***
январь, 1998 год, Невгород
Поселять в квартире двух однокурсников в качестве арендаторов было не лучшей идеей. Рита поняла это, как только поднялась на этаж и увидела открытую дверь своей квартиры. Шло третье января, в подъезде пахло перегаром и петардами. Наверняка большой вклад в это амбре внесли её квартиранты. ― Что это у нас двери открыты? ― медленно и громко произнесла Рита, заходя внутрь. На полу были раскиданы пустые бутылки из-под шампанского, пива и водки. На тумбочке в беспорядке валялась обувь. ― Здра-асте! ― Из гостиной вышел, пошатываясь, помятый и растрёпанный Миша Генрих. Его пшеничного цвета волосы были взлохмачены, и он явно недавно блевал. Рита скривилась от отвращения. В туалете, судя по звукам, тошнило кого-то ещё, а в ванной лилась вода. ― Ой, Ритка, привет! ― Генрих смущённо почесал за ухом. ― А что ты здесь делаешь, ты же должна быть на горнолыжном курорте в Финке? ― Миша Генрих не придумал ничего лучше, как поругаться в Балясне с женой перед Новым годом и смотаться к Рите в Невгород. И зачем она только продолжила общаться с ним уже после второй практики в Карасукской республике? ― Правда? ― ошалело и зло усмехнулась Рита. Она поставила сумку на тумбочку и скрестила на груди руки. ― Ничего я не должна. У меня путёвка вчера закончилась. ― Там было элитное бухло? ― попытался улыбнуться и задобрить Риту Генрих. На первой практике два года назад он казался умудрённым опытом двадцатипятилетним лосем. После первой совместной попойки иллюзия распалась хрупкой окаменелостью. Копролитом. ― Нет, ― отрезала Рита. ― Что вы здесь устроили? ― У нас вчера маленький пикничок был, ― пробормотал Генрих. ― Выпивка, закуска, девчонки приходили… ― И принесли с собой дурь. ― Рита подняла с пола пустой пакетик и помахала им перед носом Генриха. ― Что это за дрянь? Вы понимаете, что если вас примут за это дерьмо, то меня тоже загребут как хозяйку квартиры? В общем, так: ещё один косяк и можете выметаться к чёртовой матери! ― Кто-то сказал «косяк»? ― Из дальней комнаты показалась Алтана Хопкогир ― подруга из Эвенкийского автономного округа. Со знакомства в лагере альпинистов на Столбах в Переярском крае в девяносто чертвёртом году ничего не изменилось. Даже после двух курсов в Балясне, та продолжала обвешивать квартиру амулетами, верить в духов и заваривать чай саган-дайля. ― Рита?.. ― В глазах Алтаны, покрасневших то ли от дыма любимой трубки, то ли от пьянки, промелькнуло удивление. ― Рита, ― кивнула та и расстегнула куртку, запарившись. ― Я уже наслышана о ваших художествах. Где Генка Фурса? ― В туалете, ― отозвалась Алтана, отводя взгляд на Генриха. Ещё не хватало, чтобы подруга на него запала. Рита выдохнула. Хотелось набить морду всем троим. Троим?.. Она прислушалась: вода в ванной литься не перестала. ― Так, стоп. ― Рита размотала шарф и вытащила из кармана куртки пачку сигарет. ― Вы двое здесь, Генка зовёт Ихтиандра. Кто тогда в ванной? ― Диман, ― с готовностью ответил Генрих. ― Какой Диман? ― Рита едва сдерживалась. Среди кучи приятелей любой мог оказаться Диманом. К тому же Генрих знал в Невгороде каждого археолога. Рита не запоминала имён тех, кого выгоняла из квартиры после посиделок Генки и Алтаны, когда возвращалась под ночь после учёбы и работы в геодезической фирме и обнаруживала очередную компанию. ― Который с нами в Приазовье в девяносто шестом был. Сердце ухнуло вниз. Рита думала, что разгромленная квартира и пакет дури ― это самое страшное, что могло произойти, но ошиблась. Закрывшийся в ванной Дима оказался куда ужаснее. Он похоронил в октябре жену, да так и не оправился. Оставил в Балясне двухлетнюю дочку с матерью, а сам шатался по друзьям и знакомым, пил и прожигал жизнь. Оказывается, до Невгорода добрался. Рита вспомнила изрезанные бритвой руки Димы, и тошнота тут же подкатила к горлу. ― Сколько он уже там? ― отрывисто спросила она. ― Минут десять. ― Вот же блядь! ― Рита кинулась к запертой ванной. ― Там же лезвия! Скорую вызывайте! ― Она прижалась ухом к щели, из которой отчётливо слышался плеск воды. ― Дима, открой! ― прокричала она и забарабанила по двери. ― Открой, я тебе сказала! ― Рита, нет. ― От звука его голоса у Риты всё внутри похолодело. Казалось, он говорил из могилы. ― Ты даже сейчас меня не останавливай. ― Короткий истеричный смешок выбил из неё дух. ― Нужно отжать чем-то дверь! ― крикнула Рита, безуспешно дёргая старую прочную дверь. ― Алкаш ебаный! ― Она со злостью и отвращением посмотрела на трясущегося Генриха. ― Тащи свой зад на балкон, там лом есть! ― Сердце скакало в груди, руки тряслись, но она понимала, что если впадёт в ступор, Дима умрёт в её ванной. ― Но ведь дверь сломается, ― начал Генка. ― Ты же ругаться будешь… ― Это моя дверь, захочу ― сломаю! ― огрызнулась Рита. ― Алтана, блядь, ноги в руки и встречать во дворе скорую! Духов своих призови! Что угодно сделай! Генка, сюда иди, помогать будешь! ― Что случилось? ― Генка вышел из туалета зелёный и испуганный. ― Дима вскрыться хочет! ― С этими словами Рита отобрала у Генриха лом и, вставив один конец в щель, налегла, как на рычаг. Генрих и Генка поспешили присоединиться. Старая советская дверь была сделана на совесть. Дерево трещало, косяк ходил ходуном, но не поддавался. Рита зарычала от бессилия и навалилась всем весом. Рядом с ней пыхтели парни. Раздался оглушительный треск: вырвалась щеколда. Отбросив лом, Рита заскочила в ванную. ― Дима! Он был там. Лежал в промокшей насквозь одежде, завалившись на борт ванны. Густые волосы завивались от влаги, щетина покрывала заострившееся лицо. Из распоротых предплечий лилась кровь. Вода окрасилась в алый, комната заполнилась паром и удушливым дымом. Капли крови стекали по белой эмали, на полу образовалась лужа, в которой лежало лезвие опасной бритвы. С криком викинга Рита кинулась к Диме и, обхватив его поперёк туловища, рывком вытащила из ванны. «Как он похудел: кожа да кости!» ― лихорадочно подумала Рита, приподнимая руки Димы. Брызги остывающей воды залили её куртку и волосы. Края порезов расходились в стороны, металлический запах жёг ноздри. Глаза Димы были закрыты и едва подрагивали под веками. ― Дима?! ― Она ударила его по щеке и начала рвать рубашку, висевшую на змеевике. Рита замотала порезанные руки Димы, затянула скрученные жгутами полосы выше порезов, чтобы остановить кровь. Если она ещё осталась в его теле. Где же чёртова скорая? Рита смотрела на Диму, распростёртого на мокром полу, белого, окровавленного и… бездыханного. Не веря себе, она наклонилась над ним. Дима не дышал. Рита приложила пальцы к его шее, нащупывая пульс на сонной артерии. Бесполезно. Дима был мёртв. «Но смерть может быть клинической!» ― Рита сложила ладони, как учили, и надавила на грудную клетку. Вздохнула, запрокинула голову Димы и, набрав в лёгкие побольше воздуха, прижалась ртом к его рту. Рита потеряла счёт времени, столько делала искусственное дыхание и массаж сердца. Она и сама начала задыхаться, когда упала мокрая и обессиленная рядом с Димой в лужу крови. Рита запустила пальцы в волосы. Грудь сдавило рыданиями, и она заплакала. Всхлипывая, она приподнялась и взяла лицо Димы в ладони. Горячие слёзы катились по щекам и падали на приоткрытые губы Димы. Не соображая, что делает, Рита прильнула к нему в поцелуе. Мир расслоился. Рита отчётливо увидела себя, целовавшую Диму, и Громову, соскальзывавшую в темноту. Миг ― и Рита провалилась во мрак. Она лежала, зажмурившись, только чувствовала под руками шероховатый камень. Провела по нему ладонью: базальт. Перед закрытыми веками засиял неясный свет, и Рита распахнула глаза. У неё перехватило дыхание: она находилась посреди огромной пещеры, заполненной миллионами свечей. Вокруг, насколько хватало глаз, простирались целые поля огоньков. Чёрные стены уходили ввысь, потолка и вовсе не было видно. Опираясь руками о пол, Рита встала. Что-то щекотало плечи, но она не обратила на это внимания. Свечи горели ровно, будто её здесь и не было. В следующее мгновение одна свеча погасла, а на другом конце пещеры вспыхнула новая. Свечи гасли и вновь загорались, сияли, словно новогодняя гирлянда. Рита смотрела на огоньки и не могла оторвать взгляд. ― Так вот ты какая, пещера Гасящего! ― прошептала Рита. Она не могла сказать, откуда к ней пришла эта мысль. Просто знала. ― Охренеть! Что-то прошуршало по каменному полу. Рита опустила взгляд и застыла. Одежда исчезла, тело покрывал тёмный балахон, полы которого сливались с тенями пещеры. ― Ты пришла просить за Дмитрия? ― Звук этого голоса заставил Риту вздрогнуть. Потому что это был её собственный голос. Из темноты пещеры, мягко ступая, вышла… Маргарита Громова. Невысокая, рыжеволосая и кареглазая, с большой грудью. Рита на миг подумала, что выглядит она неплохо. И тут же судорожно вздохнула: от запястья и выше руки другой покрывали перья. Гладкие и чёрные, с пробегавшими по ним золотыми искрами, они поглощали отсветы огня, искажённая тень гигантской птицы с сияющим золотым нимбом на голове. ― Ты кто? ― выдохнула Рита. Хотя уже знала, какую птицу можно встретить здесь. ― Я ― это ты, ― ответила другая. ― Твоё второе я, то начало, которое ты глушишь песнями и спиртом. Я то, с чем ты остаёшься, когда уходишь покурить, с кем засыпаешь одинокими ночами и кого слышишь в поле. Я то, что скрыто в тебе. Я ― Сирин. ― Дима умер, ― произнесла Рита. ― Я хочу увидеть его свечу. ― Откуда-то пришла уверенность, что ей дозволено не просить, а приказывать. ― Вот она. ― Рыжие волосы Сирин заливали капли злата с нимба. ― Смотри. Рита посмотрела туда, куда указала птица. Погасшая свеча стояла в луже не успевшего застыть воска, а над фитилем вился едва заметный дымок. Рита наклонилась ближе и увидела, как огонёк догорает на кончике фитиля. Сирин не говорила ничего, но Рита поняла, что надо делать. Она провела пальцами по лицу, собирая слёзы, смешанные с золотой пылью нимба, и поднесла руку к свече. Капля упала на фитиль. Миг, и свеча вспыхнула. Всё же не зря Рита выбрала тогда своим покровителем Бога-Солнце… Зажигающего. ― Маргарита. ― Раздавшийся над ухом голос заставил вздрогнуть и открыть глаза. Она сидела, прислонённая к стене, в расстёгнутой кофте, а в носу ощущался резкий запах аммиака. Рита моргнула и сфокусировалась на медсестре скорой, склонившейся над ней со склянкой нашатыря. ― Как вы себя чувствуете? ― В-всё н-нормально, ― произнесла Рита. Её трясло. Она валялась в обмороке и всё пропустила. ― Где Дима? Он жив? ― Да, ― кивнула медсестра. ― Хотите поехать с ним? ― Я ему не родственница, но я поеду. ― Рита поднялась. ― Я, чёрт возьми, за него отвечаю! ― Не хотелось думать, перед кем. Она ещё раз вдохнула нашатыря и, держась за стену нагнала санитаров, которые несли на носилках Диму. ― Милая? ― Дима чуть приоткрыл мутные глаза. ― Милая, это ты? ― Его бледные губы почти не шевелились. Он попытался приподнять забинтованную руку, но силы оставили его. Должно быть, ему пригрезилась покойная жена. ― Нет, Дима, ― Рита не собиралась врать, ― это я ― Маргарита. Ритка-Два-Стакана. ― А я думал ― моя милая. ― В голосе Димы проскользнула обречённая усталость. ― Но я рад тебя видеть, Рита. ― Послушай, Дима, ― быстро заговорила Рита, беря его холодные пальцы в ладонь. ― Твоей жены больше нет. И убивая себя, ты её не вернёшь. У тебя есть дочь. Живи ради неё. В память о любимой. Она бы этого хотела. И о себе не забывай. Женись, роди ещё детей. ― Спасибо, ― прошептал Дима. ― Щекотно. Перья твои щекочут. ― Какие перья? ― Рита недоумённо посмотрела на него. Холодок пополз по рёбрам: она в отключке видела… себя? Сирин? Сирин её считал только один человек. Женя. Евгений Лащенко. Тот, кому она не позвонила. Дура. ― Бредит, ― пожал плечами санитар. ― Да, ― согласилась Рита. ― Бред какой-то.***
июль, 2021 год, «Лосиная Курья»
― Кто такой Гасящий? ― Из воспоминаний Риту выдернула прогоревшая до фильтра сигарета. Чёрт, она и забыла, как больно огонёк обжигает пальцы! ― Об этом лучшэ расскажут духи природы и подии. ― На лице у Ярославы было написано, что она устала объяснять прописные истины. Но отвечала она спокойно. ― Тэ подии, которыэ зэмныэ колдуны. Прости, я мало про них знаю. Но вродэ Гасящим они зовут Эрлика. Рита поглядела в огонь, полыхавший в буржуйке и пожиравший берёзовые поленья. Огонь нельзя тыкать металлическими предметами, нельзя с ним грубо. Совсем как с пламенем свечей в гигантской пещере… Где? В нижнем мире? На границе сна и яви? Рита не знала, но чувствовала, что знакома с тем, кто знает. Вадим Ильин. Тот, кто называл себя Лешим и на самом деле был им. После их расставания Рита предпочла не помнить многое. Не потому что было больно: Ильина она отпустила поразительно легко и забыла о нём, словно его и не случилось в её жизни. Точно кто-то приглушил воспоминания, отвёл взгляд, постарался, чтобы они стали несущественными. Интересно, что за травы заваривал Ильин-Леший в ту тёплую раннюю весну, что они провели вместе уже просто как друзья? После конца лета две тысячи одиннадцатого года и зимы наступила пряная, пахнущая талой водой и землёй весна, неделю которой Рита провела на научно-исследовательском стационаре БГУ «Тайга». И там высокий рыжебородый Леший рассказал ей под хмельком историю райской птицы Сирин и простого человека, осмелившегося запросить у околобожественной сущности больше, чем мог себе представить… ― Ты так мало рассказываешь мне о той, другой жизни. ― Рита сидела на нарах, скрестив ноги, и смотрела на Лешего, задумчиво курившего в дверном проёме свою любимую «Балканскую звезду». ― Понимаю, это не моё дело, тайна, но всё же… любопытно, что там, за гранью… Она и правда не привыкла лезть в душу и расспрашивать о том, что люди говорить не хотели. Но сейчас особенно остро чувствовала, что эти тайны касаются и её тоже. Ведь она и так почти не помнила многие события, которые, казалось, лишь на шаг отделяли её от того, чтобы всё понять. Иногда у Риты возникало ощущение, что Леший её чем-то опаивает. Например, что случилось во время прогулки на луг, за которым, Рите померещилось в густом тумане, маячил чей-то причудливый, будто сплетённый из стволов деревьев, дом… ― Хочешь сказку об исполнении желаний? ― Леший повернулся к ней и глянул из-под густых огненных бровей смешливым и пронзительным взглядом светлых, до краёв наполненных золотом и зеленью глаз. И добавил: ― Ты подстать этой весне, Маргарита. ― Влажная и невечная? ― усмехнулась она, рассеянно перебирая гитарные струны. Что петь, Рита не представляла. Похоже, Лешему она успела сыграть весь свой репертуар. ― Бесконечная, ― улыбнулся Ильин удивительно белыми зубами. ― Только для того, кто действительно поймёт тебя. ― А ты не понимаешь? ― Я много знаю, и оттого мне порой печально. Да и говорил: не для тебя я. Но ты будешь слушать? Рита кивнула, ощущая предвкушение. Сердце стукнуло особенно быстро, в то время, как Леший неспешно начал: ― Один дровосек спас дитя птицы Сирин. Вместо того, чтобы попросить золото и славу, он пожелал видеть то, что ярче солнца и чего не видел никто на земле. И оказался в огромной пещере, где горело множество свечей. При упоминании свечей в пещере Рита почувствовала, как холодная волна захлёстывает её смесью восторга и ужаса. Она был там лишь однажды, но казалось, что какая-то её часть летала под бесконечными сводами тысячи человеческих жизней. А Леший продолжал рассказывать: ― Это были жизни. Горит свеча ― жив человек. Ну а погаснет... И дровосек захотел увидеть Гасящего. Сирин, конечно, отговаривала его, но дровосек настоял на своём. Он оказался в темноте и понял, что ослеп. Потому что на смерть, как на солнце, во все глаза не глянешь. В итоге он стал делать людям предсказания, а также умел врачевать наложением рук. И когда его спрашивали, как он может знать, когда кто умрёт, он неизменно отвечал: «Я вижу Гасящего». «Сирин тоже видела Гасящего. Сирин, не я». ― Рита отпила из жестяной кружки сладкую душистую медовуху. В голове было поразительно ясно, вставать и идти куда-то не хотелось. ― Тот-Кто-Гасит-Свечи никогда ничего не делает даром, ― помолчав, произнёс Леший. ― Вот и дровосек поплатился за свою дерзость. Она ведь всегда знала, что Ильин ― Леший… Стоило Рите вспомнить эти слова Ильина, как страх осознания затопил её, заставив выпрямиться и податься к Ярославе с вопросом: ― Ты сказала, что Адам видел Кощея? Получается, он, как тот дровосек в легенде, увидел Гасящего?.. ― Она быстро пересказала Каргиной легенду Лешего. ― И наш Адам тожэ наказан за тупость и дэрзость, ― пробормотала Ярослава. ― Сдаётся мнэ, что он тэпэрь можэт видэть нижний мир… ― Пусть только сильно не зазнаётся. ― От звука голоса Ильи Рите стало неловко. Она поглядела на парня, который, постучав для вида, походкой краба подошёл к Каргиной. Илья упорно старался не смотреть на Риту, отводил взгляд, но у него получалось плохо. Не краснеть ― тоже. ― Ярослава Ростиславовна, ― буркнул он, ― этот… Добренький Вечерочек сказал взять чёрную косточку. Просил вам передать. ― Выход один ― варить, ― кивнула Каргина. ― Что-то эщё? ― Что может чёрная косточка? ― Илья внимательно смотрел на Ярославу, и в его интонациях ощущались деловитость и глубоко запрятанный страх. ― Всё.