Я знаю, наступит время, И сердце мое забудет; Придется однажды сердцу Печальный урок принять. Я знаю, не лечит время, Как мне говорили люди, Но лечит что-то другое, А что — не могу понять. Я знаю, что в этой жизни Бессмысленно всё, что было, Бессмысленно всё, что будет, А важно лишь то, что есть. Я верю, придет мгновенье, Вернется былая сила, И память о прошлых бедах Заглушит благая весть. Ах Астахова
Уродливые казённые часы с авгуреем вместо кукушки пробили полночь не менее часа назад. Горы из папок с архивными документами и свежих сводок неравномерным слоем устилали ветхие поскрипывающие столы в подразделении нераскрытых преступлений аврората. Запах пыли и пергамента, атмосфера скуки и уныния. Местных служащих в министерских кулуарах частенько называли висельниками, ибо вся их работа была «за упокой» и заключалась в ни к чему не приводящем перечитывании самых безнадёжных дел и изображении хоть какой-то деятельности вокруг «висяков». Аластор Грюм, со скривившимся лицом залив в себя очередной стакан мерзотного кофе и протерев кулаком напряжённые от многочасового чтения глаза, только поразился работоспособности своей наставницы. Казалось, железную Кендру Бруствер не могло вывести из строя вообще ничто: ни время суток, ни дававшая о себе знать заметная усталость, ни оставшаяся до родов единственная неделя, ни очевидная сложность хоть какой-то задачи. Эта женщина гнула свою линию и гнула всех, кто находился рядом с ней, требуя недюжинной включённости не только от себя, но и от своих подчинённых. Вместо того, чтобы подбирать пинетки и костюмчики для первенца, Бруствер в кратчайшие сроки собрала свою небольшую команду расследования внутри аврората, уверенная, что некоторые застрявшие у висельников дела с высокой долей вероятности связаны между собой. Оба Пруэтта, Долиш, Уильямсон, Медоуз и Праутфуд сначала отнеслись к идее Кендры настороженно, с лёгким неверием. И только Грюм понял и согласился сразу: Бруствер была стопроцентно права. В Магической Британии последний год что-то не просто назревало, но уже вовсю разворачивалось. Опытный мракоборец чувствовал эту опасность шкурой. Пока неявное, будто за занавесом, но отчётливо сгущавшееся напряжение сквозило в каждом нераскрытом деле, в каждом странном происшествии, в каждом чудовищном по жестокости преступлении, добрая половина которых, что было особенно примечательно, касалась магглов и магглорождённых. Аврорская интуиция Грюма вопила о том, что нечто тёмное неумолимо проникало во все уголки их доброжелательного и уязвимого мира. Он чуял это ежедневно, но не мог внятно объяснить: не хватало аргументов, недоставало связей и доводов. Чаще всего — его попросту клеймили параноиком. Даже Дженкинс, раз в месяц слушая комплексные отчёты, не отрицала подозрений Кендры и Аластора, но и не давала масштабному расследованию полноценный ход. Видите ли, не стоит попусту плодить в обществе тревогу и тем более социальный раскол, пока нет очевидных доказательств. «Сейчас и так непростой период для чистокровных и остальных групп волшебников и существ, эра глобальных изменений, важно соблюсти баланс интересов…». Мордредовы политики! — выругался Грюм мысленно. — По итогу, мы можем точно связать вот эти семь дел, — раздался напряжённый голос Кендры справа. — Обстоятельства похожи; мотив, полагаю, идентичный. Хотя рука исполнителя вряд ли одна, я бы ставила на группировку. Вот эти четыре убийства — тоже вполне перспективны. Но надо доработать. Грюм с готовностью кивнул, забирая папки себе. — Серия разбоев пока выглядит вяло. Связей между ними не хватает. И эти три, — опухшая рука выудила несколько папок из общей горы, — с пытками и поджогами, остаются под вопросом. Надо понять, ограничивается ли территория подобных преступлений одной Британией, или масштабы значительно шире, — густые брови начальницы сурово сошлись у переносицы, повторной складкой прорезая уже застывшую на темнокожем лице глубокую морщину. Этой ночью их в кабинете было лишь четверо: сама Бруствер, Грюм, младший из Пруэттов и Сэвидж. Последний сдержанно откликнулся: — Давайте я возьму в работу эти три, — и без того невыразительное лицо мага ещё больше портила неприветливая хмурость. Сэвидж будто вечно пребывал в меланхолии. — Попробую выведать, что творится у коллег в других странах. Но времени потребуется прилично, больше из-за бюрократической волокиты. — А когда её не было… — отозвался Пруэтт ворчливо. — Я не знаю, сколько точно продлится моё отсутствие, — выговорила Кендра с заметным неудовольствием, опрокидывая в себя очередной стакан кофе и какое-то зелье от мунговских целителей вприкуску с печеньем. — Но на это время группу возглавит Аластор. Думаю, здесь без сюрпризов. Мужчины одновременно кивнули, без разговоров принимая новое распределение в команде. То, что на время декрета место Кендры займёт дотошный Грюм, всем было и так очевидно. Именно его Бруствер натаскивала больше остальных своих протеже, превратив вчерашнего запальчивого юнца в лучшего цепного пса и следователя Аврората. — Оставшуюся неделю я проведу с вами. Максимально, сколько будет получаться, — завершила она. За столом повисло молчание. Грюм знал, что все они хотят сказать об одном и том же, но не решаются. Младший Пруэтт наконец осторожно взял удар на себя: — Кендра… При всём восхищении вашей активностью… — Начало уже так себе, Фабиан, — желчно отбрила Бруствер, перебив самого молодого аврора в комнате. — Я думаю, — договорил за Пруэтта прямолинейный Грюм, — малец имеет в виду, что вам стоит как следует отдохнуть, а не скакать тут по ночам. Прежде, чем Бруствер вспылила, более дипломатичный Пруэтт, игнорируя «мальца», настойчиво продолжил: — Колдомедики не раз предупреждали вас об опасности таких переработок, Кендра. Мы все понимаем, вы редкий профессионал. Но парой недель ранее вас уже экстренно забирали в госпиталь, чтобы ни вы, ни ребёнок не пострадали. Официально вы и вовсе отстранены от работы после гневного письма целителей в Министерство. В Мунго настаивают, что вам нужно пить зелья и соблюдать покой. Там всё-таки не дураки работают… — Мордред, Фабиан, выключи режим заботливой курицы с причитаниями про работу, которая убивает! — вспыхнула Бруствер, багровея. — Оставь это нытьё своей младшей сестрице! Грюм одномоментно понял, что их четверых сейчас коллективно пошлют. — Я только спровадила Медоуз отдохнуть куда подальше, пока она мне плешь не проела своей опекой! Это не было приглашением вам, юнцам желторотым, занять её место, — процедила аврор недобро, оглядывая всех своих подопечных. — Кендра, мы справимся здесь, — негромко, но убедительно произнёс Сэвидж. — На наш профессионализм можно положиться. Побудьте спокойно с семьёй, не отвлекаясь на нераскрытые преступления. Они уже никуда не денутся. — Сэвидж, я достаточно живу на этом свете, чтобы самостоятельно разобраться со своим графиком работы и своими родами, — отчеканила Бруствер, закрывая тему железными интонациями в тоне. — Я уйду с работы тогда, когда посчитаю нужным. А до той поры, будьте так любезны, не полощите мне мозги своими покровительственными речами! В конце концов, это я вырастила из вас всех достойных мракоборцев. Уж с одним Кингсли я как-нибудь справлюсь без коллективной помощи десятка нянек в брюках. Бесшумно цокнув, Грюм покачал головой и вернулся к папкам. Пруэтт попытался было что-то пискнуть вслед, но, очевидно, зря. Бруствер только рявкнула: — Если со мной что и приключится, то ненадолго. Я как феникс — всегда восстаю с новыми силами.***
В сравнении с минувшими после доставки злополучной посылки днями эта неделя прошла для Жоан значительно легче. Внутри и снаружи всё как-то разом вернулось на круги своя. По Барфорду Жоан передвигалась свободно, уже не боясь, что её прижмут к стенке: всё-таки находиться с Волдемортом в приличных сотрудничающих отношениях ей нравилось куда как больше, чем в немом напряжённом конфликте. Деловое партнёрство с тёмным магом её полностью устраивало. Рабастан вернулся в штаб с очередными подарками и широкой приветливой улыбкой, но на вопрос о том, где пропадал и почему не предупредил о своём отъезде, — ничего внятного не ответил, ограничившись лишь обтекаемыми фразами. Жоан сочла, что его, вероятно, вновь отправили на какое-то задание. А знать подробности этой части жизни своего возлюбленного ей не хотелось вовсе. Догадываясь о её мыслях, Рабастан мудро избегал неудобных тем и деталями своих отлучек в диалогах не разбрасывался. Они вдвоём гуляли по живописным окрестностям Суррея, дважды отужинали в компании Маркуса Лестрейнджа и даже выбирались в Лондон: Рабастан знал отличные заведения, где его самого и его очаровательную спутницу встречали натурально с распростертыми объятиями. Приём, вокруг которого было столько суеты, пронёсся мимо Жоан по касательной: она на него попросту не пошла, сказавшись больной, и тихо-мирно ужинала у себя в комнате в одиночестве, пока Пожиратели из числа министерских толкали внизу пламенные речи с нужными Лорду тезисами и представляли свои программы, требовавшие поддержки финансовых и политических элит Британии. Сам Волдеморт в день приёма тоже отбыл восвояси, и, насколько Жоан потом узнала от довольного сверх меры Каркарова, всем гостям удалось даже неплохо так повеселиться в отсутствие Повелителя. Из чего она сделала окончательный вывод, что «Волдеморт» и «весёлый праздник» — по сути своей полная антитеза. Его только на похороны распорядителем звать. Погода в Суррее продемонстрировала истинно женский характер и в очередной раз спонтанно испортилась: летнее небо заволокло серыми тучами, воздух ощущался промозглым и влажным. Лёгкие платья вновь пришлось убрать на дно гардероба и облачиться в плотные шерстяные ткани — и это в июле!.. Остатки каталонского загара также покидали кожу Жоан, в связи с чем её отражение в зеркале заметно побледнело. По саду гулять было противно, прохлаждаться на террасе — тоже. Все дела Жоан переделала и потому с чистой совестью выпросила у эльфов пресное печенье, мёд, орехи и горячее какао прямо в комнату, беззаботно валяясь в тёплой постели с подаренной отцом на день рождения книгой. Задач на сегодня у неё не намечалось. Её спокойное одиночество прервал робкий стук в дверь. Услышав приветливое «Входите!» — в спальню, покачиваясь на тощих ножках, ввалился знакомый Жоан трусливый малыш Кори. Домовика, за исключением больших ушей, почти не было видно за ворохом корреспонденции, которую он разносил. — Мисс пришло письмо, Кори принёс его мисс! — раздался тоненький писк из-за бумаг. — С именем мисс в этот раз нет проблем, Кори проверил! — О, спасибо, Кори! — обрадовалась Жоан и, взмахнув палочкой, приманила свой конверт. Она мельком пробежала глазами строчки об отправителе — госпиталь Сан Бурлон, Франция, Париж… Хм. Очередная отписка, вероятно. Отчёты тамошних целителей о состоянии Кристин не блистали оригинальностью вот уже два года. Вздохнув, Жоан вскрыла письмо и без особого интереса скользнула взглядом по написанному безликим канцелярским почерком. Дыхание на миг по инерции замерло. Узнать плохие новости каждый раз было ещё страшнее, чем не узнать никаких. Вчитавшись в текст, Жоан дважды неверяще моргнула. Пальцы рефлекторно сжали ткань покрывала, изо рта вырвался невнятный звук. Вскочив на ноги и от перевозбуждения едва найдя затерявшуюся под кроватью обувь, Жоан пулей вылетела из спальни и, плюнув на все приличия и нормы, бегом понеслась через весь Барфорд в поисках отца.***
— Очнулась!.. Она очнулась! — радостный крик, практически визг дочери за шкирку выдернул Кристофа из изучения старинного трактата в библиотеке. — Папа, Сан-Бурлон прислал письмо! Кристин вышла из комы!.. Ему потребовалось не менее десяти секунд, чтобы понять, что говорит Жоан, сдавливающая его в объятиях и рывком заставляющая отца подняться с кресла. Она звонко чмокнула Кристофа в щёку — и ещё раз, и ещё, — кружась вокруг эмоциональным торнадо и разве что не подпрыгивая. — Оч-ну-ла-сь! — нараспев повторяла лучившаяся Жоан, обнимая и обнимая отца вновь и вновь. — Ох, милая!.. Какая чудесная новость!.. Столько времени ожиданий… Кристоф не мог припомнить, когда бы за последние два года он слышал голос Жоан настолько живым — неподдельно счастливым, радостным, воодушевлённым. Он оглядел дочь с головы до ног: та сияла, практически светилась, а лицо её озаряла такая искренняя надежда, какой невозможно было вообразить после похорон Роберта и Матильды. — Надо срочно выдвигаться туда, слышишь? — тараторила Жоан бесперебойно. — Кристин пришла в себя меньше суток назад. Мы заберём её, привезём в Барфорд, и всё станет презамечательно! Она ожила, папа, ожила!.. Два с половиной года!.. Мерлин, колдомедики справились! Она справилась! Едва удержав Жоан за плечи и практически силком усадив взбудораженную дочь в кресло, Кристоф куда спокойнее, убаюкивающе выговорил: — Дорогая, молю, не мельтеши. Ты сейчас снесёшь книжные шкафы или меня. Мы обязательно съездим забрать Кристин из Сан Бурлон, конечно же. Давай только подойдём к вопросу разумно. Я куплю билеты, договорюсь с Лордом, предупрежу всех о нашем отсутствии… — Какие билеты, папа! — протестующе вскинулась Жоан, вновь подскакивая с кресла. Казалось, в её теле бурлил переизбыток беспокойной, искрящейся энергии. Любви к близким, которая щедро, без границ плескалась в Жоан. — Кристин очнулась! Нам нужен портал! Нужно переместиться в Сан-Бурлон срочно! Кристин ведь совсем одна там! Она проспала несколько лет, а мы запретили колдомедикам что-либо говорить ей о случившемся! Ей сейчас даже объяснить, что происходит, некому!.. Она нас ждёт, понимаешь? Нуждается в том, чтобы мы были рядом как можно скорее!.. Кристоф, мягко улыбаясь, не перебивал ажитацию дочери и лишь терпеливо ожидал, когда поток её ликования несколько схлынет. Он прекрасно понимал, насколько была важна Кристин Марбо для Жоан. Это он видел в светловолосой девочке преимущественно невесту своего наследника и потенциальную мать его внуков. Кристоф и Кристин не были очень близки, хотя и жили под одной крышей. Для Жоан же Кристин была ближайшей подругой, практически сестрой. Их трио с Робертом не раз ставило Живерни на уши, переворачивая всё вверх дном и ходя по краю терпения Матильды. Неудивительно, что после пары лет мучительного горя и одиночества Жоан вспыхнула, как факел, затопленная эйфорией от грядущего воссоединения. Другое дело, что самой Кристин её пробуждение и это их воссоединение дадутся совсем иначе… Кому-то ведь придётся объяснить девочке, что её любимый мёртв, как и женщина, заменившая ей мать. И встретиться с ними она сможет только при посещении семейного склепа Дю Беллей, а не у свадебного алтаря… Чуть успокоившись, Жоан теперь лишь нетерпеливо ёрзала и вопросительно взирала на отца. Вздохнув, Кристоф подытожил: — Пойдём к Лорду, он сегодня в штабе. Но Мерлином молю, говорить буду я. Ты слишком взволнована, дорогая… А Милорд, сама знаешь, к эмоциям не очень-то благосклонен. Жоан послушно закивала и, кажется, была готова согласиться с чем угодно, лишь бы ей поскорее дали беспрепятственно нестись на всех парах к её любимой Кристин.***
Ночной воздух Мэллоуэй Хауса пропитался ароматом садовых цветов и влажной прохладой. Тяжёлые портьеры у открытых окон едва колыхались, играя переливами на дорогой бархатной ткани. Облагороженный сад особняка в пробивающемся сквозь редкие тучи лунном свете выглядел образцом удавшейся загородной жизни любого чистокровного волшебника. Мечта чинной домохозяйки, мать её. Зрелище было умиротворяющим, даже пасторальным. Но внутри сидевшей с абсолютно с прямой спиной Беллатрисы клокотала глухая ярость и нарастало ожидание непростого, давно назревавшего разговора. Домашний эльф Лестрейнджей намеревался разлить по чашкам хозяев свежезаваренный чабрецовый чай — с заметной горчинкой, как и было приказано. Однако Белла остановила домовика одним движением ладони, коротко и грубо отрезав: — Я сама. Удивлённый эльф — имя его Беллатриса так и не удосужилась запомнить — испуганно вытаращился и попытался слабо сопротивляться самоуправству госпожи: невыполнение обязанностей по дому грозило ему суровым наказанием. Но на сей раз напряжённая и задумчивая хозяйка в пару резких слов выпроводила домовика прочь. Сегодня Белле было не до приличий и церемоний. Она с растущей злостью и мрачным, мстительным предвкушением ожидала появления за столом дражайшего супруга, который только-только вернулся из полуторанедельной поездки. Неизвестно, откуда и по какому поводу, к слову… Но, откровенно говоря, в текущий момент детали путешествий Рудольфуса по приказу Тёмного Лорда волновали Беллатрису слабо. Уехал и уехал. Вернулся — и слава Мерлину. Нет, этим вечером Лестрейнджу предстояло ответить на совсем другие вопросы. Белла хмуро покосилась на лежавший перед ней номер «Пророка» девятилетней давности с красовавшимся в четверть страницы колдофото деверя. Вопросы планировались неудобные, личные. Грязные, как нижнее бельё известнейшего в Британии семейства. Обсуждения которого Рудольфус успешно избегал не один месяц. Конечно, тема ведь касалась любимого старшего братца. Здесь доброжелательный Руди твёрдо стоял на страже семейных тайн. А уж Рабастан и вовсе высмеял чрезмерное любопытство своей невестки, агрессивно и холодно порекомендовав Белле не совать её юный, охочий до чужого прошлого носик не в своё дело и не лезть в его отношения с Жоан. Придурок промороженный. Тогда Беллатриса, зная лишь часть истории и наблюдая за лучившейся счастьем подругой, послушно отвалила. Брезгливо косилась и фыркала на Рабастана — но не более. Однако найденные снимки тех лет говорили сами за себя. Милорд, запоздало вспомнила Белла, всё подметил ещё на свадебном балу Блэков-Лестрейнджей. И как деликатно поинтересовался у Маркуса и Рудольфуса, не наблюдают ли они очевидного сходства… Да тут слепым и тупым надо быть, чтобы его не наблюдать! — взбесилась Белла пуще прежнего. И касайся дело какой угодно другой девицы — Беллатрисе было бы глубоко плевать. Кого там намеревался трахать старший из братцев Лестрейнджей, в глобальном смысле Беллу волновало мало. Но речь шла о Жоан. А на Жоан Беллатрисе плевать не было. Как бы подчас она ни шипела на свою старшую подружку, ни огрызалась и ни посмеивалась над её изнеженностью, не признать очевидного было невозможно: Белла очень привязалась к этой чудачке. И если уж Дю Белль собиралась выйти за Лестрейнджа замуж — а она, судя по всему, собиралась, — пусть на входе знает все вводные. И исходя из них принимает взвешенное решение. Ещё раз взглянув на фото, Беллатриса в отвращении скривилась. Она бы — не приняла. И очень удивится, если Жоан, с её глубоким чувством внутреннего достоинства, согласится с подобным раскладом. Рудольфус наконец спустился к столу, мимолетно приобняв молодую жену и ласково коснувшись губами её щеки. Сел рядом, тут же осушив залпом чашку с уже подостывшим чаем. Скривился, пробормотав: — Мерлин, а чего послаще на кухне не было? — Это чабрец горчит, — очаровательно улыбнулась Белла, убирая газету со стола и пряча опасный гнев за располагающим радушием. Совсем как её мать. — Очень хороший чай. Крепкий. Не зажжешь верхний свет? У меня с ним всё время сложности. — Я оставил палочку в спальне, — извиняясь, пожал плечами Рудольфус. — Могу сходить, если очень нужно. — Не нужно, — улыбка стала шире. Беллатриса налила мужу вторую порцию чая и промурлыкала: — Уверена, мы и в полумраке прекрасно поболтаем… Ведь супругам так важно оставаться откровенными друг с другом, не находишь? — Если ты про мой отъезд из страны, то поделиться деталями я не смогу, — вновь извиняющийся тон, но уже куда твёрже. — Ты знаешь, у каждого из нас свои ограничения, связанные с заданиями Тёмного Лорда. — Конечно, — поспешила согласиться Белла, не притрагиваясь к собственной чашке. — Тёмный Лорд и всё, связанное со служением ему, неприкосновенно… Мы сразу договорились. Эльфы подали ужин и по команде хозяйки исчезли. — Не беспокойте нас до конца вечера, — бросила Беллатриса слугам холодно. — Кого увижу под ногами — пеняйте на себя. — Ты в порядке? — поинтересовался Рудольфус несколько удивлённо. — Чем тебе эльфы не угодили? — Давно тебя не видела, — её ладонь легла на руку мужа. — Хочу провести время только вдвоём. Чтобы нам никто не мешал, — почти прошептала она. Обсидиановые глаза недобро сверкнули в полумраке. Дождавшись, когда муж доест и в одиночку выпьет ещё несколько порций из чайника, Белла поднялась со стула, скользяще обогнула Рудольфуса со спины и мягко обняла, положив прямо перед ним развёрнутую газету. Плечо Лестрейнджа под её рукой в считанный миг слегка дрогнуло. — Что это? — неестественно ровным голосом осведомился Рудольфус. — И почему это — на моём обеденном столе? Откуда и зачем ты вытащила эту желтушную дрянь? — Мне кажется, когда в семью входит новый член, ему стоит знать о своих родственниках чуть больше. Как считаешь? — улыбка Беллы, обращённая к мужу, трансформировалась в хищный оскал. — Я очень не люблю недомолвки, например… А ты? Сидевший к ней спиной Рудольфус не видел выражения лица жены, но отчётливо услышал изменение интонаций. Он стремительным движением попытался встать со стула, но собственная палочка уже была у Беллы в свободной руке. — Инкарцеро! — Ты совсем рехнулась?! — рявкнул Рудольфус, в неверии и бешенстве косясь на вмиг привязавшие его к тяжёлому стулу крепкие путы. — …А учитывая, что в семью Лестрейнджей планирует войти и Жоан, — как ни в чём не бывало напевно продолжила Беллатриса, возвращаясь на своё место. — Получается совсем нехорошо… Ведь она почти родственница мне, выходит? А какие секреты могут быть от родственников? — Беллатриса… — Рудольфус зло выдохнул сквозь зубы. Белла впервые видела у мужа такой ледяной, предупреждающий взгляд. — Не заставляй меня делать то, что тебе не понравится. Мы не так решили строить наш брак, если ты помнишь. — О, наш брак продолжится безо всяких проблем, поверь мне, — рассмеялась Белла, глядя на мужа с ядовитой усмешкой, полной подспудного сожаления. Безумных искр, разливавшихся в глубине её чёрных глаз, она видеть не могла. — Ведь ты, вот так везение, сейчас без палочки. Временно связан и назавтра забудешь весь наш разговор, — Белла видела, что по лицу Рудольфуса пробежала опасная тень. — Ибо с чарами Забвения, как ты знаешь, я управляюсь куда лучше, чем с верхним светом столовой. Она слышала, что голос её звучит серьёзно, пугающе. И Рудольфус слышал тоже. — Ты просто расскажешь мне всё, что я хочу узнать об этой ситуации, не более. И мы мирно пойдём спать вместе. Продолжив наш благополучный брак как ни в чём не бывало. — А ты подготовилась… — улыбнулся Рудольфус в ответ. Мягко, одобрительно. Но Белла кожей чувствовала, в какой ярости он пребывал. — Вот только откуда такая уверенность, что я тебе что-то скажу? Или Круциатус в изнанку нашего благополучного брака теперь тоже входит? — Ни в коем случае! — воскликнула Беллатриса искренне. Её накрывал странный, ненормальный кураж, как будто развязанные руки шли в свой собственный разнос, более не сдерживаемые внешним контролем. Чувство власти над беспомощным другим — да ещё и собственным мужем! — опьяняло, дурманило разум. Соблазняло исследовать грани, за которые можно безнаказанно зайти и получить своё, не заплатив за это ничем. С отцом так никогда было нельзя… — Ты всё-таки мне дорог, Руди. И брак наш мне правда нравится. В конце концов, любящие супруги всегда смогут договориться по-хорошему… — Да неужели? — процедил Лестрейндж, оглядывая связывающие его путы. — Однозначно, — Белла кивнула. — Как заботливая жена я купила самую качественную Сыворотку правды. И даже противоядие тебе наутро подготовила, чтобы не болела голова. Это ли не любовь? Рудольфус едва прикрыл веки, осознавая своё незавидное положение. Его красивые тонкие губы расплылись в жестокой, незнакомой ухмылке. Белла, кажется, первый раз в жизни наблюдала мужа таким. Вызывающим инстинктивную опаску. Каким, вероятно, его не раз видели Пожиратели на совместных заданиях… Но ей в эту плоскость полного доступа пока не было. — Тебе очень повезёт, если все твои чары сработают как надо, Беллатриса, — тихая угроза повисла в воздухе однозначным предупреждением. Рудольфус смотрел исподлобья, не мигая. — Потому что если я вспомню хоть что-то из событий сегодняшнего вечера — благополучие нашего брака резко сменит свой вектор. Имей это в виду. — Имею, — кивнула Беллатриса очень серьёзно. — И постараюсь сделать всё чисто. Не зря Тёмный Лорд столько меня учил… Змеиные кольца бездушия, опутывавшие каждое сказанное Рудольфусом слово, вызывали внутри Беллы неуместный, болезненный трепет. Она поймала себя на парадоксальном, нелогичном откровении: в эту самую секунду, в противовес повисшему в воздухе напряжению, она вовсе не боялась своего мужа. Она им по-настоящему очаровалась. Просочившиеся жестокость и холодность Рудольфуса, вопреки его обычной сговорчивости, странным образом украшали его как мужчину. Делали поразительно привлекательным в ненормально сверкавших в полумраке глазах собственной супруги. И кто бы знал, что драконить младшего Лестрейнджа может быть так многообещающе… Белла инстинктивно обвела губы языком. Негромкий, низкий смех Рудольфуса в тишине ночного особняка прозвучал жутковато. — Правду говорят, что брак преподносит массу сюрпризов… — Верно, — заинтересованные чёрные глаза напротив таких же разъярённых. — Я тоже ждала иного, Руди. И всего этого, — Беллатриса неопределённо повела рукой, — можно было бы избежать. Поговори ты со мной откровенно. Беллу саму разозлила прозвучавшая в голосе досада, какая-то неприкрытая обида. Похоже, её всё-таки всерьёз бесило, что даже после женитьбы Рудольфус продолжал выбирать и ставить в приоритет своего братца, а не её… Что симпатии к Рабастану также не множило. Клокочущее негодование поднималось к горлу, сдавливало, пронизывало липким чувством унижения и отвергнутости. Вне этих привычных ощущений вечной спутницей Беллатрисы из года в год оставалась только выматывающая опустошённость. Достаточно. Она и так бесконечно боролась за внимание и расположение в родительской семье. Ей хватило конкуренции с младшими сёстрами, с вылизанной до лоска матерью, с другими талантливыми учениками Хогвартса, с детьми многочисленных друзей отца… В своей собственной семье Белла рассчитывала на первое место по умолчанию. Но Рудольфус, увы, не дал ей этого. Что ж… Значит, она возьмёт своё сама. Так, как считает нужным. Беллатриса Лестрейндж была и впрямь хорошей ученицей Лорда Волдеморта. Кинув ещё один брезгливый взгляд на газету, Рудольфус невыразительно вопросил: — Чего ради тебе ставить под угрозу наш брак и копаться в грязном белье десятилетней давности? Ты так сильно преисполнилась дружбой с Жоан? Не преждевременно ли, м, Белла? Много ты о ней знаешь? Или по-настоящему проникновенные разговоры у вас всегда происходили только в одну сторону? — Я знаю, что, когда меня как скот отдавали замуж за невесть кого, Жоан была рядом и подбадривала, — отозвалась Беллатриса бесстрастно. Внутри, тем не менее, полыхало с трудом контролируемое пламя. Родителей Белла так и не простила. — Она же увещевала меня не перерезать тебе глотку в первую брачную ночь, — услышав этот тезис, Рудольфус хмыкнул. — И вообще настаивала на том, чтобы я дала шанс отношениям с человеком, о котором ни гоблина не знаю. — Так для чего тогда тебе мешать счастливо выйти замуж ей? Медвежья услуга, не считаешь? — А я не планирую мешать ей выйти замуж за Рабастана, — Белла взмахнула палочкой ещё раз, укрепив хватку пут. Ограниченный в движении Лестрейндж недовольно зашипел. — Если это действительно будет про счастье. Я лишь хочу, чтобы Жоан шла к алтарю не с незнакомцем, как я. А зная всё, что ей следует. И принимая решение о браке с чистой головой. Она заслужила, — мстительно огрызнулась Беллатриса, стараясь не думать о том, что ей самой такого шанса не дали. Рудольфус покачал головой и выплюнул: — Я думал, ты рассудительнее. — А я думала, что тебя невозможно разозлить, — усмехнувшись, Белла игриво подмигнула мужу. Развернув палочкой его стул, она поднялась с места и прильнула к Рудольфусу сбоку, проведя тёмными ноготками по точёной скуле. — Как славно, что мы оба ошиблись, — прошептала Беллатриса ему на ухо, обжигая горячим дыханием бледную кожу. Связанный Лестрейндж мечтал придушить её голыми руками, она знала наверняка. И если с чарами Забвения что-то пойдёт не так — Белле точно не поздоровится. Но тело Рудольфуса против воли владельца реагировало предательскими мурашками на приближение Беллатрисы. Она видела, как дёрнулся его кадык. И как вместе с этим безотчётным движением жарко стало ей самой. Тёмное, тягучее, будоражащее лилось по венам. Пульсировало, вызывало странное возбуждение — от вида нечеловеческого бешенства, обещания убийства, ненависти в глазах связанного супруга. Белла скользнула языком по шее Лестрейнджа, прикусила мочку. С придыханием выговорила: — Пора поиграть, мой милый пупсик…***
Выдвигаться из Барфорда Жоан позволили только ранним утром следующего дня. Пока отец поговорил с Лордом — самого Кристофа из штаба никуда не отпустили, — пока он договорился с Мишелем на сопровождение дочери в Париже (коль уж тот также собирался возвращаться на родину), пока Жоан выслушала все волдемортовские замечания насчёт своей взбалмошности, безалаберности и бесполезности — день и прошёл. Ночь Жоан почти не спала, переполненная сильнейшими эмоциями и томительным ожиданием долгожданной встречи с бесконечно дорогим её сердцу человеком. Кристин, Кристин, Кристин, Кристин… Светлый образ лучшей подруги крутился в голове беспрерывно. Жоан вспоминала долгие годы их близости, разговоров обо всём на свете, обмен секретами и нарядами, поездки по миру, совместные ночёвки, искромётные танцы, первые выкуренные сигареты, слёзы о мальчишках — пока Кристин не сошлась с Робертом, — партии в преферанс, шутки над общими знакомыми, козни старшим Дю Беллям и бесконечное количество поддержки и доверия, сопровождавшие дружбу девушек десятилетиями. До появления Кристин Жоан иногда фоново грустила, что у неё нет и не будет сестры. Старшей ли, младшей ли — не важно. Родители почему-то так и не родили ещё одну дочь. Но после того, как в силу трагических обстоятельств Кристин Марбо попала к ним в семью, Жоан больше никогда не чувствовала себя одиноко. Особенно в самые страшные дни её жизни, когда с кровати было не встать по неделе, состояние лавировало на грани критического, а у её постели изо дня в день дежурил кто-то из родственников. Чаще всех — Кристин и мама. Собирать вещи в дорогу Жоан не пришлось: в Живерни у неё и так с избытком водилось всё необходимое. Утром она подскочила на рассвете — немыслимая рань для неё, лежебоки, — быстро перехватила подобие каши на завтрак и заметалась по собственной спальне нетерпеливым зверьком. Мишель сказал, что будет готов через четверть часа, но оставалось ещё дождаться Волдеморта и его портал, который он любезно согласился предоставить. В расход, ввиду срочности запроса, пошла золотая запонка галантного Мишеля. Беспокойно поглядывая на часы и энергично меряя комнату шагами, Жоан наткнулась взглядом на свою шкатулку с украшениями. Везти что-либо из них в Париж она также не собиралась; с собой у неё была только небольшая дамская сумочка. Рядом со шкатулкой сиротливо лежал выбивающийся из общей массы уродец: дешёвый страшненький браслетик, купленный непонятно зачем у хабалистой Цильды. Бледная веснушчатая мордашка с высмеивающим всех и вся взглядом отчётливо мелькнула у Жоан перед глазами. Язвительный голосок как сейчас зазвучал в голове — «Дай галеон, бедолажная. В путь соберёшься, на руку надень». Жоан нахмурилась, раздумывая, а надо ли ей эдакое счастье в качестве украшения. Браслетик, скорее, придаст ей сходство с бродячими циркачами, а не украсит. Безвкусица редкостная. Но Цильда была причудливым созданием, прозорливым и далеко не глупым при всей своей наглости. Вряд ли бы она втемяшила Жоан цветастый аксессуар просто так. О предстоящей дороге девчонка, получается, тоже знала?.. Покачав головой, Жоан решила, что терять ей нечего, а польза может какая и будет, и, вздохнув, натянула на запястье кошмарный цыганский атрибут.***
Рабастан ждал внизу — пришёл проводить, несмотря на ранний час. Его из штаба, конечно же, тоже никто никуда не отпустил: и так только вернулся. Возлюбленный с прохладной полуулыбкой поглядывал на неуёмный энтузиазм Жоан, вокруг мельтешения которой, казалось, взметались целые вихри и воздух рябил. Перехватив её руку, Рабастан притянул Жоан к себе и тепло обнял. — Постарайся не снести Сан-Бурлон или Эйфелеву башню на радостях, — пошутил он. — Впервые вижу тебя настолько ожившей и сияющей. Жоан, прильнув поближе, прижалась губами к его щеке и с трепетом отозвалась: — Ты даже не представляешь, насколько это чудесная новость! Как долго я ждала изменений в состоянии Кристин!.. В лучшую сторону, конечно. — Могу только представить, — улыбка Рабастана стала шире, взгляд — проницательнее. Он внимательно, почти болезненно изучал лицо Жоан, выискивая в нём что-то, ей неведомое. Словно одновременно был здесь и не здесь. Ладони Лестрейнджа по-хозяйски скользнули по её спине, замерли на пояснице, в секунду сократив пространство между их телами. Наклонившись, Рабастан коснулся губ Жоан своими. Бескомпромиссно, настойчиво углубил поцелуй — крепко спавший в такую рань особняк не предполагал свидетелей. Обвив руками шею Рабастана в ответ, Жоан, затопленная бесконечным ликованием, безудержным счастьем, прижалась к нему, каждой клеточкой ощущая, что этот день — поистине лучшее, что случалось с ней за последние пару лет. Её подруга пришла в себя, и они скоро вновь увидятся. Её мужчина стоит напротив и смотрит так, что внутри всё дрожит от предвкушения. Её родной дом вот-вот вновь раскроет свои ласковые объятия, а эльфы устроят самый радушный приём на свете и вкусно-вкусно накормят. Со временем они с отцом обязательно выловят греков, восстановят справедливость и будут думать о лучшей жизни, не отягчённой мороком зависшего в груди горя. В конце концов, Рабастан будет ждать Жоан в Британии, и, если она верно услышала и истолковала все его намёки, их отношения получат вполне конкретное развитие. Целуя Лестрейнджа с закрытыми глазами и утопая, растворяясь в удовольствии, Жоан вздрогнула всем телом, услышав громкий, полный сарказма голос Каркарова откуда-то сверху: — Ну на-а-адо же, какая сцена! Рабби, а ты не такой деревянный, оказывается! Сделав резкий, нервный шаг назад от Рабастана и повернув голову вправо, к лестнице, Жоан увидела, как вниз спускаются четверо: отец, Мишель, Игорь и Лорд. Первый, как и Лестрейндж, пришёл её проводить. Второй будет сопровождать Жоан в Париже — скинуть бы Де Вержи с хвоста, право слово! Ну а последний любезно приготовил портал для их перемещения… С ними всё ясно. Но Каркаров-то откуда взялся? И зачем? — Тебе, я смотрю, прямо с утра получить не терпится? — безэмоционально поинтересовался Рабастан. Взгляд его, тем не менее, выражал предельную степень бешенства, на которую Лестрейндж, казалось, только был способен. — Специально встал пораньше? — Я всегда встаю с первыми лучами, — фыркнул Каркаров. — В Дурмстранге порядки строгие. Это вы, европейцы, до десяти утра из кровати не вылезаете. — Повелитель, — кивнул Лестрейндж учтиво, обращаясь уже к Волдеморту. Лорд ничего не ответил. Реплику Игоря Рабастан проигнорировал, обдав болгарина молчаливой яростью. Тот же, напротив, не унимался и как будто нарочно напрашивался на конфликт. — А что, тут какая-то очередь на прощание с мадемуазель? — продолжал ёрничать словно бессмертный Каркаров. Волдеморт, к вящему удивлению Жоан, болгарина почему-то не останавливал и не демонстрировал вообще ничего: холодная маска без единой эмоции. — Поцелуи и ласку всем раздают? Или Рабби уже сорвал самые сливки? — Игорь, ты сейчас только затрещину сорвёшь, — процедила Жоан недобро. — Заканчивай паясничать! — Я ещё даже не начинал, — осклабился Каркаров. — Сцена-то и впрямь сочная, как ни крути! Ты — в объятиях одного мужчины, другой отвергнутый мужчина — на это смотрит, — обернувшись к Мишелю, Игорь иронично добавил: — Без обид, друг. И моё бедное сердце так и рвётся из груди, ведь я тоже получил от ворот поворот!.. — в тоне зазвучал неприкрытый фарс. Каркаров входил в раж и откровенно провоцировал. — Да ещё и отчаявшийся консервативный отец в невольных зрителях, какой скандал!.. Куда уж забавнее, милая моя! — Довольно, — наконец отозвался Тёмный Лорд, осаживая разошедшегося болгарина. Тот мигом стих, будто Силенцио кинули. Лишь хитрая улыбка блуждала на трикстерной лощёной морде, по которой даже Жоан в данный момент была не прочь съездить чем потяжелее. Не говоря уже о мрачном сверх меры Лестрейндже. Вопреки поднявшейся злости Жоан сконфуженно смолкла, стараясь ни на кого не смотреть. Дурацкая вышла ситуация. Столь откровенно проявлять чувства на людях им с Рабастаном в среде чистокровных можно будет только после официального объявления о помолвке. Пока же подобная вольность являлась заметным моветоном, так что повод для колких шуток у Каркарова был, хотя и для Жоан лично — весьма неприятный. В конце концов, друзья они или не друзья? И если да, то что это за подставы такие от Игоря, да ещё и в обширном кругу зрителей? Ладно бы среди «своих» развлекался, но не при отце же с Мишелем и Лордом! Нашёлся клоун… По возвращении, решила Жоан, устроит Каркарову выволочку лично от себя и сошлёт болгарина в опалу: раз такой умный, будет в одиночестве по вечерам вино глушить, а не в её обаятельном обществе. Дурака кусок, язык без костей! Мишель стоически сохранял благопристойное выражение лица, отец — заметно растерялся и молчал, хотя и поглядывал на потенциального зятя с неприкрытым любопытством. От Рабастана за версту несло ледяным гневом и обещанием расправы. Каркаров в ответ всё ещё скалился, порываясь язвительно укусить кого-нибудь из присутствующих. И только Волдеморт не выказывал вообще никакого выражения, точно неловкой сцены перед его глазами не было. — Жду вас в штабе через месяц, — бросил он Де Вержи. Мишель сдержанно кивнул. — Дю Белль — через три дня, — к самой Жоан Лорд не обращался, вновь глядя куда-то мимо. Не понимая, что конкретно не так, Жоан нахмурилась, отмечая какое-то странное, неуловимое напряжение. — Надеюсь, эта ваша девушка окажется настолько полезной, насколько вы описали, — сие адресовалось уже Кристофу. — Бесполезные люди мне в штабе ни к чему. — Конечно, Милорд, — почтенно склонил голову отец. — Кристин Марбо много чему обучена и найдёт себе применение в помощи нашему делу. Мерлин, ну сколько можно рассусоливать… Жоан переминалась с ноги на ногу и молилась, чтобы они с Мишелем побыстрее переместились в Париж. Всё это прощание по итогу получалось страшно нелепым. От собравшейся в одном помещении компании её саму потряхивало — ей-богу, как в дурном анекдоте! Будущий жених, бывший жених, повеса-Казанова, который хотел с ней переспать, родной отец — и Волдеморт на десерт!.. Хуже и нелепее просто не придумаешь. Рабастан теперь стоял в стороне и молча сверлил Игоря хищным прищуром. Де Вержи, напротив, деликатно приблизился к Жоан, пока Кристоф обнимал дочь и напутствовал возвращаться как можно скорее. Отцу, само собой, не нравилось, что их не отпустили во Францию вдвоём, однако спорить с Волдемортом он не решился. Лорд же наконец впервые за это утро взглянул на Жоан прямо. И от его взора, от того, что плескалось на дне потемневшей до цвета грозовой бури радужки, Жоан рефлекторно, безотчётно отшатнулась. Нет, никакой активной мимики на лице тёмного мага по-прежнему не проявилось. Бледную кожу не пересекла ни одна морщина. Однако взгляд Волдеморта — холодный, жестокий, презрительный — резко контрастировал с внешним безразличием и ощущался как пощёчина, удар наотмашь. Её обожгло, практически физически оттолкнуло — Жоан даже не успела понять, как и почему это случилось. Она сделала инстинктивный шаг назад и почувствовала, как во рту стремительно пересохло. Приподнятое настроение испуганно приютилось где-то глубоко в груди, не рискуя выглянуть наружу. — Ваш портал, — выплюнул Волдеморт, отдав запонку Мишелю. — Активируете палочкой, заклинание стандартное. Не глядя на присутствующих, он развернулся и пошёл прочь. Жоан всё ещё не понимала, с чего он так внезапно рассвирипел. Неужто Лорд был столь щепетилен к соблюдению приличий и светских регламентов в своём штабе? Тогда они с Лестрейнджем и впрямь ненароком дали маху… Да уж. Кто бы мог подумать, что полиция нравов заявится с этой стороны. И всё-таки сейчас Жоан было совсем не до того. Впереди её ждала родная Франция, ждала драгоценная Кристин, ждало столь значимое воссоединение. Думать об очередной выволочке и издёвках, которые ей наверняка прилетят по возвращении, Жоан категорически не хотела. В самом деле, погода меняется реже, чем настроение Волдеморта! Мишель протянул узкую ладонь для совместной аппарации. Сама Жоан отправила последнюю приветливую улыбку Рабастану и отцу. Лестрейндж ответил мимолётно, после чего быстрым движением перехватил Каркарова за шкирку и со злым шипением потащил в сторону подвала — на корт. Похоже, вместо завтрака у Игоря всё-таки будет долгожданная стычка, — подумала Жоан, закрывая глаза. Портал ярко вспыхнул. Их с Де Вержи затянуло в воронку перемещения.***
Полчаса спустя, потирая ушибленное плечо и зажимая рукой кровоточащий бок, Игорь, полулёжа на полу, задиристо ощерился. Медленно круживший вокруг разъярённым хищником Лестрейндж — ссадина на лбу, порванная рубашка, рана на ноге, — зло смотрел в упор. — Что, расхотелось шутить? — без какого-либо дружелюбия осведомился он. Занудный до тошноты! Вот как его не драконить?! — Ну что ты, Рабби! Рядом с тобой и твоей серьёзностью — шутить хочется всегда! — отозвался Каркаров весело. В него полетела ещё одна вспышка. Корт закружился, сам Игорь отлетел на пару метров, ударившись головой о барьер. Выплюнул кровь на пол, растянул губы шире. — Ты идиот, каких поискать, — рявкнул Лестрейндж. — Ты хоть иногда думаешь, прежде чем рот свой поганый открывать? Где находишься, кто вокруг? — А я не думаю, — расхохотался Каркаров. — Полагаюсь на чуйку и фарт. Они не подводят, знаешь ли. — То, что ты при Повелителе сподобился такую дрянь вслух нести, — это не чуйка, это кретинизм и самоубийство! Удивительно, как в тебя, балабола, Круциатус не полетел. И гоблин бы с тобой, на твою судьбу мне плевать. Но о Жоан ты подумал? Она тебя за друга держит, по неясной для меня причине. — А тебя за возлюбленного, но всё бывает так зыбко… Игорь глумился с удовольствием, с жестоким чувством утробного удовлетворения. Знал, что прав. И был уверен, что ничего серьёзного за сегодняшнее выступление ему не грозит. Карта загадочной девицы из Косого не оставляла сомнений. Презент Цильды и впрямь оказался чудной. На рубашке иногда появлялись коротенькие предсказания и советы — то стихотворные, то буквально пара фраз-указаний. Как это работало и к чему вело, Каркарову было неведомо. Внятной системы он не разглядел, а разгадать эти чары и вовсе не стремился. Но карту с нулевым арканом теперь частенько таскал с собой и нет-нет да поглядывал, что там пророчила злодейка-судьба любимцу-Арлекину. Этой своей ролью Игорь ныне страшно гордился, наконец понимая все её привилегии. «Только Дурак юродивый и видит то, что другим не очевидно. Король не казнит за нелицеприятную правду того, кто эту правду несёт точно фарс, комедию». Не лгала жутковатая пигалица. Дело говорила. На сегодняшнее утро предсказание карты было абсолютно прозрачным: встать спозаранку и болтать то, что вздумается. В памяти у Игоря всплыло незамысловатое послание с рубашки: В рассветный час глаголит Шут Те мысли, что другие берегут. Король не прочь устроить фарс, Без слов даёт команду «фас». В насмешке кроется секрет: Границ для колких шуток нет. Не отлетит с плеч голова За ядовитые слова. — В следующий раз я с тебя медленно и с чувством скальп сниму. И даже корт не понадобится. Ты понял меня? — без тени улыбки уведомил Лестрейндж, всё ещё глядя волком. — В край берега теряешь. И у этого могут быть нехорошие последствия. — Ты бы о своих последствиях думал, Рабби… — негромкое бормотание Каркарова сквозь усмешку не достигло ушей Лестрейнджа. В полутени зрительного амфитеатра мелькнул высокий силуэт. Одновременно обернувшись, Игорь и Рабастан увидели Тёмного Лорда. Склонили головы, умолкнув. — Вы бы с врагами так отношения выясняли, как друг с другом, — протянул Господин насмешливо, лениво. — Цены бы не было… Бойцы, — хмыкнул он. Абсолютно безотчётно Игорь сглотнул. Весь его загривок встал на дыбы, сигнализируя, что, по-хорошему, пора валить. А в идеале — валить как можно дальше. Чтобы Лорд спустился на базовый тренировочный корт сам, да ещё и когда там не большой общий спарринг между кем позначительнее их двоих с Рабби, — это был нонсенс. И плохой знак. Каркаров всерьёз занервничал, что в этот раз карта девчонки его по-крупному подставила. Точно подтверждая его слова, Волдеморт негромко вопросил: — Вы не против разделить со мной утреннюю тренировку, друзья? Раз уж час ранний и никого больше нет… Вежливая улыбка, не достигающая глаз. Не просьба, понял Игорь сразу же. Недвусмысленный приказ. Им с Лестрейнджем крышка. Тут не то что скальпа — тут бы органов не лишиться… Не очень рассчитывая на удачу, Каркаров слабо проблеял: — Большая честь, Милорд, признателен за такое доверие… Но меня, как видите, уже знатно потрепали, — он на всякий случай покрутился, демонстрируя все свои повреждения. Хотя и Лестрейндж, положа руку на сердце, выглядел не лучше: всё-таки Игорь в Дурмстранге неплохо натаскал и атаку, и защиту. И уровень своего дуэльного мастерства повысил в разы, что невооруженным глазом было видно по потрёпанной симпатичной шкуре противника. — Рабастан отлично сражается! — сдал Лестрейнджа с концами Игорь. — Я ему точно не ровня. Если вы позволите, я бы поддержал щиты… Повелитель. Ощущая себя точно на плахе перед казнью, Каркаров со сдающими нервами и отказывающим терпением ждал вердикта. Что там Лорд сделает с Лестрейнджем — ему дела не было. Проблемы Рабби — это проблемы Рабби. Тут бы самому выжить. Трусливо, но честно. — Надо же, как интересно, — прошелестел Волдеморт, поднимаясь на корт. Движения его были плавными, стелющимися. Будто змея перед атакой. — Всегда приятно узнавать, что твои последователи столь рьяно и успешно развивают свои таланты… Это и впрямь восхищает. Лорд внимательно, неторопливо оглядел Рабастана, обходя того по полукругу. Лестрейндж — ну идиот! — вместо сообразного ситуации ужаса благодарно кивнул, с достоинством принимая комплимент Повелителя. Даже взгляд не дрогнул. Сощуренные чёрные глаза лишь наблюдали, терпеливо ожидая продолжения. «Мордред, ну точно будущий труп!» — мысленно запричитал Игорь и, приподнявшись, похромал к краю корта. Его никто не остановил. — Что ж… Составите мне компанию? — одарил прохладной улыбкой Лорд единственного оставшегося оппонента, приветственно поклонившись, согласно дуэльному этикету. Каркаров с надеждой посмотрел на Лестрейнджа, глубоко внутри надеясь, что этому дурню всё-таки хватит ума придумать достоверную причину для отказа. Сказаться больным, тупым, хромым, да каким угодно! Хоть в обморок упасть, и то выход! Надежда обратилась в пепел, встретившись с ответным коротким поклоном и четырьмя спокойными словами: — Почту за честь, Милорд. Покачав головой и закатив глаза, Игорь одним взглядом пожелал Лестрейнджу выжить. Тот же — то ли и впрямь недалёкий, то ли настолько смелый, — уверенно и прямо встал напротив Волдеморта, ответив на улыбку Повелителя собственной, не менее прохладной. Каркаров, вздохнув, поднял вокруг поля щиты и приготовился сдерживать внутри корта поистине монструозный заряд магии. То, что это не закончится ни легко, ни быстро, ему было очевидно. Как и истинная причина всего происходящего, до которой эти два умника, в отличии от него, дурака, похоже, так пока и не дошли.