Мельница

сентябрь, 2021 год, Балясна

      ― М-маму хочу, ― услышала Рита жалобный голос дочки. Даже через гул льющейся из душа воды она поняла, что Ева оседлала любимого этой осенью конька: ни с того, ни с сего беспокоиться, что куда-то делась мама. Или папа. Или бабушка. Или дядя Лёша с тётей Ланой.       ― Мама в ванной, ― терпеливо произнёс Женя. Рита так и видела, как он наклонился к дочке. ― Помоется ― выйдет. Никуда она не делась.       ― Ну ладно, ― на удивление быстро сдалась Ева.       ― Вот и хорошо. Будешь кашу?       ― А ты сваришь мне буковки?       Рита улыбнулась. Ева обожала лапшу в форме букв и как раз находилась в фазе малоежки. Поэтому Рита и Женя радовались, когда дочка ела хотя бы что-то. В садике, по словам воспитательницы, она порой съедала всё, а иногда ковыряла ложкой запеканку, и яблока с соком Еве хватало на целый день.       Маленькая, стройная, с белокурыми хвостиками и карими глазищами, Ева сосредоточенно перекладывала игрушки, занимавшие целый стеллаж. Как бы Рита ни считала, что игрушек должно быть немного, но любимых, вся родня систематически дарила Еве кукол и плюшевых зайцев. Любимой становилась игрушка, которая едва появлялась в поле зрения, а особо ценные ночевали с Евой. Точнее, под подушкой у Риты, потому что дочке с ними было «спать неудобно».       Сегодня у них в гостях были Лёшка Орлов ― одногруппник Риты, перепрофилировавшийся таки в энтомолога и сделавший отличную карьеру, и его жена Лана. Чета биологов презентовала Еве летний «волшебный шар», и теперь дочка пристально смотрела, как золотистые хлопья накрывают крохотный домик и пару ёлочек. И когда Рита отправилась укладывать дочку, та доверчиво и деловито сунула игрушку под подушку мамы.       ― Я посторожу, ― улыбнулась Рита, садясь на пол возле кроватки дочки и поудобней перекладывая гитару. Любимый ежевечерний ритуал после купания ― колыбельная.       ― Чтобы Кощей не украл, ― кивнула Ева, смотревшаяся безумно мило в пижамке с динозаврами.       Рита едва сдержалась, но всё равно вздрогнула. Пока она была в Карасукской республике, Женя прочитал Еве «Царевну-Лягушку». Книга вызвала восторг и была изучена уже сотню раз до такой степени, что пара страниц грозила выпасть. Знала бы Ева, что настоящему Кощею не нужен волшебный шар. Хотя… там золото. Пусть и ненастоящее.       ― Какую колыбельную хочешь? ― Рита тихонько перебрала струны.       ― Про кошечку и птичку. ― Ева устроилась в кровати, натянув одеяло до подбородка, и поглядела на маму. ― Пожалуйста.       И снова слова дочки заставили Риту словить лютый вьетнамский флэшбек. Теперь всё, что происходило в спокойной городской обстановке, неумолимо возвращало Риту в дождливую ночь июля, когда Кощей явился в «Лосиную Курью», а Рита высвободила Сирин.       ― Ма-ам, песенка! ― Дочка потянула её за рукав вязаной домашней кофты. Рита глубоко вздохнула, постаралась улыбнуться и заиграла неспешный, переходящий в переливчатые успокаивающие трели, мотив.       ― Обернусь я белой кошкой да залезу в колыбель. Я к тебе, моя милая крошка, буду я твой менестрель. ― Рита пела тихо, перебирая струны, и чувствовала, как неведомая сила, однажды разбуженная, разливается по комнате весенним паводком. ― Обернусь я белой птицей да в окошко улечу, чтобы в ясно небо взвиться к солнца яркому лучу.       И снова строчки пронзили невидимыми стрелами. Рита оборачивалась птицей чуть больше месяца назад, но до сих пор не могла понять, как к этому относиться. Дома было всё так спокойно и привычно, что она постаралась задвинуть случившееся на биостанции в самый дальний уголок памяти. Но теперь песня Хелависы вытащила всё наружу.       ― Обернусь я человеком да вернусь к тебе домой. Я возьму тебя на ручки, моя хорошая, моя родная. ― Что правда, то правда, человеком Рита стала вновь. Вот только когда она обернётся птицей? И ощущение, что такое уже было, не в пещере со свечами, а позже, не отпускало.       Ева мирно посапывала, когда Рита притворила дверь комнаты дочки и прошла в гостиную. На диване за ноутбуком сидел Женя и негромко ругал нового аспиранта, у которого руки и голова росли из задницы. Рита только улыбнулась, присаживаясь рядом. Вспомнилось, как её поразило практически полное отсутствие мебели в Жениной квартире. Палеонтолог с мировым именем жил в условиях совершеннейшего каменного века. Теперь, особенно с появлением Евы, стало намного уютнее.       ― Тупость зашкаливает, хорошие аспиранты явно вымерли, ― резюмировал Женя, отодвигая ноутбук и снимая очки. На его породистом носу остались отпечатки, а синие, точно сапфиры, глаза покраснели от напряжения. От их уголков расходились веером морщинки, но Женя Лащенко оставался таким, как коньяк ― с возрастом только лучше.       ― Ты и Антоху ругал, ― улыбнулась Рита, беря Женю за руку.       ― Я любя! И вообще он помог нам встретиться вновь. ― Женя поглядел на неё, и его обветренные после полевого сезона губы тронула хитрая улыбка. ― Вино будешь? Красное полусладкое, как ты любишь.       ― А сыр? ― оживилась Рита. Усталость после рабочего дня как рукой сняло. Дочка спит, можно немного побыть наедине с любимым мужем.       ― И мясная нарезка. Я по дороге домой купил. ― С этими словами Женя исчез на кухне, а когда вернулся, устроил на низком дубовом журнальном столике сыры с медовой чашечкой и тонкие, аппетитно пахнувшие ломтики мяса. Тут же появилась бутылка грузинского вина «Вазиани Хванчкара» и большие прозрачные, как слеза, бокалы.       Рита довольной кошкой облокотилась о диванную подушку, пока Женя накрывал на стол и разливал вино. Как хорошо было посидеть вот так спокойно, глядя, как лучи солнца тонут в золочёных стенах домов жилого комплекса.       Изумительно гармонирующие сладость и лёгкая кислинка осели на языке, стоило Рите отпить из пузатого бокала. Ноты миндаля и малины раскрывались подобно дивному цветку, и казалось, что именно так должен пахнуть таинственный огнецвет, притаившийся в лесах средней полосы.       Рита вздохнула и отпила ещё. Вспомнились слова Ярославы о Перуновом цветке. И снова на границе сознания промелькнуло и тут же исчезло, словно юркая птица скрылась в ивняках, воспоминание о том, чего не было. Или было, но оставалось скрытым.       Знакомая тошнота, сопровождавшая попытки пробиться к собственной памяти, подкатила к горлу, но сейчас, в тишине родного дома с мужем, Рита не собиралась отступать. Глотнула вина и зажмурилась так крепко, что искры замелькали под закрытыми веками. Висок кольнуло, а снопы огоньков вдруг заволновались, словно потревоженные светлячки, и на миг сложились в картину.       С высоты птичьего полёта она видела окутанную ночной тьмой реку. Широкую и полноводную после весеннего паводка, она расстилала свои волны от берега до берега, окаймлённая по обе стороны лесом. Живым лесом. Деревья двигались, вырывались из земли и, перебирая корнями, точно исполинские спруты или энты, шли к реке и падали. Ложились, перегораживая мощными стволами бурный поток. Нерукотворная плотина всё росла и росла, а внизу, как на мгновение показалось Рите, двигались серебряные ручьи, и полыхало до дрожи знакомое голубое пламя.       ― Рит! Рита, ты чего? Что с тобой? Врача вызвать? ― Обеспокоенный голос Жени долетел до неё как сквозь вату. Рита вдруг поняла, что отключилась, опрокинувшись на диван и почти соскользнув на пол. Руки были влажными, майка тоже пропиталась пролитым вином.       Женя держал её в объятиях, осторожно прижимая к себе, в его глазах плескался неподдельный страх. Рита облизнула пересохшие губы и попыталась сесть. Получилось не сразу, но Женя продолжат её обнимать, с трепетом заглядывая в лицо.       ― Н-не надо врача, всё н-нормально, ― постаралась как можно уверенней отозваться Рита.       ― Ага, нормально, с половинки бокала так не накрывает. ― Женя обложил её диванными подушками, как пару лет назад Еву, когда та училась сидеть. ― Винище палёное, что ли? ― Он сунул нос в Ритин бокал. ― Я завтра в Федерпотребназдор напишу, их всех натянут по самое не могу!       ― Жень, это не от вина. ― Рита выпрямилась и взяла мужа за руку. Пришло время поделиться с ним своими опасениями.       ― Что-то случилось в Сибири? ― Женя отставил бокал и повернулся к Рите.       ― Да. ― Она собралась с духом и произнесла: ― Помнишь, я говорила, что Ярослава совсем в шаманство ударилась? Так вот, это правда. Но она не просто местная сумасшедшая. Она ― настоящая шаманка, Жень. С духами, бубном и силой земли. И тот мальчик, Илья, тоже непростой. Он ― колдун, который умеет летать ветром. Ну как умеет, должен уметь. А ещё… Илья поцеловал меня. Он влюбился, признался, но…       ― Ты разбила ему сердце своим отказом, ― усмехнулся Женя. ― Серьёзно, бедный парень, я ему даже сочувствую.       ― Ты сердишься? ― Рита заглянула мужу в глаза. ― Ревнуешь?       ― Не то чтобы, я скорее его понимаю. И тебя понимаю. С парнем всё ясно. Но Ярослава… Ты вообще с чего вот это вот всё взяла? ― Женя серьёзно поглядел на Риту, и она порадовалась, что это не похоже на рассматривание умалишённой. Санитаров звать точно не будет, в Кащенко не отвезёт.       И Рита, как на духу, выложила Жене всё, что происходило в «Лосиной Курье». Как Генка Фурса вспомнил о том, что Риту и Женю называли райскими птицами, о разговоре с Кощеем, обернувшись птицей Сирин, как Илья рассказал ей про стрибогов и своё умение убивать, а Ярослава подтвердила, что всё случившееся ― правда.       И с каждым словом точно камень сваливался с души. Рита понимала, что, возможно, Женя скептически изогнёт бровь и скажет, что всё это ― ерунда. Но затем вспоминала, как тот вернулся к ней после стольких лет разлуки. Она не могла залезть к нему в голову, но чувствовала, что он тоже не верил в совпадения. И что прозвища Сирин и Гамаюн ему о чём-то говорят.       ― Меня всегда напрягал Генка, ― сообщил Женя, когда Рита закончила рассказ и с ожиданием поглядела на мужа. ― Он, как Мишка Генрих ― прикидывался дурачком, а на самом деле знал очень много. Про нас с тобой, кстати, тоже.       ― Вот чёрт! ― До Риты только сейчас дошло, что Генка говорил о них с Женей как о чём-то само собой разумеющемся.       ― Ага, ― кивнул Женя. ― Но он молчал, как рыба, поэтому я пообещал не подбивать ему глаз, когда он видел нас у моря. Ты думаешь, чего я в кустах долго сидел тогда? С Генкой разбирался.       ― Я была молодой и влюблённой, ничего не видела, ― улыбнулась Рита. ― А ещё… Жень, до моего отъезда ты говорил ночами. Всё время твердил, что рядом со мной ходит смерть. Я не стала тебе говорить. Ты же в принципе часто во сне разговариваешь.       ― Я на самом деле видел смерть, ― резко произнёс Женя. ― Она снилась мне. Точнее, он. Оно… Существо в чёрном балахоне в пещере, полной горящих свечей. Он… оно гасило эти свечи. А кто-то потом зажигал новые. И ты ходила с тем, кто эти свечи зажигал. Я не видел его, но знаю, что ты была там. И я продолжаю чувствовать эту смерть рядом. Пока ты была в Карасукске, только это и снилось. Наутро я почти всё забывал, но ночью бывало очень страшно. Я уже думал к тебе лететь и разнести там всё к чертям, но потом решил не оставлять Еву из-за дурацких снов.       ― Ты видел Гасящего, ― сглотнула комок Рита. ― Что с нами происходит, Жень? Может, нам пора на транквилизаторы?..       ― Я не знаю, Рит, у меня порой такая каша в голове. ― Женя откинулся на диванные подушки и залпом допил своё вино. ― Знаешь, когда это началось? С прошлой весны.       ― А что было прошлой весной? ― нахмурилась Рита. ― Я ничего такого не помню.       ― Так в этом и дело! ― воскликнул Женя и тут же покосился на приоткрытую дверь Евиной комнаты. ― Я тоже не помню! Я, блядь, помню все раскопки, публикации, аспирантов и дни рождения коллег, даже свои пьянки. Но то, что было в две тысячи двадцатом году в конце апреля ― нет. Как начинаю пытаться вспомнить, сразу голова раскалывается, будто я перепил. Знаешь, какой день у нас вообще выпал? Я подсчитал — Вальпургиева ночь.       ― Я вот сейчас вспомнила реку, ― отозвалась Рита, опустошив свой бокал. Оказывается, она скрывала ещё не так много. ― Широкую, с тёмной водой, в окружении леса.       ― Это Темноводная в области, на границе с Невгородчиной. Где так водохранилище и не построили, ― усмехнулся Женя. ― Может, в ней всё дело?       Рита глубоко вздохнула. Картинка начинала потихоньку складываться. Что-то случилось с ними в прошлом году на Вальпургиеву ночь. Нечто, связанное с Темноводной, на берегу которой располагался научно-исследовательский стационар «Тайга» БГУ, где Рита десять лет назад встретила Вадима Ильина.       Рита и Женя встретились взглядами, и она потянулась к айфону. Пришло время расставить все точки над «i» и поговорить, наконец, с Лешим. Узнать, кто он такой и что, чёрт возьми, происходит. Потому что Рита чувствовала: только Ильин может ответить на её вопросы.       Набирая сообщение, Рита вспоминала, как познакомилась с ним. Как странное наваждение заполонило сердце. Словно она встретилась с чем-то родным, но не таким, как было с Женей. С чем-то, принадлежащим исключительно срединному миру.