Мельница

сентябрь, 2021 год, Алтай

      Наташа плотней закуталась в тёплую альпинистскую куртку и шмыгнула носом. Обложенный камнями костёр тихо потрескивал, рассыпая огненные искры в усеянном звёздами горном небе. Прозрачный воздух открывал обманчиво близкие виды на ледники Актру, где когда-то встретила чёрного альпиниста Маргарита Алексеевна.       Наташа боялась спать. Как только она отворачивалась от костра, холодок страха заползал под кожу стеблями эхиноцистиса. Даром что она оказалась дальней роднёй некромантов.       «Адама похитили, ― билась птицей в сети одна и та же мысль. ― Как только я уехала, Яхонтов тут же умыкнул его. Вот вам и «тать в дом»».       После звонка Громовой Наташа порывалась лететь обратно, но мама и Илья безжалостно напомнили: они пришли за голубой травой. Без неё всё напрасно. И лезть в темноте в гору, а затем спускаться по ненадёжной сыпухе, как сперва хотела Наташа, безрассудно. Поэтому приходилось крутиться на наваленном кучей лиственничном лапнике и считать мгновения до рассвета.       ― Жаль, что мы не сможем пойти со стороны ретранслятора, ― нарушила молчание Ольга. ― Там тропинка была почти туристическая и идти меньше. Но горным духам надоело, что все, кому ни попадя, шастают к Озеру. А ещё местные теленгиты традиции забывать стали, в горы ходить проводниками... Словом, после обвала дорогу заблокировало. — Она сидела, прямая и спокойная, глядя в костёр, а в её льдистых глазах танцевали отсветы пламени. Илья распустил ставшие за лето ещё более длинными волосы, чтобы согреть уши, и тоже смотрел на огонь. ― Доча, попробуй поспать.       ― Боюсь, ― жалобно отозвалась Наташа. ― Вдруг что-то случится…       ― И чем ты поможешь? ― глухо произнёс Илья. ― Если придут горные келе, я сумею нас защитить.       ― Интересно, как? ― Ольга повернулась к Илье. Взгляд чёрных глаз встретился со светло-голубыми, почти белыми, и на миг Наташе почудилось, что эти двое составляют единое целое. ― Пусть ты и ветрогон, но алтайскую чудь белоглазую закабалить ох как трудно, это тебе не строптивые колдуны, не передавшие силу.       ― Кого? ― Илья насторожился и подался вперёд. ― Чудь? Никогда о такой не слышал. Кто они? ― Он старался говорить спокойно, но Наташа слышала жадное любопытство в его голосе.       ― По поверьям старых шаманов, землю на месте нынешнего Алтая в давние времена населяли подии — порождения Земли, созданные из духов природы, — отчеканила, словно лекцию, мама. — Эти подии вступили в войну с небесными колдунами после разлада Неба и Земли и проиграли. Предводитель подий Княжич Дарах после гибели своей сестры Княжны Дарии сдался Полководцу маний, имя которого ныне помнит разве что Тайга. Дарах уговорил оставшихся подий сложить оружие. Покровительница Полководца Макошь пощадила тех, кто сдался. А тех, кто остался верен старым порядкам и отказался покориться, прокляла. Обрекла на ужасную судьбу: жить, не зная смерти. Годы в срединном мире истончили тех подий. Чудь истлела заживо, от них остались только тени прежних колдунов. Но и сейчас, через тысячи лет, они сильны. Ушло их время, мир изменился, а чудь белоглазая так и ходит неприкаянная между скал. Они и себя уже не помнят.       — Я только сейчас въехал, что Алтай переводится как «золото», — отозвался Илья. В его волосах путались тени и отстветы пламени. Резкие контуры татуировок выглядывали из-за ворота куртки, и Наташе мерещилось в неверном свете костра, что такие же знаки покрывают и лицо Ильи. — А вообще интересная история, как можно пострадать за верность. Я вот тоже могу рассказать легенду, — неожиданно поделился он, испытующе взглянув на Ольгу. Наташа так и видела, как Илью тянет к её матери, точно он уловил нечто знакомое в ней. Но что?       — Какую же? — Ольга сдержанно, но доброжелательно улыбнулась Илье. — Я не знакома с эрским фольклором.       — Старая легенда о девочке-зиме и Царе-шамане, — произнёс Илья. — Я этим августом на Качурку ездил. Мне её дед Енгух из соседнего стойбища рассказал. Который мне в детстве защитные знаки набил. Хороший человек, могучий целитель. Никогда не охотился и не воевал, но в стойбище его почитали за дар врачевания, кормили и защищали. Сам он всегда был добр и безобиден. Никакая хворь его не брала. Один из немногих соплеменников, кто не чурался меня.       Наташа навострила уши. Легенды в последнее время приносили больше пользы, чем современные знания. Илья же покрутил большой головой и начал рассказ негромким, выразительным гортанным голосом:       — Давным-давно, в незапамятные времена на севере, в тех местах, где ныне лежат подземные льды, простирала владения прекрасная страна. Реки там изобиловали рыбой, травы круглый год наливались цветами, земля хранила неисчислимые запасы прочной и лёгкой неодолимой руды, и люди ездили на больших зверях, от которых ныне находят лишь скупые кости. Звалась та земля Калтысь-эква, и слава о ней доходила до южных морей. Населяли великую землю не просто люди и не колдуны с ведуньями, а шаманы. Все в ней были шаманами, кто-то большим камом, кто-то меньшим, а правил страной сильный, решительный и благородный человек. У него была семья: жена, сын и две дочери. Старшая уродилась смешливой и горячей, как летний мёд, а младшая — колкой, умной и белой, будто слепленной из снега. Это была редкость и большое чудо, ведь в те времена снег выпадал в стране нечасто. Отец одинаково любил всех своих детей, но младшая дочь пугала его: ни клинок, ни камень, ни зверь не могли причинить вреда снежной девочке. Но и шаманский дар в ней проявлялся слабее, чем в матери и сестре. Жили они хорошо и дружно, да только вот пришла на благословенные земли жестокая война с юга. Откуда и кто развязал её, правители толком не знали, но захватчики хотели завладеть их могуществом и посеять распрю.       «Разлад Неба и Земли». ― Наташа зачарованно слушала Илью и точно наяву видела перед собой стойбища на тысячи яранг, стада благородных оленей, перетекавших, точно реки, и белоснежную девочку, чей образ шептал: «Мора».       А Илья всё говорил:       — Царь земли Калтысь отправил войска, чтобы сражаться со вторженцами, но мощь тех оказалась усилена уже завоёванными народами к югу от великой страны. — Алтын-тобрак, Княжество подий, поняла Наташа. — Силы армии слабели, завоеватели почти забрали страну в гибельное кольцо, и царь пребывал в отчаянии, не зная, как спасти то, что ему дорого.       Шаманы его камлали, выспрашивая богов, что случилось с миром, и отчего огонь и смерть охватили человечество. И боги молчали... Меж тем, у захватчиков появилась новая мощь — они призвали самого страшного келе на свете, огромного, как горы и смертоносного, как ледяная стужа. Тогда Царь-шаман понял, что терять уже нечего, и решил обратиться к тому, к кому никогда никто доселе не обращался с мольбой — к самому Хозяину Смерти, Куль-Отыру. Камлал он долго, но отозвался единственный страшный бог. — У Наташи мурашки пробежали по телу, стоило вспомнить объятую голубым пламенем «Курью». — Бог снизошел до смертного и поведал, что распря на земле стала отголоском небесной распри.       ― Земля и Небо больше не союзны, — сказал Хозяин Смерти, — и те, кто стремится завоевать вас, всего лишь несут новые законы и порядки.       Опечалился царь, так как не хотел этих новых порядков на своей земле. И воззвал к единственному, кто откликнулся:       ― Ты Хозяин Смерти! Помоги отвести беду от моей Калтысь! Помоги нам сохраниться, сберечься от пагубных веяний!       Задумался страшный бог и после сказал:       ― Я могу спасти твои устои на земле восточнее больших гор и севернее степей. Но за это ты пожертвуешь мне самое великое чудо на твоей земле, свою самую великую любовь.       Царь долго вспоминал, что же в его владениях самое чудесное, и чудеснее собственной младшей дочери ничего не придумал, никого он не любил сильнее, чем её. Царь-шаман был согласен на любые условия, чтобы спасти народ Калтысь, и решился на жертвоприношение. Но его прекрасная снежная дочь родилась неуязвимой, и Царь-шаман спросил Хозяина Смерти:       ― Как же я принесу её в жертву тебе, если ни нож, ни стрела, ни камень не способны остановить её сердце?       ― Я помогу тебе и с этим, — отвечал бог. — Ты обретёшь власть над всеми жизнями, если сам станешь моим проводником среди живых. У вас, людей, в почёте все боги, кроме меня. Это пора исправить.       Царь встревожился. Как можно нести смерть, как можно поклоняться смерти? Но спасение земли для него стало важнее. И он согласился.       Когда правитель земли вышел из камлания, силы врага надвинулись на границы его владений, чёрные вихри вились над родным домом. Он был честным и не мог не рассказать своей семье о печальной судьбе младшей, самой чудесной и любимой дочери. Маленькая девочка, белая, как снег, выслушала отца спокойно и безропотно приняла свою участь.       ― Отец, — сказала она. — Если моя смерть отвадит беду от нашей земли, я согласна.       Горько заплакал великий шаман с силой смерти в своих руках, потому что он всё ещё был отцом и любил свою семью. Но старшая дочь, сама вошедшая в возраст шаманов, сказала отцу:       ― Ни одно зло не царит вечно. Ни одна печаль не бывает постоянной. Всё в мире оборачивается и возвращается к началу. Когда распря богов иссякнет, сестра вернётся к нам, и мы снова будем вместе.       С таким утешением отец не взял ножа, не пустил стрелу в своё дитя, но крепко сжал её в объятьях, и дух белой девочки улетел к Хозяину Смерти. Тотчас злые силы начали отступать и вскоре оставили землю. А волосы жены и старшей дочери Царя-шамана вдруг стали светлеть и обрели оттенок золота — как поняли старшие, то был прощальный подарок снежной дочери, память о нерушимости родственных уз.       Младшую дочь похоронили с почестями, и где-то на земле Калтысь она покоится поныне. Отец же, не в силах выносить боль утраты и вину от содеянного, покинул свою землю и ушёл странствовать, чтобы вершить справедливость силой, данной ему Хозяином Смерти. Сын его быстрокрылый ушёл с ним, так как законы мира изменились, и кому-то нужно было свершить присягу новым порядкам.       Царствовать над благословенной Калтысь остались мать и старшая дочь, шаманки с золотыми волосами, Сорни-эква. Говорят, отголоски этой легенды слышны и поныне, уже после того, как дивное царство, отмоленное смертью ребёнка, затянулось льдами. И безутешный отец всё ещё бродит по миру, пытаясь заново обрести свою семью. Вот.       Илья вздохнул, выудил из-за пазухи фляжку с коньяком и основательно приложился к ней. Ольга ничего не сказала, Наташа тоже промолчала, обдумывая услышанное.       По всему выходило, что быстрокрылый сын, ушедший с отцом, был тем самым князем-вороном из Золотого сказа Енисея. Получается, что Наташа и Ольга ― потомки Царя-шамана Калтысь ― ныне Качурки, а значит, мама не случайно мора… Вот только воплотилась она в младшей ветви древнего рода, у потомков малахитового сына. Где же сейчас ходит наследник агатового ворона? Вокруг Наташи, куда ни глянь, находились вещие птицы: Илья говорил, что его отец был вороном, Ярослава Ростиславовна в звериных снах оборачивалась вороной. Вот и гадай, кто сидит рядом с тобой: чужак или потерявшийся дальний родственник. Чернобог, мора или хорз...       Наташа встрепенулась. Целитель, набивший тату Илье, в руках которого умирали цветы. Миролюбивый и добрый, странный для эрси, привыкших выживать в суровых условиях, неуязвимый... Хорз. Получается, что если хорз — порождение Солнцебога и может исцелять, а чернобог — убивать, то Илья... Но додумать нехорошую засвербившую в растревоженном сознании мысль она не успела.       Стылый могильный холод, напоминавший силу Дорохова, разлился в лиственничнике, сползая с каменистых осыпей на альпийский луг. Наташа видела, как поникали цветы под едва заметной белёсой дымкой, стлавшейся по земле. Дыхание перехватило, а видения с мережки сливались с реальностью, в которой на костёр надвигалась чудь.       Старые шаманы ничуть не преувеличивали, когда говорили Ольге, что чудь белоглазая истлела от времени. Так и было. Между деревьев мелькали бледные светящиеся, точно приведения, существа. Высокие и тонкие, порой неуловимые взглядом, они отчётливо проступали на мережке. Когда-то длинноволосые и красивые, но теперь от них остались только жуткие белые глаза, пронзающие неживым и потухшим, но внимательным взором.       Чудь окружила костёр, колыхалась обрывками одеяний — или останками почти бесплотных тел на краю светового круга. Наташа почти оглохла от стука собственного сердца, вцепившись в посох. Деревянное мельничное колесо в навершии ловило отполированными временем крыльями отсветы пламени, и Наташа жалела, что забросила ведовское ремесло, даже не попытавшись научиться. Она бы призвала сейчас духов, как Ярослава Ростиславовна, а вместо этого просто приняла силу и уехала спасать Адама, бросила родную землю...       — Не хотели по-хорошему, будем по-плохому. — Мама поднялась и шагнула от костра. Выпрямилась, расправила плечи, и Наташе померещилось, что в коротких волосах Ольги заискрили снежинки. Повела тонкой кистью, и бледные длинные пальцы окутал морозный туман. Чудь всколыхнулась, заволновалась и угрожающе зашелестела, да так, что Наташа с ужасом уловила едва слышное:       — Не договоритс-с-ся... Покажем дорогу... С-с-шаману...       — Они предлагают мне показать дорогу, — вдруг произнёс Илья. Наташа не заметила, как он поднялся и встал между Ольгой и чудью, упрямо и смело глядя снизу вверх на мору. — Я — взрослый мужчина и сумею защитить женщин. Я сам, Ольга Георгиевна.       Мама отступила, совсем как в детстве когда маленькая Наташа заявляла, что сделает что-то сама. Только произнесла негромко:       — Думай, что взамен отдавать будешь, с чудью и духами просто так не торгуются. — И села, устремив сосредоточенный взгляд на Илью. Сдержанная, но готовая прийти на помощь в любое мгновение.       Не говоря ни слова, Илья смело шагнул за границу света костра. Лук так и остался прислонённым к валуну. Илья пошёл совсем без оружия. Хорошо, что ветрогоны умеют кабалить духов. Но стрибог ли Илья? Наташа с трудом вздохнула, глядя, как мерцающая наводящим ужас серебристо-белым чудь приблизилась к парню, оставаясь при этом на расстоянии.       — Покажете нам дорогу, — повелительно произнёс Илья. — Где растёт голубая трава?       — А вс-с-замен что? — Ближняя чудь всколыхнула увядшие горные лилии. Белые глаза нехорошо светились. Наташе показалось, что Илью хотят развести на неравноценный бартер, но не вымолвила ни слова. — Нужен с-с-залог.       — А чего хотите? — едва Илья произнёс это, как Ольга замотала головой и прошептала:       — Дурак, теперь придётся отдавать! Моли своего бога, чтобы плата была посильной.       Илья даже не повернулся на её голос. Только стоял и слушал ответ чуди:       — Волос-с-сы. Отдай нам с-с-свои волосы, с-с-шаман.       По лицу Ильи пробежала тень. Чудь на миг отхлынула, потускнела, но затем снова засветилась в лиственничнике.       — Дай мне золотой нож, — глухо произнёс Илья. Одной рукой он сгрёб волосы в хвост, другую протянул Наташе.       Не говоря ни слова, она вложила в его маленькую и короткопалую, но крепкую ладонь подаренный Дороховым нож. Илья, глядя перед собой, перехватил рукоять поудобнее и одним точным движением срезал свои чёрные волосы. Бросил на оставшийся в кулаке хвост нечитаемый взгляд и кинул чуди.       — С-с-смерть с-с-смертью с-с-срес-с-зана и с-с-смерти отдана. — В бесплотном шелесте проскользнуло довольство. — У дальнего ос-с-зёра рас-с-стёт трава, что крушит желес-с-зо и с-с-сталь. Проводим короткой дорогой. Жди на рас-с-свете. — Чудь начала истончаться, отступать, а затем и вовсе пропала, втянулась в камни и расселины, оставив напоминанием о себе лишь погибшие растения.       — Осторожнее с подобными созданиями в следующий раз. — В голосе мамы сквозила приглушённая тревога. — Они любят выставлять непомерные цены.       — Как-нибудь разберусь, — отозвался Илья. Коснулся неровно обрезанных волос, висевших куцыми прядями, и поглядел на тускло блестевший в свете костра золотой нож. — С Добреньким Вечерочком как-то разобрался и с этой бледной немочью разберусь. Интересно, — он хмыкнул. — Раз ножичек золотой, может, на него Кощея приманить и убить нафиг? Я уверен, что он показушник, а на деле дряблое ссыкло и один на один не выйдет.       Илья сделал обманный выпад в сторону лиственничиника, а в следующий миг Ольга подорвались с настила и подскочила к парню. В её глазах полыхал холодный праведный гнев такой силы, что Наташу заморозило волной нахлынувшей жути.       — Безмозглый! — Тонкая фигура Ольги нависала над кряжистым силуэтом Ильи, стылый ночной горный воздух фонил холодом и смертью. Точно белые и чёрные тени погибели схлестнулись у огня. — Как ты смеешь так отзываться о боге, неблагодарный! Берегись, как бы худо не вышло!       — А то что мне за это будет? — воинственно парировал Илья.       — Будет, если не прекратишь паясничать! — мрачно отрезала Ольга.       — Ну и что этот привязанный к старой помойке нарик мне сделает? Он ведь никуда не ход... — договорить Илья не успел. Ольга размахнулась и наотмашь ударила его по щеке.       Илья от неожиданности вскрикнул и пошатнулся. Скривился и прижал ладонь к разбитой губе. А когда отнял руку, уставился на кровавые следы с неописуемым ужасом на лице.       — Я никогда не ранился до крови, — прошептал он. — Никто не мог меня ранить. Никогда...       На Илью было страшно и жалко взглянуть. Спесь слетела с него, оставив его съёжившимся в страхе перед неизведанным. Он молча присел на своё место, да так и затих, постаравшись слиться с темнотой.       Ольга бросила на него полный ярости взгляд и опустилась на настил из лапника. Наташа во все глаза смотрела на мать. Вывести из себя холодную и спокойную, как айсберг, Ольгу, было невозможно. Почему её так задели дурацкие слова Ильи? Что такого в том, что он охаял Кощея-Чернобога? Ведь это просто слова.       В сознании свечкой вспыхнуло воспоминание о ведовских проклятиях. Слепой Адам, сгинувший Григорий Берзарин, опасный в своём страхе Яхонтов. Каждое слово в чародейском мире имело вес. И сказанное Ильёй — тем более. Это жутко глупо и непочитительно, а с точки зрения Морены — супруги бога смерти — вообще недопустимо. Уж сколько бы Илья сам ни тяготел к смерти, убивая цветы, подобно чуди...       Наташа застыла, прислушиваясь к себе. Что-то было не так. Какая-то мысль пришла обжигающим озарением и настойчиво требовала выхода. Сердце встревоженно застучало, а сознание заработало с точностью механических часов.       Никто не мог ранить Илью. Но старый хорз наколол ему татуировки, а мора сумела ударить до крови. От прикосновений Ильи гибли цветы, и он родился от связи колдуна и шаманки — ведуньи. Неуязвимый смесок, подвластный только редким воплощениям богов основ мироздания — жизни и плодородия. А стало быть сам Илья...       Наташа, не дыша, глянула на парня, сидевшего до сих пор в трансе и разглядывавшего собственную кровь на ладони. Холод пролился по спине. Она оказалась в горах с шаманом шаманов. Воплощением Чернобога. С чёрным колдуном смерти.