Жилец

Эрвину пришлось подхватить работу внезапно заболевшего коллеги, так что он несколько дней не отрывался от ноутбука, то и дело звонил и писал оставшимся коллегам. Ему временами даже в туалет было отойти некогда. Утром второго дня, после здорового двухчасового сна, он обнаружил, что на столе рядом с ним аппетитно дымится омлет. Эрвин поморгал. Рядом с омлетом появилась чашка кофе. Напротив за стол сел Леви. — Спасибо, — пробормотал Эрвин. Леви перегнулся через стол и отодвинул его ноутбук. — Жри. Полчаса они без тебя проживут. — Спасибо, — повторил Эрвин. — Дедлайн. У тебя, наверное, так не бывает… — Тс. Ты знаешь, что такое смотр? Нас каждый семестр дрючат так, тебе не снилось. Я как-то за полночи три картины написал. Он улыбнулся и принялся за еду. Эрвин проглотил омлет и отдал должное кулинарным талантам Леви. Кофе он тоже варить умел. Когда нормальные люди садились обедать, перед Эрвином выросла тарелка с пастой. И чашка чая. На ужин Леви разогрел остатки пасты и порезал салат. На Эрвина он смотрел сочувственно. Эрвин ел и чувствовал себя идиотом. Все-таки Леви не подписывался его кормить. С Кушель была договоренность насчет стола, но она соблюдалась, когда та была дома, что случалось редко. Но Леви ничего про это не сказал, ел и вежливо интересовался делами Эрвина. Так что, когда Эрвин закончил, он решил тоже устроить для Леви праздник. Утром он выполз на кухню. Леви уже жарил омлет на двоих. — Доброе утро, — мурлыкнул Эрвин. — Кушель нет? Леви помотал головой и сообщил, что мать уже ускакала и сказала, что вернется опять поздно. — Слушай, — сказал Эрвин, — я закончил с делами и предлагаю отметить. Как насчет «Королевы Имир»? Леви вытаращил на него глаза. Ресторан «Королева Имир» считался если и не самым дорогим, то одним из самых дорогих в городе. — Ты миллионер, что ли? — Нет, но иногда можно и шикануть. Так что? Пойдем? — Эрвин подумал и поспешно добавил: — Я бы позвал Кушель, но она будет поздно, а вечером там не сядешь даже в будни. Он ждал ответа Леви, и тот только кивнул. — Правда, мы будем не одни, — снова заговорил Эрвин. — Вообще-то, это идея моего коллеги. Но я угощаю, так что… — Тс. Леви было плевать на его коллег. Ему было приятно думать, что Эрвин его куда-то позвал. Впервые за эти два месяца, что они живут под одной крышей. Он бы и на «Макдональдс» согласился. Эрвин же не кинет его, как Йегер? До ресторана они доехали на такси. Коллега Эрвина ждал их у входа. Он помахал им, подошел, пожал руку Эрвину. — Привет, Эрв! Леви замер как вкопанный. Майк тоже замер, увидев Леви. Тот старательно изучал асфальт под ногами. Проглотив неловкость, он поздоровался с ним. Леви пробормотал в ответ что-то невнятное. Эрвин списал эту заминку на характер Леви и подумал, что дальше все пойдет легче. Но Леви и за столом сидел молча и на происходящее не реагировал. В конце концов он ушел в туалет. — Ты специально, да? — спросил Майк, когда Леви скрылся за неприметной дверью. — Откуда ты его вообще знаешь? — А что? Комнату я у них снимаю. Я же говорил. Майк подкрутил ус. — Это мой бывший. Мы учились вместе… Я искал натурщика… Ну и… А потом я учебу бросил. И его заодно. Я этим не горжусь, с моей стороны это было не очень порядочно, но так уж вышло. — Откуда же я мог знать, — огрызнулся Эрвин, чувствуя смутную обиду за Леви. — Думаешь, он мне что-то рассказывал? — Нет, конечно. Но теперь всем неловко. Леви не возвращался, и Эрвин забеспокоился. Порция бифштекса, заказанная для Леви, остывала. Майк хмыкнул и предположил, что Леви сбежал через окно в уборной. Эрвин поднялся и пошел проверить эту версию. В туалетной комнате стоял небольшой диван, на котором и нашелся Леви. Он сидел, сцепив руки, и глядя прямо перед собой. Как же с ним все-таки трудно. Эрвин на его месте либо ушел бы домой, либо превратил все в шутку. А Леви просто отсиживается в туалетной комнате, не беспокоясь о том, как это выглядит со стороны. Подумаешь, бывший. И откуда Эрвин мог знать? Он с Майком общался только по работе, понятия не имел, что тот учился на художника. И уж тем более — что он встречался с Леви. Майк так обрадовался, что они довели проект до конца, что на гора вывалил идею сходить в ресторан. А Эрвин, памятуя заботу о голодном себе, позвал Леви. Вот и все. В чем он виноват? В туалете больше никого не было, и Эрвин опустился на корточки перед Леви. — Прости, — сказал он. — Я не знал. Правда. Хочешь домой? Леви медленно поднял взгляд. — Все нормально. Просто не хочу с ним за столом сидеть. И домой не хочу. — Он опустил голову и едва слышно добавил: — Я опять все испортил. — Ничего ты не испортил. Эрвин сел рядом с ним. — Я знаю, что я странный, — проговорил вдруг Леви. — Мать даже по врачам таскала. Тс. — И вдруг добавил без всякой паузы: — Жрать хочу. — Ну, тебе сюда принести? Пойдем. Не знаю, что между вами произошло, но можешь есть с закрытыми глазами, если тебе противно на него смотреть. Майк, однако, понял, что лучше не оставаться. Он сказал, что ему позвонили, надо отлучиться по срочной надобности. Извинился, распрощался и ушел. Эрвин и Леви остались одни. Леви сжевал остывший бифштекс, проигнорировав предложение Эрвина попросить разогреть. В целом, обед прошел лучше, чем можно было ожидать при таких обстоятельствах. Леви заговорил об особенностях интерьера, сохранившегося еще со времен Карла Третьего, и беседа потекла в сторону классицизма. Эрвин признался, что в детстве его ужасно пугала «Смерть Марата»*, которую он видел в одной из материнских книг. Леви сказал, что его пугали больше бесконечные Саломеи и Юдифи* с головами. Даже «Сатурн, пожирающий своего сына»* и монстры Босха не внушали ему такого ужаса. — Я бы блевал дальше, чем видел, — говорил Леви, отпивая вино, — а у этих дамочек такой вид, будто они корзинку с фруктами держат, а не мертвую голову, из которой кровища льет, как из фонтана. Эрвин, наверное, ни разу еще не слышал от него такой длинной фразы и невольно улыбнулся. — Чего лыбишься? — тут же ощетинился Леви. — Ничего. Просто заметил, что охотно ты говоришь только о картинах. По крайней мере, со мной. — Ну, ты слушаешь. Он так это произнес, будто не понимал, почему Эрвину не очевидно, что Леви готов говорить с любым, кто будет слушать. На самом деле Леви не всегда спешил делиться своими мыслями даже с однокурсниками или просто знакомыми художниками. Он еще подумает десять раз, стоит ли вообще с тобой заговаривать о картинах. И уж точно кого попало не потащит смотреть на Каналетто. Петра говорила, что он слишком строг к людям. Но почему? Где гарантия, что какой-нибудь недоподражатель Энди Уорхола не поднимет его на смех, если он начнет рассуждать о том же Давиде или Кранахе? Против Уорхола он ничего не имел, но его бесило, когда люди закатывали глаза и начинали трещать, что академизм уже никому не нужен, надо делать перфоманс, потому что публика сейчас не поймет ничего, пока ей не скажешь, что это концептуально. Даже Майк как-то сказал ему: «Ну, вот напишешь ты новую «Джоконду», может, у тебя даже получится лучше, и что? Кому это нужно сейчас? В чем ее идея? Она против чего-то борется? Выступает за права меньшинств? Выражает экзистенциальный ужас?» Майк и колледж бросил, потому что, думал Леви, не хотел учиться «устаревшим традициям и приемам». И что? Сидит теперь в той же конторе, что и Эрвин. Леви вспомнил о Майке, и что-то отразилось на его лице. Эрвин удивленно вскинул брови. — Все в порядке? — спросил он. — Тс. — Славно. Десерт? — Тс. Эрвин поднял руку, чтобы позвать официанта. Когда вышли из ресторана, Эрвин вдруг предложил снова пойти в музей. Леви удивился, но принял приглашение. Эрвину хотелось еще раз послушать, как Леви говорит о картинах. Ему было ужасно интересно. В детстве он иногда попадал к матери на работу и слушал ее экскурсии. Хотя он и был слишком мал, чтобы запомнить и понять хоть что-нибудь, внимал с искренним интересом. Леви, конечно, экскурсоводом не был, ему не хватало ораторских талантов, но подкупал жар, с которым он делился впечатлениями и мыслями. У музея их ждало разочарование. Сегодня он закрывался раньше. Они потоптались среди коринфских колонн, обошли здание и вышли на другую улицу. Тут было меньше туристов. Леви провел Эрвина по паутине закоулков, и они оказались на набережной, спустились к воде и сели на ступеньках. От воды веяло прохладой, и почему-то было очень тихо. Эрвин вдруг понял, что держит Леви за руку. Несколько минут они молчали, глядя на воду. — У вас с матерью серьезно? — спросил вдруг Леви, и его рука дрогнула в ладони Эрвина. — Мне не хотелось бы это обсуждать, — мягко отозвался Эрвин. — Я имею право знать, если ты собрался стать моим отчимом. Он не смотрел на Эрвина. Лицо его было абсолютно спокойным. Но Эрвин чувствовал, что одно неосторожное слово может разбудить вулкан. — Ладно, — сказал он. — Твоя мама — прекрасная женщина. — Я знаю. У вас серьезно или нет? — Честное слово, это самый неловкий разговор в моей жизни… Нет, Леви. У нас ничего серьезного. Только не думай, что я… Она сама так решила. Леви кивнул и поднялся. — Только не думай, что ты первый. Пойдем. Я тебе еще кое-что покажу. Эрвин не стал отвечать, поднялся на ноги. Они двинулись вдоль набережной к видневшейся вдали решетке парка. Эрвин подумал, что Леви ведет его туда, но ошибся. Они свернули на длинную извилистую улицу и долго шли мимо старинных домов. Один из них украшала табличка: «Здесь жил и работал…» — Леви потащил Эрвина внутрь, и он не успел прочитать. Внутри оказался музей. Совсем крошечный, всего в несколько комнат. Им навстречу вышла сотрудница. Она куталась в серую шаль. В ее светлых глазах промелькнуло узнавание. — Леви, — пропела она. — Привет. Эрвин, это Дина. Она занималась со мной рисунком, когда я учился в школе. — Хотите чаю? — спросила Дина, улыбаясь. — Мы закрываемся уже. — Потом. Можно мы быстро?.. — Ну, идите. Леви провел Эрвина по всем комнатам, не задерживаясь, и в конце концов подвел его к крошечной картине в тонкой раме, которая висела в углу последней комнаты. — Узнаешь руку мастера? — спросил он. Эрвин вгляделся в картину. Ничего особенного: вид на набережную, где они только что сидели. — Нет, — признался Эрвин.  — Тс. Это моя картина. — Да ну? — Это правда. — Дина вошла в комнату вслед за ними так тихо, что Эрвин ее не сразу заметил. — Леви подарил мне ее, когда уезжал в колледж. А я повесила здесь. — Ясно. А чей это дом? Она рассмеялась. — А вы даже внимания не обратили? — Она показала на большую фотографию на той же стене. — Это мой дедушка. Он был писателем и художником. Не самым известным, но город им гордится. Леви его знал немного. Он уже совсем старенький был, когда Леви приходил ко мне заниматься. Это наш семейный музей. Так что насчет чая? Они возвращались уже в темноте. После чая в музее они зашли поужинать, а потом их опять понесло на набережную. Они долго шли вдоль реки, иногда останавливаясь, чтобы покурить или полюбоваться подсветкой на здании на том берегу. Эрвин не помнил, когда последний раз столько ходил. Леви признался, что тоже давно так не гулял, хотя любит ходить пешком. Он рассказал про Дину и ее деда. Лет в семь Леви заявил матери, что хочет учиться рисовать. И мать нашла через каких-то знакомых знакомых Дину. Она ухаживала за дедом и не могла надолго уходить и учила на дому. И Леви стал ходить к ней. Она была строгой, требовательной, но доброй и справедливой. Дед ее, уже почти не покидавший постели, иногда прикатывал к ним в гостиную на инвалидной коляске и заглядывал внучке и ее ученику через плечо. Он задавал Леви стандартные вопросы, которые все взрослые задают детям при знакомстве, показывал свои картины, рассказывал что-то о художниках и давал ему книги об искусстве. Леви он не очень нравился, но он был по-своему добр, да и старость многое извиняла. Еще у Дины был сын-подросток. Теперь он адвокат. — Помнишь Эрена? — Эрвин кивнул. — Это его брат. По отцу. — И они общаются? — спросил Эрвин, хотя ему было абсолютно все равно. — Ага. Он нас даже из кутузки как-то вытаскивал. Мы в баре подрались с какими-то упырями. У Эрвина по лицу пробежало странное выражение. Леви удивился, но ничего не спросил у него. Они снова держались за руки, и Леви боялся, что лишний вопрос заставит Эрвина спрятать руки в карманы. А Леви бы этого очень не хотелось. Ему было ужасно хорошо идти с ним в полумраке и разговаривать о всякой ерунде. Когда они совсем устали, Эрвин отыскал ближайшую к ним каршеринговую машину. Только сев на сиденье рядом с Эрвином, Леви понял, как устал за этот длинный день. Он вытянул руку и покрутил ручку допотопного приемника. Звонкий женский голос передавал прогноз погоды на завтра. На другой волне какой-то парень прокуренным голосом пел про девушку, которая бросила его. Еще одна станция передавала радиопостановку пьесы Бернарда Шоу. Леви остановился на ней. — Слушай, — спросил вдруг Эрвин, когда они остановились на светофоре, — это не мое дело, так что можешь не отвечать, если не хочешь. Только не огрызайся. Но что произошло у вас с Майком? — А что произошло у меня с Майком? — Он сказал, что вы нехорошо расстались. Леви стало неуютно. Он уже почти забыл про встречу с прошлым. Но по голосу Эрвина он понял, что тот напридумывал Майку грехов. Тут же вспомнился мерзкий блондинчик из бара. — Ничего такого, — сказал Леви. — Он просто бросил колледж и уехал. И ничего мне не сказал. Я пришел к нему, как обычно, а его сосед сказал, что он съехал. Вот и все. — Что, даже смс не прислал? — Нет. Он посмотрел на Эрвина. Тот хмуро глядел перед собой. Ему, наверное, неприятно осознавать, что его приятель, коллега, оказался таким непорядочным. — Забей, — сказал Леви. — Я не ожидал его увидеть. Вот и… Забей. Мать была дома и не спала. Вид у нее был такой, будто на ней пахали. Леви усадил ее на диван и принялся массировать ей плечи. У него было хорошее настроение, и ему хотелось порадовать мать. — Спасибо, солнышко, — мурлыкнула она. — Сделаешь чаю? Я завтра уеду. — Куда? — Выездное мероприятие в пригороде. Надо все проверить и вообще… Род хотел отправить Найла, но… — Почему ты их не пошлешь? Леви стоял перед ней и тупо смотрел на нее. Он не понимал. Мать уезжает? Сейчас? Когда он здесь? Еще не хватало. Кушель открыла глаза и посмотрела на сына так, что он тут же позабыл обо всех своих детских обидах. — Это всего на два дня, — отчеканила она. — Прости. Леви кивнул и пошел на кухню делать чай. Когда он поставил на журнальный столик чашку в блюдце, мать вдруг спросила: — Почему ты не сказал, что потерял телефон? — Тс. Мать устало потерла виски. — Не будь дураком! Я пришла, вас нет. Позвонила тебе, а на том конце какая-то девица! Она сказала, что нашла телефон на улице. В какой-то подворотне. Не хочешь мне рассказать, какого черта происходит?! Леви стоял перед ней, безвольно опустив руки вдоль тела. Он представил, что будет, если он расскажет про блондинчика. Его чуть не изнасиловали. Матери про такое лучше не знать. — Не молчи. Леви, пожалуйста, я слишком устала. — Ну, это тогда… Выронил пьяный, и все. Она снова потерла виски. — Солнышко, почему не сказал сразу? А если бы что-нибудь случилось, а ты не смог бы мне позвонить? Или я тебе? Ну, тебе же не десять лет. Ладно. Девица отказалась возвращать его, так что я позвонила в компанию и заблокировала номер. Новый куплю, когда вернусь. Или сам купи. Мне все равно. У тебя же есть деньги? — Немного. На телефон не хватит. Она тяжело вздохнула, протянула руку, и он послушно сел рядом и позволил себя обнять. — Прости, мам. Это случайно вышло. — Ничего, милый. Просто я не могу понять, почему ты мне не сказал. В голову такое лезло… Не скрывай от меня ничего, ладно? Он лег на диван, устроившись головой на ее коленях, она наклонилась и поцеловала его в голову. Леви улыбнулся. — Тебе помочь собраться?