после пробуждения. Может, они помогут ему проснуться. Джин всегда считал, что он одинок, а теперь… казалось, что не так уж одинок. Особенно после того, как двери палаты распахнулись, и в них появился Юнги, вкативший на кресле Ючи, который, увидев койку и рядом Чонгука, тут же вскочил, позабыв о своей упакованной в жесткий фиксатор ноге. — Нашел его растерянного в коридоре. — Юнги улыбнулся, взял Ючи под локоть. — Вспомнил, что это твой жених. — Что с ним? — Ючи смотрел на Юнги широко раскрытыми глазами. — Он жив? Джинни жив? — Жив. В коме. Врачи борются за его сознание. Дело серьезное, но он справится.– Юнги улыбнулся, потому что Ючи теперь был очень взволнован и крайне мил, походя на мультяшного героя. Разумеется, У Юнги это была скорее нервная реакция, но… Улыбка, даже натянутая специально или же появившаяся как неадекватная реакция, в любом случае была полезна. — Он жив и не собирается умирать. В отличие от тебя. — Ай, да там растяжение с микронадрывом. — Ючи махнул рукой, затем потянувшись к металлической перекладине, идущей по краю кровати, и в вприпрыжку подтянувшись к Чонгуку. — Ты с ним говоришь, да? Как в фильмах? Я видел. Джин! Мы тебя любим и ждем возвращения! Я скажу маме, и она купит для тебя килограмм тех трюфелей, помнишь? Которые мне подарил Гук и которые ты хотел тиснуть. — Затем Ючи задумчиво посмотрел на Чонгука, который улыбался, видя как его парень был теперь серьезен в своем нежном порыве. — Два килограмма! Только проснись. Проснись, и будешь есть конфеты, а потом мы все вместе будем лечить твой диатез. Только… — И Ючи стянул с себя очки, которые до этого ему протерла заботливая медсестра, и двумя пальцами начал растирать переносицу, явно пытаясь сдержать слезы. — Просыпайся. Пожалуйста... — Перестань плакать, сопляк. — Чонгук, который продолжал сидеть, рукой прижал к себе Ючи, обняв за бедра, украдкой вытирая свои слезы. — Сказали же тебе, что он… Живой. Даже теплый. — Сам ты сопляк. — Ючи надул губы, ударив Чонгуку по плечу, затем крепко за него ухватившись. Юнги, который вместе с Соль наблюдал за этой картиной, подумал, что если бы он лежал при смерти, ему бы хотелось видеть что-то такое. Действовало воодушевляюще. Хотя, еще более воодушевляющим был его разговор с Соа, которая теперь была очень вдохновлена первыми результатами анализов. В это он верил больше всего. — Соль, я пойду к Енсу. — Юнги коснулся плеча девушки, которая тут же к нему повернулась. — Проведаю и расскажу, как дела. — Доктор продлил ему постельный режим. У него был небольшой приступ, после того, как вы позвонили. Но его быстро купировали. — Блять. — Юнги покачал головой. — Поэтому он спал, когда мы приехали? Лекарствами накачали? Соль только кивнула. — Не вини себя — он бы в любом случае узнал. Здесь он в безопасности и под присмотром. Лучше быть на грани инфаркта в больнице, чем дома, где ты один. Юнги удивленно поднял брови. — Ты во всем можешь найти положительный момент? — А у меня есть выбор? — И Соль, коротко улыбнувшись, вновь повернулась к брату.* * *
Иори Сакаи сделал положенный ему законом телефонный звонок почти сразу, в течение которого говорил эмоционально и по-японски. Разумеется, старший инспектор Чон Хосок предвидел, что такой поворот их детективного сюжета вполне мог случиться, но не предвидел, что так скоро. Они только успели по всем законам оформить задержание и признание задержанных, которым, благодаря стараниям Юнги, пришлось так же приписать сопротивление власти при задержании (что, конечно, не встретило возражений), как ему по внутреннему телефону позвонил дежурный. — Старший инспектор, к вам по делу Сакаи. Хосок, выдохнув, поднялся, надел пиджак, теперь всем своим видом являя профессионализм и уважение к корпоративной моде, которая позволяла ему ходить в штатском, застегнул его и вышел. И в холле он сразу заприметил инициативную группу. Пару, которая состояла из одного молодого высокого представительного мужчины и другого, в принципе, такого же представительного, чтоб за зря не обидеть, но значительно более возрастного. И Хосок понял, что они к нему, шестым чувством. Ну и по тому, как увлеченно они теперь оглядывались. — Добрый день, я могу чем-то помочь? Он решил прощупать почву, и молодой человек тут же обратил на него внимание, посмотрев прямо, немного оценивающе, но в рамках приличия, затем вежливо улыбнувшись. — Мне нужен следователь, который ведет дело Иори Сакаи. Ага, значит, чутье не обмануло. — К вашим услугам. Старший инспектор Чон. — И Хосок протянул свою руку. — Изао Оомори. Младший брат задержанного вами… подозреваемого. — Молодой человек вновь вежливо улыбнулся, ответив на рукопожатие, и Хосок присмотрелся к нему получше. И ему в голову сразу пришла мысль о том, что старший, ввиду своей обманчивой мягкости черт, пошел в маму, в то время как младший, с немного вытянутым лицом, мужественно очерченным острой челюстью, высокими скулами и чуть горбатым носом, добавляющим ему солидности, в отца. Черные глаза смотрели из-под нависающих черных бровей, от чего их взгляду придавалось особое значение. Тонкие губы с приподнятыми уголками немного смягчали весь образ, как будто намекая на то, что их носитель был в хорошем расположении духа. В общем, вполне себе располагающая внешность, и закончивший сокращенный курс физиогномики Хосок подписался под собственными мыслями. — Это Арэто Судзуки. Юрист, работающий в нашем консульстве и услугами которого я собираюсь воспользоваться в ознакомлении с делом моего брата. — Изао прямо смотрел на Хосока, который только теперь, услышав главное, догадался, что ему нужно продолжить разговор в кабинете. И он, поздоровавшись с юрисконсультом, направил японцев за закрытые двери. — Старший инспектор, я бы попросил вас, чтобы вы оказали полное сопровождение господину Судзуки, предоставив все официальные документы, которые уже составили. — Изао, учтиво наклонив голову, занял предложенный ему стул, в то время как Хосок сел на свое законное место за своим рабочим столом. — Разумеется. После официального запроса, я предоставлю вашему адвокату все необходимые документы. – Не то чтобы он собирался тянуть время — просто правила нужно было строго соблюдать. Особенно, если до этого ты успел их дерзко нарушить. — Запрос был составлен сегодня с утра, как только я приземлился в аэропорту. Думаю, вам нужно проверить официальную почту. Прошу прощения, что на электронный адрес, но дело не терпит отлагательств, и мне, как самому заинтересованному лицу, как вы понимаете, нельзя медлить. Он попытается вытащить братца? Даже в свете их отношений? Болезненно трагичный альтруизм. И Чон Хосок сразу начал думать о том, как, в случае чего, наставить на своем максимально убедительно. Они, разумеется, будут требовать экстрадиции, а значит… Здесь придется пользовался связями на полную. И в этот момент его в очередной раз успокоил тот факт, что на месте комиссара стоял ставленник его отца. Значит, проблем будет намного меньше, чем могло быть. — Хорошо. Это формальности, которые займут не так много времени. — Нужно идти навстречу, чтобы потом было меньше вопросов и претензий. А в случае правового общения государств, когда одно государство будет представлять обвиняемого, а другое — потерпевшего, претензий может быть много. — Я полностью вам доверяю в этом вопросе и уверен, что господин Судзуки под вашим началом сможет продемонстрировать завидную эффективность. Откуда он так хорошо знает язык? Хосок удивился, но только кивнул, пока господин Судзуки, кажется, забыл как говорить. — Скажите, старший инспектор, а могу я как-то связаться с потерпевшим? Разумеется, в присутствии полицейского, чтобы не вызвать подозрений и обезопасить и так успевшего пострадать человека. От лишних волнений. — Изао Оомори вежливо улыбнулся, кажется, не представляя, насколько положение дел было серьезным. — Потерпевший находится в больнице. В тяжелом состоянии. В коме. — Хосок чеканил каждое слово, наблюдая за тем, как лицо японца медленно вытягивалось, а дружелюбно приподнятые уголки губ опускались. — Мне… мне очень жаль. — Он был слишком удивлен и даже растерян, чтобы сомневаться в его искренности. — Скажите, а могу я поговорить с кем-то, кто был в курсе его общения с моим братом? Это возможно? Опять же, я не настаиваю на приватном разговоре, и если вам угодно, ваши люди могут присутствовать. Юнги. Это была самая первая кандидатура, но вопрос был в том, насколько он мог теперь… спокойно поговорить с братом человека, которого искреннее и безоглядно ненавидел. — Мне нужно поинтересоваться у него. Главное здесь — его согласие. Он сам выберет, как будет проходить ваш разговор. — Никаких возражений. — Изао кивнул, затем уставившись на Хосока, как будто чего-то ожидая. — Ах, ну да. И Хосок взял в руки телефон, набрав номер Юнги. Для верности, чтобы не было подозрений по поводу их близкой связи, он достал ежедневник, полистал его, и как будто бы списал нужный ему номер, который затем набрал. — Господин Мин? Добрый день. Вас беспокоит старший инспектор Чон, который ведет дело Иори Сакаи. Вам удобно говорить? — Хо, к чему такой официоз? — Судя по голосу, Юнги был уставшим, изможденным, что было не мудрено, но при этом как будто более радостно настроенным. Если вообще уместно в его положении употреблять слово радостно. — Что случилось? Я сейчас в больнице, планирую на пару часов заскочить в казино, поэтому… — Господин Мин, с вами хочет увидеться брат задержанного. — Хосок сделал паузу. — Вы можете уделить ему немного времени? Юнги замолк. — Что он хочет? — В голосе слышалось теперь ледяное подозрение, сомнение и немного презрения. — Просто поговорить. Мы можем приставить к вам полицейского, если вы беспокоитесь… — Чтобы защитить его? Хо, я побит горем, но не по голове, и пока соображаю. — Юнги замолк. — Дай ему адрес ресторана, где мое казино. Я могу туда подъехать в течение часа. — Господин Оомори, я дам вам адрес. Вы сможете быть там… через час? — Разумеется, если успею добраться на такси. — Изао Оомори вновь сосредоточенно и уверенно кивнул. — Отлично. В таком случае, господин Мин, господин Оомори будет вас ждать в назначенном месте. Всего доброго. Хосок закончил телефонный разговор, после чего на его номер пришло сообщение «Какого хуя ему нужно?», на который Хоби мог отправить только ничего не знающий эмодзи. — Адрес. — И он взял бумагу, чтобы записать его. — Ммм… — Изао замялся, затем немного смущенно улыбнувшись. — Я оставлю консула здесь, а сам… плохо ориентируюсь в городе. Возможно, вы могли бы вызвать мне такси? Будьте так любезны. — Без проблем. — Надо зарабатывать очки в этой, наверняка, уже ставшей политической игре. Потому что на кону были международные отношения. Пусть и не в глобальном масштабе.* * *
Юнги, после вестей о том, что назначенное Джину лечение начало давать первые результаты, был чуть более воодушевлен, чем подавлен, однако известие о том, что в город прибыл брат того, кто был… виноват во всем, его напрягло. Не потому, что он думал, что он захочет отомстить за брата или еще что-то, что потенциально могло угрожать его благополучию. Напрягало то, с какой целью он хотел поговорить с ним. Войдя в зал ресторана, Юнги сразу подозвал официантку, которая указала ему на ожидавшего его господина. — Добрый день. — Юнги появился за спиной сидевшего у окна младшего Оомори, и тот дернулся, тут же поднявшись. — Вы хотели говорить со мной? К радости, младший брат был совершенно не похож на старшего, и Юнги не ощутил внутри себя раздражения или злости. Этот молодой человек выглядел мужественно, и своим видом внушал надежду на конструктив и веру в то, что он держит слово. — Да, господин Мин. Меня зовут Изао Оомори. — Он учтиво наклонил голову, затем протянув Юнги руку. — Мин Юнги, да. — Юнги руку пожал, но говорить о приятном знакомстве повременил, потому что это было бы слишком лицемерно с его стороны. Однако сразу удивился тому, что японец говорил совершенно без акцента. В отличие от брата и дяди. — Спасибо, что согласились со мной поговорить. Весь вид японца и то, как он себя вел, говорил о том, что он был деловым человеком и провел не одну деловую встречу. Его вежливость была продиктована не желанием понравиться, а привычкой, навязанной корпоративной этикой. И это Юнги воодушевляло. — Старший инспектор сказал, что вы близки с потерпевшим, и я хочу выразить вам искренние соболезнования по поводу произошедшего. — Японец не изображал ненужную драму, и это вновь Юнги подкупило. Ему всегда нравилось общаться с деловыми людьми. Возможно, потому что только с ними он и общался. А может, потому что его бы теперь по щелчку взбесила бы любая попытка проявить сочувствие, выходящее за рамки вежливого. — Спасибо. Я не хочу говорить об этом. — Юнги теперь знал как перевести тему. — Позвольте вопрос? — Да? — Японец приподнял брови. — Я не слышу акцент, но знаю, что это не родной ваш язык. В чем секрет? Изао улыбнулся. — Я свободно владею японским, корейским и китайским языками, потому что в будущем планирую активно расширять семейный бизнес. Теперь изучаю английский. Знание языков будет способствовать коммуникации. Бизнес-коммуникации в том числе. — Это… впечатляет. — Юнги не лукавил, и Изао улыбнулся без самодовольства, будто этот факт не делал ему особой чести, но вежливость требовала от него реакции. — Пройдемте в мой кабинет. Думаю, там говорить будет удобнее. — Как вам угодно. — Изао взял свое пальто. — Только давайте говорить на чистоту, без виляний и ухаживаний. Прямо и конструктивно.– Юнги занял место за своим рабочим столом, от которого успел отвыкнуть, расположив своего гостя в кресле напротив. — Расскажите мне пожалуйста о том, чем Иори занимался здесь. От дяди я узнал подробности, но мне хочется знать, что брат говорил об этом. Если вы, разумеется, в курсе, потому что старший инспектор Чон сказал, что вы в курсе. — Я в курсе. — Юнги кивнул. А затем емко и кратко изложил все, что касалось пилюлек, что удалось ему узнать от Джина. Со слов самого Сакаи. — Спасибо. А насчет отношений с отцом и со мной? — Изао продолжал сохранять спокойную серьезность. — Это любопытство? — Юнги смотрел на японца с сомнением, как будто ждал подвоха. — Я думаю, вам интересно будет узнать мнение второй стороны. Плюс к тому, я хочу убедиться в том, что мои намерения относительно брата верны. — А вы не думаете, что я могу специально очернить или приукрасить действительность, чтобы повлиять на ваше решение? — Юнги вдруг испытал прилив раздражения, когда подумал о том, что теперь говорил с человеком, который пытался избавить Сакаи от и без того мягкого наказания. В сравнении с теми, что он потенциально мог для него подготовить. — Дядя сказал, что вы человек слова. — Японец был спокоен, невозмутим и при этом серьезен, показывая лишь заинтересованность в разговоре, без лишней эмоциональной окраски. И Юнги рассказал. Рассказал, как было на самом деле и что ему удалось узнать от Джина. Про ненависть к отцу, зависть к младшему брату и прочее, прочее, прочее, что, дослушав, заставило Изао улыбнуться. Устало и очень снисходительно, но эти эмоции явно предназначались не Юнги. — Вот что бывает, когда родители слишком балуют детей. Уверен, что Иори рассказывал о том, какое трудное и безрадостное у него было детство, что отец махнул на него рукой… — Изао покачал головой. — Отец и мама пылинки с него сдували. Он всегда демонстрировал незаурядные способности к наукам, потому родители снисходительно относились ко всем его выходкам. Слабая нервная система. Они его жалели и баловали. Не подумайте — меня никто не обижал и не обделял. Просто когда Иори говорит, что я любимый сын и баловень судьбы, он лукавит. Юнги не решался задавать наводящие вопросы, в которых японец, кажется, не нуждался. — Отец предложил ему место вице-президента, поделив между нами контрольный пакет поровну. Я должен был стать генеральным лишь потому, что умею общаться с людьми и имею… предпринимательскую жилку, если угодно. Но Иори привык получать всё и сразу... А вот это было неожиданно, потому что из рассказов Сакаи выходило то, что его совсем лишили наследства. — Вижу, вы удивлены. Отец, когда Иори начал истерить, был удивлен не меньше. А потом понял, что сам виноват, в один момент выпустив воспитание собственного ребенка из рук, заменив его стеклянным колпаком, под которым Иори цвел и набирался сил. Красивый цветочек, по итогу оказавшийся сорняком. Не могу сказать, что я все это время ненавидел брата или завидовал ему — я всегда занимался тем, чем хотел, и родители поддерживали меня, но… Мог бы злорадствовать, если бы не знал, каким ударом для отца было решение Иори отказаться от его фамилии. Он думал, что отец попросит его изменить решение, был уверен, что и здесь у него пойдут на поводу, но не тут-то было. Отец оказался умнее, как бы мама не противилась и не просила все разрешить в пользу старшего сына, и назначил в няньки Иори своего брата. Дядя Дзиро… — Изао улыбнулся. — Хороший актер. И, несмотря ни на что, честный человек. По крайней мере, не в пример честнее Иори, который, как видно, пошел по головам. — Изао тяжело вздохнул, затем поднявшись. — Спасибо, господин Мин, что уделили мне время. Мне нужно вернуться в участок, где я оставил своего адвоката. — Я могу вас подвезти. — Юнги не терпелось узнать, зачем на самом деле прилетел самый младший из клана Оомори. — Серьезно? — Изао очень удивился. — Я был бы вам крайней благодарен! — Не стоит. Пойдемте. — И Юнги, позабыв о тех делах, что были у него запланированы до этого, направил японца к выходу из своего кабинета.* * *
— Вы… шутите?! — Иори сидел напротив собственного адвоката, которого до этого попросил у Дзиро, и не мог поверить в то, какое резюме он теперь сделал, до этого изучив все документы дела. — По вашему, я действительно раздробил коленную чашечку и сломал нос, когда пытался бежать? Меня били! Меня бил Мин, его подручный, который зовется Зайкой… Они меня избивали! Вы в своем уме?! Иори говорил с адвокатом по-японски, и Арэто Судзуки сохранял свою профессиональную невозмутимость. — К сожалению, нет свидетелей того, что с вами обращались жестоко. Даже если я очень захочу, я не смогу подать иск о превышении должностных полномочий. Все документы составлены в строгом соответствии с формой, и нет причин не доверять следствию. Иори не мог поверить тому, что слышал. — А я кто? — Он вскочил, подпирая себя упакованный в гипс ногой. — Я по-твоему кто?! Думаешь, я не был свидетелем тому, как надо мной измывались?! Они пытали меня! Пытками заставили подписать все документы! И ты говоришь, что нет оснований не доверять следствию?! Старший инспектор Чон открыто говорил мне о том, что все здесь решает мафия! — Думаете, он повторит эти слова в суде под присягой? — Адвокат округлил глаза. — Предъявление таких обвинений следствию — это очень серьезный шаг. — Достаточно создать резонанс. — Иори откинулся на спинку кресла, наконец, присев и успокоившись, перестав пытаться заплевать всё вокруг своих негодованием. — Я гражданин другого государства. Нужно создать общественный резонанс, и тогда дело сдвинется с мертвой точки. Ну и требовать моей экстрадиции, потому что я не буду сидеть здесь в тюрьме. Лучше на родине, где лет через семь я смогу добиться досрочного освобождения. Вдруг дверь в допросную отворилась и появился офицер, который пропустил вежливо его поблагодарившего кивком господина, который на ходу растягивал пиджак, пока Иори не мог определиться со своими чувствами. — Брат! Ты приехал! — Он вскочил с места, как будто намереваясь обнять своего младшего, но Изао сразу занял место напротив, рядом с юрисконсультом, который сразу что-то нашептал ему на ухо. — Дядя Дзиро позвонил, и я подумал, что обязан быть здесь. — Изао улыбнулся, а затем нахмурился. — Кто это тебя так? — Мин! Они мафия! У них все схвачено. Я уже говорил, что меня пытали! Они выбили из меня признания силой! — Иори очень убедительно эмоционировал, и складка между бровей младшего Оомори становилась глубже. — Мы должны что-то сделать! И добиться моей экстрадиции! — То есть, ты не делал того, в чем тебя обвиняют? И готов заявить об этом под присягой? — Делал. — Иори подумал, что с братом нужно быть честным. — Но никто не имеет права так со мной обращаться. — А ты знаешь, что тот парень, которого ты взял в заложники, теперь находится в коме? — Изао ближе придвинулся к столу, внимательно вглядываясь в лицо Иори, на котором мгновением мелькнуло злорадство. — И если он не проснется, тебе будет предъявлено обвинение в убийстве, а не только в похищении и покушении на жизнь. — Я не хотел покушаться на его жизнь — просто проучить. И на этих словах, юрисконсульт, перед которым лежали документы, протянул Изао открытые страницы, указывая пальцем на нужные места. — Это омерзительно, Иори. Ты делал много неприятных вещей, но это на самом деле отвратительно. — Он вновь пробежался по печатным строчкам взглядом. — Что, не смог получить желаемое добровольно, и решился на применение силы? — Я раскаиваюсь. — Иори опустил глаза. — Я не думал головой и очень жалею! Я не хотел ему смерти, ни в коем случае! Я клянусь тебе! — Знаешь, брат, ты очень часто не думал головой, при том, что обладаешь незаурядным умом. — Изао поднялся. — В любом случае, я не хочу теперь это обсуждать. У меня много дел, и я должен ехать в аэропорт. — Подожди. — Иори тоже поднялся, теперь опираясь на стол. — А кто останется здесь? Кто будет… — Ты отказался от семьи, Иори Сакаи. Моя фамилия Оомори, так же как фамилия моего отца, моей матери и моего дяди. Когда ты плевал отцу в лицо своими капризами, выставив его ничтожеством, от которого отказался старший сын, ты не заботился о своей семье. И даже после этого отец не оставил тебя. Дзиро опекал тебя по его указке. И ты… Опять разочаровал его. — Изао покачал головой, пока Иори смотрел на него стеклянными глазами, кажется, только теперь начав осознавать бедственность своего положения. — Теперь семья отказалась от тебя, Иори Сакаи. И я приехал сюда только для того, чтобы сказать об этом. Не позволил приехать отцу, потому что ты не заслужил смотреть ему в глаза, а он не заслужил того, чтобы увидеть, как низко пал его сын. Ты чуть не забрал жизнь у человека, Иори. И глупо было надеяться, что кто-то из уважаемой семьи Оомори вступится за тебя. Я не знаю тебя. — Изао качал головой, теперь позволив себе продемонстрировать чувство досады. — Это твой адвокат, которого я нанял для твой защиты в консульстве. Ты все-таки человек и тебе положена правовая защита. Но ты плохой человек, а значит… Подумай об этом, Иори. Ты умный самостоятельный парень. Подумай. Изао направился к двери, пока Иори Сакаи не мог найти слов. Ему казалось, что мир вокруг него в один момент обрушился. На него. — Старший инспектор, спасибо за оказанную поддержку. Господин Судзуки будет защищать Иори Сакаи, но никак не будет мешать вашему следствию. — Изао повернулся к Юнги. — Семья Оомори выражает свои искренние соболезнования пострадавшему и очень сожалеет о случившемся. Остается надеяться, что трагедия в этой истории будет только одна. — И Изао еще раз взглянул на сидящего по ту сторону стекла Иори. — Господин Оомори, вы будете настаивать на экстрадиции? — Хосок внимательно смотрел на Изао. — Нет. Более того, мы сделаем все, чтобы это дело не предалось широкой огласке. И будем благодарны, если полиция окажет нам в этом содействие. — И Изао вновь обратился к Юнги. — Мой дядя, Дзиро Оомори, пробудет еще некоторое время в городе. Он готов будет оказать любую помощь и поддержку, в том числе материальную — это указание семьи. Мы готовы возместить любые убытки, а также ущерб, если судом он будет выражен в денежном эквиваленте. Я понимаю, что предлагать вам деньги в сложившейся ситуации — это оскорбление и отвратительный нонсенс, но… Мне жаль. Изао Оомори теперь не пытался изображать из себя сраженного трагедией. Потому что у него была другая, помимо состояния Джина. И Юнги уважал эту прямолинейность. Он не пытался лицемерить. — Спасибо, господин Оомори. — Юнги пожал протянутую руку. — Всего доброго. И спустя несколько минут Изао вместе с юрисконсультом покинул полицейский участок. — Спасибо, Хиро, я выпишу тебе премию. — Хосок, наконец, отпустил оперативника, который синхронно переводил им происходящий в допросной диалог, и обратился к Юнги. — Что скажешь? Юнги смотрел на Сакаи, который теперь двумя руками обхватил свою голову, низко склонившись над столом. Как в фильмах. Когда главный злодей вдруг осознавал свое реальное положение. — В семье не без урода.* * *
— Вот теперь он как будто просто спит. — Соль заботливо накрывала Джина, облаченного в обычную, а не больничную пижаму, одеялом. — Большое спасибо, что выполнили мою просьбу. Медсестра, которая до этого помогала ей с переодеванием, сочувственно улыбнулась, затем проверив все жизненные показатели Джина, который продолжал просто лежать с закрытыми глазами. Как будто отдыхал. Как будто он не был в коме, а просто сильно устал. Отдохнет, откроет свои красивые глаза и улыбнется. И Соль улыбнется в ответ, вдруг поняв, что нет в жизни большего счастья. Здоровый улыбающийся старший брат. Она даже положила его вещи на небольшой столик рядом с койкой, чтобы это выглядело как будто он сам решил прилечь, избавившись от часов и содержимого карманов. И на этой обнадеживающей мысли, в палату вошли два господина Мина, старший, который лечил, и младший, который, вернувшись, уже успел принести хорошие новости по поводу восторжествовавшей справедливости. — Соль, я думаю, что завтра мы выпишем твоего героического дядю, но тебе нужно будет проследить за тем, чтобы он исправно принимал лекарства. Знаю я этих сильных и независимых… мужчин среднего возраста. — Мин Джиху закатил глаза, и Соль улыбнулась, кивнув. — И еще. Я больше не позволю вам ночевать в больнице. Не потому, что я злой и страшный главный врач, хотя я на самом деле такой, а потому, что это выглядит здорово только в кино. Вам нужен сон, гигиена и регулярная еда. Джин все это получает, а вот вы… — Сольджи, папа интеллигентно намекает, что мы начинаем немного пованивать… — Юнги, пройдя мимо Соль, уселся рядом с Джином, взяв его за руку. — Ай, ты глупостник...— И Мин Джиху так же подошел к Джину, только уже с другой целью — проверить оставленные медсестрами, проводящими необходимые медицинские манипуляции, записи. — Так, господин Джин уже успел получить все назначенные Соа медикаменты... Всё вовремя... — Он со знанием дела скользил по рукописным строчкам. — Если всё было рассчитано правильно, в ближайшее время действие всех нервно-паралитических веществ будет нейтрализовано. И мы… — Он задумчиво посмотрел на сына, который теперь уткнулся лбом в укрывающее Джина одеяло, сжимая его руку и прикрыв глаза, а затем на Джина. — Матерь божья! Он бросил записи, тут же вплотную подойдя к койке, достав из кармана халата ручку-фонарик. — Что… — Соль оказалась за его спиной, сразу прикрыв рот рукой, как будто могла теперь закричать. — Так, молодой человек! — Мин Джиху аккуратно светил в открытые глаза, проверяя реакции зрачков. — Ага, реакция на свет в норме. Юнги не поднимал голову, потому что он чувствовал, как на его руке сжались пальцы. Сжались. Пальцы. Сердце билось теперь в ушах. — Соль, малышка, беги на сестринский пост и тащи госпожу Мин! — Мин Джиху повернулся к младшей сестре, которая потеряла дар речи, соображения и адекватного реагирования. — Он… — Она смотрела на Джина широко раскрытыми глазами, затем переведя их на врача. — Очнулся? — Да, да, моя хорошая! Быстро на сестринский пост! И Соль, одумавшись, тут же бросилась прочь из палаты. — Пап… — Юнги поднял голову, аккуратно отодвинувшись, чтобы показать сжатые на его ладони пальцы. — Пап… Слезы сами покатились из глаз, но Юнги не понимал, почему. Это не было горе, драма или… Он утирал их, не понимая, откуда они могли взяться. Позабыв о том, что за последний день он ни разу не вдохнул полной грудью, постоянно придавленный мыслями и страхами, которые теперь начали выливаться наружу, вместе с напряжением, которое немного отпустило его плечи. — Он пришел в себя, Юнги. Он… — Так, что за слезы, а повода нет? — Соа возникла почти внезапно, и Мин Джиху уступил ей место рядом с больным, который теперь смотрел прямо перед собой, иногда моргая. — Так-так-так… Она проводила необходимый осмотр, проверяя реакции Джина на различные раздражители, затем что-то начав говорить вошедшей вслед за ней сестре, которая тут же выбежала из палаты. — Так, детишки. Теперь мы поместим Джина в контролируемый сон, дав ему безопасную и необходимую дозу седативных. — Мы ждали пробуждения Джина, чтобы вновь его усыпить?! — Юнги отказывался понимать логику, теперь воспринимая лишь теплые, пусть и слабо, но удерживающие его длинные пальцы. — Это чтобы обезопасить его собственную нервную систему. — Соа прямо смотрел на Юнги, теперь проверяя, насколько он может воспринимать эту информацию. — Он получил большую дозу наркотических веществ. Его рефлексы могут быть в норме, а вот рассудок… Нам еще предстоит узнать, насколько он пострадал. И чтобы Джин не узнал об этом до нас, мы введем ему препарат и погрузим в сон. — Видя замешательство на лице Юнги и Соль, которая теперь стояла рядом с ним и которой Юнги аккуратно передал руку Джина, доктор Мин задумалась. — Ммм… представьте, что в комнате случился пожар. Все удалось спасти, но там теперь царит ужасный беспорядок, все залито пеной, валяется по полу… Так вот, мы просто выключим свет, чтобы этого пока не было видно. А сами потихоньку примемся за уборку. И да. — Соа выпрямилась. — Вы теперь поедете домой, и мы встретимся завтра. Можете приезжать к семи утра, если вам хочется, но ночевать вы будете по домам. Жизни Джина теперь ничего не угрожает, он пришел в себя и… — Соа обернулась на вошедшую медсестру, в руках которой был поднос с лекарствами, иглами, капельницами и всем остальным нужным. — Всё, вы свободны. Прощаться не нужно — завтра встретитесь. Юнги не мог поверить. Он смотрел на моргающего и смотрящего прямо перед собой Джина, который затем попытался повернуть голову в сторону склонившейся над его рукой медсестры, и не мог поверить. — А я говорила, что любовь сработает. Соль сказала это шепотом, как будто боясь спугнуть удачу, и Юнги теперь слышал, как отчаянно билось ее сердце. Которое до этого рисковало в любой момент остановиться, случись что-то непоправимое. Что ж… Выспаться теперь вряд ли удастся, но… Это будет в любом случае хорошая ночь.* * *
— Чим, я удивляюсь твоей самоотверженности. — Юнги, который был бодр, но держался теперь только на энтузиазме и испытанной после пробуждения Джина радости, с улыбкой посмотрел на своего зевающего друга, на руках у которого было красиво упакованное маленькое деревце. — Джун уехал на пару дней, но сказал, что бонсай… — Он посмотрел на растение в своих руках. — Вот этот, не помню как он называется, символизирует здоровье, исцеление и неиссякаемый запас жизненных сил. Если Джин проснулся, значит… Ему по крайней мере будет приятно посмотреть на эту красоту. Это меньшее, что мы можем сделать. — Чимин зевнул, затем повернувшись к Юнги. — Сколько ты спал? — Я приехал домой около девяти, принял ванну, выпил немного виски и уснул спустя четыре часа. Примерно на час. — Юнги говорил спокойно, пока глаза Чимина ползли на лоб. — У меня будет время отоспаться. — Ты себя не бережешь. — Чимин качал головой, прекрасно понимая, что теперь стояло во главе угла. — А нас точно пустят? Еще даже семи нет. — Точно. Это ж больница моего отца. — Юнги парковался, издалека заметив патрульную машину, которую заметил и Чимин. — У них было ночное дежурство? — Не знаю. — Юнги напрягся, но затем успокоил себя. — Надеюсь, что всё обойдется, чтобы не случилось. Он вылез с водительского места, затем взяв из рук Чимина красивый глиняный поддон, подождав, пока его друг вылезет, и они двинули в главный холл. И первое, что заметил Юнги — отца, который разговаривал с полицейскими в окружении медицинских сестер. — Что случилось? — Он привлек на себя сразу все внимание, которое невольно скользнуло на скрывающегося за бонсаем Чимина, так же успевшего напрячься. — Юнги… — Отец сделал шаг ему навстречу, и Юнги сразу заподозрил неладное. — Джин… — Нет-нет-нет… — Юнги сделал шаг назад, ощутив, как ноги начали становиться ватными. — Не говори мне… Это было слишком страшно. Это было слишком страшно, и Юнги неосознанно мотал головой, не желая принимать в своем сознании эту кошмарную мысль. Нет, это ошибка. Он зря распереживался, потому что, наверняка, просто… — Джин пропал.