***
Год проходил очень быстро. Прогулки по саду с сёстрами, тайные встречи у Босфора с Ахмедом, вечерние разговоры с отцом, чтение книг. В один из дней я сидела с Шах на балконе. Мы читали какую-то книгу. В этот момент ко мне пришла Анна, передав письмо из Манисы, куда был возвращен Сулейман. — Ну что там? — Шах залезла мне на колени, и ухватилась за руку, удерживающую письмо. — Мама пишет. У нас родился племянник. — я улыбнулась своим мыслям. Всё же маленький Мустафа был невероятно милым. — Племянник? Как Мурад и Махмуд? — Да, именно как они. — А почему ты тогда так задумалась? — Она попросила меня приехать на имянаречение. — То есть, ты опять от нас уезжаешь? — Я не думаю. Скорее всего, я останусь там на несколько недель, а потом вернусь. Я не могу оставить вас. — «А так же Ахмеда» — пришла мне вдруг в голову мысль. — Ну тогда я спокойна. — она прижалась ко мне, и мне вдруг подумалось, что с другими она ведёт себя не так. Даже когда мы сидим втроём, я, Фатьма и Шах, она умудряется скрывать свои эмоции. Видимо, всё же характеры и привычки сестёр мне не поменять. Радовало лишь одно—то, что она так тепло общается хотя бы со мной. Видимо, она считает, что только со мной может быть тем, кем является, то есть ребёнком. Удивительно, как четырёхлетний ребёнок мастерски умудрялся закрывать себя и свои эмоции от других. Я этому не научилась и к двадцати. — Ладно. Всем детям уже пора спать. — Я не ребёнок! — Не ребёнок я или Фатьма. А ты — именно ребёнок. — Ну Сонай! Почитай мне сказку хотя бы! — Хорошо. Слушай. — я уложила сестру в кровать, и решила ей рассказать сказку, которую придумала для меня и моих двоюродных братьев моя прабабушка. — «Давным-давно, когда было множество королей, царей, принцесс и королевичей, в саду одного из царств гуляла принцесса и пела прекрасную песню. Её услышал королевич, проезжавший мимо. Он слез с коня, привязал его к дереву и вошёл в сад. Его околдовала песня и голос девушки манил в глубину сада. Королевич, заворожённый голосом, приближался к принцессе. Она была так прекрасна, что он долго не решался с ней заговорить. Наконец, королевич раздвинул ветки деревьев, подошёл к принцессе и спросил: — Незнакомая красавица, мне очень нравится ваша песенка. Скажите пожалуйста, кто вы и как вас зовут? — Я принцесса, дочь местного короля. Этот сад — часть нашего дворца. Меня зовут Амира. Извините, мне скоро надо будет идти, я опаздываю на завтрак. А вы кто? — Я сын короля соседнего государства, Гаяс. Знаете, я бы хотел увидеть вас ещё раз. — А знаете, почему бы вам не прийти к нам сегодня на обед? Я думаю, мои родители будут совершенно не против. Королевич радостно согласился. Их разговор услышала Дильназ — дочка злой ведьмы, которая, пролетая на метле, увидела красавца Гаяса на коне и влюбилась в него с первого взгляда. Девушка приземлилась в саду и пошла следом за королевичем, наблюдая его встречу с Амирой, сгорая от ревности, и на обратном пути догнала его и остановила. — Красавец, ты мне нравишься, женись на мне. — проговорила Дильназ, всячески пытаясь понравиться молодому королевичу. Гаяс обомлел от такого предложения незнакомой, неопрятно одетой девушки, но все же воспитан он был хорошо, поэтому лишь сказал: — Милая незнакомка, не могу я на тебе жениться. Я люблю другую. У нас и встреча с ней назначена сегодня.- Сказав это, королевич вскочил на коня и уехал оттуда скорее, а Дильназ поспешила к метле, к которой было прикреплено волшебное переговорное устройство. Наконец она стала кричать туда: — Мать-ведьма, я хочу выйти замуж за королевича, а он не хочет на мне жениться. Сделай что-нибудь! Зачем ты хочешь превратить его в крысу?! Я не хочу выходить замуж за крысу. Ты лучше преврати меня в принцессу Амиру, которую он любит. Что значит, не можешь?! Тьфу, что же ты можешь, в конце концов? — во время рассказа я старалась интонировать разных персонажей по-разному, поэтому сейчас Шах весело смеялась над тем, как я показывала возмущение. — Кое-что можешь? С этого места я слушаю поподробнее. У тебя есть волшебная палочка, которую ты украла у одного доброго волшебника? И кто под этой палочкой пройдет, превратится в того, кто прошел под ней перед этим? То есть, надо мне пройти под палочкой вслед за Амирой, и я превращусь в неё? Здорово! Что ещё? Ты знаешь, что число возможных превращений — тридцать три, но не знаешь, сколько было до этого? Это не важно, только где бы закрепить палочку? Через пару минут, мать-ведьма появилась из воздуха с палочкой в руках и небольшим цветком. — Смотри, Дильназ, принцесса, говорят, очень любит цветы. Вот его мы установим под ветками этого дерева, а палочку закрепим на пересечении этих двух веток. Принцесса захочет сорвать цветок, пройдет под ними, а ты пробежишь следом. — Только они сделали всё, что нужно, как вдалеке увидели силуэт принцессы, приближающийся к ним. — Смотри, дочка. На ловца и зверь бежит. Спрячься и действуй сама. У меня дела. — и ведьма растворилась, оставив после себя чёрный дым. Принцесса шла по саду, напевая песню, и собирая цветы, чтобы украсить столовую к приезду королевича. Амира увидела прекрасный цветок, и прошла под палочкой, дабы сорвать его, а Дильназ проскользнула следом за ней. Принцесса посмотрела на свои руки и подумала: «Что это? Белые перчатки? Откуда они взялись? Да и на ногах белые сапоги? — принцесса подошла к пруду, и посмотрев в него, ужаснулась, увидев белые заячьи уши. — «Неужели я превратилась в зайца?» — и принцесса горько заплакала… Дильназ же, став принцессой, наоборот обрадовалась, а увидев, что принцесса стала зайчиком, обрадовалась ещё больше. — Прекрасно. А этого зайца надо бы подать сегодня к обеду. Думаю, принцу очень понравится. Принцесса, успокоившись, внимательно посмотрела на деревья, и сделала осторожный шаг к дереву. Пройдя под ним, она испуганно посмотрела на свое отражение, в котором отражалась неопрятная, гадкая девушка с запутанными волосами и грязным платьицем. В этот момент она увидела Гаяса, идущего по направлению к дворцу. Она бросилась к нему, со словами: — Королевич, подожди… — Опять ты? — Гаяс оттолкнул её от себя, не давая сказать ни слова, и направился к замку.» — Заметив, что сестра уснула, я не стала говорить ни слова, а лишь закутала её потеплее и ушла к себе.***
К церемонии я успела. Мне даже дали подержать маленького Мустафу на руках. Видно было, что мать на меня больше не в обиде, но и не хочет, чтобы я оставалась в Манисе. Проведя несколько недель там, я уже собиралась, как вдруг всем стала известна кошмарная новость. Без каких-либо оснований, заболели Махмуд и Мурад. Оба. Во дворце объявили карантин. Всех проверяли на заражённость оспой. В тот же вечер, на всякий случай осмотрев себя сама, я внутри спросила: «Какого чёрта?» На правом плече, где у меня была сделана прививка от оспы в прошлой жизни, красовалась точно такая же отметина. Прививки же ещё не придумали. Значит, у меня есть иммунитет? Да плевать, там всё-таки мои племянники. Валиде на мои попытки прорваться в покои лишь тяжело вздохнула и кивнула слугам. Так я начала навещать детей. Их организмы не справлялись. Но всё равно, по крайней мере, они ощущали, что их не бросили. В тот день я сидела у себя, когда в комнату ворвалась лекарша. — Госпожа, шехзаде Махмуд зовёт свою мать. — Вы же понимаете, что она скорее всего не… — Он зовёт не Фюлане-хатун, а Гюльфем-султан. — Тогда чего же вы стоите?! — Но? — Если он так просит, то ведите! А я пойду к нему! — добежав до покоев, я посмотрела на маленького мальчика и присела перед ним на колени. — Тётя Сонай, — голос ребёнка был очень слаб — мне страшно. Я хочу, чтобы мама пришла сюда. Не мама, а Гюльфем… Пожалуйста, мне страшно одному. — Тсс. Львёнок мой, Махмуд, я с тобой. Ничего не бойся. Твоя мама скоро будет здесь. — Тётя, там кто-то стоит в углу. — Шехзаде, там никого не… — попыталась сказать лекарь, но я не дала ей договорить. Дело было в том, что в том углу и правда стояла молодая девушка, одетая в чистейшее белое платье с улыбкой на лице. — Ты же её видишь? — Да, зайчонок, вижу. — я буквально чувствовала, как девушка медленно начала приближаться к нам. — Не бойся. Опиши мне её. — Она улыбается… — Какой улыбкой? — Доброй. Она как-будто зовёт меня с собой. Девушка приближалась к нам. Я понимала это. Она заберёт с собой Махмуда. Правда заберёт. Насовсем. Я не смогу ничего сделать. Она подошла ещё ближе и села рядом со мной на колени. — Тётя, она очень похожа на тебя, пять лет назад… — да. Рядом сидела моя молодая копия. Настоящая Сонай. Она повернула голову ко мне, улыбнулась ещё более широкой улыбкой и потрепала меня по волосам. Как маленький непоседливый ребёнок. А затем, она мягко взяла меня за запястье, и подвела мою руку к запястью малыша Махмуда и затем отпустила. Протянув руку в ожидании ответа. — Тётя, не отдавай меня ей. Я хочу увидеть маму… — в этот момент рука Сонай коснулась лба мальчика, и его крошечная ручка начала холодеть в моей. — Нет… Ты же обещал… — в этот момент в комнату ворвалась Гюльфем. — Ты же хотел её увидеть! Ты не можешь уйти, не попрощавшись с ней! — я упала на пол, продолжая удерживать холодную руку в своих пальцах. — Госпожа, — лекарь попыталась обратить моё внимание на чём-либо, но в моих ушах стоял лишь крик. Мой собственный и крик Гюльфем, сливающийся в один большой поток боли. Я оглянулась, вдруг увидев Сонай, которая уводила Махмуда. Тот шёл с ней по своему желанию, но смотрел на нас с заплаканными глазами. Отпустив руку мёртвого племянника, я встала с колен и подошла к женщине, рыдающей на полу. — Тсс. — Опустившись к ней, я обняла Гюльфем и продолжила — Знаешь, он перед. — я не стала говорить слово «смерть», — тем, как уйти, просил позвать свою мать. Но не Фюлане. А тебя. Он слёзно просил позвать тебя. Тссс. Это ужасная боль. Тебе нужно побыть с сыном… — я начала поднимать её за плечи, как она вырвалась от меня и бросилась к телу. — Махмуд, сынок — она обняла ребёнка, пока лекарша не оттащила её от мёртвого ребёнка и не влила какой-то успокаивающий препарат. Женщина на ватных ногах приземлилась мне на плечо и я, аккуратно держа её, повела ее в покои к Мураду. Мы сидели там около часа, пока племянник был в бреду. Теперь я понимала, что примерно чувствовали Хатидже, Фатьма, Бейхан, да и вообще все, когда я болела оспой. Как там? «Ножа не бойся, бойся оспы— погибнешь ты, в могиле — кости». — даже в такой ситуации я вспомнила это в своей голове. Уместность юмора и я, видимо — несовместимые вещи. И вдруг, снова в ушах этот крик. Снова. Неужели? Нет, только не это. Гюльфем держала руку Мурада, а врачи вновь пытались оттащить её от тела. Но теперь родного сына. Обе потери для неё были болезненными. — Госпожа, заберите Гюльфем-хатун отсюда. — Вот так, в один момент и титул, и дети, и семья и все. Я прижала к себе женщину, которая буквально вцепилась в меня, и аккуратно повела её к себе в покои.***
Неделя. Всего неделя. И вот, Мустафа — единственный наследник. Зайдя к Гюльфем, я с нескрываемым ужасом посмотрела на бедную, исхудавшую женщину. — Гюльфем. Скажи, ты хоть что-нибудь ела? — она отрицательно покачала головой, прижав к себе подушку. — Я не хочу… — Послушай, нет боли сильнее, чем потеря собственного ребёнка. Но ты должна держаться. Ради них. Подумай, что они подумают, если ты сдашься. Ведь их мать всегда держалась. Всегда была стойкой. Для них. — Я не знала, можно ли чем-то помочь вообще, но я не могла оставить женщину одну сейчас. — Госпожа, я бы уже неделю назад выпила яд, спрыгнула бы с балкона, или ещё что-то, но я не могу. Я боюсь смерти. Боюсь, но не хочу жить. — Именно поэтому ты выбрала голодную смерть. Ну уж нет. Я не дам тебе так погибнуть. — Я кивнула служанке, стоящей у дверей. — Принеси хлеба и тёплого молока. И почему вы не следили за её питанием? — Мы пытались. Последний поднос госпожа кинула в стену. — Я больше не госпожа, Дефне… — голос Гюльфем был твёрдым, как сталь. — Но… — Это так. Мне не важно, что ты об этом думаешь. Есть негласные законы гарема. У меня больше нет шехзаде. Я не имею права считаться госпожой. И все, кроме тебя, это уже поняли. Наконец в комнату вошла служанка с подносом, на котором стояло то, что я попросила. Аккуратно поднеся стакан ко рту женщины, я проследила, чтобы она выпила его весь. До последней капли. Хлеб даже не понадобился. Обессиленная женщина заснула у меня на плече, мучаясь от кошмаров. — Засыпай, Гюльфем. Скоро будет новый день. Ты проснешься, мы будем рядом. Не думай, что если ты перестала быть частью нашей семьи, мы тебя бросим. За это время ты стала мне как ещё одна сестра. Я не собираюсь тебя бросать на произвол судьбы. Да и Хатидже думаю тоже. Засыпай. — аккуратно уложив её на кровать, я достала вязаный платок, и накрыла её им. — Всё будет хорошо. У тебя будет долгая, счастливая жизнь…***
Вскоре мне всё же пришлось уезжать. Траур я не снимала. Войдя во дворец, я первым делом направилась к отцу, где он долгое время утешал меня, и говорил, что ему тоже невероятно тяжело. Во дворце было уже всё известно. Но несмотря на это, траур мало кто носил. Я, Фатьма, Шах и пара наших служанок, главные калфы гарема, и на моё удивление, ещё один человек. Мне тоже нужна была поддержка, и именно поэтому я вновь написала Ахмеду. Подойдя к нужному месту, я вновь увидела его там. Он тоже был одет в траурные одежды, что показалось мне крайне странным. — Ахмед, спасибо, что пришел. — Я не мог не прийти, госпожа. Особенно в это тяжёлое для вас время. — Почему ты одет в траурные цвета? — Я подумал, что вам будет некомфортно, если я приду весь в яркой одежде, а вы будете стоять в трауре во время этой трагедии. — наверное сейчас я поняла, что не ошиблась в выборе любимого человека. Ради меня он одел траур, хотя ему это никак не было нужно. Я прислонилась лицом к его кафтану в районе груди и беззвучно зарыдала, чувствуя, как боль последних недель уходит. Он приобнял меня за плечи, как-будто забирая мои страдания себе. Я не знаю, сколько мы так простояли, пока ледяной ветер колыхал мои волосы, а Ахмед закрывал меня от него, и от всех моих проблем.***
На моё удивление, четыре года шли очень быстро. Многие воспоминания смазались, так как ничего необычного не было. Наши отношения с Ахмедом не переходили даже черту поцелуев. Самое главное, что мне было с ним хорошо. Я не требовала от него перестраиваться под меня, а ему была дорога та я, какой я была. Это было чудесно. Отец старел. Я хорошо помню, как с каждым днём его борода все седела, он грубел, помню отравленный кафтан, который он отослал Сулейману. Помню много чего… Фатьма была выдана замуж где-то через два года после рождения Мустафы. И несмотря на то, что без неё во дворце было чуть-чуть, хотя здесь я соврала, было очень скучно, я продолжала учить и воспитывать «подрастающее поколение», то есть Шах. Например, девочка выучилась линейным уравнениям и теореме Пифагора, а это только из моих школьных знаний. В её детстве я по памяти рассказывала ей сюжеты «Одиссеи» и «Иллиады». Заполучив томик Данте на итальянском, я перевела его с помощью словаря, всё же итальянский я плохо знала, и мы с сестрой вместе учили его наизусть. В общем, я взяла на себя культурное образование сестры. Сюда удалось заполучить ещё один клавесин, и Шах подолгу слушала, как я играю. Сама она учиться не решилась. Где-то перед осенью тысяча пятьсот двадцатого года, отец серьёзно заболел. Я знала примерный год восшествия брата на престол, поэтому не питала ложных надежд. Как-то мы с Ахмедом сидели на поваленных деревьях и просто отдыхали от тяжёлого дня. — Знаешь, я люблю тебя, как только может человек любить. — И я. — он невесомым поцелуем прикоснулся к моему лбу, как вдруг хрустнула ветка. Я заметила удаляющийся силуэт. В ту же секунду Анна подбежала ко мне, и проговорила: — Госпожа, вас кто-то видел. Он побежал к дворцу. — Ох, что же будет… Мне надо бежать. Я пошлю записку через Анну, если надо будет. — Хорошо, моя госпожа. — Ахмед перескочил через несколько деревьев, и бросился к конюшне, а я понеслась ко дворцу. В тот же вечер в покои вошёл один из евнухов, сделав поклон. — Госпожа, вас зовёт к себе повелитель. Он очень недоволен чем-то. — я прижала руку ко рту, понимая, что отец скорее всего всё знает. Этого не может быть… Он казнит Ахмеда. На несгибающихся ногах, я встала и пошла в сторону покоев отца под обеспокоенный взгляд Анны. Отец был плох. Сейчас, он даже не приподнял головы. — Добро пожаловать, разочаровавшая меня дочь. Я считал тебя благоразумным человеком. Но ты разрушила моё доверие. Ты целовалась с каким-то конюхом. Молись, Сонай. Молись Всевышнему, чтобы я его не нашёл. — на этой фразе я выдохнула с облегчением. Не знает. — Иначе твоего любимого конюха казнят. Но я позвал тебя не для этого. О твоём позоре никто не узнает. Даже твоя мать, которая, видимо, не потрудилась тебе это объяснить. Но всё же, я честный человек. Я обещал тебе, что на смертном одре я отдам приказ. Садись, Сонай, и пиши. — послушавшись отца, я взяла в руки лист бумаги и начала выводить строчки под диктовку отца. Когда я закончила, отец тяжело посмотрел на меня. — А теперь, вон! И не смей появляться на моих глазах, пока мы не встретимся после твоей смерти. — Как пожелаете, повелитель. — и покинув покои отца, я понимала, что правда вижу его в последний раз…***
В сентябре этого года Султан Селим Грозный упокоился с миром. Тяжело, мучаясь. Фатьма во время болезни отца, с его разрешения приехавшая во дворец, была с ним. Также как я и Шах. Отец был уже в агонии, и не знал, что я была рядом. Так для него было лучше. Гонца с письмом Сулейману мы отправили практически сразу. Фатьма хотела уехать сразу, не дожидаясь их приезда, но всё же одна вещь задержала её. Очень скоро мне пришло письмо от матери, в котором она говорила, что хочет, чтобы я осталась в столице, а вот Шах должна будет уехать вместе с Фатьмой в Анатолию. И да, мне сказали ждать в покоях матери Султана. Да уж. Спасибо, Валиде. Мне эту новость теперь рассказывать. Направившись в комнаты к сестре, я присела к ней, наблюдая, как та пытается расчесать свои длинные, иссиня-черные, непослушные волосы. — Стой, давай помогу. Я это делаю куда лучше. — я взяла расчёску из её рук, и аккуратно начала с самых кончиков волос. — Спасибо. — она легонько улыбнулась, и добавила, — Только у тебя это получается так хорошо. — Ну так я тебя с детства расчёсываю. Вот и «набила руку.» — Сонай, что-то случилось? Ты так печальна… — Мне пришло письмо от Валиде. — Значит, я еду с Фатьмой. Это так? — Ты с детства была очень умной. Да. Это правда. Если хочешь, я могу поехать с вами, попросить у матери. — Не надо. Я знаю, ты очень любишь и Сулеймана, и Валиде, и Хатидже. И скучаешь по ним. Оставайся, Сонай. Тем более, я с Фатьмой, также как и с тобой, прожила буквально всю жизнь. Мне не будет плохо с ней. Хотя, по Хатидже и Сулейману я скучаю. Они меня сильно любили. Я это помню… — Если ты уверена. — Это так. — мои руки скользили по волосам сестры, заплетая сначала две косы, а потом собирая их в причёску. — Спасибо. — на её глазах вдруг навернулись слезы, и она прижалась ко мне. — Я не хочу от тебя уезжать. Ты ведь обо мне всю жизнь заботилась. — Ну не плачь. Иначе я тоже заплачу. Ты же знаешь, я тебя люблю. И буду писать тебе письма. Вот такие, — я постаралась раскрыть руки, насколько только можно. — С подробным отчётом. — Ты же мне сама говорила, что слёзы — это не плохо. — А я и не говорю, что это плохо. Тсс. Давай, я помогу тебе собрать вещи. — Хорошо, давай. С тяжёлым сердцем я смотрела на удаляющуюся карету, удерживая в руках первое письмо Шах, адресованное мне. — Прощай, Шах-Хубан Султан. До встречи.***
И вот, сидя в покоях Валиде-султан, я ждала. Терпеливо ждала брата, сестру и мать. И вот, всё началось. — Валиде. — Сулейман поцеловал руки матери, и продолжил. — Молите Аллаха оберегать нас от неблаговидных поступков. В могуществе и благородстве Османов должен убедиться весь мир. — брат расплылся в улыбке, и потянулся обнять Валиде. Я, стоя рядом с Хатидже, улыбалась, смотря на эту поистине милую сцену. — Дай Аллах долгой, долгой жизни твоему правлению. — матушка была невероятно горда братом, это было видно в её глазах, улыбке, гордость просачивалась даже через слова. — Я счастлива за тебя, пусть и Всевышний будет тобой доволен. Надень новый кафтан. — Валиде легонько кивнула головой в сторону и сказала Гюльфем, которая в этот момент его держала, — Несите моему льву кафтан. Я посмотрела на девушку. Ну вот. Гюльфем хотя бы улыбается. Значит, справилась. — Сонай, — Сулейман повернулся в мою сторону, и я сразу же поняла, что от меня требуется. Я наклонилась, чтобы поцеловать руку брата, а затем он поднял меня из поклона и поцеловал в лоб. Я соскучилась. — Моя дорогая сестра. Я невероятно по тебе скучал. Примерно такой же «ритуал» повторился и с Хатидже, и несмотря на то, что я считала это «обслюнявливанием костюма, » всё-таки, я была горда. Горда, что моим братом является такой великий человек. Бросив взгляд на мать, мы последовали за ней в башню справедливости. Наверное тогда я тысячу раз прокляла эти «чёртовы лестницы.» А тут ещё в отличие от Империи Кёсем, биноклей не было. Пришлось зрение напрягать, чтобы увидеть брата. Именно в этот момент я порадовалась, что со зрением у меня никогда проблем не было. По очереди объявляли визирей. Они подходили к Сулейману, и целовали подол его кафтана. Ещё больше присмотревшись, я сосредоточила взгляд на Ибрагиме. А вот с ним, извините, что мне делать? Сестрёнка его любит. А я его нет. Хотя, как пойдет. Если здесь Ибрагим не изменит Хатидже, то и в порядке всё будет. Уж вражды сестёр с Хюррем я не допущу.***
Мы с Хатидже, как гусята за мамкой-уткой, следовали за Валиде. Только выходя из арки мимо ташлыка, я услышала громкую брань на родном русском. «Вот и счастье привалило. В прямом смысле.» Валиде тоже это услышала: — Кто это там кричит? — недовольно спросила она — Что происходит, кто это такие? — В общем, получив ответ, она приказала привести пока ещё Александру к ней. Я бросила взгляд на ташлык ещё раз, сделав вид, будто ничего не понимаю. Валиде ведь не известно, что я знаю русский. А вообще, поведение Саши, как я уже успела назвать для себя Хюррем, было вполне логичным. «Ну хоть матом не кроет всех.» — подумала я — «Если бы со мной такое случилось, то все бы уже знали самые лучшие красноречивые выражения русского языка. Хотя, является ли слово собака матом? Или подразумевалось другое литературное слово?» — примерно с такими мыслями я ушла вслед за Валиде в её покои. Вскоре с замечательными криками на великом и могучем, в комнату втащили Сашу. — Не кричи, заткнись. — так. Не смейся, не улыбайся, Сонай. Ты не знаешь русский, ты не знаешь русский, бери пример с Хатидже. Я грустно посмотрела на Хюррем, просящую отправить её домой. Зависело бы тут всё от меня, я бы помогла, но к сожалению, а может, к счастью для тебя, я этого сделать не могу. В общем, Хюррем потерпела отворот-поворот от Валиде. На самом деле, слова были и правда очень жёсткими. Я посмотрела на Хатидже. А вот сестра реально ничего не поняла из разговора кроме имени Сулеймана. Интересно, если я ей потом переведу, она сохранит тайну о том, что я знаю этот язык?***
Прошло уже несколько дней с восшествия брата на престол. По моим расчётам, сегодня должны были приехать Мустафа и Махидевран. Эх, соскучилась я по её наглой роже. Люблю её на самом деле и жалею. Да я вообще здесь многих люблю. Так что будем ждать. Приезд отметили счастливо. Маленький Мустафа — вообще чудесен. Люблю я его. Знакомство с ним прошло очень мило. А вот Махидевран меня помнила ещё по Манисе. Наконец, мне удалось найти время вечером, чтобы встретиться с Ахмедом. — Как я рада тебя видеть. — я схватила его за руку, боясь того, что собиралась сказать. — Ахмед, я так больше не могу. — Что? — Мы скрываемся невероятно долгое время. Один раз нас уже нашли, но что делать, если найдут второй? Просто чудо, что мой покойный отец не рассказал ничего о нас. В ближайшее время я хочу пойти к повелителю и попросить одобрить наш никях.