Мельница

март, 2022 год, Карасукск

             — Как я устал, Римма Альбертовна, если бы вы только знали. Как мне плохо, я скоро сдохну. Мне надоело заниматься бумажками.       — Ой, Аркадий Васильевич, а я давно говорила, что вам, как большому начальнику, нужна секретарша!       — Да! Вот заведу себе аспирантку, чтобы все документы за меня делала. Красивую молодую девушку, не то что вы.       Наташа на миг замерла, сжав палочками ролл и разломив его. Сын как раз в этот момент выставил пятку и пробороздил под рёбрами. Поморщившись и потерев живот, Наташа продолжила есть.       — В коллектив надо втанцовываться! — объявила Римма Альбертовна, включая музыку и вихляя широким задом. — Вы же танцуете со своими девушками?       Двое аспирантов смутились и с места не двинулись. Наташа их понимала.       Чёрт дёрнул принять приглашение на празднование Восьмого марта, хотя она ушла в декрет ещё в начале февраля. И вот Наташа резала фрукты, пристраивала на столе торт и заказывала роллы на кафедре ботаники и экологии Карасукского госуниверситета. А могла бы сейчас спокойно довязывать дома плед для дочки.       Наташа смотрела на суетящихся коллег и всё чётче понимала, что не хочет здесь находиться. Её ведь и пригласили только потому, что боялись испортить отношения с Николаем Фёдоровичем.       Хотелось на волю. И пусть в Карасукске шёл четвёртый месяц зимы, Наташа сейчас с радостью прогулялась бы в лесу. Да хоть по парку. Но не сидеть в душной аудитории по соседству с фикусом Бенджамина, папоротником и людьми, с которыми у Наташи не было ничего общего.       Давно, кажется, в прошлой жизни, Наташа переживала за Лену Усольцеву, приехавшую в «Лосиную Курью» беременной. А теперь сама всю осень, до самого снега, провела на Низком кряже. Наташа надеялась, что так сможет помочь своей земле.       Исход Кощея и заморозка прииска «Золотая игла» умиротворили обитателей тайги. Навья уползли в болота и глухие чащи, а духи лесов и полей потянулись к вновь обретённой ведунье.       Она сходила за голубой травой, носила наследницу и вернулась живой от ветрогона-душегуба, пившего соки земли — всего этого хватило, чтобы духи признали её. А с навьями Наташа разберётся по весне. Если после появления детей останется время. Катя с Пелагеей говорили, что зима — навье время, но пока Наташа не ощущала от них угрозу. Единственное, что ей грозило, так это одиночество.       Да и с кем Наташе было общаться, помимо Кати Романовой, работавшей на кафедре? Завкафедрой Аркадий Васильевич Цикориев годился ей в деды, закоснел и уверился, что «лучшее — враг хорошего». С ним удавалось поговорить по работе, но и то, когда он бывал в настроении.       Его бывшая аспирантка и то ли любовница, то ли внебрачная дочка Римма Альбертовна заглядывала начальнику в рот, а за глаза костерила с главной по рекультивации Мартой Кирилловной. Супруги Хазиповы казались ничего, но оба разменяли шестой десяток. Сын Аркадия Васильевича — Цикориев-младший — был тюфяком. Так что дружила Наташа только с Катей.       Подмывало просто встать и уйти, но Наташа заставляла себя сидеть и слушать разговоры о том, кто когда и сколько украл денег. За спиной и так о ней шептались, и Наташа их понимала. Она сама возмущалась бы свалившейся как снег на голову беременной девушке, которой работа постольку поскольку, лишь бы декретные были.       — Всё перемелется! — предсказала Саша Яхонтова в январе.       На шабаше Наташе понравилось. Среди колдунов, ведуний и шаманок она не ощущала себя чужой. С ними не надо было заталкивать поглубже потаённое осознание странного вокруг. А молчать и улыбаться на мероприятиях Наташа привыкла. Научили.       Можно было не скрывать своих чувств. Всех, кроме одного. Которое Наташа старалась спрятать даже от самой себя.       Чтобы не думать об этом, не начать жалеть, а ещё хуже, снова плакать, Наташа решила послушать поздравление Цикориева. Поднявшись, Аркадий Васильевич объявил:       — Дорогие женщины, я счастлив, что в нашем коллективе есть вы: молодые, красивые и энергичные!       Все чокнулись бокалами. А затем Аркадий Васильевич, кряхтя, забрался ногами на стул и принялся читать стихи.       «После Восьмого марта он скажет, что они старые и их пора менять на молодых, — подумала Наташа. — Как после Нового года».       — Вот так надо делать, чтобы женщинам было хорошо, и они меня любили, — произнёс Аркадий Васильевич, возвращаясь за стол под бурные аплодисменты. — Кстати, Антоша! Когда приедет моя новая аспирантка из Монголии — будешь её обхаживать!       Долговязый востроносый Антон кивнул. Аркадий Васильевич — такой же, как сын, только седой — продолжил:       — Помнится, в девяносто шестом году, когда только-только открыли Гоби-Гурван-Сайхан, мы туда ездили союзной экспедицией с балясненцами. Виды там, я вам скажу! Не зря в честь хребта Трёх красавиц назвали! Гряды до восхода солнца, барханы и ручьи. Там же, к слову, находится знаменитое кладбище динозавров. Степи с джейранами и вьюрками. И сайгаки так стадами бегут на водопой, что вот чуть-чуть, и затопчут! Мы кочевали от юрты к юрте, но за пределами туристического маршрута. Да и не было его тогда особо. Так что порой приходилось подтянуть пояса.       — А балясненские пьяницы всё за водкой в город гоняли! — подхватила Римма Альбертовна. — Но вы, Аркадий Васильевич, всегда были тверёзым.       «Быть может, я слишком много хочу, — подумала Наташа. Сидеть было тяжело, воздуха не хватало, дети пинались. — Или это то, о чём говорил папа. Что мне не дадут воли в КГУ. Что это — периферийный снобизм? А, может, это я — инфантильная и незрелая идеалистка? Дура».       — А помните, как монголы одного из балясненцев на кочерге привезли? Он за добавкой поехал и потерялся на два дня. Его уже хоронить собирались, а потом отыскался: без денег и без водки. Положили отсыпаться, а потом домой отправили.       — Как не помнить, Марта Кирилловна. Это же Антонов!       Наташа дёрнулась, как от удара. В груди всё похолодело, а сердце сжалось.       — Ха-ха! Адам Евгенич всегда квасил, как не в себя.       — И как только начальником стал!       — Вот, смотрите, как человек с двумя высшими образованиями, с научной степенью за час превращается в свинью!       — А диссер у него липовый!       — Всё тёмные делишки проворачивал...       — Наворовал на две квартиры в центре!       — И при этом алкоголик!       — Он что, ещё не спился?       — Ха-ха-ха!       — Нет, не спился!       Наташа с запозданием поняла, что сказала это она. Коллеги разом обернулась к ней.       — Ой, Наташа, а ты его знаешь? — первой нашлась Римма Альбертовна.       — Да, знаю. — Наташа в упор посмотрела на коллегу. — Я — его жена.       — Бедная девочка, — произнёс Аркадий Васильевич.       — Побогаче вас буду, — огрызнулась Наташа.       — Тогда почему ты здесь? — Марта Кирилловна поглядела на неё поверх очков. Её глаза блестели нездоровым интересом. — Это его дети?       — Не ваше дело. — Наташа выбралась из-за стола. — И вообще я в декрете. Отстаньте.       Не глядя на прожигающих её взглядами коллег, она собрала салфетки и пакетик чая в свою пластиковую тарелку, демонстративно громко выкинула мусор и вышла из аудитории. Вслед донеслось:       — Ну надо же, Адам Евгенич, оказывается, не промах!       — Промах, если от него сбежала беременная жена!..       Дойдя до кафедры зоологии, Наташа отперла кабинет заведующего — папа был на паре — и закрылась изнутри. Легла на диванчик и отвернулась к стенке, рассеянно поглаживая живот.       Она старалась забыть, но коллеги напомнили. Перед глазами встал Адам, а в мыслях пронеслось всё, что между ними было. Как они сидели у костра на первых совместных выездах. Катались на лодке по Ладоге, поднимались по камням Горянки в «Тайге».       Как Наташа вела под руку пьяного Адама из ресторана, когда умерла его жена. Как читала гороскопы Мадам Кармелиты и боялась, но хотела верить. Как Адам поцеловал её на прошлый Новый год. Как водил по ботсаду. Любил долгими ночами. Как они зачали в Курьинской бане детей. Как поженились. Как Наташа помогла спасти Адама от Яхонтова. А потом были слёзы и боль.       — Но я устал, окончен бой, беру портвейн, иду домой. Окончен бой, зачах огонь и не осталось ничего.       Наташа думала, что пламя погасло. Отдалась знахарству, ворожбе и приручению духов. Чёрт, у неё теперь даже домовой был! И две берегини-помощницы.       — Наташа! — В дверь тихонько постучали, но Наташа от неожиданности подпрыгнула. — Это Катя. Открой.       — Они заткнулись? — мрачно спросила Наташа, вытирая выступившие слёзы.       — Моют кости тебе и Адаму Евгеничу, — честно ответила Катя, поправляя светло-рыжие волосы. — Тебя проводить домой?       — Лучше скажи, что меня ждёт. — Наташа сбросила балетки и кое-как, кряхтя, как Цикориев, и задыхаясь, надела сапоги.       Катя задумалась. Затем её глаза полыхнули зелёным, как молодая листва, огнём, и она произнесла:       — Двоих приведёшь, троих обретёшь, одного переправишь.       — И что это значит? — Наташа намотала на голову платок и влезла в пуховик. Уже новый. Папа подарил.       — Понятия не имею, — пожала плечами Катя. — Там скользко, осторожней.       — Спасибо.       Неуклюжим пингвином Наташа вышла из универа и отправилась домой пешком. Идти всего ничего — через площадь Советов мимо ледового городка, обойти здание областной администрации и к набережной Карасу.       — Наталия, голубушка! Я девиц позвал, они тебе помогут! — Дед Ефим материализовался из воздуха, а следом за ним — берегини, взявшие Наташу под руки. — Шофёра бы вызвать.       — Я беременна, а не беспомощна, — улыбнулась Наташа. — Спасибо, дедушка.       Ефим улыбнулся и поправил норковую шапку. Пока Наташа была в Балясне, она сходила с дедом в колдовской молл, где духа-наставника приодели.       Дед пустился в рассказ о том, каким был Карасукск в середине прошлого века. Наташа почти не слушала его, только вставляла междометия примерно по смыслу.       Она не знала, что делать. Ведь когда уезжала из Балясны, никто бы не смог переубедить её остаться. Наташа больше не могла быть с Адамом. Только не так. Понимая, что он так и будет скандалить, а ещё хуже — пить. Когда Наташа увольнялась, то слышала, как коллеги обсуждали очередной запой Адама. Он не просыхал полтора месяца. А его вечерние бутылочки коньяка от грусти до сих пор стояли перед глазами.       Уехав в Карасукск, Наташа старалась не думать, что бросила Адама наедине с бедой. Она отправилась за голубой травой, напуганной и беременной, а в итоге Адам одной фразой свёл на нет все её старания. Прикинулся, что принял её ведовскую суть, а на деле хотел, что всё было по его.       И эти пьянки... Наташа помнила возлияния в «Курье», сплетни коллег о том, что Адам Евгенич в завязке уже полтора года. Они даже делали ставки, когда он сорвётся. Да что говорить, Наташа отлично помнила, как после смерти Элеоноры Эдуардовны Адам не просыхал по-нормальному с полгода. И Наташа знала, что дальше будет только хуже.       Звонок на смартфон заставил Наташу вздрогнуть. Прищурившись на экран — в беременность зрение упало, а очки она где-то оставила — Наташа удивилась. Звонила Алёнка Антонова.       «Адам умер, — была первая мысль, пригвоздившая к месту. — Или попал в ДТП. Сел пьяным за руль... Он же так никогда не делал...» Решив не мучить себя догадками, Наташа приняла вызов.       — Привет. — На фоне у Алёнки играл рэп. Значит, она на смене у себя в кальянной. Праздник всё-таки. — С Восьмым марта, что ли.       — И тебя так же.       Наташа насторожилась. Алёнка никогда ей не звонила, делая вид, что новой жены отца не существует. Что-то случилось. Жаль, что Алёнка далеко и на мережке не подглядеть, что к чему.       — Отец лежал в частной наркологии, ты в курсе? — На той стороне Алёнка раскуривала кальян.       — Нет, — опешила Наташа. — Адам же никогда не признавал свою проблему...       — А теперь отвалялся там месяц! Как козла-Яхонтова похоронили, так и лёг. Никому ничего не сказал.       — Это хорошо... — начала Наташа, но Алёнка её перебила:       — Я не знаю, где он! Отец продал квартиру на Колпаковке, уволился с работы и куда-то уехал. По телефону ничего внятного не говорит. Я уже ничего не понимаю в этой жизни. Куда он мог податься, ты знаешь?       — Без понятия. — По спине прошёл озноб, дети притихли, хотя до этого ворочались только так. — Алёна, я правда не знаю.       — Пиздец. — Алёнка затянулась. — Наташ, это пиздец. Хорошо, если его все заебали и он чиллит на Бали под пальмами, — она нервно хихикнула. — А если нет? Нахрена ты ушла.       — Ты же этого так хотела. Почему не радуешься? — не удержалась Наташа.       — Откуда я знала, что отец тебя любит? Я тебя не стала больше любить, но... Короче, если узнаешь, где он, дай знать.       — Погадай на короля, глядишь, чего и увидишь, — бросила Наташа следом, пока Алёнка не отключилась. Та засопела, но ничего не ответила. Бальзам на душу.       — Дела, — покачал головой Ефим. — Как думаешь, Наталия, куда мог податься твой благоверный?       — Та дорога назад не ведёт! — выдохнула Наташа, а Ефим с опаской заглянул в её засветившиеся малахитом глаза. — Дедушка, я что, наворожила Адаму смерть?       — Не тревожься. Ты же знаешь, как предсказания хаотично исполняются. Как вы, молодёжь, говорите — рандомно.       Наташа кивнула и в изнеможении опустилась на пуфик в прихожей, пока домовой под ценные указания Ефима расстёгивал её сапоги. Она не желала смерти. Без Адама Наташа не хотела ничего.       Где же он? И словно ответ с мережки пришло:       — Где-то всадник, привстав в стременах, летит в погоне за смертью.