«Давай сейчас останемся, искать на небе линии твоего и моего имени».
Сознание всё реже давало о себе знать. Король оказался внутри сумасшедшего калейдоскопа, в котором как ни крути, он не мог найти выход. На кротчайшие мгновения оно позволяло Чимину прийти в себя и приоткрыть глаза. Картинки сменялись совершенно неожиданным образом раз за разом. То размытым бодрствованием он натыкался на темное звездное небо, что лежало низко над ними, словно титан, как и сам Король, устал нести свою ношу и приклонил колено в знак повиновения. То глаза разбегались в витиеватом озорном рисунке складок собственного ханбока. Иногда, несмотря на то, что Чимину удавалось обрести здравый смысл, он терялся в густом удушающем тумане, а иногда ему действительно везло, перед глазами возникал мужественный щетинистый подбородок и шея стража. Всё вокруг не имело смысла, кроме крепкой груди и сильных рук, обвивающих короля сзади. Конь скакал из последних сил: размеренно, но целенаправленно. Всё-таки эта дорога домой была настоящим испытанием для всех них. Для Тэхена, который, не залечив должным образом раны после похода, ринулся в спасительное бегство. Для Чимина, которому отравленный Меркурием организм перечил в добросовестном удовлетворении физиологических потребностях, непрерывно ища пути осложнения и преград. Будь то прекращение работы дыхательного аппарата, в результате чего Чим в панике забывал, как поглощать кислород, судорожно начиная задыхаться, или же нарушение работы нервной системы, когда болезненные спазмы всех конечностей превращали того в извернувшегося безобразной загогулиной полуумка. И тогда Тэхену приходилось держать измученного короля в неподходящей для езды на лошади позе еще крепче. Тем временем, как одного мучала совесть, что позволил случиться подобному ужасу, и страх, пробирающий до костей, что Чимин не доживет до рассвета, что погибнет у стража на руках. Второго же поглощал такой уже привычный едкий стыд за себя. Возвращаясь к мыслям о титане, — Чимин решил сдаться. Без осуждений и презрения, просто сил действительно больше не осталось. А всё потому, что где там, несколько десятков километров назад, в темном густом лесу с величественными стволами, посреди саморазрушающих мыслей и одинокого беспамятства потерялись и, скорее всего, сгнили заживо «вера» и «надежда». А любовь… Нет, она самая верная спутница Чимина, так что решила остаться с хозяином до конца. И даже дольше, определенно дольше. После смерти Короля его любовь вернется к тому самому, что является истинным владельцем и хранителем. К тому самому, которому она принадлежала изначально, чьей была, есть и будет всегда, даже после исчезновения своей телесной оболочки. Спустя неизвестное количество дней и ночей путники наконец-таки наткнулись на обильно заселенную деревушку, что располагалась вдоль водоема. Люди в ней оказались доброжелательными и улыбчивыми, что служило признаком их зажиточности. Иными словами счастливый народ — сытый народ. Местный староста приютил бедных путников в дорогих одеждах и с красивыми лицами непосредственно в своем гостевом доме. Мужчина оказался человеком умным и сообразительным: внешний вид прибывших буквально кричал об их принадлежности к высшему сословию, поэтому много вопросов тот не задавал. А когда речь зашла о непосредственном местонахождении деревни относительно столичного дворца, то и вовсе повел в дом местного Молодого Господина Ким НамДжуна. Хозяином земель оказался красивый, высокий, добрый, а главное очень умный мужчина лет тридцати. НамДжун был наследником весьма значимого в государстве семейства, которое после смерти покойного Короля Пака Великого выехало из столицы, отказавшись от своего голоса и места в новом совете министров. Вернувшись в один из своих господских домов, он оставил королевские игрища, рассчитывая, что больше никогда не пересечется с лицемерными крысами нового Правителя. И вот, спустя два с лишним года, на его большой мягкой постели медленно умирает никто иной, как Король Пак Чимин. Невозможно было не узнать этого кукольно прекрасного мальчика, который в день коронации заливался скорбными слезами, пропитанными страхом и беспомощностью. Не зря говорят, что зло творится в молчании равнодушных. Нет смысла бояться своих врагов, всё, что они могут, так это убить. Друзья же, разумеется, способны лишь на предательство. Ни тем, ни другим Ким для Короля не был. Но его равнодушнее, молчаливое согласие позволило свершиться перевороту. Тот не винил себя в этом, пока на пороге не появился раненный, изнеможенный дворцовский страж, на руках у которого покоился «кто-то», завернутый в королевскую накидку, пока самолично не стал свидетелем гибели прекрасного цветка, от былой красоты нежного создания осталась лишь серая полупрозрачная тень. И вот теперь уже было сложнее оправдывать себя тем позорным — «один в поле не воин». Знал ли Ким, что именно происходит во дворце — да. Считал ли происходящее недопустимым — да. Сделал ли он с этим что-нибудь — нет. Вот и всё. Вот результат «чужого» равнодушия. И даже сейчас, он видит в глаза своего лекаря отблеск сомнительного неверия, бесконечного удивления и страха, видит в глазах стража мольбу, надежду и снова тот липучий страх. Они стоят втроем над безжизненным телом и молчат. Прекрасно всё понимают, знают, видят, но снова молчат. Обычное дело для «народа» не пересечься с Королем ни разу за всю свою или его жизнь. Люди не имеют ни малейшего понятия о его местонахождении, возрасте и даже внешности. Все слухи, доходящие до простого человека, имею просроченный срок годности в несколько месяцев, а то и лет. Они живут своей жизнью, и им всё равно, что там происходит наверху в поднебесье. Но для Господ — всё совсем иначе. У каждого свои цели и мысли на королевский счет, а также его судьбу. Все до одного точно знают, кто Король. Лекарь проводит осмотр во всё том же молчании. Только вот его молчание громче любого в комнате. Он часто вздыхает, глаза сужаются в линию осуждения, брови регулярно вздымаются, буквально ползут на лоб от каждого пришедшего в голову вывода, инструменты в руках не дрожат, но вот нижняя губа врачевателя подрагивает заметно. Бережные касания прекращаются, после долгой попытки уловить пульс у худого запястья. — Господин, у… — лекарь мнется, будто взвешивая все свои умозаключения, включая то самое, в котором никто из присутствующих не намеревается раскрывать личность больного, по крайней мере, не вслух, — у нашего гостя пробивается слабое биение сердца, но я уверен, что это ненадолго. Организм ослабший, возможно воздействие, — наконец, тот поднимает твердый взгляд сначала на своего хозяина, а потом переводит на путника, у которого уже озера в янтарных глазах, — хочу сказать, что органы, нервная система, мозг, всё тело в целом разрушалось сильнодействующим концентратом яда, название которого мне не известно, отчего и противоядие обеспечить я не могу.«Прозрачно и мутно: почему кто-то хочет остаться и так трудно расстаться».
Чимин очнулся лишь четверо суток спустя, и это, оказался, самый затяжной период его беспамятства. На удивление всех окружающих он чувствовал себя прекрасно, почти полностью здоровым. Поэтому тут же поделился этими новостями с добрым молодым Господином семейства Ким, врачом и самое главное с Тэхеном, который по неизвестным королю причинам вовсе не обрадовался услышанному. Пак списал это на неверие стража, а сам обратился с весьма необычной просьбой к хозяину дома. Чимин позволял себе улыбаться, даже тихо смеялся во время обеда, а потом закрылся в хозяйском кабинете и начал писать письмо. Было сложно понять, что именно он хочет сказать, ведь Паку не хотелось снова выглядеть жалким в глазах Советника. Ему хотелось открыться, довериться в этот единственный из многочисленных раз. Руки не дрожали привычным образом, поэтому Чимин остался довольным своим почерком. — Мой Король, вы не можете, просто взять и сдаться, вы не можете поступить так со мной. — Тэхен ворвался из ниоткуда, принося с собой утреннюю свежесть. — Это непросто, уж поверь мне, мой милый Тэ, мне очень не просто. Более того, я скажу, что мне страшно. — Тогда не нужно всего этого, просто … — Непросто, Тэ, это — непросто. Ты, наверное, уже устал слушать одно и то же. Но мне больно, Тэхен, понимаешь? Я не говорю о какой-то таинственной, мифической боли, нет. Я говорю о том, что мой живот скручивается, разрывается почти каждую минуту бодрствования, тело перетряхивает в жаре и ознобе, я задыхаюсь, забываю, плачу, корячусь, я хочу уснуть, но не могу. Мне больно, очень больно. Я терпел так долго, что вообразить сложно. Последние месяцев шестнадцать — ежедневная разрывающая боль. Когда я очнулся с тобой в палатке, я подумал, что умер. Было слишком светло, слишком холодно, но главным образом — слишком спокойно. А потом ты рассказал мне, как пожертвовал всем ради меня, поэтому я поклялся бороться до того момента, пока мы не вернемся, пока ты не окажешься в безопасности. Я надеялся, что мой титул позволит отблагодарить тебя. И вот мы подобрались совсем близко ко дворцу, так близко, что я словно слышу шепот тех министров, а это значит, что я, наконец-то, могу сдаться. Я просто устал и хочу покоя, Тэ, пожалуйста, прошу тебя, пожалуйста. — Я не смогу, нет, мой Король. — Голова стражника нервно мотала из стороны в сторону. Глаза бегали по умиротворенному личику, а внутри все сжималось от мысли, что возможно это их последняя встреча. — Оставь меня, мой милый друг. — Чимин… — Тэхен тянет обреченно самое прекрасное имя, едва слышно, но в этом выдохе звучит мольба, родившаяся в самых недрах преданного сердца. Ему не страшно за неформальный тон, ему страшно за Короля. — Хорошо, Тэхен. Тогда давай, я скажу кое-что известное всем в этом доме, во дворце, да… везде. То, что все знают, но так страшатся произнести вслух, — я умираю. Нет, не так… Совсем скоро я умру! Не знаю, что именно первым откажется работать сердце или разум, но свой скорый конец я чувствую на кончике языка, понимаешь?! Мы оба знаем, перед чем идет затишье, Тэхен, перед бурей. Я совсем молодой и, наверное, очень глупый в ваших глазах, но я знаю, что мне не могло полегчать ни с того ни с сего. Это всё проделки небес, мой друг. Просто мне дали время, чтобы вспомнить лучшие моменты моей короткой жизни, мне позволили проститься со всеми сегодня. Поэтому я умоляю тебя передать это письмо Чонгуку, потому что сам я просто не успею, понимаешь, Тэ? Потому что, стоя здесь перед тобой, ощутив с головой всю твою заботу и верность, почувствовав тепло твоего взгляда и сердца, я вспоминаю лишь Его. Представляю снова и снова его глубокие черные обсидианы и думаю лишь о том, что Он — самое лучшее, самое главное, самое важное событие в моей жизни. Прости меня, Тэ, пожалуйста, прости за всё это. Но я ничего не могу поделать с собой, никогда не мог. И ты, безусловно, — самый прекрасный человек во всём Великом Королевстве. Но я счастлив, что полюбил Его, а не тебя, это жестоко, прости меня. Но я так счастлив, что он иногда был рядом, смотрел на меня, разговаривал со мной. Я просто люблю Его. Вот, что действительно просто. — Чимин говорит чуть громче обычного, голос сбивается на надрывные всхлипы, но, несмотря на слезы, Король улыбается действительно самой счастливой улыбкой, той самой, причиной которой Тэхен очень хотел бы, но так и не смог стать за время их… дружбы. — Друг мой, последняя просьба глупого короля Пак Чимина, — поезжай во дворец, пожалуйста, и не жалей меня. Я хочу остаться здесь, чтобы ни Ты, ни Он не видели мой скорый конец. Чимин сам берется за запястье стража и аккуратно передает ему письмо. Медленно придвигается в плотную к «проигравшему», ведет руками по предплечью вверх, касается впалых щек, вытирает мокрые дорожки отчаяния разбитого мужчины, а потом невесомо целует в щеку. Тэхен с силой закрывает глаза, но прикоснуться в ответ себе не позволяет. Если он хотя бы на мгновение подастся искушению, то уже ни за что не отпустит хрупкого мальчика, как бы сильно Чимин не просил. Еще какое-то время он чувствует успокаивающие поглаживания на своем лице, на затылке, на шее, на плечах, последнее трепетное объятие, и Король ускользает, словно вода из рук. Когда Тэхен очнулся, то уже был в комнате один, как будто в мире тоже. Страж молниеносно, отчаянно рванул к своему отдохнувшему скакуну, не считая нужным проститься с гостеприимным хозяином. Ким просто взбирается на лошадь и устремляется прочь. Минуя деревенский рынок и главную площадь, он выезжает в сторону дворца. — Что ты там говорил, ммм? Ты, кажется, мечтал увидеть Его, коснуться, удостоиться поцелуя? Что ж, поздравляю тебя, Ким Тэхен, ты получил даже то, чего не мог себе и представить. Тогда почему ты всё еще не доволен, почему требуешь большего?«Прыгнул бы в эту реку, если бы не было человека, который не сможет согреться одинокой зимой».
Тэ очнулся, спустя несколько дней и ночей борьбы за жизнь. Чон погорячился, а потому молился, чтобы страж выкарабкался и опроверг письмо, точнее одну деталь, очень важную и болезненную. Как только Тэхен открыл глаза, то на него беспокойно накинулись две служанки, а позже явился и новый лекарь, который представился как Врачеватель Мин. Осмотр был подробным и тщательным, Тэхен даже ощутил в себе силы встать на ноги. Чон мельтешил перед глазами, но вопросов не задавал. Он побитым уличным псом ждал милосердного утешения, опровержения. Только вот у Тэхена нет того, что сможет помочь сохранить утихающий огонек надежды в «глубоких обсидианах». Но он совершенно не готов к разговору. Тэ не знает как, как ему помочь, как всё сказать. Как смотреть прямиком в глаза и не умирать от зеркального отчаяния. Перед ним ведь не просто человек, перед ним тот, кто буквально вверил Тэхену свою жизнь. Чон поверил стражу, пощадил, отдал на хранение свое сокровище, оставил «своего малыша». Тогда Тэ даже опешил от той легкости, с которой чуть пьяный язык советника пропел милое прозвище. И нет смысла ревновать к тоскливому взгляду, потому что Тэ прекрасно представляет, кого это, - быть влюбленным в трогательного Пак Чимина. Если у человека есть глаза, уши и душа, то сопротивляться чарам Короля просто на просто — бесполезно. Поэтому, нет, Тэ не ревнует, не имеет попросту права на это. Ведь Советник всё это время, каждый день и каждую ночь на протяжении двух с лишним лет рисковал всем, что имел, ради «своего мальчика». Делал это скрытно, не требуя взамен славы и почета. Но надеясь на то, что однажды сможет заслужить самую высшую награду. В вечер несостоявшейся пытки Чон искренне обрадовался тому, что теперь не одинок в стремлении уберечь Чимина. Он рассчитывал на неожиданно возникшую защиту от верного стража, будто чувствовал, что нечто важное ускользает у него из-под орлиного носа. А Тэхен подвел его, не справился, и теперь Чимин скорее всего уже уснул вечным сном, который постигнет и его самого, как только Чон всё узнает. Набравшись смелости, измучив себя угрызением совести, смирившись с утратой, Тэхен входит в прекрасный вишневый сад в поисках советника. Пробираясь вглубь сквозь туман и деревья он наконец замечает темную разбитую фигуру. Чон сидит на коленях у входа Королевской Усыпальницы династии Пак, его руки дрожат, но все же не перестают аккуратно перебирать лепестки засушенного вишневого венка с вплетенными королевскими цветами золотой розы. Его голова беспрерывно машет в разные стороны, отрицая происходящее. — Верните мне Его, пока еще не поздно, пока чуть-чуть осталось. Его нужно убедить, чтобы опять хотел жить. На этот раз я точно уберегу Его, клянусь, я всё сделаю. — Чоном двигала неизвестная сила, всё вокруг говорило об одном — Чимин мертв, но сердце полыхало надеждой. Никогда бы он не подумал, что будет вымаливать у предков и небес благословения, но вот он здесь, почти обезумевший выпрашивает второй шанс. — Господин Чон, — Тэ привлекает внимание советника, но тот больше не старается держать лицо или прятаться. Чонгук сломлен, только вот теперь не перед кем храбриться, теперь можно быть слабым, ведь нуждавшийся в его смелости и силе покинул его. — Тэхен, где Он, где мой мальчик? Пожалуйста, скажи мне, где ты его оставил. Армия вернулась под руководством нынешнего Главнокомандующего. Хосок, ты же знаешь его, вы же были из одного взвода, помнишь такого? Он вернул целую армию назад после того, как ты убил генерала Ли, пленил Короля и сбежал. Так звучит рапорт. Тэ, расскажи мне, что случилось, где Чимин? Почему он все еще не дома? Почему некому Хосоку удалось подавить панику, мятеж, отразить атаку наёмных убийц, нападавших далее бесцельно и неожиданно? Тэ, почему тысячи вояк сейчас залечивают свои раны в теплых домах с их семьями, а одного самого важного человека всё еще нет? — Если вначале монолога голос советника был тихим, сдержанным и звучал без угрозы, то к тому моменту как Чон развернулся к стражу, лицо оно полыхало войной. — Советник Чон, — Тэ осмелился поклониться в знак приветствия покаяния. Ему было страшно смотреть в глаза, но он всё еще помнил вид «дракона», поэтому заставил себя быть смелым и поднять лицо. — Чонгук, меня зовут Чон Чонгук, если ты не веришь Советнику Чону, то расскажи хотя бы Чонгуку, — и он стремительно направился в сторону стража, так быстро, что лейтенант невольно зажмурился, ожидая новых ударов. — Не знаю с чего начать, Господин Чонгук, — Тэ был в отчаянии, какую версию правды он может рассказать, какие тайны Короля должен сберечь? Если бы Ким знал содержание письма, было бы гораздо проще. — Тогда не начинай, просто отведи меня к нему. Он же не умер, верно? Ты ведь не убил его, а сам он… сильный, он выдержит, он дождется меня. — Я… — мысли стража отвлекали его от реального разговора. Всё, чего хотел Тэ — поступить правильно. Но откуда ему знать, как это проклятое «правильно»… Вот если бы он смог понять, чего действительно хочет Король. Если бы Чимин впустил его хоть на мгновение в свою головушку, то всё встало бы на свои места. А теперь… где ему искать ответы? — Спрятал его в надежном и безопасном месте, ты ведь простор сберег его, правда? — Чон снова плещет надеждой, он не слепой, видит же, что Тэ недоговаривает, а значит… значит шанс еще есть. — Господин, я передал вам письмо, это было последним пожеланием Короля, обращенным ко мне. — Он не хочет меня видеть? Не хочет, чтобы я вернулся в его жизнь, так? — Нет-нет, такого он не говорил… — Что, что же он тогда сказал, в письме нет ровным счетом ничего. — Ложь, но Чон верит, что всё же сможет услышать прочтенное вживую. — Просил передать письмо. — Тэ, где он? — Он… — Тэхен в состоянии паники ищет спасения, а Чон в тот же миг замирает, будто только сейчас позволил себе полностью осознать и увидеть действительность. Советнику хватает пары секунд заминки, чтобы озвучить голос окровавленного сердца: — Даже если так, я хочу знать, где Он!!! — срывается на крик Чонгук. — Я имею право знать! — Он вплотную подходит к Тэ, а потом прижимается к окаменевшему телу судорожными трясущимися объятиями. — Я должен попрощаться, — Чон припадает лбом к плечу, впервые ища защиты, — ведь мне не дали возможности сделать даже этого, пожалуйста… — а потом когда-то неприступная гора мужества, благородства, силы, смелости просто рушится на мелки камешки, оседая на колени. — Тэ, ты же не похоронил его на холме, он боится холода, его нельзя оставлять на растерзание ветрам. Лучше спрятать его в каменной укладке личной усыпальницы, мгм, да. Или в семейном склепе, всё же он любил отца. — Его плечи опали, а глаза заблестели в сиянии рухнувшей надежды. Он выглядел как тот самый осиротевший мальчишка, что старается скрыть боль и казаться взрослым, чтобы решить проблемы, которыми ему не положено заниматься в силу возраста, например, организовывать похороны. — Жив, он — жив! — Тэ выкрикивает это в последнюю секунду перед тем, как Чон окончательно потеряет себя. — Хм, — Чон кривит вымученной усмешкой, и Тэ даже не понимает, как могло всё привести к улыбке. Неужели увиденное ранее отчаяние и внутренняя смерть всего лишь часть устроенного Советником спектакля. Страж глядел во все глаза с промелькнувшим страхом быть так позорно обманутым, пока, наконец, не замечает, что Чон по-прежнему сгорбился, сидящим на земле. По щекам того катятся слезы, которые рождаются болезненным скрежетом в носу, плечи рвано, еле заметно вздымаются. Он просто не поверил. Чонгук принял это за ложь, за жалость, за попытку успокоить его, вот, истинная причина его неожиданной реакции. — Когда я покинул его, он еще был жив, — Тэхен быстро спускается на колени перед советником и хватает его за поникшие плечи, чтобы тот понял, Тэ не шутит. — Он прячется от… — Чон закусывает губы, боясь услышать ответ. До этого момента он даже не мог подумать, что основной угрозой для Чимина во дворце был именно он. — Он не захотел вернуться из-за меня? — Отчасти, — не осознано выдал страж. — Значит, да, — кажется теперь, всё стало только хуже. — Я сказал отчасти, — пытаясь спасти положение, перебивает Тэ. Он понял в ту последнюю встречу с Королем, что тот просто не хочет, чтобы Чон видел его умирающим. — Это одно и то же, Тэ, — выдыхает Чон, он вытирает грязной широкой ладонью свое лицо, возвращая внимание на драгоценный венок. — Он ненавидит меня? — ведь можно любить, ненавидя, и ненавидеть, любя, Чон точно знает, как тяжело быть рядом с ним. — Что, нет, конечно, он не… — Боится меня? — снова прерывает Советник, ему нужно знать, почему Чимин лишил его себя. — Да почему он должен бояться вас, — у Чимина должна быть тысяча и одна причина для этого, Чон уверен. Может, пожив вдали от дворца и Чонгука, тот понял, что так ему спокойнее и легче? — Тогда почему ты не смог уговорить его вернуться? — вопрос обращен к засушенным цветам, а звучит так, будто Чон уже дал на него ответ, и значит, его уже невозможно переубедить. — Я пытался, — Тэхену нужно время на размышления, но Чон задает вопросы слишком быстро, поэтому всё, что остается, так это быть честным. — Но он не захотел. Мой прекрасный Король не захотел видеть меня, вернуться ко мне. В конце концов, я не заслуживаю второго шанса, он поступил верно. Тут была поставлена точка. Чон медленно поднялся с колен в полный рост. После оставляет бережный поцелуй на венке и укладывает его на пьедестал с кубком вина перед семейным склепом. Его лица касается очень трогательная, но такая несчастная улыбка, что реветь хочется теперь Тэхену, потому что он уже видел точно такую же улыбку на лице Короля пару дней назад. Почему же в этом мире должно было случиться так, чтобы они оба полюбили друг друга, оба страдали, скрывая свои чувства, а в итоге и вовсе остались порознь в своем общем несчастье. — Спросите у него сами, — наконец, сдается Тэхен, пока Чон поднимает и его с колен. В эту секунду Тэхен понимает, — так он и должен был поступить с самого начал. Вот оно, — «правильное» решение. Чимин сейчас однозначно страдает, мучается и скучает по Советнику, и чтобы тот не говорил, он хочет встретиться вновь. Хочет, чтобы этот «дракон» спас его. — Тэ, — и снова этот неверящий обреченный выдох. — Собирайтесь, если успеем, то… — воодушевленно затараторил страж, теперь, когда решение найдено, им нет смысла медлить, ведь каждая секунда на счету. — Тэхен, я не… — глаза мечутся по лицу напротив в поисках доказательств, что это не глупая шутка. — Что, вам уже не хочется прощаться? — умудряется даже игриво улыбнуться Тэ, будто пытаясь подловить Чона на необдуманных словах. — Никогда не хотелось. — Чон выглядит серьезным, всё еще разбитым и печальным. Тут страж вспоминает, что это воссоединение не сулит «долго и счастливо, во веки веков, Аминь». — Мы едем? — уже Тише спрашивает Тэхен. — Я люблю Его. — вот так просто выдыхает Чонгук. Тэ в голове вспоминает страстное признание Короля, снова подмечая, насколько же они разные, но как одинаково сильно стремятся друг к другу. — Я знаю, — соглашается Тэ, потому что действительно верит в это. — А он? — Что он? — будто потеряв нить разговора, обрывает страж. — Он знает? — так же спокойно и просто спрашивает Чонгук. — С чего бы Королю доверять свои чувства простому стражу. — Я делал ему больно чаще, чем могло выдержать его сердечко. — Но вы сами сказали, что он сильный и дождется вас. Нам нужно торопиться, Советник Чон, Король заждался. — Мне страшно, Тэхен. Вдруг мой визит только усугубит его положение. — Поверьте, ему сейчас страшнее, если, конечно… — когда Тэ уезжал, Чимин слишком уверенно говорил о смерти, поэтому сложно было не поверить в это. — Он жив. — Да, если он жив, — соглашается с предположением страж, если, конечно, он жив… — Нет, я не спрашивал. Он жив, Тэ, я точно знаю. — Чонгук умудряется вернуть своему голосу уверенный тон, лицо его снова сквозит силой и надеждой. — Он сил… — Сильный, точно. — Продолжает Тэхен, мягко улыбаясь в лицо чужому второму шансу.