Шантаж - дело неблагородное

Единственный пациент медитативно расхаживал по больничному крылу, пытаясь занять себя хоть чем-то. В трости нужды больше не было, тело, казалось, полностью восстановилось, а потому мадам Помфри и её подопечные уже не носились вокруг да около. Утром парень оказался предоставлен сам себе. Откровенное говоря, вся эта ситуация с нападением уже не так сильно его волновала, как поход Гермионы в Хогсмид. Да и с кем? С Маклаггеным! Естественно, у нее не было выбора, Фред прекрасно это знал, но почему она не сказала ему об этом лично? Почему пришлось узнавать обо всем от Джорджа? И что, что он был под действием целебного настоя, когда круговорот событий только начинал нарастать? Гермиона вполне могла бы выложить все и при следующих встречах, однако она этого не сделала. Не доверяла? Или боялась, что он натворит глупостей? Да, сорваться с больничной койки и бегом направиться к шестикурснику начищать его до мерзости слащавую мордашку было бы в его духе. К тому же он и не сомневался, что Кормак замешан в нападении, наверняка и косвенно. Вопросы росли, как снежный ком, но ответов так и не предвиделось. Оставалось только дождаться появления той, кто и стал причиной нарастающей растерянности. Не в силах больше метаться по больничному крылу, парень рухнул на койку. Мадам Помфри обещала, что он сможет покинуть стены больничного крыла уже через пару деньков, но теперь такой расклад его решительно не устраивал, стоило прознать об опасной прогулке Гермионы с Кормаком. Единственное, что оставалось делать, так это попытаться каким-то образом ускорить процесс выписки. Скорее всего, одними щенячьими глазками тут не обойтись. На радость близнеца дверь распахнулась и в помещение ввалилась девушка. На голове бардак, дыхание сбито, мантия смешно топорщится – никто иначе, как Гермиона Грейнджер. Злоба парня заметно поубавилась, стоило ему её увидеть. Приложив усилия к последнему рывку, староста оказалась рядом с постелью загонщика, с которой Фред тут же вскочил. Какое-то время оба напряженно разглядывали друг друга, не решаясь нарушить молчание. Как назло слова куда-то запропастились. Однако Геримона решила сделать первый ход. – Ты не принимал ничего алкогольного? – своим вопросом девушка застала близнеца врасплох. – Тебя интересует именно это? Что ж, я трезв, как стеклышко, - шутник наградил старосту неверящим взглядом. Ввиду последних новостей ей следовало тут же пуститься в объяснения своих умалчиваний, а тут такой вопрос. – Тогда… Иллюзио момента! – с палочки старосты соскользнул тусклый розоватый огонек. Вкладывая в слова все свою волю, староста решила наложить на Фреда разработанные им чары, с некоторыми изменениями по времени. По ее предположением заклинание должно было наложить фантазию от силы на несколько минут. Парень покачнулся и мягко осел на постель, глаза заполонила невидящая пелена грез. Вдруг он увидел бескрайнее летнее небо. Облака плыли над головой, но были расплывчатыми и излишне яркими, как и все окружение. Древко метлы обожгло руки непривычным холодом. Чувство эйфории захватило с ног до головы, что показалось странным – это ощущение с давних пор было позабыто загонщиком, по мере того, как возросли его навыки в управлении метлой. Обернувшись, он заметил своего близнеца, сидящего позади. Но они с братом, хоть и были неразлучны, всегда летали по отдельности – Фред с Джорджем уважали неприкосновенность летного транспорта. Да и сейчас близнец казался выше, но ведь они одного роста. В глаза полезли развеваемые ветром длинные волосы. И тут парень понял, в чем дело – он смотрел на себя глазами Грейнджер! Летние каникулы в Норе, вот что сейчас проносилось в его голове. Тут он отдал девушке свою кофту, заметив, как она окоченела от летных выкрутасов. Даже через одежду он чувствовал сильную дрожь старосты, а потому, вопреки привычкам, поделился своей теплотой. Честно говоря, тогда он и сам не понял, что им двигало. Теперь он наблюдал полную доброты улыбку, а не свою обычную хитрую ухмылку. На душе девушки расцвела радость, он ощущал это так явственно. Вдруг, образы поплыли, и вот он уже сидит в библиотеке, выводя слова на пергаменте. Длинная прядь каштановых волос упала на лицо, загородив обзор. Тут на шее парень почувствовал дуновение ветра, в котором узнал свою проделку. Так он пытался привлечь внимание Гермионы в день назначенной операции по похищению ингредиентов для зелья! И вновь книжные стеллажи и полки расплывались, но четким оставалось его веснушчатое лицо. Фред опять наблюдал за самим собой глазами старосты – вот он поманил девушку пальцем, странно разглядывал её лицо и, наконец, выудил из мешочка припасенные пироги. Разум заполонило удивление от его неожиданного участия. В тот раз близнеца съедала совесть за бесцеремонную попытку втянуть волшебницу разгребать его беду, что по обыкновению ему свойственно не было. Схватившись за руки, они мчались по коридорам прочь от крикливого библиотекаря, жали друг другу руки по окончанию вылазки. Сердце пело от радости побега, от триумфа, и предательски заныло грустью, что сказка закончилась. Вот что чувствовала Гермиона в туалете Плаксы Миртл? Ей нравилось нарушать школьные правила, нравился адреналин в крови и нравились шутники, освежившие притупившиеся воспоминания былых приключений! Все начало таять и из ярких цветных пятен соткался внутренний двор школы. Быстрые шаги прервало столкновение. Фред раздраженно поднял голову и опять – перед ним извинялся он сам. Память обожгло воспоминание о незнакомой матери, в чьих руках лежала аккуратно сложенная олимпийка. Но мгновением после взгляд упал на окружавших учеников. Сборная Гриффиндора по квиддичу. Душа ликовала – судьба возвратила близнецам должок за все страдания, но маленький червячок сожаления вопреки всему напомнил о себе. Школьный дворик сменился Башней Астрономии также быстро, как и торжество сменилось стучащей в ушах тревогой. В тот день выдалась сильная гроза, а близнецы с друзьями старосты как раз отрабатывали тренировку. Фред поднял беспокойны взгляд и увидел себя, парящего на метле чуть поодаль. Волнение уступило место облегчению. С загонщиком все в порядке. Вот в руках оказалась кофта, связанная его матерью, в отражении своих голубых глаз, на которые он сейчас смотрел, Фред распознал благодарность. Гермионе было приятно получить вещь взамен канувшей в небытие олимпийки, и близнец радовался, как наивный ребенок, дверцу за дверцей открывая чувства девушки. Башня Астрономии завертелась и перед глазами раскинулся уставленный едой обеденный стол львиного факультета. Переглядки, смущение. Секунда и Большой Зал превратился в укромный уголок замка, где они с Гермионой договорились о подмене памяти профессора Стебль. Вот тут Фред отчетливо почувствовал что-то новое. Какой-то странный трепет внутри, отличимый от смущения. Он возник, стоило услышать о предостережении держаться от Кормака подальше. Широкая спина парня скрылась за поворотом и каменные стены обросли зеленью поля для квиддича. Сопернический матч за место загонщика. Страх и неуверенность. Вихрь образов завертелся все быстрее и быстрее. Фред бежит к своему окровавленному телу, убирая не свою палочку. Глаза влажные от слез. Секунда и он видит себя без сознания на постели в больничном крыле. Видок не из лучших. Вдруг все потемнело, но близнец отчетливо ощущал, как по щекам стекают слезы. Поглаживание по макушке, удивление, облегчение, крепкие объятья. Сердце упрямилось и не хотело останавливать разразившийся плач. Сказать, что Гермиона сильно переживала, значит, ничего не сказать. *** В больничном крыле стало слишком тихо. Староста стояла с палочкой в руках, на конце которой гаснул огонек. Действие чар подошло к концу, а староста хотела только провалиться под землю. Фред сидел на постели, слегка склонив голову, медленно приходя в себя.   Гермиона точно не знала, как использовать заклинание, но шестое чувство само подсказало выход. Поначалу ей хотелось показать все те неоднозначные моменты, что возникли между ней и близнецом, чтобы Фред дал четкое объяснение своим двойственным действиям, но воспоминания хаотичной волной дали волю предательской фантазии, вплетая сокровенные эмоции. Осознание, что задумка потерпела крах, пришло слишком поздно. Оттого встреча с ясными голубыми глазами стыдливо обожгла разум. Какая же она дура. Примерная староста только что безмолвно рассказала о своих чувствах главному шутнику школы, тому еще балбесу и бойкому на язык наглецу. - Фестрал тебя подери…