Мельница

      Тёсы сочувственно бормотали и протягивали хозяйке стакан воды. Оставленных Севой минералки, полного чайника крепкого отвара и осетинского пирога оказалось мало, и Ярослава отправила духов поискать в окрестностях приличную чифаньку. В голове бил туур, и орала не своим голосом выпь. Во рту словно лось насрал, а глаза не желали нормально открываться.       «Будь здесь Инесса, пошутила бы про стакан. Вот Сева удружил, айна возьми! — Ярослава жадно выпила остатки прохладной воды, смахнула с губ крошки и вывалилась под балясненское солнце на улицу. Было раннее утро, но с похмелья казалось, что стоит пекло. — Бухать в сорок три не то же самое, что в шестнадцать после гадания на писанице».       «Ледовую арену» окружал лесопарк. Берёзы приветливо шелестели чуть тронутыми желтизной кронами, а в их тени сразу вспоминалась родная Шорская Гория. Ярослава и не заметила, как отмахала полкилометра и оказалась едва ли на берегу Балясны-реки. Вокруг в жилых застройках и на улицах закипала жизнь.       Ярослава огляделась и увидала спешащих обратно тёсов. Те подхватили страдающую хозяйку под белы рученьки и повели на летнюю веранду ресторана «Абрикос». Зелёные простые стулья звали присесть, чистые скатерти напоминали, что Ярослава голодна, а пищевая ценность пирога оказалась недостаточной для шаманки. Пахло озоном. Неужели ночью была гроза, а она не заметила? Точно пекло, раз всё высушило без следа. Несмотря на ранний час, на веранде расположилась делегация эвенков — Ярослава узнала их по говору. А из обрывков тихих фраз поняла, что это палеолитчики, приехавшие на конференцию в Апраксинский институт.       Предвкушая море «Боржоми» и плотный завтрак, который придаст сил и прогонит дурноту, Ярослава зажмурилась, позволяя тёсам вести себя. Расслабилась, отдаваясь воспоминаниям о ночи с Севой, как вдруг на мережке заволновалось и полыхнуло.       Тёсы ощетинились, Ярослава распахнула глаза и напряглась, приготовившись к атаке. Миг, и перед ней из земли вырвался клуб чёрного дыма, обратившийся духом с выпирающими изо рта клыками и красными безумными глазами навыкате.       — Ты эщё кто такой, айна возьми?! — Ярослава отточенным движением извлекла из заплечного мешка туур. Быстро оглянулась на эвенков. Те разговаривали и ничего не заметили.       — Раб он, эмдеги, — буркнул один из тёсов, следя за неприятелем. — Казыр салгын бывший.       — Низрулла, зачем ты напугал Ярославу Ростиславовну? — Высокий голос с издевательскими нотками заставил быстро забыть о жуткого вида порабощённом ветрогоне. — Я ведь ясно сказал: так мол и так, пригласи дорогую шаманку к нашему шалашу, а ты? Эх! — Из дальнего угла летней веранды показался Вий Балясны. Такой, каким Ярослава запомнила его с записи казни Анны Самохваловой. Яхонтов выглядел свежим и цветущим, его широкие плечи и объёмистую грудь покрывала льняная вышиванка с красными славянскими узорами на вороте и коротких рукавах. — Всему их учить приходится, совсем разум растеряли, бездельники! — Яхонтов улыбнулся и благосклонно поглядел на насторожившуюся Ярославу. — Потрапезничаем, Ярослава Ростиславовна? — И галантно отодвинул ей стул.       «Попробую сбежать, и он от меня мокрого места не оставит». — Перед глазами стоял жирный кровавый след с обломками костей и кусками тряпья — все, что осталось от ведуньи Колпаковки. Слабая надежда, что Яхонтов не станет развеивать её при дичках, не грела, поэтому Ярослава махнула тёсам, чтобы сгинули, и присела за столик. Хоть эти бедолаги в случае чего Яхонтову не достанутся. И Инессу сберегут.       Всё так же благодушно улыбаясь, Яхонтов подвинул ей меню. У него же в тарелке истекал кровью стейк из пыжика. В бокале плескалась простая вода.       — Я вас немного другой себе представлял, — произнёс Яхонтов, когда принесли Ярославину яичницу с гренками и крепкий кофе. — Думал встретить стереотипную шаманку, а не поистине шикарную женщину.       — Что вы хотитэ? — Ярослава пристально смотрела в раскосые карие глаза Яхонтова.       — Всего лишь узнать, как поживает Наталья Николаевна. Травушка уже рассказала ей про то, что случится, если она не сделает то, что велено? — Мёдоточивые речи Яхонтова не могли обмануть её.       — Что вы имеэтэ в виду? — Ярослава надкусила гренку. Хруст корочки некстати напомнил треск ломающихся под напором ветра костей.       — Я сам немножечко ведун, Ярослава Ростиславовна, — развеселился Яхонтов и отправил в рот кусок оленины в прожилках крови. — Сказал Наталье Николаевне, что ради Адама Евгеньевича не резон идти за голубой травой. А Наталья Николаевна взяла да и пошла!       — Адам повэдал? — Ярослава не сомневалась, что Адам сдаст их план при первой опасности. Хотя, какого айна Яхонтову вообще есть дело до Адама и его проделок? В конце концов, это Наташина головная боль. Голубая трава-то тут при чём? — Какая вам выгода?       — Везёт мне в последнее время на проницательных женщин. Сева, дурак, вас явно не оценил по достоинству, — произнёс Яхонтов. — А выгода большая. Беду голубая трава отводит. И ежели Наталья Николаевна её найдёт и мне принесёт, то и от её ненаглядного беда отойдёт. А не принесёт — развею к чертям собачьим! — последнюю фразу он произнёс жёстко и хлёстко, да так, что Ярослава уловила его эмоции: горькие и гневные, как от застарелой раны. Ярослава не удержалась и, охваченная чувствами Яхонтова, скользнула на мережку.       Официальный бланк Международного союза теоретической и прикладной химии с чёрно-белой эмблемой — весы, тигель и планеты с меридианами, лежал на дубовой столешнице в апартаментах на Дуроскоковском переулке. На стене висела стойка на двенадцать гнезд, из которых ведовские посохи занимали лишь одиннадцать.       Сам Яхонтов сидел за столом. Глянул на бланк, прищурился, постучал указательным пальцем с сапфировым перстнем по бланку. Строчки гласили, что новый элемент периодической системы, обнаруженный на Качурке, назван в честь мифического металла — адамант.       — Врёшь ты всё, — произнёс Яхонтов в воздух. — В честь тебя назвал камушек. Как там поётся? Цвет глаз у моей любви как камни в холодной воде? Не люблю я тебя. И никогда не любил. Никого не любил. Бездна...       Ярослава тихонечко выбралась с мережки и порадовалась, что карие глаза не светились от наполнения силой земли. По всему выходило, что Яхонтов назвал качурский металл в честь Адама Антонова. Удивило, как все клевали на Адама, умевшего очаровывать и быть покладистым.       — Так что вы предупредите Наталью Николаевну, чтобы без глупостей. — Яхонтов доел оленину и пододвинул к себе плошку с финиками. — И сами не лезьте. — Его взгляд стал жёстким. — Я видел, как вы накануне ошивались с Маргаритой Алексеевной в Петрово. Ей, кстати, тоже привет передайте. У неё же дочка, как и у вас?       — Дэтэй нэ трогайтэ. — Яхонтов наводил страх, и Ярослава понимала, что он может развеять её прямо сейчас. Даже стало интересно: что будет, если он нападёт на Риту? Что случится с райской птицей после гибели человеческого тела? И что Сирин после этого сделает с Яхонтовым. От собственных мыслей стало противно.       — Громовскую малышку пальцем не трону. Я ж не злодей, у самого дочь есть, — пообещал Яхонтов и добавил: — А вот про вашу Инессу поговорил бы. Давайте так, Ярослава Ростиславовна: я вас не трогаю, а вы взамен мне дочку. Вам же нужна наследница Горной Шории.       — Шорской Гории, — поправила Ярослава. — Нэт дара у Инэссы. И вообще зачэм вам вэдунья? Связь с нами — запрещэно.       — Земля мне ваша по душе, золота в ней много, — улыбнулся и огладил бородку Яхонтов. — Ну так что, отдаёте за меня дочь?       — Она родами умрёт, — отрезала Ярослава.       — У меня был сын, земля ему пухом.       — Видэниэ мнэ было — эсли дочь за колдуна замуж пойдёт — погибнэт. — Ярославе стало страшно. Она поняла смысл того видения во время ритуала чёрной косточки. Инессе нужен был дичок. Или наречённый. Только где ж его взять?       — Ведуньи свою судьбу и судьбу рода не знают, — отозвался Яхонтов. — Поэтому рассмотрите моё предложение. Похороны, если что, я оплачу. А коли за дочь боитесь, так сами за меня замуж идите. Рожать вы ещё не старая. Глядишь, и хорошая наследница появится, с даром.       — Я в молодости нагадала, что у мэня будэт только один рэбёнок, — доверительно сообщила Ярослава. — Я в прэдсказания энисэйских писаниц вэрю.       — Вздор это, Ярослава Ростиславовна, — ухмыльнулся Яхонтов. — Вы даже не пробовали.       — Всэ прэдсказания вэщих сбываются. — Ярослава в упор поглядела на Яхонтова. — Дажэ тэ, которыэ нам нэ нравятся.       — По краю ходите, — прищурился Яхонтов. — Так и за моей дорогой Аннушкой отправиться недолго.       — Ваша Аннушка ужэ разлила масло. А я пэрэживу. — Ярослава понимала, что играла с огнём. Но и оставить угрозу без ответа не могла. Не на ту напал. Она не сопливая девчонка с шорбой вместо туура. Хоть и опасно дразнить медведя-шатуна. Бабогуровская спесь взыграла. А ещё Айвазова за это ругала.       — Это вряд ли. — Яхонтов прикончил последний финик и поднялся. В грузности и нарочитой неповоротливости угадывалась смертоносная мощь урагана. — Мы ещё встретимся, Ярослава Ростиславовна. И для кого-то из нас эта встреча станет последней.       — Буду ждать.       Ярослава быстро обвела взглядом веранду. Всё та же делегация эвенков за соседними столиками. А запах озона стал сильнее. Айна с ним. Если звать на помощь и бежать, то успеют ли дички вызвать ментов? И приедут ли те на инцидент с участием целого Яхонтова? Который успел оплатить счёт, немного отойти и улететь, обернувшись ветром.       Едва Яхонтов скрылся, как Ярослава откинулась на спинку стула и достала сигареты. Айна с тем, что здесь не курят. Заплатит штраф, с неё не убудет. Зажгла «Приму» и затянулась. Внешне Ярослава была спокойна, но внутри всё скрутило в бараний рог. Теперь под ударом оказались Инесса и семья Риты. Айвазов у Яхонтова на крючке, а Наташа ради Адама на многое пойдёт. Положение было отчаянным. Быть может, стоило принять предложение Яхонтова? Вызвала бы огонь на себя. Всё равно он бы от неё никакого ребёнка не получил.       Ярослава выдохнула дым в утренний воздух. Гаданиям на писанице она верила. Тысячелетние петроглифы не ошибались. Тем более, что окончательно толковал увиденное старый алагумни Катанэй — самый сильный кам города шаманов в Подкаменной Тунгусске.       Перед глазами встала бескрайняя енисейская тайга, по которой она добралась до Столбов. Высокие, словно башни древней крепости, каменные глыбы громоздились друг на друга, вздымались в небо гладкими боками, окружённые пихтами. Останцы манили альпинистов, а шестнадцатилетняя Ярослава впервые за последний год выбралась из города шаманов.       Сборный лагерь альпинистов и спелеологов расположился у самой кромки тайги. Стояла глубокая ночь, только луна и звёзды освещали разномастные палатки, снаряжение и догорающие угли костра. Где-то во тьме мягко шуршали крыльями совы и журчал ручей. Ярослава сидела у входа в свою палатку, которую делила ещё с одной ученицей шаманов — эвенкой Алтаной. Совсем скоро небо на востоке окрасится в алый, и юных шаманок поведут на дальнюю, скрытую от людских глаз писаницу. Там они узнают свою судьбу.       Ярослава уже собиралась залезть в палатку и лечь спать, как вдруг тишину лагеря порезал напев, раздавшийся с самой границы света и тени. Неспящие, вырвавшиеся на природу от родителей старшеклассники втихушку разожгли костёр вдали от инструкторов и предавались блаженному ничегонеделанью.       — Дым на небе, дым на земле, вместо людей — машины. Мёртвые рыбы в иссохшей реке, зловонный зной пустыни.       Ярослава вздрогнула, не сразу поняв, что зависла так, будто алагумни Катанэй развёл костёр с травами и ведёт учеников по тропам нижнего мира. Пение между тем удалялось и затихло в дальнем конце лагеря.       Быстро сунувшись на мережку, Ярослава с разочарованием вернулась: пусто. Плохо училась, значит. Поёжилась: пока она была чуть ли не в трансе, выпала роса. Надо пореже пробовать с Алтаной новые сочетания трав. А то на старые дрожжи и какое-то ночное пение всё чутьё сбило.       — Просыпайтесь, алагувумни!       Ярослава пробудилась и уже потянулась за охотничьим ножом, подаренным отцом-стрибогом, но потревоживший её сон отодвинулся в сторону. Предрассветный сумрак обличил сухие черты красивого лица молодого шамана Бэркэ — помощника алагумни Катанэя. Сердце встрепенулось: пора на писаницу!       — Вперёд-вперёд, быстрей-быстрей! — приговаривал с азартом в тёмных глазах Бэркэ. Как ловкий молодой лось он находил тропинки в полумраке, подгоняя учениц шаманов.       Через пихтач, редколесье, сменившееся прибрежными кустами притока батюшки-Енисея. По каменистой тропинке, исхоженной поколениями шаманов. Корни переплетались, ветки смыкались над головой, и приходилось смотреть только под ноги. Осиновый лесок, развевающиеся полы кафтана Бэркэ, последний подъём...       — Подними голову! Что сразу видишь, говори!..       Ярослава вскинула голову, так, что на мгновение потемнело в глазах, и ахнула. Перед ней на сотни метров простиралась гладкая скала, испещрённая бесконечными петроглифами.       — Что увиделось! — свистнул над ухом Бэркэ.       — Солнце... Лодка с кучей людей... Птица летит... Лоси бегут... Человечек руки вскинул... И крест чёрный!.. — выдохнула Ярослава. Щеки горели от быстрой ходьбы, сердце стучало, спина под курткой и свитером взмокла от пота.       — Солнце — понятное дело. Ты — будущая хозяйка земли, — кивнул довольный Бэркэ. — Лодка — ну ты же станешь археологом, с народом работать. Птица — воронья кровь предков. Лоси — богатой будешь, но не сразу, блага будут, еда и кров. Человечек — один ребёнок у тебя родится. А крест... — Молодой шаман помрачнел. — Несчастье приключится.       Ярослава не слушала, какие петроглифы увидела Алтана и как истолковал их Бэркэ. Задумчиво вернулась в лагерь и, озираясь, спряталась в укромном местечке между валунов у подножья горы — покурить. Ничего. В городе шаманов алагумни Катанэй уточнит за помощником значение петроглифов.       — Айна возьмы! — Ярослава с зажатой в зубах сигаретой хлопала себя по карманам. Угораздило же выронить зажигалку по дороге!       — Огоньку? — Певучий голос заставил обернуться. У огромного валуна стояла низенькая девушка с рыжей косой, покрытой банданой.       — Спасыбо. — Ярославе стало неловко. За год жизни в городе шаманов она разучилась нормально говорить. — Это ты ночьу пэла?       — Я тебя разбудила? Прости, пожалуйста. — В карих глазах на загорелом лице с маленьким носом и пухлыми щеками светился интерес. — Я — Рита. — Она протянула небольшую крепкую ладонь, покрытую мозолями от альпинистского снаряжения.       — Ярослава.       Сигарета прогорела до фильтра, и Ярослава взяла ещё. Много воды с тех пор утекло. Рита стала её подругой, Алтана — коллегой. Родилась Инесса. Бэркэ перешёл в алагумни, а старый Катанэй отправился к истоку родовой реки.       Вдруг вспомнилось, что Алтана была влюблена в Бэркэ, но тот, тяготевший даром к отцу-семарглу, отказался от связи из страха погубить Алтану первенцем. Ведь она не была его наречённой. Алтана погоревала, а в две тысячи одиннадцатом вышла замуж за Михаила Генриха и родила дочь. Злату для всех и Гарпанчу — для посвящённых. Дочка Алтаны унаследовала сильный дар — чародейство земного колдуна приумножило ведовскую силу.       Ярослава затянулась. У Генриха было две жены и между ними — она. Но только третья — Тамара из Переярска — оказалась его наречённой. Той, что тысячу жизней возвращалась к нему. Сильны всё же были древние подии, крепки духом, раз за них перед Эрликом вступилась Земля-Матушка. И зачем только Рита ей это всё рассказала?..       Кофе остыл, и Ярослава с отвращением допила остатки. Порадовалась, что Яхонтов оплатил и её счёт, поднялась, собираясь уходить, как вдруг застыла. В запах озона вплелись ароматы грозы, прибитой пыли и свежести. Она не успела обернуться, как до боли знакомый голос произнёс:       — Я'гослава?