-Кто ты? Кто я? Пьеса без героя.
-Пьеса без героя, ничего не стоит.
©Куклы
Я задумчиво посмотрела на тёмную фигуру, одетую в чёрную куртку, держащую в руках небольшую сумку, контрастно выделявшуюся на фоне тускло освещённой улицы, и последовала за ней. Слабый свет тускло рассеивался в прохладном осенне-зимнем воздухе, создавая невероятную атмосферу, но будто напоминая о том, насколько же я больше не являюсь частью этого мира. Это я понимала также по девушке, что шла передо мной. На её голове была надета шапка факультета Рейвенкло. Да, я помню, насколько же она была тёплой. Эта дорога была мне знакома. Я шла, не теряя девушку из виду. Судя по погоде, на улице был ноябрь, улицы были уже покрыты лёгким ледяным налетом, а руки уже начали замерзать. Жалко, что перчаток нет. Странно, что холод чувствуют только руки. Ведь я одета в платье, совершенно не соответствующее погоде. Девушка продолжала идти, будто не замечая ничего вокруг, но изредка оборачиваясь и проверяя, не уронила ли она что-нибудь. Я обернулась, бросая взгляд на знакомое здание детского сада, оттуда уходили последние работники. А я лишь продолжала двигаться за девочкой, всё ускоряя темп. Наконец, мы добрались до двери в тот момент, когда она достала ключи и собралась открывать двери. Её лицо изменилось и она удивлённо посмотрела на меня, будто бы узнавая и пугаясь одновременно. — Почему ты меня преследуешь? — я была удивлена, что девочка меня видит, поэтому я растерялась и задумчиво сморщила лоб. — Как ты меня видишь? — Это что, глупые истории о призраках? — Нет. Я просто хочу с тобой поговорить. — А зачем тебе это? — И правда? Зачем мне говорить с самой собой, особенно если это сон. — Ты замёрзла? — я удивлённо посмотрела на неё, смотря, как снег медленно опускается на её волосы, выглядывающие из-под шапки. — Я же вижу, что да. У тебя все руки красные. Вот, возьми варежки, они должны подойти. Мне их бабушка связала. — да. Я знаю. — Правда? Они очень тёплые. — И как тебе не холодно в этом платье? — Я не знаю. Это странно. У меня замёрзли только руки. — Почему ты удивлена, что только я вижу странно одетую девушку, чем-то сильно напоминающую меня? — Кажется, ты только что ответила на свой вопрос. — И правда. — Как у тебя дела? — А тебе зачем это знать? — Интересно просто. — Да так. Школа, уроки, вот, с гитары иду. — Играешь? — Как видишь. — Можно я возьму на секунду? — А холод? — Он мне не страшен. — Я улыбнулась своей маленькой копии и взяла гитару. Пальцы шли по струнам, когда я начала петь одну из любимых песен своей бабушки. — Знаешь, это была любимая песня моей прабабушки. — Правда? И моей тоже. — Знаешь, это платье мне кое-какую вещь напоминает. Точнее, одежду из одного моего любимого сериала. — Великолепный век? — Как ты узнала? — Да так. Свои источники. Как твой аккаунт? Не забрасываешь? — Нет. Стараюсь. А я недавно книгу интересную прочитала. Про биографию Россини. — Здорово. — Ну ладно, мне пора бежать. Мама с папой будут волноваться. — и девочка, подняв гитару, побежала в сторону парадной. — Прощай, Лида.***
Я проснулась с ужасным настроением. Встав с кровати, я обессиленно опустилась на тахту и бросила взгляд на сад. «Это не мой мир. Я здесь чужая. Мой мир остался там— в двадцать первом веке. Я ничего не могу сделать. Я не одна из них. Я не госпожа, не султанша! Я обычный человек! И почему это до меня дошло только сейчас? Почему я считала, что могу исправить хоть что-то? Я слаба! Ничего я не могу сделать. Я дура, считавшая, что имею право распоряжаться чужими судьбами! Изменять мир и историю! Я строила планы, даже не думая, что просто не смогу их исполнить! Почему я так вообще подумала! Я просто хочу попасть домой! Мне не надо это всё! Я лишь хотела счастья! Зачем я придумывала голословные планы, не понимая, что я никто. Как там моя подруга говорила? Я никто и звать меня никак. Я даже от имени своего отказалась, приняв всё, как данность. Почему? Я не могла прожить спокойную жизнь, выполняя свои планы и мечты? Как я могла забыть свою семью, бабушек, брата, сестрёнку, подругу. Всё бросила, решив, что так и должно быть! Я ведь даже не знаю, умерла я или нет! Ненавижу! Себя, за пустые надежды и мечты! За то, что считала себя всемогущей! Проживу лет десять в этой реальности, и стану той, кто может влиять на что-то! Да нет, я не могу ничего сделать! И ничего не смогу! Я просто бессильна! Что я сделала? Просто ускорила смерть мужа Хатидже! Больше ничего! Умудрилась купить служанку? А что я могу сделать на самом деле?» — я расплакалась, упав лицом на решеточное окно. — «Мама, во что я превратилась? Почему я так спокойно всё приняла и рыдаю только спустя два года после попадания? Как я могла подумать, что всё в порядке! Да все в порядке, кроме меня! Я не могу жить в этом мире! Я лишь хочу вернуться домой.» — Сонай? Всё хорошо? — из мыслей меня вырвала Бейхан, видимо, зашедшая пару минут назад, которая заботливо смотрела на меня и взволнованно опустила руку на моё плечо. — Да, всё хорошо. — нет. Я поняла. Мои голословные планы были глупыми, но это не значит, что я не могу жить. Просто я должна продолжать, пытаться помочь, чем смогу. Я не хочу допустить, чтобы все в итоге вернулось в канон. Я уже попала сюда. Я не могу всё бросить! Если я не понимаю ничего в интригах и не могу что-то сделать, то советом и поддержкой я всегда смогу помочь. По крайней мере, могу помочь дверью. Ведь многим и правда нужна была поддержка. Но если честно, этот выброс эмоций был мне необходим. Он помог мне расставить приоритеты и протрезвил меня от ложных надежд и мечтаний. Ведь я не могу вернуться. И это так. — Просто немного было грустно. — Понятно. По-моему, улыбка куда лучше слёз. — Грусть тоже важна. Это выплеск эмоций, возможность переосмыслить себя, и настолько же важная вещь, как и смех. Иногда важнее бывает выплеснуть всё, чем хранить это в себе и потом сорваться. — Давай я зайду попозже? — Хорошо. — когда сестра вышла, я вытерла слёзы и подошла к кувшину с водой, налив себе немного. «Я не могу, но я буду.» — подумала я, выпивая второй стакан. — «Нельзя позволить себе скатиться в жаление себя. Смотри, ты же на данный момент даже счастлива? Правда, Сонай? А имя. Я от него не отказалась, но оно больше мне не принадлежит. Я не имею права себя так называть. Моё имя — Сонай. И я не госпожа, по крайней мере в душе, но я ей буду.» — я повернулась к своему заплаканному отражению и ещё раз вытерла слёзы.***
Вечером, лёжа на мягкой кровати, я всё размышляла о той истерике, которая произошла сегодня. Я продолжала пытаться понять, почему же это это случилось так поздно. Наверное именно из-за того, что я решила не привыкать к новой реальности, это и произошло. Я слишком много на себя брала вот и всё. Я сосредоточилась на ночной тишине. Как вдруг, я услышала чьи-то тихие шаги. Это была не Анна, хоть та и вышла пару минут назад на кухню. Эта девушка шагала практически бесшумно, и как бы я ни хотела, я ни разу не могла подловить её появления. А здесь были отчётливо слышны шаги. Стало страшно, но несмотря на это, я продолжила лежать на кровати, лишь закрыв глаза, я поняла, что допустила ошибку, когда притворилась спящей, ведь моё лицо накрыла подушка. Её прижали ко мне и начали душить. С лежачего положения было очень сложно сделать хоть что-то. Мои руки схватила чья-то рука, чтобы я не могла бороться. В голову пришла мысль: «Если не буду сопротивляться— умру!» Но я ничего не могла сделать. Воздух стремительно заканчивался, а в темноте я начала видеть белые точки. Неужели это конец? Но вдруг сознание начало проясняться. Яркий свет бил в глаза с неистовой силой. Буквально резал их. Чьи-то руки схватили меня за плечи и помогли приподняться. — К-кто э-то был? — даже сказать такую короткую фразу было тяжело, что уж тут говорить о чём-то. Я глотала кислород, пытаясь заставить голову перестать кружиться. Сконцентрировав взгляд, я увидела нападавшего. Это была молодая девушка, она лежала на полу, будто её ударили чем-то тяжёлым. Это доказывала небольшая шкатулка, которая была брошена рядом с ней. — Я ни в коем случае не хочу оклеветать Фюлане-хатун, госпожа, но эта девушка, — Анна кивнула головой в сторону бессознательной нападавшей — Была одной из самых верных её служанок. Я на всё ещё дрожащих ногах встала, и добралась до ящика, где хранила небольшую «аптечку.» Там было по мелочам. Бинты, иголки, нитки, йод (который пришлось делать самой и проверять на себе же), обычный и нашатырный спирт. Взяв с полки последний, я сама немного вдохнула едкий запах, а затем поднесла его к носу служанки. Когда та с громким кашлем, очнулась, я задала свой вопрос. — Отвечай, это Фюлане-хатун тебя подослала? — Да, госпожа. — девушка вся затряслась. — Убивать тебя я пока не собираюсь, но теперь ты обязана сообщать мне всё о Фюлане. Надеюсь, ты поняла меня? Одна осечка— и твоя голова полетит с плеч. Также Фюлане не должна узнать ни о чём. И ещё, если попробуешь убить меня ещё раз, догадываешься, что будет? — Да, госпожа. Простите меня, пожалуйста. Я даже не посмею… — Замолчи. Надеюсь на твой ум. Иначе придется объяснять известными методами. Уходи. — даже находясь далеко от дворца, эта дамочка умудряется ставить мне палки в колеса. Возможно, отпускать девушку было большой ошибкой, но и убивать было нельзя, ведь тогда Фюлане может подослать другого человека. — Госпожа, а что с Фюлане-хатун? — Анна села рядом, протянув мне стакан воды. — Этим пусть займется Айзере-хатун. — Айзере была одной из новых служанок, которые были у меня в услужении. Девушка была умна, но чаще всего она следила за обстановкой в гареме. — Я слышала, в саду развелось много змей. Убейте одну из них, а дальше дело за Умут-хатун. — А вот это была завербованная мной девушка из старого дворца. — Пусть положит Фюлане мертвую змею на подушку. Думаю, она поймет намёк. — То есть? — Не убивать. Мне не нужны лишние грехи. Своих достаточно. А вот напугать и показать, кто в этом противостоянии уже вышел победителем, надо. И убедитесь, что змея мертва. — я встала, и потушив свечи, отпустила Анну и забралась в кровать.***
— Госпожа, я понимаю, ночью вы пережили очень сильный шок, но именно сегодня вы не можете оставаться в постели. — Да? Почему? — Госпожа, приезжает Хюмашах-султан. — Сегодня? Ну почему именно сейчас? — я ещё не могла нормально сосредоточиться на обычных вещах, а ко встрече с родственниками вообще готова не была. — Сейчас. Подожди меня — я присела на кровати и начала расчёсывать волосы. Наконец, встав с кровати, на дрожащих ногах я дошла до зеркала и начала заплетать тугую косу. Проверила на наличие «петухов» и наконец собрала её в аккуратную высокую причёску, достала из сундука красивое платье и закрепила эффект парочкой украшений. После, присев на кровать, я выпила стакан воды. А ещё и Валиде просила поговорить с Хатидже. Если Хюмашах-султан приезжает сегодня, то как бы не случилось беды. Ведь если Хатидже сорвётся, то виноватой буду я. Поэтому я направилась к сестре, пытаясь успокоиться, чтобы с ней была возможность поговорить нормально. Наконец, я дошла до покоев Хатидже. Сестра сидела, читая какую-то книгу. Увидев меня, она отложила её в сторону и приветливо улыбнулась. — Здравствуй. — я присела рядом с сестрой и ещё раз постаралась успокоить до сих пор колотящееся сердце. — Я пришла с тобой поговорить. — О Хюмашах-султан? — Именно. Я вижу, тебе не нравится, что она приезжает. — Да лучше б она продолжала гнить в своем санджаке! — Хатидже! — Что! А мне после того, что она сделала в прошлый раз, желать ей всего хорошего и долгих лет жизни?! — Да уж. По-моему, сестра всё-таки должна это понимать. — Хатидже, послушай, ты можешь относиться к ней, как хочешь, но то, что ты говоришь такое, а особенно о своей тёте, является лишь показателем отсутствия твоего воспитания. Или твоей бескультурности. — Сона… — Дай мне закончить. По крайней мере, постарайся сдержаться. Ответственность за тебя перед матерью несу я. Если ты совершишь ошибку, то наругают меня. Тем более, в этот раз Хюмашах-султан не будет молчать, если ты оскорбишь её, и сразу же скажет всё повелителю. — А он поверит, конечно же, ей. — сестра тяжело вздохнула — тем более, у них ведь с отцом разница всего в год. — Если поверит, то это будет правильно. Так как тебе она ничего не сделала, а следовательно, тебе было не за что её оскорблять. — Ты права. Извини. Я постараюсь держаться. Но если она опять оскорбит маму, то я за себя не ручаюсь. — я посмотрела на сестру и подумала, как же она похожа на Михримах. Готова защищать свою мать до последнего. И чего тогда у неё с Хюррем были ссоры? Она же сама имела крайне отрицательный пример поведения, и могла понимать, что это неправильно — так себя вести. Видимо, слишком изменилась, или же во всем виноваты Ибрагим с Валиде? — Хорошо. Но если что, я постараюсь решить конфликт. Не влезай сразу же, как в прошлый раз. — Ладно. А вот приезду Лале я рада. Мы слишком долго не виделись. — Ну и хорошо. Хюмашах-султан должна приехать через пару часов. Я пойду проверю, готова ли Бейхан. Всё-таки, Фатьме ещё надо остаться в постели, а Шах ещё слишком мала, чтобы присутствовать на таких официальных встречах.***
Встречали «дорогих родственников» мы всем дружным османским табором, как я это обозвала про себя. А как иначе назвать то, что в самых больших покоях собрались: Сулейман, наша сумасшедшая тройка со мной во главе, Гюльфем с двумя детьми, ну и как вишенка на торте — Валиде. Семь человек на одни покои. Это ещё хорошо, что больше народу не собралось. Наконец-то госпожу проводили к нам. Все сделали почтительный поклон, даже Сулейман, но честно признаться, я не особо понимала именно женскую иерархию в султанской семье. Нет, примерно то все было понятно. Если брать период правления Сулеймана, то схема была такая: — Валиде — Хасеки — Сёстры и дочери Султана — и т.д. Но только вот понять, кто из последних был главнее — нельзя. И информации подобной не было нигде. В общем, осталась бедная я без знаний. Поэтому я избрала самый простой путь — следовать действиям большинства, тем более, Михримах в сериале кланялась и Хатидже, и Шах, хотя кто-то мне говорил, что это было лишь из-за того, что она должна была показать своё уважение, которое, кстати, впоследствии пропало. Но кстати, сериал поступил крайне некорректно. Хасеки был титул второй по значимости в гареме, а следовательно, либо сами султанши должны были кланяться Хюррем, либо же поклон должен был быть обоюдным, но уж точно не должно было быть так, как нам показали. Я это знала ещё во время просмотра, поэтому особых проблем мне это не доставляло. Но если я попала в сериальную реальность, то, возможно, хоть раз не придется гнуть свою спину. Отвлекшись от размышлений, я задумчиво окинула взглядом Хюмашах-султан. Передо мной была вполне молодая женщина. Она была довольно красива: правильные черты лица, чёрные волосы, аккуратно идущие по шее, тёмно-карие глаза, а завершало образ надетое на госпожу тёмно-синее платье. И всё бы было прекрасно, если бы не застывшая на этом прекрасном лице маска безразличия. — «А она чем-то взрослую Шах напоминает, правда ведь?» — подумала я, но всё же поняла, что ошиблась. У младшей сестры в сериале эмоции хоть как-то менялись, даже если это был гнев или раздражение. А у Хюмашах-султан выражение лица было как будто она приклеила его, и даже не моргала. А я ещё иногда Шах про себя бесчувственной называла. Воистину, все познается в сравнении. Женщина подошла к Сулейману, и ни капли не изменив выражение лица, поприветствовала его и обняла. Дальше пришла моя очередь. — Сонай, моя чудесная племянница. Как же я рада тебя видеть! — Я вас тоже, госпожа. — женщина притянула меня к себе для объятия. Валиде смотрела на меня, взглядом буквально приказывая, чтобы я обняла её в ответ. А я и без матери знала. Тем более, обнимашки я люблю. — У тебя всё хорошо? — Конечно, госпожа. Только недавно я очень сильно испугалась за Фатьму. Она сильно заболела, лекари давали очень разные сведения, вот и все. — я улыбнулась султанше и вернулась к сёстрам. И если Хюмашах-султан оказалась «ледяной королевой», то её дочь была совершенно другой. Девушка примерно моего возраста бросилась мне на шею, радостно крича моё имя и игнорируя, рассерженный взгляд собственной, и недовольный взгляд моей матери. — Лале, разве тебя настолько плохо обучили этикету? Может тогда не стоило нанимать стольких дорогих учителей, чтобы ты вела себя, как торговка на базаре? — Хюмашах была зла. Я отчётливо это видела. Да уж, не повезло девочке. Её определённо ждёт выговор. — Зайди вечером ко мне. Мы обязаны обсудить одну очень важную вещь. — сейчас султанша напоминала кобру. Сузившиеся глаза, тёмные одежды и небольшое украшение, спускавшееся двумя кольцами на затылок, отчётливо на это намекали. Да и женщина не только не повысила голос, но похоже ещё и зашипела для пущего эффекта. — Простите меня, матушка. Этого больше не повторится. Я просто очень соскучилась по Сонай. — Очень на это надеюсь, Лале. Очень. — я бросила взгляд на мать, будто мысленно задавая вопрос, и получив такой же молчаливый ответ, всё же решилась сказать. — Госпожа, позвольте мне пойти с Лале в мои покои. Мы с ней очень давно не виделись, а ещё Хатидже и Бейхан тоже могут пойти со мной. — Конечно, Сонай. Идите. — и сделав вежливый поклон, я вместе с дружной командой пошла в сторону своих комнат. Дойдя наконец до покоев, мы все расселись на диванах около окна. — Фатьма пошла на поправку? — Лале заботливо осведомилась о здоровье двоюродной сестры, — Я слышала, что болезнь была тяжёлой. — Да. Слава Аллаху, всё в порядке. — Бейхан успела ответить куда раньше меня. — Будем надеяться, что она скоро встанет с кровати. Пока лекари рекомендуют постельный режим. — видимо меня здесь решили игнорировать. — Я согласна с решением лекарей. Фатьме было очень плохо, поэтому, я тоже бы советовала полежать в кровати побольше. — к счастью, дальше разговоры шли уже на менее напряжённую тему. Подготовка к свадьбе Бейхан уже шла полным ходом. Ну кстати, положение родственниц султана в браке было куда выгоднее, чем любой другой женщины. Например, их мужьям запрещалось иметь других жён, кроме дочери султана или даже наложниц, и они практически во всём должны были подчиняться воле жены, не имея даже возможности развестись, так как если я правильно поняла, это было бы проявлением неуважения к султану. А вот султанша напротив, имела право развестись с неугодным мужем, получив на то позволение отца или брата, который вдобавок к разводу мог лишить бывшего зятя всех титулов и богатств. Помолвку зачастую совершали в совсем раннем возрасте невесты, а сама свадьба проводилась после завершения полового созревания— в 14-15 лет. Но иногда помолвка и заключение брака могли происходить и в один день. Брак заверял сам Шейх-уль-Ислам, представителем жениха обычно был визирь, представителем невесты — главный распорядитель гарема, он же и руководил свадебной церемонией. Обычно свадьбы дочерей султана были невероятно роскошными. Украшали весь город, запускали фейерверки, в гареме для невесты устраивалось празднование. Для своих дочерей султаны не жалели ничего: строили им дворцы, давали богатое приданое, которое в ходе празднования выставлялось напоказ в гареме. Таким образом демонстрировалось богатство и влиятельность самого правителя. Особенно ярким было празднование ночи «хны» — своеобразный девичник, когда в гости к невесте и к женщинам гарема приходили жёны визирей и прочих важных лиц. Они приносили подарки, всю ночь праздновали, а в день свадьбы принимали участие в свадебной процессии невесты, с которой та появлялась перед женихом. Важной традицией в ночь «хны» было украшение ладоней женщин узором из хны. В день свадьбы невеста ехала в карете, убранной тканью красного цветас двумя парами лошадей. Когда свадебная процессия подъезжала к дому жениха, там невесту уже встречали её нареченный супруг и главный евнух, которые сопровождали её в женскую часть дома. Мужчины и женщины праздновали по отдельности, к вечеру гости расходились. Но честно признаться, к личному моему сожалению, женщины в эту эпоху были лишь разменной монетой. Особенно султанши. Все браки в большинстве своем были договорными, для увеличения влияния родителей, и повышения должности жениха. Отец приехал пару дней назад, чтобы проверить, как мать приготовила всё к свадьбе. Уже через неделю должны были начаться празднования. Я уже медленно начала свою подготовку, например приготовила те платья и украшения, которые буду одевать. Была у меня такая черта характера, подготавливать всё заранее. Был уже поздний вечер, когда я вспомнила, что Валиде просила меня зайти к ней, чтобы обсудить пару вещей насчёт свадьбы. Поэтому я вышла из покоев и направилась к матери. За столь долгое время я прекрасно запомнила дорогу до её комнат, поэтому, даже не задумывалась о том, куда я иду. Как вдруг, я услышала что-то похожее на вскрик. Не знаю зачем, но я сразу же бросилась в ту сторону. Около одной из лестниц лежала какая-то женщина. Из её головы текла кровь, а рука была вывернута так, как будто была сломана. Только присмотревшись, я поняла, что это была Хюмашах-султан. Сначала я подумала, что она была уже мертва, но услышав полувсхлип женщины, я поняла, что ошиблась. Я обернулась, попытавшись увидеть хоть кого-то, даже позвала пару раз на помощь, но никто не откликнулся. Присев рядом с тётей, я в первую очередь задала вопрос: — Госпожа, вы меня слышите? — получив в ответ слабый кивок, я продолжила — Давайте. Я доведу вас до лазарета. — Аккуратно, стараясь не делать резких движений, я постаралась дать женщине возможность опереться, закинув её руку себе на плечо. Султанша была довольно тяжёлой, поэтому даже шаг было сделать очень сложно. На плечо мне лилась тёплая кровь. — Госпожа, вы помните, вы упали с верхних ступенек или с середины? — таким вопросом я пыталась понять, насколько тяжёлые травмы она получила в связи с падением. — Вроде бы с верхних — Хюмашах-султан медленно теряла сознание от потери крови, — Я даже не помню, как я поскользнулась или что-то вроде этого. — Хорошо. Госпожа, пожалуйста, постарайтесь остаться в сознании, пока я не смогу дотащить вас. — Сонай, не надо. Мне уже не помочь. Минута или две, и я потеряю сознание. — Постарайтесь. И госпожа, я вас здесь не оставлю. Как иначе я потом посмотрю в глаза Лале? — я сделала глубокий вдох и пошла. Несомненно, было тяжело, но с каждым шагом я обретала всё большую уверенность. Я знала, где находится лазарет, поэтому когда я поняла, что приближаюсь к нему, надежда всё больше росла во мне. Хюмашах-султан обмякла в моих руках в паре минут от дверей, но я знала, что она ещё жива. Втащив бессознательную женщину внутрь, я передала её в руки лекарей, и даже не стала отвечать на вопросы, просто села на кровать. — Госпожа, что случилось? — одна из лекарей подошла ко мне и передала стакан с тёплой водой. В ответ я пересказал всё, что знаю. — Хюмашах-султан пострадала сильно, но к счастью, вы принесли её вовремя. Мы приложим все усилия, чтобы спасти её. — Хорошо. Если понадоблюсь, то я буду у Валиде. — я вышла из лазарета и пошла к Валиде. И вновь моя дорога проходила через тот коридор. Вдруг, мой взгляд привлёк какой-то блеск на вершине лестницы. Я поднялась наверх и посмотрела на предмет, который отражал свет. Это была небольшая серёжка, но она точно не принадлежала тёте, хоть и казалась мне невероятно знакомой. Спрятав её в рукав, я отправилась к матери, и войдя в её покои, сразу же получила вопрос. — Это правда, что ты спасла Хюмашах-султан? — Да. Я так полагаю, слухи разошлись быстро? — Именно. Сонай, ты умеешь хранить тайны? — я посмотрела на мать, и вдруг в испуге прижала руку ко рту. Одной её серёжки не было на месте, но не это было самое страшное. Оставшаяся была полностью идентична той, что сейчас была у меня. — И кажется, ты уже догадалась. Я виновна в том, что случилось с твоей тётей. — Что? — я не могла даже представить, что будет ждать Валиде, когда султан Селим узнает об этом. — У нас произошла ссора, в ходе которой я случайно толкнула её с лестницы. Поверь, я этого не хотела. Видимо, тогда у меня слетела серёжка. Где она, сейчас не знаю. Я хотела спросить, твоя тётя говорила тебе что-либо про то, что случилось? Она это помнит? — Нет. И Валиде, ваша серёжка у меня. — я аккуратно отцепила её и положила перед собой. — Я не буду ничего говорить отцу. Позволите мне зайти к вам завтра и обсудить то, что вы хотели? Сейчас я бы хотела поддержать Лале. Ей, должно быть, очень тяжело. Всё же она переживает. — я передала матери серёжку, и поклонившись, вышла из комнат. Лале уже сидела в лазарете, взволнованно теребя платье. Увидев меня, она вымученно улыбнулась и предложила сесть. — Сонай, спасибо. Ты её спасла. — девушка вновь грустно посмотрела на меня, и вдруг резко всхлипнула. Я прижала её к себе, как часто делала со своими сёстрами. — Лале, всё будет хорошо. По крайней мере, лекари говорят, что она выживет. — Надо надеяться. Почему ты её не бросила? Я уверена, тебе было тяжело тащить её до лазарета. — Как я могла? Я же видела, что если б я оставила твою мать, то она бы погибла. — Сонай, возьми это пожалуйста. — и Лале сняла со своего пальца кольцо в виде бабочки, и положила мне его в руки — В качестве благодарности. — Послушай, это же очень дорогой пода… — Это малейшее, чем я могу отплатить тебе за то, что ты спасла маму. — Лале, мне не нужна благодарн… — но кузина вновь меня перебила. — Забирай. Оно тебе куда больше пойдет. И не пробуй отдать его обратно. — Хорошо. — я сдалась. Это было глупо, спорить, когда мне уже отдали кольцо. Оно было крайне красиво. Несмотря на то, что я любила небольшие кольца, это привлекло моё внимание. Мотылёк был настолько детален, что некоторые даже могли бы принять его за настоящего. — Спасибо. — девушка потянулась обнять меня, и неуклюже свалилась мне на колени. — Прости. Я не специально. — Всё в порядке. И не переживай. Она поправится. — я всё же аккуратно приобняла двоюродную сестру и позволила ей хоть капельку расслабиться. Прошла неделя, и практически выздоровевшая Хюмашах-султан решила уехать вместе с Лале, не дожидаясь свадьбы Бейхан. Случай так и остался неразрешенным. Ну, или правильней сказать, замятым. Нашли девушку, которая мыла полы в том месте, и выставили её виноватой. Точнее, выставила Валиде. Отец рвал и метал, и девушка была наказана сорока ударами плетью. К моему личному счастью, это не стали делать публично, иначе, возможно, я либо бы раскрыла правду о том, кто это сделал, не выдержав криков бедной девушки, либо бы просто потребовала прекратить наказание и выставила бы себя в плохом свете. Но всё равно мне было тошно. Формально, я была одной из соучастниц, ведь я знала всё, но молчала. За день до отъезда тётя зашла в мои покои. — Сонай, я пришла тебя поблагодарить. Возможно, если бы не ты, я бы была уже мертва. — Госпожа… — я хотела сказать что-то, но она меня перебила. — Ты не против погулять со мной немного по саду? Лекари говорят, что мне полезен свежий воздух. — Конечно. Пойдёмте. — я понятия не имела, зачем она позвала меня с собой, тем более сейчас, перед отъездом. Но спорить не стала и спокойно пошла с женщиной. Выйдя на улицу, я заметила мать, стоящую у входа. Она точно кого-то ждала. Когда мы подошли к ней ближе, она поклонилась тёте и начала разговор. — Госпожа, зачем вы меня позвали в сад, и тем более, зачем здесь моя дочь? — Айше, я не могу долго стоять. Пойдемте, сядем в беседку. — мы обе послушались приказания женщины и переместились в более удобное для неё положение. — Ну так что? Зачем вы нас позвали? — Хотела поговорить. — тётя ненадолго прикрыла глаза. — Я прекрасно помню, что случилось в день, когда я упала. И прекрасно знаю, кто это сделал. — Мать от испуга широко раскрыла глаза, будто надеясь, что это была ложь или галлюцинация, но женщина не дала ей начать, — Но повелителю я рассказывать ничего не собираюсь. — Что? — Валиде уже второй раз удивленно посмотрела на неё, будто не веря тому, что сказала тётя. — Именно. Знаешь, Айше, за то время, что я лежала в лазарете, у меня было очень много времени подумать. Я поняла, что во многом была неправа. Как по отношению к тебе, так и просто в своём отношении к миру. В основном, мне в этом помогла твоя дочь. — теперь уже мне пришло время изумляться — И ты, и она прекрасно помните, что произошло несколько лет назад, и Сонай была бы в своем праве сказать, что либо она нашла меня уже мёртвой, либо просто сообщить повелителю, что не видела меня. Но твоя дочь самостоятельно довела меня до лазарета, несмотря на то, что я всё время уговаривала её меня бросить. И это твоё воспитание, Айше. Я тебе благодарна. И я обязана перед тобой извиниться. Многие мои слова были неправильны и обидны. Я никакого права не имела говорить, что ты никто и не ровня мне, даже если ты родила шехзаде. Ведь это не так. Просто я этого не понимала. Я надеюсь, ты сможешь меня простить. — султанша встала и, к огромному удивлению для меня и матери, поклонилась ей, а затем обратилась ко мне, — Сонай, ты не против ещё немного погулять со мной? — Нет, госпожа, не против. — Я была ещё в шоке, поэтому, просто проследовала за тётей. — Я хотела поговорить с тобой вот о чём. — женщина улыбнулась мне и продолжила — К сожалению, все твои братья умерли в младенчестве, а я не уверена, что появятся новые наследники. Поэтому я подозреваю, что следующим султаном станет Сулейман. И послушай, ты видела моё поведение, и видела, к чему оно привело. Я уже сказала, что лёжа в постели, я очень много думала. И одна мысль пришла мне в голову. За титул султанши и твоей матери, и, например, Гюльфем-султан, пришлось бороться. А что мы сделали, чтобы заслужить его? Просто родились в семье султана? Но почему же мы тогда считаем себя особенней тех, кто приложил усилия, чтобы получить это место «счастья» и говорим, что они не имеют на него никакого права? Знаешь, я слышала о твоей недавней ссоре с Фюлане. И доходили даже слухи, что она тебя избила. — Да, это так. Только ситуация была сложнее. Я никогда её не унижала, не указывала на её место или что-то вроде этого. Но я допустила ошибку и позволила себе играть на материнских чувствах. А на следующий день Фюлане потеряла ребёнка. Вот и всё. — Понятно. Послушай, я тебя попрошу лишь об одном. Никогда не враждуй с наложницами и жёнами своего брата. Это бессмысленная затея. — Хорошо, я поняла вас, госпожа.***
Свадьба Бейхан уже прошла. Был примерно 1510 год. Но если я не ошибаюсь, скоро должен был быть уже одинадцатый. Была зима. На самом деле, в Турции в это время года очень мягкий климат. Конечно, всё-таки одеваться надо было тепло, но стандартно, температура была примерно от шести до восьми градусов. Ну, а я вообще была человеком, любящим комфорт и тепло, поэтому единственным спасением для меня оставались меха. В сундуках я всё же нашла зимние платья, они были из более плотной ткани, а также рядом с ними лежали меховые накидки. Одна лежала в стороне, и я практически сразу догадалась, что она была соболиной. Насколько я знала, такие накидки имели право носить только сам султан и члены его семьи, да и там обычно они дарились на какие-то очень важные праздники, например, как заключение никяха кем-то из ближайших родственников или что-то вроде подобного. Поэтому я отложила зимнюю одежду в более близкое место и легла спать. 1505 год. Трабзон. Эта зима началась для нас с трагедии. В одно утро Фатьма почувствовала себя плохо, а в тот же вечер стало плохо и нашему брату Орхану. И только на следующее утро лекари смогли сказать, что это была оспа. В тот же день всем было запрещено видиться друг с другом. Осматривали всех, в том числе и меня. Дни шли бездумно, я еле спала, от постоянного волнения за брата и сестру. В один из дней, случилось осложнение, и лекари были уверены, что Фатьма умрёт, но на следующее утро её жар спал, и даже исчезли все последствия, но вот Орхан ту злополучную ночь не пережил. Фатьма особо тяжело переживала смерть близнеца. Практически не выходила из комнаты, вечно плакала, носила траур даже когда его сняла Валиде. Однажды у нас с ней состоялся разговор: — Я решила, Сонай. Я не буду больше носить траур. Орхана это не вернёт. — Я рада, что тебе наконец-то стало лучше. — Это правда. Знаешь, а ведь он хотел, чтобы я жила. — сестра покачала головой и уткнулась мне носом в плечо. — Правда? А что случилось? — Орхан куда легче переносил болезнь. Я уверена, если бы он не хотел помочь мне, то выжил бы, а я умерла. — закончив эту фразу, Фатьма слезла с моих колен и выбежала из комнаты. Я встала с кровати, практически сразу закутавшись в тёплое одеяло. Сегодня температура была чуть холоднее, чем обычно, поэтому, я порадовалась, что вчера всё же нашла зимние вещи. Переодевшись так, чтобы не умереть от холода, я готова была заняться делами, как вдруг в комнату ворвалась заплаканная Фатьма. Она сразу же бросилась мне на колени, не прекращая плакать, и уткнулась лицом мне в плечо. — Фатьма, солнышко, что случилось? — сестра всхлипнула и отвернулась. — Мы поссорились с мамой. Она говорит, что султанши не должны заниматься такими вещами, как рисование, а я сказала, что я тоже человек и могу заниматься тем, чем хочу. — пока это походило на обычную ссору. Знала бы я, как ошибалась. — Мама очень разозлилась, дала мне пощёчину и сказала, что лучше бы умерла я, а не Орхан. — сестра снова уткнулась в моё плечо и заплакала. — Что?! — вот сейчас я была уже в ярости. До этого сон не принимал никакого значения, но тут, ночью, я своими глазами видела, как сестра плакала от смерти Орхана, а сейчас родная мать сказала ей такое! — Сестрёнка, подожди меня немного здесь. Я очень скоро вернусь. — и я буквально сорвалась с места, не слушая уговоров Анны, которая пыталась убедить меня не совершать глупых поступков и хотя бы чуть-чуть успокоиться. Я буквально ворвалась в покои матери, не забыв сделать быстрый и резкий поклон. — Сонай! Почему ты так врываешься? — Валиде, простите, но я вас не понимаю. Мы все знаем, как Фатьма переживала из-за смерти Орхана. Она переживала даже сильнее вас. Да как вы даже подумать о такой фразе могли? — Как ты смеешь так со мной разговаривать? Прекрати сейчас же! — Валиде, вы неправы, как же вы не можете это признать! — я распиналась перед матерью, пыталась ей донести хоть каплю своего возмущения и злости, но лишь разозлила её. — Всё. Я так больше не могу! Ты уезжаешь, Сонай. И не возвращайся, пока я тебе не прикажу! Сейчас же собирай вещи! — женщина была раздражена, и видимо, именно слишком наложившиеся эмоции заставили принять её такое решение. — Ты слишком плохо влияешь на своих сестёр! — Как прикажете, мама. — я улыбнулась. У неё не осталось аргументов. Вернувшись в комнату к сестре, я присела к ней и грустно улыбнулась. — Я уезжаю. — Это мама тебя высылает? — Фатьма снова обняла меня, устроившись рядом. — Да. Но не переживай. Ты же знаешь, я тебя не брошу. Даже если я уеду больше, чем на несколько лет, я всегда буду о тебе заботиться. — и отведя сестру в её покои, я приказала Анне собирать вещи. Все, кроме матери, вышли меня провожать. Забираясь в карету, я бросила взгляд на Фатьму, которая держала за руку Шах, не давая ей побежать за мной. Может, не стоило спорить с Валиде? Всё же это обернулось мне отъездом, но несмотря на такие мысли, я отвернулась от сестёр, хотя сама, как только небольшая дверца захлопнулась за мной, прижалась к решётчатому окну лицом, чтобы увидеть их и смахнула слезы, которые градом катились по моему лицу. — Госпожа, не плачьте. Я уверена, Айше-султан очень быстро вас простит, и вы вернётесь домой. — Анна пыталась успокоить меня, как могла. Но несмотря на это, я лишь продолжала плакать, смотря на отдаляющийся дворец. — Надеюсь. Но я не могла представить, что всё так будет. — я легла на мягкое сиденье, засыпая. Выйдя в нужное время из кареты, я бросила взгляд на дворец и, переодевшись, направилась к конюшне. Тут моего появления конечно же не ожидали, поэтому я практически сразу направилась к нужному стойлу. Грива лошади приобрела белый цвет, но она осталась практически такой же. Правда стала куда взрослее. Ну, это было понятно. Мне сейчас было уже восемнадцать лет. А на момент появления Мелодии в моей жизни, мне было шестнадцать. Удивительно, как быстро прошло это время. Рядом раздался знакомый голос: — Рад вас видеть, госпожа, — Ахмед приветливо улыбался, держа в руках разные щётки для чистки лошадей. — Надеюсь, что вы не разучились за это время ездить. — Я тоже — я вдруг засмотрелась на его лицо, немного грязное, но при этом такое родное и улыбчивое. — Ну что же, вы хотите сегодня позаниматься? — Скорее нет. Я очень долго ехала, поэтому сейчас я хотела бы просто отдохнуть. — Может, вы хотите немного погулять? — Да, я думаю, что это не будет слишком утомительно. — улыбнувшись ему, я первая прошла к выходу. Мы гуляли около леса. Я счастливо улыбалась, чувствуя, как в душу приходит лёгкость и покой. — А откуда ты? — Да так, мы жили неподалеку от Дуная. Там было очень красиво. — парень буквально ушел в воспоминания — А ещё у меня сестра была. Такая маленькая, ей лет шесть было, когда нас забрали, — его лицо погрустнело, и он отвернулся, — Нас распродали неизвестно куда. Я ведь до сих пор мечтаю её найти. Только вот не могу. Это отвратительное чувство. Думаю, вы понимаете, что это такое — желание защищать младшую сестру. К сожалению, это больше невозможно. — он протянул мне руку, помогая перелезть через упавшее дерево. — Мне легче с лошадьми. Они добрые, а ещё куда честнее людей. — В этом я с тобой согласна. Люди лгут. И это бывает очень часто.***
Шёл уже год с того момента, как Валиде сослала меня в Бурсу. Сулейман чем-то насолил отцу, поэтому у него начались «галопы по санджакам». Мать приняла решение, что Хатидже отправится с ними, а вот остальные сестры, кроме Бейхан, которая спокойно жила далеко от всех проблем, поедут в Топкапы. Поэтому Фатьма и Шах отправились в столицу. Однажды, после очередной тренировки с Ахмедом мы отводили лошадь в конюшню и просто разговаривали. — У вас всё лучше получается, госпожа. — главное, что мне нравилось в Ахмеде — это его честность. Он был добр, и с ним мне всегда становилось легко, хоть я и думала, что это лишь из-за того, что мы с ним хорошо общаемся. Но однажды, я начала подмечать, что замечаю многие моменты, на которые не обращала внимания раньше. Например, на самом деле его волосы были не русые, как мне показалось в самом начале, а рыжие. Карие глаза, когда я успевала поймать их до того, как он опускал взгляд, светились радостью и добротой. Я буквально тонула в них. Молчание затянулось, и я смущённо улыбнулась, чувствуя, что краснею. Это невозможно. Я не могла в него влюбиться. Да даже если и могла, то наш союз был бы просто невозможен. Я отвернулась, и пробормотав какую-то чушь, бросилась во дворец, ближайшие месяцы стараясь даже не пересекаться с ним. Но чувство не пропадало. Наконец, я всё же решила спустя это время продолжить заниматься. В тот момент, когда мы пересеклись у конюшни, я предложила ему прогуляться. Мы остановились у небольшого пруда, когда вдруг он начал говорить. — Госпожа, вы можете приказать казнить меня, но всё же, сначала я признаюсь. Даже мысль о том, что я могу находиться далеко от вас, мучает меня. Я приму что угодно, сделаю всё, чтобы сделать вас счастливой. Я понимаю, что мы не можем быть с вами вместе, но всё-таки скажите мне, вы чувствуете тоже самое, что и я, или нет? — такая своеобразная исповедь была трогательной и невероятной. — Да. Чувствую. Но ты же понимаешь, мы никогда не сможем быть вместе, а если мой отец узнает о наших чувствах, то тебя скорее всего казнят, а меня просто скорее выдадут замуж. — Да. Я понимаю. Наверное, нам всё-таки стоит держаться друг от друга подальше.***
Разлука была тяжёлой, но несмотря на это, мы старались держаться. Начался второй год ссылки. Несколько дней назад в Бурсе был сильный пожар, в основном, он затронул кварталы бедняков. Жертв было много, а из окон дворца превосходно было видно обгоревшие дома, деревья, а ещё, в воздухе был её запах. Запах смерти. Наверное, для меня он навсегда останется запахом обгорелых тел, древесины и чёрного, будто показывающего свою дьявольскую природу, дыма. Анна вышла на балкон, видимо, не найдя меня в комнате. — Сколько погибших? — уточнила я у девушки, поскольку приказала именно ей узнавать все сведения об этой трагедии. — Много. В основном, это дети, — в этот момент я скорбно посмотрела в небо, — женщины и старики. Многие были слишком слабы, чтобы выбраться из задымленного помещения, или просто задохнулись. Очень много людей потеряло свои дома. Также, пожар затронул многие поля, так что город, а точнее, бедная часть его населения будет голодать. — Проблему с местом жительства надо решать в кратчайшие сроки, пока не наступила зима, а то многие могут просто замёрзнуть на улицах. — буквально сразу же пришла эта мысль, которую я не постеснялась озвучить. — Госпожа, но как это сделать? — Лучше всего построить здание, где можно будет прожить всю зиму. Оно не должно быть большим, но при этом должно быть тёплым. Также начать ремонт строений, пострадавших от пожара. — я взяла бумагу и написала то, что сказала сейчас, правда в более официальной форме. — Эту бумагу надо отдать Бехраму-аге. А он уже передаст её Ибрагиму-эфенди. — Это был один из талантливейших архитекторов империи на данный момент, поэтому я посчитала, что именно ему, так как на данный момент он проживал в Бурсе, можно доверить это дело. — Также, если наступит нужда, надо открыть кладовые дворца для обычных людей. — Госпожа, простите, но я не уверена, что повелитель позволит вам использовать казну, даже если это для блага народа. — Я не собираюсь использовать её. Средства на строительство пойдут из моих денег. — Хорошо, я вас поняла. Бехраму-аге письмо будет отдано уже сегодня. Работа уже продвигалась, когда мне пришло письмо сразу от троих человек. От отца, Фатьмы и, к моему удивлению, от Шах. Поэтому я решила начать именно с неё. Внутри детским, неразборчивым и ещё корявым почерком были написаны невероятно тёплые слова: Здравствуй. Меня недавно научили письму, поэтому я впервые пишу тебе сама, а не прошу Фатьму дописать пару строчек к её собственному письму. Наверное, сложно сказать, как я скучаю. Фатьма мне не верит, но я правда помню, как ты играла со мной, как иногда укладывала спать, читала сказки, а ещё пела колыбельные. У тебя такой чудесный голос! А ещё, недавно мы с Фатьмой попросили отца, чтобы ты приехала к нам. Он сказал нам, что подумает об этом! А ещё, во дворце такой красивый сад! Ты не представляешь!Надеюсь, что до скорой встречи.
Твоя сестра.
Я отложила письмо и перечитала все остальные. И если в письме Фатьмы была примерно та же информация, то отец предлагал мне приехать в столицу. Я счастливо улыбалась, позволяя напряжению, которое преследовало меня на протяжении долгих месяцев, спасть. Приказав Анне собирать вещи, я вдруг поняла, что мне необходимо перед расставанием увидеть его. Быстрыми шагами я бежала к конюшне и, войдя внутрь, прошептала Ахмеду: — Я уезжаю. Скорее всего, мы больше не увидимся. — в ответ на это парень тяжело вздохнул и посмотрел на меня. — Госпожа, молю вас. Я понимаю, мы с вами и думать не имеем права о том, что мы можем быть вместе, но просто быть далеко от вас, не зная даже ничего — для меня самая худшая пытка. Позвольте мне отправиться с вами. Тем более я думаю, что вы захотите взять с собой Мелодию, а она, как вы знаете, никого, кроме вас, к себе не подпускает. — Я. — этот выбор был сложен, невероятно сложен, но я поняла, что не смогу отпустить его. — Хорошо. — Тогда я буду готовить Мелодию к переезду. — Улыбка коснулась его губ, когда я вышла из конюшни, оглядываясь по сторонам, чтобы никто не заметил нашего разговора, и моей глупой, влюблённой улыбки. В Османской империи женщинам запрещено видиться с мужчинами, а мужчинам даже смотреть на представителей семьи султана нельзя. Именно поэтому Ахмед опускал взгляд, хоть иногда я и ловила его на том, что когда я отворачиваюсь или ухожу, он подолгу смотрит на меня. Я залезла в карету и села на мягкое сиденье, поймав направленный на меня заинтересованный взгляд Анны. — Госпожа, где вы были? — Да так, ходила на конюшню. — Простите меня за дерзость, но мне кажется, или вы влюблены в того конюха? Ахмеда, если я не ошибаюсь? — Да. Ты права. Это так заметно? — Нет, но вы много времени проводили в конюшне, а ещё я видела пару раз ваш влюблённый взгляд. — Только ты молчи об этом, а то… — Госпожа, как вы могли даже подумать о том, что я могу так сделать? — Хорошо. Извини меня. Надеюсь, с моим отъездом строительство не приостановится? — Нет. Я передала все нужные указания насчёт кладовых, и ваших планов по строительству Бехраму-аге, а он проследит за всем этим. — Ну и хорошо. — карета ехала уже несколько часов. Скоро я буду в Топкапы…***
Вышли встречать меня сёстры. Они были рады моему приезду и практически сразу, как я вылезла из кареты, меня бросилась обнимать Шах. Девочка теперь была мне чуть выше пояса. Она схватилась за меня крепко, не отпуская. — Я так по тебе скучала. — я присела на колени перед младшей сестрой и крепко прижала её к себе. — Ты всё-таки приехала! — она была настолько рада, что когда я наконец разорвала объятия, сразу же схватила меня за руку. Фатьма подошла ко мне, весело улыбаясь. Положив мне голову на плечо, сестра оторвалась через секунду, позволяя мне рассмотреть её во всей красе. Когда я уезжала, Фатьме было одиннадцать лет, а сейчас ей было уже тринадцать! Подумать только, как же быстро течёт время. Да и мне скоро стукнет двадцать лет. Уже через год должен появиться Мустафа. — Какая же красивая ты стала. — сказала я сестре, наконец отойдя от лёгкого шока, — Наверняка уже много мужских сердец покорила? — А ты? Нашла уже красивого бея в Бурсе? — Сестра заливисто рассмеялась, будто бы точно доказывая мне, что она становится той Фатьмой-султан, что была в каноне. Хотя, всё же она была куда спокойней, чем та — знакомая мне оригинальная Фатьма. — Да нет. — «только конюха» — подумала я, а в ответ лишь сказала, — Никого ещё не нашла. — Ну и хорошо. Мы покажем тебе, куда идти, а потом повелитель просил тебя зайти к нему в покои. — Конечно. — я посмотрела на этот величественный дворец, который разительно отличался от уютной Бурсы и небольшой Манисы. Он буквально показывал величие его владельцев, богатство и изящество проживающих внутри людей, но также стены этого дворца были пропитаны кровью. Слишком сильным её обилием. Мы вышли в сад, где Фатьма начала показывать мне его разные части. Сестра продолжила рассказывать мне о саде, а я просто слушала. И отдыхала. Наконец, дойдя до покоев, где я должна буду жить ближайшее время, я привела себя в порядок и отправилась к отцу. — Повелитель, — я поклонилась ему и, получив кивок, выпрямилась. Подойдя к султану, я поцеловала его руку и снова, с позволения отца села рядом. — Сонай, дорогая, сколько же лет я тебя не видел. Ты стала такой красавицей. — видимо, отец был в хорошем настроении. — Спасибо, повелитель. — Я слышал о недавнем пожаре в Бурсе. А также о твоих действиях после него. Я только одной вещи не понял, почему ты не воспользовалась казной? — В моем случае, это могло бы считаться кражей. Тем более, если бы я всё же решила бы её использовать, то мне нужно было бы спросить разрешения у вас. Письма идут долго, а к сожалению, действовать надо было немедленно. Зима наступает уже через месяц, а многие люди, потерявшие свои дома, просто её не переживут. Поэтому я и использовала свои деньги и приказала как можно скорее построить здание, в котором все, кто потерял свои дома могут укрыться от холода. Там всегда будет горячая еда и возможность пережить хотя бы холодную ночь. — Ты помнишь наш разговор? О том, что ты вполне могла бы хорошо управлять санджаком? Так вот, сейчас я в этом убедился. Когда я буду уже старым и пойму, что умираю, моя последняя воля будет передана сыну. И это будет указ о твоём назначении. — Повелитель, чем Сулейман вас прогневал? — Ничем. Скорее уж в этом виноват я. Знаешь, ведь всех шехзаде называют львятами. А султанов следственно — львами. Но есть одна проблема. Рано или поздно, львёнок вырастает и убивает старого льва, чтобы занять его место. Таков порядок. Устой, традиция, называй это как хочешь, но суть не изменится. Рано или поздно один заменяет другого. А я не хочу, однажды увидеть в глазах своего сына желание убить меня. Я понимаю, это паранойя, но всё же, это так. Пусть он думает, что впал в немилость, но будет пока подальше. — Я вас поняла, повелитель. Разрешите мне уйти? Я немного устала с дороги. — Хорошо, Сонай. Иди. — я вышла из покоев отца. Возвратившись в покои, я присела на кровать, и открыла случайную незнакомую мне книгу. Там, на форзаце, аккуратным, знакомым почерком отца было написано: Быᴛь δ᧐ᴦᥲᴛыʍ ᥙ ᥙʍᥱᴛь ʍн᧐ᴦ᧐ дᥱнᥱᴦ — нᥱ ᧐дн᧐ ᥙ ᴛ᧐ жᥱ. 𐌿᧐-нᥲᥴᴛ᧐ящᥱʍу δ᧐ᴦᥲᴛ ᴛ᧐ᴛ, κᴛ᧐ уд᧐ʙ᧘ᥱᴛʙ᧐ρᥱн ᥴʙ᧐ᥱй жᥙɜнью.