Мельница

      Всё произошло так быстро, что Рита не успела испугаться. Понять, что случилось, тоже.       Она засиделась после бани до поздней ночи, заполняя полевой дневник. Полезный навык, который ещё на первом курсе вдалбливал им грозный Евгений Николаевич. Хоть он и не был педагогом от слова совсем, советы всегда давал дельные и приучал к профессиональной аккуратности.       Волосы после душа распушились, едва касались плеч, а Рита сидела с ноутбуком в глубоком кресле, поджав под себя ноги. В буржуйке горел огонь, а Ярослава похрапывала на своём надувном матрасе. Наташа была в бане с Адамом: Рита видела, как Нехлюдова вела под руку ослепшего возлюбленного.       Берёзовые поленья треснули, дверца распахнулась, и искры посыпались из печки. Рита вздрогнула, а в следующий миг пламя погасло, словно проглоченное чем-то. Или кем-то.       Рита застыла в кресле и через мгновение вздрогнула: что-то с силой стукнулось в окно, а Ярослава выгнулась дугой и страшно застонала.       С гулко бьющимся сердцем, прихватив на всякий случай топор, Рита приоткрыла дверь. По крыльцу процарапали когти, и в проём ворвалась растрёпанная чёрная ворона. Растопырив крылья, с которых капала вода, открыв клюв и часто-часто дыша, ворона проскакала по домику, заметалась, а Ярослава забилась, точно в судорогах. Из её рта вырывались нечленораздельные звуки, а ворона хрипло и истошно каркала, глядя на Риту… умоляюще?       Не отдавая себе отчёта, Рита бросилась к вороне и поймала её. Птица неожиданно покорно далась в руки. Рита пригладила взъерошенные перья, и тут в домике погас свет. Даже угли в буржуйке перестали тлеть, а в тихом булькающем клёкоте вороны Рита, не понимая, что происходит, отчётливо расслышала:       ― Помоги мнэ. Помоги «Курьэ».       Она быстро обернулась: Ярослава лежала на полу, скатившись с матраса, и тихонько вздрагивала. Ворона выглядела не лучше, и Рита растерянно смотрела на обеих. Умом она понимала, что стоит помочь Ярославе, но какая-то её часть, самое потаённое, пережившее встречу с «чёрным альпинистом» и полуденницей, шептало не оставлять и ворону.       Рита погладила замершую, но живую птицу и бережно положила её рядом с Ярославой. А затем, собравшись с духом и не расставаясь с топором, выглянула из домика.       Биостанция горела. Но не огнём от пожара, а мертвенным, вселяющим первобытный ужас голубым пламенем. Этот огонь не пожирал, а обволакивал. Домики, луг, деревья, поляна и ивняки ― всё вокруг, насколько хватало глаз, светилось странным, пугающе знакомым голубым светом, похожим на мерцание осиновых трухляшек поздней осенью. А снизу по течению Карасу к «Курье» приближалось нечто.       Дыхание перехватило, руки похолодели, а сердце забилось где-то в горле. Не отрываясь, Рита смотрела, как к биостанции подходило ЭТО. Разом вспомнилась байка Николая Фёдоровича про трупный голем и говорящую собаку. Только Рита сейчас бы дорого отдала, если бы увидела только скопище останков. Потому как тому, что с каждым вздохом подбиралось всё ближе, она не могла дать название. Потому что аналогов ЭТОМУ не было.       Казалось, будто бетонные блоки и арматурный каркас недостроенной Курьинской ГЭС разом обрели подвижность и тягучесть. Точно остов агрегата вдруг ожил и поднялся со своего места в рукаве речной старицы, собравшись в существо, отдалённо напоминавшее… человека? Рита не могла сказать с уверенностью. Но ЭТО приближалось на двух ногах, а его голову украшало подобие венца из железных прутов, спускавшееся ниже, туда, где горели ярко-голубым пламенем… глаза?       ЭТО было огромным. Оно возвышалось над притихшими тополями и неумолимо шло вперёд.       В домиках завозились студенты, стали выглядывать и жаловаться друг другу на холод, головную боль и страх. Рита словно отмерла, а в голове щёлкнула одна-единственная мысль: «Дети!» Нужно срочно убрать отсюда детей! Она ринулась вперёд и едва не запнулась о старую чёрную кошку Горыныча, распластавшуюся в угрожающей позе на тропинке.       ― Все по домикам! ― набрав побольше ледяного воздуха в лёгкие, рявкнула Рита, подлетев к перепуганным студентам. Дождь продолжал лить, но она не обращала на это внимания. ― Внутрь! Ну! Никому практику не проставлю, если высунетесь!       ― Маргарита Алексеевна, что происходит? ― заголосили биологи. Часть уже рассосалась по домикам, но особо упёртые смотрели на Риту, ожидая пояснений.       ― Местные приехали, с нами разбираться собрались! ― выдала первое, что прошло на ум, Рита. ― Разошлись, и чтобы до утра я никого не видела!       На миг она сама оглохла от собственного голоса. Будто горячая гулкая волна прошла по поляне и утонула в сиявших голубым светом кустах черёмухи. И в тот же миг Рита поняла, что испуганные студенты, кинувшиеся под крыши, это мерцание не видели!       Тут же распахнулась дверь домика Баринова, оттуда показались Илья Николаевич, Романов и Николай Фёдорович, а секунду спустя ― бледная Катя, сжимавшая в руке странный деревянный посох с вырезанной на навершии головой лисы. А вышедшая вперёд, тоже белая как мел Лена держала почти такой же, только обвязанный лентами. Что, чёрт возьми, происходило?!       Додумать и решить Рита не успела. В следующую секунду жуткий скрежет прокатился по биостанции, заставив задрожать щитовые стенки. Рита обернулась и увидела, что ЭТО уже на территории «Курьи». Водит из стороны в сторону увенчанной арматурной короной головой и нехорошо шевелит поросшими мхом бетонно-железными пальцами.       В палатке Ильи мигнул фонарик, тишину, нарушаемую только зловещим шелестом дождя, будто отошедшим на задний план, прорезал звук расстёгиваемого замка. Илья вылез из палатки с фонариком и перочинным ножом.       «Дурак! Прячься!» ― хотелось закричать Рите, но Илья так и застыл, глядя во все глаза на склонившее голову нечто. Которое, поразмыслив, потянуло гигантскую руку к замершим возле домиков людям.       Рита вскинула руки, уже хотела крикнуть «Стой!» ― непонятно, то ли Илье, то ли нечто с ГЭС, но тут силы оставили её. Руки опустились, а она сама осела на мокрую траву, чувствуя только холодные капли дождя на лице. Тяжёлый язык не слушался, тело онемело.       «Вот он ― инсульт в сорокет…» ― только и успела подумать Рита, прежде чем зрение померкло, а уши будто заткнули подушкой.       Бесконечно долгое мгновение она не видела и не чувствовала ничего. Находилась в темноте, куда не проникали звуки и ощущения извне. А когда распахнула глаза и резко вдохнула, ей показалось, что всё тело изнутри и снаружи обожгло. Рита хватала ртом воздух, щурилась, потому что увидела всё вокруг неожиданно чётко. Словно её несчастный «плюс» выкрутили на максимум и… залили голубым светом.       Миг, и Рита поняла, что сияет. Голубое мерцание объяло её, заключило в дрожащие сполохи, точно в кокон или яйцо. Рита протянула неожиданно твёрдую, без намёка на тремор ладонь и коснулась сияния.       Сдавленный возглас вырвался у неё из груди. Как только Рита коснулась сияния, по кончикам пальцев вверх, к ладони, к плечу помчались золотые искры, точно в теле открылась золотая жила. Рита стояла в мерцающем распадающемся коконе и рассыпала вокруг себя золотые искры.       Двинула ногой и поняла, что… стоит? Парит? Летит?!       Золотые искры перемешались с голубым светом, который уже не казался зловещим. Вплелись в ночную тьму, что окутывала Риту, разрастаясь и обретая форму. Вдох-выдох, и гигантские чёрные крылья ― полупрозрачные, мерцающие, с пробегающими по ним золотыми молниями, ― охватили руки и раскинулись, заполняя собой пространство.       Макушку обожгло, и капли расплавленного злата полились на плечи, заструились по груди, заставляя Риту опустить взгляд и посмотреть на своё тело. Одежда не исчезла: поверх неё легли всё такие же неверные и переливающиеся чёрные с золотом перья. Вся Рита, от макушки до пят была объята сполохами голубого мерцания, делавшими её вместе с призрачными перьями почти равной по размерам гиганту, в которого превратилась ГЭС.       Рита подняла голову и встретилась взглядом с ним. В его сиявших голубым светом глазах искрилось узнавание. И она тоже знала, кто перед ней. Полярное, но родное. Тот, кто хранил смерть, в то время как она веками служила тому, кто дарит жизнь.       ― Добренький вечерочек! ― произнёс Кощей, он же Эрлик у шорцев, он же Чернобог у славян, и наклонил увенчанную арматурой голову в приветствии. ― Прелестненько видеть тебя в добром здравьице, птица-сестрица. Я тут, сама видишь, пришёл поговорить да должочки взыскать.       ― И тебе привет, Хозяин Смерти. ― Собственный голос эхом разносился под затянутым серой пеленой ночным небом. ― Наконец-то свиделись.       ― Да уж давненько я посланницу Солнцебога не видал. ― Кощей был явно настроен на светскую беседу. ― Годков двадцать, а то и больше. Не прощаю, когда погасшие свечки у меня под носом зажигают! ― Он погрозил пальцем, но больше для острастки. ― И нагленьких неплательщиков не люблю. Даже если они в новом воплощеньице прикидываются, что знать ничего не знают.       ― Не губи и не чихвость сильно, Перуном-Громовержцем прошу. ― Рита смотрела на Кощея и понимала, что тот только для вида решил поиграть в доброго дядюшку. На самом деле он был очень зол. Кто-то из присутствующих задолжал ему. Неужели…       ― Ыляку, пирожочек! ― Кощей обратился к застывшему у палатки Илье. Парня колотил озноб, его одежда совсем промокла, но он упрямо сжимал нож. Рита отметила, что сейчас видит на Илье гораздо больше татуировок: всё его лицо пестрело этническим эрским орнаментом. ― Как настроеньице? Неужто я тебя разбудил? ― Голубые сполохи вырывались из переплетения арматуры под короной, где у человека должен быть рот. Глаза горели таким же мерцающим мертвенным огнём.       ― Чё надо? ― буркнул Илья, косясь исподлобья на Кощея. ― Я не виноват и ничего не сделал.       ― Именно, золотце, не сделал! ― громыхнул Кощей так, что дождь вокруг Ильи смело, оставив парня словно в пузыре с вакуумом. Илья побледнел, но не сдавался. ― И оттого, что ты, милок, нихера не сделал, теперь всё идёт полозу под хвост. Сейчас мне с тобой балакать не с руки, поэтому запомни, или запиши, если дурачок: жду тебя завтра в полночь на Курьинской ГЭС. Принесу гидроагрегат обратно, так уж и быть. И ведунек посвящённых с собой захвати: без них не справишься. А Ясеньке моей любимой скажи: пусть косточку чёрненькую сварит. Кошечка старая уж, мучается, я её с собой заберу. Да, Дымочка, пойдёшь со мной?       Рита поглядела вниз. Кошка Горыныча, до этого лежавшая, вздыбив шерсть, на тропинке, разом притихла и замурлыкала. Поднялась, махнула хвостом, и через миг её объяло голубое мерцание, вырвавшееся изо рта Кощея. Светящаяся Дымка встала возле его ног, а чёрное кошачье тельце осталось лежать на тропе.       ― Кошечка и то умней, чем ты, Ыляку. ― Кощей отвернулся от Ильи, и тут же глянул на Риту: ― Вспоминай-ка поскорей всё, Сирин-птица. Негоже солнечной ставленнице в танке сидеть. ― И величественно прошествовал прочь от «Курьи», неожиданно ускорившись за стеной застонавших тополей.       Чем дальше Кощей уходил от биостанции, тем бледней становилось голубое сияние, а Рита спускалась всё ниже, чувствуя, что золотые с тьмой крылья истончаются и покидают её. Вмиг задрожавшей рукой она провела по волосам, а когда глянула на ладонь, увидела при свете неожиданно включившихся ламп, что на пальцах осталась золотая пыль, улетевшая от тихого вздоха.       Она не понимала, что произошло. Пока она летала на призрачных крыльях и говорила с… Кощеем, то знала всё. Теперь же на память словно навесили амбарный замок, а знание скрыли за семью печатями.       Рита обхватила себя руками, глядя на застывших в дверных проёмах коллег. Слабо махнула им, мол, проверьте студентов, а сама побрела прочь, чувствуя пронизывающие взгляды Кати и Лены. Дождь лил, не переставая, а Илья продолжал стоять возле раскрытой настежь палатки, куда набежало уже с ведро воды.       Что Кощей хотел от Ильи? Парень явно знал об этом больше. Не говоря ни слова, Рита взяла Илью за руку и повела за собой в аил. На кухне гулял сквозняк, но Рита захлопнула дверь и кое-как совладала с потухшей печкой.       ― Что от тебя хотел Кощей? ― хрипло произнесла Рита, оборачиваясь к Илье. ― Что?       ― Я откуда знаю, что чужой бог хотел от ветрогона, ― негромко отозвался Илья, глядя Рите в глаза. Она зажгла пару свечей, и теперь неверный свет заставлял тени за спиной Ильи клубиться и множиться.       ― Кого? Кто такой ветрогон? ― Рита подошла ближе. Ей было не до шуток. Хотелось знать, что происходит и, желательно, правду.       ― Я ― ветрогон. Стрибог. Колдун ветров. ― Илья медленно приблизился к ней. От него пахло дождём и дымом костра. ― Если бы я только мог нормально летать, Маргарита Алексеевна, я бы вас поймал… Подстраховал бы в воздухе… Как настоящий летун.       ― Какой колдун? ― Рита задрожала. Илья был так близко, что она чувствовала исходящее от него тепло, смешанное с влажным холодом грозы.       ― Такой же, как спас вас на Алтае. Я сразу по рассказу понял, что вы встретились с ветрогоном. В мире есть разные колдуны, так вот я, как и мой отец, ― стрибог. Он умел летать, а я совсем не умею. Сева — мой опекун, учил меня летать. Он ― великий спортсмен-ветрогон. Но у меня не получается, совсем плохой у меня дар ветра. Хорошо я умею только убивать. ― Илья поднял на Риту взгляд, и она невольно застыла, глядя на плескавшиеся в них огонь, участие и… желание. Не страстное или похотливое, а безмерно почитающее и оберегающее. Такое, какое она видела в глазах Жени.       ― Кого ты убил, Илья? ― Удивительно, но Рите не было страшно. Только очень хотелось понять, что же творится в этом безумном мире, полном не менее безумных людей.       ― Воспитательницу в детском доме в Переярске. И мальчика, которого сильно избили. Он очень хотел к маме. Она умерла. Я ему помог. ― Илья смотрел на Риту открыто и почти умоляюще. Боялся, что она его оттолкнёт? Наверное, в любой другой ситуации она бы так и сделала. Но не с ним. Не с Ильёй Айвазовым. ― Моя мать была дочерью эрской шаманки. Её звали Ачи. И в стойбище на Качурке мне с раннего детства сосватана невеста ― Ную. Когда я отомщу за смерть родителей, то вернусь и женюсь на ней. ― Илья говорил быстро, точно боялся не успеть всё сказать. Боялся, что Рита его оттолкнёт. Разве она могла?.. ― Я всегда держался за неё мысленно. Учился быть мужчиной, чтобы жить с ней. Добытчиком. Жил только этой мыслью. Пока не встретил вас. Вы… Маргарита Алексеевна, вы меня впечатлили. Я… я никогда не думал, что в кого-то влюблюсь. Но вас я… люблю!       Илья подался вперёд и положил дрогнувшие ладони Рите на плечи. Она не успела ничего сказать или двинуться, хоть и понимала, что сейчас произойдёт.       Илья поцеловал её. Быстро, мягко и неловко, ткнувшись сомкнутыми губами в её чуть приоткрытые губы. Коснулся бы поцелуем ещё раз, но Рита, собрав волю в кулак, осторожно сняла его руки со своих плеч и произнесла:       — У нас ничего не получится, Илья, и не может получиться. Мне жаль. ― Она говорила искренне. Потому что понимала, что парень по-настоящему в неё влюблён. Как она когда-то в Евгения Николаевича. Тогда он ответил ей взаимностью, потому что был холост, отчуждён и свободен, как степной ветер. Рита так не могла.       — Это потому, что я — «чёрный», да? — Илья сжал и разжал кулаки, неловко забирая ладони у Риты. ― Чурка. Узкоглазый малолетка. Невоспитанный и вообще детдомовский…       — При чём тут это? Я дорожу тобой. — Илья покраснел и с надеждой глянул на неё, но вмиг потупился и потух, словно костёр под дождём, когда Рита добавила: — Как добрым другом. У меня есть семья, и тебя тоже на Качурке ждёт невеста. Влюблённость — это хорошо, но мы же не станем поступать безрассудно? Последствия могут быть непоправимыми. ― Она знала, о чём говорила. Видела парней, девушек, взрослых мужчин, женщин и саму себя, пошедших по этой дороге. Назад не вернулся никто. Прежним уж точно.       — А... Да. Извините. ― На Илью было больно смотреть. Он словно весь слился с тенями, в глазах плескались обида и непонимание. То, когда отвергают. Оставляют, а сами проводят черту.       — Ну что? Дружба? — Рита протянула руку, намереваясь скрепить договор, но Илья спрятал дрогнувшую ладонь за спину.       — Ничего, Маргарита Алексеевна, я... Я справлюсь. — И он опрометью выскочил из аила под дождь. Рита слышала влажный звук приминаемой травы и удаляющийся топот.       Она не пошла за Ильёй. Потому что понимала, что сейчас ничем не поможет. И что может быть потом. Ведь тогда Евгений Николаевич пошёл за ней. И она призналась во всём, как Илья сейчас. А Женя предложил ей поцелуй. И тысячу поцелуев после.       Невыносимо захотелось курить. Не легонький айкос, а нормальные крепкие сигареты. Как раньше. Они не раз выручали, когда тяжесть сдавливала сердце, а сделанный выбор не казался правильным. А ещё Рита поняла, что ей необходимо увидеть Ярославу. И спросить, наконец, у той прямо и без утайки, какого лешего происходит в Карасукской республике и с самой Ритой?       Ярослава сидела в домике на полу возле буржуйки и курила, закутавшись в спальник. Ворона исчезла, а рядом с Ярославой лежал резной черемуховый посох с навершием в виде вороньей головы.       Когда Рита вошла, Ярослава обернулась, явив красные от полопавшихся капилляров глаза. Под носом у неё подсыхала кровь, да и в целом она выглядела неважно. Но молча протянула Рите пачку «Примы», верно истолковав, зачем подруга пришла.       — Где Наташа? — После пары затяжек Рита взяла себя в руки и оказалась в состоянии думать о ком-то ещё.       — Успокаиваэт Адама. Или он эё. Там нэпонятно, — отозвалась Ярослава. — Они у Баринова. Оказываэтся, Адам тожэ видэл... — она покосилась на Риту одним глазом, точно ворона, — Эрлика.       — Дымка умерла. Жалко. — Рита вдруг вспомнила про кошку. Мысли в голове роились пчёлами и жалили не хуже настоящих. ― Илья не приходил?       ― Нэт, ― покачала головой Ярослава. И добавила: ― Спасибо, что поговорила с Эрликом.       ― Кощей назвал меня Сирин. А Илья сказал, что он ― плохой нелетающий ветрогон. Неужели это правда, Яся? ― Рита растерянно поглядела на Каргину. Так на маму смотрела Ева, когда боялась ночных монстров. Неужели её собственные родители были сродни им?       ― Да. Илья ― колдун, я ― шаманка, ты ― Сирин, а колдовство ― рэально. ― Ярослава не сводила с Риты пристального, но удивительно мягкого взгляда чёрных глаз. ― Просто прими это. Я чувствовала давно, что ты ― нэ отсюда.       Рита промолчала. Вот и эрская шаманка Умси на Качурке сказала ей то же самое. Назвала женщиной огня, Най-эква из божественного пантеона Севера. Старуха Умси... Мурашки пробежали у Риты по спине: она догадалась, что именно эта шаманка была бабушкой Ильи. Той, что выбрасывала его во время аргиша. Наверное, из-за отца-стрибога. Чем-то зять старой эрси не угодил.       Рита затянулась так, что закашлялась с непривычки. Кощей сказал про зажжённые и погашенные свечи. А Женя… чёрт возьми!       Она вспомнила, как перед самым отъездом Женя спал беспокойно, ворочался и бормотал:       «Рядом с Ритой ходит смерть… Смерть…»       Её твердокаменный материалист Евгений Николаевич, тот, кого они с однокруппниками прозвали Гамаюном… Рита застыла, глядя в огонь. Птица Гамаюн вещала смерть. Неужто Женя, как и она… тоже?!       И, не в силах отвести взгляд от языков пламени, Рита вспомнила другой огонь. Едва заметные сполохи на тлеющем фитиле, которые она видела лишь однажды. В тот день, когда воскресила своего друга.