Мельница

      Пол в просторной гостиной устилал персидский ковёр, в ворсе которого тонули ступни. Наташа неловко скинула туфли: кощунственно ходить в обуви по такой красивой и наверняка безумно дорогой вещи. Уж если хозяин дома разулся, то гостье и подавно стоит.       Возле настоящего камина располагался мини-бар, откуда Дорохов извлёк гранатовый сок. Померещилось, что чай в пиалах ручной работы и пахлава материализовались прямо из воздуха, но Наташа не стала заострять на этом внимание. Да и не смогла бы, охваченная волнующими незнакомыми чувствами, ведь раньше она не бывала в колдовских домах.       Особняк Дорохова от фундамента до крыши дышал силой, точно был живым существом, разглядывавшим гостью. Вязы и дубы за высокими окнами ещё не сбросили листву, а кованые ворота, как с удивлением отметила Наташа, оплетал не плющ или хмель, а вездесущий сорняк-эхиноцистис. И почему Дорохов с его возможностями не истребил вредителя?       Наташа чувствовала землю, на которой стоял особняк. Но ещё отчетливей, будто окуналась в горячий источник, ощущала тёкшую вокруг чародейскую силу. Слышала артефакты, затаившиеся в подвале, отдававшие песками Востока и жгучими пряностями, вкус которых оседал на языке. Ощущала всем своим существом, как тяжёлая, напоенная смертью и тенями сила стлалась вокруг. Обволакивала, точно ночь, шептала на незнакомом языке тайны забытых народов. Смерть помнила всех поимённо, а запах свечей и воска забирался в ноздри.       — Попробуйте пахлаву, — произнёс Дорохов. — Быстрые углеводы — то, что вам сейчас нужно. Вы бледно выглядите.       Наташа не стала спорить, только взяла из тарелки пропитанное сиропом лакомство. С утра кусок не лез в горло, но поесть и правда стоило. Она глянула на себя в высокое зеркало. Так и есть: бледная как поганка, с кругами под глазами.       Пахлава таяла во рту, и Наташа, не удержавшись, взяла ещё, отпив из пиалы крепкий ароматный отвар с привкусом мелиссы. Дорохов внимательно смотрел на неё и на третьей пахлаве подлил ещё чай.       — Почему вы помогаете мне? — Наташа смахнула салфеткой крошку из уголка губ. Дорохов по-прежнему внушал опасение, но есть предложенную им пищу было не страшно. Точно еду предлагал очень дальний родственник, о котором почти ничего не знаешь, но который не собирается вредить.       — Тяжело оставаться один на один с большой болью, — негромко отозвался он, наливая себе чай. — Спрашивайте, я отвечу. Но не больше того, что вам следует знать. Избыток сведений — худшее зло, которое только путает.       Наташа едва удержалась, чтобы не улыбнуться. Насколько с Дороховым проще. Он, в отличие от Яхонтова, не болтает. И, только вспомнив о Вие, Наташа погрузилась в гложущий страх и сомнения. Но надо взять себя в руки. Она пришла за помощью и ответами. И получит их.       — Зачем я Малюте? — Она могла только догадываться насчёт шамана шаманов, но хотела услышать ответ от Дорохова, который наверняка был в курсе тёмных делишек Яхонтова.       — Чтобы произвести на свет чернобога — воплощение Бога Смерти. Вы ведь знаете, что такой колдун может родиться только от ведуньи и мании?       — Кого? — растерянно произнесла Наташа. Такое слово она слышала впервые.       — Маниями мы, подии, зовём небесных колдунов, — пояснил Дорохов. — А они нас — земными.       — И что хочет Яхонтов от шамана шаманов?       — Род Мала очень давно этим увлечён, ещё со времен разлада Неба и Земли. Надеюсь, вы знаете «Легенду о воронах» из Золотых сказов Енисея? — Дорохов не сводил с Наташи взгляда и удовлетворённо кивнул, получив от неё короткое «да». — Так вот, иметь чернобога в своём роду значит быть фактически неуязвимым, защищённым ото всех опасностей.       — Кого может бояться такой, как Яхонтов? — невесело усмехнулась Наташа.       — Хотя бы Берзарина, — пожал плечами Дорохов и чуть улыбнулся, а Наташа заметила у него золотые коронки на передних зубах и нахмурилась. Раньше у губернатора их не было. Кто-то выбил ему зубы?.. — Других ветрогонов, живущих за пределами столицы, живого чернобога, ныне ходящего по земле. Собственно, затем Малу «свой» и нужен, чтобы защититься в случае чего. Меня, в конце концов.       — Тогда почему вы с ним ничего не сделаете? — воскликнула Наташа. — Яхонтов опасен, от небесных колдунов он и на земных может переключиться!       — У нас договор. Очень старый, со времён войны подий и маний после ссоры Перуна и Матери-Земли, пакт о ненападении. Пока Мал не трогает подий, мы не лезем к нему и другим маниям. Родоначальник Мала вышел победителем из того конфликта, а подиям было запрещено образовать аггломерации. Поэтому нас мало, мы живём разрозненно, и конфликты с другими чародеями нам ни к чему.       «Конечно, свой народ ближе», — с горечью подумала Наташа. Стало почти до слёз обидно. Нет, она не надеялась, что Дорохов щелчком пальцев решит её проблемы, но крохотная вера в чудесное спасение всё же жила в сердце.       На миг представилось, как Яхонтов, точно маньяк, ловит её в подворотне и спешит надругаться, чтобы получить заветного чернобога. При одной этой мысли Наташу передернуло от отвращения и обуявшего страха.       — Мал физически вас не тронет. И насиловать не станет, — словно прочитав её мысли, сказал Дорохов. На миг в его голосе даже почудились успокаивающие нотки. — Не думаю, что вы по-настоящему интересуете его как женщина. По крайней мере, я никогда не видел, чтобы он искренне любил. Ни Аня Самохвалова, ни Стася Фатова этим похвастаться не смогли. А для того, чтобы заставить понести без ведома женщины, существует много разных заговоров и ритуалов. Но они не подействуют, если женщина влюблена. А вы ведь любите, так?       — Да, — глухо отозвалась Наташа. Отрицать было бессмысленно. — Люблю.       — Я уважаю ваши чувства к Адаму Евгеньевичу, — произнёс Дорохов. — И не буду ничего советовать. Это только ваша дорога. Но уезжайте из Балясны. Будьте на родной земле.       — Карасукскую республику доит Яхонтов, — печально отозвалась Наташа. Сердце защемило, когда перед глазами промелькнули разрезы и драги, вгрызающиеся в заповедную территорию. — Зачем ему Курьинская ГЭС и это чёртово золото?!       — Чернобог не рождается от любого союза ведуньи и мании, — строго произнёс Дорохов. — Иначе половина Сибири ходила бы хорзами и чернобогами. Нет, Гасящий воплощается в роду только после договора. С серьёзным, подчас непомерным залогом. С Гасящим можно договориться либо на золотой прииск, либо на истинную любовь. С любовью у Мала туговато, сами понимаете, поэтому остаётся злато. А Карасукская республика испокон веков хранит огромные запасы.       — И вам ГЭС нужна была для того же? — сверкнула глазами Наташа. — Вы тоже хотели заключить сделку с Гасящим?       — Я — нет, мой отец — да, — отрубил Дорохов.       — Но на Темноводной нет золота, — сумничала и испугалась сама себя Наташа.       — Нет, — согласился Павел Константинович. — Зато есть кладбища. И современные, и те, что остались от поля древней битвы между подиями и маниями. А подии жили на золоте, добывали его, украшали доспехи и оружие. Мании — тоже. Вот его-то размывом после постройки водохранилища и можно было вернуть Гасящему. — Он помрачнел. — Мы захотели слишком многого и поплатились за это. С Гасящим я имел дело дважды: когда мою жизнь откупили любовью, и когда я отказался от великой дерзости.       — Что с вами произошло? — затаив дыхание, прошептала Наташа.       — Пойдёмте, посмотрим. — С этими словами Дорохов легко, словно вечерняя тень, поднялся из кресла и поманил Наташу за собой.       Они шли по бесконечному коридору, и ей чудилось, что пространство сворачивалось позади лентой Мёбиуса. Без провожатого, уверенно шагавшего впереди и рассекавшего словно нож, сумрак, Наташа давно заплутала бы и потерялась в колдовских кулуарах. С запозданием она вспомнила, что оставила сумку с посохом в гостиной, но мережка шептала, что ничего не случится. Да и Дорохов — не Яхонтов.       Павел Константинович остановился у самого конца коридора, упёршегося в глухую стену. На ней висел портрет Ирины Илларионовны Дороховой в полный рост.       С замиранием сердца Наташа вглядывалась в портрет. Художнику удалось передать густую восточную красоту, сквозившую во всём облике матери некроманта. Большие ореховые глаза в обрамлении чёрных ресниц, смуглая кожа, острые, но в тоже время как будто плавные черты лица, тёмно-каштановые волосы с высветленными прядями, так похожими на белые полосы, разделявшие волосы и бороду Павла Константиновича. На парчовом платье виднелся размытый след от высохшего вина, а в некоторых местах полотно было изрезано осколками, точно кто-то в порыве ненависти бросил в портрет бокал.       Мережка поплыла, и на мгновение Наташа успела разглядеть пожилого мужчину, похожего на Дорохова, разразившегося бранью у изображения Ирины Илларионовны. Пол у её ног устилало какое-то вьющееся растение, тонувшее в полумраке теней на портрете. Или это уже были тени Павла Константиновича?       — Мать ещё до моего рождения предсказала, что скоро в срединном мире воплотится Алконост. И мой отец загорелся идеей заполучить ирийскую птицу. Она впитала остатки силы Перуна после его распада, — глухо произнёс Дорохов, остановившись перед портретом матери и не глядя на застывшую в ожидании Наташу. — С этой мощью мой отец хотел начать войну с маниями, чтобы вернуть подиям свободу и исконные территории. Он отыскал древнейшего духа природы, видевшего войну и знавшего богов. Ничего у моего отца не вышло, и он подговорил Злата Яхонтова, отца Мала, убить ведунью той земли, чтобы сделать духа посговорчивей и лишить защиты ве́щей. Злат Путятич погубил ведунью, а её наследницу забрал себе. Вы знаете это место, Наталья. Это бывшее ложе Подбалясненской ГЭС. Стационар «Тайга». Тайга. В девяносто четвёртом отец отправил уже меня вызнать про Алконоста. — Его лицо, повёрнутое вполоборота, исказила гримаса боли, исчерченные шрамами ладони сжались в кулаки. — Вы ведь всегда чувствовали, что Тайга — живая. — Он не спрашивал, а утверждал. — Этот дух леса... Эта женщина... Я возжелал её с того мгновения, как увидел. И не принял отказа. Но когда погибла моя мать, Тайга прокляла меня, а я — её. Видите эти шрамы? — Павел Константинович потянул Наташе ладонь. — На моих руках кровь моей матери.       Наташа в испуге отпрянула и наткнулась на стену. Выхода не было. Она смотрела на Дорохова, а мережка подернулась знакомой пеленой, помутилась, а через миг разгладилась, показывая Наташе ночной берег Темноводной, где находилась «Тайга».       У самой воды, где волнующаяся река лизала камни, стояли трое. Молодой Павел, хотя разница была только в белых прядях в волосах. Напротив него, гордо вздёрнув голову, так, что волосы цвета гречишного мёда рассыпались по спине и плечам, застыла как вкопанная Тайга. Её невозможно было ни с кем спутать, весь её облик кричал, что она никогда не была человеком. Между некромантом и духом леса стояла, заслоняя собой Тайгу, Ирина Дорохова.       Река и лес светились жутким голубым светом, а берег у самого ивняка устилал ковёр эхиноцистиса. Ирина обвела густо подведёнными глазами собравшихся и воскликнула, глядя во тьму:       — О, всемогущий Тот-Кто-Гасит-Свечи! У меня нет злата, только то, что на мне! — Крупные серьги и браслеты гротескно выделялись на фоне походной рубашки и залатанных штанов. — Если ты жаждешь отмщения за дерзость семьи Дороховых, то забери мою душу! Но сохрани жизнь моему сыну, он не ведает, что творит! Отведи от него участь чуди белоглазой, дай в срок умереть!       — Нет! — Павел ринулся к матери, но было поздно: голубое сияние окутало её, отделяя душу от тела. На миг в черноте между деревьев мелькнула смазанная гигантская фигура, и в следующий миг Ирина рухнула на мокрые камни, а её длинные волосы зазмеились в потоках Темноводной. Ореховые глаза так и остались распахнутыми, на губах застыла полуулыбка, а из рассечённой от удара головы потекла в воду кровь.       — Твоя мать отдала за тебя жизнь! — хрипло произнесла Тайга. — И её кровь останется на твоих руках! — Она сделала едва уловимый жест, и кровь Ирины поднялась из водяного потока, метнулась к Павлу и взрезала его руки, точно лезвиями, оставляя на смуглой коже глубокие раны.       — Ты нужна мне, Тайга. Если бы ты сказала мне, где и когда воплотится Алконост, я вернул бы подиям былое величие, а тебе — всю тайгу от Урала до Качурки.       — Не тебе, отродью предателя, возрождать величие подий! — Тайга с презрением смотрела на Дорохова. В меркнущем голубом свете она казалась жутко нереальной, а сквозь человеческий облик прорывалось невидимое глазу древнее бесплотное обличье.       — У твоей земли нет ведуньи. Некому будет залечить твои раны.       — Она спуталась со Златом Яхонтовым после того, как он извёл её мать. Туда ей и дорога.       — Они оба мертвы. А мы были бы вместе, — глядя на свои окровавленные руки, произнёс Дорохов. — Но раз ты выбираешь рыжего лешего, так тому и быть! — В его глазах горел безумный огонь, точно он был одержимым или смертником. Павел взмахнул рукой, орошая алыми каплями тело матери, Тайгу, берег и эхиноцистис.       Жёсткие тёмно-зелёные стебли ожили и змеями ринулись к Тайге, обвивая её голые ступни. Закрученные усы выпрямились, на кончиках показались белые корешки, и переплетение листьев и побегов метнулось вверх, вцепляясь в запястья и лодыжки Тайги. Она не вскрикнула, когда корешки вспороли кожу и проникли внутрь. Лишь её губы побелели, а глаза горели золотистыми и зеленоватыми отсветами.       А эхиноцистис продолжал оплетать Тайгу. Под кожей обозначились контуры побегов и резных треугольных листьев, уходившие всё выше и выше. Раны на руках Тайги закрылись, но проклятие сковало её.       ― Оставайся на своей земле сколько угодно, ― произнёс Павел, наклоняясь к самому уху Тайги и с шумом вдыхая запах её волос. ― И помни, что ты всегда со мной.       — Я был одержим страстью много лет. Потерял мать и семью. — Голос Павла Константиновича выдернул Наташу с мережки. Её трясло, но не слушать его было невозможно. — Но когда отец в прошлом году вновь взялся за старое, а заодно пообещал Гасящему золото кладбищ Темноводной за помощь Великого Полоза, я понял, что дальше так продолжаться не может. Я не мог допустить, чтобы жертва моей матери оказалась напрасной. Я предал отца, а Гасящий за все грехи мгновенно обратил его чудью белоглазой. Ведь золото мой отец ему так и не отдал. Но Тот-Кто-Гасит-Свечи простил меня. — Губы Дорохова искривила злобная и горькая усмешка. — Он сказал, что я не безнадёжен, раз поборол зависимость от похоти. А он не сможет перестать желать золота. Гасящий не уничтожил меня. С тех пор я зарёкся иметь с ним дело. Что и Малу советовал. Но он — типичный Яхонтов и пошёл до конца.       Наташа во все глаза смотрела на Дорохова, стараясь уложить в голове, что за него отдала жизнь собственная мать, что он фактически убил её, едва не сгубил заповедную землю с древним духом природы и предал родного отца. Наташа хотела спастись от убийцы-Вия, а в итоге пришла к ещё одному душегубу. Павел Константинович был страшен, видение — тем более, но Наташа чувствовала, что только такой колдун и может ей помочь.       Она устало прислонилась к стене. Снова замутило и начала кружиться голова. Заметив состояние гостьи, Дорохов взял её под руку, начертил на стене вспыхнувший золотом круг и вернулся в гостиную, где аккуратно усадил Наташу на диван.       — И как далеко вы можете создать портал? — еле разлепив пересохшие губы, произнесла она.       — Обычно недалеко — в пределах владений одной-двух ведуний, — отозвался Дорохов, подливая ей чай. На миг Наташе показалось, что в его обсидиановых глазах мелькнули обеспокоенность и странное подозрение. — Но Дороховы — древнее семейство, и наш дом позволяет «прыгнуть» прямиком в него.       — Что же мне теперь делать? — Дурнота не отступила, но стало чуточку легче. — Как спастись от Яхонтова?       — Обратитесь в Верховный Шабаш колдунов Евразии, — серьёзно посоветовал Дорохов. — Мала все боятся, и никто не хочет связываться. Но попробовать стоит. Напишите Верховному Колдуну, что тут творится. И останется надеяться, что Казимир примет меры. — Павел Константинович замолчал и добавил: — Ну или идти за голубой травой, что поёт ночью и днём, что крушит железо и сталь.