Музыкальное сопровождение главы:
Brand X Music — «Dark matter», «Twisted tale» и «Witching hour»
Christian Reindl — «Cernunnos»
Громоздкое покосившееся многоуровневое здание — ветхое, полуразвалившееся, чистый бетон и какие-то невразумительные руины — встречало их полной тишиной. Если греки и засели внутри, то вели они себя тихо как мыши. Памятуя о магических взрывах в Косом, Жоан настояла на том, чтобы все надели дополнительные амулеты, которые сейчас негромко бряцали при каждом шаге Пожирателей. Она также тщательно обработала их группу значительным количеством защитных чар и подвергла всех выбравшихся на операцию полезному ритуалу из книги. Особенного внимания удостоились двое новеньких под протекцией Долохова — Войтич и Стефанов, — а также она сама и Аластер с Каркаровым. Последний несколько возмущался «подобному недоверию» в его адрес, но Жоан, подключившей флирт и увещевания, в конце концов удалось убедить Игоря, что она просто очень за него волнуется и хочет защитить больше всех. На деле — Каркаров, конечно, был сильным и способным бойцом, но остальной ударной группе в атаке, тем не менее, чуть уступал. Чары защиты в принципе лишними не бывают… Тем более что к эксцентричному кутиле с замашками донжуана Жоан всё-таки относилась с большой симпатией. Свою часть подготовительной работы она сделала полностью. Оставалось только помогать атакующим с щитами и не попадать под перекрёстный огонь. В том, что огонь обязательно будет, Жоан нисколько не сомневалась. Греки так просто не сдадутся. В преддверии нападения её охватывала сложная смесь чувств: нервное возбуждение, алчное ожидание долгожданной расправы, фоновая нервозность, помноженная на затаённый глубоко внутри страх, вперемешку с ноющей, изматывающей яростью и жадным предвкушением заслуженного морального удовлетворения. Жоан старалась держать себя в руках, как-то внутренне стабилизироваться, но сейчас это удавалось с большим трудом: она двигалась резче обычного, руки слегка подрагивали, а тело опрометчиво порывалось броситься наперёд всей боевой группы, не дожидаясь команд. Злость и нетерпение утробно клокотали внутри, сдерживаемые лишь разумными опасениями неравности её и греков боевых сил и предупредительным зырканьем ещё более, чем обычно, мрачного и напряжённого Долохова. В бетонном закутке неподалёку от нужного здания их ждали Яксли с кислой миной собственной невероятной многозначительности — Мерлин, до чего же всё-таки пренеприятный тип, хоть и оказался в итоге самым полезным! — и унылый Макнейр, которому, вероятно, до смерти надоело стоять на дежурном посту и караулить Аманатидиса с его шайкой. Антонин негромко уточнил: — Все там? Яксли неопределённо пожал плечами. — Главного грека я отследил досюда. Обратно он не выходил. Уолден проверил, других выходов из здания нет. Трансгрессировать внутрь и изнутри невозможно — там антиаппарационный барьер, как и на всех подведомственных министерских площадках. — Мышата сами посадили себя в мышеловку? — хмыкнул Себастьян. Долохов его веселья не разделил и неожиданно ощерился. — То есть мы не знаем точно, сколько противников нас ждёт внутри, и понятия не имеем, есть ли в здании ловушки? — голос болгарина понизился до глухого рыка. — А что мне, по-твоему, стоило сделать? — не остался в долгу Корбан. — Войти внутрь и любезно поинтересоваться, в каком количестве греки там проживают? Смерив Яксли уничижительным взглядом, Антонин процедил: — А улучшенные чары Обнаружения тебе на что? — Барьер не пропускает их снаружи! — Корбан уязвлённо взвился и покраснел от возмущения до самых корней светлых волос. — Если такой умный, выследил бы их сам! Желваки на тощей инфернальной морде Долохова агрессивно напряглись. Похоже, главный цепной пёс Волдеморта тяжело переживал конкуренцию с другими Пожирателями, особенно в таком важном деле, как поимка греков. Жоан только хмыкнула, наблюдая за этой перепалкой. Своевременно они решили повыяснять отношения, нечего сказать. Почувствовав деликатное, вежливое касание, она обернулась. На неё сосредоточенно смотрел Аластер Бэрроу и подбадривающе сжимал её плечо. — Не волнуйся, мы с ними обязательно разберёмся, — пообещал он без тени улыбки, с самой что ни на есть суровой миной. Взгляд его был непривычно хмур: Аластер всерьёз настроился мстить и за незнакомую ему лично Кристин Марбо, и за Дю Беллей, и за всех пострадавших от рук греков чистокровных… Вот уж и впрямь — чувствительное и порывистое сердце у мальчишки. Жоан тепло улыбнулась ему и ласково сжала руку юного Бэрроу в ответ. — Конечно, разберёмся. А со временем, может, ты напишешь какую-нибудь замечательную книгу о наших приключениях. Уверена, она на голову перескочит все те маггловские романы, что я тебе привезла!.. Они оба тихо прыснули и удостоились предупредительного взгляда Долохова. Впрочем, свой смешок Жоан невольно отметила нервным. — Выступаем небольшими группами, под расширенными Дезиллюминационными чарами и Силенцио, чтобы не бренчать на весь квартал, — Антонин обжёг колючим взглядом Жоан и её многочисленные амулеты, которыми она увешала бойцов, точно рождественские ёлки. Сноб чванливый. Много он понимает в защитной магии… — А мы не можем просто взорвать всё здание, да и дело с концом? — флегматично поинтересовался Руквуд. Мерлин, этому бы только что-нибудь взорвать!.. — То, что это здание заброшенное, не отменяет того факта, что оно находится в ведении Министерства, — остудил пыл Августа Макнейр. — Ты хоть представляешь, сколько защитных чар на нём стоит? Да и привлекать лишнее внимание аврората нам сейчас не с руки. А котлован на месте министерского объекта неизбежно привлечёт мракоборцев. Сам потом будешь общаться с Грюмом, Долишем и Брустверами. Руквуд недовольно пожал плечами. На его взгляд, техники эффективнее, чем «давайте всё рванём и добьём выживших», попросту не существовало. — Вход в здание один. На первом этаже нам стоит разделиться, — продолжил Долохов. — Это типовая постройка, с планом подобных я знаком. Внутри — несколько уровней, соединённых лестницами, некоторое количество стен и перегородок внутри каждого сектора. Всего три этажа. Греки вряд ли засели в самом низу. Я бы ставил на второй или третий уровень. Первыми идём я, Руквуд, Стефанов и Войтич. Пока ничего не взрывая, — добавил он предостерегающе. — Далее трое Бэрроу и Мальсибер. Дю Белль берите с собой, ей нужно будет как-то постараться удерживать дистанционные щиты на всех трёх группах. Последние — Яксли, Макнейр и Каркаров. Вы втроём прикрываете тыл. Пожиратели согласно кивнули и, набросив защитные чары, бесшумно двинулись вперёд. С лёгким раздражением Жоан отметила звук собственных стучащих от мелкой дрожи зубов.***
Внутри было темно и зябко. Пахло сыростью, плесенью и какой-то гарью: видимо, греки что-то недавно готовили на бытовом огне. Или жгли что-нибудь ещё, — Жоан невольно содрогнулась. Тишина стояла непроницаемая: казалось, здание абсолютно необитаемо, хотя улучшенное заклинание Обнаружения после пересечения порога выявило за бетонными стенами трёх человек. Где-то наверху. Лестниц между уровнями оказалось всего две, сквозных. Бетонные, старые, местами — без перил. Долохов повёл своих бойцов по левой из них, Жоан и остальные подошли к правой. Кларисс без единого звука активировала чары поиска магических ловушек; Руквуд сделал то же самое с другой стороны. Никаких следов. Осторожно, постоянно озираясь по сторонам и держа палочки наготове, они поднялись на второй уровень. Бетон, пыль, осыпающаяся штукатурка, затхлый влажный воздух… На курорт похоже мало. Ничего не происходило. Их никто не встречал, им никто не встречался. Пока было решительно не ясно, хорошая это новость — или не очень. Сердце Жоан стучало так громко и часто, что глухой звук пульсирующей по венам крови отдавал в голову. Она никогда в жизни не бывала на подобных вылазках — и, видит Мерлин, даже предположить не могла, что когда-нибудь на них окажется. Последнее, к чему её готовили с детства, — это устраивать западню для беглых преступников и опасных убийц-фанатиков. Также беззвучно три группы методично исследовали весь второй этаж… и вновь ничего. Значит, греки и впрямь сидят на третьем. Пожиратели повторно вернулись к разваливающимся ступенькам, проверили те на наличие опасных чар, после чего продолжили бесшумно подниматься наверх. Захватят греков в кольцо с двух сторон — даром что здание непонятного назначения (для тренировок авроров, что ли?) внутри напоминало бетонный лабиринт, — и дело с концом. Громко каркнула ворона за пустой оконной рамой без стекла. Вздрогнув от неожиданности резкого звука, Жоан замешкалась у подножия ступеней; идущие сзади неё Бэрроу споткнулись и тоже отвлеклись на птицу. Раздался оглушительный грохот. Лестница прямо перед ними, со стоявшими на ней Яксли, Макнейром и Каркаровым, в доли секунды подорвалась. Воздух разрезал первый крик. В последний момент Жоан на автомате возвела антипламенный сферический щит и сквозь гул осыпающегося бетона и воплей раненых услышала второй взрыв — далеко слева. Там, где находилась группа Долохова.***
Антонин по инерции сгруппировался, отлетая в сторону от точки взрыва. Удар головой о бетонную кладку оказался болезненным, резким — Долохов прикусил губу и щеку; рот наполнился сочащейся кровью. Сверху беспрерывно сыпались штукатурка и каменная пыль. Взрыв прозвучал оглушительно громко, звон в ушах бескомпромиссно отрезал все посторонние звуки. Стоило подождать десяток секунд, пока слух хоть как-то восстановится и появится возможность проанализировать происходящее вокруг. С трудом разлепив потяжелевшие веки, Антонин выставил над пронзительно звенящей от грохота головой магический щит и осторожно огляделся. В воздухе пахло гарью и кровью. Куски потолка рухнули вниз. Один из них, особенно крупный, явно прилетел кому-то на голову — во время вынужденного полёта Долохов услышал в стороне сдавленный крик и характерный хруст. Лестничный проём над их головами значительно расширился, часть ступеней оказалась невосполнимо разрушена. Тут и там искрило пламя: кажется, во время взрыва какая-то мерзкая жидкость из подготовленной для них ловушки брызнула во все стороны — резкий запах дрянного маггловского топлива, очевидно горючего, заполонил площадку. Капли этой жидкости, попадая на пол и людей, воспламенялись. С несвойственной ему заторможенностью и каким-то растерянным удивлением Антонин обнаружил, что его собственное предплечье охвачено огнём и уже значительно обожжено. Зашипев от запоздалой боли, он потушил пламя и принялся залечивать коричнево-алый ожог. Оплавленная кожа выглядела отвратительно, а пахла — ещё гаже. Несмотря на громкость и огнеопасность, взрыв был узко локализован. В масштабах целого здания степень разрушительности оказалась незначительной — вероятно, греки боялись обрушить несущие конструкции или пол третьего уровня. Что, впрочем, значения для раненых не имело: своё дело бомба сделала безукоризненно — группа Антонина дереализована, покалечена и выбита из колеи. То, что грязнокровные ублюдки засели где-то наверху, Долохов уже нисколько не сомневался. Оставалось только быстро добраться до них имеющимися боеспособными единицами и содрать шкуры с греков живьём. Из здания-то они точно никуда не денутся. Раненный Стефанов кричал, катаясь по полу в нескольких метрах от Антонина: половина лица молодого мага из Болгарии превратилась в обожжёное кровавое месиво, одежда, пропитанная горючей маггловской дрянью, полыхала и причиняла жуткую боль. Пол вокруг окрасился алым: мальчишка был серьёзно ранен. И, судя по визгам, терпеть страдания, увы, не научен. Жалкое зрелище. И этот юнец ему клялся в своей отличной подготовке, выдержке и стойкости?.. На деле — щенок щенком. Антонин брезгливо поморщился. Повторно накинув Силенцио, чтобы отчаянный вопль сородича не выдал врагам их локацию (как будто грохота взрыва было недостаточно!..), Долохов наклонился к новобранцу и первым делом потушил чёртово пламя. От горящего заживо бойца толку ему никакого. Антонин окинул Стефанова внимательным, натренированным взглядом и начал быстро анализировать его состояние и прикидывать прогнозы. Дьявол. Повреждения серьёзные. Сражаться парень уже не сможет, это однозначно. Долохов стремительно соображал и просчитывал варианты. Стефанова нужно аппарировать в штаб и передать в руки Фредерики Бэрроу. Изнутри здания и в текущую минуту сделать этого не получится чисто физически. Значит, мальчишку стоит усыпить и наложить базовые целебные чары. Мордред!.. Надеялся на подмогу, а оказалась — лишняя обуза… Стараясь не обращать внимания на собственную физическую боль от ушибов и ожогов, Антонин зашептал: — Отключись! Вулнера санентур! Глациус! Стефанов мгновенно уснул. Края рваной раны стянулись, ожог покрылся льдом, призванным унять острую боль. Пока этого хватит. Заберут бедолагу на обратной дороге. Долохов огляделся. Руквуд шёл последним и практически не пострадал. Вот уж и впрямь особенные у человека отношения с огнём и взрывами. Войтич прихрамывал на одну ногу; одежда поляка сильно обгорела и сейчас медленно тлела. С виска стекала свежая струйка крови — похоже, часть рухнувшего потолка прилетела на голову именно ему. Но при ближайшем рассмотрении Войтич вышагивал вполне ровно на своих двоих, взгляд имел весьма осмысленный и иных серьёзных повреждений, при беглом анализе состояния, у него не наблюдалось. Значит, сражаться сможет. Остатки лестницы ещё были пригодны для подъёма, однако теперь их предстояло более тщательно проверить не только на Взрывные чары, но и на иные реагирующие на движение механизмы. Рексенор и его убогие клоуны, судя по всему, снова использовали что-то маггловское: что-то, что ни в какую не обнаруживали заклинания Августа. Левитировав большой кусок бетона, отвалившийся от разрушенной стены, Антонин плавно проводил его палочкой наверх, к третьему уровню. Практически у самого проёма раздался ещё один взрыв: бетон в мгновение ока разлетелся на куски каменной крошки. Горючая жидкость прыснула вновь и воспламенилась с характерным шипением. — Агуаменти! — воздух заполонил вонючий дым; пламя исчезло. Вот ведь мрази. Подготовились. Больше сюрпризов на подъёме быть не должно. Наверху они уже со всем разберутся. Оставалось надеяться, что Бэрроу, Каркаров, Дю Белль и остальные уцелели. Антонин точно слышал ещё один взрыв с правой стороны… и крик. Много криков. Долохов сцепил зубы и досадливо поморщился, беспардонно сплюнув накопившуюся во рту кровь на пол. Операция уже шла не по плану.***
Во рту заметно солонило, голову разрывал утробный пульсирующий гул. Каркаров шёл третьим в их группе, замыкающим, и потому взрывная волна задела его меньше, чем лежащих в стороне без чувств Яксли и Макнейра с переломанными, изогнутыми под дикими углами конечностями. Эти двое были уже не бойцы; чудо, что вообще выжили. Сосредоточенная, бледная до зелени Дю Белль, покрытая ровным слоем копоти и бетонной пыли, подползла к обоим раненным и сквозь собственные шок и растерянность поспешила наложить целебные, вправляющие и охлаждающие чары на раненых. Рядом суетился младший Бэрроу, помогая Жоан. — У нас потери, — быстро рапортовала она Мальсиберу. — Они оба живы, критических для жизни повреждений нет. Но сражаться не смогут. Их нужно как можно более осторожно левитировать в безопасное место, а лучше — сразу отправить в штаб. — Отправлять в штаб нет времени, — покачала взлохмаченной головой Кларисс. Тёмные пряди разметались во все стороны; в волосах осели пепел и пыль от взрыва. Увидев, что с ирландкой всё в порядке, Каркаров незаметно для самого себя облегчённо выдохнул. — Нам надо идти дальше и закончить начатое. Так просто шайка Аманатидиса не сдастся. У нас выбыли двое. Неизвестно, сколько пострадало в группе Долохова. Нас стало меньше. Но их по-прежнему всего лишь трое, так что численное преимущество за нами. — Нужно внимательно следить, чтобы грязнокровки не бросили в нас какой-нибудь бомбой между делом, — процедил Себастьян. Он поджимал левую руку и попутно пытался её исцелить: та выгнулась под неверным углом и кровоточила. Благо сражался старший Бэрроу правой. И умел терпеть боль. — Ну, бомбы, если что, можно будет отбросить в сторону простым щитом... — Каркаров выдавил последнее предложение сипло, глухо, и на последних слогах зашёлся в сухом, каркающем кашле. Он ещё не окончательно идентифицировал, насколько сильно пострадал от взрывной волны и падения: голову заполонил туман, перед глазами мельтешили мушки. Бетонные стены вокруг в изрядной степени расплывались, а запах сырости и плесени враз стал как-то острее. — Много ты знаешь о маггловских механизмах, умник? — окрысился Бэрроу. — Хватит, — прервала начавшуюся перепалку Кларисс. Напряжённая, настороженная, взвинченная. Глаза её беспокойно перебегали с одного бойца на другого, оценивая последствия взрыва. — У нас мало времени. Нужно двигаться дальше. Мальсибер шагнул было вперёд, но его внезапно остановила заклинанием Подножки подскочившая с пола Жоан. — Рехнулся лететь вот так?! — она сорвалась на крик. — Отойди в сторону, живо! Дю Белль нашла рассеянным взглядом какую-то железную балку и подняла её в воздух. Повинуясь движению палочки, балка полетела вперёд и вверх, к оставшейся целой части лестницы. Без труда преодолев расстояние и не встретившись с новыми ловушками, железка плавно опустилась на пол. — Мы понятия не имеем, что ещё они здесь понаставили, — выдавила Дю Белль мрачно. Лицо её вновь окаменело; взгляд оставался острым, внимательным, холодным и оценивающим. Непривычным для её обычного легкомысленно-самоуверенного амплуа, отметил Каркаров. — Двигайтесь осторожно и не заходите за поднятый мной щит. Он неплохо поглощает любые вспышки пламени — не важно, магические они или нет. От всего не убережёт, но хоть что-то. Маги согласно кивнули и короткими переходами, с постоянными оглядками и выверяя каждый шаг, двинулись вперёд по лестнице.***
Жоан ощущала беспрерывную пульсацию в голове. Её слегка колотило от шкалящего адреналина, а рука, удерживающая большой огнеупорный щит, заметно подрагивала. От запаха этого забытого богом и колдунами места подташнивало — хотелось поскорее сбежать из громоздкого бетонного склепа. Унеся с собой в качестве трофея головы всех греков, конечно же. Безотчетный страх и ярость сплетались внутри в гремучий коктейль. Жоан привыкла быть достаточно честной с собой и потому могла себе признаться: она не только разгневана, не только в предвкушении расправы и возмездия. Она ещё и напугана. Сильно напугана. Больше года готовиться к этой знаменательной встрече с убийцами, думать ежедневно о том, что она с ними сделает, когда доберется, представлять их лица, искажённые от ужаса, а затем мертвенно застывшие; фантазировать о том, сколь сладко она теперь будет спать по ночам — без кошмаров и кровожадных фантазий, без калейдоскопа изображений полыхающего пламени и взрывающихся стен, без фантомов обезображенных огнём тел… И вот, наконец, время пришло. Только оказаться в шаге от мести столь внезапно, столь резко и одномоментно внезапно было… сложно. Сложнее, чем она думала. И всё-таки что-то внутри неё испытывало настолько неприлично грандиозное удовольствие, зловещее, безрассудное ликование от того факта, что вот-вот три матёрых ублюдка отправятся к праотцам или, что хуже, лично в руки Волдеморта... Ведь смерть — это облегчение, не так ли? Подарок, избавление. Которое, как думалось Жоан, Тёмный Лорд дарил не всем и не сразу. После гибели матери и брата Жоан точно знала, что есть вещи значительно хуже собственной кончины. Например, продолжать жить после потери близких, оставаясь внутри озлобленной, расчетливой полупокойницей, до краев переполненной цинизмом и недоверием. Когда она вообще в последний раз говорила с кем-либо абсолютно откровенно? За исключением, разве что, своего доктора. И иногда — отца. Откровенность — недоступная роскошь в её ситуации. И уж тем более — в штабе Пожирателей, где все прямолинейные, говорливые обитатели либо, не откладывая в долгий ящик, получают весомые травмы, либо и вовсе скоропалительно лишаются жизни. Следить за языком Жоан теперь приходилось значительно чаще, чем ей того хотелось бы. А в вынужденно надеваемых масках она подчас и сама начинала путаться, внутренне молясь, чтобы её благопристойный фасад не треснул по швам в самый неподходящий момент. В конце концов, теперь это касается не только её самой и её семьи. На другой стороне открытой площадки она мельком увидела группу Долохова: их осталось трое, не хватало молоденького болгарина. Стефанов, кажется?.. Тихо, крадучись, обмельчавшие, изувеченные группы соединились посередине площадки третьего уровня и в недоумении огляделись. Греков было не видно. Антонин кивком указал, с какой стороны этажа дальше пойдёт его команда; Мальсибер ответным кивком принял второе направление. Спустя десять метров их остановил насмешливый голос с едва заметным акцентом: — Господа, вы уж определитесь, ведёте вы себя здесь как в гостях или всё-таки по-хозяйски... Тайным ваше появление после столь громкого апломба уже не получится назвать никак. Не удержавшись, Жоан рванула вперёд. На небольшой, огороженной с двух сторон бетонными перегородками площадке стояли все три грека. Вальяжно, подозрительно расслабленно для тех, кто загнан в нишу, точно в капкан. Рексенор — позади остальных, у оконных проёмов. Налбат — впереди, по центру; скалящийся, уродливый, похожий на огромную обезьяну с приплюснутой злобной мордой. Слева за Налбатом расположился Эксархидис с этими его влажными одутловатыми ручонками и бегающим взглядом. Непосредственный автор каждого состоявшегося взрыва. Дирижёр каждой смерти. Те, кого она вот уже два года наблюдала на фотографиях «Разыскиваются». Те, кто снился ей ночами. Те, кого она мечтала убить голыми руками. Кровь ударила в голову; незамутнённый, ничем не скованный, кристально чистый гнев. Жоан бессознательно, не отдавая себе отчёта, сделала неровный шаг в сторону греков, сжимая кулаки. Кларисс молниеносно вцепилась острыми ногтями в её предплечье и с силой оттолкнула назад. — Не суйся, — раздражённо напомнила подруга. — Тебе нечего им противопоставить. Они бойцы. Прикрывай нас. Не задерживаясь ни секундой дольше, ирландка развернулась обратно к грекам и без предупреждения атаковала. Её примеру последовали остальные Пожиратели. Узкое пространство потонуло в разноцветных вспышках. Греки стратегически верно выбрали площадку для боя — развернуться ничем серьёзным Пожирателям здесь было попросту нельзя: у них либо пол под ногами обвалится, либо потолок рухнет на головы, либо стены сложатся как карточный домик, погребая под собой всех участников бойни. Стихийная магия, взрывы и локальные землетрясения здесь не подойдут. Оставалось уповать на точечные атакующие заклинания, скорость и реакцию. Жоан помогала чем могла, страхуя атакующую часть их группы щитами и вливая свою магию в позвякивающие защитные амулеты Пожирателей. Пару раз её отталкивало волнами агрессивной боевой магии, и ей с большим трудом удавалось удерживаться на ногах. Упасть в текущей ситуации было бы плохо. Очень плохо. Кларисс напоминала древнюю богиню войны — тёмные длинные пряди развевались в воздухе, как карающее чёрное пламя. Она двигалась резко, рвано, нападая на невероятной скорости и уворачиваясь от напористых атак Налбата безо всяких щитов. Полувеликан бил наотмашь, умудряясь держать в тонусе не только Кларисс, но и Каркарова с Мальсибером. Опытный наёмник — это видно сразу. Рексенор посылал вспышки заклятий в адрес Долохова и раненого Себастьяна; доброжелательная улыбка на красивом смуглом лице выглядела издёвкой над всеми присутствующими. Единственная седая прядь Аманатидиса выбилась из туго собранного хвоста. Зрачки почти слились по цвету с тёмной радужкой. Бледная, по жизни измождённая физиономия Антонина сейчас напоминала изваяние; глазки-буравчики яростно ввинчивались в лицо противника, предвкушая скорую расправу. Долохов был страшен в прямой атаке — таким Жоан видела его впервые — и, наконец, задел Рексенора чем-то режущим. На бетонный пол брызнули первые капли крови Аманатидиса. Поморщившись и в доли секунды стянув с лица издевательскую ухмылку, тот стал атаковать Антонина более смело. На Эксархидиса накинулись оставшиеся: покалеченный Войтич и вполне целый Аластер. Молодые маги засыпали не очень-то расторопного грека заклинаниями, пытаясь взять скоростью и банальным измором. Руквуд в это время метался туда-сюда, пытаясь помочь то тем, то другим, но его стихией были масштабные взрывающие заклинания, а в текущей ситуации любое их применение грозило угробить своих же. Выглядело это иронично, и в любом другом месте Жоан даже нервно посмеялась бы от комичности происходящего. Всюду летали каменная крошка и бетонная пыль, обзор оставался нечётким. Узкая ниша тонула в грохоте. В горле першило, носу было трудно дышать, а глаза слезились. Греки под градом вспышек не то что не отступали — постепенно надвигались вперёд, хотя у Рексенора были заметны глубокие кровоточащие порезы на груди и левой руке, а Налбат прихрамывал на одну ногу: огромная конечность полувеликана опухла, гноилась и подгибалась при движении. Кажется, это Кларисс его задела. Пеон оставался целым, но достаточно сильно выдохся — это было заметно невооруженным глазом. И всё-таки они не отступали. То, что эти сволочи заранее засекли на локации нерасторопных Яксли и Макнейра и только и ждали нападения, Жоан уже поняла: всю их группу сюда любезно впустили, чтобы тут же, по-видимому, и похоронить. Как бы не так. Штаб Тёмного Лорда — это вам не горемычные авроры Министерства и даже не частные наёмники. Аманатидис ещё не понял, кому перешёл дорогу. И это будет стоить ему жизни. Невольно вспомнив ужасающую утреннюю сцену с казнью испанских мракоборцев, Жоан впервые за всё время их знакомства искренне пожалела, что Лорда Волдеморта сейчас нет вместе с ними. В текущей ситуации она бы с удовольствием посмотрела на фокус с удушением лассо в его исполнении ещё раз. И прекратить медленную казнь не просила бы. Внезапно слева вспыхнул град невыносимо ярких искр — усиленный Люмос? — и всех участников боя кратковременно ослепило. Жоан зажмурилась, прикрывая глаза ладонью. Те обильно слезились, точно от ожога. Из-под светового щита, отшвырнув Каркарова и Себастьяна в стороны потоком воздуха, на площадку вынырнуло новое лицо. На краткий миг замерев в растерянности, Жоан опешила и застыла в немом удивлении. Как и все остальные из группы штаба. В подкрепление грекам (увы, не Пожирателям) на поле боя… появилась абсолютно неизвестная женщина. На метле. Женщина взрослая — точно старше самой Жоан — и какой-то странной, нелогичной, противоестественной наружности. Темнокожая, точно коренная обитательница диких южных племён, высокая, стройная, с крупным ртом и при этом белыми, как снег, волосами, заплетёнными в многочисленные дреды; с такими же белоснежными, как волосы, бровями и ресницами и прозрачно-серыми глазами: опасно сощуренными, с заметной угрозой во взгляде. Африканка-альбинос?.. Это что-то новенькое. Не представившись и ловко соскочив с метлы, на которой она и раскидала зазевавшихся от неожиданности Пожирателей, колдунья сразу же атаковала Кларисс, Мальсибера и Долохова, оттягивая их внимание на себя — эти трое из группы штаба сейчас сражались лучше всех и практически не пострадали от взрывов. Её движения были стремительными, гибкими, выверенными: удивительная точность и натренированность. Профессионалка. Тоже наёмница? Где греки её откопали? Кто это вообще?.. Почему она выглядит так странно, гротескно? Это какие-то маскирующие чары? Оборотное? Иллюзия? Быстрым движением Жоан отправила в адрес на доли секунды отвернувшейся гостьи несколько проявляющих заклинаний. Считая про себя, она ждала результата проверки с какой-то неясной тревогой. Ничего. Пусто. Ни оборотного зелья, ни маскировки, ни иллюзии, ни даже грима… Внешность темнокожей женщины, судя по всему, оказалась лишь причудой природы. Странной причудой, стоит сказать. Но легче от этого факта почему-то не стало. Прислушавшись к себе, Жоан поняла, что эта дама без какой-либо объективной, очевидной причины пугает её до необъяснимой внутренней дрожи. Троица под руководством Аманатидиса удивлённой появлением нового бойца не выглядела. Напротив, Налбат расплылся в довольном, хищном оскале, отсалютовав темнокожей гостье, Пеон на радостях быстрым росчерком палочки отправил зазевавшегося Войтича в нокаут — Аластеру теперь явно требовалась подмога товарищей, а поляк, вероятно, был уже не только не боец, но ещё и не жилец. Рексенор же мягко, многообещающе улыбнулся. Лично ей. Жоан. По позвоночнику градом пронеслись обжигающие мурашки, обгоняя ледяные капли пота. Ей стало дурно. Что Аманатидис задумал?.. Прорвавшись к грекам, незнакомая девица (если так вообще можно было назвать ту, чей возраст явно зашёл далеко за тридцать) начала атаковать с какой-то неимоверной скоростью всех и сразу, без разбора, без приоритетов, создавая на поле боя хаос и сумятицу. Крупный рот скривился в отвращении, злобе. Несколько заклинаний едва не прилетели в Жоан — она почему-то удостоилась отдельного мрачного взгляда стальных серых глаз в обрамлении прозрачных белёсых ресниц, — но её, на счастье, подстраховал расторопный Аластер. Одной мощной атакой младший Бэрроу отбросил воспрявшего духом Пеона в сторону Каркарова и Мальсибера, которые с голодной кровожадностью взялись за бывшего целителя. Сам же он по-рыцарски кружил вокруг уязвимой для атак Жоан, защищая её от множества шальных вспышек; да и сама она пару раз ловко увернулась от заклятий разъярённой молчаливой ведьмы. Несмотря на магическую поддержку Аластера, Жоан неизбежно начинала ощущать подступающие усталость и панику: пока она то тут, то там старалась поддерживать щиты для остальных участников боя, сама она частенько оставалась неприкрытой и уже заметно выматывалась. Один точный удар темнокожей валькирии (а билась та и впрямь на диво профессионально, быстро и агрессивно) или кого-то из греков — и остатки Жоан можно будет благополучно соскребать с бетонных стен. Краем глаза она отметила, что Рексенор вновь отступает назад, к широким оконным проёмам, а трое его бойцов как-то слишком активно, нарочито его прикрывают. Издалека было не видно, что именно он делает, — разобрать его пассы среди какофонии из летающих заклинаний, криков, хрипов, кучи мельтешащих людей и завесы из бетонной пыли, гари и дыма представлялось решительно невозможным, — но сражаться окровавленный Аманатидис одномоментно перестал. Жоан точно током пронзило нехорошее, опасное предчувствие. Пожиратели продолжали нападать, но не полным составом: Себастьян лежал без сознания (кажется, его вырубила эта белобрысая дрянь), Мальсибер вытирал раненой рукой кровь со лба. Войтич не шевелился — и, судя по всему, уже не дышал. Кларисс и Долохов атаковали Налбата в паре, прикрывая едва стоящего на ногах Каркарова, но уродливый полувеликан не поддавался. Кажется, бойцы Лорда и рады были бы ударить чем-то помощнее, но угроза оказаться заживо погребёнными под руинами ветхого министерского здания изрядно связывала им руки. По громкой команде Рексенора все его бойцы, точно послушные болваны, рассредоточились в стороны от центра площадки. Аманатидис закончил выводить сложные пассы. Со своей позиции Жоан с некоторым затруднением отметила, что маг держал в руке какой-то небольшой предмет — кажется, круглый, — и из этого предмета… Мерлин правый… Оттуда что-то вырывалось. В следующий миг перед Рексенором вспыхнула мерцающая сиреневая сфера — переливающаяся, искрящаяся мелкими молниями, быстро увеличивающаяся в размерах. Точно большой шар пульсирующей световой плазмы, она стремительно разрасталась вверх и вширь, наполняясь объёмом, и подчинялась движению руки Аманатидиса. В секунду поле сражения замерло: бойцы штаба оценивали новую угрозу, и, судя по всему, никто не понимал, что именно сейчас случилось и чем это грозит. Учитывая скорость всего происходящего — времени на анализ и оценку ситуации катастрофически не хватало. Ясно было одно: ничего хорошего светящийся шар с собой не несёт. Выражение лица Рексенора говорило об этом совершенно однозначно. Что это за колдовство и к чему оно может привести — ни Жоан, ни, судя по их лицам, остальные Пожиратели понятия не имели. Однако торжественный, многозначительный вид Аманатидиса, то неосязаемое чувство собственного превосходства, которое ему заметно прибавляла сфера, говорили лучше любых слов. Им стоило опасаться неизвестной магии. Потому что ничего мирного греки не несут с собой априори. Усмехнувшись с какой-то злобной, ликующей иронией, Рексенор атакующе выбросил руку вперёд и жестом направил сферу в сторону Кларисс, Долохова и Каркарова. Время пошло на секунды. Реакции Антонину было не занимать: он схватил за шиворот наиболее уязвимого из их тройки Каркарова и отшвырнул подальше в сторону, после чего сам нырнул в том же направлении; Кларисс и Жоан одновременно выставили перед сиреневым шаром мощные щиты. …Которые сфера благополучно миновала, проскальзывая сквозь барьеры, будто бы и вовсе не было никакой преграды. Жоан точно окатило ледяной водой. Расстояние между сферой и Кларисс оставалось не более полуметра; ирландка на невероятном адреналине и инстинктах отскочила куда-то вбок. Однако Рексенор с нарочитой ленцой повторил движение кистью и направил шар вслед за пытающейся укрыться Бэрроу. Налбат отправил под ноги Кларисс несколько опасных заклинаний, заставляя ее прыгать и пятиться, терять устойчивость и маневренность. Разъярённый Руквуд и нездорово бледный Каркаров, не сговариваясь, атаковали сферу сокрушительными зарядами, но все заклинания, попадая в светящийся сгусток энергии, лишь сиротливо гасли, поглощённые ядром. «Какого дьявола?! Что это за магия?!» — паника внутри Жоан нарастала стремительной волной. Ничего знакомого из книг ей в голову не приходило. Но, что самое печальное, явно не приходило и другим бойцам. И это было уже совсем плохо. Как это Пожиратели — и не знают что-то про сложную тёмную магию?! Жоан попробовала ударить по сфере щитом и оттолкнуть её в сторону за счёт движения барьерного поля, но вся направленная в сторону сверкающего шара магия либо растворялась внутри ядра, либо проходила насквозь. Расстояние между Кларисс и сферой сократилось до минимально возможного. Рядом с ирландкой мелькнула светлая макушка её младшего брата. Жоан услышала собственный пронзительный, отчаянный визг. Бессмысленный, на грани истерики. Её оборвал другой голос. — Депульсо! Перевернувшись в воздухе, Кларисс, подброшенная заклинанием Аластера в воздухе, высоко подлетела и оказалась откинута на несколько метров в сторону. Задыхаясь от ужаса, Жоан какими-то остатками сознания поняла, что сам Бэрроу не успевает отойти с неумолимой траектории движения сферы. Вокруг его лодыжек обвились верёвки, выпущенные палочкой Атамуса Налбата. Потратив оставшуюся у него секунду на спасение сестры, Аластер упал, связанный. И лишился возможности спасти самого себя. Ярко вспыхнув, сфера поглотила Бэрроу, заключив его в мерцающий световой кокон. Стало очень тихо. Порядка пяти секунд не происходило ничего: сфера мерно пульсировала, в то время как Аластер сидел внутри, точно в пузыре. Вновь быстро сориентировавшись, Долохов попытался атаковать шар с заключённым в нём Бэрроу. Кларисс — уже даже не дрожащая, а трясущаяся крупной, нездоровой судорогой, — присоединилась к Антонину. Глаза её светились безумием и отчаянием. Каркаров шептал что-то себе под нос, посылая в сферу заклинание за заклинанием. Греки и наёмница не мешали им и даже не нападали, лишь молча наблюдали. На лицах всех четверых застыло недоброе, предвкушающее удовлетворение. Поле боя точно сковало немым ужасом. Руквуд логично предположил, что вся проблема, должно быть, в Аманатидисе и в артефакте, который тот держит в руке, — и, уже не сдерживая себя, послал Взрывающее в адрес грека. Рексенор даже бровью не повёл — лишь тонко улыбнулся, — в то время как темнокожая девица молниеносно выставила щит перед своим предводителем и отослала заклинание в сторону. Взрыв раздался справа от греков, обрушив кусок внешней стены и, судя по протяжному звону, часть защитного барьера. С улицы повеяло прохладой. Август приготовился было атаковать вновь, но мерцающая сфера резко вспыхнула, с большей интенсивностью. Лицо заточённого в ней Аластера посерело от ужаса. Жоан беззвучно плакала — не понимая, что именно происходит, но кристально чётко осознавая, что надвигается катастрофа, чудовищное бедствие, остановить которое не в силах никто из них. Аластер находился внутри сферы не больше десяти секунд, но каждая из их отдавалась мучительно громким «Бом-м!» в голове Жоан — смертоносным обратным отсчётом чего-то ужасного, трагического. — Этот ритуал не имеет обратной силы, — подтвердил её самые худшие опасения голос Рексенора. — Все Повинные получат заслуженное Возмездие. Вспыхнув сиреневым светом в последний раз, сфера заискрила мелкими белыми молниями. Из её центра стали вылетать странные разноцветные вспышки, похожие на... заклинания? Что?.. На бесконечно долгую секунду эти вспышки — десяток, не меньше — зависли в воздухе возле шара, после чего… поочередно стали ударять одна за другой обратно в породившее их ядро, проникая через оболочку и бесперебойно атакуя зажатого внутри сферы Аластера. Жоан не слышала его крик — шар поглощал все звуки, — но это было и не нужно. Лицо юного Бэрроу исказила такая нечеловеческая мука, такая чудовищная боль, как если бы его резали и сжигали заживо. Ужас ситуации был в том, что именно это сейчас и происходило. Словно в замедленной съёмке самого жестокого сна, от которого невозможно было проснуться, Жоан наблюдала, как на теле Аластера появляются глубокие рваные борозды, ожоги и подпалины; как изо рта и носа юноши сочится кровь, а глаза — светлые, широко распахнутые, с чистым, незамутнённым шоком и нечеловеческим страхом, — закатываются и стекленеют. Удерживая Аластера в своих смертоносных объятиях, сфера методично, мучительно, болезненно убивала его. Исполненный отчаяния вопль Кларисс разрезал воздух, врываясь в барабанные перепонки всепоглощающей безысходностью. Она истошно кричала, повиснув в руках Долохова, который, и без того обыкновенно невыразительный, сейчас напоминал распятого упыря. Жоан никогда в жизни ещё не видела Антонина настолько растерянным, ошарашенным, парализованным, выбитым из колеи. Выражения лиц остальных мало чем отличались от предводителя группы. Казалось, время замерло, сосредоточившись в одной точке — искрящейся сиреневой сфере с запертым в ней, уже не живым Аластером Бэрроу. На периферии зрения Жоан уловила едва заметное движение. Эксархидис достал из кармана что-то мелкое и взмахнул палочкой. Поддавшись магии трансфигурации, в его руках возникли три скоростные метлы — видимо, он держал их всё это время уменьшенными, — после чего греки отработанными движениями ловко перехватили каждый по средству передвижения. Рексенор торжествующе улыбался: лицо Аманатидиса светилось бессовестным ликованием. Темнокожая девица-альбинос возвела защитный барьер между греками и Пожирателями и бросила ещё одну световую вспышку, вновь ослепив остатки изрядно прореженной группы противника; после чего прыгнула на свою метлу по примеру греков и улетела в образовавшийся от взрыва Руквуда проём в стене. Впрочем, даже если бы не этот проём, оставались ещё большие окна, возле которых греки предусмотрительно и затеяли бой. Всё это Жоан подмечала абсолютно автоматически, отчуждённо и бессознательно, сквозь пелену из обжигающих слёз и пронзительный звон в ушах. Ноги её не слушались, а всё, что настойчиво клокотало внутри, — это какое-то глухое неверие в реальность происходящего. Умереть мог практически кто угодно. Аластер Бэрроу — не мог. Это невозможно. Дурной сон, морок, кошмар. Непрекращающийся крик рыдающей Кларисс никак не давал проснуться. Сфера наконец погасла и исчезла, растворившись в воздухе. Тело Аластера — то, что от него осталось, — с глухим звуком упало на бетонный пол. В обугленном, окровавленном месиве невозможно было узнать романтичного, наивного юношу со светлыми волосами и добрым очарованным взглядом.