Микаэль всю дорогу представлял, что они приедут в здание, похожее на склеп из мрамора и стекла. Но когда машина остановилась на парковке у места, скорее напоминающего оранжерею, он был сильно удивлён. Было уже около двух, и на парковке стояло несколько машин с местными номерами, явно арендованных. Это указывало на то, что «лисы» были уже внутри.
Чтобы попасть на парковку, они проехали через пропускной пункт, где Александр предъявил их документы. И без того закрытая территория, наверное, ещё никогда раньше так не охранялась. Даже ничего не понимающий в этих делах Микаэль, заметил одетых с иголочки в чёрные костюмы людей, и их выправка ясно указывала на то, что это была не служба охраны ритуального комплекса.
Снаружи внешнего периметра собралось около сотни журналистов. Кто-то уже отъезжал, поняв, что им ничего здесь не светит, кто-то наоборот только парковался. Пока Александр с Микаэлем медленно проезжали по подъездной дорожке, журналисты бежали следом, пытаясь сделать удачный кадр. Этих минут хватило, чтобы Микаэль запаниковал, и сейчас, оказавшись внутри, он был бесконечно благодарен, что всей этой бесчувственной толпы не будет на прощании. Микаэль просто не представлял, как Нил вчера выдержал все эти взгляды, обращённые на него, все камеры и вопросы. Он молча покосился на отца. Александр, поняв о чём он сейчас подумал, сказал:
— Это их работа. Им платят за сенсацию.
— Ты тоже такой?
— Профессионал не должен поддаваться эмоциям, это отвлекает и не даёт хорошо делать свою работу.
Парень непроизвольно передёрнул плечами.
— Лучше я буду всю жизнь мячик по воротам бросать. Там можно хоть по лбу дать какому-нибудь идиоту.
— Или тебе кто-нибудь даст.
— Это мы ещё посмотрим, — пробурчал Микаэль, стараясь отвлечься от стремительно нарастающей дрожи в коленях.
Александр достал и отдал ему корзину с цветами. Чтобы пройти внутрь комплекса им пришлось ещё раз предъявить свои документы. После чего они вошли во внутренний двор, который ещё больше напоминал оранжерею. Пахло цветами и щебетали птицы. Всё это буйство природы, выращенное и устроенное человеческими руками посередине пыльного города, никак не сочеталось со смертью, с горем, с прощанием навечно. Поэтому, идя за отцом, Микаэль изначально растерялся, но спустя несколько минут был бесконечно благодарен тому, кто всё это придумал. В мраморном склепе он, наверное, задохнулся бы и потерял сознание уже через пять минут.
Перед входом в зал стояла девушка, которая приколола им на пиджаки траурные ленты.
— Если что, я рядом, — прошептал Александр парню на ухо, перед тем как они вошли в зал.
Достаточно просторное помещение, рассчитанное человек на пятьдесят, было устроено по типу церкви. Ряды скамеек тянулись по бокам широкого прохода, который упирался в небольшой помост. Слева было место, куда выставляли тело покойного. Оно было отгорожено от основного зала ширмой, которая выглядела невесомой и очень подвижной и служила, по-видимому, защитой от остальных глаз, позволяя сказать последние слова и проститься с близким человеком, бережно сохраняя интимность и сакральность момента. Справа была выставлена большая фотография Эндрю с чёрной лентой в углу, основание которой утопало в цветах. Приглушённый свет и тихая музыка дополняли траурную атмосферу. За подиумом висел экран, на котором обычно по желанию родственников показывали кадры из жизни усопшего. Стойка с микрофоном, рассчитанная на большое количество людей и ведущего церемонии, была отставлена в сторону за ненадобностью. Большинство сидений были пусты. Люди сидели и стояли ближе к помосту. Александр сразу пошёл по проходу в их сторону, Микаэль шагал следом почти вплотную, смотря в спину отца.
Как только они подошли, раздались тихие возгласы. Микаэль сразу попал в чьи-то объятия. Лишённый материнской ласки в раннем детстве, Микаэль не очень любил и умел обниматься, но сейчас был безумно благодарен за то, что оказался в любящих, заботливых руках «лисов». Он чувствовал, как женские руки ласково гладили его по голове и обнимали. В свою очередь они чередовались с более жёсткими объятиями и успокаивающими мужскими похлопываниями по плечу. Со всех сторон на него посыпались тёплые приветствия и вопросы: «Как ты?». Парень запутался в спрашивавших и в вопросах, и наконец выдохнул, отвечая всем сразу:
— Я в порядке.
Микаэль был сильно смущён таким вниманием к себе, но все его эмоции мгновенно ушли на второй план, когда он увидел Аарона. Одетый во всё чёрное, он был поразительно похож на брата. Микаэль стал бледным как полотно, а руки его затряслись. Казалось, что он медленно сходит с ума, но перед ним стоял их Эндрю, его Эндрю — живой. Парень понимал, что не должен так на него смотреть, но не мог отвести несчастных глаз. Аарон остановился в нескольких шагах от парня, с жалостью и сочувствием смотря на него.
— Прости. Я знаю, как это больно, — тихо сказал Миньярд, — Потерпи, это должно сейчас пройти.
Как только он заговорил, сходство стало не таким удушающе невероятным, и Микаэль наконец смог вздохнуть, но тут же опустил глаза в пол, больше не в силах смотреть на «живого» Эндрю. Заботливые руки Дэн и Рене тут же усадили его между собой, осторожно жалея и утешая.
Александр подошёл и ободряюще похлопал Аарона по плечу, приобнимая. Тот тепло обнял его в ответ.
— Вы без Нила?
— Я не знаю, справится он или нет.
— Вы бросили его одного? — вмешался Бойд.
— Я думаю ему сейчас надо разобраться с собой и попробовать как-то справиться с этой болью, — виновато ответил Александр, — И лишние свидетели ему сейчас точно не нужны.
— Он придёт. Обязательно придёт, чтобы проводить своего Эндрю, — тихо ответила Рене.
— Конечно, придёт, — добавила бледная, молчавшая до этого Эллисон.
— Даже если не придёт — это его полное право. Мы потеряли брата и друга, он потерял всё... — послышался надломленный голос Ники.
Все старались незаметно для остальных смахивать слёзы. Микаэль исподтишка наблюдал за ними, осторожно переводя взгляд с одного на другого. Каждый из них тяжело горевал по Эндрю и был просто раздавлен его смертью. Уставшие, измученные чувством потери и болью, с заплаканными глазами они все поддерживали друг друга незаметными жестами, теплыми прикосновениями и объятиями, следили друг за другом, жалея и утешая. А с обессиленным болезнью и горем Ники всё время кто-то был рядом, не оставляя его одного ни на минуту.
Они все по очереди прощались с Эндрю, говоря ему свои последние слова. Никто никого не торопил и не тревожил. Каждого отошедшего от гроба принимали чьи-то заботливые руки. В центре помоста поставили кресло, в которое кто-то садился и тихо без микрофона говорил про Эндрю. Истории из молодости, как встретились с ним впервые, свободно и по доброму они говорили обо всех его «странностях» и каким «засранцем» он был. Не было никаких пафосных или восторженных речей, которое принято говорить о покойных. В сердце каждого из них Эндрю занимал своё особенное место. И они делились своим горем друг с другом. Не боясь и не стесняясь, они делились своей болью. Они просили прощение у Эндрю и у всех за так и не сказанное или не сделанное или наоборот за сказанные когда-то слова, и бесконечно благодарили за то, что он был в их жизни. Они провожали в последний путь члена своей семьи, любимого и незаменимого для них человека.
Микаэль был ошеломлён всем происходящим, он чувствовал себя частью любящей семьи, сплотившейся вокруг горя. Даже в том, что только спустя пару часов стали подъезжать дети и внуки «старых лисов», чтобы тоже попрощаться с ним, было что-то трогательное. Микаэль не сразу понял, что они просто давали старшим время попрощаться с Эндрю наедине, своим тесным кругом.
В середине прощания появился Кевин Дей. Еле державшийся на ногах, бледный, с трясущимися руками, он произвёл на Микаэля какое-то жалкое впечатление. Конечно, каждый скорбел по-своему, но Микаэль почему-то не мог на него смотреть. Раздавленный гигантским чувством вины Кевин, похоже, за эти два дня сам вынес себе приговор и сам казнил себя. И сейчас он был близок к нервному срыву, неосознанно ища помощи и поддержки. Он почти сразу прошёл к Эндрю и долго не выходил, и когда измученный и без сил показался из-за ширмы, то как и все был встречен утешающими объятиями своей семьи. Они все дарили ему свою поддержку и прощение. То, в чём он сейчас так отчаянно нуждался. Микаэль плохо знал его, но с облегчением выдохнул, увидев его в их объятиях.
Всё, что Микаэль увидел здесь сегодня, всё, что почувствовал, придало ему взволнованному до предела сил, когда пришла его очередь прощаться с Эндрю. Отец молчаливо предложил ему свою помощь, предлагая пойти с ним. Но парень отрицательно мотнул головой. Он больше не боялся, видя в какой любви уходил Эндрю. Но когда впервые увидел его, то не смог сдержать слёз. Только сейчас он понял, чего так боялся Нил. Микаэль всё ещё помнил Эндрю живого, тёплого, родного и было так страшно смотреть сейчас на него мёртвого и холодного. Но это всё равно был он, его Эндрю, которого он так сильно любил и уважал. Дрожа, Микаэль коснулся его кисти, а потом он осторожно гладил его руку, прощаясь и прося прощение, благодаря и обещая, обещая, обещая… прожить свою жизнь так, чтобы ему не было за него стыдно. И когда почувствовал, что уже не может стоять на ногах, он поцеловал Эндрю и плача прошептал:
— Он придёт, слышишь, обязательно придёт, чтобы проводить тебя. Просто немного подожди. Он придёт. Ты же знаешь, как ему больно и невыносимо без тебя…
Время превратилось в странное явление. С одной стороны оно застыло и казалось, что остановилось, но с другой стороны, часы прощания пролетели незаметно и невыносимо быстро. За час до окончания церемонии, когда все уже попрощались с ним, ширму убрали. Обессиленные они сидели небольшими группами, иногда переходя от одной к другой, тихо переговариваясь, слышались всхлипы.
Микаэль сидел без сил, положив голову на плечо отца.
— Он ведь придёт? — еле слышно прошептал он.
— Я не знаю, — также щёпотом ответил Александр.
— Он придёт, — сам себе ответил Микаэль и устало закрыл глаза.
Спустя всего несколько минут дверь в зал открылась и в неё вошёл Нил. Весь в чёрном, бледный, натянутый до предела, казалось, что он не дышал, когда шёл по проходу, держа в руках большой букет белых ирисов. Лицо его не выражало никаких эмоций, а глаза горели каким-то невероятным блеском, как у наркомана, принявшего дозу, как будто все ресурсы его организма были мобилизованы в данную конкретную минуту.
Все повставали со своих мест, глядя на него. Микаэль тоже встал, завороженный этим видом. Он смог, он собрал себя по кускам, перевязал истекающего кровью верёвками, чтобы проводить своего Эндрю. Это так разительно противостояло тому же появлению Кевина. Микаэль слышал всё, что творилось с ним на крыше той ночью, и он представлял, чего ему стоило сейчас «быть» перед Эндрю, перед всеми ними таким, прийти сейчас к нему не сломленным и не бьющимся в истерике, не унижая тем самым всё, что было между ними.
Нил подошёл к Эндрю и замер, не отрывая от него глаз. Только спустя несколько минут он смог наконец выдохнуть, чуть заметно расслабив каменные плечи, и осторожно положил ирисы Эндрю на грудь.
Кто-то из персонала попытался вернуть ширму на место. Нил поднял на него глаза и поняв, что тот хочет сделать, жестом остановил. Все замерли, понимая, что он хочет попрощаться с ним при всех, перед своей семьёй, наказывая себя и извиняясь за свои трусость и слабость. И это было так по «Джостеновски», отдавать своё тело, своё сердце, свою душу, отдавать всего себя на растерзание ради других, ради любимых и родных. Так было всегда, всегда без раздумий и сомнений он был готов вынести всё за каждого из них. «Маниакальная жертва» как всегда его называл Эндрю.
Каждому отчаянно хотелось сейчас обнять его, закрыть собой «такого» с обнажёнными сердцем и душой. Но никто не сдвинулся с места, понимая, что Нил не позволит, что он пришёл сюда уже на что-то решившись. И им оставалось только надеяться, что ему хватит сил на это.
Нил взял руку Эндрю в свою дрожащую ладонь и нежно сжал, медленно провёл пальцами другой руки по его щеке, носу, губам, осторожно погладил по волосам, глядя на него с нежностью и любовью.
— Я так давно не видел тебя. Я так соскучился… Прости, что я так долго, — выдохнул Нил, — А ведь я испугался, Эндрю. Я оказался не таким сильным и смелым, как ты думал, за что ты всегда меня ругал. Ты знаешь, а я ведь почти сбежал, почти уехал на наш с тобой «край света», — Нил быстро смахнул набежавшие слёзы, — Прости меня… прости, но я так боялся увидеть тебя мёртвым, боялся запомнить тебя таким. И я трусливо сбежал... но убегая, я вдруг понял, что у меня столько воспоминаний о тебе. Я помню тебя сердитым, помню радостным и счастливым, помню, как ты смеёшься, как ты грустишь, как сердишься на меня, как ворчишь, как шутишь... помню твоё дыхание, помню стук твоего сердца и цвет твоих глаз, помню, как ты пахнешь, помню каждую морщинку на твоём лице, каждый твой шрам на теле и сердце, — Нил нежно провёл по его щеке, — И этих воспоминаний так много, что мне хватит их до конца моих дней... А ещё, Эндрю… я помню, о чём ты просил меня, уходя. И я понял, что ты ждёшь меня, ждёшь даже сейчас, как ты ждал меня всегда... — Нил быстро стирал слёзы.
В зале стояла гробовая тишина. Плакали все. На это было невыносимо смотреть, но и невозможно было отвести глаз.
— Я не знаю, был ли ты послан мне как награда за мою прошлую жизнь, но ты был для меня всем… всегда только ты…ты один. Ты был моим воздухом, моим небом, моей жизнью… моим миром. Спасибо, что позволил любить и быть любимым, за то, что всегда был на моей стороне, несмотря ни на что, спасибо за то, что позволил мне быть рядом, спасибо, что подарил мне эту жизнь. Спасибо за каждую секунду, проведённую с тобой. И несмотря на то, что я потерял тебя и всё ещё не понимаю, как моё сердце может продолжать биться без тебя, я счастлив, что ты был… был со мной… был у меня…
Нил больше не сдерживал слёз.
— Однажды, ты не отпустил меня, разрешив тогда остаться и подарив мне всё в этом мире... А сейчас я отпускаю тебя… слышишь, мой Эндрю, я отпускаю тебя, как ты и просил, я отпускаю тебя… лети… и хотя бы иногда приходи ко мне во снах… Прости, что не мог сделать этого… Я так сильно люблю тебя... и всё, о чём прошу, дождись меня, обязательно дождись…
Нил прижал пальцы к своим губам, целуя, замер, закрыв глаза, а потом нежно приложил их к губам Эндрю.
— Прости… прости меня, мой Эндрю, но как и ты, последнее, что я хочу помнить — это вкус твоих живых губ на своих губах, — он ещё долго с нежностью, любовью и невыносимой болью смотрел на него, а потом острожно положил его руку, мучительно разорвал взгляд и покачиваясь, спустился с помоста, направляясь к проходу.
Дэн и Эллисон, рыдая, протянули руки, приглашая его в свои объятия. Мэтт шагнул в его сторону. Ники тоже обессиленно протянул в его сторону дрожащую ладонь. Нил отшатнулся и с мольбой глядя на них, отрицательно мотнул головой. Весь его вид кричал о том, что ему сейчас будет физически больно от любого прикосновения.
— Не сейчас, — хрипло простонал он и шатаясь, пошел по проходу к выходу.
Кевин обессиленно опустился на скамью, простонав и обхватив голову руками. Бледный Аарон смотрел в пол, не шевелясь. Рене тоже опустилась на скамью, сжав кулаки до побелевших костяшек, и с силой зажмурила глаза. Дэн и Эллисон рыдали, обнимая измученного Ники. Мэтт сделал несколько шагов в их сторону и громко простонав, с силой ударил по спинке сидений. От этого звука Александр вздрогнул и вышел из ступора, повернул голову на почти белого Микаэля и быстро сказал:
— Вернёшься с ними. Я отвезу его. Они ждут и не отпустят его, до самого дома не отпустят.
Микаэль распахнул на него глаза и молча кивнул, пропуская Александра к выходу. Тот почти бегом пошёл по проходу, ни с кем не прощаясь и не оборачиваясь, чтобы не терять время.
Микаэль почувствовал, что его сейчас вырвет и рванулся в сторону какой-то двери, инстинктивно ища туалет. Едва успев в него забежать, его вывернуло наизнанку. Всё, силы его кончились, а тело перестало слушаться, и он так и остался сидеть на полу, прислонившись спиной к стене и тяжело дыша.
Спустя несколько минут он почувствовал, как чьи-то сильные руки подняли его и поддерживая, куда-то повели, а затем, как ледяные женские ладони умывали его прохладной водой. В ушах парня звенело и первое, что он наконец смог услышать сквозь этот звон были слова Аарона:
— Ведите его на воздух. Я сейчас подойду.
Те же сильные руки снова повели его и куда-то усадили. В лицо парня сразу ударил поток свежего воздуха. Микаэль медленно открыл глаза и увидел перед собой Габриэль Бойд. Она присела перед ним и нежно гладя по щеке, тихо спросила:
— Ну ты как? Лучше? Господи, зелёный весь.
Микаэль неуверенно кивнул.
— Совсем ребёнка замучили, — услышал Микаэль у самого уха и понял, что сильные руки принадлежали Мэтту Бойду, — И он нам ещё обещал олимпийское золото выиграть?
— Да выиграет, куда он денется, с такой-то фамилией, — отозвалась Габриэль, — Пап, придержи его, я руку освобожу. Сейчас Аарон укол сделает, и мы его заберём с собой, а то так и до больницы недалеко.
К ним подошёл Аарон и открыв небольшой чемодан, быстро набрал шприц и пощёлкал пальцами перед носом парня.
— Микаэль, ты меня слышишь?
Парень слабо промычал что-то в ответ, ужасно стесняясь своей слабости и того, что им всем приходится сейчас с ним возиться.
— Может всё-таки в больницу? — встревоженно спросила стоявшая позади всех Дэн.
Микаэль отрицательно мотнул головой и слабо прошептал:
— Не надо… Я тоже хочу завтра проводить его.
Аарон сделал укол и ответил:
— Забираем его с собой, сами прокапаем.
— Надо было его сразу оттуда забирать. Я же говорил, — снова прогремел над ухом Мэтт.
Аарон бросил на него суровый взгляд.
— Как хорошо, что у нас есть свой доктор и хоть кто-то смог вырваться из лап этого чёртова экси, — попыталась разрядить обстановку Габриэль.
— А тебя как саму такую умницу туда занесло? — спросил Аарон, вставая.
Габриэль устало улыбнулась вымученной улыбкой и показав на родителей, ответила:
— У них спроси. Спасибо, что я хотя бы родилась не на поле.
— Всё, ведите его в машину. Завтра нам предстоит ещё один трудный день.
Мэтт попытался поставить Микаэля на ноги, но после нескольких неудачных попыток, вздохнув, поднял его на руки.
— Пап, что ты делаешь? Спина?
— Господи, да тут и нести-то нечего. Они его вообще кормят? Похоже, одни кости. Прямо как у Нила, когда он у нас появился. Ну у того понятно. А этот-то куда бежит? — и покосившись на Габриэль, понёс его к машине, спросив, — Ты точно уверена, что хочешь забрать его к себе?
— Я этого мальчика никуда не отпущу. Теперь уже на все сто. И готова ждать, пока он сам не поймёт, в какой команде он должен играть.
— Ну тогда, удачи, — хмыкнул Бойд-старший.
Микаэль хотел ответить, что он уже всё понял, но, похоже, укол начал действовать и сил даже на то, чтобы пошевелить языком, уже не осталось. Поэтому он уткнулся в плечо Мэтта и подумал, как хорошо, что у него есть такая невероятная, замечательная семья, и что у Нила она тоже есть…
***
На следующий день они похоронили его...
На этот раз еле живой Нил поговорил со всеми, обнял всех, даже Кевина, и пообещал, что обязательно приедет ко всем в гости и поживёт у них. По всем традициям поминки должны были проходить в доме покойного, но все понимали, что Нил держится из последних сил, и поминки решили провести у Аарона. Кейтлин взяла все хлопоты на себя. Нил извинился, что не сможет присутствовать. Его никто не осуждал. Все понимали, что это действительно всё, на что он был способен сейчас. Александр вызвался отвезти его домой, косясь на толпу журналистов, толкавшихся неподалёку. Они всё-таки сделали «свои» кадры сегодня. Но все так измучились и устали, что уже не обращали на них внимание.
Александр подозвал к себе бледного Микаэля.
— Я отвезу Нила и вернусь. А ты, как приедете, сразу ложись в кровать.
— Я в порядке. Ты лучше с Нилом останься.
— Вижу я, в каком ты порядке… Он попросил побыть одному.
Нил тихо подошёл к ним сзади и приобняв парня за плечи, молча показал глазами в сторону машины. Когда они подошли к багажнику, Нил открыл его и указал на вместительную коробку.
— Я тут отобрал ночью кое-что. Наши с Эндрю фотоальбомы, награды, олимпийские медали, ну и ещё личное. А ещё дневники… Эндрю записывал там разное про свои тренировки «Адской сборной». И мои, он меня тоже заставлял писать. Я всё смеялся, что когда-нибудь книгу напишем. Теперь, без него вряд ли…
— Зачем? Зачем это всё? — Микаэль поднял на него глаза в пол лица и оступился.
Нил испуганно поймал его.
— Да ты что, дурачок? Ты что сразу придумываешь себе, а?
Нил тепло обнял его, погладив по волосам.
— Дневники — это тебе. Может пригодятся советы таких «динозавров» как мы? А всё остальное… ну ты же слышал, чего я им наобещал. Мне теперь только по гостям год ездить придётся.
Микаэль, нахмурившись, с сомнением молча смотрел на него.
— Ну ладно, — не выдержал Нил, — Не смотри на меня так. Я правда хочу ненадолго уехать, а дом буду продавать. Не могу я там, понимаешь, дышать не могу, сердце останавливается... А там агенты по продаже будут покупателей водить, и журналисты под их видом. Ну вообщем, я не хочу, чтобы чужие люди… Ну ты меня понял... пусть пока у тебя всё побудет. Хорошо? Но потом всё отдашь, — Нил устало щёлкнул его по носу, — Свои медали зарабатывай.
Микаэль уткнулся ему в рубашку, крепко обнимая.
— Ты придёшь ко мне на игру?
— Двадцать третьего?
— Угу.
— Я буду стараться.
— Я буду ждать. И я так сильно люблю тебя. Я буду теперь любить тебя за двоих.
— Я тоже очень люблю тебя. И тоже буду любить тебя за нас обоих, — он поцеловал Микаля в макушку, а потом помог ему перенести коробку в другую машину.
Нил с Алексом уезжали, а Микаэль ещё долго стоял и сдерживая слезы, обессиленно махал им рукой.
***
Александр уже давно должен был уйти, но он всё топтался на месте, ища глупые поводы, чтобы задержаться.
— Ну что ты топчешься? Иди.
— Может лучше со всеми? Что ты будешь делать тут один?
— Поем и лягу спать, — устало ответил Нил, — Только перекурю сначала…
— Поест он. Ты думаешь я дурак? Три дня ничего не ешь. Кофе вон глушишь и куришь по три пачки в день.
Нил легонько толкнул его кулаком в плечо.
— Иди уже, а? Я в порядке.
Александр уже шагнул к выходу, но снова обернулся.
— Да, забыл совсем. Я утром забрал «мазерати». Она тут на парковке в двух кварталах. Я сюда не стал. Вот ключи.
Нил даже не поднял руку.
— Отдай Микаэлю. Ну когда всё немного успокоится, и ему будет не так больно. Я думаю, Эндрю был бы не против.
— Нил…
— Я всё равно не смогу. Без него не смогу…
— Тебе не кажется, что это слишком.
— Ничего. Он умный мальчик. Ну уж точно умнее, чем мы с Эндрю в его возрасте. А так, будет на чём двигаться. Да и память…
Нил поморщился, прижав руку к груди. Александр бросил на него тревожный взгляд.
— Да не смотри ты так. Всё нормально. Просто, когда две половинки сердца были сшиты всю жизнь одной ниткой, а потом её разорвали. Как ты думаешь, будет оставшаяся половина болеть? Всё, иди, — он развернул Александра к двери, — Пойду перекурю на крышу и лягу спать. Я вам напишу в чат что-нибудь, чтобы вы не переживали.
— Я вернусь завтра утром.
— Хорошо. Иди.
У самой двери Нил окликнул сына:
— Алекс, я люблю тебя. Спасибо за всё.
— Я тоже люблю тебя.
— Даже не надейся, махать с крыши я тебе не буду, — устало ухмыльнулся Нил.
Нил поднялся на крышу. На их крышу, в их мир, в их маленькое убежище. Но теперь всё это не имело никакого значения. Ничего не имело больше значения. Нил сжался от боли в сердце. Он достал свой телефон и вышел в «лисий» чат.
«Я люблю вас. И правда не знаю, чем заслужил. Вы потрясающие. Спасибо, что подарили мне эту жизнь. И Кевин, если ты снова просрёшь всё, что… я тебя убью собственными руками.»
Нил сел на крышу, отложил телефон в сторону, а потом лёг на спину, раскинув руки в стороны. Он смотрел на небо и тихо плакал. Его Эндрю был теперь где-то там. Сможет ли он его найти? Встретит ли когда-нибудь? Всё, что сейчас хотел Нил — это уйти к своему Эндрю, где бы он сейчас не был…
Александр сел в машину, но всё никак не мог отъехать. Он украдкой поглядывал на крышу, и всё ждал, что Нил подразнит его немного, а потом всё-таки помашет. Он перевёл взгляд на ключи, которые всё ещё сжимал в руке. «Монстр» Эндрю, его маленький, выстроенный собственными руками мир. Его больше не было, остались только воспоминания и дикая пустота и боль утраты. Алекс вздохнул и положил ключи в бардачок.
И тут в его телефон пришло уведомление из чата «лис». Он прочитал сообщение и побледнев, выскочил из машины, метнувшись к дому, рванул входную дверь, но она, конечно, была закрыта. Выругавшись, он побежал обратно к машине за картой, но всё никак не мог её найти. Наконец открыл эту чёртову дверь и вихрем взлетел на крышу, с размаха толкнул дверь и замер. Нил лежал на спине, широко раскинув руки и смотрел в небо своими неподвижными голубыми глазами, улыбаясь. Александр подошёл на непослушных ногах и обессиленно опустился перед ним на колени. А потом протянул трясущуюся руку и закрыл эти родные невероятные голубые глаза…
