Долго ли, коротко ли

— Документы, значит? — вежливо, почти ласково переспросил Дубыня, спешиваясь. — Документы у нас в порядке… Покопался в дорожной сумке, добыл из её недр потрёпанную, вчетверо сложенную бумажку, развернул её, сгибы аккуратно разгладил. А потом как развернулся, как выпрямился, как рявкнул: — А ну смиррррно, когда с Особым Уполномоченным разговариваешь! Ишь, распустились, нехристи лесные! Совсем начальство уважать перестали! Вот я тебе сейчас тут ревизию учиню по полной! И бумагой в лицо Куролешему тычет. А на ней череп нарисован со скрещенными костями, и написано что-то грозное, алыми буквами. Какие тут сомнения? Пограничник мигом подобрался, по стойке смирно вытянулся, вид принял лихой и придурковатый, как формуляром предписано. — Виноват, Ваше Благородие, не признал! Не извольте гневаться, мы тут тёмные, начальство редко видим! Ежели вам помощь какую, или там пугануть кого — мы ж завсегда! Токмо не губите, лешенята маленькие, жена-лешачиха, тёща опять же! Бобры вот совсем одолели, никакого, значит, сладу с ними! — Нам бобры твои до керосинки! — Дубыня состроил скучающую физиономию, тщательно изображая заезжего ревизора, которому ни малейшего интереса нет в лесное хозяйство вникать. — Мы по службе тута! Сказывай, где квартирует колдунья лесная, Ягой именуемая! Дельце к ней имеем, уголовно-процессуальное! Куролеший от такого тона и слов незнакомых ещё большим уважением к уполномоченному преисполнился. Глаза собрал в кучку и затараторил подобострастно: — Знаем такую, как же, как же! Ведьма сия непотребная в самой чащобе обитает, от люда лесного таится! Не иначе пакости задумывает, зелья варит, дух баламутящие. Её, паскудницу, давно пора за жабры взя… ып! С разлапистой ёлки сорвалась здоровенная шишка и на приличной скорости ввинтилась Куролешему в рот. Тот выпучился на Дубыню, решив что это наказание за болтливость, и принялся старательно пережёвывать внезапный кляп, не дожидаясь ещё большего гнева уполномоченного. «Это же Агафья колданула!» — догадался меченосец. — «За наставницу свою обиделась!» И незаметно погладил барабашку по мягкой шёрстке. Попробовал бы кто так Дубыню обзывать — он бы тоже не стерпел! — Значится так, Куролеший! — безапелляционно заявил богатырь, когда шишка была доедена. — Закрывай свою границу на замок, или что там у тебя для этих целей припрятано! Проводником нашим будешь, чтобы мы в этих ваших чащобах насмерть не заблудились! И не вздумай кругами водить, ибо ну его нафиг тебе со мной связываться, сам понимаешь! Мой меч — твой пенёк с плеч! На дрова пущу! Внял? — Внял, ох внял, Ваше Благородие! — засуетился пограничник. — Мигом пост сдам и в лучшем виде сопровожу! И, повернувшись к лесу, завопил: — Шаломымра! Шаломыыыымраааа! Из чащи выскочила такая же щепкообразная девчонка. Слегка угловатая, вся будто на шарнирах, волосы длинные, зелёные, собраны в два хвостика. Глаза большие, ярко-синие, любопытные. Не глядя по сторонам, она стремглав бросилась к Куролешему. — Звал, тятенька? — и поправилась, заметив посторонних: — Ой, то есть звали, гражданин начальник границы? — За старшую остаёшься! — строго сказал тот. — Мне с Их Благородием Особым Уполномоченным отъехать надобно! В лес без ведома никого не пускать! Кто явится — скажи, что взрослых дома нет, пущай ждут на травке! — Слушаюсь! — девочка вскинула руку к голове, и, подняв с травы внушительную дубинку, положила её на плечо. Агашка не удержался и показал ей большой палец. Шаломымра смущённо хихикнула, но, поймав суровый взгляд Куролешего, вновь сделала серьёзное лицо. А тот, поклонившись приезжим, заявил: — Можем отправляться, Ваше Благородие! Вы как желаете — хорошей дорогой или быстрой? — Веди хорошей! — решил Дубыня, забираясь на Уголька. — Не уполномоченское это дело — через дебри пробираться!