Мельница

июль, 2021 год, «Лосиная Курья»

      «Лосиная Курья» встретила отряд окосевшими от недосыпа орнитологами. По словам студентов, вопреки прогнозам Ильи Николаевича, что птицы в массе будут ловиться не раньше августа, пернатые уже сейчас забивали сети с самого утра. За день кольцевали по двести штук и круглые цифры не успевали обмывать. Грызуны и землеройки в ловчих канавках тоже радовали количеством, териологи ходили очумелые, пропахшие формалином и мышатиной, а в садках-«аквариумах» у этологов сидели десятки злющих чёрно-белых кутор.       Стояла обеденная птичья сиеста, жара растеклась по биостанции, заползая в домики. Все окна были распахнуты настежь, но легче не становилось: Наташа помнила такую изнуряющую многодневную жару перед грозой. От дождя бы она не отказалась.       Но сейчас ей было необходимо найти Каргину. Наташа чувствовала, что ещё минута, секунда молчания в неизвестности, и она уедет в дурку прямо с биостанции. Чокнется от непонимания, что происходит, и куда двигаться дальше. Поэтому, забросив вещи в домик и наскоро переложив гербарий, Наташа отправилась на песчаную косу за «Курьёй»: чувствовала, что Каргина там.       Та действительно обнаружилась на деревянном пирсе. Купальник обтягивал крепко сбитое загорелое тело, напоминающее древних этнических кукол. Каргина обернулась, почувствовав приближение: Наташа ощутила лёгкий, как прикосновение летнего ветра, откат приятия.       ― Ярослава Ростиславовна, ― слова вылетали быстро и сухо, но осознавать сказанное было тяжело, ― бабушка велела поговорить с вами. Сказала, что вы всё объясните.       ― Когда золото по рэкэ потэчёт, тогда хозяйка на мэльницу придёт, ― внимательно глядя на Наташу чёрными глазами, в которых плескались сосредоточенность и теплота, отозвалась Каргина. ― Я помню тэбя малэнькую, Наташа. Ты тогда чувствовала много. Чэго ты хочэшь тэпэрь?       ― Понять, что происходит. ― Наташа скинула шлёпанцы и погрузила натёртые берцами ступни в воду. ― Я ничего не знаю, Ярослава Ростиславовна! Кто я и что я? Как же моя жизнь? Кто такие хозяйки земли? Что вообще творится в этом мире?! ― Её потряхивало, было просто-напросто страшно пустить в себя то, что сейчас расскажет Каргина.       ― Ох, Наташа… ― протянула та. ― Пойдём в аил. Выгонэм дэтэй дрэмать, а сами поговорим.       ― То, что я сэйчас расскажу, это основы. Азы, которыэ знают всэ. Готова? ― Наташа кивнула, отпив квас. А Каргина продолжила. Говорила она мягко, но чётко, чуть нараспев, утопая в клубах дыма «Примы». И в какой-то момент Наташа перестала замечать её акцент, словно Каргина говорила не словами, а напрямую в мысли.       ― Очень давно, за тысячи лет до сегодняшнего дня, всё в мире считалось произошедшим от двух элементов ― Матушки-Земли и космических сил, зовущихся иначе Громовержцем-Перуном. И силы в мире делятся чётко: есть ведуньи, есть колдуны. Но мира между ними нет. Поэтому отвечаю на твой вопрос о хозяйках земли, иначе ― ведуньях. Их ведовство имеет глубокую связь с землёй ― родоначальницей их сил. Колдуны же черпают силу из космоса, Неба, от Перуна. Поэтому их противостояние извечно, как борьба Земли и Неба. Ведуньи и колдуны недолюбливают друг друга, хоть и относятся с уважением.       ― Почему не любят? ― прошептала Наташа.       ― Потому, что Небо и Земля разлюбили друг друга, говорят старые шаманы, ― отозвалась Ярослава Ростиславовна. ― И их дети подхватили ссору родителей. Перун строго запретил своим сыновьям вступать в связь с дочерями Земли, а Матушка, видя несправедливость, велела ведуньям не якшаться с колдунами. С тех пор так и повелось: браки между колдунами и ведуньями запрещены и караются смертью.       ― Как же так, ― сглотнула комок Наташа. ― Что случилось между Небом и Землёй?       ― От большой любви рождается большая ненависть, когда нет согласия. Ты же знаешь, Наташа, как это? ― В глазах Ярославы Ростиславовны плясали духи, и до Наташи дошло, что та в курсе всего. ― Тут и до грызни недалеко.       Ведь у неё, Наташи, и Адама всё было точно так же. Пропало понимание, а ревность и непрекращающиеся ссоры убивали уважение друг к другу. Сейчас, глядя на Адама, она уже не понимала, за что полюбила его тогда. До сих пор любила. Или ей казалось? Наташа помнила, каким он был добрым, ласковым и мудрым. А сейчас всё это исчезло. Или оказалось погребено под слоем скверны, которую вытащила, словно породу и золото, «Лосиная Курья».       На миг Наташа представила Адама Небом, а себя ― Землёй. Ветер и плодородная почва, бескрайний простор и зелёная воля. Они были такими же. И история богов была историей отношений, которые зашли не туда. А Ярослава Ростиславовна продолжала:       ― Каждый ведовской род берёт начало от определённой «своей» местности. В Карасукской республике такое деление идёт по орографическим районам. И каждая хозяйка земли передаёт наследнице силу. Поэтому ведуньи рожают первенцами только дочерей.       ― Значит, у нас пять ведуний? ― Наташа жадно слушала Каргину, стараясь запомнить всё. Про понять она пока не думала.       ― Да. А каждый колдовской род выступает как единое живое существо, порождение Неба-Перуна. Поэтому всякий колдун чувствует связь с предками. Ведь в таком роду ограниченное количество душ, которые воплощаются раз за разом.       ― Реинкарнация? Постоянная реинкарнация? ― У Наташи голова шла кругом, но она держалась.       ― Что-то вроде этого, ― кивнула Каргина. ― От предыдущего воплощения остаются отголоски, на нынешнее оно не влияет. Старики-алагумни ― учителя по-эвенкийски, в городе шаманов рассказывали, что каждый колдовской род пристально следит за ныне живущими представителями и блюдёт традиции передачи умений и навыков. У родов есть символы силы, которые носит старший потомок. Кольца, запонки, браслеты, серьги ― что угодно из ювелирных украшений. Ведь драгоценные камни и золото несут в себе большую силу. А если по какой-то причине наследник остался один, без отцовской опеки, род высылает к нему наставника ― духа одного из предков, который учит юношу уму-разуму.       ― А колдунов много? Какие они бывают? ― Наташа вдруг вспомнила свои последние сны: полёт ветром над полями и тайгой, ощущение свободы и безграничного счастья. Жаль, что на самом деле она бескрыла. ― В смысле, их способности как-то ранжируются? Если вы сказали, что сыновей у Неба было много.       ― Люблю понятливых студентов, ― улыбнулась Ярослава Ростиславовна и вновь закурила. Передышку она не делала. ― Родов приличное количество, но разновидностей, подвидов колдунов, всего пять. Самые сильные, но довольно редкие ― воплощения бога ветров Стрибога ― ветрогоны. Они умеют обращаться ветром, крутить смерчи, развеивать, ― на миг Наташе показалось, что на лицо Каргиной набежала тень, и та запнулась, ― владеют заклинаниями на след, вообще хороши в заклятиях. Есть ещё колдуны от Велеса ― скоморохи. Шоумены колдовского мира, мастера любовных чар и интриг, прирождённые артисты. Есть воплощения Даждьбога ― дажди. Прекрасные целители, исполнители желаний, те, кто дарит радость и забирает горе. А ещё есть семарглы ― олицетворение Семаргла, хранители памяти. Но учти, Наташа: я сейчас говорю про колдунов-мужчин, которые и владеют львиной долей способностей. Все женщины колдовских родов, все небесные колдуньи, несут в себе силу Макоши ― богини судьбы, плодородия и неумолимости рока. Ведь колдуньям приходится рожать наследников, а размножение у колдунов ― непростое дело.       ― А что у них не так с размножением? ― нахмурилась Наташа. ― Вы упоминали, что духи-наставники учат лишь юношей-колдунов. А колдуньи, значит, только рожают наследников? Не очень-то честно. И как быть, если в семье колдуна два сына? Кому достанется символ силы?       ― Не может такого быть, ― покачала головой Ярослава Ростиславовна. ― У колдунов бывает только один сын ― первый, он же и последний. После него рождаются только дочери-колдуньи. За наследника же они отдают жизнь: колдуньи умирают родами первенца от колдуна без сына. А вот последующие жёны спокойно рожают дочерей. Конечно, иногда колдуны берут в качестве первых жён дичек, но нечасто.       ― За что? Почему? ― Наташа во все глаза смотрела на Каргину. Сказанное было дико.       ― Всё из-за ссоры Неба и Земли, ― вздохнула та. ― Кто бы ни понёс от колдуна первенца ― колдунья, ведуньи, дичка ― дичками зовутся люди без чародейских способностей, ― они умрут. А вот после рождения первенца колдун безопасен, женится вновь, и в этом браке рождаются только дочери.       ― И неужели нельзя никак спасти мать? ― прошептала Наташа. Смогла бы она носить под сердцем ребёнка, точно зная, что отдаст за него жизнь? Должно быть, эти мысли отразились у неё на лице, потому как Ярослава Ростиславовна наклонилась к ней и положила руку на плечо:       ― Тебя это не коснётся. Адам ― дичок. И, я сердцем чую, твой истинный.       ― Кто? ― Наташа совсем растерялась. В голову лезли странные мысли, перед глазами плясали завихрения ветра и сверкали малахиты.       ― Истинные пары. Те, кто предназначен друг другу судьбой. Небом и Землёй, если хочешь. Мне о них брат рассказал. А откуда он узнал ― не ведаю. Но многие шаманы это чуют, только почему ― не знают.       ― Тогда давайте брата спросим! ― воскликнула Наташа. Ну почему никто никогда не интересуется по-настоящему важной информацией, оставляя её в знаниях одного человека?       ― Не спросим, ― отрывисто бросила Каргина. ― Он давно умер.       ― Простите.       ― Ничего. Мы не были близки. ― Ярослава Ростиславовна не лгала, но, Наташа чувствовала, и всей правды не говорила. Наверное, она очень любила брата. Поэтому Наташа поспешила перевести тему и спросила:       ― У колдунов есть кто-то главный?       ― Да. Обычно главный колдун ― Вий, начальствует над одной административной единицей.       ― А кто Вий Карасукска?       ― Никто. За Уралом не так много небесных колдунов. Последний Вий нашей столицы умер, не оставив наследников. Поэтому в небе над Карасукском не летают стрибоги. И вообще колдунов почти нет, только заезжие и залётные.       ― Вы сказали про колдунов и ведуний, ― наморщила лоб Наташа. ― Но кто такие шаманы?       ― Смески. Те, кто несёт в себе и колдовскую, и ведовскую кровь. Дети от запретных браков. У нас в Сибири с этим чуть проще. Шаманство ведь можно не только передать по наследству, но и обрести напрямую от Эрлика. Если ему будет угодно, и он укажет духам на нужного по его мнению человека. И таким образом из дичков пополняются ряды колдунов, которых, по сравнению с обычными людьми, очень немного. Это роднит нас с земными колдунами.       ― А это ещё кто такие? ― Наташа готова была кричать в голос. Привычный мир трещал по швам с самого приезда на биостанцию, а теперь от него и вовсе остались одни осколки. Небесные колдуны, ведуньи, шаманы и какие-то земные! Чокнуться можно!       ― Земные колдуны так называются, потому что воплощают не богов, а силу природы, ― ответила Каргина. ― Мне рассказывали, правда, очень кратко, что земные колдуны скрытны и держатся обособленно от небесных собратьев и ведуний, что они были созданы Матушкой-Землёй из духов природы. Айна и байана, если хочешь. И в распрях Неба и Земли участвовали косвенно. Эти колдуны и ведьмы обладают разными способностями и вообще в целом близки к шаманам. Которые тоже умеют всего понемногу: ведовать и летать, например. А ещё видеть звериные сны. Евдокия была косулей ― такой тотем у ведуний Низкого кряжа. Наташа, ты во снах в кого превращаешься? ― Взгляд Ярославы Ростиславовны стал цепким.       ― Ни в кого, ― тихо ответила Наташа, чувствуя, как мурашки бегут по телу. ― Я летаю ветром.       ― Айна возьми! Так ты шаманка, Наташа! Настоящая шаманка. ― Каргина радовалась непонятно чему, как девочка. ― Твой предок ― ветрогон! Ведуньи не особо рассказывают, от кого родили наследниц. Главное, чтобы кровь была сильной.       ― То есть я ― воплощение колдовского рода, а не ведовского? ― Наташе стало печально. Будто она и не смогла что-то понять и верно сделать. И тут всем снова понадобилась её сильная часть личности.       ― Вероятно, ― отозвалась Ярослава Ростиславовна. ― Как говорили в городе шаманов, если не мора, то всему научишься.       ― А что такое мора? ― едва не плача, спросила Наташа. Она уже совсем ничего не понимала и чувствовала, что следующий поток сведений её добьёт. Она была на грани.       ― Мора… ― Судя по поджатым губам, Ярослава Ростиславовна сама была не рада, что упомянула об этом. ― Понимаешь, Наташа… Браки колдунов и ведуний во многом запрещены ещё и потому, что от такого кровосмешения может родиться… не простой колдун или ведунья, а шаман шаманов. Светлый или тёмный. Может воплотиться Хорз ― Солнце-Бог, Ульген, а может Чернобог ― Бог-Тьма, Эрлик. Сильнейшие колдуны, неподвластные небесным и земным чарам. Воплощения Жизни и Смерти. А в редчайших, почти легендарных случаях в срединный мир приходит богиня зимы и смерти Морена. И её-то как раз зовут морой.       Холод разлился у Наташи по спине, и не только потому, что солнце садилось. Буйное воображение, достигшее в «Курье» апогея, рисовало светловолосого и доброго Хорза, мрачного Чернобога с лицом, скрытым тьмой, и прекрасную холодную Морену, идущую, подобно Снежной Королеве, по лесам и городам.       ― Шаманы шаманов рождаются редко, ― долетел из сумерек, сгустившихся в аиле, голос Каргиной. ― Такие мощные боги не разбрасываются силой. Я слыхала, что в мире есть парочка хорзов. А вот чернобогов не видели уже сотни лет. Их рождение ― непредсказуемо, а ведовская мережка ― то, куда тебе приходят видения, ― их не чует. Свою судьбу и будущее родни ведуньи, впрочем, тоже не ведают. Есть вопросы?       ― Есть! ― истерично усмехнулась Наташа. ― Как мне теперь с этим жить, Ярослава Ростиславовна? Как. Мне. Теперь. С. Этим. Жить.       Она чеканила каждое слово, словно заклятие, в отчаянной надежде, что всё окажется сном, нахлынет туман, и она проснётся. Полетает ветром над старой мельницей, и всё закончится. И с Адамом всё будет, как раньше. Он так реагировал на любые упоминания эзотерики ― что же будет теперь, когда он узнает, что его девушка ― помесная шаманка от крови стрибога и ведуньи-косули? Их отношениям конец. Всему конец. И папе ничего не придётся объяснять уже самой. Правильно она увиливала от разговора. И мама никогда не узнает, кого любила, любит её дочь.       Вдруг ярчайшей вспышкой, так, что Наташу аж затошнило, пришло осознание, что её родители всё знали. Она помнила разговор папы и Каргиной, видела в льдистых глазах мамы, что та что-то искала в дочке и находила.       ― Я... я пойду к папе, ― выдавила Наташа со слезами. ― У него спрошу. Я не верю.       ― Вэришь. Давно вэришь. ― В полутьме лицо Каргиной казалось ликом менгира. ― Бэги и спроси. А на вэчэрний костёр ― приходи.       Наташа быстро шла по тропинке, едва не сбиваясь на бег. В горле стоял комок, слёзы лились. Она вытирала их, но они всё текли. Всхлипнув, Наташа остановилась возле лаборатории орнитологии. Папа нашёлся быстро, как и всегда. Он помогал студентам и Баринову с кольцеванием и обмериванием только что пойманных птиц. Светло-голубые глаза папы вспыхнули улыбкой, когда он заметил Наташу, и она ощутила его беспокойство: заметил слёзы.       ― Последняя камышевка, ― произнёс папа, обмеряя крыло мелкой птицы, смотревшей на орнитолога взглядом хищного динозавра, которого заставили жрать зерно. ― Двести пятьдесят за сегодня, Илья Николаевич.       ― Пятитысячная тварь за сезон, ― улыбнулся в бороду Баринов. ― Надо сделать праздник.       ― Празднуйте, я приду. ― Папа быстро вышел из лаборатории и, взяв Наташу под руку, повёл к себе в домик. ― Юрок, ― совсем как в детстве, чёрт, ― что случилось? Кто тебя обидел? ― Он обнял её, и она, всхлипнув, прижалась к нему, вдохнув такой родной запах леса и поля. ― Как тебе помочь? Что сделать?       ― Сказать мне правду. ― Наташа отняла лицо от папиной груди и посмотрела ему в глаза. ― Мне с самого прилёта снится один и тот же сон. А на Кряже ко мне пришла бабушка. Я ― ведьма?       ― Да, Наташ, ― глухо отозвался папа. ― Твоя бабушка была ведуньей.       ― А мама? Кто она? Почему у неё нет ведовской силы? ― Наташу потряхивало, но плакать она перестала.       ― Позвони ей, Юрок. Стационарный сотовый у Горыныча работает хорошо. ― Папа крепко-крепко обнял её и поцеловал в макушку.       Наташа набирала номер мамы с гулко бьющимся сердцем. Пальцы холодели, а на том, что Ярослава называла мережкой, метались обрывки из детства. Или это ― просто воспоминания, а она, дурочка, себе нафантазировала?       ― Мам, это я, ― захлебнулась, но сразу обозначилась Наташа. ― Мам, извини, если отвлекаю, но мне очень надо поговорить!       ― Доча, я тебя слушаю. ― Ольга Нехлюдова всегда говорила так: чётко, отрывисто, будто раскалывались льдины. Наташа вспомнила её холодные очень светлые голубые глаза, яркие черты тонкого лица и копну почти белых волос. Сама Наташа всегда походила лицом на бабушку, чуток ― на папу, и никогда ― на маму.       ― Кем была баба Даша? ― выдохнула Наташа. ― И кто теперь я?       ― Узнала, значит. ― В трубке послышался тихий вздох, но мама быстро взяла себя в руки. ― Наташ, твоя бабушка была ведуньей, как и прабабушка Глафира и все женщины в роду Нехлюдовых до неё. А прадед Панкрат был мельником ― последним на Кряже. Ты же знаешь, там мало ветров. Поэтому баба Даша ― мельникова дочка. А в самой мельнице, Наташа, твоя сила.       ― Почему бабушка не передала Кряж тебе? ― Наташа сжала трубку так, что свело пальцы. Казалось, пожелтевший пластик вот-вот треснет. В груди разлился холод. Она уже чувствовала мамин ответ.       ― Потому что у меня нет ведовской силы. ― Наверное, мама никому об этом не говорила. Кроме папы после той злополучной охоты на вальдшнепов, когда к ним пришёл неупокоенный чёрный шаман Харыысхан. ― Ведь я ― мора.