Мельница

      Наташа уже приготовилась разнимать Адама и Маргариту Алексеевну или участвовать, как в школе, в безобразной драке, поэтому шум мотора показался благим знамением. Вскоре лесную дорогу озарили фары, а следом подъехал на квадроцикле Матвей.       ― Вечер добрый! ― Бригадир золотодобытчиков приветливо улыбнулся. Наташа пригладила волосы и постаралась взять себя в руки: негоже показывать, что они за девять дней в одиночестве успели перессориться и едва не подрались. ― А я вам тут гостинцев привёз!       Накал обстановки снизился, и все обступили Матвея, принявшегося доставать из рюкзака ароматные подарки. Шашлык из баранины с маринованным луком, ещё тёплый лаваш, огромный кусок чуть подтаявшего сыра, клюквенный морс и литровый контейнер с огородной клубникой подействовали подобно волшебной скатерти-самобранке. Наташа ела всё подряд и старалась спокойно дышать. Мелькнула мысль, что золотодобытчики им не друзья, и как хозяйке земли, ей следовало отказаться от угощения разорителей, но Матвей выглядел дружелюбно и, положа руку на сердце, просто был наёмным работником. Как и они все. И опять же кроме Наташи.       ― Рад, что вы хорошо поработали, ― добродушно произнёс Матвей. Он отказался от коньяка Адама и с интересом изучил карту с пометками о выкопанных шурфах, которую ему показали Илья и Маргарита Алексеевна. ― Вот на следующий год археологам здесь будет раздолье. Промышленным, я имею в виду, не учёным. А знаете, ― его квадратное лицо вдруг помрачнело, ― может, плохо скажу, но хорошо, что вы у нас в Кедровке не остались.       ― А что, мешали бы? ― невпопад хихикнула Наташа.       Пока они второй раз ужинали, она постоянно чувствовала на себе взгляд Адама. Мучительно тянуло отозвать его в сторону. После ссоры запал угас, и уже не хотелось продолжать орать и обвинять. Он ведь всё понимал, она была уверена. И сказал, отчего бесится. Наташа помнила, как Адам горевал по Элеоноре, как любил её. И никому не желала потерять любимого человека вот так: в машине «скорой помощи».       ― Вам бы мешали, ― невесело усмехнулся Матвей. ― Хотя работяги из местных утверждают, что только от вас и была бы польза. Телеуты, что с них взять. Сначала разрезам и прииску свои земельные участки продали, а теперь плачутся. Нету у них хозяйки земли, некому духов задабривать.       ― А что у вас там происходит? ― Наташа заметила, как потемнели глаза Адама, но скандалить с малознакомым Матвеем он не стал.       ― Нехорошо у нас по ночам. Да и днём погано, ― поморщился Матвей. ― Вот есть места хорошие, где ночью под забором усни и хоть бы хны, а есть плохие, где и под солнцем неуютно. Вот Кедровка у нас такая. На картах написано, что она без населения. А я вам скажу, что очень даже густонаселённая деревенька! Да только не людьми.       ― Что вы имеете в виду? ― Илья подался вперёд, дожёвывая кусок баранины. Еду он ухитрился взять первым, пока её никто не тронул, а лаваш брал только из рук Громовой.       ― Не нравимся мы тем, кто там теперь живёт, ― отрывисто бросил Матвей. ― Мы ж, когда заехали по весне, снесли часть домов, чтобы технику было, где ставить. И те, кто успел поселиться в этих домах… негодуют. Как солнце садится, сразу начинается: стуки, шуршание, а уж те, кто лезут в окна…       Наташа поёжилась, вспоминая свой сегодняшний сон. Бледные тени навий, заполонивших посёлок, вставали перед внутренним взором, пока Матвей рассказывал, как яхонтовцы сходили с ума от страха, палили по являвшимся в разных обличьях навьям из ружей, но ничего не могли сделать. Словно то, что телеуты добывали золото родной земли для чужаков, наложило на них отпечаток.       ― Одно хорошо, что золото моем без проблем и не приходится Яхонтову докладывать, что суеверный народец росомаху подстрелил и её шерстью забил все дверные косяки, ― попытался отшутиться Матвей, видя сосредоточенное и побледневшее лицо Наташи. ― И хоть золотая лихорадка в Сибири осталась в девятнадцатом веке, но, сами понимаете, золотовалютный запас страны необходимо пополнять. А наша Мельничиха ― самая золотоносная река республики. Боюсь даже представить, сколько золота в её устье!       ― Устье чуть ниже недостроенной ГЭС, так что проверьте, ― отозвалась Маргарита Алексеевна. ― По тому, что я читала и видела, если начать разработки там, то можно выйти на первое место по до́бычи на мировом рынке.       Наташу всегда передёргивало, когда Адам или губернатор говорили это дурацкое производственное «до́быча». Она посмотрела на Громову, сейчас спокойно разглядывавшую звёздное небо и, не стесняясь, курившую айкос. Адам говорил, что та разведывала залежи адаманта на Качурке на Яхонтовский грант. Все они так или иначе становились менеджерами от науки, но геологам всегда приходилось трудней. Больше промышленники, практики, как они могли балансировать на грани? Да что говорить, сколько экспертиз переделала сама Наташа!       ― Думаю, там тоже через пару лет будет прииск. «Золотая игла», версия два-ноль, ― произнёс Матвей. ― Яхонтов собирается строить здесь золотоплавильный завод, которому нужна будет энергия. Вот от Курьинской ГЭС он и будет питаться. Сами знаете, что плотину скоро начнут достраивать. Уже и проект для протягивания ЛЭП готовят, чтобы от ГЭС электричество шло к заводу. Археологи в будущем году шурфить начнут.       У Наташи всё в груди похолодело. Она повернулась и встретилась взглядом с Маргаритой Алексеевной. У той в глазах читалось то, что думала Наташа: «Разрушить экосистему Карасу и всей республики ради питания одного-единственного заводика?»       Чёртово золото! Наташа сухо всхлипнула. Какая она хозяйка земли после этого? Если не может ни от чего защитить родной край. Странно, но Наташа чувствовала, что происходящее ― важно для неё. Она должна всё понять и разобраться, что происходит в республике, и с ней самой. Обязана поговорить с Ярославой Ростиславовной. Ведь та стала для неё проводником, своего рода спусковым крючком к осознанию, кто Наташа на самом деле. Чья она. Только сейчас Наташа вспомнила, что знала Ярославу Ростиславовну задолго до встречи в аэропорту «Космонавтов». Видела далёким летом, когда была ещё маленькой девочкой. И, кажется, именно тогда прикоснулась к силе земли.       Шестилетняя Наташа с сачком бегала по полю, как мышь, и ловила бабочек. Голубянки, белянки и траурницы улетали, но Наташа не сдавалась. Уж очень хотелось наполнить свою банку и похвастаться папе, как много бабочек она поймала! Ведь не зря же они уехали так далеко от дома: на самый север республики, чтобы пофотографировать птиц на Ташсу ― вдруг кто-то интересный прилетит к реке? Наташе пока доверяли только смотреть в бинокль, но она и по картинкам потом могла сказать, кто из пернатых есть кто. Не всегда угадывала, ну и что с того?       ― Смотри! ― Наташа сунула папе под нос банку-садок с бабочками. ― Я только махаона не поймала…       За быстрой жёлтой бабочкой она гонялась до потерянной панамки, которую теперь искали на степных склонах, заросших земляникой, папины студенты. И, кажется, Наташе напекло голову. Потому что ей упорно чудилось, будто она не сидит в теньке походного тента, а едет в трясучем «УАЗике».       ― Завтра пойдём с тобой на тот склон, и я помогу тебе поймать махаона. ― Папа улыбнулся и протянул Наташе бутылку с лимонадом. ― Юрок, ты чего такая красная? ― Он обеспокоенно потрогал её лоб большой ладонью. ― Твоя мама меня пришибёт!       ― Да мне хорошо, папочка! ― замотала светло-русыми косичками Наташа. Если она заболеет, её не пустят ловить бабочек и смотреть на птичек. Или отправят домой! Тем более, что Наташе на самом деле полегчало, точно «УАЗик» остановился, и она из него вышла.       Мучимая непонятным стремлением, Наташа выскользнула из-под тента и увидела, как к ним из того самого «УАЗика» шла высокая красивая девушка с узкими тёмными глазами и чёрными волосами. Пёстрая рубашка свободно колыхалась на ней, но Наташа приметила большой живот девушки. Значит, та ждала ребёночка.       Наташа никогда не стеснялась незнакомцев, а к девушке так и вовсе тянуло, как магнитом. Поэтому она потопталась на тропинке и, выждав, когда девушка подошла ближе, выпалила:       ― Привет! Я ― Наташа Нехлюдова, ― её папа научил так представляться, ― а тебя как зовут?       ― Ярослава, ― улыбнулась новая знакомая. ― Всэх бабочэк поймала?       ― Откуда ты знаешь? ― Наташа ведь даже сачок с собой не взяла. Но что-то в облике Ярославы заставляло довериться ей. Узнавать и говорить. ― У тебя ведь дочка будет? Красивая, как её папа, и упрямая, как ты! ― Она не понимала, откуда, но была просто уверена, что права. ― Папа, это Ярослава! ― Наташа обернулась и увидела, что папа внимательно смотрит то на неё, то на вновь прибывшую.       ― Юрок, помоги ребятам у костра, ― быстро произнёс папа. ― Нам с Ярославой Ростиславовной нужно поговорить. Бегом!       Наташа сделала вид, что ушла, но вернулась кустами и спряталась за ближайшей к тенту палаткой. Подслушивать ― нехорошо, но Наташа чувствовала, что сказанное ― про неё и для неё.       ― Твоя дочь ― вэдунья, Коля, ― произнесла Ярослава. ― Что бы ты ни думал.       ― То есть, дело не в её счастье, а в земле? ― вздохнул папа. ― Не думал, что мой единственный ребёнок будет ведуньей.       ― Ты жэнился на дочэри Эвдокии, ― отпила лимонад Ярослава. ― Хоть у Ольги нэт силы, но зэмля нэ останэтся бэз хозяйки. Посох пэрэйдёт к Наташэ, когда настанэт врэмя.       ― А когда, Ясь? Когда?       ― Когда золото по рэкэ потэчёт, тогда хозяйка на мэльницу придёт.       Наташа вздрогнула, когда Маргарита Алексеевна тронула её за плечо. Оказалось, что она задремала прямо на стуле, а Матвей уже укатил в закат. Понурив голову и не глядя на Адама, но чувствуя его, Наташа поплелась спать. Вот и разгадка происходящего: на Мельничихе моют золото, а хозяйка вернулась на Кряж. А толку-то?

***

      В экспедиционной жизни Риты встречались дороги разной степени паршивости. Заброска по замёрзшей реке в заповедник на Дальнем Востоке, перекатывание на валунах по пути на плато Укок, когда оставалось только не смотреть вниз, сутки в вездеходе по качурской тундре. Но обратная дорога в «Лосиную Курью» стала для Риты испытанием на прочность. Ехали они тихо, но тошно.       Находиться бок о бок с влюблёнными парочками Рита привыкла. Но когда они ссорились, атмосфера становилась невыносимой. Рита не могла найти себе места и молча села штурманом на переднее сиденье рядом с Адамом. Тот вёл «буханку» не спеша, но дёргано. И хоть дождей не было уже больше двух недель, глинистая таёжная земля так и норовила стащить «УАЗик» в колею.       Адам покраснел и был зол, как собака. Он то и дело бросал в зеркало заднего вида взгляды на Наташу. Рита чувствовала, что Адаму хочется поговорить с Нехлюдовой, да просто прикоснуться к ней и снова быть рядом, но ревность и обида заставляли его выворачивать руль и вести «буханку» дальше. Так душно Рите было только раз: на свадьбе товарища, где отец невесты нажрался и устроил скандал с мордобоем.       Илья после того неловкого полуинтимного разговора держался чуть отстранённо, но Рита видела его горящие потаённой радостью глаза. Он охотно помогал ей укладывать вещи, даже от Адама держался максимально далеко. Сейчас Илья надел наушники и слушал музыку на поцарапанном, но дорогом смартфоне. Наташа почти всё время молчала, только смотрела на удалявшиеся ели Низкого кряжа и порой вздыхала. А ещё глядела в спину Адама со смесью злости и отчаянной, глубоко задетой любви.       В очередной волнистой, точно здесь прополз Великий Полоз ― вечный спутник и хранитель золота, колее «буханку» закрутило и занесло так, что Рита изо всех сил вцепилась в поручни. Если они перевернутся, вытащить их сможет только трактор. А до ближайшей деревни добрая сотня километров.       От тряски поклажа разлетелась по салону, но Наташа и Илья, сидевшие спиной вперёд, старались сами не отправиться вслед за пожитками. О том, чтобы придержать вещи, речи не шло.       Адам остановился, бросил быстрый взгляд на царивший позади хаос, и ему этого вполне хватило, чтобы психануть:       ― Какого чёрта я вообще потащился в эту дыру! ― Он выпрыгнул из кабины, забрался в салон и принялся распихивать вещи по углам. Илья его подчёркнуто не замечал, дожидаясь Риту, а Наташа застыла с каменным лицом. По ней было видно, что она готова расплакаться. ― Вы что, совсем безрукие? Не могли вещи подержать? За своими хорошо следите, а на чужие ― насрать? ― Адам кивнул на гербарную папку Наташи и пару прессов с растениями, которые оказались засунутыми под сиденья ещё в начале пути. ― Бестолковые, чёрт! Никуда больше не возьму! Никогда! Толку от вас нет! ―Адам распалялся всё больше, вещи укладывались в безобразную гору. Один из прессов Наташи упал, и Адам воскликнул: ― Да чтоб глаза мои вас всех не видели!       ― Всё, как вы скажете, Адам Евгеньевич! ― Наташа резко подалась вперёд и оказалась нос к носу с Антоновым. Одного взгляда на неё хватило Рите, чтобы попятиться в накатившем слепом ужасе: глаза Нехлюдовой точно засветились зелёным огнём, стали яркими, как малахиты. Голос звенел и отдавался эхом. ― То, что надобно, видеть не будете, а то, что не надобно ― да!       Малахиты девичьих глаз пылали гневом, черты лица заострились. Казалось, Наташа сейчас влепит Адаму пощёчину, но не это пугало Риту до дрожи. Осознание, вопль на краю восприятия, рудименты чувства хтонической опасности, унаследованные от первобытных предков, кричали Рите, что происходит что-то плохое.       Она отстранилась, пропустила Адама и буквально вылетевшую из «УАЗика» Наташу. Адам, кажется, дёрнулся в сторону Нехлюдовой, но та уже унеслась в придорожные кусты черёмухи.       Не в силах сдержаться, Рита закурила айкос и посмотрела на Илью. Тот сразу же снял наушники ― слушал «Linkin Park», и внимательно поглядел на неё.       ― Ты видел сейчас глаза Наташи? ― срывающимся голосом прошептала Рита и закашлялась. Айкос вонял и нуждался в чистке. ― Наверное, у меня глюки, но они горели зелёным огнём! ― И озвучила пришедшую в голову жуткую мысль: ― Я готова побиться об заклад: ничего хорошего от её слов Адаму не будет.