Мельница

      «Дорогая Наталья Николаевна! Дабы пре сечь на корню возможные не допонимания между нами, приглашаю Вас на встречу в секторе пальм Ботонического сада БГУ в пол девятого. Вий Балясны Яхонтов М.З.»       Записку принёс жуткий когтистый дух с мрачным лицом. От одного его вида сделалось не по себе, а нехорошее предчувствие царапнуло душу. Яхонтов извёл всех ветрогонов столицы, и теперь Наташа ощущала, что одного из них она видела, поэтому нервничала. Комкала записку и поминутно хваталась за посох, расхаживая по выложенным плиткой дорожкам между раскидистыми пальмами. Наташа понимала, что брать с собой посох рискованно, но оставить его без присмотра тоже не могла. Не знала, кому в Балясне можно довериться. А беспокоить Маргариту Алексеевну было стыдно.       Толстые чешуйчатые стволы уходили под крытый стеклянный свод, а жёсткие листья нависали над головой. Наташа бродила, вдыхая влажный, по-тропически тяжёлый воздух, и тут порыв ветра прошёлся по оранжерее, всколыхнув растения. Над павильоном пронёсся плотный вихрь, превратившийся на входе в Яхонтова, который, став человеком, огляделся и зашагал к Наташе.       Одет Малюта был не так официально, как в администрации, но броско и по-летнему, что только усиливало его сходство с цыганским бароном. Бежевые штаны, туфли с загнутыми носками, гавайская рубашка с коротким рукавом, круглые жёлтые очки, которые он, впрочем, тут же снял, и вырвиглазные кислотные носки. В массивных ладонях он держал пергаментный пакет с финиками, которые лузгал, точно семечки.       Комок подкатил к горлу, и Наташа испугалась, что её сейчас вырвет. Подташнивало с самого утра, так, что о еде и речи не шло, но она упорно откладывала тест на беременность. Это от нервов, страха, и вообще сейчас перед ней Вий.       ― Доброго утра, Наталья Николаевна. ― Яхонтов сощурил от солнечного света узкие карие глаза. ― Что-то вы побледнели. Работа замучила? Я назначил встречу слишком рано? ― Его голос так и сквозил сочувствием, но Наташе в нём виделась тщательно скрываемая фальшь.       ― Всё прекрасно, Малюта Златович, ― взяв себя в руки, ответила она. ― Вы меня пригласили, я пришла. Так давайте скорей перейдём к делу.       ― Что же вы сразу о деле, ― нарочито удручился Малюта. ― Хотите финик, Наталья Николаевна? ― Он протянул ей пакет, но Наташу так мутило, что хватило сил только покачать головой. ― Прошу великодушно простить меня, что я вот так перед вами трапезничаю, но закрутился, сами понимаете, весь в трудах, и не успел позавтракать. Вообще финики полезны всем. Это ― настоящий суперфуд, в них вся таблица Менделеева! Я, пока ещё занимался спортом, только ими и восполнял запас сил... Не будете? Точно? Эх, а я, может, хотел прогуляться по прекрасному саду с приятной женщиной, а не с дельцом. Но раз вы настаиваете… ― Он двумя пальцами вытянул из пакета крупный финик и с явным наслаждением сжевал его.       Наташу передёрнуло, а внутри всё похолодело. Она представила, как в ненасытной колдовской утробе Яхонтова один за одним исчезают стрибоги и ведуньи.       ― Вы наверняка знаете, Наталья Николаевна, ― начал Малюта, ― что в нашей любимой Балясне двенадцать ведовских родов, по числу округов. Все вещие в добром здравии, кроме моей безвременно почившей супруги Аннушки Самохваловой. Наследницы у Колпаковки нет, моя дочь уродилась колдуньей и скоро выполнит своё предназначение, подарив другому колдовскому роду наследника, а мне ― внука. Как вы понимаете, земля не может без хранительницы.       ― Так может, вы просто отдадите ведуньям их посохи? ― Наташа ощущала себя как на болоте Низкого кряжа. Один неосторожный шаг и провалится в топь, откуда её некому будет вытащить. И Ильи не окажется рядом.       ― Чтобы вздорные бабы творили в моём городе, что им в дурные головы взбредёт? Да не бывать такому! ― отмахнулся Яхонтов, съев ещё финик. ― Поглядите на эти пальмы, Наталья Николаевна. Ботаники часто замыкаются на растениях родного региона, поэтому подумайте, сколько всего неизведанного лежит за пределами привычного. Знаете ли вы, что пальмы тысячелетия считаются божественными символами плодородия и избранности? Финиковая пальма, она получила название от феникса — птицы возрождения. Удивительно, какой силой обладает какая-то на первый взгляд непримечательная трава с голубым соком!       Смена темы обескуражила, и Наташа с недоверием поглядела на Яхонтова. Всё же как резко он умел маневрировать. Наверное, и летал также.       ― А вот эту чёрную пальму ждала печальная участь. — Яхонтов указал пальцем с сапфиром на тёмный пень, сиротливо смотревшийся рядом с шершавыми могучими стволами собратьев. ― Вот тут, на этом самом месте в прошлом году росла уникальная пальма, но её срубили, как только она доросла до крыши оранжереи... Так всегда случается со слишком высокими пальмами.       «Нахрена он мне об этом рассказывает? ― Мысли лихорадочно метались, даже страх и тошнота отступили на второй план перед ребусом, который загадал Малюта. ― Не о сыне ли он говорит?..»       ― После спиливания пальм рядом сажают такой же росток. Поглядите на эту кроху. — Яхонтов наклонился с необычной для его массивного тела скоростью и коснулся ветвей молодой пальмы. ― Та пальма была уникальной и мне с большим трудом, деньгами и блатом удалось выкупить и подарить оранжерее второй такой росток. Это ― меланист. Его почивший собрат цвёл чёрными цветами и на спиле тоже оказался чёрным. Меланисты, оказывается, бывают и среди растений. Правда занимательно?       ― К чему вы клоните, Малюта Златович? ― Наташа облизнула пересохшие губы. В оранжерее парило, но вытащить из сумки бутылку воды значило показать Яхонтову посох, а делать этого снова не хотелось. ― Что ваш сын погиб, и теперь вам некому передать династию? Так вы же женаты, пускай вам жена ребёнка родит. Или дочери компанию отдайте.       ― Моя дочь и так зажилась на свете, ― жёстко отрезал Яхонтов. ― Но вы правы, Наталья Николаевна. Вы впечатлили меня своей силой воли и практичным умом. Да и сейчас не сдаётесь, хотя, намекни я многим женщинам на благосклонность, они бы уже стояли передо мной на коленях. ― Он усмехнулся, а Наташу передёрнуло от омерзения, когда она представила эту картину. ― Вы ― неглупая женщина, хоть и неопытная пока ведунья, но основы наших законов наверняка успели узнать. Я уже зачал сына и безопасен. Да, я старше в два раза, но вас явно никогда не смущала разница в возрасте. ― Малюта подошёл ближе. Густой агрессивный запах медового парфюма окутал Наташу, а когда на неё упала гигантская тень Яхонтова, она ощутила себя косулей в медвежьих лапах. ― Так что подумайте: карьера эколога в «ГосПаре» с последующим продвижением до заместителя председателя ― это далеко за пределами мечтаний ботаника средней руки без кандидатской степени и связей. А ещё две земли на просторах нашей необъятной родины и простое женское счастье.       Малюта говорил, не сводя с Наташи взгляда, а она старалась держаться. В целом, он вещал очень разумные вещи. И если бы Наташа не знала, что из себя представляет Вий Балясны, наверняка бы купилась на эти сказки венского леса. Но перед глазами вставала Элеонора Антонова. И Адам. Наташа собралась с духом, поглядела в карие, сейчас воодушевлённые и сочувствующие, почти восхищённые глаза Яхонтова и напомнила:       ― Малюта Златович, вы женаты.       ― Да, Наталья Николаевна, ― кивнул он. ― Но с моей дорогой жёнушкой Станиславой Брониславовной, глядишь, чего и случиться может. В конце концов, в штампе ли дело, когда речь идёт о любви?       ― Вот именно, о любви. ― Наташа вскинула голову. Она больше не могла слушать, как Яхонтов разменивается своими и чужими женщинами, будто монетами. ― А у нас с вами её нет.       ― Можно подумать, что с Адамом Евгеньевичем есть. — Взгляд Малюты стал цепким. — Тогда почему он до сих пор не предложил вам честное замужество или не менее честное расставание? Почему допускает, чтобы вы даже не за «спасибо» тянули на себе слепого алкоголика?       Наташу словно ударили под дых. Никто и никогда не говорил ей такого открыто, но, чёрт возьми, она ощущала это во взглядах коллег и друзей. Яхонтов, уловив её замешательство, продолжал:       ― Я же вижу, как вы хлопочете, все видят. Я хорошо изучил Адама Антонова: он всю жизнь лезет туда, куда не следует, и слишком много знает. ― По его лицу пробежала тень и не от колыхавшихся пальмовых ветвей. ― Посудите сами. Что ждёт вас с Адамом Евгеньевичем? Он ведь так и будет сидеть у вас на шее, вызывая жалость своей беспомощностью. Ну вылечите вы его каким-то чудом, допустим. Что-то от этого изменится к лучшему? Нет, конечно. Это сейчас он сидит тише воды ниже травы, а как поймёт, что ему всё снова начнёт сходить с рук, быстренько превратится в того, кем был всегда. В редкостного негодяя и лжеца.       ― Как вы смеете так говорить про Адама? ― севшим голосом пролепетала Наташа. ― Вы его совсем не знаете! Какое зло он вам сделал? ― Ей было физически больно слушать, как слово за словом Малюта втаптывал её наречённого в грязь.       ― Поверьте, Наталья Николаевна, я знаю, — Малюта с нажимом произнёс последнее слово. ― Я хорошо знаю таких людей, как Антонов, ― повторил он. ― Сначала они кажутся добренькими, всё для тебя сделают, мир к ногам положат. А ты, как идиот, влюбляешься. А потом они показывают своё истинное лицо, вытянув из тебя всё, что могли, и выбросив. Им нужна сильная сторона твоей личности, а не ты сам.       Наташу трясло. Яхонтов практически процитировал её мысль, которую она озвучила под Новый год Адаму. Слёзы навернулись на глаза, а самообладание треснуло. Каждое слово Малюты безошибочно било в цель. Как он мог так говорить про Адама? Зачем?       ― У ваших отношений нет светлого будущего, Наталья Николаевна, ― заметив её состояние, припечатал Яхонтов. ― Любви, детей, денег или карьеры Антонов вам не даст. Только попользует в своих нуждах. Собака на сене. А у вас не останется ни сил, ни молодости, ни земли.       Жар в груди схлестнулся с холодом, разлился тяжестью и заставил щёки пылать. Наташа слушала и ничего не могла сделать. Она давно не питала иллюзий насчёт Адама, но отчаянно цеплялась за то хрупкое, что сейчас между ними было. Старалась не проговаривать про себя и не думать, чтобы не расплакаться от горечи. А Яхонтов вот так просто и легко озвучил всё, что крутилось у неё в мыслях, о чём наверняка думали папа и мама.       Зачем Наташа любила Адама? За что? Или вопреки?       ― Я понимаю вас, Наталья Николаевна, ― проникновенно произнёс Яхонтов, подходя ближе. ― Адам Евгеньевич вызывает сильные чувства, но очарование проходит, а человек остаётся. ― И, усмехнувшись, с иронией добавил: ― Он явно не тот, за кого резонно стоять насмерть и переться за голубой травой, что поёт и ночью, и днём. Поэтому слезьте с дохлой лошади. Со мной вы получите много больше. Я даже сейчас на вас смотрю и не могу понять, как Антонов отпускает вас куда-то одну. Без защиты.       Малюта неожиданно и резко притянул Наташу к себе, по-хозяйски облапил могучими ручищами и вдруг удивительно аккуратно отвёл упавшую на глаза светло-русую прядь, выгоревшую до соломенной за лето.       Наташа застыла, не в силах пошевелиться. Вырваться из объятий Яхонтова оказалось непосильной задачей. Он был огромен и силён, а сердце уходило в пятки при одной мысли, что он и без всякого колдовства может свернуть ей шею.       Понимая, что уже ничего не сделаешь, Наташа с заходящимся неистовым от страха биением сердца, поглядела в насмешливые глаза Яхонтова, в которых на миг уловила что-то, отдалённо похожее на воспоминания. Кого же он в ней увидел? И почему так судит об Адаме? Быть может, ей удастся заглянуть в Яхонтова и узнать, что же он недоговаривает?       Не дыша, Наташа как можно незаметней приподнялась на цыпочки и распахнула глаза. Поглядела же она на Малюту в администрации. Значит, и сейчас сможет.       Перед глазами всё поплыло, а мережка, подёрнувшись туманом, вдруг бросила её в воспоминания. Но не те, которые Наташа хотела увидеть.       Перед ней расстилалась летняя тундра. Бескрайняя и величественная, наполненная жужжанием комаров и яркими красками цветущих полярных лютиков и незабудок. Возле журчавшей реки расположились яранги стойбища, невдалеке паслись олени. Но эту благодать рассекли четверо скачущих едва не до самого неба, точно блохи, колдунов.       «Скоморохи! ― лязгнула варганом мережка. И добавила голосом Каргиной: ― Шоумены колдовского мира!»       Скоморохи держали плачущую женщину, одетую в эрское платье-керкер, и мужчину в кухлянке с верёвкой на шее. Судя по широким лицам и узким тёмным глазам, супруги, а Наташа в этом не сомневалась, принадлежали к коренным народам. Как и стоявшая у большой яранги старуха с жёлтыми глазами и странного золотистого цвета волосами. Её плоское лицо избороздили морщины, но суровый взгляд сквозил молодостью. От неё веяло безысходностью и злобой, а бусины в косах выдавали шаманку.       В этот миг сливавшийся с небом горизонт затмили два вихря, один из которых был огромным, бросающим тень на пленников и скоморохов, словно грозовая туча. Ветра коснулись земли и развихрились Малютой Яхонтовым, выглядевшим чуть моложе, чем сейчас, и незнакомым низкорослым блондином с лицом, выражавшим целую гамму не самых светлых эмоций.       Яхонтов скривил губы в недоброй усмешке и подхватил с земли мальчика не старше четырёх лет, которого Наташа сперва не заметила. Чумазый малыш ответил ему испуганным и злым взглядом чёрных глаз-щёлочек. Хмыкнув, Малюта рывком сдёрнул с ребёнка одежду. Наташа едва сдержала изумлённый и испуганный вздох: тело малыша покрывал этнический орнамент. Совсем как у Ильи Айвазова…       Яхонтов засмеялся и небрежно передал мальчика блондину, бросив:       ― Ты, Сева, детский тренер, значит, выродок по твоей части. Докажи верность Вию, избавься от него.       Названный Севой стрибог кивнул, схватил мальчика и, обратившись ветром, унёс куда-то в тундру. Малюта поглядел ему вслед, а затем снова обернулся вихрем.       Сильнейший порыв ветра прокатился по тундре, снося всё на своём пути. На лицах супругов отпечатались смертельный ужас, ярость и отчаяние за мгновение до того, как их разметало ошмётками одежды, плоти и целым дождём крови по стойбищу.       Наташа вынырнула с мережки ни жива, ни мертва. Она едва не забыла, как дышать, и теперь вообще не представляла, что предпринять. Ярослава Ростиславовна уже показала ей одно развеивание, а теперь она по собственной неопытности увидела второе.       ― Ну что, Наталья Николаевна, ― голос Малюты сочился патокой, но Наташа смотрела только в его глаза, ― вы принимаете моё предложение? ― Он крепко огладил её спину, беззастенчиво перейдя на ягодицы и бёдра.       — А вдруг я тоже уродилась колдуньей? — Наташа дерзко задрала голову. Её колотило от ужаса, язык развязался, точно терять уже было нечего. Почти. ― Мой дед был ветрогоном! Может, ещё научите меня летать?       — В небе этого города летаю только я! — Глаза Малюты полыхнули злобой, лицо исказилось от гнева. Он выпустил Наташу, полез в пакет с финиками и, не найдя там ничего, скомкал и выкинул его на тропинку. ― А если вам так неймётся прогневать Вия, Наталья Николаевна, то зайдите ко мне на Дуроскоковский переулок, поглядеть на посох с головой Макоши! О, я хорошо знаю эти ведьмовские горящие глазки! Хорошо покопались во мне, да? Только, упаси вас Стрибог, чтобы я не покопался в вас, ища меленку в потрохах, как было с Самохваловой! Уж поверьте, с вашим посохом я быстро всё золото Карасукской республики к рукам приберу!       Яхонтов сделал шаг вперёд, и Наташе на миг показалось, что он её сейчас развеет. Но Малюта просто обернулся ветром и, обдав Наташу потоками горячего, пропитанного испарениями земли воздуха, улетел из оранжереи.       Как только Малюты и след простыл, силы оставили Наташу. Она всхлипнула, закрыла лицо руками и опустилась на каменную ограду рядом с пнём спиленной пальмы, чувствуя, как листья соседних растений колют спину.       Ужас обуял Наташу, а отходняк от осознания почти неминуемой гибели, которую она пока что избежала только чудом, накрыл. Наташу трясло, как в лихорадке, и она понимала, что если сейчас же не поговорит с кем-нибудь, то просто-напросто сойдёт с ума. А поделиться подобным она могла только с Ярославой Ростиславовной.       Дрожащими руками Наташа набрала Каргину. Та почти сразу ответила. Вместо приветствия Наташа выпалила:       ― Я встречалась с Яхонтовым. Ярослава Ростиславовна, он просто псих! Псих и монстр! О-он предлагал мне стать его женщиной. Не получит он от меня шамана шаманов! Или что он там хочет! И я-я, ― Наташа захлебнулась слезами, ― я в-видела, как он и другие колдуны у-убили в тундре мужчину и женщину. Кажется, эрси. Развеял, понимаете! Та-ам ещё был мальчик! И подручный Яхонтова его куда-то у-унёс! А желтоглазая бабка стояла и смотрела на всё!       ― Какой мальчик? ― Голос Ярославы Ростиславовны прозвучал глухо.       ― Лет трёх-четырёх. Весь в татуировках. Как у нашего Ильи. Айвазова. ― Наташа, глотая слёзы, вцепилась в телефон, слыша, как нервно дышит на той стороне Каргина.       ― Яхонтов убил родитэлэй Айвазова. Его отэц был вэтрогоном, а мать — дочэрью эрской шаманки, ― бесцветно сообщила Ярослава Ростиславовна, но Наташа нутром чувствовала, как тяжело той было говорить об этом. ― Ты видэла их казнь. Поэтому бэрэгись эго, Наташа. И косулю с вэтром тожэ храни.