Мельница

       сентябрь, 2021 год, Алтай

      При свете дня чудь выглядела ещё более жутко, чем ночью. Полупрозрачные сухие мышцы обтягивали истончённые кости, а белые глаза навевали мысли об ослепшем Адаме. Наташа старалась не смотреть на проводников, трепетавших между поросших лишайниками огромных валунов, которые усеивали подножье Чёрной котловины. Становилось не по себе от мыслей, кто ещё поджидает на пути к голубой траве, что поёт и ночью, и днём. Но Наташа надеялась, что мама и Илья смогут их защитить. Только она оставалась слабой и по большей части бесполезной.       Наташа выдохлась уже в самом начале подъёма. Ночью она почти не спала, ворочалась и боролась с дурнотой, а утром дрожала на холоде серого рассвета, стошнив за камень. Было сыро, грустно и страшно. Да ещё Адам в плену у Яхонтова и неизвестно, что этот психопат с ним сотворил. Наташа поёжилась, когда слишком живое воображение нарисовало недвусмысленные картины с Адамом и Малютой в разнообразных позах.       Валуны и травянистые луга перетекли клинами в крупную, а затем мелкую осыпь. Илья, светя распухшей губой, скакал по камням козлом, словно ему вообще пофиг на высоту и сложность рельефа. Мама шла неспешно и уверенно, сказывались занятия скандинавской ходьбой и катание на лыжах. Одна Наташа не любила спорт и всячески отлынивала от занятий физкультурой в школе и универе. И теперь наетые бока давали о себе знать, а дыхание сбилось в густой ком, царапавший сухое горло. Всё тело горело и напрягалось, а в голове шумело. Наташа отстранённо боялась, что с детьми может что-то случиться, и радовалась каждому короткому отдыху, после которых становилось только хуже.       На высоте три тысячи метров гулял пронизывающий ветер, а вокруг простирались горы. Коричнево-чёрные, со снегом в распадках и низеньким фиолетовым диким луком. Наташа копнула из сыпухи парочку угловатых луковиц. Хотелось есть, лёгкие горели огнём. Сил осталось лишь на то, чтобы лежать и блевать. А внизу в долинке матово блестело бирюзовое Озеро горных духов.       — Спускаемся, — решительно произнёс Илья, первый осторожно пересёк гребень горы и двинулся по острой треугольной сыпухе вниз. Ступив на подвижные, точно чешуя змеи, камни гольца, Наташа позавидовала чуди: те уже маячили дымкой у подножья.       Когда они спустились к озеру, у Наташи дрожали ноги. По берегу тянулись сверкающие куски ледников. Илья деловито принялся ковырять снег, но потом сунулся в озеро и зачерпнул котелком прозрачную воду. Наташа боязливо глянула на него. Она чувствовала недовольство местных потревоженных духов: те колыхались сине-зелёными лоскутами рядом с чудями, словно болтали со старыми знакомыми. Не желая мешать, Наташа присела на походную «пенку» и огляделась.       Зелёно-жёлтый луг вперемешку с островками мха и можжевеловым стланником окружал озеро и усеивал дно долинки. Само озеро питал небольшой водопад, бежавший с южного склона горы. Карликовые берёзки и невысокие куцые лиственницы торчали по северо-западному берегу. Долинка переходила в распадок, и в предзакатных сумерках у Наташи волосы встали дыбом: на дальнем берегу не росло ничего, лишь только нагромождение камней сгущало вечерние тени.       Горячий чай немного взбодрил, а вяленую оленину Наташа съесть не смогла, как мама её ни уговаривала. Только вглядывалась в чёрно-синюю тьму промеж склонов, силясь увидеть голубое свечение. Прислушивалась и каждый раз вздрагивала, когда Илья стукал половником о котелок. Наташа силилиась различить пение голубой травы, которое слышала княгиня из легенды, но озеро оставалось тихим.       У Ильи, видимо, тоже сдали нервы, потому что он резко отставил кружку, в которую щедро плеснул выпивки и, насупившись, прикрикнул:       — И где обещанная трава? Мы и сами бы спустились. За что я отдал волосы, ну, уёбки? — Кажется, он начал подозревать, что его надули.       — С-с-сделка выполнена, с-с-сшаман, — прошелестели примостивишиеся за камнями чуди. В их бесцветных голосах Наташе померещилось довольство. — Живые наелис-с-сь. Идёмте. — И соскользнули в долинку, к тому самому безжизненному берегу.       С замиранием сердца, не обращая внимания на усталость, Наташа последовала за чудями. Илья держался рядом, хмуро глядя на проводников. Мама замыкала шествие.       Скалы приближались, а Наташа до боли в глазах, стараясь не моргать, вглядывалась в склоны. Переключила фонарик на самый мощный режим, стараясь высветить каждый камешек, ведь за любым могла скрываться голубая трава, что поёт и ночью, и днём. Но сейчас, когда так была нужна, почему-то молчала.       — Прис-с-сшли, с-с-сшаман. — Чудь замерла у нагромождения камней, напоминавших цилиндрические выходы базальта, только более округлые. — Голубая трава.       Не в силах больше ждать, Наташа побежала к скалам и принялась судорожно шарить между камней. Где же она, где? Голубая, как небо, поющая трава Морены, которая отведёт беду. Илья и Ольга присоединились к поискам. Наташа дрожала и едва не рыдала. Бестолку. Голубой травы здесь не было.       — Это что за нахуй! — взорвался Ильи и с угрожающим видом повернулся к чудям. Тьма у него за спиной сделалась плотной. Страшно представить, что мог сотворить чернобог с чудями. Хотя, чего бояться заживо истлевшим существам? — Вы меня наебали!       — Вс-с-сё чес-с-стно. Приглядис-с-сь. — Чудь подплыла ближе и указала сухим пальцем на каменные цилиндры.       Наташа чувствовала себя наркоманкой в ломке, которая ищет вожделенную закладку. Она прильнула к выходам породы, подсвечивая фонариком. В глаза бросился чешуйчатый рисунок, на который Наташа просто не обратила внимания. Слой за слоем треугольная чешуя покрывали обломанные стволы окаменевших пальм.       — Пальма, мама. — Наташа растерянно обернулась к застывшей за её спиной Ольге. — Это пальма. Окаменелая.       Мама что-то ответила, но Наташа её не услышала. Всё вмиг стало неважным, и она опустилась на холодные камни. Фонарик выпал и откатился в сторону, выхватывая орущего на безмятежную чудь Илью, озеро и скалы.       Происходящее не укладывалось в голове. Не могло так случиться. Какие могут быть пальмы на Алтае? Такие же, как обед на болоте. Наташа схватила себя за волосы и со слезами вырвала пару прядей. Отчаяние. Ледяное, как вода Озера горных духов, захлестнуло её.       Тошнота отошла на второй план, в уши словно набили вату. Сознание билось, точно в судорогах, а перед глазами встал Малюта Яхонтов, беззаботно вещавший в ботсаду о том, что пальма — трава с голубым соком.       Наташу точно шибануло током, а мозг заработал, выхватывая из памяти обрывки знаний «для общего развития». Пальма — лесная трава тропиков, Боже-Стрибоже! Растёт высокой, да так, что может пробить крышу и стену оранжереи. Крушит железо и сталь арматурного каркаса здания. Эти пальмы — современницы мамонтов. Плюс-минус пятьдесят тысяч лет.       — Тайга, — простонала Наташа, таская себя за волосы. — Сука! Почему ты не сказала, что трава здесь не растёт?       Снова щелкнули услужливые воспоминания, и хриплый голос Тайги произнёс: «Голубая трава росла на моей памяти...» Росла. Не растёт. Древний дух не обманул, а просто забыл уточнить. И Наташа в итоге получила «берега Горянки». Так они во всё той же «Тайге» называли нечто, оставшееся в прошлом, но которое помнили «деды» и считали, что оно до сих пор существует. Так было с речкой на возвышенностях за границей стационара, про которую куратор практики говорил, что можно идти по её берегу, который завалило валежником лет сорок назад. И очень обиделся, когда студенты ему об этом сообщили. Наташа всегда ярилась на «дедов», которые давили авторитетом и в грош не ставили молодёжь, и теперь поплатилась за это, послушав Тайгу. Что ещё из рассказанного в легенде обстояло не так, не там и вообще не было?       — Биться будешь?! — По Илье и без мережки было понятно, что он понтовался, слишком много на себя взял, обосрался при всех и выставился придурком. — Я вам сейчас сопли на кулак намотаю!       — Они не виноваты, — пробормотала Наташа, поднимаясь на четвереньки и уползая в сторону озера. — Это просто берега Горянки.       Мама попыталась поднять её, но Наташа шарахнулась в сторону, добралась до стелющегося по земле можжевельника и повалилась на мягкую мелкую хвою. Всё это время они шли по ложному следу. А сейчас она, Наташа Нехлюдова, полежит. И плевать, что эфирные масла можжевельника ядовиты.       От усталости, беременности и отчаяния клонило в сон. Наташа лежала на удобной подстилке и смотрела на крупные звезды, россыпи Млечного пути и резкие проносившиеся в вышине метеоры. Ничего не болело, но сил не было. Голова гудела, веки тяжелели и, забывшись под стук сердца, Наташа провалилась в сон.       Она снова летела ветром. Вливалась в потоки воздуха на высоте и была бесконечно свободна. Сознание оставило в можжевельнике вместе с телом тревоги, разворачиваясь и подхватывая песню заповедной земли. Золото края текло по рекам вместе с силой шаманов, подий и маний, населявших срединный мир.       Скрутив смерч, Наташа ухнула вниз, да так, что даже во сне перехватило дыхание. Спустилась под облака и вздохнула от открывшегося взору простора.       Величественные горы, изрезанные нитями рек и пятнами озёр расстилались, насколько хватало глаз. В распадках и долинах цвели альпийские луга, а у Озера горных духов росли, покачивая жёсткими ветвями, финиковые пальмы. Камни дышали теплом пролегавших в недрах горячих источников, и всё казалось совершенно не таким, как сейчас.       Наташу словно окатили холодной водой. Боль и страх, смешанные с отчаянием и бессилием, вернулись. Воздух перестал её держать, потоки ветра вновь стали тяжёлым телом, и Наташа камнем рухнула вниз, словно подбитая птица. Не лебедь, а гадкий утёнок.       Падение, как и всё в видениях, не отозвалось физически. Наташа подняла голову и с замиранием сердца увидела ветряную мельницу, на крыльце которой сидела баба Даша и играла в «По кочкам!» с русоволосой девочкой лет двух. Вдалеке по полю бегал маленький мальчик, а в рассветном небе колыхался воздушный змей, поддерживаемый явно не природным ветром.       — Ефимка с внуком играется, — улыбнулась баба Даша, отчего морщинки в уголках её глаз и рта разошлись солнечными лучами.       — Но он ещё не родился. — Наташа с радостью подошла бы, но чувствовала, что живым в посмертье путь заказан.       — Он уже есть и это — главное, — веско произнесла баба Даша. — Кто-то из Малахитовых воплотился впервые за шестьдесят лет. Род после смерти Ефимки прервался, но твой сын сможет его возродить. А твоя дочь станет ведуньей Низкого Кряжа. — При этих словах девочка подняла на Наташу изумрудные глаза и важно закивала.       — А как он станет Малахитовым без символа силы? — удивилась Наташа. — Мама сказала, что не знает, куда ты девала медную серьгу.       — Сунь руку в печку, — отозвалась баба Даша. — И найдёшь железное крыло.       — Так просто? — нервно усмехнулась Наташа. — Почему ты его спрятала?       Печку в Тополинской квартире так и не разобрали, но и не топили в последние годы. После смерти бабы Даши до неё ни у кого не дошли руки, а квартиранты не обращали внимания. Поэтому что именно навалено в духовке и горниле, было известно одному Небу.       — Потому что никому не место в небе над бывшей землёй Алтын-тобрак, кроме Малахитовых — потомков Гурдевы, Дараховой дочки, и её младшего сына Есислава! — отрезала Евдокия, сверкнув изумрудами глаз. — Нам здесь особо гулять по ярусам нельзя, но по полочкам всё быстро раскладывают. Это у ведуний земля признаёт только кровную родню, а колдуны могут силу кому хошь передать. Даже дичку. Не хотела я, чтобы кто-то силу Ефимкиного рода заграбастал. Вон, говорят, у Яхонтовых так Малюта беспредельничает, силу чужих родов забирает, что от него свои отреклись. Дочке его наставника-духа дали. Где ж это видано, чтобы колдунья летала и родом управляла! — Она фыркнула, явно кого-то передразнивая.       — Я тоже летаю, — тихо произнесла Наташа. Значит, она не единственная такая колдунья-ведунья. Шаманка.       — Видела, — уже более благодушно откликнулась баба Даша. — А о бедах своих не переживай. Все отойдут. Ведь ты всё уже знаешь. Красавица, помаши маме ручкой! — обратилась она к сидящей на её коленях девочке. И едва та взглянула на Наташу, та утонула, словно в чародейском омуте, в зелени глаз своей нерожденной дочери.       Наташа пробудилась в слезах в душной палатке под альпинистским спальником на минус пятнадцать. Было тошно и грустно до такой степени, что эти чувства растеклись по мережке, а в голове раздался обеспокоенный голос Ярославы Ростиславовны:       «Наташа, что случилось? Вы целы? Нашли голубую траву?»       Вопрос прошёлся ножом по сердцу. Всхлипнув, Наташа ответила:       «Сказки — ложь, Ярослава Ростиславовна. Голубой травы больше нет».       «Как нет?» — в смятении воскликнула Каргина. Наташе померещился смазанный образ комнаты в народном антураже, окружавшей шорскую шаманку. Куда её занесло?..       «Это оказалась пальма. Окаменелая. Сами понимаете, на Алтае для них не климат. В нашей промёрзлой борреалке с остаточной флорой и фауной они только в ботсадах растут...»       Наташа не додумала и не договорила. Табун мурашек прошёлся по телу, а дыхание перехватило. Перед глазами встали величественные пальмы в Ботаническом саду БГУ и Яхонтов с пакетиком фиников, радостно тычащий пальцем с сапфиром в росток редкого меланиста.       «Ярослава Ростиславовна! — Наташа вскочила, запуталась в спальнике и рухнула обратно. — В ботсаду есть меланист! И другие пальмы! Понимаете! Голубая трава всегда была у нас под носом! Пожалуйста, умоляю, сходите в Ботсад, поглядите, растёт она там или нет! У Маргариты Алексеевны есть же какой-то нож...»       «Я в плену у Яхонтова, — отозвалась Каргина. — Позвони Рите. Но тут два часа ночи, она может не взять трубку».       «Спасибо, спасибо!»       Вынырнув с мережки, Наташа всё же совладала со спальником и выбралась из палатки. Нужно было срочно найти телефон и попытаться поймать связь.       Берег Озера горных духов припорошил снег. Вода под серым небом была кристалльно прозрачной, так, что можно разглядеть каждый камешек. На походном стуле у потрескивающего костра сидела мама, а Илья мрачно пялился на чудей, колыхавшихся над камнями у кромки воды и совершенно его не боявшихся. Наташа порылась в рюкзаке и с сожалением запихала смартфон в карман — связи не было ни на одной симке.       — Спасибо, что не оставили меня лежать на морозе. — Голос после дурного вечера осип, от можжевелового эфира болела голова. Наташа присела на корточки у костра и повела ладонями над пламенем, глядя на танцующих в голубом слое огня духов. — Голубая трава в Балясне в оранжерее. Только я до Маргариты Алексеевны не могу дозвониться. А Ярослава Ростиславовна в плену у Яхонтова. Мама, я не знаю, как теперь ещё и до источника Белой воды добираться! — К горлу подступили рыдания. Она вновь ощутила себя маленькой девочкой, которая хочет, чтобы её проблемы решались по волшебству мамой и папой. — Каргинские тёсы дорогу не знают!       Оказалось, что она вообще ничего не рассчитала и понадеялась непонятно, на что. Думала, что найдёт голубую траву и всё само наладится. Но нет.       — Я тоже не знаю дорогу, — отозвалась мама. — А вот они знают. — И, поднявшись, обратилась к чудям: — Товарищи! — Те с лёгким удивлением уставились на неё бельмами глаз. — Договоримся так: вы служите мне, а я взамен развоплощу вас. Вы умрёте.       — С-с-сшаманы с-с-смерти редко забредают к нам, — прошелестела чудь. — Мы нарочно не с-с-сказали, что трава зас-с-сохла, чтобы с-с-сшаманы в гневе нас-с-с рас-с-сеяли. Так долго с-с-существуем... С-с-смерть — дар... Мы пос-с-служим тебе, с-с-сшаманка!       Илья проводил взглядом чудей, подплывших к Ольге по воздуху на потоках студёного озерного ветра. Встретился с ней взглядом, в котором Наташа прочитала молчаливое уважение. Неужели Илья ещё не догадался, что он — чёрный шаман смерти! Или просто не хотел догадываться, принимать такую жуткую правду?