***
— Госпожа, что-то произошло помимо действий Ибрагима-паши и Садыки-хатун? — произнесла та, передавая мне заранее наполненную горячим напитком чашку. — Нет. Но именно это меня вывело из себя… — тихо произнесла я, вдруг вдыхая столь любимый с детства запах. — Анна? Аллах, как ты это сделала? Неосознанная улыбка появилась у меня на губах, когда я поняла, что держу в руке ароматную, с небольшим отступом от краев, чашку черного чая… Аккуратно, всё ещё не веря ощущениям, я поднесла стакан к губам, выпивая всего глоток и чувствуя, как улыбвюсь все шире… Поставив чашку на поднос, я кинула взгляд на подругу, которая смущенно улыбалась. — Ну вы же рассказали мне про этот напиток и что помните его вкус, говорили, что вроде как пробовали в детстве… Ну, а я, перед тем как пошла на невольничий рынок, увидела лавку одного торговца, который как раз и продавал его. Перекупал вроде бы у англичан… Я очень хотела вас порадовать, вызнала у того, как правильно его заваривать, купила достаточно. Вскочив с дивана, я резко обхватила ту за плечи, прижимая к себе. Уже столько раз она удивляла меня подобными вещами. Один раз я рассказала той о своей любви чаю, как всего через какое-то время держала его в руках. Я тепло улыбнулась, ну а затем посадила подругу рядом с собой, попивая горячий напиток и расслабляя загруженную делами голову. Ровно в этот момент ко мне подошла Дефне, опуская голову и тихо прошептав. — Госпожа, вам из Коньи пришло письмо. — вздохнув, я подняла взгляд на новую служанку, думая, как бы можно было в скором времени ей помочь. Дефне нужно было привыкнуть к гаремной жизни, а особенно ко мне. Правда же, не стану ведь я ее на казнь отправлять из-за того, что девушка просто не назвала адресата. Да и откуда ей знать, кто такая Мелексима. Но мои ожидания о письме верной мне служанки не оправдались. Взяв письмо у девушки из рук, я быстро развернула его. По первым строкам был понятен автор. Привычные взгляду буквы, привычное обращение, ну а в конце подпись «сестра…» — Передайте мне пергамент и перо. — пробормотала я, переходя за стол и раскладывая перед собой письмо, написанное младшей. Вот и сейчас от меня требовалось написать ответ. Когда нужные вещи лежали в паре сантиметров от меня, я расположила все перед собой. В руку легло аккуратное перышко и сосредоточив взгляд на чистом листе я вдруг застыла, понимая, что даже не знаю, что написать. Вся сосредоточенность, все ушло, я лишь пустым взглядом смотрела на лист, даже и не осознавая, с чего же я должна начать. Выдохнув, я взмахнула рукой, будто приказывая и Анне и Дефне выйти. Мне нужно было остаться одной. Просто собрать все мысли в одно. Просто успокоиться, ведь письма от сестры я не ожидала. Да, я была уверена, что письмо должно было быть от Мелексимы, ведь та не писала мне довольно давно, а вот Шах наоборот начинала писать все чаще, и это как никогда настораживало меня — сестра никогда не писала мне с разницей меньше чем две недели. Вновь пройдясь взглядом по строчкам, я начала выводить первые слова аккуратным, изящным подчерком. «Дорогая моя Шах, — первые строчки письма начинались одинаково, были как всегда просты. — Я рада вновь получить от тебя весточку. К счастью, все мои письма доходят и не остаются без ответа. Я очень благодарна тебе за это. Как ты? Знаю, подобный вопрос я задаю слишком часто, но мне необходимо это знать. Как протекает твоя жизнь, хорошо ли тебе в Конье? Конечно же, я обязана спросить тебя. Как мой будущий племянник, или племянница? Надеюсь, что все хорошо. Отвечая на твои вопросы могу сказать, что в столице все хорошо: ничего необычного нет, жизнь спокойна и размерена. Как и в целом все проходит хорошо, Хюррем ещё не родила, во дворце идет подготовка к походу. Ах да, пока я помню, хотела сообщить тебе радостную новость. С большей вероятностью твой супруг будет в нём учавствовать. — На моем лице появилась спокойная улыбка. Из донесений Мелексимы я знала, что отношения между сестрой и её супругом продолжали оставаться хуже некуда, ну а я сама, помня события сериала, подозревала, что изменений в этом не будет. Насчет похода мне не было известно точно, но как-то раз в разговоре с братом я упомянула эту тему, и, вроде как, мне дали положительный ответ. Вздохнув, я вновь продолжила писать. — Долунай и Алемшах здоровы, с каждым днем они все больше растут. Долунай настояла, чтобы занятия у нее начались раньше — уже сейчас, поэтому утра я провожу с сыном. Я писала тебе, что у Хатидже родилась чудесная дочурка? Если нет, прости. Малышка Айлин так же растет не по дням, а по часам. Она с каждым днем все больше напоминает свою мать. Валиде здорова, конечно, её беспокоит скорый поход. Но в целом. Я могу сказать, что ничего особого не происходит. Прости за такое довольно короткое письмо. Наши переписки стали настолько часты, что я и не знаю о чем рассказать. Твоя Сонай…». Закончив письмо на такой, довольно тоскливой, лично для себя ноте, я взяла футляр, предназначенный для него, и, свернув в аккуратную трубочку, положила на стол. Писать чернилами я всё же научилась, хотя эта «наука» стоила мне сотни сломанных перьев, испачканных рук и забрызганных кляксами листов.***
Как и должно было быть, прощальный ужин в Эдирне закончился рождением Баязида. К счастью перед ужином, мне удалось поинтерисоваться у брата о Лютфи уже второй раз, и тогда я все же почувствовала то самое, светлое и знакомое чувство, что я не обманула, не подвела и рассказала правду. Мой зять должен был, как и множество других санджак/бейлер-беев присоединиться к основным военым силам, войску капыкулы, которая являлась основной единицой войск, и в которую, как раз входили известные очень многим янычары. Причем присоединялись все эти государственные деятели с определенным количеством людей, которые собирались лишь в военное время, ну и деньги им соответственно платили тоже только во время боевых действий. А вот тимариоты, фактически стоявшие на управленческой лестнице чуть ниже санджак-беев, присоединялись к войскам немного по-другому, сродни дворянской службе, когда за доблестное поведение во время похода тебя могли наградить собственным клочком земли — вещь действенная, и используемая во многих странах в совершенно различные эпохи. И конечно же, одним из немногих санджак-беев, которые не присоединялись к походам (обычно ввиду возраста и болезней), была я. Меня, признаться, такой расклад устраивал совершенно. Ведь отряд из Бурсы направлялся и присоединялся к войску Сулеймана под управлением верного мне человека, того самого Кеманкеша-аги, который и рассказывал мне как обстоят дела с настроением солдат, нуждами войска и успехами похода. Ну а сама я в это время могла контролировать дворец. И, как на самом деле выходило, это была удобная и действенная вещь — армия не теряла командующего, я получала все сведения, находясь во дворце. Единственным неудобством была необходимость посещать Бурсу в сотню раз чаще, пусть, второму управляющему, которого нашел Кеманкеш как раз для таких случаев, я доверяла, но, как любят говорить, «доверяй, но проверяй». Бурса после Мехмеда-паши, моего первого супруга, досталась мне в довольно хорошем состоянии, но как и любая обязанность требовала огромного количества сил и нервов… Время в ожидании тянулось долго, мало того, по сериалу во время похода происходило мало что, по крайней мере в первой серии. Мелких деталей я, понятно, не помнила, а единственный четкий момент, который хоть как-то мне запомнился, так это беременность Хатидже. А здесь я даже и не знала, при рождении Айлин, родится ли Мехмед. В целом, даже такая «скучная» жизнь оказалась полна событий. Преимущественно свое время я проводила во дворце, занимаясь детьми, делами и остальной семьей. Долунай было уже порядка пяти лет, ну а её младшему брату четыре. А я до сих пор помнила, как держала на руках два маленьких комочка. И на детей нарадоваться я не могла. Да, конфликты между нимми были и довольно частые — дело было в разнице характеров. Алемшах, казалось, он перенимает повадки окружавших его людей, того спокойствия, которое я видела от него, хватило бы, наверное, на весь дворец. Нет, если что-то случалось, он вёл себя соответствующе, устраивал истерики, плакал. Но в обычном состоянии вывести его из себя было очень сложно. А вот Долунай. Нет, она не была истерична, не была груба, но она была очень вспыльчива и остра на язык и любое слово брата могло вывести её из себя. И тогда начинались просто кошмарные скандалы, ведь ответить сестре сын мог всегда. Я надеялась, что с возрастом это все закончится. Все же, чтобы эти ссоры прекратить, мне, Анне, Дефне и Амаль были необходимы даже часы. И вот сейчас, как обычно, я зашла в покои, смотря на развернувшуюся передо мной картину. Дело дошло до драки. — Долунай, Алемшах! — резко вскрикнула я, бросаясь к детям, которых безуспешно пыталась разнять Анна. — Сейчас же прекратите! Еле как вклинившись между ними, я подхватила на руки дочь и подруга, пользуясь возможностью, схватила Алемшаха. Долунай продолжала извиваться в моих руках, словно требуя отпустить её и я, кинув сухой взгляд, произнесла. — Я отпущу тебя, а Анна отпустит Алемшаха, если вы сядете на диван, не притрагиваясь друг к другу и объясните мне, что произошло. А так же вы поклянетесь мне, что никогда не будет того, что я увидела сегодня. Долунай, Алемшах, пожалуйста… — я бережно спустила дочь на пол, и заметила ее взгляд, обращенный в сторону брата. Взяв и сына и Долунай за руки, я подвела обоих к дивану, на котором лежала книга. Усадив детей по бокам от себя, я кинула взгляд на Анну и произнесла. — Сначала расскажете вы, а потом Анна. Вы же знаете, что я не хочу, чтобы вы врали мне. Наказывать я вас за ложь не буду, но меня ведь это расстроит. Долунай, давай ты начнешь первой? Развитием дочери и сына я занималась с самого их рождения. Помнится, Хатидже даже говорила мне, что я лишаю их детства. Возможно это и было так. Но я сама с детства жила в ускоренном ритме, не имея лишнего дня на отдых. Возможно из-за этого в некотором роде я была, можно сказать, сумбурна в решениях. Но привыкшая к такому, я продолжала делать такую же вещь в отношении своих детей. И поводом для моей гордости было то, что в свои 4 и 5 Долунай и Алемшах хорошо говорили, единственное что, дочь не выговаривала букву «р», но это и то меня и не волновало, так как у меня самой она появилась только к восьми. К тому же они довольно хорошо считали, а Долунай, как я видела, начала питать страсть к музыке. Видя это, я начала развивать в дочурке чувство ритма — то, что не появлялось у меня долгое время и начала объяснять ей теорию музыки, то самое ненавистное стольким людям сольфеджио. А вот Алемшах тянулся к литературе. Ни одна книга, подходившая для детских ушей уже не осталась без внимания сына. И к тому же его очень тянули к себе лошади, я подозревала, что это досталось ему от отца. Дочь кинула раздраженный взгляд на брата и произнесла. — Я делала уроки. Заданные мне Искандером-челеби. А брат мне все время мешал! — Я не мешал, я тоже хотел… — только хотел произнести Алемшах, а я тихо перекрыла поток возмущений. — Давай я выслушаю тебя позже, дай договорить сестре. Ну и что, Долунай? — Дочь хмуро посмотрела на меня и продолжила говорить. — Алемшах постоянно лез в пергамент, и когда увидел, что я не могу ответить на один из вопросов, начал говорить, что лучше бы его отдали учиться, ведь он может это решить, а я нет. Я разозлилась. Ну и сказала ему что-то в ответ. Он ответил, мы начали ругаться. А потом я ударила его книгой. А он ответил, что если я бью его, значит он прав. Ну и я толкнула его с дивана, он ударил меня, я его… и вот. — девочка смущенно кинула взгляд на меня. Я лишь сделала глубокий вдох, представляя себя словно в суде. Потому что мне необходимо было быть полностью беспристрастной, чтобы не обидеть ни одного из своих детей. По взгляду Анны я видела, что то, что говорила дочь — полная правда. — Хорошо, сынок? — мальчик кинул на меня взгляд отцовских глаз, и медленно начал говорить. — Мама, вы знаете, насколько я хочу учиться. И я решил посмотреть, какие задания дал Искандер-челеби сестре. Видя, что она не может решить, мне не понравилось то, что на сестру уделяют время в этом плане, и я сказал ей то, про что она говорила. Она ударила меня. И она сказала правду… — Ладно. — я повернула голову в сторону двери. Затем, медленно опустившись на колени, перед обоими детьми, я тихо произнесла, положив руки им обоим на щеки. — Алемшах, милый мой. Как тебе исполнится пять, я сразу же найду тебе учителя, если Искандер-челеби не станет с тобой заниматься. Ты получишь образование не хуже сестры. И главное, она тоже имеет на это право, твоя сестра тоже имеет право блистать умом. Будут темы, которые не поймешь и ты. Между вами не должно быть соперничества. Вы делаете это только для себя. Чем старательнее вы будете, тем больше узнаете, я лишь даю вам возможность. И пожалуйста, послушайте, вы дети одной матери, одного отца. Мало того, вы члены династии. Вы обязаны держаться вместе. Как делаю это я с Повелителем, со своими сестрами. Вы должны быть опорой друг для друга и тогда вас не сломит никто. А главное, у вас буду я. Для меня вы оба равны, вы мои дети. И я вас люблю, очень люблю. Я готова дать вам всё в этой жизни. Но пожалуйста, пообещайте мне, что вы будете держаться друг за друга. В мои глаза вонзился серьёзный взгляд дочери и раздался тихий, одновременный шепот, дающий обещание. — Вот и хорошо. — я прижала их обоих к себе, понимая, что в таком возрасте обещания не значат практически ничего. Но я надеялась, что мои дети и правда будут вместе, даже если я умру. В этот момент раскрылась дверь. Кинув взгляд на зашедшую Дефне, которая уже практически освоилась во дворце, я наконец отпустила детей, допустив мысль, что если такое повториться, то надо быть строже, и встала с колен. — Дефне, что такое? Мой голос был довольно спокоен. Впринципе, эта служанка сейчас занималась тем, чем раньше занималась Мелексима. Если Анна была во всем моей правой рукой, выполняя все поручения, то Дефне отвечала за кореспонденцию и гарем, донося мне все новости оттуда. Помимо этого Дефне и Амаль следили за детьми, когда мне нужно было уехать в Бурсу или ещё куда. Брать детей я не хотела, беспокоилась о том, что дорога может отрицательно сказаться на их здоровье. Признаться, я старалась проводить с ними максимальное количество времени. — Госпожа, — на лице девушки появилась улыбка и она продолжила. — Вам пришло письмо из Коньи от Мелексимы-хатун. Приказано было передать срочно. Кинув обеспокоенный взгляд на Анну, я вытащила письмо из футляра и впилась глазами в написанные изящным подчерком служанки строчки. «Госпожа, я знаю, вы совсем недавно получили от меня письмо, что всё в порядке. Но, признаться, меня волнует состояние Шах-султан. Я писала вам, что с того момента как Лютфи-паша вместе с повелителем ушёл в поход, настроение султанши поднялось. Конечно же, я подозревала, что беременность её волновала и довольно сильно, ведь для юного возраста султанши это довольно тяжелое испытание, но, к сожалению, я не имею права такого знать. Но вот уже около пятого месяца, и настроение султанши всё ухудшается, мне доподлинно известно, что вчера она даже накричала на одну из служанок, чего, как вы знаете, не случалось никогда. Причиной служила какая-то незначительная ошибка. Бедняжка, по-моему, разлила щербет на платье госпожи. Вы знаете, такое поведение для вашей сестры, как бы это сказать, нетипично, и навевает на определенные мысли. К тому же, из того что я вижу, госпожа не хочет подпускать к себе никого, преимущественно сидит во дворце, даже в сад не выходит. Когда Лютфи-паша был во дворце она даже собственные комнаты покидала редко. Я понимаю, просить вас о таком неприлично, но пожалуйста, не могли бы вы съездить и посмотреть на состояние госпожи? Поймите меня, вы вверили её мне и я за последнее время стала относится к султанше очень тепло. Меня искренне волнует её состояние, извините, если напугала вас зря». Я повернула взгляд в сторону Анны и негромко произнесла. — Прикажи собрать мои дорожные платья и пару любимых. Долунай, Алемшах, вы же останетесь на пару дней с Дефне и Амаль? Мне нужно навестить вашу тетю в Конье. Я была бы рада взять вас с собой, но… Хотя впрочем, ладно. Вы поедете со мной, не хочу просто вас таскать на пару дней… Анна, пусть тогда соберут и их одежду, отправимся сегодня на закате. И без остановок, хочу прибыть к максимум завтрашнему полудню! — мой голос затвердел. По лицу пробежала тень и в отражении глаз подруги я увидела плещущееся там беспокойство. — К вечеру карета будет готова, госпожа — услышав тихий ответ Анны, я поняла, что ту так же как и меня взволновало письмо Мелексимы, взволновал мой приказ. Указав Дефне увести детей и собрать их к вечеру, я, взяв подругу за руку вывела её из покоев. Моему взгляду предстали колышащиеся ветки деревьев, дневное солнце, что касалось куполов и павильонов дворца, отсвечивало от Босфора, который был виден с балкона моих покоев. Эта дневная красота была столь обыденна, что лишь радовала глаз. Столь хорошая погода была распространена в эти месяцы, да и на какой-либо дождь расчитывать приходилось мало. Я подошла ближе к периллам, спустив руки за них, как и обычно. Взор невесомо скользил по листьям, деревьям. С этого углового балкона был виден и город с его низенькими эркерами и узкими улочками. По ним прямо сейчас, наверное, сновали сотни менял и торговцев, желающих заработать. — Так что, госпожа, что написала Мелексима? — от созерцания природы меня собственно и отвлекла Анна, встав рядом со мной. — Вы выглядите такой взволнованной… — В сущности она написала все и ничего одновременно. Ты же знаешь Шах. Она до последнего будет скрывать свои эмоции. У Мелексимы есть лишь предположения. Вот она и попросила меня узнать, съездить. Она меня так взволновала, что я решила не откладывать. Анна, покачав головой и мягко улыбнулась. Мы с ней понимали друг друга именно это и укрепляло наши отношения. Она знала, что всегда может выговориться мне, опереться о меня. И я знала то же самое, знала, что она выслушает меня, поддержит. Именно это было главным. Я всегда старалась стать опорой для всей семьи, но ведь и мне нужна была такая опора? Таким образом мы держались друг на друге. Она могла озвучить мне свои беспокойства, а я свои. Наконец, я постаралась выдавить из себя улыбку. — Я понимаю ваше беспокойство — тихо произнесла наконец та. — Шах-султан ведь выросла у нас на руках. Когда вы не могли уделить ей время, это старалась делать я. Конечно же я не могу сказать, что люблю её так, как любите её вы, но она так мне дорога… Я тоже волнуюсь, госпожа, с её свадьбы, с новости о её беременности. Вы же понимаете, так ни разу не было. Супруг Хатидже-султан, здесь вы сами прекрасно знаете… — на моих губах появилась холодная усмешка. Как успешно она завуалировала то, что его убила именно я. — Бейхан-султан мужа полюбила и забеременнела только через четыре года после её свадьбы, вроде бы. Фатьма-султан за свои два брака так и не забеременнела, а вы мне рассказывали про своего супруга. У нас не было ещё таких случаев. И вы должны понимать, почему я так волнуюсь за Шах-султан. Вы же и сами из-за этого переживаете. — Она очень юна для всего этого, да… Мне страшно за неё. Она итак довольно закрыта ото всех, ну а если она останется без близких, как в итоге и случилось, её сердце окаменеет. Она в любом случае повзрослеет и станет совсем самостоятельной, к тому же она самонадеянна и уверена в собственном уме. Но я боюсь как бы это всё не сломало её, не заставило отречься от семьи и быть слишком самоуверенной. Да я даже излишнюю приверженность династии стерплю. Я боюсь, что в будущем, если она дойдет до такого, именно ее самоуверенность доведет её до конца. Не знаю какого. — казалось бы, я впервые сказала это вслух. Я правда боялась, что она дойдет до того совершенного образа, что был виден в сериале. Да, он во многом превосходил и Хатидже и Фатьму и Бейхан, но при этом имел столько недостатков, что и привели её к тому, что в итоге её победила Михримах, впоследствие ставшая чуть ли не её прямым отражением. — Госпожа… Но ведь если вы будете рядом — грустная полуулыбка появилась на устах. — Вот именно. Если… — девушка, верно поняв мою мысль докончила фразу за меня. — А вы не рядом…***
Ночь цвела своими бурными красками, ну а я держала заснувших детей на коленях. Я даже не стала сообщать Валиде, не знала, отпустят ли меня. Смешно, мне уже чуть ли не тридцать лет, а я должна просить разрешения навестить семью. К тому же в планах у меня было по пути домой заехать к Бейхан, все же, две поездки можно и совместить. Заснуть у меня получилось только в предрассветные часы, даже Анну в конце концов сморил сон, а я лишь молча сидела, наблюдая за спящей подругой и детьми. Расстояние между Коньей и Стамбулом в отличие от Бурсы было по тем меркам огромным, больше пятиста километров. Но всё же, мой приказ двигаться без остановок и с максимальной скоростью был выполнен, поэтому на самом деле, как я и хотела, к обеду мы были на месте. Посмотрев на детей, находившихся в неком предвкушении от встречи с тетей и Анну, кинувшую на меня уже знакомый взгляд, я вышла из кареты и негромко прошептала той. — Найди мне Мелексиму, как можно скорее. Лучше даже до того как я встречусь с Шах. — девушка кивнула и практически сразу же исчезла в особняке, ну а я, медленным и размеренным шагом прошла внутрь, педантично осматривая каждый сантиметр дворца сестры. Первое, что я почувствовала как только зашла внутрь — отсутствие уюта. Говорят, дом олицетворяет состояние хозяина. А здесь чувствовалась странная холодность, словно дом попросту неживой. Тихий вдох сорвался с моих губ, как раздался негромкий голос позади меня. — Госпожа, я здесь, вы желали меня видеть? — я повернулась, посмотрев служанке в глаза и мягко улыбнулась. — Да. Желала. Анна, забери детей, мне необходимо поговорить с глазу на глаз. — та улыбнулась, протянув Долунай и Алемшаху руки, произнесла. — Я отведу султанзаде и госпожу в сад. — девушка испарилась вместе с ними и я негромко прошептала, смотря верной мне девушке прямо в глаза. — Мелексима, есть во дворце комната, где нас точно не увидят и где мы сможем поговорить без лишних глаз? Лицо девушки приобрело задумчивое выражение и спустя пару минут молчания она ответила. — Кабинет Лютфи-паши сейчас пустует. Госпожа туда точно не пойдет, туда служанки даже редко заходят, а во время похода уборку там делаю я. Кивнув, я протянула руку, молчаливо показывая, что не знаю дороги. Спохватившись, Мелексима засеменила к одному из проходов, придерживая в руках платье. Остановившись у одной из дверей, девушка медленно приоткрыла её, проходя внутрь. Проследовав за служанкой, я окинула взглядом кабинет, примечая порядок на столе, крайне практичное использование предметов. Впрочем, это меня не интересовало. — Рассказывай. — сухо выдохнула я. — Было ли ещё что-то с момента твоего письма? Та покачала головой, добавляя — Только Шах-султан с каждым днем все раздражительней. Один раз во время завтрака сказала, что в одиночку завтракать неприятно и даже вас вспомнила. — Больше ничего? — я скрестила руки, посмотрев её в глаза. — Ничего госпожа, правда ничего! Было бы, я бы вам сказала. — я медленно вздохнула. — Ладно, после моего отъезда мои требования не изменятся, сразу же сообщай всё мне. И если только будет ещё одна похожая ситуация зови меня, это то, для чего ты здесь. Где сейчас Шах? — В своих покоях. Госпожа сегодня даже не обедала… — я сухо вздохнула, поинтересовавшись как дойти до покоев сестры и сделав взмах рукой, отпустила Мелексиму. Ещё раз проговорив весь путь, я вышла из покоев зятя, в глубине души радуясь, что больше ничего не случалось. Наконец я и правда дошла до покоев сестры, как и указала Мелексима. Я не знала как правильно поступить, но в итоге, не стучась прошла внутрь, сразу кидая взгляд на сестру, которая сидела на диване, читая книгу. Я окинула взглядом её фигуру, даже не осознавая, что на моих губах расцвела теплая и нежная улыбка. Она была уже такой взрослой. Ей было пятнадцать лет, ровно столько прошло с того момента как я очнулась здесь. Наконец я услышала голос. Такой родной, с уже знакомыми интонациями. — Я же сказала меня не бесп… — она наконец оторвала взгляд от книги. Выражение её лица приобрело изумленное выражение и она, аккуратно, отложив книгу и поднявшись с дивана, посмотрела на меня. — Сонай? Мягкая улыбка расцвела на моих губах. — Не утруждай себя. — я подошла к сестре, коснувшись рукой её щеки и тихо прошептала. — А беременность тебе к лицу. Впрочем… Ну как, рада сюрпризу?