Мельница

      Славянская вышиванка с красными коловратами, ладинцами и клевучими птичками насмехалась над Ярославой с могучего торса Яхонтова. Гур-Баба втолкнул её в комнату, не отпуская конец крапивного аркана. Стараясь не думать о Гур-Бабе, как о Всеславе, Ярослава огляделась.       Как и весь особняк, комната была обставлена эклектично, да ещё в духе славян разных эпох. Хохлома соседствовала к гжелью, стены были увешаны гуслями, разномастными оберегами, лубочными картинками и крайне замызганными деревянными табличками с древними письменами. По углам стояли деревянные идолы Перуна, Макоши и Стрибога. Большую двуспальную кровать застилало покрывало с круглыми, напоминающими шестерёнки, узорами вия.       — Я же говорил, что мы ещё встретимся, Ярослава Ростиславовна! — развеселился Яхонтов. Он сидел за накрытым скатертью столом с запотевшим золотым самоваром и радушно улыбался. Так радуется медведь большому улью с толстыми сотами. — Вы поди не ужинали, а полёт — процесс энергозатратный, по себе знаю. — Яхонтов кивнул на деревянную красно-чёрно-жёлтую миску, полную румяных баранок.       — Он будэт прислуживать? — Ярослава указала на Гур-Бабу, застывшего за её спиной менгиром. — Я дэла при тёсах нэ обсуждаю. — В сердце теплилась слабая надежда, что, быть может, Всеслав всё же внемлет её словам.       — Желание дамы для меня закон, — улыбнулся Яхонтов и грубо добавил, махнув рукой: — Гур-Баба, сгинь!       Тот отпустил аркан и исчез. Ярослава с удовольствием выпуталась из крапивных верёвок и присела за стол. Есть и правда хотелось, поэтому она налила себе в большую кружку травяного чая с кипреем и мелиссой и вгрызлась в пухлую безразмерную баранку, уповая, чтобы Яхонтов соблюдал законы гостеприимства.       — Ваша дочка Адама Евгеньевича в грязи изваляла, — капризно пожаловался Яхонтов, глядя на Ярославу, уплетавшую за обе щёки баранки. — Хорошо хоть не съела, а то хороших паразитологов в Балясне нынче днём с огнём не сыщешь. Был я у них на защитах, хоть сам и не выучился, купил диплом геолога. Как они говорят: во время исследований ни одна птичка не пострадала?       — Скажитэ спасибо, что она нэ голодная была, — отозвалась Ярослава. Она не к ночи за окном вспомнила, как зоологи-паразитологи в «Курье» препарировали в лаборатории теориологии куликов и дроздов в поисках внутренних паразитов. — А могла бы съэсть.       — Красивая она у вас, — прищурил медвежьи глазки Яхонтов. — На Михаила Александровича Генриха похожа.       — Послэ лэта в полэ всэ архэологи на Гэнриха похожи, — свернула с опасной темы Ярослава. Хотя соблазн поглядеть, как будут биться современные Отвага и Белояр подзуживал на гадости.       — Как нехорошо вы о своей кровиночке отзываетесь, — пожурил Яхонтов. — Практически алкашкой назвали.       — Можно подумать, вы Владислава Скопидомова так уж любили, — парировала Ярослава.       — Не любил, — неожиданно охотно согласился Яхонтов. — Но я — другое дело. — И, заговорщицки понизив голос, добавил: — На нашем роду давнее проклятие, что с нас взять.       — Какоэ? — удивилась Ярослава. Слухи, что неспроста все Яхонтовы друг друга терпеть не могут, конечно, ползли, но об этом особо не говорили — боялись.       — А вот такое. — И Яхонтов неожиданно выдал целую легенду: — После того, как дочь правителя великой Калтысь пожертвовала собой ради спасения родной земли, отец её ушёл в изгнание, а брат отбыл для клятвы верности новым порядкам и новым вождям. Супруга же и мать осталась с дочерью управлять землёй. Но вождю небесных колдунов, Полководцу-Левой-Руки, принявшему присягу и получившему от Макоши перстень первым из родов, было мало одних лишь заверений отца — он решил убедиться сам, что Калтысь подчинилась. Полководец собрал отряд из самых отчаянных воителей и помчал на север. Приехав, он увидел, что непокорная земля по-прежнему живёт старыми порядками шаманов и погрозился правительнице завоевать их. Либо, если она хочет мира и благоденствия, пусть отдаст ему дочь для рождения наследника. Правительница не могла пойти на это, так как её старшая дочь была будущим Калтысь, и сказала полководцу:       — Я сама принесу тебе сына. Возьми меня вместо моей дочери.       Полководцу было всё равно, с кем из них зачать, он видел силу этих женщин и хотел, чтобы она влилась кровью в его род. И правительница Калтысь совокупилась с Полководцем, а позже понесла от него. Она не пережила родов, но подарила Колдуну-Левой-Руки здорового и сильного наследника. И Полководец отступил от земли, повинуясь данному слову. Признаки той породы закрепились в роду Полководца, и с тех пор все в нашем роду карие и с раскосыми глазами. Вот такие дела, Ярослава Ростиславовна.       — И в чём проклятиэ? — Ярослава не сводила с Яхонтова взгляда. Выходило, что он рассказывал продолжение легенды о Царе-шамане и девочке-зиме. Так вот, что стало с первой Сорни-эква.       — В том, что Царица Калтысь сказала Полководцу: не будет в ладах сын с отцом в твоём роде, — отозвался Яхонтов, а в его глазах мелькнули злость и печаль, но не на сына. Не в силах сдержаться, Ярослава заглянула на мережку.       Эта же комната, только никаких славянских атрибутов. Разве что то же покрывало на кровати.       — От кошака больше толка, чем от тебя, — произнёс высокий кучерявый мужчина средних лет, смахивающий на потревоженного медведя. На столе перед ним поверх фотографий лежал старый чёрный кот с седыми подпалинами и свёрнутой шеей. — Ты даже мордой никакой не Яхонтов.       — Ты убил моего кота, — безучастно произнес Малюта — поджарый и молодой.       — Кот сделает то, чего не сделал ты, — отрезал Злат Яхонтов.       — Не я виноват, что родился не чернобогом, — пожал широкими плечами Малюта. Рельефные литые мышцы летуна перекатывались под загорелой кожей. — Кто-то плохо старался.       — Я еду в Карасукск, разобраться с тамошним быдлом. Вторую ГЭС мне зарубить хотят. — Злат кинул тушку кота подоспевшему тёсу. — И чтобы, когда я вернусь, — он постучал по разложенным фотографиям, — ты с этой мерзостью разобрался. Проверю лично.       — Как скажешь, отец, — отозвался Малюта, а когда Злат вылетел в окно, зло добавил: — Если вернёшься.       — Я нэ понимаю: зачэм вы мнэ всё это рассказываэтэ? — Ярослава переваривала полученную от Яхонтова и с мережки информацию, жалея, что выронила пачку сигарет. Стало быть, всё совсем плохо сегодня.       — Ярослава Ростиславовна, а ведь мне и поговорить толком не с кем, — пожаловался Яхонтов. — Посудите сами: сын умер, жена — стерва, дочь — дура, а друзей у Вия нет. Только Павлик меня понимает. Но он — некромант-подия, а мне, стрибогу, приятельствовать с таким зазорно.       — А с вэдьмой лясы точить нэ зазорно, — передразнила Ярослава. — Тэм болээ с шаманкой. Я жэ помэсная, от кровосмэшэния.       — Дерзите. Не выйдете вы отсюда живой, Ярослава Ростиславовна, — нарочито сокрушённо вздохнул Яхонтов. — Разве только на моё предложение согласитесь.       — Почэму вы так упорно хотитэ союз с вэдуньэй? Жить надоэло? — Она ударила наугад и не могла даже предположить, что последует за этим.       — Представьте себе, что да! — воскликнул Яхонтов и перегнулся через стол, нависая над Ярославой, у которой кут едва не вылетел от страха. — Я устал, Ярослава Ростиславовна. Поэтому хочу побыстрей дочь замуж выдать. Или сойтись с ведьмой. Чтобы, когда она благополучно помрёт, вернуться уже чернобогом.       Ярослава перестала дышать. В памяти всплыли брошенные в истерике слова Наташи: «Не получит он от меня шамана шаманов!» Вот она дура, не придала значение, даже думать не могла о том, что кто-то в здравом уме захочет привести в срединный мир чернобога, а уж тем более им стать. Хотя, кто сказал, что Яхонтов не сошёл с ума?       Она поглядела на него, стараясь победить страх. А Яхонтов продолжал:       — Я подозревал, что Сева не убил сынка Бабогурова. И, как я вам уже говорил, Истислав Всеславович явился ко мне собственной персоной. Я понял, что паренёк — чернобог, а вот он сам не дотумкал. И это хорошо. А чернобогом я хочу стать очень давно. Или, на худой конец, заиметь такого сына, либо внука. Тогда никакое Аннушкино проклятие, никакой юный Берзарин мне не страшны! И даже Кощей мне не указ будет! Видите ли, я заключил с ним договор на право рождения у Яхонтовых чернобога. Так что он у меня вот где. — Яхонтов показал огромный волосатый кулак. — Никуда не денется Кощей с моей «Золотой иглы», будет над златом чахнуть! — Он засмеялся. — И будет помалкивать, раз уже получил залог.       — Что вы заложили? — У Ярославы пересохло в горле, и голос вышел настоящим карканьем. Она оставалась внешне спокойной, но внутри тряслась как осиновый лист. Яхонтов и раньше казался ей большой сволочью, но теперь она четко поняла, что он — опасный и совершенно отмороженный психопат. — Нэужэли у вас эсть любимая, которую нэ жалко? Золотого прииска для такого маловато будэт.       — Свой залог я внёс давно, — отозвался Яхонтов. — Скажу только, что и я был Сетом в Херуифи. Знаете же эту легенду древнего Египта: два непримиримых бога-соперника могли образовать единое существо?       — Так кто жэ ваш Гор? — Ярослава понимала, что ещё жива, только потому, что Яхонтову не с кем поговорить. Чем больше она узнает, тем лучше передаст информацию Наташе. И у Яхонтова есть слабые места.       — Бездна, — глухо ответил он.       Бездна бездну призывает голосом водопадов твоих... Без тебя бездна...       Невысказанные слова раскатами грома отозвались на мережке, и Ярославу в который раз за последние дни утянуло в чужие воспоминания.       С неба лилась кровь. Горячая и обжигающая, она ложилась веером капель на лётный костюм молодого Малюты, который частично развихрился на огромной высоте и душераздирающе орал в бездонную голубую бездну. Плакал, задыхался, глотая разрежённый воздух, а в его ладонь упал окровавленный золотой лоскут с чужого плеча.       — Вы переспите с моим предложением, — посоветовал Яхонтов, и Ярослава была рада его голосу. Торчать на мережке и лицезреть чужие тайны становилось тяжело, клонило в сон. — Уже два часа ночи.       — Утро вэчэра мудрэнэй, — согласилась Ярослава. — Только мнэ спать нэ в чэм.       Не говоря ни слова, Яхонтов стянул через голову вышиванку и подал её Ярославе. Хоть бы не начал снимать штаны дальше.       «Ульген, не дай этому ложу стать мне гробом. Позволь встретить ещё один рассвет».       Ярослава равнодушно принялась раздеваться. В конце концов, она ещё молодая красивая женщина, чего ей стесняться? У неё даже растяжек на груди не было, хотя она кормила Инессу до годика. Потом дочь сама отказалась от груди: она никогда не была сисечницей и всегда съедала столько, сколько ей было нужно.       Мысли об Инессе под взглядом карих глаз Яхонтова перетекли к Айвазову. Ярослава понимала: он может сделать по указке Яхонтова что угодно, раз тот убил его родителей и держит отца в заложниках. Ульген, хоть бы Гур-Баба внял ей! Байана, она своими глазами видела, что в нём осталось что-то от Всеслава!       Ярослава натянула огромную, как мешок, вышиванку, ощущая тепло чужого тела. Ткань пахла потом, медовым парфюмом и мужчиной. Приятная, если так разобраться, смесь. Ярослава провела кончиками пальцев по узорам. Эту вышиванку мастерили с любовью. Ткали и украшали лён с заботой, окуривали травами. Ярослава ощутила напев земли и поняла, что вышиванку делала Анна Самохвалова. Бедная ведунья Колпаковки отчаянно любила Вия Балясны!       Яхонтов удалился, а Ярослава на всякий случай сунула под подушку полотняной мешочек с листьями папоротника-орляка. В карманах шаманки всегда было много трав, оберегов из солёного теста и костей. Сейчас онгон со слабыми байана, наловленными в Лосевке во время камлания с Айу, покачивался, примотанный кендырной нитью у изголовья.       Айу. Ярослава, собравшись с духом, залезла под покрывало, отозвавшееся шелестом речной гальки и запахом ели. С улицы долетали лучи фонарей, луна с трудом пробивалась сквозь световое загрязнение Петрово. Зажмурившись, Ярослава нырнула на мережку. Ей необходимо было узнать, что с Айу.       Телеутский кам лежал в реанимации «Трёшки» на аппарате ИВЛ. Пелагея Ковалевская, мутаборнув в медсестру, следила за ним. Катя Романова в своей квартире на карантине камлала. Лену Усольцеву повезли на кесарево — подскочило давление. А Наташа... Боль и отчаяние захлестнули Ярославу, которая тут же постучалась Нехлюдовой на мережку.       «Наташа, что случилось? Вы целы? Нашли голубую траву?»       Ярослава даже предположить не могла, что у них там приключилась. А ответ Наташи поверг в ещё большее смятение:       «Сказки — ложь, Ярослава Ростиславовна. Голубой травы больше нет».